Адыгская соль Часть 24

V.ЕДИНЕНИЕ.

24.Неожиданные разоблачения.

Адыгэ Хабзэ:Часть II. Пути.

«И даровал Тха Адыгэ Путь, имеющий два начала – два пути: Путь жизни и Путь души!
Дав эти пути, Тха дал возможность каждому пройти свой путь.
Путь жизни – преодолевая тяготы и невзгоды сделать свой дом полной чашей, чтобы родители и дети не знали нужды.
Если ты стал обеспеченным человеком, благодари Тха, ибо он тебя благославил, ибо ничего не случается против его воли.
Не говори в пути: «Я спешу и никого не знаю», не оставляй ближних из ведающих Хабзэ и живущих по другим законам, даже если они не в силах просить тебя о помощи. И помоги брату, протяни руку и выведи на прямой путь, ибо сегодня у тебя есть благо, а завтра Тха может забрать у тебя всё. Ведь он видит, кто помогает ближним, а Тха – помогает помогающим.
Путь души – Путь несения Слова Тха через проповедь и наставления Хабзэ.
Если ты почувствовал Слово Тха, значит, он выбрал тебя для просвещения своих близких и сохранения Закона - Хабзэ. Ты должен нести согревающий и выводящий на Истинный Путь огонь Хабзэ с помощью Тха.
Борись с лжеучителями словом и делом. Спаси от заблудших из народа твоего. Не отвергай много, достучись до сердца каждого, вложи в них дух Хабзэ и введи в лоно ХРАМА».
(Адыгэ Хабзэ. Часть II. Пути)

«Салих и Зулимхан»: Часть 4.(май 1880 г.)

«- Вот, сынок, то, что твой прадед Салих, говорил и мне, и другим, - рассказывал дед Пак юному Салиху в кунацкой на следующий день после шумного капша.
Сидя за треножным столиком – 1анэ – рядом с деревянным ложе, на котором лежал юноша, он допивал горячий говяжий бульон, заедая его свежевыпеченными халива - пирожками с адыгским сыром. Уже покормленный им Салих задумчиво следил за его простыми движениями, молча размышляя над сказанным.
- Эх, парень! Как же тебя так угораздило перед самыми аульскими скачками, - сетовал старик, отставляя глиняную чашку с бульоном в сторону. – Да, тут не обошлось без Назира. Верю я старинным поверьям. Железо не зазвенело от его ударов, да и яйцо разбилось в чаше с водой. Не знаю как, но он точно приложил руку к этому. Ты же сам слышал, что сказала бедняжка Адыиф. Она брату накладывала жгут на больное запястье его правой руки и царапину обрабатывала…. Эхе-хе-хех! А вдруг Назир врёт, что поранил руку, когда вытаскивал тебя из-под коня с другими.
Размышления старика заставили задуматься и молчаливого Салиха. Вдруг он заволновался, занервничал, пытаясь что-то сказать. Да только у него получалось лишь слабое рычание, как у раненного зверя.
- Тата! – с трудом выдавил он из себя. – Натук! Тата! Натук!
Еле разобрав стенания юноши, дед Пак озадачился.
- Что Натук? Так, ты думаешь, что это он? Нет, сынок! Он не мог. Он целый день из дома не выходил. Я с этими трясогузками сам там был и видел его.
- Тата! Натук! – настаивал Салих на своём.
- Да, что тебе этот Натук? Ну, разглядел этот столичный щеголь нашу голубку. И что с того? Ну, не устояла наша Зулимхан перед его военным мундиром. Так она еще глупенькая! Ну, танцевали они вчера на джэгу во дворе. Так это всё шутливые происки джэгуако. Я ему еще вчера высказал. Пусть тот сперва себя на скачках проявит.
- Тата! Тата! Натук! Поле… Конь… - разволновался Салих, видя, что дед его не понимает.
- Да, что ты рычишь, словно раненный волчонок? Что ты хочешь сказать, Салих? Что? Натуку тоже грозит опасность? О Всевышний! Как же я запамятовал! Сегодня же Натук объезжает своего нового коня на том самом же поле.
- Да, тата! Да! – утвердительно закивал головой юноша, соглашаясь с догадкой старика.
Неожиданное предупреждение Салиха озадачило деда Пака. То ли проницательный юноша, обладая таким же даром предвидения, как у его прадеда Салиха, предвидел беду с Натуком. То ли он просто знал, кому Натук перебежал дорогу. Так или иначе, но стоило всё же прислушаться к его словам и предупредить очередное несчастье.
Встав со своего места, дед Пак, ковыляя, подошел к обеспокоенному Салиху. Вытерев ему рукавом испарину на лбу, он тихо его спросил:
- Сынок! Скажи, что ты знаешь? Ты знаешь того, кто тебя столкнул с коня? Кто прострелил тебе руку?
- Тата! Натук! Поле! Конь! – прилагал Салих неимоверные усилия, чтобы повторить свое предупреждение.
- Так ты, сынок, думаешь, что кто-то подстроит сегодня то же самое с Натуком? – тихо повторил старик свою страшную догадку.
- Да! Да, тата! – согласился с ним Салих, с трудом кивая головой.
- О Всевышний! Надо бы предупредить Исмаила и Селима, - заторопился дед Пак, поворачивая на своих больных ногах к выходу.
Однако не успел он дойти до двери, как на пороге внезапно появилась взволнованная Зулимхан.
- Тата! Куда это ты вчера вечером подевался? Я весь двор обыскала. Хотела поговорить о Назире.
- Чего тебе, трясогузка? Не стой у меня на пути! Не до твоего Назира мне! – отмахнулся от девушки дед Пак, выходя на крыльцо гостевого дома.
- Да, мне до этого Назира и дела-то нет! – нахмурилась своенравная красавица. - Разве я вчера не показала это во время капша?
- Эх, дочка, лучше бы ты помалкивала. А то раскрыла перед всеми свои перья. Теперь моим больным ногам покоя не будет!
- О чем ты, тата? Что еще случилось? И куда ты так спешишь? – обеспокоилась Зулимхан, удивляясь небывалой расторопности старика.
- С дороги, трясогузка! – зашипел на неё сердитый дед Пак, осторожно спускаясь по лестнице вниз во двор. – Вон иди к своему брату! Да не оставляй его одного!
Озадаченная девушка только удивленно пожала плечами, глядя вслед старику. В надежде узнать хоть что-нибудь у своего брата она поспешила в кунацкую.
Между тем, дед Пак, с трудом ковыляя, пересек большой двор усадьбы и подошел к большой конюшне, где обычно по утрам Исмаил проверял всех своих коней.
- Исмаил! А Исмаил! – крикнул он вовнутрь конюшни, так в неё и не зайдя.
- Тэтэжъ! – донесся изнутри уверенный голос хозяина дома. – Что там?
- Выйди, сынок! Разговор есть! – настойчиво потребовал обеспокоенный старик, не решаясь зайти в конюшню.
- Ладно, - услышал он усталый выдох Исмаила, а вскоре тот сам появился перед ним.
- Исмаил…
– Чего же ты, тата, в конюшню не заходишь?- усмехнулся Исмаил, вытерая руки о кусок материи. – Что еще там произошло?
- Ты же сам знаешь, что с тех пор, как одна из лошадей меня по ноге лягнула, я обхожу конюшню эту десятой стороной, - с укором в голосе напомнил ему дед Пак о несчастном случае, из-за которого теперь ему приходилось ковылять.
- Эх, запамятовал, тата! Прости! – виновато понурил голову мужчина, отбрасывая испачканную тряпку обратно в конюшню. – Чего стряслось-то?
- Твой сын Салих…, - начал старик свой рассказ, да не успел ничего толком сказать.
Исмаил тут же разволновался и, не дослушав деда Пака, бросился бегом через весь двор в кунацкую.
- Куда же ты, сынок? С твоим сыном всё в порядке! Это я о Натуке, - крикнул ему вслед старик, поворачивая за ним.
