Ворвавшись в осень

                ВОРВАВШИСЬ В ОСЕНЬ

                Девочка ждёт,
                мальчик не идёт - плохо.
                Где же ты теперь,
                мой старинный друг Тоха?..

Дождь всё лил и лил как из ведра. Казалось, малая его часть уже спокойно умещается у меня за шиворотом. Но многочасовое ожидание, наконец, оправдало себя.
Ужасно скрипя, к остановке подкатил задрипанный пазик серо-буро-малинового цвета, и душераздирающе взвизгнули тормоза.

Я, наивный, степенным шагом побрёл по направлению к распахнувшимся дверям. Но меня опередила целая толпа разъярённых пассажиров, которым, в отличие от меня, довольно-таки философски воспринимающего действительность, чертовски надоело ждать под дождём непонятное количество времени.

Покладисто пропустив вперёд себя уже с не один десяток персон, я, наконец, приготовился запрыгнуть на подножку. Естественно, попав одной ногой в лужу и про себя тихонько чертыхнувшись (я же всё-таки культурный человек!), умудрился-таки протиснуться внутрь железного ящика на колёсах. И только, было, собрался облокотиться о поручень, как меня не очень вежливо прижали к грязному заднему стеклу автобуса, и теперь повернуться в какую-либо другую сторону я уже не мог.
Тщетно пытаясь передать деньги за проезд, я всё-таки смирился и молча уставился в окно, наблюдая, как километр за километром исчезает ненавистный город, а я, в свою очередь, становлюсь ближе к своим грандиозным планам на предстоящий месяц.
Через час из распахнувшихся дверей автобуса повалила измученная толпа, а за ней и я, ухитрившийся даже поспать за время дороги, радостно поскакал вперёд, продолжая напрочь игнорировать лужи и дождь.

Свернув на очередной развилке, я немного запыхался и решил остановиться передохнуть. Мне хватило минуты полторы, после чего я вновь сорвался с места и побежал, но, уже поравнявшись с покосившейся табличкой "Охотино", вдруг вспомнил, что кое-чего всё-таки забыл.

Оглядевшись в поисках магазина и убедившись, что тот, как ни в чём не бывало, стоит на прежнем месте, я припустился по направлению к нему чуть ли не бегом.

- Вы ещё не закрыты? - накинулся я на продавщицу за прилавком. Мне вдруг показалось, что она собирается свалить отсюда на хрен, будто бы покупателей с самого утра как не бывало.

- Да что ж ты так орёшь-то, а? Во, народ, прямо дикий! И откуда вас всех повыпускают-то под вечер? - уставилась на меня полная женщина неопределённого возраста. - Чаво хочешь?

- Мне бы вкусненького чего-нибудь, девушка, - я, конечно, явно слишком приубавил ей возраст таким обращением, но подумал, что даже настолько тошнотворная лесть скорей всего сыграет мне на руку в данной ситуации. И, смотри-ка, не ошибся.

- Чаво изволите? - приторно улыбнулась тётка и метнулась к полкам. - Сегодня завоз был...

- Понимаете, к другу еду, надо бы к чаю чего сообразить, - я заговорщически подмигнул, но явно просчитался с намёками.

- Ааа, поняла, - кивнула продавщица и тут же вытащила из-под прилавка пузырь с какой-то мутной жидкостью сомнительного вида.

- Да нет, вы меня не так поняли...

Тут же передо мной появился другой пузырь, как мне показалось, чуть более презентабельный, но всё же не настолько, чтоб я рискнул попробовать его содержимое.

- Девушка, - опять ляпнул я, после чего тётка прямо-таки вся расплылась в слащавой улыбке, - мне не совсем это надо... Хотя... - я задумался, - может, и правда...

- Я ж знаю, чаво предлагать! - обрадовалась та. - Ну, какую берём?

- Нет-нет, не настолько же, - замотал я головой и махнул рукой на стоящий у окна прозрачный холодильник. - Давайте, пожалуй, возьму несколько бутылок пива... А к чаю всё же зефир...

Отоварившись, наконец, я выскочил из павильона и буквально-таки налетел на чей-то велосипед, удачно припаркованный около ветхого заборчика, огораживающего торговую точку.

Вновь чертыхнувшись (уже практически вполголоса - кто ж виноват, день такой!), я перепрыгнул через самую глубокую за сегодняшний день на моём счету лужу и что есть дури припустил прямо по обочине. Всего четыре километра - и я у цели!

Пока я был в пути, дождь как будто бы закончился. Вполне приободрившись оттого, что за шиворот больше не капает, я радостно узрел последний перелесок, который мне предстояло пройти, и слегка замедлил шаг. Вынув из кармана мобильный, я машинально глянул на дисплей: сети, конечно же, не было. Да здравствует деревня!

Ладно, очень будем надеяться на то, что стародавний друг мой не забыл о своём приглашении. Он уверял меня, что всё лето и осень проводит здесь, и я обязательно его застану, когда бы ни решил приехать. Всего-то пару лет прошло! Разве дружба, настоящая мужская дружба может взять и закончиться по прошествии какого-то дурацкого времени? Ведь нет? И я искренне в это верил, как ни странно.

В два счёта преодолев оставшееся расстояние, я отдышался и оглядел представшую перед моим взором ещё пока зелёную (конец сентября как-никак!) поляну.

До боли знакомый, покосившийся домишко стоял, как и ожидалось на том же самом месте, что и раньше. Я резво взбежал по ступенькам на крыльцо и весело забарабанил в дверь. Тишина. Подождав секунд десять, повторил стук.

Тишина, начинающая понемногу резать уши, не сменялась ни чьими шагами в глубине дома. Я только теперь заметил, что тихо было и вокруг: во всей деревне не доносилось ни звука.

Тяжело вздохнув, я, немного не рассчитав силы, бросил пакет с провизией возле этих самых дверей, из-за которых мне никто не спешил открывать. Бутылки в пакете тихонько звякнули. А я растерянно опустился возле лестницы, пытаясь прикинуть в уме, сколько же мне тут сидеть и что вообще делать.

- Ты хто такой будешь? - услышав почти над ухом резкий, въедливый голос, я от неожиданности вздрогнул.

Прямо передо мной, уперев руки в бока, возвышалась грозного вида бабка с какой-то вицей в руке. Судя по всему, она была настроена решительно и не собиралась уходить, пока не вычислит во мне некоего опасного воришку, рискнувшего поживиться взломом заброшенного дома.

- Ишь, расселси тут, - продолжала она, разглядывая меня исподлобья. - Ходют тут всякие, пьют, курят... Чаво пьют, чаво курят, сами не знают...

