Адыгская соль Часть 20

IV.ВОЗВРАЩЕНИЕ.

20.Слабые надежды.

Адыгэ Хабзэ: О лжеучителях.
«Приходят на землю Адыгэ люди, говорящие, что они учителя жизни, несущие истину и доводящие до народа Адыгэ волю Тха. Они показывают свои книги и говорят: «Вот истина, и она от Тха» и пытаются утешить в страдании словом. Но сбивают такие с Пути Хабзэ лжеправдой и говорят еще: «Многие из народа Адыгэ – у нас и идут по нашему пути, посмотри, ведь они приняли нашу веру». И совращеные из народа Адыгэ говорят: «Мы поверили, поверьте и нам, ведь мы из народа Адыгэ. Мы не знали истины, но пошли за учителями и познали её». Говорят лжеучителя: «Наши слова – не от нас, а от Тха, а это книги его. Мы только тропа, через которую люди приходят к Тха и истине его».
Говорят еще лжеучителя: «Вот наши учителя и учителя наших учителей. Вот их чудесные деяния и слова их, которым тысяча лет. Разве это недостаточно для вас?»
Говорят лжеучителя: «Все мы братья в единой вере, все мы из одного народа и должны соблюдать один закон».
Говорят ещё они: «Мы знаем различие между Добром и Злом».
Говорят они: «Мы любим вас и хотим добра».
Заблудшие из народа Адыгэ говорят: «Да, вы несете истину и слово Тха, мы с вами, у нас не было Пути, а вы его указали». Они отвергли Хабзэ и говорят: «Я узнал истину, приняв законы моих новых учителей. Я обрел радость бытия через законы и слова их».
Но нет презрения к таким у народа Адыгэ и нет к ним зла, ибо заблудший требует сочувствия и помощи, но не осуждения. Лоно Хабзэ всегда открыто для тех, кто поймет свое заблуждение, и которые скажут лжеучителям:
«Вы говорили, что несёте истину от Тха и его законы, однако мы не знали тогда, что Тха в своей мудрости и указал людям разные Пути, ибо если он хотел, чтобы все соблюдали один закон, то сотворил бы людей одинаковыми и языком, и лицом, и нравом, и имели бы все изначально один Закон, ибо Тха мог так сделать, но не сделал».
«Вы говорили, что нет ничего кроме принесенных вами законов, но есть Хабзэ от Тха, сохраненное поколениями рода Адыгэ».
«Вы говорили про чудесные деяния ваших учителей, но глубины веков поглотили и сокрыли их, и нет веры тому, кто обманул один раз».
«Вы говорили, что мы братья, но братья не должны становиться на пути друг друга, и мы идем по Пути Тха».
«Вы говорили, что знаете различение между Добром и Злом, но ваша доброта избирательна: только тех, кто идет за вами, вы считаете за людей, достойных милосердия, а зло для вас – доброта, когда вы хотите достичь своей цели».
«Вы говорите, что любите нас, но вам были нужны наши души и средства, вы заставляли отказываться от матерей и отцов наших, если они почитали Хабзэ и были равнодушны к вашим словам».
Скажите каждому лжеучителю: «Мы люди из народа Адыгэ, имеем Закон, дорованный Тха – Хабзэ, в нем наша вера и наш Путь. Вы – порождение обмана и сеете обман. Идите той дорогой и соблюдайте те законы, которые сниспосланы вам Тха. Тогда мы будем братьями, идущими разной дорогой к одной цели».
Помни, Путь других – это Путь для других. Их законы – законы только для них. Не позволяй им поучать себя, как будто ты слеп и из тех, кто не знает своего Пути и не имеет учителей и поводырей из своего народа.
К Тха тебя ведет Хабзэ, и только мудрейшие из ведающих Хабзэ искренне желают тебе добра и должны быть твоими учителями».
(Адыгэ Хабзэ. Часть I. О лжеучителях)

«Исмаил»: Часть 5.(начало мая 1864 г.)

«- Вот тебе, Татый, и вся Истина! – выдохнул, наконец, дед Пак, договорив до конца.
Уже почти светало, когда жаркий спор между старшими рода и их внуками достиг своего пика. Охраняя бдительно сон женщин и детей, устроившихся на ночлег у разожженного костра, мужчины сидели в ряд у повозки и не переставали спорить о том, по какому пути следовало идти всей их семье.
- Ты, тата, может быть, и прав! Но времена изменились. У нас больше нет отчего дома. Исмаил сам видел его пепелище. Нам все равно придется начинать сызново. И, слава Тха, у нас есть достаточно средств для этого, - поддержал сторону старшего брата средний сын Барича Хатук.
- Да, сколько можно судить да рядить? – не выдержал самый младший из старших – дед Гумзаг. – Я вчера, когда ходил в лес на охоту, случайно встретил одного из наших односельчан. Он сказал мне, что вся его семья собирается отправиться на тот берег моря к Османам. А еще он сказал, что в этом никому нет препятствий. Любого из нас – Адыгэ – перевезут в Турцию.
- Ты, Гумзаг, глупости не говори! Не настраивай нашу молодежь на неверный путь, - нахмурился дед Пак, прижимая к себе больную руку. – Эти османы – хитрый народ. На этом берегу говорят одно, а на другом – другое. Здесь ты сядешь в лодку, но никто не знает, доплывет ли она до другого берега.
- Эх, Гумзаг! Вроде волосы твои седые, а мудрости не прибавилось, - усмехнулся следом дед Бабый, всё ещё лежавший в повозке с поломанной ногой. – Недаром в народе говорят, что человеку без родины всё кажется холодным. Ты посмотри на себя! Кому ты там такой нужен? Это ещё Татый, Хатук и Исмаил могут крепко в руках оружие держать да в османской армии служить. А мы, старики, им зачем? Это молодые женщины смогут им проворно прислуживать да работать, как лошади. А старухи им зачем? За детей не скажу, поскольку не ведаю, какую судьбу они нашим правнукам уготовили. Да только вряд ли самые маленькие на чужбине на нашем языке говорить будут. А потеряют язык, потеряют и свои корни. Не согласен я к османам отправляться. Вот мой сказ!
