Подмосковные вечера

               

                Подмосковные вечера

                ( отрывок из повести).


Сильные  грозовые ливни,  неположенные  в  начале  июня  - им  время  в
августе,  когда убраны хлеба и  поля бронзовеют щетиной стерни,  - усугубили
сумятицу в мироздании. И сирень зацвела вся разом, в одну ночь вскипела и во
дворе, и  в  аллеях,  и в  парке. А ведь  положено так:  сперва запенивается
белая, голубая и розовая  отечественная сирень, ее рослые кусты теснятся меж
отдельным  флигелем  и  конюшнями,  образуют  опушку  Старого  парка,  через
пять-шесть  дней залиловеет низенькая персидская сирень с приторно-душистыми
свешивающимися соцветиями, образующая живую изгородь  меж двором и фруктовым
садом; а через неделю забросит в окна господского  дома  отягощенные кистями
ветви венгерская сирень с самыми красивыми блекло-фиолетовыми цветами. А тут
сирени  распустились  разом,  после  сильной  ночной  грозы,  переполошившей
обитателей  усадьбы  прямыми,  отвесными,  опасными  молниями. И  даже  куст
никогда не цветшей махровой сирени возле павильона  зажег маленький багряный
факел одной-единственной кисти.
Юрий Нагибин «Сирень»
 
                СИРЕНЬ
                (Пухов Юрий Григорьевич)

         С возрастом я все чаще ловлю себя на мысли: «Ах, если бы знать заранее!». Нахлынут на тебя вдруг воспоминания о невольно нанесённых обидах родителям: грустно становится и муторно, а ничего уже не поделаешь, умерли они много лет назад. Просишь прощение у небес, да сожалеешь, что не договорил, не обнял живыми их, а о чем-то спорил, ругался- всплакнешь даже, да ничего не поделать. Нет их уже, умерли. Да, наверняка простили они уже тебя давно, как ты прощаешь своих детей. Такой вот житейский круговорот. Остаётся только грустить и
 сожалеть, как, наверное, со временем будут вспоминать, грустить и сожалеть о некоторых поступках твои дети. Се ля ви.
            Июньское солнце медленно катилось за сосны на покой. Дивные, воспетые подмосковные вечера! Не замечали? Целыми днями порой льёт и льёт дождь-кормилец, а к вечеру разъяснится, как и не было ни дождинки. И чистота, и благоухание в воздухе. И тепло и радостно. В один из таких вечеров приехали на подмосковную дачу ко мне друзья из Украины- Ваня Кияница и Юрий Григорьевич Пухов. Много лет, помимо дружбы, связывал нас и бизнес. Только какой теперь бизнес с Украиной? Мне в последнее время приходилось «для поддержки штанов», ежемесячно переводить им небольшую сумму.  Туго им там жилось.  Помнил я, как после смерти отца, Юрий Григорьевич очень помог мне в начале становления бизнеса. Отец ценил его, и, как говорил сам Пухов, помогая мне, в моем лице, он отдавал дань памяти отцу. Теперь настал и мой черед «отдавать ему долги» за прошлое. Во всяком случае мне так казалось, или хотелось самому в это верить.
 