- Добрый день, - я попытался изобразить подобие кисловатой улыбочки, но, честно говоря, не очень-то получилось: настроение, похоже, было безвозвратно испорчено на весь остаток дня. - Я в гости приехал. А нет никого...

- Кого тебе надоть? - прищурилась бабка.

Мне вдруг стало отчего-то невыразимо грустно.

- Антон Мамонов здесь жил, знаете такого? Неужели уехал?

- А шут его знает, - почесала затылок собеседница. - Жил, помню... Тока, как родители в другую область жить  подались, его и не видать стало... Может, сам в Рыбинск подался, насовсем. Квартира там ему осталась... Хотя, кажись,  летом видала тут его...

- Вы соседка? - поинтересовался я, чтобы как-то поддержать разговор, но почему-то  не совсем был уверен в том, что он будет мне хотя бы малость полезен.

- Знамо дело, - кивнула та, - Алевтина я, вон с того дома, - она махнула рукой в сторону огромного чёрного забора: сквозь заросший донельзя палисадник, к которому явно лет десять уже никто не притрагивался, смутно угадывались очертания некоего сарая, погребённого под зарослями некошеной травы.

Отогнав от себя промелькнувшие воспоминания детства о грозной тётке в застиранном халате, гнавшейся за нами, не в меру расшалившимися ребятами, с неизменной хворостиной в ручищах, я поёжился от дуновения налетевшего ветерка и решил-таки подняться.

- Ты-то чаво вдруг припёрси? - деловито посмотрела на меня Алевтина. - Никак своих дел дома нет? Откуда сам-то будешь?

- С Ярославля, - коротко бросил я, подхватив пакет. Бутылки в нём снова жалобно звякнули.

- Да уж, не близко переть, - посочувствовала тётка. - И чаво теперь, обратно покатишь?

- Не знаю, - кисло отозвался я и посмотрел на небо: оно всё затянулось тучами. И, кроме того, начинало уже порядком темнеть.

- Ну, тады, торопись, - посоветовала она. - А то последний автобус с Охотина аккурат через час отбывает...

- Спасибо, - вздохнул я и поплёлся по дороге к лесу.

- Эй, погодь! Городской! - замахала руками тётка Алевтина. - Стой, чаво скажу!
Я обернулся.

- Дом купить не хочешь? - крикнула она. - Недорого отдам! Сама уберусь к дочери жить, а тебе на лето больно хороша дачка! Дом просторный, в сенях хоть пляши! И всего-то шестьсот тысчонок прошу, а?

Я в ужасе замотал головой и попятился в сторону перелеска.

Очутившись в лесу, я немного отдышался и тут в полной тишине внезапно услышал угрожающее урчание у себя в животе.

Заглянув в свой пакет, я выудил из яркой шуршащей пачки зефирину и с наслаждением проглотил. Затем взглянул на наручные часы: половина седьмого. Придётся топать в Охотино. Ехать обратно.

Я пригорюнился. Мне вдруг стало не на шутку тоскливо. С какими надеждами я сюда ехал! В то самое место, где не был столько лет! К другу, которого не видел ровно столько же! И что теперь? Где мне его искать?..

С горя я даже остановился. Вытащил из пакета бутылку пива и со вздохом отхлебнул.

"Крепкое, зараза!" - поморщился я, но всё же отпил ещё глоток.

Где-то далеко раздалось испуганное "ку-ку", "ку-ку"...

Очень скоро я вышел из перелеска и прямо перед собой узрел полуразрушенную кирпичную постройку. Тут же воображение услужливо развернуло в моей памяти полузабытый сюжет: двое мальчишек карабкаются вверх по кирпичным столбам. Внизу стоят девчонки постарше и наблюдают за нами, весело хихикая.

"Представляешь, он сидел-сидел, и тут ему как прилетит! Шифером по башке!"

- Шифером по башке! - как зачарованный повторил я вслух. До меня словно в реальности долетел такой знакомый девчачий смех...

Не помню, сколько я так просидел на том самом шифере, что по сей день лежал возле разрушенной временем постройки на выходе из леса.

Словно выпав из забытья, я огляделся. Бутылка в моих руках была абсолютно пуста: должно быть, я с тоски, внезапно охватившей меня, не заметил, как вылакал всё подчистую.

"Ку-ку!" – пронеслось, чуть ли не над самой головой. Я вздрогнул и окончательно очнулся.

- Твою же мать! - бросив взгляд на часы, я уже абсолютно во весь голос чертыхнулся (один хрен - никто не слышит!), и, вскочив, бросился к чернеющему впереди шоссе.

Понимая, что вряд ли уже куда-то успею, я брёл по обочине, изредка пытаясь голосовать, но,  слабо надеясь, что кто-нибудь подбросит меня куда-нибудь. При этом я не забывал потягивать из горла содержимое второй бутылки.

Пройдя примерно с километр, я устал.

Передо мной блестела мокрая от дождя дорога, которая извивалась и уходила куда-то в гору. Небо совсем заволокло, и воздух наполнился туманной дымкой. Поднявшись немного выше, я различил сквозь всю эту внезапно окутавшую меня пелену знакомые на вид железные перила. Я подошёл к ним вплотную и посмотрел вниз.

Река. "Мост! " - осенило меня и, перейдя зачем-то на другую сторону дороги, а после, облокотившись о перила, я с каким-то странным упорством устремил свой взгляд вдаль, словно пытался разглядеть на дальних берегах этой речушки что-то или кого-то. Будто этот кто-то способен был изменить мою жизнь, будто это было для меня так важно именно сейчас, настолько важно, что я готов был разреветься на месте, если так никого и не увижу.

Не увидел. Разревелся.

С тёмного неба опять закапало. Холодные капли падали прямо на моё лицо и перемешивались со слезами. Истерически всхлипнув в последний раз, я вытащил из кармана платок и судорожно начал тереть им лицо. Затем, как будто вернувшись в реальный мир (как я невзлюбил его с этой секунды!), огляделся. Сквозь густой туман я почти не различал дорогу, по которой с шумом проезжали редкие машины.
Однако меня в этой пелене кто-то умудрился заметить. Я почувствовал, как рядом притормозила большая фура. Свет фар ударил мне прямо в глаза. Я зажмурился и рефлекторно замахал руками. Так, словно мне помешали, нарушили моё уединение в этот прекрасный вечер, туманный и дождливый, за каких-то пару часов сделавший меня похожим на мокрую курицу, страдающую меланхолией.

- Эй, парень! - дверца кабины открылась, и я с трудом различил сидящего за рулём мужика в камуфляже, приветственно машущего мне рукой, - садись, подброшу! Погода-то, однако, мерзкая! Тебе куда?