Остановившись на полпути, хозяин дома обернулся к нему и, не скрывая своего недоумения, спросил:
- О Натуке? А он-то тут при чем?
- Нет уж! Лучше сперва присядь! Хм! Верно говорят: одряхлевший волк – забава для собак! – и старик заковылял к своей излюбленной скамейке под ветвистой яблоней.
- Тата! Ты чего это меня от дела отвлек? Если по пустякам, то я лучше вернусь в конюшню, - нахмурился Исмаил, помогая деду присесть.
- Ничего не по пустякам! – строго прикрикнул на него старший в роду. – Ты хотел виновного в несчастье сына найти?
- Хм! Пусть только этот шакал мне под руку подвернется! – злобно оскалился хозяин дома.
- Шакал шакалом, но вот случай тебе может и подвернуться. Твой сын Салих, как и его прадед, беду чует. Говорит, что сегодня днем Натук объезжает своего нового коня. Того самого, что Селим подарил ему позавчера. Тот, кто покалечил твоего сын, может и Натука не пожалеть.
- Как? Прямо так и говорит? – обрадовался заботливый отец быстрому выздоровлению сына. – А шэхэх меня убеждал, что несколько дней он и рта раскрыть не сможет. И что? Всего-то два дня прошло.
- Ты, Исмаил, раньше времени не радуйся! Далеко Салиху еще до выздоровления, - сожалел дед Пак, что обнадежил внука преждевременно. – Он сказал…, а точнее прорычал, как загнанный зверь, всего три слова: «Натук…Поле… Конь…». Я сам всё вместе связал да спросил его. А наш парень всего лишь подтвердил мою догадку.
- Эх, тата! А я уже думал барашка зарезать по радостному поводу, - расстроился мужчина.
- Рано ещё! Успеешь еще барашка зарезать. За Селимом послать бы надо да Натука идти на поле спасать! – настойчиво требовал старик.
- Да, с чего же Салих взял, что Натуку опасность угрожает? – не поверил ему Исмаил.
- А вдруг, сынок, у него дар предвидения проявился? К тому же вчера на капше Назир из кунацкой разозленный выбежал. А вдруг он плохое задумал?
- Плохое? Против своего-то родного брата? – оторопел хозяин дома. – Я, конечно, заметил вчера, что-то неладное с ним. Когда он к нам пришел, весь напряженный был. На крыльце кунацкой слышал я, как Адыиф про его руку говорила. А потом позже перед самым джэгу выбежал он из дома, будто гусь ошпаренный. Ну, мы его с Селимом остановили во дворе да распросили обо всём.
Неожиданная новость отвлекла старика от Натука. Заинтригованный, он поспешил разузнать то, о чем поведал Исмаилу сам Назир.
- И что? Неужели он так и не признался?
- Кто? Назир? – усмехнулся хозяин дома. – Да он крепче кремния. Настаивал на своём. Мол «видел всё», «из-под коня Салиха вытаскивал да руку вывехнул». «О чей-то нож поцарапался». Да, он, словно ловкий уж, выворачивался.
- А что он сказал насчет того, что так рано с капша уходит? – призадумался дед Пак.
- Сказал, что неловко ему со своим старшим братом. Говорил, что тот себя на посмешище выставил. «Щеголем столичным» его назвал, - вспоминал Исмаил резкие высказывания обиженного Назира. – А что там в кунацкой вчера произошло, тата?
- Эхе-хе-хех! Задела его наша Зулимхан, разозлила его своим отказом. А уж, когда она Натуку разулыбалась, тот совсем разобиделся и сбежал, как избитый пес, - удрученно вздохнул старик.
- Что? – вдруг рассердился озадаченный отец. – Да, как Зулимхан осмелилась при всех парням улыбаться? Вот я ей покажу!
- Ты, Исмаил, на дочку свою единственную не серчай! – встал на защиту девушки дед Пак.- Время её пришло! Как бы она, как её подруги – гусыни Зуза и Дзахан - в девках не засиделась. А Натук – парень смелый, в самой столице служит. Вон каким щеголем ходит!
- Не бывать этому, тата! Не бывать! – решительно возразил ему Исмаил, сжимая руки в кулаки от негодования. – Не будет моя дочь прислуживать тем, кто её семью безжалостно разделил да по миру разбросал. Да, по мне, пусть лучше за Татыя замуж выходит, коли пришла пора. Свой парень, да и рядом жить будет!
- Что ты, сынок? Он же еще очень молод! Моложе самой Зулимхан на год. Да и он для неё, что брат родной! – встревожился старик, предчувствуя новую беду на его седую голову.
- Коли так, пусть другого выбирает! Вон сколько парней вокруг. Залим или Мамух, а может быть, Татук или Назир, на худой конец? – оставался непреклонным строгий отец.
- Эх, Исмаил! И не жаль тебе своей кровинушки? Она же твоя единственная дочь! А ты её лучшей доли лишаешь. Разве сможет она с Залимом? Он же на неё платок наденет и заставит суры из священного Корана целыми днями читать.
- Ничего плохого в этом нет! Будет усерднее Аллаху молиться, того, гляди, и поумнеет, - не сдавался Исмаил.
- А с Мамухом что ей за жизнь? Отец его горькую пьет да мать его бьет. Того, гляди, приставы, что в их доме околачиваются, покроют твою голову несмываемым позором.
- То, что один раз уже случилось, второй раз не напугает,  - зло усмехнулся хозяин дома, вспомнив о том, как когда-то незнакомый поручик увез его красавицу Даху в лес на его же глазах.
- О чем ты, сынок? – насторожился расстроенный старик. – Да, неужели ты столько лет думаешь, что твоя Саламат так и не сберегла твою честь?
- Ничего я, тата, уже не думаю. Люблю, а простить не могу. Не получается! – сокрушался растерянный мужчина.
- Да ты же сам в лес ездил и распотрашенный труп того военного своими глазами видел. Разве не умер он от старинного кинжала нашего рода? – укорил его дед Пак.
- Всё так! Только куда же делись два солдата, что его сопровождали? Не могла она их на тот свет отправить. Только сам поручик мог свернуть с пути и запретить им следовать за ними. Только глупец не догадается зачем? – поджал Исмаил губу от злости.
- Прежде чем открывать рот, открой, сынок, свои глаза! Если бы твоя честная жена опозорила себя, она никогда бы к тебе не вернулась, - защищал Саламат мудрый старик. – Ты хотя бы в дочери не сомневаешься?
- С чего бы, тата! Она как две капли воды похожа на мать мою. Только из-за неё и прощаю мою Даху, - обреченно выдохнул Исмаил, с трудом сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.
- Слава тебе, Всевышний! И что? Теперь ты дочку её счастья лишить решил? – с укором покачал головой дед Пак.
- Ладно! Пусть так! Залим и Мамух, по-твоему, ей не подходят. Но чем же плох рассудительный Тамук?
- Ничем! Но и ни к чему он ей. Да и сердце его в другую сторону смотрит. А про Назира мне даже не говори! – всерьез рассердился дед Пак на Исмаила. – Поторопишься, то еще сегодня, может, узнаешь, кто себе дорогу к победе на скачках расчищает.
- Ты про что, тата? – снова озадачился тот.
- Я? Про Натука. Говорю тебе, иди за Селимом! И тут же бегите оба на поле! Там, сынок, всё увидишь своими глазами.
Несколько минут недоверчивый Исмаил смотрел с глубоким сомнением на старшего рода. Убедив себя всё же послушаться его совета, он собрался с духом и бросился в конюшню за своим конем.
К тому времени к скамье под цветущим деревом подошла расстроенная Саламат. Не сводя с конюшни своих заплаканных глаз, она присела рядом с дедом Паком.
- О тата! Ты прости, но я слышала всё! И знаешь, каждый из нас отчасти прав, - в голосе женщины чувствовалось глубокое сожаление. – Исмаил верно думает, что тот поручик сам солдат вперед отправил. А я честно говорю, что наказала наглеца. А ты – то, что я никогда бы не вернулась к своему мужу опозоренная.