 
               Иван, затурканный украинской пропагандой, со страхом ехал в Россию. Родные собирали его как в последний путь, уверенные что его здесь арестуют, а то и убьют. Пухов посмеивался над его страхами. Во всей этой политической чехарде он стоял на стороне России. Я вообще удивился, как они могли ехать в одной машине (в закрытом пространстве), достаточно приличное время и не разругаться. Как позже рассказал Иван, ругались они постоянно. В общем это была еще та парочка. Не знал я тогда, что Пухов был смертельно болен и приехал проститься с людьми, которые были дороги ему. Одними из них в Москве была его родная сестра и моя семья. В воздухе запахло шашлыком, он вскоре и появился на столе. Вспоминая эту встречу, я опять же ловил себя на мысли.  Ах, если бы знать заранее! Мы знакомы были много лет, да все недосуг было расспросить его о родителях. А надо было задать ему вопрос: « За что он так любил и уважал моих родителей? Какой след оставили они в его жизни?  Ведь ему было что рассказать, поделиться воспоминаниями. Жалко, что не расспросил ранее, жалко, что не расспросил и в эту встречу, хотя кое-что все-таки он рассказал.»
…
         Анатолий Михайлович Тузовский, после окончания УПИ (Уральский политехнический институт) был распределен в город Запорожье на титано-магниевый комбинат ЗТМК. Вскоре он стал начальником цеха по выращиванию монокристаллов германия и кремния. Находясь в командировке в Киеве, в Министерстве цветной металлургии (выбивали какие-то фонды), один из руководителей главка посетовал, что если бы на Украине был-бы хотя бы еще один завод цветной металлургии, то в Москве фонды бы для Украины расширили и не пришлось бы кроить бюджет.
-Нашел бы ты, Толя площадку хорошую, построил и возглавил бы завод. Мы тебе поддержку гарантируем! - Они сидели в ресторане и  выпивали. Отец, конечно, этой идеей вдохновился. Это было в шестидесятых годах 20 века. Отцу было чуть за тридцать, море амбиций, сил и желания работать и творить. Это было время шестидесятников. Время романтиков, физиков и лириков. Время, воспетое в стихах и прозе самими же шестидесятниками. Оттепель. Время, когда молодые люди, выпорхнувшие из голодной военной поры, смело брали на себя решения и задачи космического масштаба. Феноменальная пора.
В ресторане они несколько засиделись. Руководитель главка, пожилой мужчина, прошедший всю войну, даже всплакнул, что нет дескать у него сил самому построить такой завод. 
       -Завод будет всем на зависть. Таких и в мире нет. Нет сил у меня на такой завод. Одна надежда на молодых, таких как ты,- он указал пальцем на отца.- Давай, твори. Другой возможности у тебя не будет.
Что и говорить, отец загорелся идеей.
На следующий день, самочувствие было у отца не очень, выпили накануне предостаточно.  На автобус он опоздал, поэтому решил возвращаться домой на пароходе, плыл и страдал от головной боли. В буфете не оказалось даже пива: не похмелиться, не закусить. Когда пароход сделал получасовую остановку в Новогеоргиевске, и на причале отец увидел работающий на берегу буфет и, как в кружки наливали пиво, он пулей выскочил на берег и через пару минут уже вкушал пенный напиток. Голова начинала проясниваться, настроение улучшилось. Пароход дал гудок, отец заторопился обратно, нечаянно зацепил локтем кружки на соседнем столе и те с грохотом полетели и разбились. Пиво растеклось по асфальту. Буфетчица завизжала благим матом: «Кружки, кружки побили. Держи его. Пусть за кружки заплатит.»
- Ты что творишь? -его схватили за грудки крепкие руки. Отец попытался вырваться, но его быстро скрутили. Путь к отступлению на пароход был отрезан.
-Мужики, -взмолился отец, - я на пароход опаздываю.
-Щщаас, опаздывает он. Теперича спешить тебе некуда. Клавка, мы пымали его, заплатит, - стоял веселый гогот. Отец быстро понял, что влип и прекратил сопротивление.