- Мне? - секунды три я пытался переварить сказанное (это оказалось не так-то просто после четырёх бутылок крепкого на голодный желудок), после чего вновь ощутил приступ прямо-таки вселенской грусти и безнадёжно махнул рукой, - уже всё равно...

- Я до переправы, - пояснил сердобольный мужик, - могу выкинуть где-нибудь там...

- Переправа-переправа, - забормотал я, хватаясь за перила так, будто бы уже сроднился с ними. И тут непонятно с чего на меня нахлынула поэзия, и я практически без запинки, даже с выражением,  выдал:

- Переправа, переправа. Берег левый, берег правый... - и, сделав шаг вперёд, чуть не рухнул в лужу, споткнувшись о бордюрный камень.

- Ну, ты и наклюкался, - покачал головой мой нечаянный спутник, - помочь?

- Спасибо, я в порядке, -  я замотал головой и, как следует, разбежавшись, запрыгнул в кабину, правда, всего лишь с третьей попытки.

- Чего в такой час бродишь? - поинтересовался слишком любопытный и чересчур беспечный для наших времён водитель, когда мы тронулись с места. – Отстал, что ли?

- Отстал, - эхом повторил я, и, сглатывая тяжёлый ком в горле, добавил:

- От жизни...

- Ну, это ничего, - добродушно отозвался тот, - это поправимо... Завтра проспишься, и всё пройдёт.

- Нет, - я вздохнул и уставился в окно.

- Думаешь, не пройдёт? - уточнил мужик.

- Думаю, не просплюсь, - ответил я и как бы в подтверждение со вкусом зевнул.

- Скоро переправа, - оторвал меня от философии водитель, - где тебя высадить?

- Меня? - переспросил я и встряхнулся как собака. Действительность опять надавила на меня всей своей невыносимой силой. Что я здесь делаю? Куда меня несёт? Ох уж это пиво... Убийственная вещь в сочетании с беспорядочными ностальгическими припадками.

Так и не поняв, за каким хреном я вернулся обратно на старую отворотку в лес, я попросил:

- Здесь, пожалуйста... - и буквально-таки вывалился из кабины на землю, прижимая к себе абсолютно мокрый пакет с остатками провизии.

- Ну, бывай, удачи тебе, - помахал рукой мой попутчик и через секунду скрылся за горизонтом.

Я, даже не проводив его взглядом, уныло поплёлся в знакомый лесок. Опять пошёл мимо длинного коричневого забора, что огораживал наконец-то достроенный за столько лет двухэтажный деревянный дом с верандой, стоящий на выходе из леса почти у самого шоссе.

Потоптавшись с ноги на ногу, я сходил по нужде под ближайшее дерево и жадно стал шарить в насквозь сыром пакете в поисках последней бутылки пива. Едва я нашёл желаемое и быстро откупорил крышку, собираясь сделать смачный глоток, как вдруг услышал за своей спиной злобное гавканье собаки. Оно прозвучало в этой абсолютной ночной тишине так неожиданно громко и угрожающе, что от страха я не удержался и, запнувшись непослушной ногой за какую-то корягу, бревном рухнул в помятые дождём, пожухлые кусты малины.

Лёжа там и отплёвываясь от попавшей в рот мокрой травы (кстати, очень невкусной), я слышал, как кто-то двигался по направлению ко мне. Оглядевшись, насколько это было возможно, в поисках какой-нибудь палки для самообороны, я ничего не нашёл и уже приготовился было запустить в страшную псину неожиданно уцелевшей бутылкой пива, но вместо повторного лая услышал где-то над собой вполне
человеческий мужской голос:

- Эй, ты там живой?

Я с кряхтением поднялся из-за кустов и различил стоящего на тропинке мужчину с усами. Одной рукой он поправлял съезжающую на лоб кепку, явно не по размеру, а второй придерживал обычный велосипед. При взгляде на это средство передвижения в моём больном мозгу снова закопошились детские воспоминания, но я, с трудом отмахнувшись от них, посмотрел на хозяина велосипеда и непонятно зачем ляпнул:

- Здрасьте... А я тут это... За грибами... Лисички там, красноголовики...

- Я ещё не пробовал так грибы собирать, - удивлённо ответил мой спутник, глядя на меня. - Это какой-то совершенно новый способ... С пивом и без корзины...

Я явно хотел ответить что-то умное, но мне снова не дал начать настойчивый собачий лай. Я вздрогнул и покосился на забор.

- Не вылезет, - авторитетно заявил селянин и участливо спросил:

-Испугался?

- Просто не ожидал, - сказал я и машинально потянул бутылку ко рту, но затем спохватился и, вспомнив правила приличия, протянул её своему собеседнику:

- Пива?

Он как будто соблазнился, и уже готов был схватить предложенное угощение, но в последний момент отрицательно замотал головой.

- Не могу, в завязке я, - и горестно вздохнул.

- Как хотите, - пожал плечами я и со вкусом отхлебнул глоток.

- Куда путь держишь? - поинтересовался он, с жадностью глядя на заманчивую бутылку.

- Туда, - неопределённо махнул я рукой в сторону лесной тропинки.

- В Неверово, что ли? - догадался мужчина. - Так и я туда... Эх, выпил бы с удовольствием, неделю уже держусь... Но нельзя... Мамка унюхает, что я пил, в дом не пустит...

- А который дом? - заинтересовался я, всматриваясь в лицо незнакомца. На миг мне показалось, что я его раньше где-то видел.

- А в самой середине деревни, - охотно пояснил он. - Татьяна его хозяйка, мать моя... А я Анатолий.

- Татьяна, - повторил я, смутно припоминая что-то. - Анатолий... Толя! - тут я даже подскочил на месте, но опять чуть не упал, зацепившись ногой за ту же самую злополучную корягу. - Вспомнил! Тётя Таня! Там их много было... Баба Люся, баба Капа... И ещё кто-то...

- Люся в город уехала жить, а остальные все померли, - кивнул Анатолий. - Только мы с мамкой остались. Я в Коровино работаю, магазин охраняю... Вот, со смены еду... Подожди, - он радостно посмотрел на меня, - а ты, значит, тоже здешний? Или в гости приехал?

- В гости, - согласился я и снова пригорюнился, вспомнив, в каком положении нахожусь. - Только зря я приехал... Не ждал меня там никто... Эх, да что уж теперь...

- Да ладно, - Толя сделал удивлённо лицо. - Как так-то?

- А вот так, - развёл руками я. - Мои родители здесь дом продали, а я захотел через пару лет увидеться с другом детства...