- Дочка, чего теперь прошлое ворошить? – пытался старик остановить  Саламат.
- Хм! Я-то думала, что Исмаил мне простить не может того, что я ему сына не родила. А Фыжь мне говорила, что он с моим «позором» смириться не может. Что же мне теперь делать-то, тата?
Между тем, пока Саламат сокрушалась о своей горькой судьбе, Исмаил вывел своего коня из конюшни и собирался уже сесть на него, как вдруг увидел на скамье рядом с дедом свою жену.
- Эх! Не плачь, дочка! Всё образуется! Столько терпела, и сейчас обожди! – пробурчал ей старик, заметив пристальный взгляд настороженного Исмаила, направленного на Саламат.
Тем временем гордый мужчина, пересилев свою многолетнюю обиду, степенно подошел к ним, ненамеренно напугав своим появлением расстроенную женщину. Глядя в её заплаканные глаза, он сразу же понял, что она слышала его разговор с дедом Паком. Вдруг присев перед ней, он ласково взял её дрожавшую от волнения руку и виновато вздохнул.
- Даха! Столько лет я боролся со своей любовью! Прости!
И, не произнеся больше ни слова, он доверительно пожал её руку, а затем спешно встал и направился быстрым шагом к своему скакуну, в верности которого он ни разу не усомнился. А, вскочив на него, решительно крикнул:
- Скажи, Даха, своей дочери! Второй раз я не совершу своей ошибки. Не отпущу дорогого мне человека с военным. Времена не те!
Ударив плетью своего верного коня, он быстро выехал со двора и поскакал по улице, оставляя за собой лишь дорожную пыль.
А тем временем его взволнованная жена, которая не спускала с него глаз, пока он не скрылся из виду, встала со скамьи и уверенно направилась к раскрытым настежь воротам. Не в силах больше сдерживать давнюю обиду, она дала волю горьким слезами, что уже обжигали её побледневшие щеки.
Когда же Саламат плотно закрыла за Исмаилом ворота и вернулась к озадаченному деду Паку, лицо её уже просветлело, а от грусти не осталось и следа.
- Спасибо тебе, тата! – благодарно улыбнулась она ему. – Столько лет Исмаил не глядел на меня так как сегодня. Да хранит тебя, Всевышний!
- Эх, дочка! Поговорила бы с ним раньше и не страдала бы столько лет. Разговаривать друг с другом надо! А теперь подумай лучше о своей дочери!
- А что с Зулимхан не так? – задумалась Саламат, вспомнив строгие слова мужа перед его отъездом.
- Эхе-хе-хех! Приглянулся ей этот «щеголь» Натук. Да вывихни он свою лодыжку! А тот тоже на ней свой соколиный глаз остановил. А Исмаил прознал обо всём и сердится теперь, - сожалел в душе дед Пак о своей излишней болтливости.
- Вот так дела! – всплеснула руками потрясенная женщина. – А кто ему про Натука всё рассказал?
- Так, я же, старый пень! Но должен же я был Исмаила предупредить.
- О Всевышний! Где эта девчонка? – встревожилась заботливая мать. – Да, что же ты, тата, так всё ему и рассказал?... Зулимхан! Зулимхан!
- Постой, дочка! Не кричи так! Она с Салихом в кунацкой, - предупредил её старик, в душе продолжая казнить себя за чрезмерную бдительность.
- В кунацкой? Одна с Салихом? Вот я сейчас с ней поговорю, с твоей голубкой, тата! – и рассерженная Саламат поспешила в гостевой дом в поисках провинившейся дочери.
- Эх! Осел мутит свою воду сам! – удрученно вздохнул озадаченный старик, чувствуя свою вину перед юной Зулимхан, не ведавшей пока ничего о грозовой туче, что надвигалась на неё из-за него.
В надежде хоть как-то еще исправить свою непростительную ошубку, дед Пак тяжело встал со скамьи. Он тут же заковылял в сторону кунацкой, следуя за решительно настроенной женщиной. А та уже поднималась по ступенькам лестницы.
- Эх! Правду сказать, что глаз выколоть! – пробормотал себе под нос старик. – Да, хоть бы Исмаил и Селим успели предупредить Натука!
Ковыляя к гостевому дому, дед Пак искренне сожалел, что поделился своими, возможно, преждевременными опасениями по поводу Зулимхан с её строгим отцом. Сожалел он также и о том, что теперь его внучке поневоле придется отказаться от своего избранника, подчиняясь окончательному и бесповоротному решению непреклонного Исмаила. Если, конечно, с самим Натуком ничего не случится…».
 
15 мая 2012 г., г. Москва

Переосмысливал Аслан Теучеж поворотные события своего рассказа «Салих и Зулимхан» в такси по дороге в больницу на следующий день после Адыгэ Зэхэуэс. Глядя мимоходом из окна машины на улицы весенней Москвы, он восхищенно удивлялся радужному цветению деревьев, яркости зеленой травы на газонах, красочной палитре цветов, украшавших фасады высотных зданий.
Небывало солнечный день, казалось, предвещал радостные встречи и счастливое беззаботное время. И кто знает, возможно, так оно и было бы, если бы ему удалось накануне познакомиться ближе с прекрасной Динарой. Притягательный образ девушки не оставлял его уже ни на минуту. Тем не менее, воодушевленный их неожиданным знакомством, молодой человек в душе искренне радовался тому, что казавшееся навсегда утерянным оказалось на самом деле нежданным счастьем, обретенным по воле случая.
Подъезжая, наконец, к клинике, где проходил лечение его двоюродный брат, Аслан удрученно вздохнул. Предстоявшая ему встреча с дядей Муратом и откровенный разговор с самим Мадином одновременно пугали и интриговали его. Опасаясь непредвиденного, он всё же рассчитывал узнать то, что ожидал. Хоть Мурат Занудинович и винил его во всех своих бедах, его двоюродный брат всё же знал правду и мог пролить свет на столь запутанную историю его свадебной трагедии. Но вот захочет ли Мадин ему всё честно рассказать? Разоблачит ли он виновных?
Поднявшись в отделение, Аслан сразу же натолкнулся на вездесущую медсестру Зулиму, в которой с трудом можно было узнать модно одетую девушку, сопровождавшую накануне Динару и её брата Рамиза. А та, провожая его пристальным взглядом, тут же достала из кармана халата свой iPhone и спешно набрала чей-то номер. Заинтригованный её особым вниманием, Аслан сумел только расслышать «Он здесь!», прежде чем зашел в кабинет Мухамода Опсова.
Дядя Мурат уже дожидался его прихода и, на удивление, был в добром расположении духа, благодушно попивая ароматный чай с гостеприимным хозяином кабинета. Не зная, как себя вести в его присутствии, молодой человек настороженно прошел вовнутрь, стараясь встать как можно ближе к Мухамоду, словно искал у того защиты от возможных нападок его, казалось бы, добродушного гостя.
- А вот и Аслан! – улыбнулся мудрый черкес, приветствуя его. – Чай, кофе?
- Спасибо, Мухамод! Но мне бы не хотелось Вас задерживать. Вы и так столько времени на нас потратили, - вежливо отказался Аслан, на самом деле желая поскорее встретиться с Мадином.
- Не суетись, Аслан! Тагир вот-вот подъедет. Да и у Мадина не все ещё утренние процедуры закончены, - и главврач указал ему на место за столом напротив его родственника.
- Хороший у Вас чай, уважаемый Мухамод! Дорогой, наверно? – благодушно заметил Мурат Занудинович, намеренно игнорируя молодого человека.
- Хм! Самый обычный цейлонский листовой. Мне его Зулима специально заваривает каждое утро, - не скрывал своего удивления Мухамод, не упустивший из виду неискренность в голосе своего гостя.
- Зулима? А это та медсестра, что ухаживает за моим сыном? – проявил живой интерес отец Мадина. – Хорошая девушка! Сколько ей лет?
