Адыгская соль Часть 18

IV.ВОЗВРАЩЕНИЕ.

18.Мужское решение.

Адыгэ Хабзэ: О пожертвовании.
«Где бы ни жил человек, следующий Хабзэ, и сколько бы ни было у него соседей, ведающих Хабзэ, собирайте каждый часть дохода семьи: меньше, если она небогата, больше, если она состоятельна.
Тратьте деньги во благо общины, не допускайте в ней бедной жизни и нужды. Знайте, чем больше будет денег, принадлежащих общине, тем больше облегчится жизнь каждого, и вы сможете с достоинством и радостью намечать цели и достигать их.
Не давайте денег лодырям и бездельникам, но если есть сирота, вдова или калека, сделайте так, чтобы они жили, не думая о том, где и как раздобыть кусок хлеба и одежду.
Поистине, кто много даст сирому и убогому, тот велик перед ликом Тха, но если у человека есть 10 монет, и он отдал 5, а у другого есть 100, и он тоже отдал 5, то первый будет более велик перед Тха, ибо взял от себя больше».
(Адыгэ Хабзэ. Часть I. О пожертвовании)

«Исмаил»: Часть 3.(начало мая 1864 г.)

«- Вот, сын, правило нашего рода, о котором не переставал говорить твой дед, - вспоминал раненный Барич, лежа на соломе в телеге, которой ловко управлял его младший сын Исмаил.
Внезапная схватка во время проливного дождя с вооруженными всадниками, охранявшими всех схваченных в горном лагере, дорого стоила семье молодого воина. Двое братьев Исмаила и дед Тат погибли. Самый старший рода сломал ногу, а дед Пак мучился от вывиха левой руки. Да и колкие раны Барича, нанесенные им самим перед сражением, не так быстро заживали, как хотелось бы. К тому же все женщины и дети, которых храбрая Саламат увела от дороги вглубь леса, опасаясь возвращения вооруженного отряда военных, исчезли в неизвестном направлении.
- Твой отец говорит святую истину, парень, - устало покачал головой самый старший рода – дед Бабый. – Сколько себя помню, мы все откладывали понемногу. Ой!
Старик хотел сказать еще что-то, но неудачно повернулся на бок и тут же почувствовал острую боль в ноге.
- Ты, Бабый, лучше не вертись по сторонам. Мы твою ногу крепко к доске привязали, чтобы она быстрее срослась, - помог Гумзаг старшему брату занять прежнее удобное положение.
- Ох-хо-хох! Да хранит Всевышний наших братьев! – удрученно вздохнул старик Пак, аккуратно приподнимая свою вывихнутую руку. – Сперва Салих, а теперь еще Тат, наши сыновья да двое сыновей Барича перешли в мир иной и будут ждать там нашего прихода.
- Не каркай! – заворчал Гумзаг, самый младший из братьев деда Салиха. – Нам пока и тут хорошо.
- Чего же тут хорошего, брат? – горько усмехнулся Бабый, с трудом вынося ноющую боль в ноге. – Родную землю захватывают чужаки. Родное селение и отчий дом сожженны. Близкие покидают нас один за другим. А теперь еще и женщины с детьми куда-то запропастились.
- Не переживай, дед Бабый! Мы их непременно найдем! – поспешил Исмаил успокоить старшего. – Без моей Саламат мне не жить!
- А когда мы их найдем, то выберемся на берег моря и сделаем всё, чтобы переплыть на другой берег, - подхватил следом за ним Гумзаг.
- Это что к османам, что ли? Чтобы их султану служить? – искренне возмутился дед Пак. – Да я в жизни не склоню свою седую голову перед турками. Не бывать этому!
Внезапное негодование Пака вызвало тихий смешок среди двух братьев Исмаила, оставшихся в живых после неравной схватки.
- Ты, тата, не переживай! Османы тебя к себе на службу не возьмут, - усмехнулся один из них.- Им сварливые старики не нужны.
- Эх, Татый! Татый! – обиженно нахмурился старик. – Когда Всевышний ум раздавал, у него на тебя сил не хватило. Только одни глупости и говоришь.
- Не слушайте его, дедушка Пак! Это у него от раны в голове помутилось, - поддержал старшего Исмаил. – Зачем нам родные края покидать да на чужбину по своей воле отправляться? Говорят же: родной дом дороже золотого.
- Ты, парень, самый младший из нас. И в разговор старших не встревай! – осадил его второй брат, бросая на него сердитый взгляд. – Как нам теперь жить на этой израненной земле? Всё сожженно и уничтожено. Ничего не осталось. Нам лучше молиться Всевышнему и просить Аллаха, чтобы османы приняли нас.
- Не ругай своего брата, сынок! – перебил его Барич. – Перейти к османам мы, конечно, можем. Но вряд ли уже вернемся назад на родину, если вдруг передумаем. Да и не всё у нас отнято.
- О чем ты, отец? – почти в один голос спросили его старшие сыновья.
- Мы с Исмаилом нашли сокровища нашего рода. С таким наследством ни мы, ни наши дети не пропадут.
- Как? О Всевышний! – встревожился дед Бабый, забыв о своей больной ноге. – Вы нашли заветный узелок в лесном доме Салиха?
- Да! И тот, что хранился в погребе нашего дома, - поделился Исмаил со своими близкими.
- О Всевышний! Мы спасены! – с облегчением вздохнул Гумзаг. – Мы заплатим османам и будем жить, как настоящие султаны.
- Ты, Гумзаг, не торопись! Это наследство всего нашего рода, - охладил его пыл старик Пак. – Несколько веков наши предки и наши отцы собирали его по крупицам. А ты собираешься всё отдать туркам просто так? Не бывать этому!
- Дед Гумзаг прав, тата! – возразил ему Татый. – Все собирали это богатство на черный день. И, кажется, этот день пришел. У каждого из нас есть своя семья. Надо разделить наследство на равные доли между всеми. И пусть каждый решит сам: останется ли он с чужаками на родной земле или отправиться к османам на чужбину.
- Ох, Татый! Татый! У тебя в голове одна большая дыра, - ворчал дед Пак, тяжело приподнимая время от времени свою вывихнутую руку. – Разве можно общее родовое наследство делить? Как и наши отцы, мы должны сохранить его и передать в целости и сохранности нашим детям, а те – своим.
- Дядя Пак прав, сынок! Мы не должны бездумно тратить наследие наших предков. Хороший сын не нуждается в отцовском наследстве! – поддержал мудрого старца Барич. – Наоборот, наш долг – его приумножать! Пока жив я, пока живы вы, мои сыновья: Татый, Хатук и Исмаил, будем непреклонно следовать священному правилу нашего рода.
- Но, отец! О чем ты говоришь? – вдруг вступил в разговор его второй сын Хатук. – Если мы останемся здесь, то не сможем ни следовать правилам рода, ни сохранить родовое наследство.
- Это еще почему? – нахмурился дед Бабый.
- Не ровен час, натолкнемся мы на военных или беглых, которыми кишат наши леса, и те безвозвратно отнимут у нас всё. Лучше немедленно его разделить и разбрестись. Кому-то, может быть, и удастся выжить. Тогда наш род не погибнет, не сгинет в пустоту, наш род продолжится. Отец! Где это наследство?
- О Всевышний! За что ты наказал меня и мою добрую жену такими жадными сыновьями? – взмолился расстроенный Барич, устыдившийся слов своего среднего сына. – Слава Тха, у нас нет его при себе!
- Как? – воскликнул разочарованный Татый. – Неужели Вы его где-то спрятали, отец? Стой, Исмаил! Поворачивай телегу назад! Нам нужно вернуться туда и забрать своё.
- Не своё, а наше, парень! – с укором усмехнулся дед Пак. – Не присваивай себе одному то, что принадлежит всему нашему роду.
- Свое… Наше… Хватит! – осадил спорщиков самый старший, дед Бабый. – Делите шкуру неубитого осла. Хм! В народе еще говорят так: кто не с аулом у того ослинная голова. Ты, Татый, не перегибай! Не к добру это. А ты, Пак, держи язык за зубами! Не играй с огнем! Ну, чего раньше времени ссоритесь? Может, от этого родового наследства и след простыл?
- След не простыл. Ничего, мы его вернем, - покачал головой Исмаил, недоумевая, где искать женщин и детей их семьи.
- Вернем? – оторопел расстроенный Татый, еле сдерживая свое негодование. – Да где же мы его найдем, коли скоро к морю выберемся?
- Эх! Знаю я, где родовые сокровища! – вдруг воскликнул дед Бабый, вспомнив молодую невестку Саламат, что подбегала к их перевернутой повозке с намерением им помочь, в её руке он заметил знакомый узелок. – Поторипись, Исмаил! Найдем близких, потерянное тотчас само вернется. Коли Всевышний даст!