-А какой дом? На окраине?

- Да, предпоследний, - кивнул я.

- Тебя как звать-то?

- Артём, - ответил я печально. - Девчонки местные раньше ТОм-Хаусом называли...

- Да ладно! - Анатолий вытаращился на меня и присвистнул. - Помню, помню... Давно дело было...

- Вот именно, - подтвердил я. - Так давно, что уже никто и не вспомнит больше... А у меня сегодня, в общем, хороший денёк выдался. Друга потерял, на автобус опоздал... Теперь, похоже, в лесу заночую...

- Подожди-ка, - Толя порылся в кармане, и вытащил мобильный. - Два часа ночи... Да уж. Вот что, - он кашлянул и ещё раз с сожалением взглянул на бутылку в моей руке. - Пойдём со мной...

- Куда? - теперь уже я вытаращил глаза.

- А ко мне, - пояснил тот, не отрывая глаз от ёмкости с пивом. - Проведу тебя на светёлку, храпи до утра там, авось, мамка не засечет...

- Ну... - я потряс бутылку и снова протянул ему. - Возьми, а то дыру протрёшь. От одного глотка ничего не будет...

Он глядел на неё ещё минуты две, после чего махнул рукой:

- Ааа! Один раз живём! Была, не была! - и залпом опорожнил в себя всё оставшееся содержимое. С непривычки скривился, но потом удовлетворённо крякнул:

-Хорошо пошло! У тебя там, случаем, ещё не завалялось?

- Последняя, - покачал головой я, и нечаянно громко икнул.

Собаке за высоким забором это явно не понравилось, и она снова угрожающе выразила своё неудовольствие, гавкнув для порядка раза три подряд.

- Тихо! - прикрикнул на неё Анатолий, на которого принятый алкоголь явно подействовал ободряюще. - Ну что, идём? - обратился он уже ко мне, панибратски похлопав меня по плечу, словно я был его закадычным другом.

- Может, не надо? - опасливо спросил я и снова икнул, отчего всё та же невидимая собака хоть и не залаяла, но недовольно зарычала, при этом чем-то причмокивая.

- Да брось, погнали, - он похлопал рукой по велосипеду.

- Ты хочешь меня подвезти НА ЭТОМ? - уточнил я и, насилу сдержав очередной приступ икоты, отчего-то громко расхохотался.

Тут из-за забора, возле которого мы продолжали стоять, вперемежку с неуёмным собачьим лаем понеслось вполне человеческое:

- Совсем ополоумели! Чаво орёте, людЯм нормальным спать не даёте?! Шастают тут по ночам, алкаши проклятые! Понаехали на мою голову! - и, грохнув чем-то по забору, хозяин сопроводил свою тираду отборной матерной бранью.

- Запрыгивай! - Толя быстрее пули вскочил на велосипед, и указал мне на багажник.

- Шевелись, а то вообще не уйдём, щас Михалыч выскочит, граблями начнёт кидаться, мало не покажется! А ещё у него пистолет есть... и газовый баллончик!

Я, недолго думая, вскочил, куда мне посоветовали, и через секунду мы понеслись по выбоинам, оставляя всё ещё ругающегося дачника далеко позади.

Ветки хлестали мне по ногам, раза три я чуть не срывался с хлипкого багажника на землю, старая знакомая кукушка пролетела, чуть ли не перед самым моим носом, а от моего заднего места за время этой бешеной скачки совершенно точно должен был остаться один сплошной синяк. Наконец, мы вполне благополучно пересекли лесок и оказались в деревне.

- Тормози, я слезу! - не выдержав, заорал я, когда мы поравнялись с небольшим прудом, над которым шелестела старая-добрая плакучая ива - по ней я когда-то лазил, будучи ещё ребятёнком.

Мой так называемый шофёр послушно остановился, и я, с облегчением потирая ушибленную задницу, спрыгнул прямо на траву и отдышался.

- Нам осталось совсем чуть-чуть, - ободряюще проговорил Толя, и подал мне руку, чтобы я поднялся.

- Сам знаю, - недовольно бросил я и встал, машинально отряхнувшись. Хотя, данное действие уже абсолютно не могло исправить ситуацию: я был грязный как чёрт.

Мы тихим шагом прошлись мимо трёх домов, среди коих был и тот самый, возле которого я провёл много мучительных минут в раздумьях. Повинуясь какому-то внезапному порыву, я вновь влетел на крыльцо и стал барабанить в дверь. Никто не отозвался, конечно, только долбаная кукушка продолжала где-то далеко в лесу свой никому не нужный отсчёт. Я в отчаянии топнул ногой.

- Перестань хулиганить, - Анатолий подбежал ко мне и дёрнул за руку. - Вся деревня спит...

Я, чуть ли только не всхлипывая, послушно дал себя увести, но в голове внезапно  прозвенели строчки давнишней детской песенки, непонятно откуда всплывшей в моей памяти:

"Ночи спят... Все храпят..."

Я на минуту остановился как вкопанный. Толя с опаской глянул на меня:

- Что случилось?

Я посмотрел в его удивлённое лицо, и неожиданно истерически захохотал.

- Ты что? - испугался тот и затормошил меня. - Тебе плохо?

- Да нет, - с трудом успокаиваясь и переставая хрюкать, провыл я. - Песню смешную вспомнил...

- Ой, беда с тобой, - всплеснул руками Анатолий, и вдруг повернул в какой-то дворик. - Мы уже почти пришли, ступай за мной...

- Только тс-с-с! - он приложил палец к губам, когда мы поравнялись с ветхим, но на вид довольно большим по площади доминой.

Анатолий так резко повернулся ко мне, идущему сзади, с этим пожеланием соблюсти тишину, что я от неожиданности отпрянул в сторону и споткнулся о какой-то эмалированный облупившийся таз, бесхозно валяющийся в саду и наверняка ни сном, ни духом не подозревающий о таком бессовестном нападении на него. Раздался грохот, в тишине глубокой ночи показавшийся особенно оглушительным. А я, мало того, что споткнулся, так ещё и (слава пиву) не смог удержаться на ногах, вследствие чего незамедлительно рухнул в заросли сырой травы, так некстати преследующей меня всё это время.

- Эх, чтоб тебя!!! - со злостью, но шёпотом закричал Толя, и замахнулся. Я подумал сперва, что на меня, но, оказалось, что гнев его обрушился исключительно на эмалированную лоханку у моих ног, которую он решительно схватил и забросил куда-то за забор. Каким образом он умудрился проделать сиё движение абсолютно бесшумно, я уразуметь так и не смог, поэтому всего лишь попытался как можно быстрее принять вертикальное положение. Желаемое удалось осуществить опять только с третьего раза.

