Последний поход. 3. Восьмиклассники

      После неудачных майских праздников на педсовете директор  устроил классной руководительнице седьмого «А»  публичный «разнос».
«Как вы могли довести один из лучших классов в школе, что называется  «до ручки», – кричал он ей в лицо, – такой разболтанности и недисциплинированности нет больше ни у кого. Что устроили ваши ученики во время майской демонстрации? Это же почти контрреволюция!».
Та стояла перед ним молча с покрасневшим лицом, под сочувственными взглядами коллег.  Так на неё не кричал никто, тем более на педсовете.
Она была всегда хорошим педагогом, послушным работником, неукоснительно выполняя всё указания директора. Она знала подоплёку ребячьего бунта.
«Марабу», прервав, наконец, свою тираду, ткнув пальцем в её сторону спросил:
– А, что это Вы всё молчите, Сталина Гавриловна, как нерадивая ученица? Что Вы можете сказать в своё оправдание?
 Она, с побелевшим внезапно лицом, дрожащими губами произнесла:
–Может быть, не я одна виновата в этой ситуации? Следует Вам и на себя взглянуть и оценить – всё ли правильно Вы сделали?
– Что? – взревел директор. – Да я Вас уволю по служебному несоответствию.
         Учительница, пыталась ему, с перекошенным от панического ужаса лицом ответить:
– Я же всё для школы, всю жизнь… верой и правдой, –  вдруг схватилась за сердце и опустилась на стул, а потом спиной сползла с него на пол с закатившимися глазами.
Учителя всполошились, педсовет был прекращён, вызвали скорую и Сталину Гавриловну увезли в больницу с инфарктом. В школу она больше не вернулась.

    После летних каникул, первого сентября, как и положено, восьмиклассники после участия в торжественной линейке пришли в свой кабинет на третьем этаже. Прозвенел звонок и вошёл «Марабу», а вслед за ним девушка удивительной красоты.
Ученикам 8–А класса было объявлено, что классным руководителем у них теперь будет Вероника Анатольевна. Она же будет преподавать в школе математику для старших классов.  Представив её директор, не забыл сообщить, что она направлена в эту школу после окончания математического факультета Ленинградского пединститута, который закончила с «красным» дипломом. 8–А воспринял это известие молчанием. Ребятам уже было всё равно, кто будет руководить.
Когда Вероника Молчанова впервые вошла в класс, то сразу после ухода директора, у ребят глаза заблестели от нескрываемого интереса, а девчонки невольно стали поправлять волосы и поглядывать украдкой в свои зеркальца.
  Девушка, которой предстояло преподавать, один из самых трудных предметов, в свои двадцать два года была необыкновенно красива.  Короткая стрижка на голове из льняного цвета волос, завершалась  чёлкой, из–под которой были видны чёрные изогнутые брови и большие синие глаза с длинными ресницами. Аккуратный носик и чуть припухлые, яркие без помады губы, делали её лицо чрезвычайно привлекательным. Фигуре юной учительницы, облачённой в белоснежную блузку с кружевными манжетами и воротником,  чёрным жилетом в тон такой же прямой чёрной юбке, могли бы позавидовать многие спортсменки.  Стройные ножки в аккуратных туфельках довершали её облик. Она была бы похожа на артистку Наталью Варлей из только что вышедшего на экраны фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», если бы имела такие же чёрные волосы. Однако и со светлыми волосами она была чудо как хороша. Были в школе и до неё симпатичные учительницы, но такой молодой и такой красивой пока не было. С лёгкой руки и меткого, колючего языка Саньки Бибикова, любившего давать прозвища друзьям и преподавателям, она для учеников всей школы стала: «Снегурочка».  Он повстречал математичку на катке,  где она в белом свитере и такой же шапочке каталась  на белых фигурных коньках вместе  с подружками.
Предмет свой она знала хорошо, даже безукоризненно. Много сил прилагала она к тому, чтобы ребят заинтересовать. Задавала интересные задачи, необычные упражнения и добивалась понимания, преподаваемого ею предмета, каждым учеником. Ученики все разные – это известно. Однако если у Парфёнова и Трофимчука стояла тройка за математику, можете быть уверены – на эту оценку они знали. В тоже время она находила время уделять внимание тем, кому математика нравилась и давалась легче, чем другим. Кроме учебной программы,  таким предлагались задачи посложнее, чтобы они не скучали, обогнав других. В результате только из восьмого «А» класса на городскую олимпиаду по математике направили сразу двоих: Кирсанова и Михайлова.  Оба вошли в десятку лучших математиков города. Это были друзья–соперники, которые учились в классе лучше других.  Оценки за год у них были практически одинаковыми, то есть все «отлично», за исключением того, что у Михайлова была «пятёрка» и по физкультуре, а у Кирсанова по пению. Но, тут уж, каждому своё. 
Вероника Анатольевна пыталась организовать и внеклассную работу. Однако здесь она потерпела неудачу. Всё её предложения и устремления, словно, на стену натыкались. Всё мероприятия в школе  класс посещал «из–по палки», а многие просто отлынивали под разными предлогами.  Более того, отдавая дань в глубине души её уму, образованию и терпению, а также внешнему виду своей руководительницы, класс словно установил преграду между ней и учениками. Наиболее оголтелая часть класса, которым ей вручили для руководства,  делала ей мелкие пакости и это сходило с рук. Как в любом нарушающем законы сообществе, всё было покрыто общим молчанием. 