- Подожди, дядя Бабый! Не решай один за всех! – не остался в стороне Барич, за день пришедший в себя: его неглубокие резаные раны начали уже затягиваться. – Конечно, твое слово как старшего рода – закон для нас! Но сейчас времена другие. И если мои сыновья решили сделать всё, чтобы сохранить наш род, пусть и на чужой земле, я – их отец – не стану им возражать. Я уже потерял отца и жену, двоих сыновей, братьев и племянников. И я не хочу, чтобы остальные погибли в этой кровавой войне с сильным и безжалостным противником. Оставаться здесь на этой земле, обильно умытой кровью моих соплеменников, я не желаю. Пусть к османам, пусть к арабам, но лишь бы выжил мой род, лишь бы выросли мои внуки и родили новые поколения. А за родной язык, Бабый, не переживай! Пока я буду жив, все мои потомки будут его знать и считать родным. Обещаю!
- Эх! Не ожидал я, Барич, что ты когда-нибудь такое скажешь, - насупился дед Пак, обиженно отворачиваясь от своего любимого племянника. – Теперь понятно, в кого твои сыновья. Зулимхан не стала бы даже думать об этом. Она никогда не покинула бы своей родной земли.
Упоминание дядей имени его погибшей жены задело за живое скорбившего по ней Барича. Огорчившись, он встал на ноги и удрученно вздохнул.
- Да, дядя! В этом ты прав! Теперь она никогда не покинет своей родины. Я сам закопал её мертвое тело в сырую землю. Неужели ты бы довольствовался такой судьбой для всех нас?
- Пусть земля хранит её покой, Барич! – с сожалением произнес дед Бабый, медленно переворачиваясь на другой бок. – Не о том ты говоришь, сынок! Никто из нас не желает такой горькой участи твоим детям и внукам. Гляди! Вон, все они с тобой живые. Тогда как наши дети давно положили свои головы, защищая родину. Разве мы можем их оставить здесь одних?
- Отец! – вдруг не выдержал долгого спора Татый, вскакивая со своего места в порыве негодования. – Да чего мы тут решаем? Времени у нас мало осталось. Надо нам собираться в путь! Дед Гумзаг сказал, что османский корабль недалеко стоит и в полдень отплывает. Все наши пойдут с нами, а остальные – по желанию.
Слушая предложение Татыя, дед Пак еще больше нахмурился, не соглашаясь с таким решением.
- А что ты, ослинная голова, собираешься делать с родовым наследством? Да и как ты бросишь своего младшего брата здесь?
- Ты, дед Пак, за Исмаила не больно-то сокрушайся. Коли вернется с минуты на минуту, то пойдет с нами. А наследство мы раздели по долям. Нас больше – большая часть нам! – ловко рассудил Татый, несобиравшийся менять своего решения.
- Постой, сынок! – задумался над его словами Барич. – Без Исмаила мы никуда не тронемся. А наследство надо разделить на четыре части. И нам достанется только та, что должна была принадлежать моему отцу.
- Но, отец! – встревожился Хатук. – Исмаил отправился искать свою молодую жену. Никто из нас не знает, когда он вернется. А корабль уплывет, и неизвестно, будет ли другой. … Отец! Зачем двум больным старикам столько сокровищ?
Грубые слова среднего сына покрыли позором бледное чело Барича. В одно мгновение он сник и сгорбился, словно огромная тяжесть упала ему на плечи, а рука потянулась к кинжалу. Оскорбленные Хатуком старейшины рода оцепенели в предчувствии скорой беды. Внезапное напряжение на лицах стариков отрезвили среднего сына Барича. Осознав, какое оскорбление он нанес своему отцу, он встревожился, не зная, как исправить свою ошибку.
Между тем, священный закон кровного оскорбления требовал от опозоренного отца наказать глупого обидчика. Потерянный Барич неохотно вытащил свой острый клинок и встал над растерянным Хатуком. Только смерть сына могла очистить его от такого позора.
- Нет! Нет! – вдруг оглушил его громкий женский крик.
Несчастная жена Хатука – маленькая Цуц, уже давно проснувшаяся и внимательно слушавшая громкий спор между мужчинами, вскочила на ноги и бросилась к своему свекру.
- О, отец! Простите его! Умоляю ради наших детей! Простите! – упала на колени расстроенная женщина перед взволнованным Баричем.
Истошный крик и последовавший за ним женский плач разбудили остальных женщин и их детей. Не понимая, что могло случиться, многие из них громко заплакали. Перед костром началась суматоха.
Напуганный решением отца, Хатук отчаялся, готовый принять смерть из его рук, тогда как его жена Цуц умоляла свекра простить её мужа, орошая его ноги своими горькими слезами.
- Оставь, Барич! – приподнялся дед Бабый, выглядывая из повозки. – Что уж теперь придерживаться Хабзэ тому, кто без оглядки готов покинуть свою родину.
- Верно говоришь, брат! Пусть живет, коли не стыдно! Пусть отправляется к османам. Какой толк от того, кто не уважает старших и держиться за подол женщины? – брезгливо поморщился дед Пак.
- Не руби сплеча, Барич! Ты уже похоронил двоих сыновей в родной земле. И кто знает, жив ли Исмаил, - встал дед Гумзаг со своего места и медленно подошел к застывшему от напряжения племяннику.
Вытянув кинжал из рук Барича, старик приблизился затем к Хатуку, оцепеневшему от страха в ожидании заслуженного наказания. Резко полоснув его по щеке, он вытер острый клинок о полы своей испачканной черкески.
- Вытрись! Теперь этот шрам на твоем лице будет напоминать тебе о твоем позоре. Кровь твоя, парень, отмоется, но шрам останется в сердцах твоего отца и моих братьев.
Решительный поступок Гумзага вмиг положил конец возникшей ссоре между Хатуком и Баричем и прекратил последовавшую за ней суету среди женщин и детей. Несчастная Цуц тоже успокоилась, хотя ещё не осмеливалась подняться с коленей. Расстроенный Барич, так и не решившийся наказать сына, поспешил скрыться от укоризненных взглядов старших рода и бросился в лес, еле сдерживая слезы досады. А прощенный Хатук, осознавая, что беда миновала, молча вытирал рукавом сочившуюся из пореза кровь.
- Эх, Гумзаг! Поторопился ты, - осуждающе покачал головой дед Бабый, не одобряя намеренный поступок своего младшего брата. - Догони Барича и верни ему его кинжал. – Забирайте все наследство! Нам с Паком ничего не надо. Идите с миром на корабль османов! И пусть Тха сам решит, верный ли путь вы выбрали или нет!
