Адыгская соль Часть 25

V.ЕДИНЕНИЕ.

25. Прощение.

Адыгэ Хабзэ: Часть II. Помни.
«Помни:
Тха – един, един для всех.
Тха – верховный и могущественный владыка.
Тха – творец всякой вещи, а Сатана -  порождение тьмы и хаоса, враг Тха и людей, притворяющийся другом и покровителем. Он обманывает людей, обещая сладкую жизнь, а сам уводит во тьму и казнит. Он – Зло и разрушитель добродетели.
Тха даровал Адыгагъэ, через соблюдение Хабзэ и жизнь в Храме. Адыгэ должны следовать Хабзэ ибо в нем – воля Тха и Путь народа Адыгэ. И достигнет тогда рука наша то, что зрит око, но не противно Хабзэ и добродетели, и обретем мы блага земные.
Душа человека бессмертна и после телесной смерти её носителя переходит в мир отцов, где будет пребывать в вечном блаженстве, если человек следовал Хабзэ.
Если человек предался Сатане, его душа обретет вечную боль.
Тха даровал нам землю Ошхамахо – источник для крови и Хабзэ – ХРАМ, и нельзя оставлять его.
Подобно тому, как Тха даровал каждому народу Путь, он даровал каждому кровь, питающую его Путь. Эта кровь плодится в потомстве, которое надо умножать и беречь, ибо Хабзэ не найдет подкрепления, а народ пойдет к своему концу, прервав Путь Тха.
Тха даровал Адыгэ единый Закон жизни, формирующий Адыгагъэ – Хабзэ! Адыгэ жили по Хабзэ в согласии с божественным предначертанием тысячи лет. И так велика была преисполненность народа Адыгэ Хабзэ, что и другие брали мудрость Хабзэ и учились, скрижали и письмо были излишни для Хабзэ.
Было бедствие. Многие Адыгэ нарушили Хабзэ, а другие защищали Хабзэ, но все были рассеяны, утеряли многое из Хабзэ и оставили ХРАМ.
Вернуться к ХРАМУ, припасть к Ошхамахо и восстановить служение Тха через Хабзэ – значит восстановить связь с Тха и поступить в согласии с его предначертанием.
Каждое место, где мудрейшие из ведающих Хабзэ наставляют ему, становится частью духовного ХРАМА и местом пребывания Тха.
Народ Адыгэ избран защищать Единый Путь, вобравший пути разных народов. Мы едины со всеми, кто исполняет заповеди Тха, и помогаем им в добрых делах».
(Адыгэ Хабзэ. Часть II. Помни)

«Салих и Зулимхан»: Часть 5.(май 1880 г.)

«- Теперь ты понимаешь, дочка, почему твой отец не одобряет твой выбор, - наставляла Саламат юную Зулимхан в своей комнате на женской половине дома спустя пару часов после отъезда Исмаила из усадьбы.
Оставив раненного Салиха на попечение деда Пака, расстроенного предчувствием правнука об опасности, грозившей Натуку, она увела свою дочь в дом. Выполняя строгое указание своего мужа, женщина старалась переубедить Зулимхан, выбравшую для себя по незнанию не тот путь. Прибегнув к священным правилам их рода, о которых ей не раз говорили дед Бабый и дед Пак, она надеялась объяснить дочери через них весь смысл бытия. Путь Тха, родная кровь, земля Ошхамахо, потомство, Адыгэ Хабзэ – все заповеди Всевышнего должны были открыть девушке её истинное предназначение. То самое предназначение, которое было и у её матери, и у её близких людей.
- Сян! Слишком рано вы с отцом встревожились. Да и никакой выбор я еще не сделала, - заверила обеспокоенную мать юная Зулимхан. – Вот пройдут аульские игрища, тогда всё и определится.
- Но, дочка, тата сказал твоему отцу, что на капше ты проявила неосторожность и обнадежила раньше времени Натука.
- Сян! Так это всего лишь обряд, игра, забава, - удивилась девушка, не воспринимавшая заигрывание молодого джигита всерьез. – Для моего выбора пустых слов недостаточно. Надо, чтобы он и на деле себя проявил.
- О Всевышний! Да разве можно, дочка, быть столь опрометчивой? Разве ты не заметила, каким расстроенным убежал из кунацкой Назир? А вдруг он сделает что-то дурное?
Разумное предупреждение матери озадачило юную красавицу. Вспомнив о глухих стонах железа и разбитом яйце в чаше с водой, она всерьез забеспокоилась.
- Да, разве станет Назир поднимать руку на своего старшего брата? Разве сможет он кровь родную пролить из-за простой забавы джэгуако?
- Эх, дочка! Не знаешь ты еще, на какие муки обрекают слабого человека зависть и обида. Не знаешь, на что этот человек способен ради самоутверждения. То, что для тебя игра или забава, для другого может быть болью или утратой. Кто знает, что чувствуют другие, когда ты радуешься или смеешься? -  сожалела Саламат, что не объяснила всего этого дочери раньше.
- Так вот почему Салих не одобрил моего ответа вчера, - осознала юная Зулимхан свой непростительный поступок. – И из-за этого отец уехал?
- Ах, дочка! Кто плохо воспитал своих детей, тот расплачивается слезами, и тому приходится исправлять их ошибки, - не удержалась расстроенная женщина и упустила материнскую слезу, тут же пробороздившую её бледное лицо.
- О сян! Прости меня! Не оправдала я твоих надежд. Не оценила я твоего доброго отношения, - переживала раскаивавшаяся девушка, чувствуя свою вину перед матерью.
Некоторое время они обе молча стояли друг против друга, не решаясь приблизиться. Наконец, юная Зулимхан не выдержала затянувшегося напряженного молчания и, бросившись к Саламат, крепко обняла её. Не осталась безучастной и заботливая мать, почувствовав безграничную любовь дочери.
- Ах, дочка! Ты еще так юна! Рано тебе еще домом своим обзаводиться, - прошептала она тихо ей на ушко.
- Саламат! А Саламат! Где ты? – донесся со двора рассерженный голос Фыжь.
- Никак тетя Фыжь пришла? – резко отстранилась от матери Зулимхан и поспешила к окну.
- Хм! Снова её нелегкая привела, - нахмурилась Саламат, направляясь к выходу. – Во двор ни ногой! Слышала? Оставайся здесь, дочка!
Выбежав на крыльцо главного дома, обеспокоенная женщина бросила гневный взгляд в сторону нежданной гостьи.
- Ах, вот ты где, Саламат! Одного сына у меня отняла, а теперь пришла очередь второго? – кричала на неё Фыжь, метая в неё огненные стрелы своего негодования. – Побойся Всевышнего!
- Да, что такого стреслось? Что случилось? – поспешила Саламат спуститься по лестнице вниз, навстречу разгневанной родственнице, не замечая, как окно в её комнате слегка приоткрылось.
- Больше тебе, хитрая, от меня не отвертеться. Больше я не позволю моему Селиму голову морочить. И сына старшего тебе от меня не спрятать, - негодовала Фыжь, готовая наброситься на растерянную хозяйку дома.
- Хватит, Фыжь! Объясни толком, что стряслось?
Схватив свою нежданную гостью за плечи, Саламат с тревогой посмотрела ей прямо в глаза.
- Татый! Приставы схватили моего сыночка и в острог увезли, - расплакалась несчастная женщина, еле держась на ногах.
- Татыя? Но за что? – воскликнула ошеломленная хозяйка дома.
- Я всегда говорила, что твой муж всё назло моей семье делает. С тех самых пор, как отобрал у меня моего Салиха, он меня избегает, - вспоминала Фыжь старые обиды.
- Что здесь происходит? Что здесь за крики? – услышали обе женщины сердитый голос деда Пака, выходившего из кунацкой. – Фыжь?! Снова пришла Салиха проведать?
- Ты напраслину на Исмаила не наводи! Объясни толком, что случилось, - трясла Саламат родственницу за плечи, пытаясь привести её в чувства.
- Ох, беда! Беда! – словно в полузабытьи бормотала расстроенная женщина, не замечая появления старшего во дворе. – Твой Исмаил приехал за Селимом, но того дома не было. К родне в соседний аул он уехал. Тогда он прямо к приставу поскакал, а я за ним. Еле-еле успела. После того он с парой солдат на поле отправился. Хотела я следом за ними бежать, да не угнаться мне за их конями. Чувствую, что беда рядом. Как ни старалась, не могла сдвинуться с места. Так два часа у пристава и простояла. А тут гляжу, солдаты моего Татыя ведут. Он весь в крови. А за ними все остальные на конях скачут.
- Как же это? – оторопела Саламат, ничего не понимая.