-Ладно, пустите, разберемся, - отец стряхнул с себя державшие его руки.  Пароход весело погудел и поплыл дальше вниз по Днепру в Запорожье. Вещей у отца с собой практически не было. Портфель с документами был при нем, паспорт в пиджаке. На пароходе осталась лишь сумка с грязным бельем, так что сожалеть о потере было нечего. Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что не обнимет вечером жену и не расцелует детей. А по ним он очень соскучился. Надо бы узнать, когда по расписанию следующий рейс. На улице было тепло, середина мая. Вокруг белым-бело от распустившегося цвета абрикос. В воздухе жужжали майские жуки и пахло так сладко, как бывает только на Украине. Отец заплатил за разбитые кружки толстой буфетчице Клаве, взял еще кружку пива и был принят в теплую компанию, не пустившую его на пароход.
- А что? Когда следующий пароход на Запорожье? Часа через два? – Тоном великого комбинатора, спрашивающего у дворника Тихона о невестах Старгорода, спросил отец. Кругом весело загоготали.
-Завтра, к обеду. Не ранее.
Отец смачно выругался. Толпа одобрительно загудела- Свой.
-Ладно, мужики, пора и на объект, хватит базарить, - подал команду видимо старший. Те допили пиво, и утирая губы, пошли рассаживаться в автобус.
-А куда вы? - отец задержал за рукав одного из них.
-Как куда? На ГЭС,- улыбнулся рабочий в ответ. -Гидроэлектростанцию строим здесь, да уж заканчиваем.
- Можно с Вами?
-Валяй.
В сравнении с Запорожской ГЭС, Кременчугская отца не впечатлила, но все равно масштабы поражали. Чего только стоило водохранилище, которое раскинулось вширь как море, противоположного берега не видать, да широченный Днепр с рыжими берегами. Возле шлюза стоял хорошо одетый мужчина лет сорока, наблюдал за стройкой.
-Смотри, -толкнул в бок отца, и показал на мужчину молодой парень, - первый секретарь пожаловал. С инспекцией.
Отец проследил за направлением руки и увидел главу города. Тот задумчиво наблюдал за стройкой. Рядом стоял УАЗик.
- Он то мне и нужен, - подумал отец и смело зашагал к шлюзу.
Мужчина заметил идущего к нему человека, явно не в рабочей форме, и с любопытством рассматривал его. Поздоровались, представились. Михаил Иванович Ричко недавно стал главой города  ( да и городом назвать то было трудно то поселение, скорее поселок). Всю войну прошагал в артиллерии, воевал в этих краях. Обладал цепким умом и какая-то хитринка играла в его глазах.
-Так значит площадку под завод ищите? Ну поехали, посмотрим,– садясь в машину и приглашая отца предложил секретарь. -А что производить -то собираетесь? - в глазах его читалось недоверие.
- Полупроводники выращивать будем. Из них транзисторы будут делать для приемников и телевизоров, -гордо сказал отец, икнув при этом.
-Вы что же их как огурцы или помидоры выращивать будете? -лукавая улыбка не сходила с его лица. Машина ехала в гору, мотор натужно ревел. Отец рассмеялся поняв, что неправильно объяснил.
-Нет, это завод будет от Министерства цветной металлургии, современный завод, таких нет еще в СССР.
-Иди ты! -удивился секретарь, - и поручили его тебе, такому молодому?
-Ну да, -смутился отец, - решили, что достоин.
Машина остановилась, они вышли. Весь поселок-город тянулся вдоль водохранилища одной улицей. Домов было немного, все новенькие, аккуратненькие, чистенькие. Ричко и отец стояли у залитого бетоном фундамента.
- Могу предложить эту, - первый секретарь вышел на фундамент- хорошая площадка. Подойдет? Тебе какая площадь нужна под завод?
-Да толком не знаю еще. А здесь что задумывается?
-Ресторан, -то ли шутя, то ли всерьез ответил глава поселения,-только на кой черт он нужен. Дарю.- Ричко махнул рукой.
Напоминание о ресторане вызвали у отца легкую головную боль. Он улыбнулся.
-А как с жильем? – осведомился отец.
-Этого добра хватает. Рабочие ГЭС достроят вскоре и жилья свободного много будет.
-Ну, тогда ждите вскоре. Место у Вас прекрасное, приеду, -уверенно подытожил отец.
Через два дня отец вернулся в Запорожье с мандатом Министерства о строительстве завода и назначении его директором. Вопрос на удивление быстро был согласован с Москвой. На заводе его встретил один из заместителей директора ЗТМК и начал резко отчитывать за прогулы. Друзья-друзьями, но дело есть дело.
-Ты как разговариваешь с директором завода? – в шутливой форме ответил ему отец, протягивая мандат с назначением. Замдиректора застыл с раскрытым ртом.
 