- Молодая еще! Ей и двадцати-то нет, - усмехнулся главврач, все больше и больше удивляясь тому, как Мурат Занудинович умышленно не замечает племянника своей жены. – Да, хорошая! Безответственная только…
- А сейчас вся молодежь такая! – перебил его дядя Мурат, быстро подхватывая интересную для него тему и бросая укоризненный взгляд на Аслана. – Мы, родители, делаем всё для них, жертвуем собой. А они чо? Пользуются всеми благами, ни за что не отвечая и ничего не делая взамен. Просто безответственное поколение. Им бы съесть пуд соли, как нам пришлось, пока мы в люди не выбились.
- Да! Трудно нам пришлось. Но современной молодежи, особенно черкесской, сегодня еще труднее приходится, - возразил ему Мухамод. – Они словно между двух огней. С одной стороны, современные процессы глобализации, доступные телекоммуникационные системы, социальные сети, изощренные технологические инновации да новые гаджеты. А с другой, острый черкесский вопрос, возрождение истории народа и его национальных традиций и культуры, расцвет пронационалистических взглядов, пугающих российскую федеральную власть. А если к тому еще добавить административное давление и социально-экономический упадок во всех трех республиках, где проживают адыги, то им просто не позавидуешь.
- Глупости всё это! Пусть голову не морочат! – нахмурился Мурат Занудинович. – Сидели бы меньше в этих непонятных форумах и фейсбуках, может, тогда больше времени уделяли бы настоящим делам, а не глупой болтовне. А до решения серьезных черкесских вопросов они еще не доросли. Читал я тут статьи этих умников-активистов. Да их, сопливых, Америка против России настраивает. А нужны ли черкесы со своими проблемами той Америке? Россия – другое дело! У нас нет уже другого пути, как не с Россией. А что до административного давления, то это явное преувеличение. Ни у нас в Адыгее, ни в Кабарде никто не мешает разумной адыгской молодежи делом заниматься. Так ведь они сами из себя чего-то корчат, носом воротят да руководство критикуют. …
Чувствуя, что камень заброшен в его огород, Аслан Теучеж невольно ухмыльнулся, вдруг вспомнив, как именно дядя Мурат собирался ему помочь в свое время. Заметив неуместную ухмылку неблагодарного родственника, Мурат Занудинович насупился еще больше и, цинично прищурившись, высказался:
- Нет, уважаемый Мухамод! Ничего-то они не понимают. Умеют только нагло ухмыляться. Что там про ответственность говорить…
- Ну, уважаемый Мурат, не стоит так обобщать! Хотим мы или не хотим, но это их время, - возразил ему гостеприимный хозяин, не желая скрывать ради вежливости своей истинной позиции по теме. – Я, например, каждый день разговариваю со своим сыном и замечаю, как быстро он взрослеет. И не только потому, что он продвигается по службе. Скорее меня по-хорошему удивляют те решения, которые он принимает самостоятельно по очень трудным вопросам. На его месте я бы колебался или предпочел бы обождать, надеясь, что время само разрешит их. А он нет, не такой! Хм! Часто говорит мне: «Промедление смерти подобно!». Так и с Мадином Вашим, Мурат. Если бы еще пара дней, мне бы уже не удалось ему помочь. Кровь застыла бы в мозгу, или началось бы воспаление. Тогда уже неминуемая смерть…
- Не дай Аллах! – резко перебил его обеспокоенный отец, который и представить не мог такого страшного исхода для своего единственного сына. – Слава Всевышнему, всё обошлось!
- Вот я и говорю, всё обошлось благодаря таким вот активным молодым людям, как мой сын и Ваш племянник, - и Мухамод намеренно указал рукой на Аслана, молча и внимательно слушавшего разговор старших. – Если бы мы с ним до этого случайно не познакомились…  Если бы его компания вовремя не оплатила всю нужную сумму… И если бы не наша техработник Зоя Михайловна, простите, уважаемый Мурат, Ваш сын перешел бы в мир иной следом за своей несчастной невестой.
Череда пугающих «если» тяжелым грузом падала на плечи растерянного Мурата Занудиновича. Вжавшись в свой стул, он виновато опустил голову, лишенный всякой возможности аргументированно возразить врачу, спасшему его сыну жизнь. В душе он прекрасно осозновал, что Мухамод совершенно прав. Однако ему не хотелось признавать своевременность и ценность помощи Аслана, не заслуживавшего, по его мнению, его благодарности. Непреклонная гордыня бывшего влиятельного чиновника Адыгеи, всё еще не смирившегося со своим постыдным падением, заставляла его разум категорически сопротивляться, дабы сохранить свою значимость, прежде всего, в своих собственных глазах.
Между тем, Мухамод Опсов ждал от него искренннего раскаяния, надеясь, что в его госте всё ещё теплилась душа доброго и благородного черкеса, какими и славилась когда-то адыгская земля. Но появление Тагира невольно спасло непримиримого Мурата Занудиновича от дальнейшего публичного осуждения его мудрого отца. Обрадовавшись его своевременному приходу, взволнованный отец Мадина встал со своего места, намереваясь отправиться в палату сына, не медля больше ни минуты. На его счастье, в кабинет главврача заглянула и молодая медсестра, желая предупредить свое руководство о том, что все утренние процедуры пациента Кушхова благополучно завершены.
Понимая, что ждать раскаяния закостенелого гордеца бесполезно, Мухамод не стал больше взывать к заснувшей непробудным сном совести своего излишне благодушного гостя. Умудренный жизненным опытом, он просто положился на главных судей человечества - Всевышнего и Время. Поднявшись следом за Муратом Занудиновичем, он направился к двери и громко предупредил всех присутствовавших:
- Так, прошу всех быть предельно сдержанными. После процедур Мадину ни в коем случае нельзя волноваться. Если он попросит кого-то уйти, то, договоримся, тот человек выходит сразу же без возражений. Все вопросы буду задавать я сам.
Испытывая неимоверное желание увидеть Мадина, никто из присутствовавших не стал спорить с главным врачом, имевшим полное право отказать любому в дальнейших посещениях. Поспешив согласиться с его условиями, все трое молча последовали за ним в палату к его пациенту. К своему очередному удивлению, Аслан Теучеж вновь ощутил на себе неподдельный интерес медсестры Зулимы. Едва увидя его в коридоре, она снова достала из кармана своего белого халата iPhone и снова кому-то спешно позвонила. Казалось, что девушка дает кому-то полный отчет о каждом его шаге.
Проходя в больничную палату Мадина, все посетители невольно насторожились, чувствуя себя словно на очной ставке в суде. Казалось, что теперь неожиданное разоблачение неминуемо, и столь затянувшееся дело, наконец-то, завершится, раскрыв все тайны злосчастной свадебной трагедии, случившейся больше месяца назад. Как ни странно, но никто из вошедших в палату к Мадину Кушхову не сомневался, что тот знал ответы на все их вопросы.
Тем не менее, их появление заставило заволноваться самого пациента. Неподвижный и бледный, с перебинтованной головой, он резко насупился, отводя глаза в сторону широкого окна. Утомленный строгим больничным режимом и многочисленными утренними процедурами, Мадин удрученно вздохнул, стараясь смириться с неизбежным.
- Здравствуй, Мадин! – спокойно обратился к нему первым Мухамод.
- Сынок! Слава Аллаху, ты живой! – обрадовался Мурат Занудинович, проходя ближе к больничной койке следом за главврачом.
Тяжелый напряженный взгляд, с которым вдруг обрушился Мадин на своего отца, резко остановил последнего, не позволяя ему сделать ни шагу вперед. Сдавленный под тяжестью невидимого «удара» сына, Мурат Занудинович не стал испытывать судьбу и медленно ретировался на несколько шагов назад.
- Привет, Мадин! Рад, что ты с нами! – дошла очередь до Аслана Теучежа, он чувствовал искреннюю радость за своего двоюродного брата, с которым с раннего детства делился всем, чем мог.