И мудрый старик добродушно улыбнулся, бросая заговорческий взгляд в сторону повернувшегося к нему удивленного Исмаила.
- Хорошо, тата! За мной дело не станет. Держись крепко! – и молодой воин, тихо присвистнув, подбодрил свою усталую лошадь, тянувшую более суток тяжелую телегу с ранеными по лесистому склону.
Спустя пару часов, проведенных в тягостном молчании, измученные мужчины добрались до каменистого берега Черного моря. Как ни странно, но ни одна живая душа не встретилась им по дороге. К тому времени майское солнце уже спряталось за горизонт, оставляя на небе после себя багряное зарево заката.
Постепенно сгущались сумерки. Но, даже очутившись в кромешной темноте, бывалые воины помнили, что следует хранить бдительность и быть еще более осторожными, чем при свете дня. К тому же среди них были старики и раненые.
- Послушай, отец! – тихо обратился к Баричу находчивый Исмаил. – Уже совсем стемнело, да и лошади так устали, что дороги не разбирают. Спрячу-ка я повозку с вами здесь за ветвистыми деревьями, а сам пойду, огляжусь. Как найду Саламат с остальными, вернусь за вами.
- Хорошо, сын! Будешь возвращаться, подай особый знак, чтобы не убили тебя по случайности, - предупредил его отец, приподнимаясь.
- Ладно! Услышите крик филина, знайте, свой идет, - и молодой человек спрыгнул с повозки на землю.
- Лучше бы ты, брат, умел соловьем заливать! – усмехнулся Хатук, занимая место возницы. – А то не трудно будет с настоящим филином перепутать.
- Вот ты, брат, и пой соловьем. Я тебя вмиг от настоящего отличу.
Не желая тратить время на пустые перепалки с болтливым братцем, Исмаил тихо прокричал для наглядности, как лесной филин, и тут же поспешил на поиски своей жены. Стараясь оставаться незаметным, он крался за ветвистыми деревьями, не выходя на каменистый берег, что был уже полностью покрыт ночной теменью. Время от времени он делал быстрые перебежки, успевая осматриваться на ходу. Мерцавший сквозь пепельные облака слабый свет луны предательски обволакивал серебром облик Исмаила, словно намеренно выдавая его присутствие.
- Стой! – вдруг услышал молодой воин чей-то мужской голос, хотя и не понял смысла сказанного.
Бросившись тут же к деревьям, он поспешил скрыться от предательницы-луны и незнакомца. Посмотрев вниз на ноги, он вдруг вспомнил, что одет, как охранник. А немного подумав, осознал, что говоривший с ним был никем иным как военным. Вот кого он бы не смог понять ни при каких обстоятельствах! Убедившись в том, что может сойти за чужака, Исмаил рискнул и вышел на берег, приглядываясь к окликнувшему его человеку.
- Стой, браток! – подошел к нему ближе тот, явно не собираясь в него стрелять.
- Ммм! Ммм! – замычал находчивый воин, стараясь не выдать себя.
- Эх, браток! Да ты, кажется, немой. Или тебе вырвали язык местные дикари? – сочувственно проговорил военный, подходя ближе к нему. – Вот беда так беда! А я уж было обрадовался. Вижу, свой идет. Думал, наконец-то, поговорю.
- Ммм! Ммм! – продолжал Исмаил громко мычать ему в ответ.
- Эх, браток! Сожалею! Полдня здесь с местными бабами да ребятней вожусь. Хм! В лесу глупые на наш отряд натолкнулись. Мокрые, грязные, бегут куда-то без оглядки. Вот мы их сюда и привели. Все офицеры в лес вернулись, а я один с ними остался, - искренне делился своими новостями военный, оказавшийся поручиком. – Жду, когда переводчик приедет. Эти бабы, как вороны, галдят, наперебой что-то меж собой балакают, а я их дикарский язык не понимаю. Знаю только, что самую молодую и красивую зовут Саламат. Имя-то какое!
Ничего не понимая из слов военного, Исмаил вдруг затаил дыхание, едва услышав имя своей жены. Внимательно вслушиваясь, он пытался хоть что-нибудь понять. В очередной раз он глубоко сожалел, что не знал языка военных.
- Пойдем, браток! Вместе веселее будет. Хоть ты и не говоришь, зато слышишь. И то дело! – потянул поручик Исмаила за собой.
Предполагая, что радушный военный что-то знает о Саламат или даже видел её, молодой воин не стал возражать. И только очутившись у костра, вокруг которого ночевали его родные и близкие, он осознал, на какой неоправданный риск пошел и какую непростительную ошибку совершил. На его счастье, усталые за день и измученные дневным бегством под проливным дождем женщины и дети, казалось, мирно спали. Окруженные парой солдат, они совсем не обращали на них никакого внимания. Время от времени одна из женщин привставала и оглядывала спавших крепким сном детей, словно главная курочка в курятнике стерегла желторотых цыплят. Затем она снова укладывалась и засыпала. Спустя время следом за ней другая женщина, её соседка, делала то же самое.
- Гляди, как спят! – усмехнулся поручик, рукой указывая на своих пленных. – Как воронье племя со своим выводком. Где их мужики, ума не приложу. Бог с ними! Подойдем, браток, ближе! Покажу тебе мою Саламат. Красавица! Брови в разлет, глаза - как два глубоких озера, шея лебединая, а стан… Стан у неё такой тонкий и гибкий. Видно, у неё нет еще своих детей.
И очарованный красотой молодой жены Исмаила военный повел его самого к тому месту, где устроилась та, о ком он говорил с пылкостью влюбленного. Не понимая ни единого слова, кроме имени Саламат, молодой черкес, одетый в военную форму, делал вид, что хорошо слышал своего излишне откровенного собеседника. Ему и в голову не приходило, что несчастный расхваливает красоту его жены, не скрывая при этом своих сладострастных намерений.
- Вот! Смотри какая! Саламат! Моя Саламат! – и влюбленный поручик встал над одной из молодых женщин, задремавшей на том самом узелке, в котором хранилось всё их родовое наследство.
Узнав сразу Саламат по одежде, Исмаил подошел ближе и удивленно взглянул на неё сверху вниз. По воле случая молодая женщина резко открыла глаза, готовая кинуться, словно ловкая кошка, защищая свою честь. Но, увидев перед собой своего мужа, она оторопела от изумления и даже открыла рот, хотя не издала ни звука.
- Не надо кричать, красавица! – подскочил к ней тут же услужливый военный.
Помогая молодой женщине встать, он невольно оттолкнул ногой заветный узелок, на котором она только что лежала. Опасаясь худшего, сердце молодого воина замерло. Слишком многое стояло на кону!
- Ох, уж эти бабские тряпки! – с пренебрежением бросил поручик, выводя удивленную Саламат на лунный свет. – Смотри какая! В серебре луны она еще красивее!
Явное восхищение чужака его женой поначалу вызвало у Исмаила безмерную ярость. Он чуть не бросился наказать наглеца, позарившегося на чужое. Однако благоразумие вовремя остановило его мужскую ревность. Да и напуганные глаза Саламат отчаянно предупреждали его о неминуемых последствиях его любого опрометчивого поступка.
- Ах, какие глаза! Не глаза, а глазища! Сама Луна ей завидует, - не унимался влюбленный военный.
Но не успел он договорить, как одна внезапно проснувшаяся женщина увидела, как двое военных рассматривают её родственницу при свете луны, и от страха заголосила, что есть силы.
- О Всевышний! Несчастная Саламат! Эти шакалы надругались над ней. О Всевышний!
Истошный крик напуганной женщины разбудил остальных. А те, не понимая, в чем суть дела, последовали её примеру. Невообразимый женский ор пронесся над головами обескураженных солдат. В доли секунды, казалось бы, немой молодой военный сориентировался и бросился к несчастной зачинщице внезапного переполоха. Закрыв ей рот своей рукой, Исмаил сделал вид, что достает кинжал, намереваясь наказать нарушительницу покоя. Увидев перед собой живого родственника в военной форме, несчастная женщина оцепенела от неожиданности.
- Успокой остальных, Зэрэдах! – едва слышно пробурчал ей на ухо молодой воин, делая вид, что грозно мычит. – И пусть все молчат!
Между тем, остальные женщины и проснувшиеся дети тоже оторопели, глядя на то, как их всеми любимый Исмаил, переодетый в форму чужаков, собирается перерезать горло их старшей родственнице.
- Эй, браток! Ну, ты и крут! Оставь её! – осадил лихача поручик, пораженный быстрой реакцией своего немого товарища.