 
-Ишь ты! Поздравляю, Анатолий Михайлович! - с восхищением в голосе ответил друг.
Уже через месяц Анатолий Михайлович с семьей переехали в Новогеоргиевск и был выпущен приказ№1 о строительстве завода чистых металлов ЗЧМ на фундаменте ресторана. В дальнейшем город, вначале был переименован в Кремгэс, а затем в Светловодск. В Новогеоргиевске проживало от силы 2000 человек. Численность Светловодска выросла до 50 000. ЗЧМ построил много жилья и инфраструктурных проектов. На заводе существовал свой  строительный цех. Даже мясозаготовками занимался завод-выращивал бычков. ЗЧМ стал крупнейший в Европе, по обеспечению материалами для микроэлектроники и военной техники. Численность работников возросла до 5000 человек. Продукция пользовалась спросом и в Китае, в Европе и Америке. Отец руководил заводом до самой смерти, в течение почти 30 лет.
 
 
Заметно потемнело и похолодало. Воздух стал прозрачен и свеж. Мы перешли в «каминный зал» (так называлась небольшая комната с камином).
-Расскажите, Юрий Григорьевич, как Вы познакомились с Анатолием Михайловичем,-попросила моя супруга Людмила.
Дрова весело трещали в камине, Пухов глубоко задумался, в его очках плясали языки огня. Он вдруг улыбнулся.
-Всему виной все тот же пароход. Вернее, уже не пароход, а «Метеор», был такой речной пароход. Вот на нем я и плыл из Киева в Запорожье. Было желание устроится на работу в институт «Титан». Меня прельщало занятие наукой. Я только-только закончил Московский институт стали и сплавов. В общем еду, любуюсь берегами Днепра, на открытой части палубы. Рядом со мной стоял, курил молодой, высокий, хорошо одетый и очень красивый человек, куда -то внимательно вглядываясь. Как будто что-то искал в Днепровских кручах. Я еще сравнил его мысленно с президентом Кеннеди (как оказалось, что не у меня одного напрашивалось такое сравнение).
-Подъезжаем, я говорю,( это у него такое словосочетание-паразит « Я говорю» было). Выходите на воздух, нечего там киснуть, я говорю, – скомандовал он кому-то в глубину салона. Послышался гомон и на палубу вышли еще пять человек.
 
 
-Я сейчас всех и не помню из той компании. Они о чем-то весело разговаривали, я деликатно отступил, не мешая им.
-Вот и наш город, давайте, мужики «на посошок», скоро выходим,- предложил кто-то.
-Так выпили все.
-Жалко, ну ладно. -заключил твой отец,-Исследовательское оборудование для цеховой лаборатории когда поступит, Леня? – поинтересовался он у невысокого худощавого мужчины.
-Хоть сейчас выезжай и принимай. Только начальника лаборатории у нас пока нет, вакантное место.
Я весь напрягся, обратился в слух.
-Извините, что прерываю Вас, но о каком оборудовании вы говорите? - группа резко повернулась ко мне с интересом рассматривая. Все они были примерно возрастом как твой отец или моложе.
-Завод цветной металлургии находится в городе, в который мы приезжаем сейчас. Продукция - полупроводники,- ответил Леонид.
У меня дух перехватило, сердце учащенно забилось.
-А почему ты интересуешься? Работать у нас захотелось? – поинтересовался улыбаясь твой отец,- какое у тебя образование?
-Только что закончил МИСИС (Московской институт стали и сплавов). Еду в Запорожье и надеюсь устроится в институт «Титана».
- Так -так. Интересно. А жить где там будешь? – продолжал он интересоваться,- мы почти все из Запорожья Из ЗТМК. Слыхал о таком?
-Конечно, кто не знает титано-магниевый комбинат. Знаменитый фильм «Весна на Заречной улице» там снимался. Не знаю, где жить буду. Что-нибудь придумаю.
-Смелый, -отец еще раз внимательно и как-то оценивающе посмотрел на меня. У меня все похолодело внутри. Он вновь улыбнулся. Улыбка у него была потрясающая. Человеку с такой открытой улыбкой хотелось верить безоговорочно.
 
