Ее зовут мама

                Посвящается детям
                и внукам нашей мамы

       Когда я закрываю глаза и хочу вспомнить какое-нибудь яркое воспоминание, связанное с моей мамой, то сразу из темноты выплывает и оживает один эпизод до мельчайших деталей: ереванская приятная осень, мы с мамой идем к ней на работу. Мама в синем костюме – пиджак и немного широкая юбка, которая опускается чуть ниже колен. На воротнике пиджака маленькие золотые якоря. Из-за якорей и синего цвета костюм напоминает униформу моряка. Мы проходим через узкий проход, зажатый между двумя домами, по середине которого длинная лужа. Мама, держа спину прямо и не смотря под ноги, ловко перешагивает через лужу и идет дальше. А я делаю шаг, и моя нога ложится прямо в лужу. Чувствую, как вода проникает внутрь ботинка и носок словно губка, всасывая воду прилипает к ноге. Неприятное ощущение! Ботинки старые, с дырками. В магазинах пусто. На улице 90-ые, а впереди холодная зима. Но я, не обращая на это внимания, бегу за мамой. Она уже идет на несколько шагов впереди меня. Я догоняю ее. Но она снова идет впереди. У мамы такая быстрая походка, что я все время отстаю от нее и мне приходиться все время бежать за ней. Но она ходит красиво! И даже я, шести-семи летний мальчик, понимаю это, и, наверное, из-за этого ее не останавливаю.
      Синий костюм, напоминающий морскую униформу, прямая осанка, уверенный шаг придают ей грациозности, и она уходит все дальше и дальше, а я бегаю за ней и радуюсь, что у меня такая красивая мама.
      И так, не успевая за маминой быстрой походкой, мы дошли до ее работы - в поликлинику. Она зашла в свой кабинет главврача, а я бегал по коридору, играл. Медсестры, увидев меня, поздоровались, кто-то подарил яблоко. В поликлинике у меня было любимое место - окно в конце коридора. Под окном стояла кожаная скамейка. Я снимал ботинки и становился на нее. Из окна третьего этажа открывался вид на канал Зангу. Осенью и весной он превращался в бурную реку. По крайней мере мне – ребёнку, так казалось. Я даже однажды чуть не утонул в нем. Мой путь из детсада домой пролегал через Зангу. Из детсада меня забрал брат. Мы остановились и стали что-то ловить в грязной воде, и тут я с головой упал в грязную воду. Я лежал на спине и не мог ничего поделать, а брат, испуганный до смерти, стоял и смотрел на меня. Чуть дальше темные воды исчезали под гаражами, стоящими над каналом. Течение несло меня как раз в ту сторону. Вдруг чья-то сильная рука выдернула меня из воды. Это был старик маленького роста. Мы как ни в чем не бывало пошли домой, по дороге моя одежда высохла. Об этом случае напоминала только сильная вонь, идущая от меня и облик старика, который спас жизнь мальчика. Но сейчас, смотря на бурный канал, я не вспоминал этот эпизод. Мне нравилось его быстрое течение. Маленькие волны быстро поднимались друг на друга и исчезали. Появлялись новые. Горбатые, пенистые бугорки завораживали меня. Вдруг из маминого кабинета я услышал мамин повышенный голос. Я прислушался на секунду и, спрыгнув со скамейки, побежал в сторону кабинета, оставляя на полу след от мокрого носка. Я медленно засунул голову в дверь кабинета. Мама сидела на своём месте, за столом. Перед ней стояла медсестра с опущенной головой. Мама повышенном тоном говорила ее что-то и требовала объяснений. Медсестра молчала. Я был поражен. Я первый раз видел маму в таком состоянии. Она никогда не повышала голос ни на кого. Она всегда была спокойная и уравновешенная. Говорила спокойным тоном, объясняла, даже когда мы - ее дети, особенно я, делали что-то не так. Она могла долго объяснять, ругать, делать замечания, но повышать голос - никогда. И мне в этот момент стало так не по себе, что я незаметно зашёл в кабинет, встал в углу и чуть не расплакался. Медсестра ушла. Мама, увидев меня, сразу взяла себя в руки, успокоилась, и тут она и я заметили, что я стою босиком. На ее вопрос я ответил, что ботинки оставил у скамейки и пошёл обуваться. На полу кабинета снова остался проклятый отпечаток от мокрого носка.
      Пошли первые осенние дожди, потом первый снег. Я, когда выходил из дома, поверх носков надевал полиэтиленовые пакеты, чтобы ноги оставались сухими. Ничего, это было терпимо и не напрягало меня. Только, когда ходил на тренировки по настольному теннису, в раздевалке переодевался так, чтобы никто не заметил мои разноцветные пакеты на ногах.
      Однажды обычным днем, вечером, когда мама, уставшая, пришла домой с работы, я как обычно встречал ее и помогал снять сапожки. У нее на работе было холодно как на улице, так что мама целый день мерзла на работе и под конец дня ей было трудно замёрзшими руками отстегнуть молнию на сапожках и снять их. Поэтому я каждый день, как важный ритуал, помогал ей снять сапожки и немножко согреть ноги, хотя дома тоже не было особо тепло (тогда у нас еще не было печки). Но в этот день мама была какая-то счастливая, радостная, она вся сияла. Ей было тепло. Я не понимал в чем дело, пока она не открыла пакет и не достала оттуда пару новых сапожек!!! От счастья у меня закружилась голова. Я от радости издал нечеловеческий звук и выхватил из ее рук сапожки. Это были коричневые кожаные сапожки с мехом. А снаружи сапожков шла еще меховая окантовка. Они были очень похожи на красные сапоги петуха из советских мультфильмов.