Повернувшись в его сторону, Мадин не проявил никакого негодования. Наоборот, он вдруг погрузился в меланхолическую задумчивость, словно что-то вспоминал. Заметив подходящий настрой пациента для беседы, Мухамод не стал больше тянуть с разговором.
- Вот, Мадин! Твои близкие пришли тебя проведать, - осторожно начал он. – Ты можешь говорить?
Несколько минут пациент не реагировал на его слова, словно обдумывал что-то судьбоносное. Затем он обратил свой болезненный задумчивый взгляд на главврача, терпеливо дожидавшегося его ответа, и тихо произнес:
- Пока он здесь, я ничего не скажу. Пусть он уйдет!
Услышав категорическое заявление Мадина, все в первую очередь посмотрели на Аслана, а тот тотчас смутился под их пристальным взглядом. Мухамод и Тагир не скрывали своего искреннего сожаления, тогда как холеное, чисто обритое лицо Мурата Занудиновича искривилось в презрительной ухмылке. Не дожидаясь просьбы мудрого черкеса удалиться, согласно предварительной договоренности, Аслан молча направился к выходу, в душе сетуя из-за столь явной отчужденности его двоюродного брата. Но едва он коснулся ручки входной двери, как услышал нетвердый голос Мадина:
- Не ты! Пусть уйдет он! Пусть уйдет мой отец…
Бескомпромиссное требование Мадина сильно возмутило Мурата Занудиновича. Ему и в голову не приходило, что его единственный сын сам выгонит его из палаты.
- Да что здесь происходит? – бросил он гневный взгляд на изумленного главврача. – Да как такое может быть? Я же отец, в конце концов!
Внезапное громкое негодование разгневанного мужчины мгновенно сказалось на состоянии больного. Разволновавшись, он сразу же покрылся красными пятнами и стал учащенно дышать, словно задыхался от нехватки воздуха. Встревоженный Мухамод поспешил вывести возмущенного Мурата Занудиновича в коридор.
- Мадин! Мадин! Успокойся! – подбежал к нему взволнованный Аслан.
Когда в палате остались только молодые люди, Мадин устало закрыл глаза и вздохнул с облегчением, будто с его плеч упал тяжелый камень. Его небритое лицо расслабилось и просветлело, отражая солнечный свет, наполнявший просторную палату через большое окно.
Чувствуя его готовность к разговору, Аслан и Тагир неуверенно переглянулись между собой, задаваясь одним и тем же вопросом: стоило ли им ждать возвращения Мухамода?
- Мадин! Ты теперь можешь говорить? – принял решение Тагир Опсов сам.
- Да! – с трудом открыл тот глаза.
- У нас к тебе несколько вопросов. Если устанешь, скажи, и мы не будем тебя больше беспокоить, - подражал интонациям Мухамода его сын.
- Да! – односложно ответил ему Мадин.
- Понимаю, что тебе сейчас трудно вспоминать тот трагический день. Но лучше нам довести это дело до конца, - продолжил Тагир. 
- Да! – и Мадин Кушхов посмотрел на него внимательно, проявляя тем самым свою готовность к долгому разговору.
- Итак, на своей свадьбе ты не выпил ни капли спиртного. Почему? – задал Тагир первый вопрос.
- Пить алкоголь – это харам! Ислам не разрешает это праведным.
Неожиданный ответ пациента удивил Тагира и оглушил Аслана. Вспомнив, сколько раз и до какой степени напивался его двоюродный брат на всяких вечеринках с друзьями в клубах и ресторанах, он с трудом сдержался от неуместного восклицания.
- И давно ты, Мадин, придерживаешься священных законов Ислама? – продолжил сын Мухамода.
- Нет, недавно! За неделю перед свадьбой я ходил в мечеть договариваться. А поговорив с имамом, почувствовал, что должен следовать всем мусульманским правилам до конца. Всю неделю я проходил обряд очищения, - с легким сердцем делился с ним Мадин.
- А кто-нибудь из родственников об этом знал? – озадачился Тагир, пытаясь вставить новую деталь в замысловатый пазл.
- Отец и Лейла. Она была против! - и молодой человек резко помрачнел под тяжестью горьких воспоминаний.
- Против?! Против чего? Против Ислама? – намеренно уточнил сын Мухамода.
- Против правил! Она надсмехалась надо мной. Говорила, что «уже поздно из себя мусульманина корчить». А я не корчил, я так себя чувствую. Аллах милосерден и защищает всех правоверных!
- И что потом? – ловко потянул Тагир за нить клубка его истории.
- Она смеялась и всё рассказала отцу на свадьбе. Да смилуется над ней Всевышний! – снова закрыл глаза расстроенный Мадин.
- Твой отец испугался, да? Стал тебя ругать при всех, обзывать? – шаг за шагом восстанавливал картину злосчастной ссоры сын Мухамода. – И ты разозлился?
- Нет! Не сразу, - глубоко вздохнул молодой человек, открывая глаза. – Уже поздно вечером мне кто-то позвонил и назвался Асланом. Я сразу подумал на тебя, брат. Но вот голос мне показался незнакомым.
И Мадин бросил испытывающий взгляд на своего двоюродного брата, вслушивавшегося в каждое его слово.
- Я был совершенно трезв и не поверил, что это ты. Но, всё же отвечая, назвал того, кто мне звонил, твоим именем.
- И что же он тебе сообщил? – задал Тагир второй вопрос, мучивший долгое время самого Аслана Теучежа.
- Да так, нёс всякую чушь. Намекал на меркантильный интерес Лейлы и на её особые отношения с одним из моих друзей-врагов. Хм! И зачем ей надо было с Самиром встречаться? – перевел дыхание взволнованный Мадин.
- Ну да! А до этого она встречалась со мной, - нахмурился молодой человек, вспоминая со стыдом подстроенную их бывшими друзьями драку в горах. – Но ты даже не стал меня слушать.
- Твое откровенное признание меня лишь подстегнуло. А то был, можно сказать, анонимный звонок. Вот я и задумался и решил сам всё проверить, - честно признался обманутый жених. – Те сведения, прости, показались мне не столь голословными.
«Столь голословно» внезапно ярко-красными литерами всплыло в памяти взволнованного Аслана. Где он мог слышать или читать это невыразительное сочетание, раздражавшее его неким налетом презрительности и высокомерия?
- Так вот из-за чего началась ссора между тобой и твоим отцом? – продолжил Тагир, не замечая излишнее волнение своего спутника.
- Нет! Не из-за этого. После неприятного разговора с Анонимом, я спросил у Лейлы о Самире. Вот тогда она и рассказала отцу о моих новых религиозных предпочтениях.
- И что? Что так разозлило твоего отца в этой новости? – спросил его сын Мухамода, с трудом скрывая свою усмешку. – Что его так испугало в Исламе?
- Да, он, правда, испугался. Расстроился и даже растерялся. Для него, современного чиновника, все мусульмане – сплошь радикалы, террористы, шахиды, готовые пожертвовать собой ради Великого Джихада. Я пытался объяснить ему всё. Но он был пьян и ругал меня последними словами.
- О Аллах! Да, ты – просто жертва антимусульманской пропаганды, - поразился Тагир, с детства строго следовавший мусульманским законам и устоям.
- Это глупые предрассудки. У нас в Адыгее Ислам не всеми воспринимается адекватно, - вмешался в разговор Аслан. – И всё потому что многие молодые люди, не брезговавшие раньше ни алкоголем, ни наркотой, ищут выхода из затягивающей их петли в мечети. И, честно говоря, придерживаясь мусульманских законов, они перестают пить и колоться. Но у всего есть и оборотная сторона.
- Оборотная сторона? – задумался сын Мухамода, не понимая, что может смущать адыгов в классическом Исламе.
- Те, кто уже выбрал путь Пророка Мухамеда и следует ему благоговейно, начинают не понимать и сторониться инакомыслия. Тем более, человека с вредными привычками или зависимостью. Даже если это их близкий родственник. И, наоборот, наблюдая с опаской, как кто-то из родных начинается молиться Аллаху, делать пять раз в день намаз, строго придерживается заветов Пророка, его окружение начинает, порой напрасно, беспокоиться, полагая, что тот на пороге радикальных воззрений и действий. И тогда всё зависит от степени родства и уровня старшинства.
