М. М. Кириллов Русская капелька Очерк

М.М.КИРИЛЛОВ


РУССКАЯ КАПЕЛЬКА

Дополненный очерк «Ашхабад»


В 1970 году пришлось мне побывать в Туркмении. Из окна поезда Ташкент-Красноводск было видно, как в 100 метрах от железнодорожной насыпи на протяжении сотен километров, до самого Каспия, тянется наша государственная граница: пограничная полоса, столбы с проволокой и полоска отчуждения. Временами можно было увидеть пограничников с собаками. В общем, полный порядок. С иранской же стороны – никаких признаков границы. Со мной в купе ехал до Красноводска инженер, который всю дорогу пил зелёный чай, расхваливая его полезные свойства, особенно, в жарких странах. Ехали всю ночь. Станции были редки.
Поезд прибыл в Ашхабад под утро. Стоял апрель, а здесь уже чувствовалось жаркое лето.
Самые первые впечатления об этом городе: многонациональность, причём много русских, русский драматический театр, национальная картинная галерея в Доме культуры, у вокзала – красивый памятник Ленину, один из первых, построенных в Средней Азии много лет назад. Фонтаны, арыки, цветы на клумбах, режим полива воды. Без воды здесь было бы невозможно жить. Вода бежит по трубам издалека, от Аму-Дарьи. Важнейшая стройка социализма в этих местах в тридцатые годы. Ашхабад – небольшой город. Промышленных предприятий не видел.
Посетил здешний медицинский институт по набору слушателей к нам, на Саратовский военно-медицинский институт. Побеседовал с офицерами – преподавателями военной кафедры, почти все туркмены, но учились в своё время в Ленинграде.   
Забрёл на здешний базар. Рынок типично восточный: масса фруктов, дынь, арбузов. Изобилие, но цены кусаются. По просьбе из Саратова купил на рынке сушёной дыни.
С молодым преподавателем кафедры съездили на его автомашине в горы южнее Ашхабада. Эту территорию выкупили когда-то у Ирана. Это редкость для пустынного Туркменистана, здесь не так жарко. Зона отдыха для горожан. Здесь, в отрогах невысоких гор были расположены санатории для аксакалов, сельских тружеников и ветеранов Великой Отечественной войны. Седые старики в халатах и тюбетейках в тени высоких платанов лежат на коврах и подушках, расстеленных на мостках, переброшенных через горную речку. Прохлада.
Впечатлений много. В печи прямо здесь же на лужайке пекут лепёшки. Это трудная работа: за день, нагибаясь, накувыркаешься. Туркмены пьют только зелёный чай, прямо с плавающими чаинками: то ли чай, то ли суп. В жару горячий чай с курагой – одно удовольствие.
Возвращаясь в Ашхабад, посидели в ресторане в глубокой тени ущелья у горной речки. Запомнилась еда: много лука, острых специй и брынза (обязательное национальное угощение). Но местные лепёшки и котлета были очень вкусные.
       За этим оазисом до самого Красноводска опять пустыня: пески и пески. Помните о 26 бакинских комиссарах, застреленных «в песках под Красноводском» в 18-ом году? Так это здесь.
Посетил семью одного из наших саратовских слушателей (зная, что я еду в Ашхабад, он попросил меня передать его матери что-то из одежды). Встретили очень радушно и всё расспрашивали о России. Мать звали Мария Ивановна. Она работала в какой-то конторе. Дома у неё была взрослая дочь и сын-школьник.
Договорились и по её предложению сходили с Марией Ивановной в местный русский драматический театр и посмотрели пьесу «Капелька». Артисты играли бесподобно. Театр был небольшим, но публика, преимущественно русская, занимала весь зал. Содержания постановки я не запомнил, но что-то лирическое. До сих пор после неё в душе осталось тёплое облачко.
По просьбе товарища, с которым работал в Саратове, посетил его друга – профессора – азербайджанца. И здесь мы пили чай. В подарок он отослал в Саратов парочку бутылок здешнего вина из его погреба.
Самое большое впечатление произвело зрелище эпицентра места известного ашхабадского землетрясения 1948г. На середине площади воспроизводилась как бы взорванная земля, одетая в бетонные рукава. Бетонная память.
Тут вспомнился мне тот день, когда я, учась в Москве, в 9-ом классе, впервые услышал об этом  землетрясении.
         Географию нам преподавал необычный учитель. Он в те годы вёл передачу по всесоюзному телевидению типа «Клуба кинопутешествий», то есть, был человеком, известным не только в школе. Он везде побывал и много знал. Ему было лет 50, конечно, он был фронтовик.
       Однажды он начал урок с того, что задумчиво, как бы размышляя, поделился с нами, что вчера, по его мнению, где-то произошло сильное землетрясение, так как в комнате у него ни с того, ни с сего, скрипя, медленно открылась дверка массивного шкафа, которую и руками-то открыть было тяжело. Эта загадка вскоре разрешилась: по радио сообщили, что в Ашхабаде в тот день произошло сильное землетрясение. Но в средствах массовой информации прошло это событие глухо, и знаем мы о нём сейчас больше, чем тогда. Нас поразила наблюдательность учителя и его способность к научному анализу.
         В Ашхабаде тогда погибли десятки тысяч человек. Если бы дома там не были в большинстве своём глинобитными, погибло бы ещё больше. Потом город отстраивала вся страна, в основном этими пятиэтажками. И названия улиц города до сих пор отражали то время: Рязанская улица, Тамбовская Ярославская… Кто строил тогда, так и называли. Символ пролетарского интернационализма.
        Перед отъездом вечером я побывал ещё раз на квартире у этой женщины. Бедно живёт русская семья на чужбине. Обычный и для России пятиэтажный дом в тихом районе города. Вокруг акация и тополя. На скамье у входа в подъезд сидели несколько пожилых женщин. Они как-то подозрительно посмотрели на меня, сорокалетнего подполковника в форме, идущего в гости. Редкий гость. Хозяйка-то, хоть и с детьми, но без мужа. А, может быть, мне показалось.
Застав семью в сборе, взяв их передачу сыну в Саратов, я быстро почувствовал неловкость своего посещения. Попив чайку с вареньем на прощание, ушёл. Провожали тепло. Но осталось какое-то щемящее сожаление. Хорошая, ещё молодая женщина, одинокая, брошенная жизнью на чужбине, на краю земли, с детьми, которым ещё расти и расти. Одна надежда на старшего сыночка – будущего военного доктора. Да и тот далеко. Я обещал передать привет и помочь ему у нас в Саратове. Русская живительная капелька, затерявшаяся в туркменских песках.
         Уезжал я из Ашхабада следующим вечером. Поезд к утру выехал из Туркмении, миновал узбекскую Бухару и уныло повёз нас по местам, близким к Аральскому морю.
        Прошло полвека. А что такое Туркмения – в девяностые – двухтысячные годы и сейчас? Мы почти ничего не знаем об этой бывшей советской республике. Уже почти без русских и вне СНГ? Как живётся там русской капельке?
Город Саратов, май 2018 года.