      Я молниеносно скинул с ног домашние тапочки и засунул правую ногу в сапог, но она застряла в горлышке сапога. Я быстро снял с ног шерстяные носки и откинул их в сторону. Снова сунул ногу в сапог. Моя нога прошла через горлышко сапога как по маслу, но тут же сжалась по бокам, а пятка не одевалась до конца. Я, не обращая внимание на это, под взором домашних надел вторую пару и попробовал ходить по комнате. Ходить было трудно, ноги ужасно сжимались как в капкане, но я делал вид, что все отлично. Но даже в полутемной комнате была видна моя кривая и неуверенная походка, а на лице наверное нарисовалось страдание. Был установлен вердикт – маленькие! Я сопротивлялся, не хотел снимать, говорил, что через пару дней они расширятся или я привыкну. Но моя братья схватили меня за ноги и с трудом вытащили сапоги. Я не был готов отказаться от них. Но мама успокоила меня, сказав, что поменяет и возьмёт на размер больше и сделаем это прямо сейчас, потому что завтра может быть поздно. Я быстро оделся, положил сапоги под мышку, и мы вышли на улицу. На улице было холодно и темно. Время почти восемь. «Какой магазин может быть открыт в это время», - подумал я? Но я верил  маме и не задавал вопросов. Просто шел за ней. Она как обычно ходила прямо и быстро, а на этот раз еще быстрее, наверно сама боялась, что закончатся сапожки. Я не шел, а бежал за ней. Мы долго шли через темные переулки, улицы, прыгали через сугробы и наконец остановились перед железными воротами, как мне показалось, заброшенного завода, недалеко от поликлиники мамы. Вокруг никого не было. Темнота и ни звука. Мама стала кулаком стучать в ворота. Тишина был ответом. Хорошо, что собак не было. Мама снова стала стучать. Я присоединился к ней, руками и ногами начал бить по воротам. Поднялся шум. Наконец изнутри кто-то отозвался. Я и мама посмотрели друг на друга. Мы оба были вспотевшими от быстрого шага и нам было жарко в этот холодный вечер. Наконец железная дверь немножко открылась, и сторож осторожно высунул голову, но, увидев перед собой женщину и ребенка, он открыл дверь и с нахальным видом, с презрением спросил: «Что вам надо, что ломаете дверь? Убирайтесь отсюда!». Мама очень твёрдо ответила: «Во-первых, проявите уважение, перед вами женщина стоит! А во-вторых, я сегодня отсюда для ребенка купила сапожки, надо поменять, размер маленький». Сторож от слов мамы немножко остыл, но его ответ не обнадежил нас: «В цеху уже никого нет, приходите завтра!». «Завтра может вообще уже не останется, пожалуйста, нам просто надо поменять размер, у ребенка ноги мерзнут», - как скороговорку выговорила мама. «Ничем не могу вам помочь, приходите завтра с утра!». Мама отчаянно сделала шаг вперед и с решимостью сказала: «Тогда мы останемся здесь, пока не откроется цех!». Я испугано посмотрел на маму, сторож от уверенности мамы сделал шаг назад и тихо произнёс: «Вы что, сестра?». Когда мама сделала шаг вперед, она вышла из тени и лунный свет осветил ее лицо, полное решимости. Сторож вдруг изменился, на его лице появилась улыбка. Он радостно и смущено крикнул: «Доктор, это вы?». Мама не менее удивленная, спросила: «Да, а вы откуда меня знаете?». «Вы лечили моих детей, Рогнеда Хачиковна! Проходите, проходите, пожалуйста, сейчас все сделаем». Я радостно сжимал руку мамы. Я был горд - моя мама победила! Мы зашли во двор, сторож за нами закрыл дверь и, взяв из своей будки керосиновую лампу и ключи, пошел впереди нас к цеху и открыл дверь. Мы вошли внутрь. Прошли через узкий коридор и оказались на складе. То, что называлось складом, на самом деле было маленьким помещением. На полках стояли от силы десять-двенадцать пар сапог. Но это картина меня заворожила. Мне показалось, что я нахожусь в самом огромном и светлом магазине. Но для бурной фантазии времени не было. Мы быстро поменяли маленькие сапоги на два размера больше, и я пошел домой в новых сапогах.
      Позже я узнал историю этих сапог. В магазинах был дефицит обуви, и вообще много-много вещей и продуктов отсутствовали в магазинах. Как-то раз мама через знакомых узнала, что есть цех, где наши шьют сапоги, и напрямую можно взять у них. Но долгое время то подходящего размера не было, то денег. И вот в тот день маме наконец-то удалось купить для меня эти сапоги, оставив там почти всю свою зарплату. Но они того стоили!
      Ощущения были непередаваемые – было сухо, тепло, комфортно, красиво и самое главное без полиэтиленовых пакетов. Мне больше не приходилось прятаться в раздевалке и переодеваться, сейчас я переодевался у всех на глазах. Стоя прямо в центре раздевалки!