- Подбежала я тогда к Исмаилу и спросила его, за что это моего Татыя схватили, - продолжала взволнованная Фыжь. – А он меня от коня своего оттолкнул и строго буркнул: «Не вмешивайся, Фыжь! Сами разберемся!». Не послушала  я его. Не дождавшись ответа, поспешила я к Бабыю, следовавшему за ним. И что ты думашь? Тот молчит, словно в рот воды набрал, глаза в сторону отводит. Только Назир мне всё толком объяснил, спешившись. Говорит, что Татый с Натуком подрались. А тут как раз Исмаил с приставскими солдатами заявился. Натук-то на службе состоит. Вот солдаты и схватили моего несчастного мальчика.
- О Всевышний! – встревожилась Саламат. – Неужели Татый нашего Салиха с коня скинул?
Вспомнив прозорливые слова деда Пака о том, что тот, кто навредил Салиху, тот и Натука поколечит, потрясенная женщина невольно посмотрела в сторону окна своей комнаты, где она оставила свою непослушную дочь. Из открытого окна прямо на неё глядела побледневшая Зулимхан, ошеломленная услышанным разговором.
- Зулимхан! – оцепенела от ужаса Саламат, понимая, что теперь у неё нет больше секретов от родной дочери.
- Замолчи, женщина! – накинулся вдруг на неё дед Пак, добравшийся к тому времени до своей любимой деревянной скамейки. – Татый никогда бы не поднял руки на Салиха. Он его любит и уважает как родного брата.
- Ах, дедушка! Он же и есть ему родной, - обернулась к старику расстроенная Фыжь. – И зачем только Исмаил пристава на поле позвал?
- Эхе-хе-хех! – удрученно вздохнул дед Пак. – Это всё я с Салихом воду намутил. Салих мне о Натуке сказал, будто ему опасность угрожает. А я, старый пень, Исмаила растревожил да настоял, чтобы тот Селима нашел да на поле поехал.
- Зачем? – оторопела женщина, с упреком глядя на опечаленного старика.
- Как зачем? Чтобы Натука спасти! – виновато выдохнул дед Пак, тяжело присаживаясь на скамью.
Тем временем Саламат, обеспокоенная за свою дочь, оставила расстроенную гостью во дворе, а сама поспешила в дом. Забыв об обидах Фыжь и раскаянии деда Пака, она переживала только об одном. Что скажет её Зулимхан теперь, узнав, что настоящая мать их Салиха – Фыжь?
Когда обеспокоенная женщина вбежала в свою комнату, потрясенная новостями гостьи девушка всё еще стояла у широко открытого окна. Казалось, что она внимательно слушала разговор, доносившийся со двора. Но, на самом деле, она ничего не слышала, а просто неподвижно смотрела вдаль.
- Зулимхан! Дочка! – настороженно окликнула её Саламат, медленно подходя к ней всё ближе и ближе. – Доченька!
- А сян! Салих, он мне родной брат или нет? – резко обернулась растерянная девушка в сторону матери. – Я всё слышала. Тетя Фыжь сказала, что она – мать Салиха. А кто же его отец, сян? Мой отец?
- Ох, моё ты солнышко! Давно надо было тебе всё рассказать, - глубоко вздохнула взволнованная женщина, предчувствуя трудный разговор с дочерью. – Это случилось до твоего появления на свет. Мы с твоим отцом забрали Салиха, когда ему было больше года. На самом деле, он – сын Фыжь и родного брата твоего отца – бедного Алима. Алим погиб от рук военных больше 16 лет назад. Понимаешь, тетя Фыжь вышла второй раз замуж, выбрав себе в мужья дядю Селима. А Салих из нашего рода. Дед Бабый и дедушка Пак уговорили её оставить мальчика в нашей семье.
- Вот как! Так, Салих – родной брат Татыю и Бабыю и Зэрэдах, а мне он двоюродный, - расстроилась юная Зулимхан, по-детски обиженно надувшись.
- Нет, дочка! Салих тебе родной брат! Роднее не бывает! Он – единственное продолжение нашего рода на этой земле. У тебя есть и другие двоюродные братья. Но они очень далеко отсюда, на чужбине, - пыталась Саламат смягчить потрясение дочери.
- Нет, сян! Татый не мог навредить Салиху. Он его так уважает, как старшего брата, - и прекрасная девушка задумалась. – Верно, Татый давно знает, кто виноват.
- Хм! Тогда зачем он подрался с Натуком? – подошла озадаченная Саламат ближе к открытому окну. – Зачем?
- Эх, сян! Здесь без Назира дело не обошлось, - сделала свой вывод умная девушка. – Мы с татой его проверили во время капша. А он так волновался, что не смог толком по железу ударить, а когда мыл руки в чаше, разбил куриное яйцо.
- Ах, дочка! Это же всего лишь поверья! Ты же сама говоришь, что он волновался. Вот и не справился! – не приняла взрослая женщина всерьез слова Зулимхан. – От сильного волнения любой не справится.
Не успела Саламат договорить, как ворота в их двор отворились настежь, и к ним въехало полдюжины породистых коней с седоками. Разглядев через окно среди всадников Исмаила, встревоженная женщина поспешила встретить своего мужа и его гостей.
- Татый?! – удивленно воскликнула Зулимхан, увидев в свою очередь юношу, въезжавшего в их двор одним из первых.
Не теряя ни секунды, расторопная девушка бросилась следом за матерью.
Тем временем во дворе усадьбы Исмаила внезапное появление всадников потрясло не меньше расстроенную Фыжь. Вскочив со своего места, она кинулась навстречу своему сыну Татыю, тогда как дед Пак, оставшийся на скамье, внимательно вглядывался в лица остальных. Рядом с Татыем ехали Исмаил, Бабый, а за ними следовали Залим, Мамух и Татук. По их непроницаемым выражениям лица трудно было угадать, с какими новостями они вернулись.
Въехав в просторный двор, все всадники спешились и привязали своих усталых коней к стойлу. Затем они все сразу же направились в кунацкую.
- Эй, Даха! Встречай гостей, как подобает в нашем доме! – бросил хозяин дома уверенный взгляд в сторону спускавшейся по лестнице Саламат. – Угощений не жалей! Эти храбрые парни сегодня славно поохотились.
- Постой, Исмаил! – спешно вышла вперед Фыжь, не осмеливаясь подойти к своему сыну. – Так, Татыя освободили? Его не посадили в острог?
- Хм! А ты бы хотела? – усмехнулся Исмаил, проходя мимо взволнованной женщины. - Я же говорил тебе, Фыжь, сами разберемся. Да и с чего ты вдруг своего парня в острог-то отправила? А главное – за что?
- Как за что? – удивилась женщина. – Назир мне сказал, что Татый подрался с Натуком. А он служит в столице. Вот пристав и арестовал моего мальчика.
- Ну, что за люди, эти женщины! – назидательно покачал головой Исмаил. – Верят всем, кому не попадя. Всё, что слышат, преувеличивают. А, услышав что-то, надумают себе того, чего нет. Да и будут сходить с ума по пустякам, никому покоя не дадут.
- Так, Татый ни в чем не виноват? – затаилась обеспокоенная мать в ожидании окончательного ответа.
- Наш Татый? Виноват? Да он у нас теперь главный герой! Самый настоящий! – задорно улыбнулся Исмаил. – Он сам всё дело распутал, сам темную рыбку из воды выудил. Иди лучше, Фыжь, помоги моей Дахе. Устроим сегодня настоящий джэгу!
Не мучая больше мужчину никакими вопросами, мать Татыя, молясь на ходу, направилась следом за хозяйкой дома на летнюю кухню.
Между тем, к Исмаилу подбежала взволнованная Зулимхан. С появлением дочери, настроение мужчины резко изменилось. Нахмурившись, он холодно посмотрел на девушку, заставляя её ещё больше волноваться.
- Эх, Зулимхан! Тот, кто не умеет отличить яркий солнечный свет от тусклого света свечи, тот глуп или слеп. Если бы ты не была так похожа на мою мать, не поверил бы я, что ты – моя дочь, - осуждающе покачал головой Исмаил.
- Хм! Сынок! Зачем мечом размахиваешь? Того гляди, и сам себя ранишь, - подошел к ним дед Пак, волнуясь за правнучку. – Зулимхан – твоя дочь!
- А коли моя дочь, то не станет больше раздор между братьями сеять, - возразил ему строгий отец. – То ей Назир мил, то Натук. А страдает совсем невинный человек.
Осознав, наконец, истинную причину заслуженного ею осуждения отца, Зулимхан насупилась и виновато склонила голову, не переча ему.
- Ты, сынок, слишком строг с дочерью. Мало ли что тебе Назир с Натуком наговорили, - защищал девушку мудрый старик. – Не пристало молодым джигитам своими языками чесать да на девушек их отцам жаловаться.
- Согласен, тата! Но было бы лучше, если бы моя дочь разборчивее была. Судить о парне не по словам надо, а по его делам и поступкам, - и Исмаил строго посмотрел на смутившуюся Зулимхан. – Поняла?