Договорив, Аслан Теучеж посмотрел в упор на своего двоюродного брата, стараясь разгадать, какой позиции тот придерживается.
- Хм! Все эти страхи и отчуждения между родными людьми только от незнания, непонимания и неприятия Священного слова Корана, - дал свою оценку Тагир.
- Верно! Но у нас в Адыгее многие, особенно те, кто постарше, видят в Исламе реальную угрозу для истинной веры Адыгэ Хабзэ, - не стал скрывать своего предпочтения молодой человек. – А это не просто свод правил поведения, которому строго следовали раньше наши предки. Это, как и Ислам, как и Христианство, праведная вера для всех черкесов, выбирающих Адыгагъэ как Путь своей души.
- Не буду сейчас спорить! Тем более что, по-своему, одно не противоречит другому, а скорее всего взаимодополняют сегодня друг друга, - резко отстранился сын Мухамода, желая вернуть разговор в нужное для расследования русло. – Лучше поговорим о Лейле!
Имя погибшей невесты вернуло Мадина из призрачного мира человеческих верований и религий в жестокую реальность. Вспомнив о ней, он нервно поджал свои бледные губы и затаился в ожидании сокрушительного вопроса.
- Значит, она ничего тебе не объяснила? – снова принялся Тагир тянуть невидимую нить расследования.
- Нет! Она лишь бросила мне в лицо салфетку и сказала, что это сугубо личное дело. Затем она выдала меня моему отцу, - и Мадин снова злобно усмехнулся, болезненно искривив губы. – А после, надувшись, как бездушная кукла, она просто ушла, вышла из ресторана.
- И куда она могла пойти, не знаешь? – медленно вытягивал Тагир сведения из допрашиваемого.
- Не знаю! Но когда я выбежал на улицу, она вертелась у моей машины. Как я понял, она разговаривала с Самиром Хакуновым. Хм! Видно, предупредить его хотела…
- И что потом? Что произошло на улице? – не выдержал Аслан.
- Да ничего особенного! Я сильно разозлился на неё. Подскочил к машине, схватил её за руку и насильно усадил внутрь. Затем, не слушая никого, сел за руль и врубил скорость на полную катушку, - вспоминал Мадин, еле сдерживаясь: его голос дрожал, а его самого лихорадило. – Она не хотела ехать, вырывалась, кричала, обзывала меня. Но, как ни странно, не просила остановить. Теперь я понимаю почему.
- Послушай, Мадин! Прошлый раз ты настаивал, что был пьян и не справился с управлением, - готовился Тагир к главному крутому повороту на вираже. – Но теперь выясняется, что ты не пил, вообще, а тормоза в машине были неисправлены. Ты сам знал про тормоза?
- Слишком поздно….слишком поздно узнал я про их неисправность, - отчаянно боролся брат Аслана с мучительными воспоминаниями. – Лейла сама мне сказала, когда я решил притормозить. Кричала, чтобы я этого не делал.
- Хм! Да, на что же она рассчитывала? – оторопел Аслан Теучеж. – Ездить по городу без остановки, дожидаясь, пока весь бензин не израсходуется, и машина сама заглохнет?
- Не знаю! Она успела только сказать, чтобы я не тормозил. Так и кричала: «Не останавливайся! Не тормози!». А потом я уже ничего не помню….
Разволновавшись, Мадин снова закрыл глаза, устало вытягиваясь на больничной койке. Заметив его чрезмерное волнение, Тагир заколебался, не решаясь задать ему еще один вопрос. Однако профессиональное любопытство взяло верх над простым человеческим сочувствием.
- И последнее! Были ли Кантемир Туов и Каплан Бжассо на улице перед вашим с Лейлой отъездом? И что за записку передал тебе Каплан уже здесь в клинике?
Затаив дыхание, Аслан ожидал откровенного ответа своего двоюродного брата на эти вопросы. Однако его молчание затягивалось. Измученный тяжелыми воспоминаниями и долгим разговором, пациент Мухамода лежал неподвижно с закрытыми глазами.
- Мадин! – настороженно позвал его Тагир, проявляя нетерпение.
- Да! Я их видел на улице. Они сразу же подбежали к нам. А записка…. Хм! Пустые детские угрозы. Я и не знал, что её мне Каплан передал. Честно, подумал, что это Самир, - грустно вздохнул молодой человек, устало проводя рукой по вспотевшему лбу.
- Но что такого ты можешь против них? Каким компроматом на них располагаешь? – не выдержал Аслан и задал свой вопрос напрямую.
- Я устал. Я больше не могу. Спросите лучше у самого Каплана! – отказался Мадин отвечать, закрывая лицо дрожащими руками.
- Но… - собирался настоять на ответе его двоюродный брат, как вдруг дверь в палату открылась, и на пороге появилась настороженная Зулима.
- Тебе чего? – строго посмотрел на неё Тагир, намекая ей своим наигранным взглядом на несвоевременность её появления.
- Извини! Но Мадину, правда, пора отдыхать. Да и Александр Адамович попросил вас двоих вернуться в его кабинет, - передала девушка указание главврача.
Пройдя к своему пациенту, она уже всерьез обеспокоилась.
- Тагир! Что вы с ним сделали? У него температура и давление подскочили.
Справедливый упрек Зулимы, искренне испугавшейся за жизнь Мадина, не оставил его посетителям никакого шанса продолжить затянувшийся разговор.
- Ладно, Мадин! Выздоравливай! – сожалел сын Мухамода, что не остановил вовремя своего спутника.
- Да, Мадин! Ни о чем не переживай! Береги себя! – попрощался с братом Аслан, всё ещё надеявшийся хоть на какой-то ответный взгляд или жест с его стороны.
Но расстроенный пациент Зулимы не произнес больше ни слова. Так и остался лежать с закрытыми глазами в залитой солнечным светом палате и окруженный заботой молодой медсестры, уже ни на кого не обращая внимания.
Между тем, Аслан и Тагир вышли в коридор, разочарованные, так и не узнав, чем был опасен Мадин для своих друзей детства.
- Интересно, что может твой брат рассказать такого об этом чертовом трио? – задумался сын Мухамода, останавливаясь перед кабинетом отца.
- Об этом можно спокойно спросить и дядю Мурата. Он всегда был в курсе дел своего сына с тех пор, как тот научился говорить, - посоветовал ему Аслан, мимоходом пробегая взглядом рецепцию отделения.
Вдруг его словно ударило током. Забыв обо всём на свете и больше не слушая своего озадаченного товарища, он зачарованно глядел в сторону регистратурной стойки. Не веря своим глазам и неожиданной удаче, Аслан, казалось, всматривался вдаль, словно пытался кого-то разглядеть.
- Да, ты хоть намекни, о чем спрашивать Мурата Занудиновича, - не отставал от него упорный Тагир, подталкивая к кабинету своего отца.
- Откуда мне знать. Я с 17 лет в Краснодаре жил. Редкими наездами их всех видел. Может, наркота? – предположил молодой человек и резко направился прямо к рецепции.
- Эй, парень! Ты куда? Мы еще не закончили, - окликнул его изумленный Тагир.
- Сейчас вернусь! Мне тут по нужде надо, - ответил ему Аслан, не оборачиваясь и прибавляя шагу.
- Стой! Туалет в другой стороне, - усмехнулся сын Мухамода, открывая дверь в кабинет главврача.
Однако Аслан его уже не слышал. Он торопливо шел в ту сторону, где, как ему казалось, светил яркий свет, привлекая его, словно зачарованного мотылька, своей притягательной силой. Не задумываясь о возможных неотвратимых последствиях, он спешно отмерял своим решительным шагом длинный коридор клиники в полной надежде ухватить свою нежданную удачу за хвост. Невольно улыбаясь, молодой человек никак не мог поверить, что его несбыточная мечта, уже не раз ускользавшая из его рук, сама нашла к нему дорогу.