Подбежав к нему, он отдернул его руку, отталкивая от оцепеневшей от потрясения женщины. Придя немного в себя, Зэрэдах поспешила исполнить указ младшего деверя:
- Ничего страшного! Скоро нас всех отпустят. Наш брат заберет нас, и мы все уедем с этой проклятой земли.
Уверенный голос старшей родственницы и её убедительные слова, понятные только её родным, сняли пелену страха с их глаз. Переведя дыхание, все они вернулись на свои места у затухавшего костра. Несчастные женщины не сводили своих изумленных очей с Исмаила, свалившего на их бедные головы неведомо откуда. Правда, иногда она смотрели на затаившуюся Саламат, ревностно следившую за каждым движением её мужа.
- Что это? – вдруг воскликнул поручик, заметив на каменистом берегу светлый сверток. – Боже! Это же донесение! То самое донесение, которое так ждет наш генерал.
- Ммм! Ммм! – закивал головой ему в ответ находчивый Исмаил, чувствуя, как бешенно бьется его средце.
Казалось, настороженная Саламат тоже слышала его учащенный пульс. Хотя, на самом деле, это был стук её собственного сердца, вторившего биению сердца её избранника. Она первая заметила, как злополучный сверток выпал на камни в тот самый момент, когда поручик пытался его атаковать.
- А ты, немой, везунчик! Тебя ждет большая награда за это донесение, - не мог прийти в себя от радости военный, разворачивая сверток. – Останешься за старшего, а я со своими людьми – туда и обратно. За такую находку генерал нас повысит в чинах.
Лишь догадываясь об истинной причине радости странного военного, Исмаил согласно промычал ему в ответ, стараясь не делать лишних движений. Всё, что ему надо было, - это скорый отъезд бдительных охранников его родных.
- Жди нас, браток! Нам пары часов хватит обернуться, - подошел воодушевленный поручик к своему коню и, сев на него, сделал знак своим людям следовать за ним.
Вдруг он, словно вспомнив что-то важное, развернул своего скакуна и подъехал к взволнованной Саламат. Бросив на неё восхищенный взгляд, он подхватил её на лету. Неожидавшая такого поворота, молодая женщина не успела выдохнуть, как оказалась на коне поручика. В тот же миг он устремился в лес, а следом за ним уже спешили верхом его солдаты.
Настолько всё быстро произошло, что Саламат даже не заметила, как выронила заветную книгу деда Салиха, обернутую в парчовую ткань, что она так старательно прятала даже от родных всё это время. Между тем, застигнутый врасплох Исмаил не сразу нашелся и упустил свою возлюбленную. Правда, он сразу приметил священную книгу их рода на камнях. Ему ничего не стоило догадаться, почему его жена так ревностно скрывала её от всех. К своему сожалению, он понимал, что не сможет уже догнать военных без коня.
Понурив голову, молодой воин медленно подошел к тому месту, где еще недавно стояла освещенная серебристым лунным светом Саламат. Присев, он аккуратно поднял уроненную ею книгу, украшенную золотом, и благоговейно провел по ней своей рукой.
- Чего ты ждешь, Исмаил? – нетерпеливо окликнула его Зэрэдах, подходя к нему ближе.
Не желая показывать родовой оберег замужней женщине, Исмаил спрятал его туда, где прежде хранил злополучное донесение. По воле проведения он его нашел именно тогда, когда потерял свою горячо любимую жену.
- Исмаил! Догони их! Верни Саламат! – настаивали взволнованные жены его братьев, обступившие его со всех сторон со своими детьми. – Спаси её! Он надругается над ней и обесчестит твое имя.
Чувствуя, как кровь закипает в его жилах с каждым их словом, раскрасневшийся от негодования молодой воин с большим трудом сдерживал себя от неверного шага. Его храброе сердце рвалось следом за его возлюбленной, а светлый разум предупреждал об опасности для всей его семьи. Перед ним стоял трудный выбор.
- Нет, Зэрэдах! Я должен отвести вас всех в безопасное место. Я должен привести вас к отцу, - решительно произнес Исмаил, чувствуя, как отчаянно сжимается его сердце.
- О Исмаил! Как же так? Она спасла наши жизни, и её смерть будет на нашей совести, - не удержалась старшая женщина и расплакалась, смирясь в душе с окончательным решением мужчины.
- Не беспокойся! Всевышний поможет ей. Но я вернусь сюда, вернусь за ней. Молитесь! И, может, ваши молитвы спасут её. Чем быстрее я вас уведу, тем скорее вернусь назад, - выдавил из себя молодой воин, которому казалось, что сама жизнь удаляется от него с каждым шагом коня поручика, увозившего его избранницу всё дальше и дальше.
Опечаленные женщины слушали его, утирая горькие слезы. Старшая из них – Зэрэдах подобрала узелок Саламат и передала его Исмаилу.
- Вот! Это её…
Взяв всё то, что осталось от его возлюбленной, Исмаил вдруг оцепенел. Мягкий на ощупь узелок мог хранить внутри только ткань да тряпки. Никаких сокровищ в нем больше не было.
- О Всевышний! Как же так! Наше родовое наследство! – удрученно выдохнул молодой человек, не готовый ко второму жестокому удару судьбы.
Развернув злополучный узелок, он провел линию опустошенным взглядом по разноцветным платкам и женским тряпкам, не зная, как быть дальше. В то же мгновение лунная ночь показалась ему кромешной тьмой, в которую он проваливался всё глубже и глубже. Все надежды семьи на благополучное спасение рассыпались, словно пепел их сожженного отчего дома.
- Не беспокойся, Исмаил! – подошел к молодому воину один из сыновей его старшего брата. – Если ты думаешь об этом, то оно здесь всё с нами.
С этими словами смышленный паренек положил на развернутую ткань в руках огорченного дяди горстку золотых монет, что прятал в своем кулаке. Следом за ним остальные дети и женщины отдали свои доли наследства, которое находчивая Саламат успела раздать им всем в тот момент, когда они натолкнулись на отряд военных в лесу. Вскоре целая горка сокровищ выросла поверх платков и тряпок. Восстановленое наследие предков обнадеживающе блестело при лунном свете.
- Ах, Саламат! Саламат! Да сохранит твою жизнь Всевышний! – устало выдохнул Исмаил, почувствовав, как его отчаявшееся сердце вновь ожило. – А теперь в путь! Не будем мешкать!
Собрав всё в один узел, молодой черкес оглядел с благодарностью всю свою измученную родню. Слезы радости и отчаяния катились по его осунувшимся щекам. В ответ на его благодарный взгляд каждый старался ласково улыбнуться в надежде его приободрить. Не желая подводить свою семью, Исмаил собрался с духом и повел всех туда, где их с нетерепением дожидались раненные мужчины.
Однако выбрав путь спасения своей семьи, молодой воин не переставал казнить себя в душе за то, что был вынужден пожертвовать своей любовью. Хотя он всё же не терял надежды снова увидеть свою жену живой, даже тогда, когда он один вернулся к тому месту на каменистом берегу, где злосчастный поручик подвел его к спавшей Саламат.
Воссоединив свою семью, а вернее то, что от неё осталось, он вручил отцу родовое наследство. Не теряя время, он тут же бросился назад, опасаясь, что его возлюбленная неожиданно вернется и никого не найдет на берегу. Всё, что ему оставалось теперь, это молиться Всевышнему, умоляя его вернуть его любовь, без которой для него не было никакой жизни ни на родной земле, ни на чужбине».

9-11 апреля 2012 г., г. Майкоп 

С трудом выводя буквы в блокноте, Аслан Теучеж пытался высвободиться от тяжести мучительных дум, одолевавших его на обратной дороге из Майкопа в Сочи. Сидя в одиночестве в электричке, он погрузился с головой в творческий процесс. Он старался забыть хотя бы на время всё то, с чем ему пришлось столкнуться за последние три дня, проведенные в Солнечной Адыгее. Однако все его старания ни к чему не привели: мысли путались, слова не подбирались, ритм рассуждений сбивался, да и удовольствие от написанного было призрачным. В конце концов, смирившись со своим неприятным состоянием, начинающий писатель сложил блокнот и тут же спрятал его в спортивную сумку.
Посмотрев на неё внимательно, молодой человек вспомнил, как три дня назад приехал в Майкоп на такси с одной небольшой кожаной барсеткой, что теперь лежала в сумке вместе с остальными вещами. Как ни странно, но было что-то символичное в том, что домой он приехал налегке, хотя и глубоко потрясенный случившейся с его двоюродным братом свадебной трагедией, а теперь возвращался он нагруженный и не только своими вещами и всяческой снедью. Груз тяжелых воспоминаний и тяжесть возложенной на него ответственности давили на него, путали его мысли и требовали незамедлительных действий.