Не решаясь заговорить со своим сердитым отцом, девушка лишь утвердительно кивнула ему в ответ.
- А коли всё поняла, то беги за своими подругами! Устроим джэгу! Пусть наряжаются в самое красивое, да готовятся танцевать весь вечер! Поторопись, дочка! – приказал ей Исмаил, преображаясь на глазах из хладнокровного судьи в задорного джэгуако.
Чувствуя свою вину перед отцом, Зулимхан поспешила тут же исполнять его приказание.
- Хм! И по какому это поводу такой праздник, сынок? – поинтересовался дед Пак, когда они остались во дворе одни.
- Эх, тата! Какую смуту ты посеял сегодня, - устало вздохнул Исмаил, подходя к скамейке под цветущим деревом. – Думал уже, что не выберемся из этой заварухи.
- Что же произошло на поле, сынок? И что за темную рыбку выудил наш Татый? – последовал за ним любопытный старик.
- Да! На свою голову поверил я твоим словам, тата, и плохим предчувствиям Салиха, - начал Исмаил свой рассказ, присаживаясь под тенью дерева. – Бросился я к Селиму. Но того дома не оказалось. Тогда я поехал за самим приставом. Когда же мы добрались до поля, Татый и Натук уже вовсю дрались. Это было прямо братоубийство! Двоюродные братья били друг друга с таким пылом, что, казалось, наша земля под ногами сотрясалась. Ну, пристав не стал ни в чем разбираться и приказал схватить Татыя. Я ему стал объяснять, что это дело семейное: чего-то братья между собой не поделили. А он мне говорит, что Татый напал на военного, а значит, должен понести наказание. Ох, и разволновался я тогда. Все мы за Татыем поехали, а пара парней с Натуком остались. Тут я и заподозрил неладное.
- Что? Что тебя обеспокоило, сынок? – внимательно слушал дед Пак Исмаила.
- Назир! Почему он с нами поехал вместо того, чтобы с родным братом остаться? – поделился своими подозрениями бывалый воин. – Если бы ни Фыжь, не заметил бы я его среди остальных. Пока он с ней говорил, почувствовал я, что дело тут нечистое. Так оно и оказалось, когда пристав стал во всём разбираться. Татый видел, как Назир подрезал поводья у коня Натука и хотел его тихо предупредить. А тот, высокомерный щеголь, ничего не понял да стал Татыя кулаками учить уму разуму. Мол: наговариваешь на своего двоюродного брата. Да так кричал, что все, кто был на поле, слышали. А Назир его еще больше распалял.
- Что же теперь будет с Назиром, сынок? Неужели его в острог посадят? – нахмурился старик, никому не желавший плохой участи.
- Хм! За что? За подстрекательство? – удрученно вздохнул Исмаил. – О том, что Назир подрезал поводья родному брату, Татый говорить приставу не стал. Для того было достаточно показаний Залима, Мамуха и Татука, те своими глазами видели, что Натук первый кинулся драться. Против военного он не начал разбирательства, а просто согласился со мной, что дело семейное.
- Да! Обошлось! Но неужели ты оставишь Назира без наказания? – удивился дед Пак небывалой снисходительности внука справедливого Салиха. – Скорее всего, это он подстроил твоему сыну несчастный случай с конем.
- Ты, тата, как всегда прав! Но, слава Всевышнему, этому нет никакого подтверждения, - рассудил Исмаил. – На этот раз стоит ему простить. Салих поправится и уже скоро. В том, что он пропустит скачки в этом году, нет никакой беды. Но если сломать судьбу Назиру, кому от этого будет лучше? Пусть Всевышний сам вершит свой суд. Всё, что я могу сделать, - это запретить детям Хызыра и Ханифы приходить к нам в дом, понимая, что те ответят мне тем же.
- Что же будет с Зулимхан? – затаился дед Пак.
- Хм! О моей дочке ни Назиру, ни Натуку нечего и мечтать. Да я лучше её за Салиха замуж отдам, если в девках засидится. Он всё же ей не родной!
- Ещё какой неродной! – грустно вздохнул мудрый старик, и тут же замолчал, словно набрал в рот воды.
- Что? О чем ты, тата? Разве Салих не сын моего брата Алима? – встревожился мужчина, резко выпрямившись.
- Эх, обещал я Бабыю никому никогда не говорить об этом, - сожалел дед Пак о случайно брошенном слове. – Не должен был я проговориться!
- Раз уж начал, то договаривай, тата! – насупился Исмаил, настаивая на ответе. – Лучше всё узнать и исправить, чем в неведении еще больше ошибок наделать.
- Это ты о чем?
- Если Салих нам не родной, то он им непременно станет! Раз Зулимхан – моя дочь, и в этом ты не сомневаешься, то лучше зятя мне не найти. Я сам его воспитал! – голос Исмаила был решителен.
- Да, как же ты их поженишь, сынок? Что люди подумают? – призадумался мудрый старик, не понаслышке знавший о силе людской молвы.
- Для людей будет достаточно признания Фыжь. Да и Селим это подтвердит. Главное, что Салих и Зулимхан – не родные брат и сестра!
- Эх, сынок! А что скажет Саламат? – обреченно вздохнул дед Пак.
- Саламат только обрадуется. Она только и мечтает о таком сыне. Не томи душу, тата! – проявлял нетерпение Исмаил.
- Ладно! Да простят мне мои братья Салих и Бабый! Я обещал им никогда не вспоминать об этом. И твоя мать, бедная Зулимхан, пусть простит! Она всегда считала Алима родным сыном, в отличие от твоего отца. За год до твоего рождения, сынок, твой дед Салих выхаживал одну роженицу. Она появилась у нас в ауле с обозом торговцев.  Говорила на нашем языке, хотя мы так и не узнали, какого она роду. Позже, родив прекрасного малыша, она умерла.
- И что? – затаил дыхание взволнованный мужчина.
- Твой дед не стал отдавать беспомощного ребенка торговцам. Просто сказал, что и мать, и ребенок умерли. Он попросил Зулимхан принять малыша как родного. Так она и сделала! Сам знаешь, твоя мать во всем слушалась Салиха. Правда, Барич всё же возражал, хотя и не стал перечить своему отцу. Вот и вся история, сынок!
- Тха велик, тата! – задумчиво вздохнул растроганный мужчина. – Когда-то один Салих спас младенцу жизнь, теперь сын того ребенка – тоже Салих – спасет весь наш род от вымирания. Он же носит мое имя!
- Постой, сынок! Есть и другие. Разве ты забыл про отца, братьев, племянников? – не согласился с ним дед Пак, всегда помнивший о своих родных, покинувших по воле судьбы свою родину.
- Нет, не забыл! Они все здесь! – и Исмаил ударил себя в грудь кулаком. – Они всегда рядом. И если сохраним свой род на родной земле, им и их потомкам всегда будет куда вернуться. Салих и Зулимхан сохранят нашу кровь и наше родовое наследство. А после они передадут его свои детям, а те – своим…. Я верю, тата, придет такое время, когда потомки одного рода из разных мест объединятся на этой земле. Главное – это сохранить наше родовое наследие в целости и сохранности!
Мудрые и проникновенные слова внука растрогали деда Пака.
- Всё верно говоришь, сынок! Пусть будет так! Да только как ты Салиха с Зулимхан поженишь против их воли?
- Хм! Против их воли? Они же с детства любят друг друга. Пусть пока только как брат и сестра. Но кто знает, как они отнесутся к тому, что, на самом деле, не родные? Я уверен, они не расстанутся, - задумался Исмаил, воодушевленный своим решением. – Тата, я видел, как разрушали наши дома, как поливали кровью наши земли, как уходили в мир иной наши родные. Теперь пришло время созидать: строить новые дома, камень за камнем; приумножать свой род, сын за сыном, внук за внуком; ждать возвращения потомков тех, кто вынужден был покинуть свой родной край. А там уже, гляди, не за горами то время, когда все Адыгэ объединяться в единый народ под общим знаком с общими заповедями. Да, такое время придет!
- Жаль только, что мне не увидеть это время, сынок! – удрученно вздохнул дед Пак, медленно вставая со скамьи.- Ладно! Чего так далеко в будущее глядеть? Пойдем в нашем настоящем порядок наводить! А то наше прошлое так всё запутало, что за один день не разобраться.
- Да! Пойдем, тата! – встал за ним следом Исмаил. – Вдвоем мы быстро руины прошлого раскидаем. Только я буду говорить с дочкой, а ты – с Салихом. У меня язык не повернется его не моим сыном назвать.
- Ладно! Только ты на Зулимхан не дави! Хоть ты и не признаешь, но характером она вся в тебя.
- Знаю, тата! Знаю! Думаешь, с чего я вдруг запретил Натуку у нас появляться? – усмехнулся находчивый мужчина. – Да, чтобы здесь воду напрасно не мутил и под ногами не мешался. Через пару недель уедет в свою столицу, а мы все здесь останемся. А через год-другой, гляди, и свадьбу сыграем.