- Давай, Татый! – поддержал его дед Пак. – Собирай всех женщин и детей! Поторопись! И пусть справедливый Тха хранит вас на вашем Пути!
- Ладно, дедушка Пак! – вдруг смутился старший сын Барича и тут же последовал совету старика.
Спустя время, когда уже совсем рассвело, на опушке в лесу, недалеко от каменистого берега у потухшего костра от всего рода Исмаила оставались только дед Бабый, его средний брат Пак и молодая вдова, жена одного из сыновей Барича – светловолосая Фыжь с годовалым ребенком на руках.
- Ну и чего ты, дочка, с нами, стариками, осталась? – ругал растерянную женщину дед Пак. – Как ты теперь будешь поднимать своего сына одна – одинешенька? Без мужа, без денег, без крыши над головой? Да еще с двумя больными стариками?
- Ах, тата! Не спрашивай меня ни о чем! Я всё слышала, что ты говорил старшему брату Татыю, - укачивала Фыжь своего малыша, одновременно утирая рукой с лица струившиеся, как ручьи, слезы. – И я решила, когда вернется Исмаил, мы пойдем с ним туда, где обрел покой мой ненаглядный сокол. Я хорошо запомню то место и буду всю жизнь ходить туда и поминать его. А когда сынок подрастет, расскажу ему о его храбром отце. И тогда мы вместе с ним станем навещать моего дорогого Алима. Разве я смогла бы это делать там, на чужбине? Нет! А здесь я хотя бы смогу оросить своими горючими слезами землю, в которой он теперь лежит. Мне легче, а ему не так одиноко.
- Не плачь, дочка! Ох, трудно тебе с нами придется, - искренне сочувствовал ей дед Бабый. – Повозку с лошадью мы Гумзагу и Баричу отдали. Уж слишком много детей с ними! Да и наследство с ними к османом отправилось. Ох, как же ты нас держать будешь? У меня нога поломана, а у Пака рука вывихнута.
- Эх, тата! Совсем ты меня ни во что не ставишь, - услышали они вдруг задорный голос Исмаила.
А вскоре перед ними на лесной опушке появился и сам Исмаил вместе со своей женой Саламат и сопровождавшим их молодым воином.
- Да возрадуется Тха! Никак это наш Исмаил вернулся? – вскочил на ноги растроганный Пак, напрочь забыв о своей вывихнутой руке.
- Исмаил! Саламат! – выдохнул дед Бабый, не сдержав слезы радости. – Да хранит тебя Тха!
- А это еще кто? – удивился дед Пак, обходя кругом странного спутника молодой пары.
- Неужели, тата, не признали его? – улыбнулась ему Саламат, присаживаясь рядом с расплакавшейся при их появлении Фыжь. – Он с нашего селения будет… Это же Селим!
Договорив, она забрала у своей сношницы сопевшего во сне малыша, давая той возможность привести себя в порядок.
- Кто? Селим? – насторожился дед Бабый. – Хм! Не тот ли это Селим, что к генералу в услужение пошел? Не тот ли это Селим, что предал свой народ ради своей грошовой жизни? Не тот ли это Селим, что…
- Ты, тата, не нападай на нашего гостя понапрасну! Да, дом наш сгорел. Но мы не станем забывать правила гостеприимства нашей семьи, - не дал Исмаил договорить старшему. – Лучше скажи, тата, где отец с братьями, дед Гумзаг? Где все остальные? Да и куда подевалась повозка с лошадью?
- Ох, сынок! Гумзаг повел их к проклятым османам по ложному пути других. Прости! Не смогли мы твоего отца убедить тебя дождаться, - удрученно вздохнул дед Пак, возвращаясь к своему старшему брату. – Твои братья Татый и Хатук так сильно настаивали на скором отъезде, что он сам их желанием загорелся.
- Как? Они все уехали? – огорчилась Саламат.
- Да, дочка! Мы и наследство родовое им отдали, - продолжил старик, виновато понурив голову. - А сами остались здесь век свой доживать. Много ли нам осталось? Лучше умереть на родине, чем преуспеть на чужбине. Вот и Фыжь решилась с нами остаться…
- Хм! Ты, Исмаил, тоже здесь зазря не задерживайся! – вдруг перебил брата дед Бабый, с укором в голосе. – Они недалеко еще ушли. Если поторопитесь, то быстро нагоните их. Да и гостя своего забирай!
- Напрасно, уважаемый Бабый, ты меня гонишь, - насупился Селим и, присев у потухшего костра, бросил в него несколько сухих веток, собранных им по пути. – Я родной край покидать не собираюсь. Лучше разожгу костер да в лес пойду чем-нибудь разживиться. Надеюсь, Фыжь умеет потрошить зайцев.
Услышав вдруг свое имя, молодая женщина насторожилась, словно светлая голубка, встревоженная легким шорохом. Затем она повернулась к гостю и утвердительно кивнула ему, не замечая в рассеявавшемся утреннем тумане особого блеска в глазах Селима, не сводившего с неё своего пристального взгляда.
- Да и я, тата, пожалуй, здесь останусь! – решился, наконец, Исмаил, обрадовав своим внезапным решением Саламат. – Не можем же мы с Дахой тебя, тата, и деда Пака на одну Фыжь оставить. Куда ей с годовалым ребенком за двумя стариками ухаживать?
- Хм! А ты, парень, одолжений нам не делай! – гордо выпрямился дед Пак, совсем разуверившийся в молодом поколении. – Если хочешь оставаться, то оставайся! Но не из-за нас и не из-за Фыжь с её маленьким Салихом! А ради себя, ради своей семьи!
- А я, тата, ради себя и остаюсь! – усмехнулся молодой воин, восхищаясь стойкостью духа старших его рода.
- Ну, Исмаил, ты не говори только за себя одного, - вдруг перебила его Саламат. – Ты теперь не один и даже не только со мной. За всю семью перед старейшинами отвечай!
- Ух, сынок! Как тебя женщина-то осадила, - лукаво улыбнулся дед Бабый, догадавшись сразу, на что намекала молодая невестка.
- Да, тата, моя Даха теперь под стать храброму воину! Она нашим родовым кинжалом двух военных на кусочки изрубила. Хм! Чуть Селима к проотцам не отправила, - подшучивал над своей смелой женой Исмаил, рассматривая в своей руке окровавленный старинный кинжал, переданный ею раньше.