- Дина?! Динара! – воскликнул Аслан Теучеж, не скрывая своей радости и завороженно глядя на высокую стройную девушку с длинной косой в короткой кожаной куртке и шерстяном черном платье до колен.
В тот самый момент девушка обратилась к дежурной медсестре в поисках своей подруги. Но внезапное появление молодого человека отвлекло её от дела. Обернувшись на нежданный зов, она резко оцепенела, застыв на месте, словно застигнутая врасплох. Затем, смутившись, она покраснела и склонила голову.
- Динара! Помнишь меня? Мы вчера виделись на Адыгэ Зэхэуэс, - бросился молодой человек в наступление, несказанно радуясь неожиданной, но желанной встрече.
- Аслан?! Помню, - смущенно ответила ему Динара, всё ещё боясь смотреть ему в глаза.
- Это же надо! Совсем не ожидал тебя здесь увидеть, - не мог поверить своему несказанному счастью Аслан. – У тебя здесь тоже кто-то из знакомых лечится?
Вполне логичный вопрос молодого человека еще больше смутил девушку. Она явно желала скрыть главную причину, из-за которой ей понадобилось приехать на работу к своей сестре Зулиме. Поджав губу от досады, она еле сдерживалась, чтобы не убежать, словно нашкодивший ребенок.
- Нет! Она пришла ко мне, - вдруг услышали Аслан и Динара уверенный голос Зулимы, вовремя появившейся у регистратурной стойки.
Появление близкой родственницы, спасшей её из затруднительной ситуации, обрадовало Динару. Она с облегчением выдохнула и благодарно улыбнулась Зулиме. Нежная, но слишком уж ослепительная улыбка девушки еще больше очаровала Аслана, забывшего обо всем на свете. Застыв на месте, зачарованный, он искренне восхищался прекрасной черкешенкой, о которой не переставал думать вот уже последние три дня.
- Александр Адамович просил меня предупредить тебя, Аслан, что он ждет тебя в своем кабинете. И дело срочное! – настойчивым голосом передала молодая медсестра указание своего руководителя.
- Да! Спасибо! – пробормотал ей в ответ Аслан и, не желая показаться неучтивым в глазах Динары, собирался направииться в кабинет Мухамода. – Уже иду!
Однако он всё ещё продолжал завороженно глазеть на смущенную Динару, невольно вынуждая её сестру сердиться. Нахмурившись, Зулима решительно встала между ними и с укором в голосе повторила:
- Говорю же, дело срочное! Да  это просто безответственно заставлять ждать такого человека, как дядя Мухамод.
Совершенно согласный со словами девушки, Аслан Теучеж не стал больше злоупотреблять добротой главного врача клиники.
- Рад был встрече! – быстро проговорил он, не скрывая своего сожаления. – До свидания, Динара!
Оглядев еще раз внимательно прекрасную черкешенку, молодой человек повернул назад и медленно направился в сторону кабинета Мухамода. Прислушиваясь к каждому звуку, он шел медленно, шаг за шагом, готовый в любую секунду вернуться назад.
- Ну и зачем ты пришла сюда, Дина? – накинулась на взволнованную девушку рассерженная Зулима. – Я же тебе сказала не приходить. Не дай Аллах, Рамиз узнает, что я тебе звонила из-за этого парня.
- Если ты сама ему не расскажешь, он никогда ничего не узнает, - возразила ей Динара. – Но я тебе говорю, что это автор того самого рассказа, что я читала в «Сочинских вестях». Всё совпадает – имя, фамилия и одно лицо.
- Ну и что! Разве это причина приходить сюда в клинику? – негодовала Зулима. – Мало тебе, что я каждый его шаг докладываю, так ты ещё сама сюда приехала.
- Говори тише! А то он ещё услышит нас,- забеспокоилась смущенная девушка.
- Что? Тише? Да он уже сам всё понял по твоему глупому виду. Вон какая красная вся, как вареный рак! – ругала её подруга, словно умудренная жизненным опытом мать - своё неразумное дитя. – Никакой гордости! Хм! Черкешенка!
- Не может быть! – еще больше растерялась Динара. – Я всего лишь хотела убедиться…
- Ага! Сказала бы мне. Я бы тебе фотку на iPhone прислала, - никак не могла успокоиться строгая сестра. – Теперь он точно всё поймет.
- Да, что он поймет, Зуля? Что? – встревожилась всерьез девушка. – Как он узнает, что я его рассказы читала, и они мне очень понравились? Хм! В аэропорту я делала вид, что знать его не знаю.
Неожиданное откровенное признание Динары, долетевшее до слуха Аслана, несмотря на её тихий голос, словно благая весть, заставило его влюбленное сердце биться сильнее.
Сам Аслан, едва узнав о взаимном интересе девушки, еле сдерживался. В тот же миг ему захотелось броситься к ней обратно и признаться в своих самый нежных чувствах. Вне всяких сомнений, судьба Аслана повернулась к нему всей своей светлой стороной. Мог ли он надеяться, что столь очаровательная и умная девушка разглядит его в аэропорту, окруженная тысячами пассажиров? Мог ли он подумать, что она уже видела его фотографию в местной сочинской газете и даже успела прочитать его рассказы, опубликованные по случаю благодаря содействию неутомимой Мадины Гуашевой? Мог ли он предположить, что столь неприступная на вид черкешенка поступится своей девичьей гордостью лишь бы увидеть его еще раз и сравнить с черно-белым фото из газеты? Вот она великая сила литературного слова!
Ощутив благостный прилив уверенности, Аслан Теучеж собирался уже развернуться на 180 градусов, как дверь в кабинет главврача широко открылась, и в её проеме появился озадаченный Тагир.
- Аслан! Где тебя носит? Ты должен услышать это сам! – громко позвал он его, охваченный странным волнением.
Взволнованный голос сына Мухамода, казавшегося Аслану не склонным к проявлению эмоций, всерьез его насторожил. С трудом справившись со своим внутренним ликованием, он глубоко вздохнул, вынужденный вернуться к запутанному делу его двоюродного брата.
- Иду! – недовольно пробурчал он себе под нос, нахмурившись, и решительно направился к ожидавшему его Тагиру.
Только очутившись в кабинете Мухамода, Аслан Теучеж снова окунулся с головой в глубокие вешние воды жизненных перипетий Мадина Кушхова. Судя по напряженному лицу гостеприимного хозяина кабинета и презрительному раскаянию его дяди Мурата, он сразу же догадался, что изобретательному Тагиру всё же удалось во всём разобраться.
- Да я и подумать не мог, что эти сосунки будут когда-нибудь так мстить, - негодовал Мурат Занудинович, продолжая свой рассказ. – Неблагодарные мерзавцы! Надо было тогда посадить их всех за решетку!
- За решетку? – опешил Аслан, хотя догадывался, о ком шла речь.
- А, Аслан! Вернулся, - удрученно вздохнул расстроенный отец Мадина. – Мне тут уважаемый Мухамод поведал, какую злую «шутку» разыграли с нами эти бессовестные карьеристы. А я всё это время думал, что это ты всё подстроил.
- Успокойтесь, Мурат! – встал со своего места сдержанный Мухамод, старательно скрывая свое волнение. – Извини, Аслан! Пришлось всё рассказать твоему дяде. Уж слишком он заблуждался в своих суждениях и сильно осуждал тебя. Ты, давай, проходи! Садись!
- Спасибо, Мухамод! – выдохнул изумленный Аслан и присел на указанное ему место.
- Да! То, что мы с Тагиром только что узнали от Мурата Занудиновича, очень многое объясняет в поведении твоих друзей детства. Хотя, конечно, не оправдывает их! В этой печальной истории нет героев, а только лишь простые люди со своими страхами и амбициями. И всё же Зло порождает Зло! Поэтому на Зло следует отвечать Добром! Иначе мы – черкесы – просто-напросто уничтожим друг друга.