- Хм! Чудно всё это, сынок! Словно плодовое деревце к земле нашей прививаем. Или к молодой орлице сами крепкого орла подсаживаем, - смущенно пожал плечами старик, направляясь в кунацкую. – Всё должно происходить само по себе.
- А всё само по себе и случится! С благословления Всевышнего и под нашим бдительным присмотром. Главное – направить их по верному пути! – не сомневался Исмаил в счастливом исходе задуманного им дела. – Вот и развеселим нашего заскучавшего Салиха задорными танцами. А уж как красиво танцует моя дочь, я знаю, как никто другой.
- Эх, сынок! Может, ты и прав! Нашу священную книгу я смогу доверить только Салиху. Но она должна остаться в нашем роду. На всё воля Тха! Время покажет! – и дед Пак, смирившись с решением Исмаила, вошел в кунацкую, из которой доносились вперемешку бойкие голоса друзей Салиха.
- Да, тата! Время непременно покажет! – согласился с ним тот, следуя за ним в гостевой дом.
На некоторое время просторный двор усадьбы Исмаила и Саламат  опустел в ожидании веселых гостей и ловкого джэгуако. Только цветущее дерево радостно шелестело легкими белыми лепестками под дуновение задорного весеннего ветерка. Радужно раскрашенное дерево, стоявшее посреди двора, скрывало под своей сенью деревянную скамью, на которой только что решалась будущая судьба Салиха и Зулимхан. Невольно став заложниками перипетий прошлого своих родителей, им предстояло ещё строить свою будущую жизнь на своей родине, слепо полагаясь на выбранное для них настоящее.
Впрочем, они могли еще стать счастливыми, сделав такими же своих родителей, воспитавших их в честности, труде и доброте. Да, жизнь детей предопределяется судьбой их родителей, но всё же следует в согласии с их собственным предначертанием».

17 апреля 2012 г., г. Москва

Завершил Аслан Теучеж свой пятый этно-рассказ «Салих и Зулимхан», поражаясь, насколько непредсказуемым бывает порой конец повествования, казалось бы, столь продуманного и тщательно спланированного. Именно так произошло и в его жизни. Всё же не случайна народная поговорка: «Человек предполагает, а Бог располагает!». Да, жизнь любого человека не застрахована от крутых поворотов судьбы и полна удивительных неожиданностей и чудес! Единственно, что от человека требуется, - это умение прощать! И, в первую очередь, самого себя.
Сидя перед ноутбуком в гостиничном номере в Москве, Аслан снова погрузился в события предыдущего дня. Некоторые из них ему показались особенными. Случайная встреча с прекрасной Динарой в отделении клиники Мухамода не только порадовала его, но и дала ему реальную надежду на взаимность. Услышанный им разговор двух сестер раскрыл ему истинную причину внезапного визита девушки в клинику. Придуманные им истории, проникнутые духом времен, сами привели к нему ту, что показалась ему с первого взгляда близким человеком.
Однако не только неожиданная встреча с Динарой удивила Аслана Теучежа. Не менее важным событием для него стало и внезапное появление того, кто прояснил до конца запутанные обстоятельства свадебной трагедии Мадина Кушхова. Выявив все детали этого странного дела не без помощи его родного брата Ахмеда и Тагира Опсова, Аслан всё же ещё сомневался в некоторых из них. Проявившаяся вдруг приверженность Мадина к Исламу и старое дело Юрия Кетао, за которого могли мстить его друзья детства, позволили ему собрать почти весь сложный пазл. Но нелепая смерть Лейлы Сиюховой в день её свадьбы и её возможное участие в аварии сильно смущали начинающего детектива, путая ему все карты.
Если это Лейла испортила злосчастные тормоза в машине своего жениха, то почему она позволила Мадину сесть за руль неисправного автомобиля, да ещё и усадить себя, пусть и насильно? Зная прекрасно изворотливый характер своей бывшей подруги, Аслан с трудом верил в то, что та могла пожертвовать собой ради другого человека. Как ни странно, рассказать более подробно о том, что подтолкнуло счастливую невесту на тот или иной поступок, мог только один свидетель свадебной трагедии. Тот самый человек, что в последнее время так часто встречался с ней за спиной у Мадина и его вездесущего отца.
Да, только Самир Хакунов знал, что двигало неуправляемой Лейлой в, казалось бы, самые счастливые часы её жизни. И именно он ожидал Аслана Теучежа в коридоре отделения клиники Мухамода Опсова, когда Тагир заглянул в кабинет отца, желая его предупредить о необычном посетителе. К тому же, в тот самый момент, когда дядя Мурат наотрез отказался помогать следствию и приглашать Самира на очную ставку с правом ведения записи их встречи.
Увидев в коридоре своего бывшего друга, от которого теперь зависела разгадка всей истории трагической аварии, Аслан Теучеж не удержался и воскликнул от удивления:
- Ух ты! На ловца и зверь бежит. Какими судьбами?
- А ты, Аслан, на кого-то охотишься? – насторожился Самир, но тут же собрался с духом, чувствуя на себе пристальный взгляд незнакомого ему человека, и продолжил разговор более непринужденно. – Да, я тут приехал по делам. А вчера увидел тебя на Адыгэ Зэхэуэс и вот решил встретиться.
- Здесь в клинике? К Мадину уже заходил? – задумался молодой человек, догадываясь, что привело к нему прагматичного политика.
- Да, хотел… Но к нему не пускают без разрешения главврача. Вот собственно зачем я и подошел сюда. А тут твой друг выходит и спрашивает: «Вы к Аслану Теучежу?». Ну, я и согласился, - честно признался Самир, пытаясь на ходу определить действующую расстановку сил.
- Ладно, Аслан! Мне пора! Думаю, ты тут сам разберешься, - не стал более задерживаться Тагир и, показав Аслану жестом «Позвони!», спешно удалился.
- Да, Сам! Не лучшее время ты выбрал для дружеского визита. Боюсь, тебя к нему еще долго не пустят, - высказал свои опасения молодой человек, когда они остались одни в коридоре.
- Хм! Что так строго-то? – сделал удивленный вид Хакунов. – Медсестра вроде сказала, что у него состояние стабильное.
- Может, поговорим, Сам! – вдруг предложил ему прямо Аслан, решившись воспользоваться его внезапным появлением. – Здесь внизу есть тихое милое кафе.
- Кажется, мы уже разговариваем. Но я все же хотел бы увидеться с Мадином, - настороженно ответил ему Самир, не отступая ни на шаг от своего намерения.
- Зачем? Если не секрет? – не впускал его молодой человек в кабинет главврача.
- Это сугубо личное! Тебе будет неинтересно, - парировал его Самир, медленно, но настойчиво продвигаясь к двери.
- С некоторых пор мне интересно всё, что касается Мадина, - преградил ему путь Аслан. – Видно, ты хотел рассказать моему брату о своих приватных встречах с его невестой до свадьбы, не так ли?
В доли секунды в глазах Самира Хакунова промелькнули одновременно и изумление, и страх. Однако он быстро справился со своим внезапным волнением и решительно протянул руку к ручке двери в кабинет главврача.
- Отойди, Аслан! Это не твоя игра! Не лезь в это дело!
- Жизнь – это не игра! Тем более жизнь дорогих мне людей, - осадил его молодой человек, не впуская в кабинет. – Глупой Лейлой ты уже пожертвовал ради своей пустой игры. Кто следующий? Мадин? Дядя Мурат? Я?
- Отойди, говорю! А не то…- пригрозил ему Самир, дергая со всей силы за ручку двери.
- Хм! Не в каждую дверь стоит входить. Ты же не знаешь, что может тебя ждать за ней, - резко отошел Аслан в сторону, освобождая бывшему другу прямой путь к наказанию. – Или кто…
Однако настойчивый Хакунов не услышал его последние слова. Добившись, наконец, своего, он ворвался в кабинет главврача, надеясь убедить того и договориться о разрешении на посещение пациента Кушхова. Но вместо этого он оказался лицом к лицу с самим Муратом Занудиновичем, встретившим его не слишком радушно.
- Ах, ты, мерзавец! Ах, ты, убийца! Да покарает тебя Аллах! – кричал на него во всё горло негодовавший отец Мадина. – Да, как ты осмелился сюда прийти? Да, как твои ноги дорогу нашли сюда?
Неожидавший столь скорой встречи с человеком, которого он сам сдал с потрохами Прокуратуре республики, Самир Хакунов весь побледнел и резко повернул обратно. Однако Аслан, последовавший за ним, предусмотрительно плотно закрыл входную дверь и встал возле неё.
- Мурат Занудинович, успокойтесь! – поспешил рассудительный Мухамод на помощь Самиру, видя, что его разъяренный гость готов был кинуться с кулаками на последнего.
