Глава четвёртая

IV
      В холле на тебя отовсюду таращатся высокие тёмные зеркала, в которых поневоле растворяешься. Они с жадностью поглощают твои очертания, равно как и очертания огромной бездействующей люстры, грозно нависающей над тобой, преображая вас при этом не более чем в размытые пятна на матовом зеркальном полотне укрывающим стены. Со стороны лестницы, пылающей впереди ярким столпом света, доносится отрывистая мелодия Вагнера и твоё искорёженное отражение, взвалив на плечи ущемлённое самолюбие, смешанное с холодной, изредка поблёскивающей в темноте (следствие отказа от идола прошлой эпохи) грудой стекла и железа, начинает медленно передвигаться по направлению к ней.
      Постепенно приближаясь, ты замечаешь, что лестница уходит слишком высоко и вершина скрыта. Необходима ещё пара неуверенных шагов, чтобы тебя наконец-то ослепили долгожданные солнечные лучи, отчаянно пробивающиеся сквозь створчатые окна второго этажа. После тёмного и мрачного холла эти залитые солнцем ступени кажутся входом в другое измерение, справа от которого выбивается наружу зелень и доносится щебетанье птиц (что-то наподобие оранжереи), слева же виднеется лишь массивная дверь, скрывающая от случайных посетителей комнату, в которую им не следует бросать назойливые взгляды. По степени продвижения наверх, мелодия сначала сменяется на более романтическую и мягкую, в то время как каблуки, не нарушая её целостности, бесшумно утопают в тёмно-синей ковровой дорожке с замысловатым греческим орнаментом. А где-то уже к середине из-под прытких пальцев пианиста начинают послушно вылетать ноты из недавно нашумевшего мюзикла. Она вспоминает сцены из этого фильма и решает задержаться немного на верхней ступеньке, чтобы дослушать мелодию, под которую актёры танцуют вальс в звёздном небе, до конца.
      Почему так сложно полюбить? Они с мужем уже почти четыре года вместе, но ей никогда не хотелось отправиться вместе с ним к звёздам. В кратковременных семейных сценах, официально именуемых совместной жизнью, ей с лёгкостью удавалась роль любимой, а вот в проявлениях любви она всегда фальшивила и фальшивила, самым что ни на есть бездарнейшим образом. Причём каждый раз была благодарна небесам, что этих жутких (по качеству исполнения) ужимок никогда не увидит её художественный руководитель. Иначе пришлось бы всерьёз задуматься о смене профессии.
      – Клэр! – радостно воскликнул он, заметив чьё-то отражение в открытой крышке рояля. – Очень рад тебя видеть. Лоренс предупредил меня о предстоящем визите, но тебя слишком долго не было, и я решил, что ты передумала, – выпустил он в треугольную призму пустоты перед собой и только потом обернулся.
      На ней были тёмные очки, надёжно скрывающие бо;льшую часть лица, в то время как другая, оставшаяся без прикрытия, явно сетовала на долгую бессонную ночь и возможно не одну. Волосы были чуть растрёпаны и, несмотря на то, что их наспех уложили в причёску, противились изо всех сил, выбиваясь в разных местах сломанными чёрными соломинками.
      – Ты был прав, – выдавила она из себя с явным трудом.
      – До тех пор пока это не коснётся тебя лично, никто ничего не будет предпринимать. И я такая же, как и остальные, – заключила она не самым торжественным тоном.
      – Что произошло? – участливо спросил он.
      – После того как в фонде оказались твои деньги и его бюджет вырос в два раза, им заинтересовались.
      – Ясно.
      – Началась проверка, в ходе которой выяснилось, что мы не вправе распоряжаться такой суммой. Нам установили определённый уровень, выше которого мы не должны забираться – лимит по деньгам.
      – Скорее лимит на жизнь, – добавил он тихо.
      – Они обожают устанавливать уровни, – начал он после паузы, возникшей от нежелания обеих сторон высказываться по поводу вполне очевидной подлости.
      – Кроме этого они толком и делать-то ничего не умеют, – продолжил он. – А вот контролировать, обозначать и сдерживать у них получается превосходно.
      – Насколько я понял, ты передумала и готова теперь рассмотреть моё предложение.
      – Для начала я хочу узнать все детали, – уклончиво ответила она.