- О Аллах! Как же я был слеп! Как сразу не разгадал их заговор? – сокрушался потрясенный дядя Мурат, оценивая ущерб из-за своего беспечного властолюбия. – Это счастье, что мой сын остался жив!
- Только, Мурат Занудинович, не принимайте никаких скорополительных решений, - осторожно посоветовал ему Тагир. – Это всего лишь одна из версий. Но очень правдоподобная и аргументирована реальными фактами.
- Что происходит? – еще больше озадачился Аслан, пытаясь разгадать, о чем собственно говорили остальные. – Что еще за история, Мухамод?
- Хм! Нить всегда тянется за иглой! И только в самом конце, бывает, путается, образуя узелки и петли, - задумчиво покачал головой главврач, не зная, каким целебным способом излечить свой народ от разрушительной гордыни и снедающей зависти. – А игла была! Да еще какая!
- О чем вы? – смутился молодой человек, запутавшись в замысловатом ребусе старших.
- Несколько лет назад, Аслан, твой двоюродный брат вместе с твоими друзьями детства сбил человека на дороге. Но вот твой дядя, переживая за него, быстро подсуетился и сделал так, чтобы осудили другого человека. Но твои «друзья» не согласились с его единоличным решением. Тогда он пригрозил им тюрьмой.
- Извини, Мухамод! Они, что, пьяные были? – уточнил Аслан, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь об этой дорожной трагедии из жизни Мадина.
- Нет! Они были в наркотическом опьянении, - четко и однозначно разъяснил Опсов. Короче, были «под кайфом», как выражается современная молодежь. И твой дядя узнал об этом и пригрозил всем друзьям сына посадить их за распространение наркотиков. Молодые парни, у них еще только жизнь начинается! А тут тюрьма. Вот они и согласились с убедительными доводами старшего.
Слушая шокирующее объяснение Мухамода, Мурат Занудинович с трудом сдерживался. Бросая время от времени задумчивый взгляд на него, Аслан Теучеж никак не мог понять, сокрушался ли тот, что сам породил столь лживых и двуличных людей, как Кантемир, Самир и Каплан, или злился на то, что не засадил их в тюрьму еще тогда несколько лет назад.
- Кого же тогда посадили за убийсто несчастного пешехода? – задался он вслух другим вопросом.
- Одного из друзей Мадина, - перехватил слово Тагир, уже посвещенный во все детали того трагического происшествия на дороге. – Видимо, того, у кого не было на тот момент влиятельной родни, как у остальных, и кто не был связан с силовыми структурами и политикой. Мурат Занудинович назвал его Юрой Кетао. Ты его знал, Аслан?
- Юра Кетао?! Нет! Никогда не слышал, - удивился в очередной раз молодой человек, наивно полагавший всё время, что был в курсе всех дел своего двоюродного брата. – А кто он? В нашем классе такого не было.
- Всё верно! Случайный пассажир! Как говорит твой дядя, это был друг Каплана и Самира, четвероюродный брат Кантемира, - ответил ему Мухамод, глубоко вздыхая из-за свалившейся на него вдруг тяжести. – Вот, из-за чего всё и произошло! Вот, в чем причина их так называемого «розыгрыша»! Коварная месть за друга и брата!
- Месть местью! Но из-за чего тогда погибла Лейла? – всё ещё блуждал Аслан в туманном прошлом. – Зачем она испортила тормоза в машине Мадина? Если это, конечно, сделала она.
- Об этом можно только догадываться, - пожал плечами Тагир. – Хотя, конечно, Самир мог бы и прояснить ситуацию. Не просто так же он встречался с ней в таких дорогих и закрытых клубах.
- Да, Самир никогда сам не расскажет и не признается ни в чем, - отмел его идею Аслан.
- Что?- вдруг вскочил разгневанный Мурат Занудинович, пораженный внезапно открывшимися обстоятельствами. – Лейла встречалась с Самиром тайком за моей спиной? Гулящая девка! Да, как я мог позволить своему сыну жениться на такой? Туда ей и дорога!
Внезапное негодование дяди Мурата и его бесцеремонность озадачили всех присутствовавших. Невольно переглянувшись друг с другом, они все трое одновременно осознали, кто бы смог им помочь разговорить такого крепкого орешка, как Самир Хакунов. В этом деле излишняя эмоциональность была бы удобным подспорьем!
- Послушайте, Мурат Занудинович! – осторожно подступал к разгоряченному гостю Тагир, слово входил в клетку с голодным хищным зверем. – Ваше дело ещё рассматривается?
- Ну да! – утвердительно кивнул тот ему в ответ, внимательно прислушиваясь.
- А Вы можете убедить своего адвоката вызвать Самира в качестве свидетеля защиты? – спросил сын Мухамода, придумывая на ходу ловкий тактический прием.
- Ну и! – снова кивнул ему Мурат Занудинович, проявляя особый интерес к молодому Опсову.
- Отлично! Позвоните адвокату и попросите его организовать очную ставку с Самиром. Главное – записать с ним разговор. Вашего адвоката я детально проинструктирую.
- Нет! Так не пойдет! Если разговор запишут, то все узнают о деле Юрия Кетао, и моего сына могут посадить, - наотрез отказался заботливый отец, садясь обратно на свое место.
- Кто посеет ветер, пожнёт бурю! – задумчиво заметил Мухамод, бросая напряженный взгляд на своего гостя. – Несправедливый не должен искать справедливости! Но Всевышний справедлив и рано или поздно восстановит справедливость во всей этой истории.
- Ладно! Подумайте до завтра, Мурат Занудинович! – не стал Тагир давить на отчаявшегося отца Мадина. – У Вас есть возможность помочь следствию и наказать виновных в аварии Вашего сына и смерти его жены. Но скажу Вам честно. Теперь в любом случае дело Юрия Кетао будет пересмотрено.
- Хм! И что это мне даст? Месть? За кого? – усмехнулся тот. – За хитрую девчонку, вертевшую моим сыном, как игрушкой? Наказание тем, кто скинул меня с моего поста и так жестоко «подшутил» над моим сыном? Глупости! Пересмотр дела Кетао ничего не даст. А если заговорю я, то полетят многие головы. Да, головы тех, кто помог мне выйти из СИЗО до окончания расследования. Лучше быть несправедливым, но свободным, чем искать справедливости за решеткой!
- Разумно, но всё же неприятно! – удрученно вздохнул мудрый черкес. – Когда мы, адыги, такими стали? Когда мы перестали следовать Хабзэ и идти Путем Тха? Когда научились принимать Зло за Добро и следовать лицемерным компромиссам во вред справедливости? Когда Путь Совести станет для нас важнее, чем Путь Жизни?
- Пустая риторика, уважаемый Мухамод! – снова презрительно усмехнулся Мурат Занудинович. – Слепая вера в непогрешимость предков? Хм! Адыгская соль! Видна на поверхности, соленая на вкус, но расстворяется без особых усилий и бесследно в мутной воде…
- Нет, уважаемый Мурат! В адыгской соли есть один важный ингредиент, что не расстворяется без следа, и запах которого не выветрить ни сиюминутным дуновением, ни многовековыми ветрами. Целебный чеснок излечивает большинство болезней и подобен Адыгэ Хабзэ, вера в которое непременно восстановит наш народ и вернёт ему его исконные земли, - спокойно возразил ему Мухамод, сожалея о душе отступника.
- Ну, уважаемый! Признаюсть, проиграл! В жизни бы не догадался, к чему чеснок в адыгской соли, - ёрничал самоуверенный гость в попытке всего лишь глупо пошутить.
- Вы, Мурат Занудинович, думайте! А мне уже пора! – прервал Тагир философскую дуэль старших. – Много дел! Да ещё и пробки!
Дождавшись молчаливого разрешения Мухамода, молодой человек спешно вышел, даже не попрощавшись с Асланом. Однако не прошло и минуты, как он снова заглянул в кабинет своего отца. Не скрывая своего изумления, он обратился к молодому человеку:
- Выйди, брат! Тут к тебе пришли.