Оглядываясь назад, Аслан Теучеж с болью в сердце вспоминал мучительную встречу с матерью в больнице и её осуждающий взгляд. Она так и не простила его за решительный отказ приехать на свадьбу Мадина. Когда он увидел Галину Касимовну в холле городской больницы, она была расстроена и глядела на появившегося сына с немым упреком. Несколько минут она держала дистанцию, не скрывая своей материнской обиды. А её заплаканные глаза застыли в безмолвном крике.
Тягостное молчание повисло между матерью и её младшим сыном, словно секач палача. Казалось, один легкий вздох, одно короткое слово, одно малейшее движение или случайный шаг, и острое лезвие обрушится на них со всей силой. И тогда весь бренный мир разлетится на мельчайшие осколки и превратится в безжизненный прах и нетленный пепел в адском огне мучительных страданий.
- Мам! – не выдрежал Аслан тягостного противостояния Галины Касимовны.
Не задумываясь о последствиях и повинуясь собственному инстинкту и сыновьей любви, молодой человек бросился навстречу своей обиженной матери. В доли секунды он преодолел разделявшее их расстояние, словно огненную преграду. Затем он крепко обнял её, не обращая внимания на её слабое сопротивление.
- Мам! Ну что ты? – сожалел Аслан о своем отступничестве, заставившем его мать страдать.
Только оказавшись рядом со своим любимцем, Галина Касимовна сумела справиться со своей обидой на него. Немного успокоившись, она невольно расслабилась и тихо расплакалась на груди своего младшего сына. Материнские слезы, наполненные её обидой, укором и печалью, горячо обжигали добродушное сердце Аслана. Казалось, что с каждой её соленой слезой оно разрывалось на части, вынуждая её упрямого сына мучительно сожалеть о неверном решении, своей неуместной гордыне и непростительных сомнениях. В то же время с каждой слезой его бедная мать становилась к нему всё ближе и ближе, прощая ему по-матерински все его промахи и недостатки, все свои упреки и обиды.
- Мам! Не плачь! С Мадином всё будет хорошо! Только не трави мне душу! – шепотом умолял её расстроенный Аслан, хотя прекрасно понимал, что при таком состоянии ей лучше было бы выплакаться.
- Ах, сынок! Каждую секунду благодарю Аллаха за то, что тебя не было в той машине. Каждую секунду ругаю себя за то, что заставляла тебя приехать на свадьбу против твоей воли. Я не представляю, что со мной было бы, если бы ты сел за руль машины Мадина, - не могла никак успокоиться Галина Касимовна.
- Да, ладно, мам! Это ты меня прости! За то, что не послушался тебя и заставил стыдиться из-за моего проступка. Прости, родная! – искренне сожалел молодой человек, крепко обнимая свою огорченную мать.
- Что ты говоришь? Ты ничего не понимаешь, Аслан! – вдруг оттолкнула его мать. – В машине Мадина были неисправны тормоза. Если бы ты сел за её руль, то я сейчас бы была на месте своей несчастной сестры.
- О чем ты, мам? – оторопел Аслан, шокированный её новостями. – Тормоза были неисправны?
- Не знаю, сынок, что произошло, но Мадин поругался с отцом в ресторане прямо перед гостями. Слава Аллаху, к тому времени оставались только свои да пару друзей Мадина. А он сам, вообще, не выпил ни глотка. Понимаешь, он был совершенно трезв…
- Трезв?! – невольно перебил мать молодой человек.
- Да! Но очень расстроен. И в таком состоянии он сел за руль и уехал. Как в машине оказалась Лейла, понятия не имею.
- Мам! Успокойся! Мы во всём разберемся. Только ты не плачь! – снова Аслан прижал мать к себе.
- Нет! Ты не понимаешь, - снова отступила она от него на шаг назад. – Саиде сказали, что он просто хотел затормозить на дороге и не смог. Не смог остановить машину. Неужели кто-то хотел его убить?
- Что? Убить? Да кому это надо? – поразился молодой человек неожиданному предположению матери, приближаясь к ней. – Зачем? Может, это случайно…
- О Аллах! Говорю же, кто-то их намеренно испортил, - настаивала Галина Касимовна на своем. – Но кому нужно было это, сынок?
Усталый от долгой поездки, замученный собственными сомнениями и подозрениями, Аслан Теучеж не знал, что ответить матери. Удрученно вздохнув, он пытался подобрать нужные слова, чтобы успокоить расстроенную женщину.
- Нет, сынок! Ты не понимаешь! Любой, кто сел бы за руль той машины, был бы сейчас на месте Мадина. Бедная Сайка! Как она переживает, - терзала себя Галина Касимовна.
- Ладно, мам! Успокойся! Жаль тетю Саиду! А где Дарька? – вдруг отвлеченно спросил Аслан, оглядываясь по сторонам в холле больнице в поисках своей двоюродной сестры.
- Дариночка с мамой у реанимации. А мы все здесь дожидаемся. Ахмед обещал скоро приехать, - немного отвеклась от своих мучительных мыслей мать Аслана. – А ты прямо с дороги? Так торопился, что и вещей с собой не взял?
Проницательная женщина разочарованно опустила свои заплаканные глаза и с обидой посмотрела на кожаную барсетку сына.
- Мам! Да я всего на пару дней. На работе еле отпустили. Сдача объектов! Сама понимаешь, - виновато вздохнул молодой человек, поджимая губу. – А что сказал врач? Какой диагноз у Мадина? …
- Хм! А вот и паршивая овца в нашем стаде! Болтливая сволочь! – вдруг услышали они разгневанный голос Мурата Занудиновича.
Невольно обернувшись на неприветливое обращение родственника, Аслан не удержался от неуместного восклицания:
- Только этого не хватало!
Между тем, прямо к нему направлялся негодовавший, осунувшийся за день дядя Мурат. Его неуверенный шаг, шаткая походка и затуманенный взор выдавали его полупьяное состояние. Пошатываясь, он направлялся прямо к встревоженному Аслану и его расстроенной матери, извергая на ходу немыслимые ругательства в адрес племянника своей жены. Казалось, что тяжелые камни градом сыпались на голову молодого человека, не давая ему никакого шанса от них увернуться. Вся родня Кушховых, собравшаяся в холле больницы и ожидавшая новостей о состоянии их родственника, ошеломленно следила за разворачивавшейся перед ними сценой. И хотя там было ни мало мужчин, никто из них так и не решился успокоить или хотя бы остановить разгневанного Мурата Занудиновича.
- Что, щенок? Приехал порадоваться нашему общему несчастью? Доволен? Добился-таки своего? – громко негодовал полупьяный мужчина. – Твоя мать так упрашивала тебя приехать на свадьбу Мадина. Но нет! Мы же гордые! А что теперь? Что заставило тебя теперь всё бросить и притащиться сюда?
- Дядя Мурат! Успокойтесь! – развернулся к нему Аслан, закрывая собой потрясенную Галину Касимовну, опасаясь непредвиденого.
- Вот подлец! Еще осмеливается меня дядей называть. Загубил моего мальчика, а теперь мне еще рот затыкает.
- О чем ты говоришь, Мурат? – возмутилась встревоженная Галина Касимовна, появляясь из-за широкой спины своего младшего сына. – Да, Аслана здесь не было, когда Мадин попал в аварию.
- И что, Галя? Думаешь, проклятое алиби спасет твоего выродка? – не церемонился с сестрой жены разгневанный Мурат Занудинович. – Наверняка, это он позвонил Мадину и натрещал ему с три короба про бедную Лейлу. Спроси! Спроси у него, был ли он знаком с бедняжкой до того, как мой сын познакомился с ней?
- А это тут при чем? – разозлился Аслан, не принимая неоправданных обвинений расстроенного родственника. – И Мадину я не звонил с января. Ни разу!
- Хм! Ни разу? Кто тебе поверит? – не унимался отчаявшийся мужчина. – Да ты же редкостный болтун! Разве ты не отговаривал в горах моего сына жениться на Лейлечке только потому, что она тебе отказала? Разве вы с ним там не подрались? Правильно он тебе тогда врезал. Да только мало было!
- Хватит, Мурат! – встала между сдерживавшим себя сыном и рассерженнным свояком взволнованная женщина, опасаясь, что последний бросится с кулаками на первого. – Постеснялся бы своих родственников. Чего здесь в больнице при всех цирк устраивать? Подумай хоть раз о Саиде и Дарине! Подумай о своем несчастном сыне! Он сейчас изо всех сил борется за жизнь.