- Что точно, то точно! – согласился с ним его гость, машинально проводя рукой по раненному боку.
- А теперь еще и мужем командовать вздумала, - продолжил молодой воин, бросая испытывающий взгляд на свою возлюбленную.
Тем времен та укачивала маленького Салиха, сына Алима, названного в честь своего знаменитого прадеда.
- Да, Бабый, всем хорош наш Исмаил! Да только не догадлив, - усмехнулся следом за старшим братом дед Пак. – Она ему про одно, а он нам про другое.
- Это потому что он ещё отцом не стал, - потихоньку переворачивался на другой бок дед Бабый. – А когда услышит первый крик своего ребенка, сразу станет чутким и прозорливым.
- О Всевышний! – воскликнула вдруг Фыжь, с радостью глядя на свою родственницу. – Никак ты, Саламат, тоже понесла?
В ответ на это молодая женщина лишь смущенно улыбнулась.
- Как? – понял, наконец, Исмаил то, что хотела ему сказать его Даха. – Неужели Тха не оставил нас? Неужели среди стольких бед и потерей, он дает нам новую жизнь, новый росток на своей родной земле? Неужели у нас здесь есть будущее?
И молодой воин проникся несказанной благодарностью к своей избраннице, чувствуя в душе радостное волнение.
- Вот и ладно! Ну, раз мы все здесь остаемся, то не мешало бы и о крове подумать. А то еще дождь пойдет, - задумался дед Бабый о насущном, не желая оказаться застигнутым врасплох со своей поломанной ногой. – Да и о маленьком Салихе подумать надо.
- Послушай, Исмаил! – обратился Селим к молодому воину, всё ещё привыкавшему к мысли о своем скором отцовстве. – Твой дед дело говорит. Я хорошо знаю эти места. Недалеко от сюда есть навесная скала, а в ней глубокий грот. Там мы и сможем все укрыться, хотя бы на время.
- Хорошая мысль, Селим! -  призадумался дед Пак.
- Да! Пока ни раздобудем лошадей и повозку и ни найдем подходящий кров. А с моим знанием языка, мы легко узнаем, где расположились военные.
- Хм! А Селим-то не так уж и плох, - подшутил над ним балагур Пак. – Может, Бабый, нашу красавицу Фыжь за него выдадим?
Шутливые слова старика, словно острый клинок, пронзили сердце Селима, мечтавшего когда-то о расположении красавицы Саламат. Бросив исподлобья задумчивый взгляд в сторону смутившейся Фыжь, он поджал губы от досады.
- Ты, Пак, всегда впереди арбы бежишь. Разве сейчас время для бедной Фыжь о новом муже думать? Со смерти нашего Алима и трех дней не прошло, - осадил брата дед Бабый.
- А ты, Селим, молодец! – поддержал предложение гостя Исмаил, пропустивший между ушей разговор стариков. – Только вот не стану я новый кров искать. Пересидим в гроте, а, когда найдем повозку и лошадей, вернемся в свое селение и отстроим заново отчий дом.
- Поживем, увидим! – согласился с ним Селим, вставая и собираясь отправиться в лес на охоту. – Ну, Исмаил! Со мной пойдешь или здесь огонь сторожить останешься?
- Пойдем вместе, - встал за ним следом Исмаил. – Только вот верну любимой её кинжал. Да вручу старшим заветный оберег, что не даст нашему роду исчезнуть.
- О чем ты говоришь, сынок? – насторожился дед Бабый, приподнимаясь с большим трудом.
- Вот, тата! Теперь твой черед хранить священный оберег, - подошел к нему Исмаил и передал ему завязанную в узелок книгу. – Даха нашла это в погребе нашего дома и всё время при себе держала. Но, клянусь, она ни разу на него не взглянула. Только я нарушил запрет и посмотрел, что там внутри.
Принимая заветную книгу их рода дрожавшими от волнения руками, дед Бабый не удержался и тихо заплакал.
- Эх, сынок! Сынок! Душа твоего деда Салиха радуется там на небесах. Против своего желания мы отдали Гумзагу всё наследство нашего рода. Но Тха не оставил нас! Иди, сынок! Я буду хранить этот оберег, пока не испущу последний выдох.
- Да сохранит нас всех Тха! – поклонился молодой воин своим старшим и поспешил за Селимом, уже направлявшимся в сторону леса.
Когда дед Бабый и дед Пак остались одни, они, убедившись, что обе молодые женщины заняты малышом, развернули узелок и поставили священную книгу под солнечные лучи. Вся её обложка заискрилась драгоценным блеском.
- Ах, Пак! Наш Салих был умнее всех, - восхищенно вздохнул дед Бабый. – Все сокровища, что мы отдали Гумзагу и Татыю, не идут ни в какое сравнение с этими блестящими камешками.
- Верно! Салих так и говорил: «Если пропадет родовое наследство, священная книга не даст нашей семье умереть с голоду», - вспомнил дед Пак заветные слова среднего брата.
- Я знал, что он покрыл её драгоценными камнями, а между страницами вложил золотые и серебряные пластины. Да, он не оставил своего внука в беде. С таким богатством он теперь и на родной земле не пропадет!
- Эх, Бабый! Разве дело только в богатстве?- усмехнулся Пак, аккуратно закрывая книгу и заворачивая её обратно в узелок. – Ладно! Сохраним этот оберег, пока он сам о нем не спросит. Негоже родовым наследством разбрасываться! Вот вырастет маленький Салих, выучиться читать на нескольких языках и узнает, что написано между золотыми и серебряными пластинами.
- Твоя правда, Пак! Подождем пока наш Салих вырастет.
И оба мудрых старца посмотрели с надеждой на годовалого ребенка, мирно спавшего на руках своей матери. Судьба маленького Салиха распорядилась так, что его двоюродные братья и сестры отправились со своими родителями в чужие края, тогда как он по воле своей ещё юной матери остался на родной земле со своим дядей Исмаилом, которому придется заменить ему его родного отца. Разорванные кровопролитной войной кровные узы со временем канут в лету. Хотя с веками сохранится только светлая память о единой семье, едином роде, едином народе, имя которому Адыгэ».