Понимая, что неприятная обстановка в кабинете главврача не располагала к получению желаемого разрешения на визит к Мадину, Хакунов быстро сменил своё настойчивое намерение, впрочем, как и направление своего движения. Но охранявший выход Аслан не давал ему теперь выйти.
- Аслан! – решительно наступал Самир на своего бывшего друга, требуя ледяным взглядом незамедлительно его пропустить.
- Прости, Сам! Но я тебя предупреждал там в коридоре. Не всякие двери стоит открывать, - усмехнулся молодой человек, ни на шаг не отступая от заветной двери.
- Сам?! Вы – Самир Хакунов? – вдруг обрадовался Мухамод случайно появившейся возможности лично поговорить с тем, кто мог, на самом деле, заварить всё это дело. – Рад, что Вы нашли время зайти в нашу клинику, да ещё в столь подходящее время.
Усмехнувшись, главврач бросил косой взгляд в сторону разгневанного Мурата Занудиновича.
- Извините! Но мне уже пора. Я всего лишь хотел получить разрешение…, - повернулся к Мухамоду Самир, не теряя надежды всё ещё осуществить своё первоначальное намерение до конца.
- Что? Разрешение? Да, ты, подлец, никак пришел моего Мадина навестить? – продолжал громко негодовать дядя Мурат, с трудом сдерживаемый гостеприимным хозяином кабинета.
- Уважаемый Мурат! Успокойтесь! Держите себя в руках! А то мне придется попросить медсестру вколоть Вам успокоительное, - проговорил ему на ухо главврач, усаживая своего разгневанного гостя на его место. – Дайте поговорить с этим молодым человеком!
И Мурату Занудиновичу ничего не оставалось, как смириться. Доверившись Мухамоду, он собрался с силами и взял себя в руки, а затем быстро притих. Усмирив его, как дрессировщик разъяренного хищника, главврач тоже благополучно вернулся за свой рабочий стол.
- Прошу, Самир! Проходи, садись! Поговорим, раз ты сам пришел, - спокойным тоном предложил неожиданному визитеру мудрый сирийский черкес.
Уверенный голос главврача и его ненаигранный интерес всё же заинтриговали Хакунова. Не обращая внимания  ни на стоявшего в дверях Аслана, ни на насупившегося отца Мадина, он прошел немного дальше вовнутрь кабинета и демонстративно сел.
- Хорошо, поговорим!
- Ладно! Меня зовут Мухамод, я – врач Мадина Кушхова. Честно говоря, я в курсе всех обстоятельств, предшествовавших свадебной трагедии моего пациента, - поспешил проявить свою осведомленность хозяин кабинета.
- Ясно! – внимательно следовал за логикой его мысли Самир, кивая головой.
- Как выяснилось, Вы неоднократно встречались с женой моего пациента, которая так трагически погибла во время аварии, - не сводил Мухамод своего пристального взгляда с напряженного лица молодого человека. – Что за  особое дело связывало вас?
- Хм! И я должен Вам отвечать? С какой это стати? – удивленно приподнял брови Самир Хакунов, складывая руки на своей груди.
- Мы сейчас проводим внутреннее расследование. И, поверь, дальше этих стен твои сведения не уйдут. Но если ты возражаешь, то с тобой будут говорить по-другому в Следственном комитете, - намеренно припугнул его Мухамод. – А там, как ты знаешь, придется отвечать по всей строгости Закона. И думаю, с карьерой политика можно будет попрощаться.
Убедительные слова главврача возымели мгновенное действие на прагматичного Самира. Разволновавшись, он тут же нервно заерзал на своем стуле. Несколько долгих секунд он молчал в нерешительности, выбирая между меньшим злом откровения и полным крахом его политической карьеры. Наконец, сделав свой выбор в пользу себя самого, он заговорил здраво.
- Что именно Вы хотите знать, уважаемый Мухамод?
- Всё просто! Зачем ты встречался с невестой своего друга за его спиной? Да еще и несколько раз? – более четко произнес свой вопрос мудрый черкес.
- Что? С невестой своего друга? Нет! Это не я с ней встречался. Это она встречалась со мной. И места встреч выбирала она сама. Признаюсь, закрытые клубы мне не по душе, да и не покарману, - презрительно усмехнулся Самир, переводя свой взгляд на еле сдерживавшегося Мурата Занудиновича.
- Хоршо! Пусть так! Но зачем? – настаивал Мухамод на более подробном ответе.
- Хм! Хотите знать честно? Она меня шантажировала, требовала, чтобы я не лез в политику, сидел тихо в Совете народных депутатов, куда меня предварительно так великодушно засунул её будущий свекр, - не скрывал своего презрения Хакунов, качая головой и вспоминая не самые приятные минуты своей жизни.
- Бред! – вдруг воскликнул Аслан Теучеж, оторвавшись, наконец, от входной двери. – Чем она могла шантажировать тебя, Сам?
Неожиданное восклицание молодого человека привлекло к нему внимание и всех остальных.
– Хм! Бред говоришь? А ты, Аслан, спроси своего дядю, какого он всё рассказывал своей будущей невестке, да ещё такой, как Лейла? – возразил ему Самир, привставая со своего места. – Ты сам говорил, что она – редкая стерва!
- Может, она и стерва, но зачем её убивать? – решительно наступал на него Аслан. – Скажи, наконец, кто испортил тормоза в машине Мадина?
- Точно не я! – ухмыльнулся Хакунов. – Я всего лишь запугал эту стерву твоим приездом на свадьбу. Да, я рассказал ей во всех подробностях о драке в горах и твоей откровенной исповеди о ней и её привычках. И она испугалась, сильно испугалась. Не знаю, что её заставляло выходить замуж за Мадина именно тогда, когда авторитет его отца так подорвался. Может, она его любила по-настоящему? Для пущей убедительности мы организовали звонок якобы от тебя, Аслан, во время свадьбы. Мне оставалось всего лишь подлить масла в огонь. Ссора Мадина с Муратом Занудиновичем еще больше распалила пламя её страха.
- Вот как! Запугивая Лейлу, чего ты ожидал? – задумался Мухамод, внимательно слушая свидетеля свадебной трагедии. – На что ты рассчитывал, парень?
- Если бы Вы её знали, то не задавали бы мне сейчас этот вопрос, - удрученно вздохнул Самир. – Она была неуравновешенной и способной на самые экстраординарные поступки. Видимо, мой расчет оказался верным.
- Ах ты, подлец! Мерзавец! Так ты рассчитывал, что мой сын сядет за руль машины с неисправными тормозами, да еще прихватит с собой свою молодую жену, а потом они оба разобьются насмерть? – вскочил Мурат Занудиновича, не сдержавшись. – Да, как тебя земля носит? Ты желал смерти моему сыну?
- Не желал я никому смерти! Я хотел лишь проучить Вашу Лейлу, осмелившуюся верховодить надо мной, - не остался в долгу перед ним Самир Хакунов. – Да я и подумать не мог, что это курица помчится портить тормоза в машине своего мужа. Видно, она всё же рассчитывала, что за руль сядет Аслан. Хм! Да только судьба сыграла с ней злую шутку.
- Хочешь сказать, что ты не знал об испорченных тормозах? – удивился Аслан, вспомнив о показаниях Мадина. – А вот мой брат видел тебя с Лейлой возле машины перед отъездом. Может, это всё-таки ты, Сам, всё подстроил?
- Видел меня? Ну и что! Это еще ни о чем не говорит, - защищал себя Хакунов. – Да! Я заметил, как Лейла куда-то исчезла сразу после телефонного разговора Мадина. Она намеренно рассказала Вам, Мурат Занудинович, что Ваш сын ударился в мусульманство. Вот дура! Она надеялась, что Вы заставите его всё-таки выпить. А сама тем временем поспешила делать то, что первое взбрело в её дурную голову. Я проследил за ней и видел, чем она занималась у машины Мадина. Вот тогда я понял, что заигрался. Бросился к ней, стал объяснять, какой опасности она подвергает себя и своих близких. Она не хотела ничего слушать. А тут Мадин….
- Постой, Самир! Если ты не хотел никаких жертв, то почему не предупредил Мадина о неисправности тормозов в его машине? – резко перебил его Мухамод.
- Предупредил! Но не прямо, а так… Я не пускал его за руль, просил Кантемира и Каплана помешать ему уехать. Да только он никого не слушал. Усадил обезумевшую от ужаса Лейлу в машину, сел в неё сам и со всей дури рванул с места. Только его и видели!
- Хм! И всё-таки остается одна странность! Почему же Лейла, зная о неисправности машины, не вышла из неё в те минуты, когда Мадин обходил её? – нахмурился главврач, не понимая необъяснимого поступка запуганной Лейлы. – Ведь любой человек борется за жизнь перед страхом смерти или опасностью.