- Что? Противен? – выпучив глаза, брызгал слюной Мурат Занудинович. – Ты, Галя, за моих родных не говори! Лучше за своими щенками следила бы! Один старших не уважает, обычаям не следует. На брюхатой женился тайком. Видно, стыдно стало перед родственниками. А другой и того хуже! Не мужчина вовсе! Язык что помело. Обо мне и Мадине такое нарассказывал налево и направо. Да меня теперь из-за него во всех грехах обвиняют. Пропади он пропадом!
- Замолчи, Мурат! – закричала на него Галина Касимовна, раскрасневшись от негодования. – Не трогай моих сыновей своими запачканными в грязи руками!
- Мам! Не слушай его! Успокойся! – встревожился Аслан, видя, как разнервничалась его преданная мать.
- Лучше бы ты их никогда не рожала! Всё бы лучше было! – негодовал обиженный родственник.
Не прошло и мгновения, как все присутствовавшие в холле больницы одновременно ошеломленно выдохнули. Не выдержав незаслуженных укоров и ругательств по отношению к своим сыновьям, Галина Касимовна отвесила своему обидчику звонкую затрещину, да так сильно, что тот едва устоял на своих шатавшихся ногах. Казалось, что стекла в окнах здания чуть не полопались от высокого напряжения, возникшего после её оплеухи.
- Что здесь происходит? – выскочила в холл перепуганная старшая медсестра. – Вы нарушаете правила общественного порядка в больнице. У нас здесь не базар!
Неожиданная пощечина разозлившейся родственницы молниеносно подействовала и оказала на Мурата Занудиновича оттрезвляющий эффект. Немного придя в себя, он выпрямился, скрывая своей медвежьей «лапой» красную щеку, горевшую болезненным огнем. От негодования и досады он обиженно поджал губу, еле сдерживая себя от опрометчивого поступка.
Между тем, предчувствуя очередной непростительный шаг со стороны разгневанного не на шутку родственника, Аслан Теучеж поспешил вывести свою расстроенную мать на свежий воздух. Не обращая никакого внимания на ошеломленные взгляды родни Кушховых и их осуждающее перешептывание, он уводил Галину Касимовну на улицу. Руки разволновавшейся женщины всё ещё дрожали после её решительного, хотя и неуместного выпада.
На самом деле, в то мгновение, когда его мать решилась защитить свою семью, сам Аслан больше всего боялся обернуться к перегнувшему палку родственнику и дать ему веский довод для ответного действия. В результате, последствия могли быть непредсказуемыми и неизбежными. Вряд ли в этом случае было бы уместно с его стороны защищаться рукоприкладством?
Только оказавшись во дворе больницы, молодой человек смог перевести дыхание после затруднительной напряженной ситуации в её холле. Его расстроенная мать тоже почувствовала облегчение и, вдыхая свежий воздух, она постепенно пришла в себя.
- Мама! Аслан! Чего вы тут? Такие красные, взвинченные… Будто стометровку бежали под прицелом, - спешно подошел к ним долгожданный Ахмед, с удивлением оглядывавший своих близких.
- О Аллах! Не мог ты, сынок, на полчаса раньше приехать? Где тебя так долго носило? – обрушилась Галина Касимовна на своего старшего сына.
- Мам! Да я и так летел, как мог. Но ведь правила дорожного движения никто еще не отменял. И в жизни не всегда нам светит только зеленый свет, - оправдывался Ахмед, теряясь в догадках, что могло еще произойти в его отсутствие.
- Эх, сынок! Правила дорожного движения, конечно, нарушать не стоит. Но и приходить надо вовремя. А то будет, как всегда, - назидательно ответила ему женщина, изрядно уставшая от перепалки с обезумевшим родственником.
- Да что тут случилось? – воскликнул в сердцах старший брат Аслана, с тревогой глядя на него.
- Ничего особенного! Бой без правил с дядей Муратом, - удрученно выдохнул молодой человек, не особо желая вдаваться в неприятные подробности пережитого инцидента.
- Ясно! Всё как обычно! – немного успокоился Ахмед, уже привыкший к постоянному противостоянию его семьи по отношению к их высокопоставленному родственнику. – Возьми ключи! Отвези маму домой! Я всё разузнаю и вернусь.
- Ахмед! – не удержалась Галина Касимовна, машинально схватив старшего сына за руку.
- Не ходи туда, брат! Только не сейчас. А то и тебе на орехи достанется, - предупредил его настороженный Аслан, не представляя, до чего еще мог опуститься полупьяный мужчина, только что прилюдно униженный женщиной.
- Не переживай! Как-нибудь справлюсь. А ты, мам, не сходи с ума. От меня дядя Мурат слова не добьется. Клянусь!
С этими словами он высвободил свою руку из рук взволнованной матери и, бросив ключи от своей машины брату, уверенно направился в больницу.
По дороге домой в машине Ахмеда Галина Касимовна напряженно молчала, глядя в окно с заднего сидения. Казалось, что она что-то всерьез обдумывала, не решаясь напрямую спросить своего младшего сына.
- Мам! – не выдержал Аслан томительного молчания матери. – Ну, чего ты так мучаешься? Если в чем-то сомневаешься, спроси!
- Ладно! Скажи-ка, Аслан! Только честно, - перешла, наконец, Галина Касимовна в наступление. – Ты, правда, знал Лейлу до её свадьбы с Мадином?
Неожиданное недоверие, хитроумно посеянное в любящем материнском сердце, расстроило её сына. Всю свою сознательную жизнь он старался не играть в недостойные игры со своей совестью. Всю свою жизнь он стремился быть честным со своими близкими, особенно с матерью. Всю свою жизнь он пытался избегать неоправданных проступков. И, тем не менее, возможно, по молодости и по неопытности, он всё же умудрялся их совершать, огорчая свою любимую мать и мучая свою совесть.
- Да, мам! Мы с Лейлой были знакомы в Краснодаре. Это через меня она узнала о Мадине. И нет! Я не звонил ему ни перед свадьбой, ни после неё. Клянусь! Я сказал дяде Мурату правду. С января я ни разу Мадину не звонил.
Ожидаемое признание сына нисколько не потрясло озадаченную женщину, хотя и заставило еще больше расстроиться.
- Слава Аллаху! Тебя здесь не было. А то бы все подумали, что это ты помешал им, а того хуже, обвинили бы в нелепой смерти этой бедной девочки, - здраво рассудила Галина Касимовна, снимая тяжелую ношу с плеч  своего гордого сына.
- Извини, мам! Лучше бы было, если бы я приехал. Может, всё сложилось бы иначе.
- Как иначе? Ты сел бы за руль машины с неисправными тормозами? И что? Тогда бы сейчас ты, сынок, лежал в реанимации и боролся за жизнь, а Мадина мы все оплакивали бы. Зато эта девочка, Лейла, осталась бы жива. Молодая вдова!
- Приехали! – устало выдавил из себя молодой человек, не вслушиваясь в мрачные предположения матери.
- Не перегибай, Аслан! – резко нахмурилась Галина Касимовна, бросая укоризненный взгляд на своего сына.
- Мам! Выходи из машины! Домой мы приехали, - усмехнулся молодой человек, подхватывая свою барсетку с соседнего места.
- Ах, домой! – и взволнованная женщина виновато вздохнула и выглянула в окно.
Погрузившись в свои нерадужные размышления о том, что могло бы быть, она даже не заметила, как автомобиль подъехал к их многоэтажному дому.
Позже, поднимаясь на лифте с Асланом, Галина Касимовна поспешила предупредить его еще об одном щепетильном вопросе:
- Ты, сынок, нашу Бэлочку нервничать не заставляй! У неё уже большой срок. Не дай Аллах, с ребенком что-нибудь случиться! Ахмед нам этого никогда не простит.
- Ну, ты, мам, даешь! Я, что, злодей какой-то? Монстр? Всё давно прошло и забыто! – с укором в голосе произнес молодой человек, обижаясь на несправедливое предубеждение матери.
- Не обижайся, сынок! Я так на всякий случай.
Несмотря на свой укор, Аслан всё же оценил своевременное предупреждение Галины Касимовны, когда увидел в проеме входной двери свою невестку. В ожидании первенца, молодая женщина словно заново расцвела. С первого взгляда она показалась ему настолько очаровательной и притягательной, что он искренне смутился. Былые чувства, которые он старался понапрасну не тревожить, вновь вспыхнули в нём, вынуждая его глупо ревновать. Однако пристальный взгляд матери, следившей за ним в оба, напомнил ему о её недавней просьбе. Собравшись с духом, Аслан постарался сделать всё возможное, чтобы усмирить свои внезапные чувства и вести себя сообразно своему нынешнему статусу деверя.