                ***

      С тех пор прошло много лет. Жизнь изменилась намного в лучшую сторону. По крайне мере, в магазинах полно сапог и вещей. Иногда так много, что не знаешь какой из них выбрать. Время капиталистическое. А тогда был скачок от социализма к капитализму, где была и война, и холод, и голод, и сломанные судьбы. Пострадало целое поколение. Поколение, в чем-то даже похожее на «потерянное поколение» Хемингуэя, Ремарка. Но в общем, что было, то было, его уже не вернуть. Но скажу в защиту тех времен, что несмотря ни на что, радостные дни тоже были и не мало.
      Одним словом, время шло, я вырос и уже живу в Москве. Почти два года назад к нам приехала мама на обследование. Она в двух больницах сдала кучу анализов, то к этому врачу пошли, то к другому. Я естественно везде ее сопровождал. Она держалась молодцом. Никогда, как и всю жизнь, ни разу не сказала и не показала, что устала. Когда спрашивал устала ли она, она улыбалась и говорила: «Нет»! Я рядом с ней всегда себя чувствовал тем же маленьким мальчиком, который когда-то жил в детстве. Но однажды, это был предпоследний день обследований, мы были в одной больнице, потом на такси поехали в другую. И пока мы поднимались по лестницам, ходили по кабинетам, я почувствовал, что она устала и когда мы шли по длинному коридору, я повернулся и увидел, что мама впервые в жизни отстала от меня и что я иду впереди. Я почувствовал себя виноватым, быстро подошёл к ней, нежно взял ее за руку, и мы медленно, прикасаясь друг к другу плечами спустились вниз и поехали домой.
      Дома, за сладким столом, мы пили хороший, горячий чай. Пили чай и рассказывали друг другу смешные истории, рассказывали и смеялись, смеялись громко и от души…
   
Г.Москва 13.05.2017