14 апреля 2012 г., г. Майкоп

Завершив свой четвертый рассказ на столь высокой ноте, Аслан Теучеж выключил свой компьютер и сложил его в сумку. Дожидаясь в холле больницы г. Майкопа результатов обследования своего двоюродного брата одним из лучших нейрохирургов страны, он с трудом находил нужные слова для своего повествования. И хотя у него были слабые надежды на благополучный исход, на его душе всё же было неспокойно. Из-за начатого следствия по делу Мурата Занудиновича и из-за поиска нужного доктора могло быть безвозвратно утрачено время для спасения жизни Мадина Кушхова.
Сколько еще придется ждать, Аслан не знал. Однако обследование слишком затягивалось. Ему, то и дело, звонили наперебой обеспокоенные родственники в надежде на хорошие новости. Не оставляли его и близкие друзья. Хусейн Непсо и Мадина Гуашева по очереди отправляли на его мобильный телефон SMS-ки, ограничиваясь короткими текстами, а порой и просто вопросительным знаком. Отделываясь от родни напряженным «Жду!» и отвечая друзьям забавными рожицами, Аслан Теучеж не знал, чем ему еще заняться в ожидании.
Вдруг молодой человек вспомнил, что давно не посещал черкесские сайты. Загруженность на работе, увлечение творчеством и навалившиеся на него проблемы двоюродного брата не оставляли ему свободного времени для он-лайн обсуждения последних событий в черкесском мире. Казалось, что он даже соскучился по постам своего вечного оппонента под ником «01», державшего его в тонусе во время интерактивных дискуссий.
Вернувшись на свое место после непродолжительной прогулки на свежем воздухе, Аслан снова достал свой ноутбук и включил его, присоединившись к местному wi-fi. На большинстве форумов вовсю обсуждали «черкесский вопрос» и эскалацию внутриполитического конфликта в Сирийской Арабской республике, где проживала многочисленная черкесская диаспора. Прочитывая беглым взглядом новостную ленту по сирийскому вопросу и просматривая ужасающие фотографии, сделанные расторопными журналистами в местах боевых действий, он поражался размаху гражданской войны в Сирии.
Осознавая в общих чертах всю суть странного кровопролития в городе Хомсе, Аслан Теучеж, как и большинство российских адыгов, озадачился всерьез судьбой сирийских черкесов, оказавшихся в самом центре военных действий. За время развития конфликтной ситуации в Сирии, их погибло уже несколько десятков. Попав невольно в жернова интересов вооруженной оппозиции и сирийских властей, потомки черкесских изгнанников надеялись найти спасение на своей исторической родине.
За 150 лет, пролетевших, как одно мгновение, со времен последнего сражения в селении Кбааде, теперь уже Красная поляна, их предкам пришлось много скитаться. Покинув родные земли после трагических событий середины XIX века, возникших в результате колониального захвата территорий черкесов армией Российской империи, они были вынуждены отправиться сперва на Балканский полуостров, принадлежавший в то время Османской империи. После потери турками Балкан, им пришлось переселиться – в Сирию и на Голанские высоты. Однако и там скитальческая судьба не оставляла их в покое. Из-за начавшегося в середине XX века арабо-израильского конфликта они покинули свои дома и отправились за лучшей долей: кто в США и Европу, а кто – в Дамаск и другие сирийские города.
Трижды судьба черкесских изгнанников испытывала их потомков на стойкость духа и прочность. Каждый раз они собирались с силами и начинали новую жизнь на новом месте. Принимая новое гражданство, они создавали свои этнические поселения и добивались мирным путем государственной поддержки местных властей. Теперь же, находясь между двумя огнями в Сирии, их потомки – миролюбивые черкесы, придерживавшиеся, на самом деле, нейтралитета, могли погибнуть от рук каждой из сторон.
Проникшись сочувствием к горькой участи своих соплеменников из Сирии, Аслан Теучеж горячо поддерживал все черкесские общественные организации и всех черкесских активистов, требовавших признания сирийских черкесов российскими соотечественниками и их срочную эвакуацию на историческую родину. Ему, как здравомыслящему человеку, казались вполне логичными и обоснованными их требования, что открыто обсуждались на всех черкесских сайтах и форумах:
«Организовать специальный комитет по спасению и реабилитации соотечественников, пребывающих в зоне военных действий в Сирии.
Отправить самолеты с гуманитарной помощью для мирного населения Сирийской Арабской Республики.
Массовая репатриация соотечественников, проживающих в Сирии и их дальнейшая адаптация на исторической родине.
Оказание материальной поддержки в виде предоставления временного жилья и подъемных средств.
Организовать программу действий и необходимые тренинги по интеграции соотечественников в Российское общество.
Дать российское гражданство всем желающим получить право на постоянное проживание на исторической родине» -
Вот тот программный минимум, которые российские власти могли безболезненно оказать сирийским черкесам, признав их статус соотечественников. Однако ни федеральное руководство, ни региональные власти не спешили с его ознакомлением и, тем более, с реализацией. Оказалось, что еще в конце 2011 года сирийские черкесы обратились с петицией к Президенту Российской Федерации с требованием позволить им вернуться на родину их предков. Эту петицию поддержали все черкесские общественные организации мира. Позже в начале 2012 года в Россию прибыли члены инициативной группы сирийских черкесов, отправивших запрос российской администрации, на встречу с представителями региональных властей республик Адыгея, Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесии. Да только все эти меры не привели до сих пор к желаемым результатам. А если верить тому, что писал один из черкесских активистов, те люди, что направили петицию российскому президенту, подверглись беспрецедентному давлению официальных сирийских властей, а черкесские селения в районе Хомса были обстреляны артиллерией со стороны оппозиционных сил. Последний факт широко освещали прогосударственные СМИ Сирии.
Снова трагическая судьба черкесских изгнанников испытывала их потомков. Человеческие жертвы, разрушенные дома, неблаговидная участь беженцев преследовали их, невольно возвращая вновь к трагическим событиям, пережитым их предками 150 лет назад. И теперь единственным их спасением было вернуться на их историческую родину и начать новую жизнь на родной земле.
Аслан Теучеж не мог не согласиться с мнением черкесского активиста, считавшего, что «репатриация является сутью современной черкесской идеи», и она не только бы разрешила проблемы сирийских черкесов, но и сняла бы «черкесские риски», возникшие в связи с проведением Олимпийских игр в Сочи в 2014 году в канун 150-летия трагического сражения в селении Кбааде.