- Привет, Бэлка! Вижу, ешь за двоих! – выдавил он из себя, проходя в квартиру.
- С приездом, Аслан! – радушно ответила ему молодая женщина, пропуская следом Галину Касимовну.
В тот злополучный вечер больше никаких неприятных казусов не произошло ни в семье Теучеж, ни у Кушховых. Если, конечно, не считать необнадеживавший вердикт местных врачей по поводу диагноза Мадина, о котором рассказал своим близким Ахмед пару часов спустя за семейным ужином в гостиной.
- И что? Ничего нельзя сделать? – замерло материнское сердце Галины Касимовны, не желавшей смириться с несчастной долей своего племянника.
- А что тут сделаешь, мам? – обреченно выдохнул расстроенный Ахмед. – В этом вопросе без мужского решения не обойтись! Мадин будет в коме, пока ему не сделают нужную операцию. Врач сказал, что гематома в его мозгу пока несмертельная, но срочно требуется хирургическое вмешательство. Да вот только стоит это дорого, и доктор, способный справиться с такой операцией, на всю страну один. И он оперирует исключительно в Москве.
-  Ну, за деньгами у дяди Мурата дело не станет. А доктора можно и из Москвы привезти, - не растерялся Аслан, недопонимая странных на первый взгляд опасений старшего брата.
- Всё так! Но операцию надо делать на этой неделе. Утром дядя Мурат собирается ехать в Москву за доктором. Но пока он полетит туда, пока вернется обратно, пройдет время, и возможность может быть упущена.
- Бедный Мадин! – сожалела Бэла, еле сдерживая слезы. – Неужели он обречен? Неужели ничего нельзя сделать?
- Не переживай, дорогая! – нежно погладил Ахмед по голове свою расстроенную жену. – Завтра утром мы все соберемся в больнице и подумаем, что еще можно сделать.
- А что это за доктор такой уникальный? Да еще один на всю страну? – поинтересовался вдруг Аслан, допивая ромашковый чай, заваренный невесткой для его матери. Впрочем, на тот момент он и понятия не имел, чем имя неизвестного врача может облегчить сложившуюся ситуацию.
- Точно не знаю. Честно говоря, фамилию толком не расслышал. Какой-то нейрохирург из Склифа46. Александр Адамович! – ответил ему брат, устало вздыхая.
- Ладно! Чего сейчас без толку болтать? Утро вечера мудренее! – рассудила Галина Касимовна, вставая из-за стола и завершая семейный ужин и пустое утомительное обсуждение. – Ты, Аслан, ложись здесь! Я тебе постелю. Не будем сейчас голову на ночь забивать. Перед завтрашним сбором надо всем хорошо отдохнуть.
- Так, ты, мам, завтра на похороны Лейлы поедешь? – вдруг спросил её Аслан, вспоминая о несчастной невесте своего двоюродного брата.
- Да! Поеду с Саидой и её невестками. А что? – насторожилась Галина Касимовна, останавливаясь у двери.
- Нет, ничего! Я бы мог вас отвезти, - неуверенно, но вежливо предложил молодой человек, замечая неодобрение в глазах матери.
- Вряд ли, Аслан, у тебя завтра будет на это время, - предвосхитил Ахмед ответ Галины Касимовны. – Я забыл тебя предупредить. Вчера вечером тебе принесли извещение из Следственного комитета. Тебя вызывают по какому-то делу для дачи свидетельских показаний.
- Что? – почти одновременно вырвалось у Аслана и его встревоженной матери.
- Прочти сам! Конверт с извещением там в прихожей на тумбе.
- Что это еще за история? – встревожилась Галина Касимовна, с укором глядя на своего провинившегося младшего сына.
- Откуда мне знать, мам? Я же только сегодня приехал, - оправдывался Аслан, а затем, не теряя больше времени на объяснения, вскочил со своего места и бросился в коридор.
Схватив злополучное извещение с тумбы, он пулей влетел в ванную и закрылся там на щеколду.
«Уважаемый Аслан Казбекович! Приглашаем Вас в Следственный комитет по адресу… для дачи свидетельских показаний по делу № 1824 о финансовом мошеничестве. Следователь СК Анзоров К.Л.», - перечитав короткий текст извещения несколько раз, Аслан попытался разглядеть сквозь его ровно отпечатанные строки истинную причину приглашения следователя с незнакомой ему фамилией. Как ни странно, но в глубине души он нисколько не сомневался, что речь шла о хитроумных финансовых махинациях дяди Мурата. Разве не предупреждал его об этом Кантемир Туов в их последнем разговоре в Сочи? В его сознании так и пульсировало: «Говорят, что прокуратура интересуется делами Мурата Занудиновича»… «Тотальная борьба с коррупцией. Вот, видимо, нашли лоха, на которого всё и спишут. Да еще и раскулачат, чтобы другим неповадно было».
В то же мгновение безудержные тревога и страх охватили всё его тело, сковывая его, словно крепкие железные прутья. Эти путы, не дававшие ему вздохнуть полной грудью, вынуждали его судорожно искать решительный выход из сложившегося вокруг него затруднительного положения. Мог ли он давать свидетельские показания против отца Мадина в то самое время, когда его двоюродный брат лежал в коме без особой надежды на скорое выздоровление? Вправе ли он был обличать своего родственника, зная, насколько нужна была поддержка последнего всей его родне в столь трудное время? Да и какие показания мог он дать против Мурата Занудиновича, если он практически ничего не знает, на самом деле?
Другое дело - его брат или Самир Хакунов. В отличие от Аслана, они не просто вели предварительные переговоры, а прошли на своей шкуре весь хитроумный план дяди Мурата, потеряв, в результате, многое, но, прежде всего, веру в себя. С другой стороны, вне всяких сомнений, такие беспринципные и корыстные чиновники как его родственник должны были понять всю ответственность за все свои мошеничества и преступления. Достигая своих корыстных целей, они бездумно наносили непоправимый ущерб развитию всего региона. Намеренно лишали его население возможности улучшить качество жизни, бессовестно ломали судьбы доверившихся им людей. Совершенные ими преступления должны быть наказаны по всей строгости закона. Такие люди должны обязательно знать, что обкрадывать свой народ нельзя, и что такие воры как они преследуются законом.
Так, разрываясь между родственными связями и совестью, стремившейся к справедливости, Аслан Теучеж искренне сожалел, что не взял номер телефона Мухамода Опсова при их первой встрече. Сейчас бы ему не помешал мудрый совет старшего! Объективный взгляд черкеса с глубоким жизненным опытом направил бы его верным путем, представив ему все «за» и «против». Конечно, оказавшись в такой щекотливой ситуации, он мог связаться с всеведающим Кантемиром Туовым и подключить его к этому делу. Однако еще яркие воспоминания об их странной встрече в Сочи, случайном столкновении с каким-то джипом на пустой дороге и особо предвзятом отношении новоиспеченного майора к самому Мурату Занудиновичу решительно переубедили Аслана звонить другу детства.
Еще более усталый от изнурительной борьбы внутренних противоречий, чем от долгой поездки и неприятного инцидента в больнице, молодой человек небрежно положил злосчастное извещение на стиральную машинку в ванной. Затем он машинально включил холодную воду и стал тщательно умываться, словно желал смыть с себя всю пыль дальней дороги и всю невидимую грязь, которой он поневоле перепачкался, связавшись с дядей Муратом и Мадином.
- Эй, Аслан! Ты там живой? Давай уже выходи! Ты здесь не один, вообще-то! – громко позвал его Ахмед, постучав в закрытую дверь ванной комнаты. …
Честно говоря, Аслан Теучеж, уносясь на электропоезде в южную столицу, уже туманно помнил о том, как он провел ночь перед визитом в Следственный комитет. С трудом он вспоминал и последовавшее за ней утро, когда ему пришлось против своей воли отправиться на допрос к следователю. К тому же, он постарался уже забыть всё то, что произошло во время дачи показаний как свидетель обвинения Кушхова Мурата Занудиновича в мошеничестве в крупных размерах.
Впрочем, один момент, с которым ему пришлось столкнуться в то злополучное апрельское утро, всё же врезался в его память, как казалось, навсегда. И именно этот столь незабываемый момент изменил всё вокруг него, заставил его стать более ответственным и научил принимать мужские решения, возможно, первые в его взрослой жизни.
Выходя от следователя после часовой беседы, весь красный от напряжения и в полном замешательстве, Аслан Теучеж вроде случайно столкнулся у входа в Следственный комитет со своим бывшим другом Самиром Хакуновым. Наученный своим собственным опытом, он уже догадывался, что ничего хорошего от этой «неожиданной» встречи ему ждать не приходилось. Насторожившись вдвойне, молодой человек намеревался ограничиться вежливым приветствием и, не задерживаясь ни секундой более, отправиться в больницу, где его уже дожидался старший брат. Однако ему пришлось всё же изменить свои намерения, и не без веской причины.