      – Боишься продать душу дьяволу?
      – Боюсь обнаружить, что душа вдруг обесценилась и за неё уже ничего стоящего не выторговать.
      Он промолчал. Затем медленно встал из-за рояля и предложил продолжить разговор в другом (более удобном) месте.
      – Нора сделайте, пожалуйста, два кофе, – прокричал он с лестницы, заметив внизу проходившую мимо женщину в униформе. – Мы будем в оранжерее.
      – Хорошо сэр.
      Цветущие лимонные деревья, выгодно примкнув этим утром к аромату исходящему от кустарников миндаля, справедливо заняли лидирующую позицию среди запахов как внутри оранжереи, так и за её пределами. С ними пытались соперничать лилии только начинавшие распускаться, чуть меньше розы, которые уже затухали, ещё тюльпаны, гладиолусы, пионы, но откровенно говоря, у них не было и шанса. Остальные же растения просто мирились со своей участью, терпеливо выжидая своё время в отличие от птиц, щебетавших на пределе своих возможностей ежедневно. Канарейки, амаранты и другие мелкие крылатые теснились в цилиндрических клетках, в то время как крупные с важностью чиновников величаво расхаживали по золочёным вольерам. Ещё здесь были аквариумы, выложенные диким камнем, где нервозные рыбки, раскрашенные под хиппи, бесшумно рассекали прозрачную толщу воды, в то время как депрессивные черепахи, основным занятием которых был отдых, предпочитали нежиться на камнях. Сверху всё это залили ярким солнечным светом, так что можно было и захлебнуться с непривычки. Он зашёл первым и тут же направился к беседке, которая ютилась в стороне, подальше от шума птиц. По дороге обогнул несколько аквариумов и проскочил зелёный тоннель из неизвестных науке растений. На деревянном столе лежала раскрытая книга, оставленная вчера. Убрав её на полку, висевшую рядом, он жестом предложил Клэр присесть. Она, не переставая осматриваться, молчаливо повиновалась, пока он расправлялся с документами, сортируя и выкладывая их в нужном порядке перед собой. Вскоре появилась горничная с подносом, на котором высился пузатый кофейник с двумя стройными спутницами из белого фарфора с синей каймой наверху. Оставив поднос в центре стола, она тут же удалилась.
      – Это твой комплект, – сказал он, пододвинув ей документы, после чего принялся разливать кофе, который вне всяких сомнений победил в соперничестве с деревьями и цветами. – Со своей стороны я всё подписал, теперь дело за тобой.
      – А зачем гостиница? – спросила она, перелистывая бумаги.
      – Чтобы родители могли находиться рядом со своими детьми, словно они отдыхают где-нибудь в санатории. И хоть с одной стороны клинику подпирает город со своей вонью, но с другой – лес, так что воздух там всё-таки  потрясающий.
      – А школа? – снова спросила она, остановив взгляд на документах. – Для того чтобы дети продолжали занятия и не отставали от сверстников во время болезни?
      – Не совсем, – замялся он. – Именно это и является моим условием. Они будут заниматься по специальной программе.
      – И что это за программа?
      – Мои учёные разработали специальную программу, которая в корне отличается от школьной и теперь мне нужен материал для исследований.
      – То есть дети для тебя всего лишь материал? Что-то вроде глины?
      – Все мы друг для друга лишь материал и те, кого мы не способны изменить меняют впоследствии нас.
      – А с чего ты взял, что им вообще нужны эти изменения?!
      – Им? – переспросил он изумлённо. – Им это вовсе не нужно. Это нужно остальным. Причём катастрофически. Перерождение – необходимость! Это же очевидно. А дети и моя программа станут лишь семенами для будущего урожая.
      – У тебя комплексы Бога.
      – Это гораздо лучше мании величия дураков.
      – Невысокого ты мнения о людях, а может и о себе тоже.
      – Возможно, ты права, – невозмутимо сказал он, но после того как она бросила ему вздорный, чуть насмешливый и настолько ироничный взгляд, что он не смог устоять, повержено заключил. – Да, ты действительно права.
      – В чём именно? Может быть в том, что ты пытаешься скрыть свои слабости посредством создания идеального общества, которое вообразил себе как-то вечером, за стаканчиком виски.