- О Аллах! Глупая девчонка! Почему она не остановила моего сына? – расстроился Мурат Занудинович, закрыв рукой свое раскрасневшееся лицо, и медленно сел обратно на стул.
- Мда! У меня есть только одно разумное объяснение, Мухамод! – с искренним сожалением заметил Самир. – По всей видимости, Лейла любила Мадина и решила разделить его судьбу.
- А, может, она всё же не понимала, что происходит? Запуганная тобой столь изощренным способом, она не смогла оценить степень опасности, которой сама же подвергла своего жениха и себя саму, - не верил Аслан Теучеж в столь преданную любовь беспринципной и безжалостной Лейлы. – Уж любовь - это не про неё…
- Напрасно ты так, Аслан! Если у тебя с ней не сложилось, это не значит, что кому-то другому не повезет так же, как и тебе. Кантик верно говорил, что она вскружила голову Мадину. Но он не знал, что она сама влюбилась, - и Самир глубоко вздохнул, невольно завидуя несчастным влюбленным.
- Мерзко… Мерзко слышать это из твоих уст, Сам, - резко передернуло Аслана Теучежа, почувствовавшего себя дурно, и он, расстроенный, вышел в коридор.
Тогда, спускаясь вниз во двор клиники, чтобы подышать свежим воздухом и хоть немного проветрить свои закипавшие мозги, молодой человек жаждал больше всего справедливого правосудия. Ему хотелось наказать всех виновных в той трагедии, которую пришлось пережить его брату и его родным. Да, справедливость должна была восторжествовать! Однако людская справедливость и закон требовали неоспоримых фактов, а не призрачных гипотез и личных предположений. К тому же Самир мог отказаться от своих слов в зале суда. Зато огласка, которая непременно возникнет, если дело Мадина усугубится, ещё больше навредит всей семье Кушховых. И хотя со временем люди забудут обо всём, некоторые детали дела могут вывести следствие на другие преступления, за которые, как выяснилось, понесли наказание ни в чем не повинные люди.
- Да! Пусть Всевышний сам всех рассудит! Если идти до конца, то можно открыть зловещий ящик Пандоры. А безучастное молчание, хоть и несет мир и стабильность, но всё же покроет голову виновных шапкой стыда и позора за то, что невинные люди незаслуженно осуждены за их проступки, - бормотал вслух себе под нос Аслан Теучеж, присаживаясь на деревянную лавку во дворе клиники, как вдруг услышал за свой спиной звонкий девичий голос.
- Это ты для нового рассказа придумываешь?
Обернувшись, молодой человек слегка оторопел. Перед ним стояла любопытная Зулима в свитере и джинсах. Увидев её, он тут же огляделся по сторонам в поисках её сестры.
- А где? – озадачился Аслан, надеясь в душе, что Динара где-то рядом.
- Белый халат? – поняла его вопрос молодая медсестра по-своему. – Да, ну его! Слава Аллаху, смена закончилась.
- Домой?
- Нет! У меня через пару часов занятия. Как раз пока доеду, - непринужденно отвечала ему Зулима, садясь рядом с ним на скамейку.
- А! Динара… Она уже ушла?
- Хм! Давно уже! У неё всегда целая гора дел. Съемки, записи в студии, встречи. За ней не уследишь.
- Что? Съемки? Записи? – растерялся Аслан, невольно отвлекаясь от своих тягостных размышлений о несправедливости правосудия. – Чем же она занимается?
- Заканчивает в этом году ГИТИС. Будет певицей. Надеюсь, великой! – усмехнулась девушка. – Её фамилия Шабан. Неужели никогда не слышал? Дина Шабан!
- Дина Шабан? Нет!
- Надо же! А Тагир сказал, что ты из Сочи. Так она неделю назад там два сольных концерта давала.
- Пела в Сочи? Черкесские песни? – блуждал молодой человек в лабиринтах своей памяти в поисках хоть какой-то информации от всесведущей Мадины Гуашевой о концерте черкесской певицы в южной столице. – Нет! Ничего не слышал.
- Хм! Она оперные арии поёт. Классикой не увлекаешься? Советую её послушать! Дух захватывает! – с укором покачала головой Зулима.
- Оперные арии? Обязательно послушаю! Дина Шабан! Запомню…
- Да, у неё страничка в социальных сетях. Она всегда сама отвечает на посты, - намекнула ему заботливая сестра, где и как легко найти будущую звезду оперной сцены.
- Тогда я послушаю её и напишу ей свой отзыв, - благодарно улыбнулся ей в ответ Аслан, обрадовавшись её своевременной подсказке, как ухватить своё счастье обеими руками.
- Конечно! Послушай и напиши ей! Ей нравится, как ты пишешь, - снова усмехнулась хитроумная Зулима и резко встала. – Пойду, а то еще на занятия свои опоздаю.
- Спасибо! – встал за ней следом молодой человек, прощаясь.
Оставшись один, Аслан Теучеж еле-еле сдерживал себя, чтобы не пуститься в пляс. Вот бы тогда больные удивились, увидев в окне молодого черкеса, задорно выплясывавшего лезгинку в тихом дворе московской клиники. В лучшем случае они повертели бы пальцем у виска, думая о нем, как о сумасшедшем. В худшем, вызвали бы наряд полиции из-за нарушения порядка в общественном месте. Но при любом раскладе они, возможно, остались бы равнодушными к его безмерной радости. Понимая это, Аслан собрался с духом и вернулся в отделение Мухамода.
Вскоре он уже входил в кабинет главврача. К его удивлению, там уже никого не было, кроме дяди Мурата. Расстроенный и потерянный, отец Мадина сидел за столом молча, весь поникший, закрыв лицо руками. Время от времени, он что-то неразборчиво бормотал и нервно покачивал головой.
- А где Мухамод? – тихо спросил его молодой человек, с сожалением глядя на своего растерянного родственника.
Не сразу, но его вопрос всё же заставил Мурата Занудиновича поднять голову.
- Вышел. Он сейчас вернется, - удрученно выдохнул тот, поджимая губы от досады. – Прости меня, Аслан! Прости, если можешь!
Внезапное раскаяние дяди Мурата поразило молодого человека до глубины души. Он и в страшном сне не мог ожидать ничего подобного.
- О Аллах! Я сам во всем виноват! Что посеешь, то и пожнешь! Теперь из-за меня вся наша семья страдает. Зря я на тебя нападал там в Майкопе. Мне казалось, что ты разыгрываешь из себя кого-то, а ты, на самом деле, хотел просто искренне помочь моему сыну. Прости, парень!
- Дядя Мурат! Я-то готов всё простить и даже забыть. Мне повезло больше остальных. Хм! Выбрался чистый и сухой из мутной воды Ваших махинаций. А что делать другим – тем, кто попал в Ваши сети и до сих пор наказан из-за Вас? Что делать их несчастным семьям? Ведь все они наши соплеменники, а некоторые даже родственники нам самим, хоть и дальние. Что им делать? – взывал растроганный Аслан к всё ещё спавшей совести Мурата Занудиновича.
- Теперь уже ничего не поделаешь, - сетовал бывший высокопоставленный чиновник. – Если в одном признаться, то за этим потянется целый ворох дел. Столько голов полетит! Не думаю, что наверху это одобрят. Хм! Легче пулю в лоб!
- Тогда зачем Вам мое прощение, если Вам так трудно простить самого себя? – не скрывал своего искреннего сожаления молодой человек, не оценив сиюминутное раскаяние дяди. – Власть, да большая власть подтолкнула Вас на бесчеловечные поступки и преступления. Даже против своего народа. А теперь эта же власть сковывает Вас своими крепкими цепями, как своего вечного раба. Таким Вы хотели сделать и своего сына Мадина. Но теперь ему придется выбирать самому!
- Нет! Нет, Аслан! Мадин здесь совершенно ни при чем! Слава Аллаху! Он еще сможет начать свою жизнь заново, с чистого листа, - не терял надежды на лучшую долю для своего единственного сына заботливый отец. – Ты, главное, его прости! Искреннее прощение, словно глоток чистой воды в пустыни! Он всегда считал тебя своим братом.
- Я тоже, дядя Мурат! Но одного моего прощения будет недостаточно ни для него, ни для Вас. Просите прощения у Аллаха! Может, он просветит Ваш разум, что уже отравлен ядом безжалостной власти, - высказавшись в сердцах на одном дыхании, Аслан Теучеж снова почувствовал удушающую духоту и, не дожидаясь ответа своего раскаявшегося родственника, резко вышел из кабинета.
Дальнейшие события предыдущего дня казались теперь более прозаичными. Запланированный визит в гости в семью Мухамода Опсова снова пришлось перенести из-за срочной и сложной операции последнего. Да и Тагир, посвятивший большую часть рабочего времени расследованию дела Мадина, вынужден был остаться на работе допоздна и разгребать навалившиеся на него за последнюю неделю дела.