- Что ж! Вот и встретились, Аслан! – негромко окликнул его Самир, демонстративно насупившись. – Уже допросили? Надо же какие у них руки длинные! И в Сочи тебя нашли.
- Хм! Привет, Самир! Ты тоже приглашен для дачи свидетельских показаний? Или… ты и есть обвиняющая сторона? – не удержался Аслан от циничной ухмылки, обходя своего старого товарища.
- Нет! Я здесь по работе, - не стал Самир Хакунов вдаваться в подробности своего визита в Следственный комитет.
- Ах, ну да! Слышал, что ты до хорошего места в городском совете дошутился. Интересно, как же твои политические убеждения? Так быстро переметнулся из «ярых борцов за справедливость» в стан «беспринципных чиновников», - проявил свою осведомленность молодой человек, не скрывая презрительное отношение к перебежчику.
- Надо же! Кантик тебя всё же нашел. Человек дела! Сказал: из-под земли достану, и достал, - усмехнулся Самир, сдерживая свой порыв ответить своему обидчику должным образом. – Наивный ты парень, Аслан! Всё всегда за чистую монету принимаешь. Думаешь, Кантемир случайно оказался «в городе Сочи темные ночи»? Ты, правда, считаешь, что он, наш суперстратег, так соскучился по тебе, что выбил себе командировку в южную столицу нашей бескрайней страны? Неужели после всего, что с тобой произошло, ты всё ещё доверяешь его словам? Ну, если это так, то ты – лох!
- Брось, Сам! Ты слишком зациклился на своем уязвленном самолюбии. И напрасно ты тратишь свой циничный яд на мою скромную персону, - вдруг сменил тон Аслан, в полной мере осознавая правоту слов своего обиженного оппонента.
- А я смотрю, ты по-другому заговорил. Да, старик, ты всегда был мозговитым. Но морской воздух всё же затуманил тебе голову, - продолжал язвить Самир.
- Ты, Сам, уже запутался в своей кровавой мести. Или это стало твоим кредо? Понравилось сталкивать людей лбами? Ну да! Незыблемое правило в политике: разделяй и властвуй!
- Да, чего их разделять? – усмехнулся Хакунов в ответ. – Сегодня люди, что дикие звери, живут лишь бы выжить, придерживаясь основного закона природы: выживает сильнейший. Поверь, чтобы их разделить, большого ума не надо. Достаточно бросить им, как голодным злым волкам, обглоданную кость раздора. А дальше они сделают всё сами…
- Так, это ты, сволочь, испортил машину Мадина и позвонил ему от моего имени перед свадьбой? – вдруг озарило взволнованного Аслана. – Но зачем? Какой тебе прок от смерти Лейлы?
- О чем ты говоришь? – внезапно оторопел Самир, неожидавший прямого обвинения бывшего друга, да еще перед зданием Следственного комитета. – Испортил машину? Да ты совсем умом двинулся!
Судя по внезапному вполне искреннему испугу бышего товарища, Аслан был вынужден признать, что поторопился с обвинением. Действительно, Самир Хакунов был слишком мягкотелым, чтобы решиться на столь изощренные методы. Тот, кто привык жалить словом, побоиться перейти от слов к делу!
- Но разве ты не желал возмездия Мурату Занудиновичу? Ты же мне сам об этом говорил несколько месяцев назад, - не отступал от своего молодой человек.
- Да, я жаждал и до сих пор жажду мести. Но на законном основании. А так чтобы убить? Нет, никогда! – отнекивался растерявшийся Хакунов. – Раньше или позже Мурата Занудиновича все равно привлекли бы к ответственности. А Мадин? Что уж теперь говорить о нем. С его диагнозом он долго не протянет.
Самоуверенность Самира и его непростительная убежденность в своей правоте и в скором наказании его обидчиков, хотя и были понятными Аслану, но всё же вызывали только справедливое негодование.
- Ты, Сам, слишком рано его хоронишь. И не забывай, он – мой брат! Мы с Ахмедом сделаем всё возможное, чтобы его спасти!
- Зачем? Зачем так стараться, если после его отца, он тоже может пойти по статье? Неужели тебе его нисколько не жаль? Ну, зачем ему жить? Чтобы сесть в тюрьму?
- Замолчи! То, что ты говоришь, противно самой природе человечества. Ты, Сам, совсем рассудок потерял в своей безграничной ненависти ко всем и вся. Прямо какое-то горе от ума!
Казалось бы, разумные сомнения Самира Хакунова настолько напугали Аслана, что он, действительно, усомнился в дальнейшей судьбе своего брата. И хотя никто ещё не знал, что ожидало впереди Мадина Кушхова в связи с начатым делом против его отца. Но скоропостижная смерть даже при таких трагических обстоятельствах не уберегла бы его от бесчестия и не очистила бы его имя от законных обвинений и людского осуждения. Тогда как жизнь ему давала возможность исправиться, доказать всем свою состоятельность без поддержки его алчного отца, выбрать еще для себя верный путь. Никто, а уж тем более Самир Хакунов, не имел права осуждать его на смерть.
- Не строй из себя праведника, Аслан! – оскалился Самир, словно озлобленный шакал. – Теперь трудно что изменить! Ах да! Ты как всегда не в курсе. Видно, еще не звонил Кантемиру.
- О чем ты? – еще больше встревожился Аслан, предчувствуя еще одну беду на его голову. – И при чем тут Кантемир?
- Лист падает с дерева по двум причинам: либо пришла осень и ему опадать, либо кто-то его насильно сорвал с ветки. Так и мотылек или бабочка – проживают свою короткую, но яркую жизнь до определенного им срока или преждевременно погибают от какого-то непредвиденного внешнего воздействия, будь то воля пернатых друзей или сачок биолога-коллекционера.
- О боже! К чему ты клонишь? Зачем эти примеры из жизни флоры и фауны? – насторожился Аслан, теряясь в догадках.
- Неужели так и не ясно? Да ты, парень, глупее, чем я думал. Разве ты сам не понимаешь, что без больших денег никто Мадину не сделает сложную операцию в Москве? Я уже не говорю о том докторе, которого надо еще упросить найти время в его плотном графике для этой операции.
- Ну, тут твои опасения совершенно напрасны! Для дяди Мурата плевое дело найти нужную сумму. А с врачом он уже, наверно, договорился, - ловко отмел молодой человек все доводы его оппонента.
- Ну да! Конечно! Я же говорю, ты как всегда не в курсе. Хм! Вчера вечером счета твоего дяди Мурата были арестованы. А доктора, насколько мне известно, в Москве нет. Он сейчас на ежегодном двухнедельном семинаре в Сочи. Так что, ни денег, ни врача! Увы!
- Да, что ты за человек такой, Самир? Неужели все твои дурацкие обиды стоят дороже одной человеческой жизни? Пусть даже это жизнь твоего обидчика, - вспылил Аслан, не выдержав продуманной атаки Хакунова. – Ты даже не замечаешь, как сам стал таким, как те, кого ты так презираешь.
- С волками жить, по-волчьи выть! – огрызнулся Самир, изо всех сил борясь за первенство в споре.
- Ясно! А ты знаешь, что в жизни кроме принципов силы и власти действует принцип бумеранга? Он гласит: поступай со всеми так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. Так что теперь кто-то когда-то на Земле будет юродствовать над твоей никчемной жизнью, пока ты будешь в расцвете сил бороться за неё, лишенный всякой надежды на выздоровление. И этот кто-то будет решать, стоит ли тебе жить на земле или нет. Прости, но у меня больше нет времени слушать твой словесный бред.
Не дожидаясь ответного выступления своего оппонента и считая дальнейший разговор бессмысленным, Аслан Теучеж поспешил вдоль по улице в сторону к остановке маршрутного такси. Последние новости Самира, опечалившие его, требовали немедленного подтверждения и незамедлительного действия. Возможно, именно теперь его помощь Мадину будет жизненно необходимой и безотлагательной.
Когда Аслан добрался до городской больницы, он понял, что предчувствия тревоги его нисколько не обманули. Сможет ли он когда-нибудь забыть растерянный и беспомощный взгляд своего старшего брата, с которым тот встречал его в холле? Сможет ли он стереть из памяти отчаянный и заплаканный вид своей двоюродной сестры Дарины Кушховой? Сумеет ли он когда-нибудь восстановить свое по-детски наивное, но чистое восприятие мира после того, что ему пришлось услышать от расстроенного Ахмеда?