      – Я не уверен, что оно окажется идеальным, – растянуто проговорил он. – Но мы определённо должны попробовать, иначе как мы узнаем, на что действительно способны люди.
      – Люди? – насмешливо переспросила она.
      – Да они не подают особых надежд уже несколько тысяч лет. Мне становится даже немного не по себе, когда подумаю, на что ещё они могут быть способны, – проговорила она с раздражением и перевела взгляд на ближайший аквариум, где, не помышляя о глупости своих гостей, плавали рыбы, практикующие дыхательную гимнастику. 
      – А если твоё мнение ошибочно и всё станет только хуже, – задумчиво проговорила она, не отрывая глаз от воды.
      – Здесь нет правильного мнения, в равной степени, как и неправильного, есть лишь мнения, за которые готовы умирать, и есть те, которые готовы уступить, при первой просьбе или после долгих лет мучений – но уступить.
      – А ты значит, готов умереть?
      – Думаю, что до этого не дойдёт.
      – Почему ты не обратился к людям своего круга? – спросила она в надежде на…
      Да она и сама не знала, на что именно надеялась. Возможно, на то, что он не перебрал ещё все допустимые варианты и в любой момент может передумать. Хотя нет, этого она как раз боялась и всё же продолжала:
      – Какая-нибудь частная закрытая школа, только для избранных. Не думал об этом?
      – В первую очередь.
      – И что?
      – Им проще отдать своих детей в частные школы за границей, чем создавать что-то непонятное или скорее непонятое здесь.
      – К тому же клиника это очень удобное прикрытие, – добавил он. – Благодаря ей, мы сможем объявить на всю страну, что проводим исследования препарата против неизлечимой болезни. И для того чтобы стать участником исследований необходимо принимать наши препараты, питаться пищей, которая будет способствовать лучшему их усвоению и заниматься по определённой программе в школе, поскольку начальный этап исследований рассчитан только на детей. А взамен они получат достойное лечение в комфортных условиях и надежду, которой не было в обычной больнице.
      На самом же деле её сковывала ответственность за уже принятое решение (да-да решение действительно было принято, в противном случае она бы здесь не появилась). И всё же она всеми силами пыталась от него ускользнуть. Найти бы только веский предлог.
      – Надеюсь, ты хоть понимаешь, какими ужасными могут быть последствия твоих исследований?
      – Уверяю тебя, что последствия нашего бездействия окажутся в разы ужаснее.
      – И ты наверняка понимаешь, что для подобного рода изменений необходимы десятки, а возможно и сотни лет.
      – Я понимаю, что начинать нужно прямо сейчас! – неожиданно вспылил он, как будто говорил эту фразу уже не один раз и не ей одной.
      Но от себя не убежать и…
      – Ладно, – беспомощно выдохнула она. – Что конкретно входит в твою программу?
      – Много всего. Я подготовлю для тебя полный пакет документов и заключение специалистов, чтобы ты могла детально со всем ознакомиться.
      – Уверяю тебя, что ничего их физическому и моральному здоровью не грозит. Если бы знал что это не так, никогда бы не пошёл на это, – добавил он, как только уловил новую волну сомнения на её лице.
      – Но ведь после другой программы они окажутся абсолютно неподготовленными к жизни в нашем обществе. И ты вот так запросто бросишь их в аквариум к акулам?
      – Именно это мне и нужно. После того как мы получим устойчивый результат, необходимо будет выпустить их в природную среду обитания, где они будут сталкиваться с остальными и воздействовать на них.
      – А как же обратный эффект?
      – Его нет! В том то и дело. Если мы добьёмся устойчивого результата, это будет победа. Они заберутся на ступеньку выше, где на них уже никто не сможет повлиять.
      – И кто будет руководить школой? – спросила она, окончательно смирившись с собой.
      – Есть у меня один парень на примете, но только давай сразу договоримся.
      – О чём?
      – Всё что касается больницы – твоя забота. Можешь управлять ей по собственному усмотрению в рамках бюджета, который сама посчитаешь нужным, но всё что касается школы это его дело и ты ему не должна мешать. А я со своей стороны могу гарантировать, что он не причинит вреда детям. Ты согласна?
      – Мне нужно подумать. Ознакомится с программой, которую будут применять. И ещё…
      – Что?
      – Кто он?