Вернувшись на свой излюбленный черкесский форум, Аслан принялся внимательно изучать мнение других его участников. Острая сирийская проблема и нерешенный вопрос репатриации сирийских черкесов, казалось, взорвали он-лайн дискуссию на форуме. Некоторые из постов, отправленных молодыми черкесами из Сирии, поражали его своим откровением. В одном из таких текстов сообщалось о негласной поддержке российскими властями сирийского руководителя в его категорическом отказе идти на уступки оппозиционным силам. А сведения о том, как в Сирии власти арестовывали и избивали молодых сирийцев черкесского происхождения, обвиняемых в пособничестве вооруженной оппозиции, удручали и холодили кровь, вызывая в сердце мучительную тревогу.
Однако, как ни странно, но в пестрой череде душещипательных описаний боевых действий в Сирии, а также категорических требований оказать содействие сирийским черкесам как российским соотечественникам, Аслан не заметил ни одного поста его постоянного оппонента под ником «01». Начиная с предыдущей субботы, он совсем пропал. Впрочем, сам Аслан тоже перестал участвовать в горячих обсуждениях. На первый взгляд, ничего особенного в их негласном он-лайн молчании не было. Однако за этим, возможно, случайным совпадением отсутствия постов двух непримиримых оппонентов скрывалось нечто подозрительное. Раньше участник «01» не пропускал ни дня.
- Странно! Он словно исчез, умер, - пробормотал себе Аслан Теучеж, уткнувшись носом в предыдущую переписку с «01».
- Ну, пока еще не умер! – услышал он вдруг знакомый акцент.
Подскочив от неожиданности, молодой человек чуть не выронил свой ноутбук. Однако он вовремя спохватился и удержал его в своих руках. В ожидании, пока Аслан совладает со своим внезапным испугом, врач-нейрохирург Александр Адамович Опсов устало сел в соседнее кресло. Не прошло и минуты, как Аслан успешно сложил свой компьютер и спрятал его в сумку, усаживаясь обратно.
- Ну что, Мухамод? Есть ли хоть какая-нибудь слабая надежда? – приготовился он к самому худшему вердикту доктора. – Еще не поздно везти его в Москву?
- Поздно, Аслан! Поздно! – удрученно ответил ему Опсов. – В таком состоянии его нельзя транспортировать.
- Как? И ничего нельзя сделать? – затаил дыхание Аслан.
- Не знаю! Придется, видимо, оперировать на месте. Я уже позвонил своим и предупредил их. Завтра они привезут самое необходимое. Кое-что из оборудования здесь есть в наличии.
- Слава Аллаху!
- Хм! Если, парень, твоему брату завтра повезет, то через пару недель его можно будет отправить к нам в Москву на самолете.
- На самолете? А как же…. – озадачился молодой человек, впервые сталкивавшийся с такими проблемами.
- Не беспокойся! Я договорюсь о его бесплатной транспортировке на самолете МЧС, - успокаивал его Мухамод.
Расстроенный тяжелой вестью и одновременно растроганный благожелательностью своего знакомого, Аслан Теучеж с трудом сдерживал слезы. Как бы там ни было, но слабые надежды не оставляли его.
- Не знаю, Мухамод, как Вас и благодарить! – задумчиво произнес взволнованный молодой человек.
- Пока еще не за что! Завтра проведем операцию, а там поглядим. Если обойдется, то в оплату услуги МЧС не входят, а остальное по безналичному расчету на счет нашей клиники. Это всё, что я могу для тебя сделать, парень.
Уверенный голос доктора и его приятный акцент успокоили растерянного Аслана. Приходя немного в себя, он вспомнил убедительную просьбу своей матери пригласить Мухамода к ним на обед.
- Ах да! Чуть не забыл. Мама просила передать Вам её искреннюю благодарность и позвала Вас к нам на обед.
- С удовольствием бы! Обязательно передай ей большое спасибо! Но перед такой сложной операцией, да ещё без полного перечня нужного оборудования, я бы предпочел хорошенько отдохнуть в гостинице. Кстати, спасибо за номер! Очень хороший! – вежливо отказал ему Мухамод.
- Понимаю! – разочарованно вздохнул Аслан. – Я обязательно передам Ваши слова маме и благодарность семье Мадина. Это его сестра договорилась с гостиницей.
- Очень сожалею, что не смогу с ними познакомиться в спокойной обстановке, - вздохнул его знакомый и тут же встал. – Но вот перекусить, парень, не помешало бы. Ты меня уже второй день опекаешь. Я тоже хотел бы тебя куда-нибудь пригласить. Думаю, пару свободных часов у меня есть.
Неожиданное приглашение Мухамода, с одной стороны, обрадовало Аслана, поскольку давало ему возможность общения с мудрым сирийским черкесом, особенно по поводу конфликта в Сирии. С другой стороны, ему было неудобно стеснять лишними расходами человека, оказавшего ему и его родным неоценимую услугу, откликнувшись на их беду. Заметив легкое смущение на небритом лице молодого человека, Мухамод добродушно улыбнулся.
- Отказ не принимается! Пойдем в какое-нибудь кафе, где очень вкусно готовят и не далеко от моей гостиницы. Я еще утром хотел прогуляться, но времени не было.
Не успел он договорить, как в коридоре появилась стая врачей в белых халатах в поисках мирового светилы в нейрохирургии, заглянувшего по странному стечению обстоятельств в провинциальную по меркам страны больницу.
- Александр Адамович! Куда же Вы исчезли? – искренне недоумевал строгий главврач. – Вы же обещали мне утром провести семинар для наших молодых специалистов.
- Ох! Совсем забыл, - озадачился Мухамод, испытывая неловкость перед Асланом. – Как же быть?
- Не проблема! Я подожду сколько надо! Да, кстати, я на машине! - спохватился молодой человек, вставая со своего места.
- Ладно! Тогда через час здесь же! – успел сказать именитый врач, прежде чем взволнованная белая стая подхватила его и увела в том же направлении, откуда и появилась.
Весь следующий час, дожидаясь возвращения Мухамода, Аслан Теучеж, словно заправская телефонистка, усердно обзванивал своих близких и друзей, каждый раз механически повторяя окончательное решение доктора. Слыша в ответ то горькие всхлипы, то неоправданные упреки, то сухое «Спасибо! Держи нас в курсе!», он воспринимал их с образцовой сдержанностью и глубоким пониманием переживаний родственников Мадина за его жизнь. Между тем, его друг Хусейн Непсо, умудрившийся дозвониться до него в промежутке между звонками, поддержал его и даже порадовал неожиданным, но приятным признанием.