- Ушибся? - как-то сверх меры ласково спросил мой спутник, словно разговаривал сейчас не с пьяным недоразумением вроде меня, а с эдаким беззащитным, потерявшимся ребёнком. От такого сравнения мне почему-то стало совсем не по себе. Непонятно, что нашло на меня, но я вдруг дико разозлился на весь свет, ощущая в себе непреодолимое желание, дать чем-нибудь несостоявшемуся соседу по голове. Но быстро отогнал от себя эту мысль, посмотрев в его добродушное, слегка глуповатое лицо, и ограничился лишь презрительной гримасой в ответ.

- Погоди-ка, - открыв входные двери в дом, он просочился в них и, уже через миг, вынырнув обратно, объявил:

- Всё спокойно. Идём, ну же...

Осторожно оглядываясь, я последовал за ним и, ступив в загаженные донельзя сени, с визгом возвестил, услышав где-то в тёмном углу помещения злобное квохтанье:

- Там кто-то есть!

- Да угомонись ты, шальной, это куры! - тряхнул меня за плечи Анатолий. - Всего несколько лет в деревне не был, а уже начисто память отшибло...

- И, правда, - я вдруг отчётливо вспомнил этот дом. И перед глазами опять как в тумане поплыли видения прошлого. Но мой негаданный благодетель очень некстати отогнал их довольно ощутимым тычком в спину.

- Поднимайся, ну же, шустрее!

Я послушался его и стал покорно шагать по лестнице, ведущей куда-то далеко наверх. Анатолий подстраховывал меня снизу, справедливо опасаясь, что я запросто могу снова куда-нибудь рухнуть. Мы дошли до следующей лестницы и опять стали подниматься. Когда я уже совсем, было, почувствовал, что ноги мои предательски заплетаются, ступеньки, наконец, кончились, к нашему общему облегчению. Толя подтолкнул меня к какой-то двери. Та оказалась незапертой, и через секунду мы очутились на светёлке.

Посреди захламлённой кипами каких-то старых, пожелтевших газет и журналов, комнатки метр на метр, стояло подобие некой тахты, погребённой под выцветшими одеялами. В воздухе ощутимо пахло сыростью. Однако меня сейчас мало волновала презентабельность данных мне на ночь апартаментов. Мне просто  дико, до одури хотелось упасть куда-нибудь и забыться крепким сном.

- Вот, тут-то всё равно лучше, чем на улице, - с одобрением протянул хозяин. – Ночью холодно, хоть ты и в куртке, так что здесь есть одеяла, укроешься…

- Спасибо, - зевнул я в знак благодарности, и с готовностью сел на своё ложе.

- Поспи пока, а утром я тебя разбужу, чтоб на автобус не опоздал…

- Спасибо, - повторил я и горестно вздохнул. С каждой уходящей минутой мне отчего-то становилось, всё больше жаль себя. Нет, определённо следовало проспаться.

- Отдыхай, - словно услышав мои мысли, поспешил попрощаться Анатолий. Он оставил мне на всякий случай карманный фонарик и удалился, скрипя половицами.

Я без сил рухнул на тахту прямо поверх всех одеял. В этот момент мне было настолько всё равно, что, даже если бы на светёлке немыслимым образом появилась коза с барабаном на шее, я, наверно, не обратил бы никакого внимания.

Спать. Спать. Спать.

Очень некстати возникшая на пороге сна мысль о козе, явно оказалась лишней. Едва я закрыл глаза, как в моём воображении незамедлительно появилась картинка: ночь, окраина деревни, недостроенный дом малознакомых дачников из Рыбинска, ютившихся на время строительных работ в маленьком зелёном вагончике на колёсах. И соседка из дома напротив, тётка Нина, почему-то решившая в столь поздний час пасти здесь свою белую козу. Подумав несколько минут, она стучит в дверь и нерешительно просит:

- Здравствуйте, можно к вам переночевать? Только я с козой!

- Бэ-э-э-э-э-э-э! – вносит свою лепту ставшая вдруг до неприличия огромной коза, и я с ужасом вскакиваю на постели.

Пометавшись в полубессознательном состоянии по светёлке и, при этом, раскидав немалое количество газет, до меня, наконец, дошло, что увиденное было сном, и я шумно вздохнул, опустившись обратно на тахту. Совершенно не собираясь следовать совету моего благодетеля, а именно, укрываться задрипанными одеялами, чтоб не замёрзнуть, я поджал под себя колени и снова закрыл глаза.

Оказалось, храбрился я, совершенно зря: примерно через полчаса мой сон бессовестно нарушил такой неслабый колотун, что пришлось-таки залезть под все эти старые одеяла, которые, похоже, лежали здесь с позапрошлого века. Зарывшись в них чуть ли не с головой, я предпринял очередную попытку забыться сном, и, надо сказать, на этот раз у меня действительно получилось. Однако сон мой отнюдь не был таким безмятежным, как хотелось бы.

Последние секунды бодрствования я почти не запомнил, поэтому, должно быть, и не ощутил, как реальность перестала граничить со сном, в который я блаженно погрузился. Последнее, что отчётливо ощущалось, когда я засыпал, это был запах сырости и, в то же время, какой-то смутно знакомый, еле уловимый запах, которому я даже не смог бы дать названия. Наверно, это был запах деревни, этой до боли знакомой атмосферы, в которую я когда-то мог полностью окунуться и, представить только, ощущал себя самым счастливым человеком на свете, полным безмятежного спокойствия, доброты и умиротворённости.

Как далёк я был от этого теперь! Но мог ли я подумать буквально год назад о том, что эта самая мысль повергнет меня почти в отчаяние?

«Холодно, всё-таки чертовски холодно», - мелькнуло в голове напоследок, и я провалился в глубокую, тёмную бездну, под названием сон, хотя, в моём случае, это скорее следовало бы именовать беспробудным бредом…

Мёрзнуть я продолжал и во сне, иначе как объяснить очередную картину, которая предстала моим очам: незабвенная бабушка Антонина стоит на крыльце, почти в тридцатиградусную жару, кутаясь в длинную шерстяную шаль. На ней ватные штаны, под которыми, несомненно, ещё что-то одето, три кофты и косынка на голове. Я же почему-то сейчас находился возле нашей цветочной клумбы, причём я, в отличие от бабушки, с ума не сходил и рассекал по палисаднику в сланцах на босу ногу. Однако при этом меня продолжало упорно потряхивать.