Ей мазали доску мылом или воском, чтобы мел скользил, а не писал по доске. В коробку с мелом однажды налили воды, и он раскис в кашицу. На плакатах с математическими правилами рисовали рожи, а один раз так исправили формулу, что ответ на плакате стал заведомо неверным. Стол посыпали графитовым порошком и через час рукава её белоснежной блузки имели чёрно–серый оттенок. После того математичка в белой блузке в школу больше не приходила. Попытки остановить этот беспредел со стороны тех, кому её преподавание  нравилось, пресекалось вопросами «чёрной тройки»:
– Что, выслужиться хочешь? Нравится зад директору лизать? В «стукачи» записался?
Тут же приклеивалась кличка «маменькин сынок», «чмошник», «лизоблюд», а к девчонкам: «ябеда» или «крыса». 
«Чёрную тройку» создал Трофимчук. На истории он улышал, что перед войной с немцами суд над людьми в СССР вершили в основном «Тройки особого совещания», они же и выносили приговоры вплоть до высшей меры. Никаких адвокатов и народных заседателей. Постановили и исполнили. Идея Серёге Трофимчуку понравилась. Он поделился своей идеей с Парфёновым, которому отводилась роль силовой структуры, к ним примкнул  погрязший в двойках и прогулах Толя Краснов, осуществлявший разведку настроений и дел среди одноклассников.
– Мы будем «Чёрной тройкой», – вещал Трофимчук, –  если что решили, то приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
– Почему «Чёрная», а не «Красная»? –поинтересовался Парфёнов.
– Красного цвета троек у нас с вами в тетрадках и дневниках хватает. Это в противовес и чтоб всё поняли– у нас всё по–серьёзному.
 Никто в классе теперь  не хотел оказаться в ситуации, когда по тебе вынесен приговор и обнародован.  Гадости «тройкой», а иногда и другими по их указке, творились хоть и не с всеобщим одобрением, но с абсолютным молчанием тех, кто это видел.
Для классного руководителя уже всего было то, что, при наличии в классе учеников, по ряду предметов имеющих блестящие знания, уровень успеваемости в классе неуклонно снижался.  Даже эти отличники иной раз получали двойки за неподготовленные уроки, чтобы не очень выделяться от других. Вероника, чувствуя:  что–то здесь не так, давала им сложные, нестандартные задания и, убеждалась, что они решить их в состоянии. Это выматывало ей нервную систему. Кроме того, забота директора об успеваемости тоже  не добавляла ей настроения. На совещаниях с преподавателями, а то и на педсовете он регулярно «снимал с неё стружку», пытаясь, как он любил говорить – «привести в чувство».
– Что это Вы, Вероника Анатольевна, своих учеников уму–разуму научить не можете. Большинство с тройки на четвёрку кувыркается, а ведь некоторые, наверное, выберут для себя поступление в техникум. Кто же их туда примет с такими оценками?  Классная работа у вас завалена, сбор металлолома и макулатуры саботируется. Ваш класс и пятой доли не набрал от того, что достиг в прошлом году. Мы- то думали: берём специалиста из престижного института, да ещё с «красным» дипломом, так сделаем скачок вперёд, а мы, наоборот, за средними школами теперь плетёмся. Видно, старые кадры надёжнее, чем молодёжь. Сталина Гавриловна   с Вашим классом лучше справлялась.
– И где она теперь? – прошептал кто–то сзади.
Пожилые учителя иронически поглядывали на эту «молодую выскочку», как её называли они за глаза. Многие злорадно наблюдали, как директор воспитывает эту, не слишком красивую для школы девицу.
Так или иначе, но учебный год неуклонно двигался к своему завершению. Ближе к концу мая, это был День пионерии, классная руководительница оставила свой 8–А после уроков для короткого объявления.
– Ребята. Мы с вами завершаем учёбу. Всё идёт по плану у одних лучше, у других могло быть лучше, но сейчас не об этом.  Я с вами должна сходить в однодневный поход. Это обязательное условие и для вас, чтобы получить зачёт по физкультуре,  и для меня, чтобы  выполнить план работы с классом. Поход завтра. Школа нам выделяет три палатки и пять рюкзаков. Давайте решим куда пойдём. Условие таково, что переход должен быть более 10 километров. Выбирайте, потом проголосуем. Погода завтра будет хорошая, я слышала прогноз.
Посыпались предложения: на Бараний Берег, в Пиньгубу, в Деревянное.
 Победило предложение отправиться на озеро Лососиное. Туда от автобусного кольца идти не так уж далеко- 12 километров. Завтра пятница, народу будет немного, поскольку рабочий день и вода в озере ещё толком для купания не согрелась.
Напоследок Вероника сказала:
– Кто чувствует, что не дойдёт, возьмите справки о слабом здоровье. Тогда поход всё равно зачтут.
Встречаемся завтра в десять утра на кольце «восьмёрки» у больницы. 
Кирсанов – получи у завхоза палатки и рюкзаки. Раздай ребятам. Всё будем нести по очереди, так что составь список очерёдности. На этом всё. По домам, да не забудьте завтра еду с собой прихватить, а то целый день голодными будете.