Вернувшись в гостиницу вечером, Аслан Теучеж, впечатленный в тот день незабываемыми встречами и изнурительными разговорами, позвонил своему верному другу Хусейну Непсо. Проговорив с ним целый час, он принялся дописывать конец своего рассказа «Салих и Зулимхан». Однако, как он ни старался, мысль не шла в голову, слова не подбирались, история уже не складывалась. Оставив свои незаконченные записи на столе, он просто лег спать. И только утром следующего дня смог дописать свой пятый рассказ на свежую голову….
Вдруг прекрасный образ молодой черкешенки Динары снова возник в его памяти. Первая незабываемая встреча с ней в аэропорту в Адлере…. Её скучающий вид у иллюминатора в самолете…. Неожиданное знакомство с ней в концертном зале при гостинице «Космос» на Адыгэ Зэхэуэс…. И, наконец, её смелое появление в клинике…. Вся эта череда ярких кадров из какого-то романтического фильма пронеслась в единый миг перед его глазами.
«Да, что он поймет? Что? Как он узнает, что я прочитала его рассказы, и они мне понравились? А там в аэропорту я делала вид, что никогда раньше его не видела» - вспомнил Аслан откровенное признание девушки, подслушанное им в коридоре отделения клиники. А следом за ним решительно прозвучал дружеский совет Зулимы: «Дина Шабан! У неё страничка в социальных сетях. Послушай и напиши ей! Ей нравится, как ты пишешь».
Полагаясь на свой небольшой жизненный опыт, Аслан Теучеж знал, что хороший совет дорогого стоит, и им следовало бы непременно воспользоваться. Вернувшись к своему ноутбуку, молодой человек погрузился во всемирную паутину. Без особого труда он нашел в Интернете полную информацию о начинающей оперной диве Динаре Шабан, студентке 5-го курса вокального отделения ГИТИСа. Насладившись вдоволь её портфолио фотографий и прослушав её записи, он перешел по ссылке на её страничку в одной из социальных сетей, где был зарегистрирован сам.
Заметив к своей радости, что Динара в сети, Аслан тут же написал ей сообщение:
- «Привет! Как дела? Зулима подсказала мне, где тебя найти».
Отправив столь краткое и невыразительное послание девушке, он стал с трепетом ожидать её скорого ответа. Однако ни через минуту, ни через две, ни даже через четверть часа она ему не ответила, продолжая оставаться в сети. Ругая себя за слишком поспешное решение написать будущей звезде мировой оперы, Аслан Теучеж не находил себе места. Передумав всякое за время затянувшегося молчания Динары, он ломал голову над тем, что ему ещё стоило предпринять. Но, переборя в себе негодование, а также возникшие следом неуверенность и сомнения, он снова написал ей сообщение:
- «Она ему молчанием грозила,
посеев смуту и сомнения в душе,
и бессловесной паузой дразнила,
отдав за сокровеное гроши».
Его первый поэтический опыт оказался более действенным, чем обыденная проза жизни. Но, к его удивлению, Динара не осталась перед ним в долгу и довольно быстро ответила ему тем же способом.
- «То, что казалось сокровеным для него,
она восприняла надменным пустословием.
А за молчанием долгим скрывала она то,
что он бы посчитал девичьим слабоволием».
Обрадовавшись безмерно долгожданному ответу девушки, пусть и в стихотворной форме без конкретного личного оттенка или отношения, начинающий писатель не стал тянуть со своим откликом:
- «Не всё, что кажется, является таким,
каким его хотят назвать пустые души.
Признаюсь откровенно, теперь я стал другим
от твоих песен, что я с любовью слушал».
Отослав свое краткое поэтическое послание, в котором Аслан не стал скрывать свои истинные чувства, он, затаив дыхание, стал ожидать продолжения их спонтанного стихотворного диалога. И на этот раз Динара не заставила его долго ждать:
- «Не следует столь голословно говорить
о том, в чем сам, по сути, не уверен.
Узнать ты должен, прежде чем других любить,
чем дышишь и чему сам верен».
Внимательно вчитываясь в меткое четверостишие талантливой девушки, молодой человек невольно повторил вслух банальное выражение «столь голословно», показавшееся ему вдруг довольно знакомым. Затем он спешно ответил своей чуткой собеседнице:
- «Не стоит «голословным» называть
то, что влюбленного поэта вдохновляет,
и откровение его чувства отрицать.
Влюбленных недоверие пугает!», - и дал ей время тщательно продумать свой ответ.
Между тем, сам поспешил перейти на свои излюбленные черкесские форумы, намереваясь проверить внезапно возникшее в его голове слабое подозрение. Проследив бегло все острые темы дискуссии, в которых он участвовал наряду со своим вечным оппонентом под ником «01», он вдруг кое-что осознал, удивившись странному совпадению. К тому времени ему уже пришло ответное послание Динары:
- « Нет отрицания в сомнениях моих.
И недоверием своим я не пугаю.
Я от писателя такого ждала идей других.
Его рассказам я больше доверяю».
Неоднозначно восприняв строгое поэтическое замечание девушки, Аслан Теучеж всерьез призадумался над своим следующим сонетом.
- «Повествования, придуманные мной, -
ни ложь, ни правда, а лишь иллюзии Вселенной.
Тогда как чувства, воспетые моей душой, -
вот истина влюбленного поэта».
Едва он отправил свое послание, как на его мобильный пришла SMS-ка от Тагира Опсова: «Срочно приходи в клинику! Мадин хочет с тобой поговорить. Жду!». Заинтригованный неожиданным сообщением, Аслан сразу же засуетился и стал быстро собираться, не выключаясь из сети в надежде на ещё один ответ от Дины Шабан. И вскоре его надежды оправдались! Девушка отправила ему еще одно послание, завершая им их первую поэтическую переписку:
- «Не вижу я иллюзий Вселенной в том,
что просится на большой экран,
что назовут со временем Черкесское кино,
и нам поможет исправить свой изъян».
Не зная, что и ответить, казалось бы, на столь пафосное заявление, Аслан Теучеж резко смутился. Не понимая, упрекнула ли его девушка или польстила, он решил оставить за собой право следующего поэтического послания, ограничившись на этот раз простой прозаичной фразой:
- «Извини! Отвечу позже. Очень рад, что нашел родственную душу. До связи!».
Выключив ноутбук, он всё ещё повторял про себя пафосное четверостишие Динары, впервые всерьез задумавшись об экранизации своих этно-рассказов.
Всю дорогу от гостиницы до клиники, Аслан Теучеж не переставал думать о реальной огромной пользе черкесского кино для восстановления народных традиций и обычаев адыгов, для объединения всего народа. Правда, к тому времени о черкесах уже снимали документальные фильмы, была даже попытка поставить художественный фильм. Но из-за отсутствия финансирования никак не удавалось развивать кинематограф своими силами на исконно черкесской земле. Между тем, время на месте не стояло: стали уже появляться и режиссеры-первопроходцы, и даже черкесские кинокомпании, создавались сценарии короткометражных художественных и анимационных фильмов, смельчаки-одиночки делали сами анимационное кино.
Думая об этом, Аслан уже не совмевался в том, что не за горами появление профессионально снятых художественных фильмов и мульфильмов на черкесскую тематику. Воодушевленный прозорливыми словами Динары, он также зажегся идей черкесского кино, надеясь когда-нибудь привести в кинодвижение свои этно-истории, что он уже написал, и что ещё напишет в своей жизни.
Позже, войдя в палату Мадина Кушхова, молодой человек вдруг ощутил в воздухе некоторую напряженность. Его двоюродный брат молча ожидал его прихода. По бледному лицу Мадина было видно, что мучительные размышления отягощали его душу долгие дни и ночи в клинике. А покрасневшие глаза выдавали его чрезмерное волнение, способное помешать восстановлению его здоровья.
Доведя Аслана до палаты брата, Тагир Опсов быстро ретировался, оставляя их наедине. Порой то, что суждено услышать одному, не предназначалось для ушей других. Подтолкнув своего спутника вовнутрь палаты, сын Мухамода плотно закрыл за ним дверь снаружи.
Первое время оба брата хранили тягостное молчание, пристально глядя друг на друга. Затем расстроенный Мадин отвернулся в сторону широкого чистого окна.
- Извини, Аслан! Никакой срочности в твоем визите не было. Но я так сказал Тагиру, чтобы он не откладывал мою просьбу на потом, - глухо произнес он вступительную часть свой речи. – Отец мне всё рассказал. И про Лейлу, и про наших с тобой друзей-врагов, и про тебя. Ему сейчас очень трудно, но он сам во всем виноват. И я тоже!
- Послушай, Мадин! Он сказал, что следствие тебя не тронет, что у тебя будет шанс начать новую жизнь по-другому, - тяжело вздохнул Аслан Теучеж, догадываясь, что именно мучило его двоюродного брата.