- Как холодно то на улице! – восклицает бабуля, и  окидывает меня подозрительным взглядом. – Иди, одень куртку!

- Мне не холодно, – я тоже от природы был упрямым, поэтому и спорил, хотя сам был удивлён: чего это меня посреди жаркого дня так колбасит. Не иначе, заболел…

Не понимая сам, что делаю (видимо, я всё-таки намеревался удрать от назойливых причитаний бабушки), я опрометью бросился в сарайчик с дровами, вскочил на стоявший там велосипед и был таков. Леса проносились передо мной в каком-то бешеном вихре, я чувствовал, слышал, как они смеялись у меня за спиной. Смеялись и шутили…

Я уже совсем готов был от обиды разреветься, как вдруг всё исчезло, и я оказался возле старой плакучей ивы. Ветви ласково шелестели листьями и словно звали меня за собой. Я шагнул к пруду, опустился на корточки и посмотрел на своё отражение в воде. Но его не было. Там была совсем другая история…

«А вот меня никто не любит, потому что я в очках», - степенно возвещала строгого вида девочка с хвостиками.

«А у нас на Слипе любят и с очками»…

«Как это: сачками? Берут сачки и ловят, что ли?»

«Неееет, я говорю с оч-ка-ми! Не сачками, а в очках!»

«Ах, он сказал с очками, а не сачками! Ой, какая же я…»


«Да, я сказал, с очками!»

Я тряхнул головой, но видение на зеркальной поверхности пруда не исчезло и даже ничуть не изменилось. Я, как и прежде, отчётливо видел всё это: высокую девочку в очках, с какой-то веткой в руке, маленького мальчика в красной кепке, задумчиво расположившегося поодаль, как раз на ветвях той самой ивы. Ещё две девчонки попеременно хихикали где-то за кустами, но их я не смог разглядеть, как не силился. Зато прекрасно видел завершающего всю эту компанию хулиганского вида мальчугана, ни минуты, ни сидевшего на месте. На светлой голове его царил художественный беспорядок, рот не закрывался ни на мгновение, причём подчас он нёс такую беспросветную ахинею, что позавидовал бы любой выдумщик, а лицо…

Не может быть! Я снова беспомощно тряхнул головой, и всё как будто встало на свои места. Но как такое объяснить, я не знал. Ведь тот вертлявый мальчишка, подражающий кому-то смешным, писклявым голосом, не кто иной, как… я.

Я резко поднялся с земли, и обратил свой взгляд прямо перед собой. Теперь и там я видел то, что так ясно отражалось в пруду. Только в тот же момент, словно увидев меня, все эти дети встрепенулись и помчались прочь от пруда: кто, вскочив на брошенные в траве велосипеды, а кто пешком…

- Эй!!! – вырвался из моей груди полный отчаяния и обиды возглас. – Стойте!!! Эээээй!!!

Но меня никто не слушал: дети удирали как от огня. И сейчас, отчётливо наблюдая их уносящиеся всё дальше по дороге сверкающие пятки, я ощутил вдруг такую тоску, почувствовал себя таким ненужным никому, брошенным на произвол судьбы несчастным человеком, что без сил рухнул в траву и разревелся. Их писклявые, внезапно ставшие мне до одури противными голоса ещё раздавались где-то вдалеке, а я продолжал реветь как белуга и отчаянно колотить ногами по мокрой траве. Сверху на меня начали падать тяжёлые капли дождя, налетевший ветер трепал мои волосы, а я всё колотил и колотил по земле ногами, безжалостно драл руками траву, выкидывал её в сторону и орал благим матом. Что послужило причиной такому нервному всплеску, я с точностью объяснить не мог, однако не прекращал истерить, в то время как перед закрытыми уже глазами упрямо вставала одна и та же картина: моё собственное отражение, с оглушительным гомоном удирающее от меня сквозь какую-то туманную дымку…

Раздался гром, и я в ужасе замолчал. Не знаю, сколько я так пролежал без движения, ведь во сне времени нет, но, в конце концов, я поднял свою голову и огляделся. Дождь перестал капать, будто его и не бывало вовсе. Вокруг шелестели деревья, и не было кроме меня ни души. И уже в самый последний момент я разглядел стоящего возле деревенской тропинки Антона. Да, да, того самого, Тоху Мамонова, моего закадычного друга. Друга, к которому приехал, которого не застал дома, вследствие чего и началась вся эта канитель. Хоть я и был обижен на него, но почему-то заулыбался как дурак. Заулыбался и побежал ему навстречу, протягивая руки. Я хотел что-то закричать, какие-то слова приветствия, но из моего рта почему-то не доносилось ни звука. Так я и продолжал бежать сломя голову, с открытым ртом, как актёр какого-то дурацкого немого кино. Я бежал и чувствовал, что уже задыхаюсь, что силы оставляют меня, а к заветной тропинке я не приблизился ни на шаг. Друг мой так и стоял на прежнем месте. Он смотрел вперёд, но взгляд его словно проходил куда-то сквозь меня, я не мог увидеть его глаз, того, что за ними скрывалось, и опять пришёл в отчаяние. Руки бессильно опустились, ноги перестали бежать, и я с треском провалился в какую-то чёрную, бездонную яму. Я летел и летел вниз, в голове не было никаких мыслей, и только заезженной пластинкой звучал в ушах голос моего друга:

- А зачем ты тузами ходишь? Ты вальтами ходи! Вальтами ходи! Вальтами!

-Да нет у меня вальтов! – как бешеный, вскричал я и, очнувшись ото сна, резко сел на постели.

На светёлке было уже не темно. Занимавшаяся заря за окном возвещала о наступлении раннего утра. В паре метрах от моей лежанки, напоминавшей после моего нахождения на ней, скорее, берлогу медведя, чем спальное место, стоял растерянный Анатолий. На лице его читалось искреннее беспокойство. И, судя по тому, что смотрел он как раз на меня, то и беспокоился он, следовательно, обо мне. Но на данный момент у меня не было никакого желания задумываться о чьём-то благородстве, так как я ещё не мог до конца придти в себя после мучивших меня сновидений.

Встряхнувшись, словно мокрая собака, я облизал пересохшие губы и жалобно пробормотал:

- Попить бы…

Мой приятель с готовностью протянул мне ржавый ковшик, на дне которого плескалось что-то мутноватое и прохладное. Мне, конечно же, ни к чему было корчить из себя брезгливого привереду, поэтому я только с радостью схватил ковшик и опрокинул в себя всё его содержимое. Допив водицу, я с надеждой взглянул на соседа:

- Вставать пора, да?

