Былое и Думы
Я в учебке и мы на стрельбище. Я отстрелялся в первой партии и меня с ещё одним курсантом выделили в охранение. Сержант привёл нас на место и указав сектора наблюдения вернулся к взводу.
Не смотря на то, что была зима и приличный минус, болотистая местность замерзать и не думала. Аккуратно пробравшись по снегу, под которым была вода, к самой высокой кочке, которая оказалась недалеко от нас, мы встали спина к спине. Теперь мы контролировали пространство на сто восемьдесят градусов.
Сколько мы так простояли, изредка и аккуратно перенося вес тела с ноги на ногу, чтобы не залить сапоги водой, которая была в двух- трёх сантиметрах от среза сапог, ни я, ни он не знали. Мы уже основательно замёрзли, выстрелов давно не слышно, а за нами никто не шёл, и мы решили на свой страх и риск пойти к взводу. Переступая с кочки на кочку, я понял что не чувствую ног и посмотрел на напарника, напарник тоже смотрел на меня. Кое-как выбрались на дорогу и опираясь на автоматы поковыляли к стрелковым позициям.
Наши подозрения оказались верными, взвод ушёл, а мы позабытые могли бы стоять в охранении до ужина и мы пошкандыбали в часть. Со стороны, это наверное выглядело как отступление французов по Старой Смоленской дороге. Два еле ковыляющих на непослушных ногах солдата, опирающиеся на автоматы и бредущие по обледенелому просёлку, по сторонам которого полу болотистая местность. На КПП настолько обалдели от вида двух кадров, еле плетущихся на непослушных ногах с автоматами вместо посохов, что пропустили без единого слова. Когда придя в батарею, мы спросили у замкомвзвода, кому сдать оружие, тот несколько минут ошарашенно молчал, хлопая глазами, и по его лицу пробегали все гаммы чувств. Мы сдали автоматы, и я решил перемотать портянки, а заодно и растереть ноги, которые начинали ныть. Зайдя в казарму и подойдя к табурету, я мотнул ногой и сапог слетел с ноги (кирзовые бывают мокрыми нескольких степеней – когда слетают сами, фиг снимешь и просто мокрые ), сел, начал разматывать портянку и не понял, почему она не разматывается. Я сидел, с изумлением глядя на примёрзшую к подошве портянку, а в голове крутилось:- Так не бывает?! Выйдя из ступора, я дёрнул портянку и та как бинт от раны, оторвала слой кожи в примёрзших местах. Нога была белой от холода и долгого нахождения во влаге, поэтому ни боли, ни других ощущений от этой процедуры, я не почувствовал. Постепенно ноги начали отходить, и стала появляться ноющая боль. Когда вернулись c ужина, боль была настолько сильной, что ни стоять, ни сидеть было невозможно. Сержант поговорив со старшиной и разрешил нам (где это видано, вопреки уставу, да видать понял что рыло в пушке) лечь на койку. Но и это не принесло ощутимого результата – ноги ломило и крутило так, будто тебя пытают. Мы крутились на койках как пропеллеры и еле сдерживали стоны, закусив угол подушки, видя наше состояние, нас не трогали до самого вечернего построения. К утру боль утихла, но ещё пару дней ноги ныли и к вечеру начинали болеть.
Такие ситуации тоже относят к постулату: ,,Солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы’’.
Я сижу, пью чай и думаю о том, что: Хорошо, когда промочив ноги можешь прийти домой и надев тёплые носки вопить горячего чая или принять горячую ванну. Когда не надо в любую погоду идти в караул или срываться среди ночи по тревоге. Хорошо, когда тобой ни кто не командует.
НО !!!.........................................
Свидетельство о публикации №218051800837