 
-А начальником лаборатории к нам пойдешь?- глаза его продолжали смеяться.
Я думал: «разыгрывает он меня или нет?»
-Квартиру сразу гарантирую.
-А что за завод? – поинтересовался я.
-Завод чистых металлов – чуть ли не хором ответила компания.
-Не слышал о таком, -честно признался я.
-Еще услышишь, а к нам пойдешь, я говорю, сам его историю  творить будешь.
Пароход прервал наш разговор сильным гудком, скоро причалим к пристани.
-Это наш директор Тузовский Анатолий Михайлович, - Леонид представил мне твоего отца- я, начальник цеха Иванютин Леонид Андреевич, просто Леня, Это, - он указал на следующего, -Калашник Олег Николаевич, начальник цеха.
-Олег, - просто представился и протянул мне руку Калашник.
-Остальных я забыл, не помню кто еще был. Помню, что у меня с собой была бутылка коньяка, которую мы и выпили там. Так я и  прописался на заводе.
Юрий Григорьевич замолчал, вертел в руке бокал с вином. Он ушел в себя в свои воспоминания, взгляд застыл на языках пламени камина. Мыслями он был где-то далеко-далеко.  Я встал, подлил вина ему в бокал. Он даже не заметил этого. В глазах его были слезы. Я никогда не видел его в таком растрепанном состоянии. Я знаком подал команду выйти на кухню, оставив его одного, мы стали готовить чай. Через несколько минут он пришел на кухню и присоединился к нам. Наступило тягостное молчание. Чтобы как- то разрядить ситуацию, я как -бы в шутку спросил его почему он никогда не женился, не заводил детей? Как оказалось я разбередил еще большую рану в его сердце. Наверное, в другое время, будь Пухов здоров, он никогда не сделал бы такое признание. Но в тот вечер он раскрылся перед нами, мы увидели, как вдруг слезы потекли из глаз. Глубоко вздохнув он продолжил рассказ.
-Во время войны мы с матерью выбирались из окружения то пешком, то повозками. Выйдя из окружения, как я понял, нас в Москву не пускали и мать решила поехать в Тамбов. Мне шесть лет, Алла     (сестра моя) еще грудная, чуть больше года. Не знаю каким образом, но до матери дошла похоронка на отца. Мать сходит с ума и ее  забирают в сумасшедший  дом. Мы остаемся на улице. Никому не нужны. Несколько месяцев нас кормили совершенно посторонние люди- Голос у Пухова задрожал, он осушил залпом бокал вина. Помолчал. Слезы лились из его глаз. Мы сидели как мыши.
- Нас как эстафету передавали из одного дома в другой. Людям самим есть было нечего, но помогали чем могли. Удивительнее всего то, что эти посторонние люди как-то умудрились списаться с моей теткой из Тамбова. Она приехала и забрала нас к себе. Помню зима была очень лютой и голодной. У тетки от голода и простуды умерла ее родная дочь. Представляете мое состояние. Мне всего шесть лет, я понимаю, что у тетки самой горе, она вся почернела, и мы тут еще приживалы. С ума можно сойти. Мать вернулась через какое-то время, но еще раза два случался рецидив, и она опять попадала в больницу. Как мы выжили я не знаю. Сразу после войны меня отдали в Тамбовское Суворовское училище. А мать с сестрой уехали в Москву. Эти военные годы я вспоминаю с таким ужасом, что поклялся себе в будущем быть ответственным только за себя. Поэтому никогда и не женился. После училища продолжать военную службу мне не захотелось. Поступил в МИСИС. Очень хотелось в Москве учиться, - Пухов уже взял себя в руки и принялся пить чай, - завтра с утра поеду сестру проведаю, а потом в Тамбов махнем.
-Если по дороге нас не убьют с нашими украинскими номерами, -пробурчал Иван.
- Да кому ты нужен? - разозлился Пухов, - тысячу километров проехали, никто не остановил даже.
-Пока, не остановил, - многозначительно ответил Иван, подняв многозначительно указательный палец
Я с супругой рассмеялись и как могли успокоили Ивана, чтоб не дурил.
-Я же приезжаю в Светловодск, -увещевал его я, - ничего со мной не делается. Люди, что русские, что украинцы нормально друг к другу относятся. Не дрейфь.
Украинские друзья ушли спать, Мила (супруга моя) мыла посуду, а я вышел подышать на улицу, где окунулся в прохладу вечера. Звезды опустились низко-низко и светили что есть мочи. Разбередил мне всю душу своими воспоминаниями Пухов. Поплыли картины похорон сестры, потом похороны родителей. Взяла тоска, сердце защемило и стало так грустно, что невольно слезы застлали глаза. Я глубоко вздохнул. Я думал о родителях.
Они все отдали заводу и городу. Стараниями отца обычный, захудалый городишко превратился в прекрасный, уютный, трудовой город. В городе были построены, работали и развивались заводы электронной, порошковой, оборонной промышленности. Много было обустроено для спорта и отдыха. Я удивляюсь тому, как он все успевал? Город и завод были его любимыми детищами. Он вкладывал в них весь свой талант, энергию. Я думаю, что и люди его любили. О родителях я вспоминаю часто. Я никак не мог вспомнить лица родителей в молодости. Видимо после гибели моей сестренки Алены в моей памяти отпечатались вмиг постаревшие, их осунувшиеся лица.  Такой вот парадокс.