- Я бы тебя не будил, - почесал затылок Анатолий, полагая, видимо, что я с удовольствием ещё поспал бы. – Ты мог бы и не на первый автобус бежать, только мамка у меня рано поднимается. Боюсь, увидит тебя, не сдобровать тогда нам обоим…

- Нет, нет, я уже встаю! – меня, чуть ли не вихрем, снесло с постели: в эту секунду я ясно ощутил, что смотреть  подобные сны у меня больше нет никакого желания, так же, как и тронуться от них умом. – Первый автобус – это как раз то, что надо! Спасибо!

- Ты извини, завтраком накормить не смогу, - продолжал смущённо бормотать этот добрейшей души человек, наблюдая мои метания по светёлке. – Вот, я тебе завернул хлеба, - и протянул мне какой-то маленький узелок. – В дороге погрызёшь…

- Ага, спасибо, - я посмотрел на него как на идиота и глупо улыбнулся, принимая подношение.

Вместе мы осторожно спустились вниз по той же лестнице, и вышли на двор. Я торопливо ополоснул лицо дождевой водой из бака, стоящего возле крыльца.

- Ну, вот, теперь хоть на человека стал похож, - усмехнулся мой спутник, и похлопал меня по плечу.

Я выпрямился и вздохнул. Небо было чистое-чистое, ни облачка. Лёгкий ветерок колыхал высокую, ещё влажную после прошедшего дождя траву. Где-то далеко, на другом конце деревни, я услышал, как пропел петух.

- Ну, всё, пора, - заторопил меня Толя, и с беспокойством оглянулся на окна.

Я чуть не треснул его по голове узелком с хлебом, который он мне любезно предложил, так резко он влез в мои размышления, в моё искреннее наслаждение этой атмосферой деревенского утра. От осознания того факта, что мне нужно навсегда покинуть эту местность, я снова чуть не сорвался и не начал истерить. Но с огромным трудом взял себя в руки (не подставлять же этого святого человека!) и вполне бодренько зашагал по направлению к калитке. Перед тем, как выйти за забор, я обернулся и помахал напоследок доброму селянину рукой.

- Счастливо тебе, - негромко бросил он мне вслед, и скрылся в доме.

Я шёл по тропинке мимо тех же домов и, находясь в какой-то прострации, лениво сшибал растущие по краям дороги поганки. Когда я проходил мимо знакомого дома, того самого, где мне вчера не открыли и тем самым разрушили все надежды на счастливое времяпрепровождение, то опять машинально остановился. Я смотрел на этот самый домик и понимал, что, наверно, вижу его в последний раз. Ничего в нём не изменилось с недавнего времени, за тёмными окнами не пробивалось света, а из-за дверей не доносилось шагов. Всё так же. И ничего уже не изменится.

Я тяжело вздохнул и, с твёрдым намерением взять в ближайшем магазине в Охотино ещё пива, последний раз обернулся на дом и уже совсем хотел уйти в сторону леса, как вдруг послышался скрип, и дверь того самого дома медленно отворилась. Не веря своим глазам, я стоял как вкопанный и наблюдал, как с крыльца спускается высокий, светловолосый парень в спортивном костюме, с сумками в руках, и степенным шагом идёт по направлению ко мне.

Приблизившись ко мне ровно на несколько метров, он хотел спокойно идти мимо, но тут понял, кто стоит перед ним, и присвистнул, остановившись.

- Это ты? Не может быть! – проговорил он таким знакомым, родным для меня голосом, и поставил сумки на землю. Затем хлопнул меня по плечу и повторил:

- Точно, ты! Ну и дела…

Я! Естественно, я! Я, тот, который припёрся за тридевять земель, чтобы увидеться с дорогим другом! Тот, который не смог уехать, несолоно хлебавши, и словно в бреду бродил по пустой деревне, а всё из-за того, что кто-то его совсем не ждал в тот день! Не ждал! А я приехал! И это точно я! Я, едрит твою налево!

Всё это я, конечно, мог и должен был ответить, но, увидев перед собой этого человека, мигом забыл прежнюю обиду и с неподдельной радостью воскликнул:

- Тоха! Как я рад тебя видеть! Как я ждал тебя! – и бросился к нему с объятиями.

Он, казалось, немного растерялся и вначале не знал, как реагировать на столь бурное проявление чувств. Но потом всё-таки улыбнулся и неловко приобнял меня в ответ.

- Ты откуда здесь взялся? – с удивлением спросил он, когда мы покончили с приветствиями.

- Как откуда? Я ж к тебе приехал! – всплеснул руками я и, снова делая шаг к нему навстречу, чуть не запнулся за стоящие на траве баулы. – Ты же писал, помнишь, что всё лето и осень проводишь здесь!

- Так оно и было, - почесал за ухом Тоха. – Но это всё в прошлом. Я в город полностью перебрался, вот, перетаскиваю хабар понемногу, - он кивнул на сумки. – Дом уже не тот, ветшать стал. И огородом уже лет пять никто не занимается. Что мне тут делать?

- Как что? Отдыхать! Ты же помнишь, нам никогда не бывало с тобой скучно!

- Так это когда было, - с какой-то незнакомой мне интонацией вздохнул он. – Сколько лет прошло…

- Немало, - согласился я и с грустью взглянул на друга. – Но для меня ничего не изменилось. Очень хотел к тебе приехать, вот и не выдержал. Приезжаю, а тебя нет. Почему ты мне перестал звонить?

- Так это, - он поковырял носком ботинка в земле. – Дела были, вот. А что мы стоим? – внезапно подхватился он и хлопнул меня по руке. Я наивно полагал, что за этим последует справедливое приглашение пройти в дом и посидеть, поговорить, но Тоха неожиданно произнёс совсем другую фразу, начисто сбившую меня с толку:

- Идём, а то на автобус опоздаем…

Я почему-то настолько не ждал услышать что-то подобное, что опять застыл на одном месте, наподобие берёзы, одной из тех, что возвышались неподалёку. И лишь промычал что-то невнятное в ответ.

- Идёшь? – как будто не понял меня Тоха и подхватил свои сумки, словно ничего кроме них его теперь и не волновало вовсе. Меня это, безусловно, обидело и даже разозлило, однако привычного желания опустить на чужую голову что-нибудь тяжёлое, я не испытал. Всё-таки, это был мой друг.

Был? Это жестокое слово, пусть прозвучавшее пока лишь в мыслях, легло на душу каким-то тяжёлым грузом, и я, всё ещё надеясь как-то настроиться на позитив, кивнул и последовал за Тохой к перелеску.