- Аслан! Я тебе звонил раз сто. Ты почему не отвечаешь? – накинулся на него старший брат.
- Извини! Не слышал звонка. Перед допросом у следователя отключил телефон и так его до сих пор не включил, - виновато ответил ему молодой человек, доставая из кармана своей кожаной куртки выключенный мобильный. – А что случилось? На вас с Дарькой лица нет.
- Всё изменилось! Всё гораздо хуже…. Утром дядю Мурата взяли под стражу. Его счета арестованы. Его братья сейчас всё выясняют. Вся родня в шоке… Никто не знает, что делать теперь с Мадином. Мы больше не можем оставаться в стороне. …
Осознавая в полной мере всю ту ответственность, которую собирался возложить на себя, как старший, Ахмед Теучеж говорил сухо, коротко, но сбивчиво. В душе ему было всё же страшно проявить свою слабость или боязнь, пугая своей беспомощностью несчастных женщин, потрясенных последними новостями.
- Асланчик! Что нам теперь делать? – кинулась к нему Дарина, вся в слезах. - Что будет с Мадином? А с папой? Ума не приложу, как сказать обо всём маме.
- Тише, Даря! Тише! – посочувствовал ей Аслан, по-братски обнимая измученную за последние два дня девушку. - Будешь лить слезы в три ручья, твоя мама, вообще, не выдержит. Не хватало нам, чтобы ты сама заболела.
- Хорошо! Я постараюсь не плакать. Но что теперь? – всхлипывала Дарина, пытаясь сдерживать слезы.
- Прости, Аслан! Но нам нужно срочно что-то решать, - отвел Ахмед брата в сторону, желая сохранить их мужской разговор в тайне от двоюродной сестры. – Когда местные врачи узнают о дяде Мурате, они так засуетятся, что нам мало не покажется.
- Слушай, Ахмед! В конце концов, объясни толком, чего ты хочешь! – не выдержал младший брат долгого предисловия старшего. – Обещаю, мы вместе найдем выход и примем решение.
- Деньги и доктор – вот всё, что нужно для спасения Мадина! – выплеснул, наконец, Ахмед то, что его так беспокоило. – Полсуммы Кушховы уже собрали из своих сбережений. А доктор сейчас на семинаре в Сочи. Без тебя, брат, теперь не справимся.
- И сколько не хватает?
- Хм! Всего каких-то 15 тысяч долларов. А семинар нейрохирургов, судя по информации в Интернете, проходит в Сочи в санатории Орджоникидзе. Ты еще не был там?
- О Аллах! 15 тысяч долларов? Почти полмиллиона рублей. Да где же мы их найдем так скоро? – озадачился всерьез Аслан, столкнувшийся впервые в жизни с такими проблемами.
- Извини, брат! Я бы заложил квартиру и машину под кредит, но, боюсь, этого будет недостаточно, - с трудом произнес Ахмед, чувствуя, как крепкая почва уходит из-под его ног.
- Нет! Это было бы слишком. Да, мама с ума сойдет, если узнает об этом. Мадин, конечно, её родной племянник, но жертвовать всем она бы не решилась. К тому же Кушховы могут сами всё заложить и взять недостающую сумму в банке.
- Нет, не могут. На всё имущество наложен арест на период ведения следствия. То, что дяде придется вернуть после суда, может оставить их без копейки и без крыши над головой.
- Вот так дела! – оторопел ошеломленный Аслан, не ожидавший такого крутого поворота на вираже.
- Да, что тут говорить! Нам сейчас главное – спасти брата. А там хоть трава не расти! Но где взять эти чертовы деньги? И кто поедет договариваться с доктором? – мучился Ахмед, не готовый оставить свою беременную жену.
- Не знаю! Я бы, не задумываясь, заложил свою квартиру в Сочи. Но, по сути, она пока мне ещё не принадлежит. Из личных сбережений, наверно, 5 тысяч зеленых наскребу. Но где взять остальное?
- Может, спросишь своего друга Хусейна? Наверняка, у него есть какие-то возможности. Ну, не знаю, оформить кредит, дать взаймы, благотворительность, наконец, - искал Ахмед вслух удобное решение, не считаясь с чувствами младшего брата.
- Благотворительность? – оцепенел Аслан, не веря своим ушам. – Забудь! Всё то, что он уже сделал для меня, - чистая благотворительность! Лучше оформлю кредит! И как можно быстрее. Слава Аллаху, зарплата позволяет.
Громкий вздох облегчения последовал за мужским решением его брата. У расстроенного Ахмеда словно с души огромный камень свалился.
- Извини, брат, что всё так сложилось! Оплату кредита готов разделить с тобой честно, - предложил он, приходя в себя. – Теперь остается только вопрос с доктором.
- Завтра вернусь в Сочи и разыщу его. Как его зовут? – настроился Аслан на решительные действия, понимая, что обратного пути у него уже нет.
- Александр Адамович Оспов. Такая у него фамилия, что ни с кем не перепутаешь.
- Да уж! Говоришь, на семинаре в санатории Орджоникидзе? Я сейчас!
Отойдя в сторону, Аслан включил свой мобильный телефон и набрал номер друга, ставшего для него за последнее время настоящим ангелом-хранителем. Изложив ему всё по порядку, как если бы представлял очередной важный проект в рабочем режиме, он попросил его оформить срочный кредит на его имя и узнать по возможности, как связаться с доктором-нейрохирургом Александром Адамовичем Осповым. Выслушав всё до конца, Хусейн произнес только напряженое: «Возвращайся завтра же! Разберемся на месте!».
Внезапное напряжение в голосе друга резко охладило пыл молодого человека. Не зная, что и думать, он встревожился не на шутку. Видимо, сумма была слишком велика, либо Хусейну надоело решать его личные вопросы. Мучительные сомнения закрались в душу Аслана. Лицо его побледнело, а сам он не понимал, на что ему стоило теперь рассчитывать. И в тот момент, когда он совсем сник под тяжестью своих неприятных дум, на его телефон пришло сообщение от его товарища: «Жду завтра на вокзале. Деньги будут! Не опаздывай!».
Громко выдохнув, Аслан вдруг всхлипнул и утер с щеки предательски вырвавшуюся слезу. Не желая показаться неблагодарным, он поспешил ответить тому, кто не бросал его долгие годы ни при каких обстоятельствах:
«Не опоздаю! Спасибо за всё!»
И только после этого молодой человек успокоился и вернулся к своему старшему брату, с нетерпением ждавшему его в холле.
- Ладно, Ахмед! Поеду домой собираться. Мне еще надо купить кое-что в подарок. А ты тут держи оборону, - поспешил Аслан уйти, желая побыть наедине со своими мыслями после всего пережитого им за полдня.
- Хорошо! Я сам отвезу тебя на вокзал, - с пониманием отнесся старший брат к его состоянию.
В ответ Ахмеду Аслан лишь слегка кивнул головой и тут же направился к выходу. Однако в тот момент ему не удалось уйти быстро. Совсем измученная Дарина Кушхова попросила его побыть с ней до приезда её матери с похорон Лейлы. Несмотря на свою усталость и эмоциональные переживания, он не смог ей отказать и поддержал её по-братски, погрузившись вместе с ней в иллюзорный мир своих счастливых детских воспоминаний….
Теперь же, мчась на электропоезде в Сочи к своему верному другу, Аслан терпеливо перебирал в своей памяти все события, произошедшие с ним за какие-то два дня. И он в полной мере понимал, насколько они в корне изменили его. И хотя ему еще предстояло сделать многое, чтобы попытаться спасти своего двоюродного брата и доказать на деле правильность принятого им мужского решения, он уже чувствовал, как сильно повзрослел за последнее время. Возможно, главной причиной этому послужило «шуточное» предательство его бывших друзей, пожертовавших им ради своих целей и интересов. А, возможно, совершенно случайное знакомство с сирийским черкесом, восхитившим его своей примерной мудростью и непоколебимой силой духа.
Так или иначе, но он становился старше и взрослее с каждым своим жизненным опытом, каждым своим принятым самостоятельно мужским решением и каждым вызовом, с которым ему приходилось сталкиваться в жизни. И только благодаря искренней любви своих близких, бескорыстной помощи своего преданного друга и воле самого Всевышнего, он всё ещё держался с высоко поднятой головой, всё ещё оставался человеком, не терявшим своего достоинства и сохранявшим самообладание. Однако, не смотря на это, жизнь продолжала испытывать его, закаляя его душу и проверяя твердость его духа.
Между тем, время неумолимо шло вперед, безвозвратно унося его во взрослую жизнь, полную ответственности за свои слова и поступки, в которой ему больше не выжить без верно принятых мужских решений.