- Всё, брат! Устал я от холостяцкой жизни. Пора жениться! Вот звоню, чтобы в свидетели позвать.
- Неужели эта всезнайка Мадина сумела тебя переубедить на свой счет? Пару месяцев назад ты мне говорил, сто она «невыносимая и навязчивая журналистка да еще пронационалистических черкесских взглядов», - усмехнулся Аслан, вспоминая свою первую встречу с будущей невестой друга в электропоезде.
- Да уж! Первое впечатление бывает обманчиво! За последние два месяца она научила меня зрить в суть вещей, а не судить людей поверхностно. И знаешь, рекомендую! Это так бодрит, - невольно отвлекал его Хусейн от текущих проблем.
- А к чему такая спешка вдруг?
- Боюсь, другой такой мне не найти!
- Да, другой такой и нет! – усмехнулся молодой человек, вспомнив, как опытная журналистка учила его в гостинице «блефовать». – И всё-таки ты перехватил её у меня. А я так старался понравиться ей в электричке.
- Хм! Так я и думал, - наигранно сдержанно ответил ему друг. – Неужели ты так и не догадался, почему я свалился с лыжни во время нашей экскурсии на Красной поляне? Это был легкий спуск, но я всё верно рассчитал.
- Ну, ты, брат, даешь! – удивленно выдохнул Аслан, ошеломленный неожиданным признанием Хусейна. – Так ты всё это подстроил? А я в тот день столько больниц оббегал. Я тебе это никогда не прощу.
- Если бы ты знал, чего мне стоили ваши вечные переговоры вдвоем в твоем кабинете, то ты бы тогда всё понял.
- Хм! Значит, это любовь с первого взгляда? Что ж, брат! Держись! С ней ты точно не соскучаешься, - с долей сожаления в голосе произнес молодой человек, снова вспоминая образ прекрасной черкешенки, что навеяла избранница его друга при их случайном знакомстве.
- Это точно! Ладно! Ты тоже держись там! – приободрил его будущий жених.
Уже через несколько минут Аслану дозвонилась и сама невеста, проявляя как всегда свой неугомонный характер и безмерный интерес к маленьким деталям. После своего тщательного допроса Мадина Гуашева вдруг притихла и, выдержав непродолжительную паузу, сообщила:
- Прости, Аслан! Но я твои рассказы, что ты мне прислал, отдала почитать нашему редактору.
Сочувственный тон в её голосе и возникшее вдруг напряжение заставили начинающего автора затаиться в предчувствии критических замечаний опытного журналиста. В тот же миг его сердце бешенно заколотилось.
- Ну, знаешь! Они ему очень понравились. Особенно «Саламат»! Я сказала ему, что ты пишешь продолжение. И… он вызвался опубликовать их в газете. Но, разумеется, после должной редактуры.
- Ты что шутишь? – оторопел Аслан, не веря своим ушам.
- Ага! Мне больше делать нечего, - задумчиво ответила ему корреспондентка «Сочинских вестей». - Вообще-то, он сказал, что неплохо было бы снять кино по твоим сюжетам.
- Да, сегодня не помешало бы черкесское кино и на современные сюжеты, - высказался молодой человек, чувствуя в душе гордость за свои творения. – Не так уж много людей среди адыгов, любящих читать. Вот кино – другое дело! Хорошо поставленный фильм, да ещё на актуальную, острую тему, посмотрят все с большим удовольствием.
- Всё это так! Да только кино – это дорогое удовольствие, не всегда оно приносит прибыль своим создателям. Тем более, черкесское, - рассеяла Мадина наивные иллюзии своего собеседника. – По-моему, хороший рассказ или сказки, да даже современный роман все равно прочитают, если захотят.
- Это дело времени! Раньше или позже, но черкесское кино снимут, и миллионы людей будут его смотреть с большим интересом, - настаивал Аслан на своём.
- Раньше или позже? Да уже снимают. «Сумерки надежд»… «Черкес»… Тетралогия «Черкесия»… Разве эти картины не предвестники будущего развития черкесского кинематографа? – подхватила тему осведомленная журналистка. – Ладно, когда вернешься, еще поговорим!
Положительная оценка редактора Мадины Гуашевой и её искренняя дружеская поддержка сильно воодушевили начинающего писателя. Пообещав самому себе не останавливаться на достигнутом, он уже обдумывал сюжет своего следующего этно-рассказа. В это время в коридоре как раз появился Мухамод Опсов, но уже без белого халата, а в легкой куртке.
- Ровно час! – указал он рукой на свои дорогие ручные часы. – Эти желторотые молодые врачи не хотели меня отпускать. Пришлось пообещать им приехать в отпуск на пару дней.
- Вот и молодцы! Им полезно, а Вам приятно! – встал, наконец, Аслан со своего места после часа переговоров по мобильному телефону.
Подхватив свою сумку с ноутбуком, он повел Мухамода к выходу.
- Сперва я отвезу Вас в кафе. Оно расположено как раз на улице Краснооктябрьской, недалеко от Вашей гостиницы. А потом провожу Вас, если Вы не против, - предложил молодой человек, выходя из здания городской больницы.
- Прямо обширная культурная программа. Я не против! – с радостью согласился его знакомый, послушно следуя за ним.
Только оказавшись в уютном кафе, что держали турецкие черкесы, вернувшиеся на историческую родину несколько лет назад, Мухамод Опсов смог оценить, какой приятный сюрприз сделал ему его молодой знакомый.
- Не ожидал! Здесь такая же атмосфера, как в кафе в наших селениях в Сирии. Неужели блюда национальной адыгской кухни предлагают? – завороженно оглядывал он помещение, садясь за выбранный им стол.
- Здесь разные кухни. Но можно заказать и адыгскую: щипс, мамалыгу, щелям, халюж и даже бахсым. Поверьте, Мухамод, итальянская пицца у них тоже очень хорошо получается.
- Ладно! Выберем по меню, - решительно настроился проголодавшийся доктор.
Заказав только блюда адыгской кухни, Аслан и его спутник наслаждались вскоре ароматным чаем из стеклянных турецких чайных стаканов.