Я уныло плёлся за ним по извилистой лесной тропинке и никак не мог начать какой-то разговор. Вернее будет сказать, я просто не мог придумать, о чём мне заговорить с человеком, которого не видел несколько лет. Ох, не так я представлял эту нашу встречу! В моих представлениях всё было как-то проще, да и в самом моём отношении к этому человеку всё осталось прежним. Словно и не было этих лет, словно мы и не расставались, а всегда были здесь, в нашем маленьком мире. В мире, где нам и нужно-то было только жить и осуществлять безумные идеи, нести хорошее настроение и наслаждаться всем этим.

Но это были мои представления. А что же я имею перед собой теперь?

- Ни хрена хорошего, - мои мысли нарушил голос Мамонова, который, по ходу, продолжил какую-то начатую мысль, но вот начала её я как раз не уловил, поэтому оставалось лишь поразиться, как этот своеобразный ответ совпал с моим нечаянным вопросом. Я нагнал его и рассеянно осведомился:

- А?

- Да в деревне торчать, теперь смысла нет, - выдал он, отмахиваясь от назойливых комаров, сопровождающих нас на протяжении всего пути. – Что тут делать? Нечего…

- А там тебе есть чем заняться, да? – деловито поинтересовался я, с трудом поспевая за ним: он что-то слишком разогнался.

- Конечно, найдётся, - хмыкнул Тоха и посмотрел на меня. – Ты ж сам в городе живёшь, а мне предлагаешь здесь тухнуть?

В городе живёшь! Знал бы ты, как мне осточертел этот город. Будь он трижды неладен! Дался он мне! Вся эта серая, однообразная жизнь, состоящая из сплошных механических передвижений: работа – дом – работа. Была б моя воля, ноги бы моей там уже не было! 

- А летом здесь так хорошо, - я попробовал склонить его хоть к какому-то согласию с моими мыслями. – И совершенно ничего не изменилось! Вот бы, как раньше, всё лето в деревне проводить! Разве это не здорово?

- Так-то оно так, - вздохнул мой друг, - только времена уже не те. Да и жизнь не стоит на месте…

- Как сейчас помню, - решив не обращать внимания на его занудные слова (которые, кстати, меня достаточно ранили), продолжил мечтать я. – Вечера у тебя на светёлке. Карты, девчонки… и, конечно, хорошая музыка. Старый добрый «Король и шут»…

- А-а, до сих пор слушаешь, - с лёгкой усмешкой протянул Тоха, сворачивая к последней тропинке на выходе из леса, - а вот мои предпочтения поменялись. Я теперь такими вещами интересуюсь, что по сравнению с ними про «Короля и шута» и вспоминать-то смешно…

- Вот так, значит, - наверно, нотки моего внезапно изменившегося голоса зазвучали несколько угрожающе, потому что Тоха приостановился и как-то странно на меня взглянул. После чего пожал плечами и, небрежно похлопав меня по плечу, зашагал дальше.

- Идём, уже недолго осталось, - сказал он, махнув мне рукой.

Почему-то от этих слов мне стало вообще кисло. И в душу начало медленно закрадываться такое гаденькое предчувствие, будто я своим присутствием кого-то очень сильно отягощаю. Мысль эта незаметно подбиралась ко мне всю дорогу, и вот теперь она совершенно открыто принялась грызть меня изнутри.

Оставшуюся часть пути мы прошли молча, что ещё больше утвердило меня во мнении, что зря я на всё это подписался. Чёрт меня, как говорится, дёрнул рвануть в эту далёкую глушь, милую, оказывается, давно только лишь одному моему сердцу. Никому я здесь уже не нужен, вот что следовало признать, несмотря на то, что этот факт для меня был равносилен самоубийству. Да, всё так, и ничего не попишешь…

Автобус ещё не подошёл: ни мой, ни Мамонова. Ему-то недалеко было ехать, всего полчаса до Рыбинска. А вот меня ожидала тряска в два с половиной часа в душном железном ящике на колёсах. Но угнетало не это.

- Присядем на дорожку, - Тоха поставил сумки на землю и опустился на низенькую лавочку под знаком остановки. Подумав секунду, я сел рядом.

- Домой поедешь? – уставившись на меня, как ни в чём не бывало, поинтересовался он.

Нет, блин! Я ещё пару дней погуляю по деревне, а то ведь я так и не насладился до конца своим негаданным статусом бездомного человека, проводящего из милости ночи на чужих светёлках!

- Поеду, - вместо всего этого бросил я и, подперев подбородок ладонью, с грустью посмотрел на речку, блестевшую вдали сквозь деревья через дорогу.

- Ты это, - Мамонов снова неуверенно поковырял ботинком в сыром после дождя песке, - звони, если что…

- Ага, - с каменным лицом отозвался я, не поворачивая головы в его сторону.
Последующую тишину свежего утра нарушил шум подъезжающего автобуса. Тоха взглянул на номер и тронул меня за плечо:

- Твой, - он поднялся с лавочки.

Я тоже встал и, после небольшого колебания, пожал ему свободную руку. Но потом словно что-то неожиданно вспомнил и осведомился:

- Скажи, там твоя соседка, Алевтина, правда уезжать собирается?

- Вроде как, - задумчиво произнёс он и вдруг усмехнулся. – А тебе зачем?

- Да так, - буркнул я, ступая на подножку. – Может, дом у неё купить хочу…

Я не расслышал, ответил ли мой приятель на это хоть что-то, да, честно говоря, я и не старался ничего услышать. А только молча оплатил проезд, прошёл в конец Икаруса и уселся к окну. Автобус тронулся, и последнее, что я увидел, это были капли дождя, падающие на стекло. Небо снова заволокло тучами, знакомая дорога уносилась вдаль, но я уже не смотрел в окно. Я закрыл глаза и постарался прогнать от себя все мысли. Да и о чём задумываться? Меня снова ждал город. С его холодным равнодушием, с людской циничностью и проблемами, которые давят. С этими до боли приевшимися, тусклыми пейзажами улиц, очертаниями унылых домов и бетонных стен. С его неутолимой тоской, которая прочила мне свою многолетнюю верность. С пустыми обещаниями, которые никто никогда не выполняет.

Где те, с кем я хотел быть рядом? Да нет, я же всего-навсего хотел быть услышанным и понятым. Но всё меняется в этой жизни. К моему безграничному сожалению, всё поменялось и для меня. Я жил и видел перед собой какой-то сон, несбыточную мечту, иллюзию, рассыпавшуюся в прах. Я потерял свои ориентиры. А без них мне оставалось лишь плыть по течению. Плыть и видеть вдали этот берег моей мечты, видеть, но так и не добраться до него. Никогда…


                КОНЕЦ.