- Хм! Шанс начать новую жизнь по-другому? Здорово! И неважно, какую цену заплатят ни в чем не повинные люди за мои ошибки? - крепко сжал кулаки Мадин, повернувшись обратно к брату. – Тагир мне сказал, что он уже сделал запрос на пересмотр нескольких дел, в которых наши друзья детства проходили как свидетели. Он обещал мне, что все невиновные будут освобождены. Но что это меняет для них? Испорченную репутацию и украденные годы жизни им не вернуть ни моему отцу, ни мне.
- Не стоит, Мадин...,- хотел перебить его брат, но тот продолжал, не обращая внимания.
- И так понятно, что моему отцу грозит срок за превышение полномочий и финансовые махинации. Но благодаря связям он может еще добиться себе условного срока. А меня, Аслан, непременно посадят. Хоть и случайно, но я убил человека. Лейлу я тоже убил. Перед тем, как завести мотор, она мне сказала про неисправные тормоза. Извини, что соврал вчера. А я тогда все равно завел машину, зная, что обрекаю нас обоих на верную смерть. Да, я хотел тогда умереть! Хотел забрать с собой ту, что любил больше жизни, несмотря на все её капризы и подлости. Об этом никто никогда не узнает, если ты никому не скажешь.
- Мадин! Что же тебя заставило пойти на такое? – приблизился к нему Аслан. – Да мало ли что я наговорил тебе там в горах, мало ли что думал Самир Хакунов, встречаясь с Лейлой за твоей спиной. Разве жизнь не самоценна для человека? Жизнь здесь и сейчас, по воле Аллаха!
- Вот именно! По воле Аллаха! – вдруг воскликнул следом Мадин, еще больше расстраиваясь. – Разве по воле Аллаха мы с отцом обирали своих же? Разве по Его воле мой отец помогал местному «правосудию» сажать невиновных вместо меня и моих дружков? Разве по воле Аллаха он и я, пользуясь своей властью, давили гордых адыгов лишь ради собственного самохвальства и чрезмерного себялюбия? В этой безумной властно-алчной гонке я не пожалел даже тебя, того, с кем рос рука об руку с раннего детства. А ты за это отдал последнее, чтобы спасти мою никчемную жизнь после аварии.
- Ну, не преувеличивай, брат! Не так-то просто было тебе меня одолеть. Да и последнее я не отдавал за твое спасение. Поверь, благодаря моим друзьям у меня еще много чего осталось. А скоро будет еще больше, - усмехнулся Аслан Теучеж сквозь навернувшиеся на глаза слезы.
- Я рад! Правда, рад, что мне так и не удалось тогда переубедить тебя. Впрочем, я плохо старался. Хм! На форумах у меня получалось гораздо лучше, - сдерживал свои слезы Мадин.
- На форумах? Ах да! «Столь голословно»! Пропавший больше месяца назад ник «01», - не скрывал своего удивления его двоюродный брат. – А я и подумать не мог, что это ты, на самом деле. Хотя было на тебя похоже.
- Эх, «Адыг»! «Адыг»! Теперь все эти онлайн-дискуссии мне кажутся нелепыми. Что наша жизнь? Игра? Нет, не игра! Божий дар и отпущенное Им время. Да, время, подаренное нам, чтобы мы сумели изменить мир или изменить себя, - усмехнулся Мадин Кушхов, утирая сорвавшуюся с глаза слезу. – А я? Что я сделал за свои 28 лет? Изменил себе и Ему!
- Успокойся, брат! У тебя всё ещё впереди! – сочувствовал ему Аслан, тяжело вздыхая из-за собственного бессилия. – В любом случае тебе еще месяц в клинике лежать. А за месяц может многое случиться, многое произойти.
- Спасибо тебе, Аслан! – вздохнул Мадин. – Благодаря отцу и матери, я появился на этот свет. А благодаря Мухамоду и тебе, я выжил. Да, теперь всё будет по-другому. Теперь я не позволю другим невинным людям отвечать за мои проступки. Прости меня! И передай Ахмеду мои искренние извинения! Вот кто не изменил себе! Вот кто не сломался, не прогнулся и не мстил! Правильно моя мать говорит, он весь в вашего отца. Достойный адыг, сын достойного адыга!
- Будет тебе, Мадин! Послушай, тебе нельзя волноваться. А то твоя строгая медсестра отругает меня, как следует. За ней не пропадет, - попытался пошутить молодой человек, с трудом сдерживая своё волнение. – Со временем всё забудется.
- Забудется…другими, но не мной, брат. Таким людям, как я и мой отец, не следует забывать о своих непростительных подлостях и проступках. В нашем случае хорошая память лишь на пользу, - горько усмехнулся Мадин. – А ты, Аслан, пиши мне, где бы я ни был! И не забудь мой ник! Кстати, Зулима тут проговорилась, что ты теперь настоящий писатель, и твои рассказы даже опубликованы в газете в Сочи. Я рад! Пришлешь их мне? У меня теперь будет мнго времени, чтобы их почитать.
- Не сомневайся! Буду ждать твоих критических замечаний, - воспрял духом начинающий писатель, впервые кто-то из близких проявил живой интерес к его творчеству.
- Не дождешься! Лучше буду писать о том, что больше всего понравилось. Прости!
- И ты прости!
Обменявшись благодарными взглядами, Мадин Кушхов и Аслан Теучеж вдруг смолкли. Несколько минут они оба молчали, глядя в окно, каждый со своего места, всматриваясь в расцветавшие по-апрельски деревья во дворе клиники. В Москве благоухающая весна уже верховодила во всём, приводя в движение всё, что застыло и остановилось за долгую зимнюю пору.
Заметив мимоходом, что его двоюродный брат задремал под тяжестью припухлых век и мучительных размышлений, Аслан покинул его палату на цыпочках.
- Ну, наконец-то! – услышал он нетерпеливый голос Тагира. – Думал уже, не дождусь! Он что-нибудь тебе сказал про Лейлу?
- Нет! Просто просил прощения! – не стал распространяться молодой человек. – А потом заснул.
- Мда! А я так надеялся на неожиданный приступ откровения. Ну, ладно! Достаточно того, что мы уже знаем.
- Что с ним будет теперь, Тагир? – озадачился Аслан, беспокоясь о дальнейшей судьбе своего двоюродного брата.
- Пока ничего. Все дела на доследовании. А отец настаивает на его лечении в Германии. Скорее всего, через неделю Мадина отправят в немецкую клинику. Отец сам с ним поедет, - поделился Тагир последними новостями.
- Так, это, верно, дорого очень? – встревожился Аслан, не готовый к новым непредвиденным расходам.
- Хм! Было бы дорого. Но у твоего брата какой-то особый случай. Мой отец и его друг, врач из Дюссельдорфа, как раз изучают нестандартные методы лечения таких заболеваний. Они будут проверять на нём свои гипотезы, - замысловато ответил ему сын Мухамода.
- Прости! Он что будет подопытным кроликом? – остолбенел молодой человек, ошеломленный услышанным.
- Что-то вроде того. Мадин сам предложил себя в этом качестве. Он уже и бумаги все подписал. Всё лучше, чем в тюрьме гнить, - усмехнулся Тагир. – Да, ты не переживай! Это может затянуться на несколько лет. Ну, понимаешь, им надо проверить побочные эффекты, которые могут проявиться за неопределенный период.
- Да! Медицина на месте не стоит! – глубоко вздохнул Аслан Теучеж, догадываясь, что именно задумал мудрый черкес. – Будем надеяться, что Мадину удастся ещё спасти как минимум одну человеческую жизнь.
- Не сомневайся! Из таких, как он, как раз и появляются герои! Весь вопрос в том, что твой брат силен в химии.
- Да поможет ему Аллах! Да вознаградит Он его за искреннее раскаяние праведным путем во благо всему нашему народу! – пробормотал себе под нос Аслан.
– Да будет так! – поддержал его Тагир и повел его в кабинет своего отца.
В тот вечер Аслан Теучеж, наконец-то, доехал до дома Мухамода Опсова и познакомился со всей его семьей. А в конце недели, возвращаясь в Сочи после своего первого недельного отпуска, он уже знал, что такое взаимное чувство Динары Шабан, искренняя дружба Тагира Опсова и братская благодарность Мадина Кушхова. Воодушевленный поездкой, полной впечатляющими событиями и новыми знакомствами, он видел перед собой образы героев и героинь своих новых рассказов. Но теперь уже не на исторические темы, а о настоящей жизни современных черкесов, где счастье смешивается с болью, а дружба с предательством, любовь с разлукой. Вдохновленный идеей черкесского кино, он надеялся всей своей душой научиться писать сценарии таких художественных и анимационных фильмов, которые покажут всему миру, кто такие черкесы, как прекрасен их многоликий, но живописный родной край. Расскажут, как многогранна их самобытная культура, и в чем вся соль их многовековой трагической истории. Адыгская соль!

КОНЕЦ