- Знаете, Мухамод! Пока я Вас дожидался в больнице, столько узнал о кровавом конфликте в Сирии. Неужели это всё правда, что пишут в новостях? – начал молодой человек разговор на волновавшую его тему.
- Еще хуже! Там идет настоящая гражданская война. И давно уже не понятно, кто прав. Самое страшное то, что наши черкесы гибнут в Сирии ни за что ни про что. Это геополитическая игра, в которой мы – то пешки, погибающие за чужие и чуждые нам идеалы, то разменная монета, этакий козырь в руках, что вводят с единственной только целью – еще больше запутать противника.
- Неужели снова жернова? – расстроился Аслан, в душе сочувствуя страдавшим ни за что сирийским черкесам.
- Нет! Дело вовсе не в жерновах, - возразил ему Мухамод Опсов. – Вся проблема в отсутствии единства черкесского народа, его единых национальных интересов. Слава Аллаху, мы все объединены общей историей, которая, правда, ещё требует тщательного изучения, общими традициями и обычаями, признаваемыми и на родной земле, и в диаспоре, общей культурой, новостями которой мы все обмениваемся между собой уже давно беспрепятственно в Интернете. У нас уже появляются общие творческие деятели, звезды.
- Да, великая паутина внесла свою лепту в единение черкесов, - согласился с ним любитель горячих он-лайн дискуссий на черкесских форумах.
- Верно! Интернет – это очень удобный и быстрый способ коммуникации, объединяющий даже тех, кто, казалось, никогда не стал бы общаться друг с другом в реальной жизни. И неважно почему! То ли из-за противоречий жизненных позиций, то ли из-за порой непреодолимого расстояния между ними. Но отсутствие единой идеологической составляющей черкесского мира приводит к тому, наша молодежь, на самом деле, верит всему, что показывает ей это всемирная коммуникационная сеть.
- Никто не застрахован от побочных эффектов! – вставил Аслан, понимая, о чем именно говорил ему мудрый черкес.
- О! В данном случае побочных эффектов хоть отбавляй! И главный из них – это так называемая «промывка мозгов» таинственными спецслужбами. И многие наши  выдающиеся черкесские деятели ведутся на это даже тогда, когда их вера в Ислам и мусульманские ценности кажется непререкаемой.
- И что? Неужели всё то, что случилось в Сирии, из-за этого? Неужели молодые черкесы уходят в ряды оппозиции, как это пишут некоторые местные аналитики? – задумался молодой человек, пытаясь вникнуть в проблему сирийских черкесов с другой стороны.
- Понимаешь, парень! Глобализационные процессы никто не отменял. Мир становится больше и унифицируется, бескомпромиссно отнимая у малочисленных народностей часть их национальной идентичности. Посмотри вокруг себя! Мы, люди, пользуемся одинаковыми вещами, чаще всего произведенными в одном месте. Мы можем попробовать похожую еду в любом уголке мира, будь то итальянская пицца или американский чиз-кейк. Мы читаем, пусть на разных языках, схожие по содержанию книги, и это чаще всего учебники. Мы смотрим фильмы одних и тех же кинокомпаний, в большинстве случаев – голливвудских. С годами отличительные национальные особенности стираются, что волей-неволей делает людей разных национальностей похожими.
- Ясно! Иначе откуда бы взяться Интернету, - вдруг перебил говорившего Аслан. - Но как эти глобализационные процессы касаются черкесской молодежи Сирии?
- Они, парень, касаются всех молодых черкесов мира. И мне кажется, что нам, адыгам, следует задуматься об укреплении позиции транснации, что объединит всех черкесов, рассеянных по воле Всевышнего по всему миру.
- Транснации? Это ещё что такое? – удивился молодой человек.
- Ну, так сказать, нация или народ, не привязанный к своей родине, но объединенный другими общностями и особенностями. Как это заведено у евреев. Понимаешь?
- А разве может быть народ без родной земли? Разве можно остаться черкесом вдали от горных склонов Кавказа и каменистых берегов Черного моря? Разве такое возможно? – оторопел Аслан, никогда прежде не слышавший о таком понятии.
- Можно! Большую часть своей жизни я провел за пределами моей исторической родины. Сперва Дамаск, затем Москва. Только последние 5 лет я живу в Сочи, разрываясь между ним, Москвой и Дамаском. Несмотря на это, я по праву считаю себя самым настоящим черкесом. И любой, кто усомнится в этом, очень сильно обидит меня, - резко осадил Мухамод своего неосторожного спутника.
- О Мухамод! Прошу, извини меня, если я…
Расстроенный из-за нелепой случайности, а точнее внезапного недопонимания, Аслан Теучеж собирался попросить у Мухамода прощения. Но появившаяся, наконец, официантка с подносом заказанных блюд из национальной адыгской кухни, невольно ему помешала.
- Мухамод! Своим глазам не верю. Какими судьбами ты здесь? – вдруг донесся до них мужской голос с акцентом.
- Айтеч! Не может быть! – обрадовался сирийский черкес неожиданной встрече, резко вскочив со своего места и заговорив следом на арабском языке.
Не менее счастливый Айтеч, внезапное появление которого заставило Мухамода забыть обо всём на свете, ответил ему на том же языке. Чувствуя некоторую неловкость перед своим знакомым и осознавая всю нелепость ситуации, Аслану оставалось только вежливо улыбаться, дожидаясь, когда его спутник вернется за стол и объяснит всё сам.
Мухамод Опсов не заставил его долго ждать. Всё остальное время в кафе прошло в радостной обстановке встречи старых друзей, вернувшихся каждый своим путем на историческую родину. Не видевшиеся более 20 лет, они наперебой делились своими незабываемыми воспоминаниями и последними новостями, говоря то по-арабски, то по-адыгски, то по-русски. Зачарованный их дружеским разговором и вдохновленный их радостным настроением, Аслан внимательно слушал их, сопереживая и разделяя с ними радость их успехов на исторической родине. Глядя в искрившиеся счастьем глаза Мухамода, молодой человек всё больше и больше верил в то, что его слабые надежды на выздоровление его двоюродного брата быстро перерастут в крепкую уверенность в благополучном исходе. Хотя всё же рано было ещё о чем говорить, тем более накануне сложной операции.
Впрочем, всё ещё оставался неразрешенным один важный вопрос: кто намеренно испортил тормоза в машине Мадина Кушхова, тем самым подстроив для него смертельную аварию?