Пухов рассказал о молодых годах моих родителей, их соратников. Той молодежи не надо было держаться за «теплые места», обеспеченные их родителями. У многих просто не было родителей: они погибли на войне. Чем еще мне запомнился Пухов? Безусловно порядочностью и честностью. Юрий Григорьевич никогда не давал невыполнимых обещаний, но если что обещал, то выполнял в обязательном порядке. Чего бы это ему не стоило. Я помню как однажды замминистра Александр Исидорович Грибов сказал об отце:
«Тузовский, это как купец первой гильдии- если слово дал, то что бы это ему ни стоило, он обязательно его сдержит. Не надо даже договора заключать.» Я думаю, что эти слова, в полной мере, относились и к Пухову. 
Из окна полилась щемящая музыка романса Рахманинова «Сирень». В ночном небе то и дело появлялись всполохи дальних зарниц. Как вдруг меня накрыл аромат сирени, распустившейся именно этой ночью. Сирени, так любимой моими родителями. Я вспомнил счастливые, молодые лица моих родителей, стоящих у куста сирени в нашем саду. Это было в один из первых годов нашего приезда в Новогеоргиевск. Мама собрала в охапку цветы в нашем саду, нюхала их и улыбалась. Отец обнимал ее за плечи и горланил песню «Подмосковные вечера». Молодые, счастливые. Все впереди. Вот оно, счастье!!!
Слезы невольно ручьем потекли из моих глаз. Мои родители прожили очень трудную, но счастливую жизнь. Они любили друг друга и делали все возможное, чтобы все вокруг были счастливы вместе с ними. Жаль, что сегодня Светловодск находится в упадке, а самого завода уже не существует. Обидно за то поколение, отдавшая всю свою энергию, талант и пребывающее в жалком состоянии сегодня. Невольно вышло так, что мы нынешние их предали. И хотя оправдываем себя, что мы не причем, (и скорее всего это так и есть), все равно становится грустно и обидно за них. Я до сих пор ищу объяснение, в чем же заключался феномен того поколения? Того поколения наших отцов, смело бравших на себя принятия решений. Наверное, разгадка в том, что ему, этому поколению, пережившему страшную войну, казалось, что уже ничего, кроме прекрасного, на свете быть не может. И в том, что вся несправедливость осталась там, в прошлом, на полях сражений чудовищной войны. Это предавало им смелость и отвагу.
Вот еще пример. Мой тесть Андреев Владимир Михайлович, в ту пору молодой инженер на уральском металлургическом заводе, предложил новый способ очистки кадмия.  Начальник цеха немедленно запустил этот процесс в производство не боясь ответственности. Способ оказался таким универсальным, что еще долгие годы применялся в производстве. Способ так и назывался методом Андреева.
На мой взгляд феномен той молодежи-шестидесятников еще заключался в том, что война забрала много народу, а те кто пришел с нее долгое время никак не могли приспособиться к мирной жизни. Из Сталинских лагерей тоже вернулось много народу с исковерканными душами. Вот и вышли на передний план молодежь, голодная до подвигов (воевать ведь им не пришлось), взявшая на свои плечи ответственность за будущее страны. Может быть звучит высокопарно, но я думаю, что так и было. Во всяком случае я знаю немало таких примеров. Мой отец, Малинин Андрей Юрьевич, один из создателей советской кремниевой долины в Зеленограде, и многие -многие другие. Мысленно сравнивая руководителей той поры с нынешними, невольно предпочтение отдаешь не последним.
Я все сидел и сидел, любовался звездами, вдыхал полной грудью запах сирени и перебирал в душе воспоминания. Передо мной мелькали лица друзей и соратников моего отца. Вспомнились посиделки у нас в саду, в Светловодске с министром Ломакой Петром Федосеевичем, Алферовым Жоресом Ивановичем (лауреатом Нобелевской премии по физике), Малининым Андрей Юрьевичем, с  сестрой отца- Тамарой Михайловной, доктором медицинских наук из Новосибирска. Благодаря отцу я был знаком со многими выдающимися людьми той поры, всех не упомнишь. Сидел и вспоминал, пока жена не позвала меня спать.
С каждым годом редеет полк бывших заводчан. Забирает господь их к себе. Горстка уж их осталась. Дай бог им здоровья и счастья.
Ранним утром  Пухов осторожно, на цыпочках  подошел к кусту сирени и стряхнув с цветков утреннюю росу с наслаждением стал вдыхать аромат. Я пил кофе и исподтишка с улыбкой наблюдал за ним. Юрий Григорьевич почувствовал мой взгляд, обернулся и тоже заулыбался.
-Надо же, а у нас в Светловодске она уже отцвела, а здесь пожалуйста, -он рукой указал на куст. – как запоздалый привет весны. Какой запах! С ума можно сойти!
-Так это у Вас она цветет весной, а здесь в июне это нормально,-я пригласил его на кухню выпить кофе.
Он еще раз притянул к себе ветку и вдохнул аромат цветов. Вскоре они уехали. Лапы сирени еще долго махали им вслед, а ее запах кружил голову. Больше живым я Юрия Григорьевича не видел. Мы дружили много лет, но вспоминаю я его именно таким ранимым и чутким, каким он оказался в нашу последнюю встречу. На похоронах я вспомнил его улыбающееся лицо на фоне кустов сирени, только какая сирень в ноябре. Провожая его в последний путь, я купил розы.