Среднеазиатская экспансия России начала 19-го века
Кое-что удалось найти, в большей степени косвенная информация.
Но из добытой информации получилось небольшое историческое эссе о русской экспансии в Среднюю Азию в начале девятнадцатого века.
+++++++++++++++++++++++
.............
До Чугучака русская экспансия официально не достигла. Однако казаки каким-то образом достигали этого городка на границе между мятежными туземцами и Китаем.
В Чугучак в Китае людей из России впускать было не велено, кроме купцов, особливо не велено пускать было чиновных. Русские же казаки обладали удивительной способностью дружно и ладно жить с соседями. Так что китайцы не возражали видеть у себя побольше русских.
Территория эта по договору относилась к Китаю, так что всякий русский в Чугучаке считался по этому договору беглым русским, который самовольно прибыл в китайский город. По китайским правилам его должно было хватать, садить в железную клетку, отправлять в Пекин, а оттуда, то же в клетке, препровождать в Кяхту, где, как беглеца и сдавали Русскому послу. Если посол отказывался его принимать, то через некоторое время беглеца находили в канаве.
С чиновными так и происходило. Казакам же был карт-бланш.
Ближе к Российской империи, в Бухаре и Хивах, были русские посланники, сидевшие там на основе дипломатических договоров.
Торговля на базарах того времени в Бухаре и Хиве шла весело. Здесь было много купцов, которые привозили самые разные товары не только местного происхождения, но и из Китая, Индии, России, Англии, Ирана.
Из русских товаров было много кожи отличной выделки, изделия из чугуна, стали, медь листовая, сукна, правда не очень хорошего качества, иглы швейные, персидские ситцы, миткаль, которые, видимо через Индию, привозили местные купцы. В ходу были самые разные деньги, но также и местные. Для фальшивомонетчиков истинный рай. Но кому было до этого дела, если никто особо не смотрел фальшивые это деньги или нет. Как их определишь?
Продуктовый набор на базарах был исключительно местного производства, несмотря на то, что земля не очень здесь плодовитая. Её нужно поливать, нужно постоянно завозить чернозём, землю нужно удобрять. Для киргизов этот труд достаточно тягостен. У них тогда не было земледельческих орудий, тощая же почва требовала усиленной обработки, обильного орошения. Поэтому так важна была торговля с русскими, которые привозили сельскохозяйственные инструменты, орудия и технологии обработки.
Бии и хан строго следили следили за тем, как распределяются земли между местными семействами и племенами, как используются их земли, часть которых была в аренде. Арендаторы платили не деньгами, а четвертью или больше урожая.
Смуты в Хиве и Бухаре были частым и почти обыденным явлением. Как-то Бий Ниаз из туркмен решил воссесть на трон Хивинского хана и задумал убить его. Он вместе со своими подручными явился в Хивы по какому-то делу и напросился в гости к Хану, и там прямо во время приёма убил его и его советников.
Однако хивинские горожане его не поддержали, начались избиения туркмен, которых спаслось совсем немного. Бий Ниаз был казнён прямо на крыльце ханского дворца.
В Бухаре начала тридцатых годов девятнадцатого века было много пленных русских, около тысячи. В основном это были русские казаки из разных концов империи, которые в то время расселялись по окраинам России в Средней Азии, где ставили свои станицы.
Казаки были хорошо оснащены сельским опытом, у них были орудия и инструменты для обработки земли. Поэтому они быстро продвигались всё глубже в центр Средней Азии. К тому же они были хорошо обучены военному делу и могли в течение одной минуты превратиться из оратая в хорошо вооружённого воина.
В постоянных стычках с туркменами, киргизами, сартами, узбеками, некоторые казаки отставали от своих отрядов, либо были захватываемы в плен, часто по причине ранений или болезней.
Их обменивали, если об этом договаривались хан и русские власти. Многих казаков выкупали станицы сами, если узнавали, где находятся потерявшиеся пленные.
Многих, наиболее рослых и сильных пленных доставляли в Хивы, где всячески склоняли принять ислам. Если это происходило, то они получали новое имя, право на землю и их немедленно женили на туркменках, киргизках или даже персиянках.
Но чаще всего их использовали на тяжёлых работах при рытье каналов, распашке земель. Убежать было практически невозможно. Проходившие купеческие караваны были, как правило китайские или узбекские, они не брали к себе нищих оборвышей, если брали, то только за деньги. Но и это не спасало несчастных пленников, потому что на первой же таможне их немедленно продавали местным биям, а то и так бросали.
Их судьба во многом была в руках русских научных или географических экспедиций. Но много они не могли взять с собой, да и местные власти этого не приветствовали, стараясь при проезде этих обозов подальше убрать русских оборвышей.
Вид, конечно, пленные имели весьма жалкий. В оборванных халатах, головы выбриты или обросшие космами. Основная масса этих казаков не выдерживала всеугнетающего рабства, умирала в канавах, либо их казнили за попытки к бегству.
Те же, кому удавалось бежать, не проходили по окружающим этот оазис болотистым степям более пары десятков вёрст, будучи съеденные огромным количеством гнуса, который немедленно поднимался за человеком, ступившим за пределы поселения.
Вообще же комары и мошки были настоящим адом для проезжих купцов и особенно для пленных.
По наступлении вечера, сразу как спадает жара, эти воины Аллаха приступали к своему торжеству. От них не помогали ни какие полога, попоны, мешки, халаты. Ничто не могло спасти от этих насекомых. Закрыться с головою и сидеть всю ночь так было невозможно по причине высокой ночной температуры, ниже 25 там она ночью не опускается. С непривычного к таким невзгодам посетителя этих мест всю ночь течёт градом пот, отлагая на коже соль, которая нестерпимо ест тело.
Когда на улице Бухары или Хивы останавливался на ночь какой-нибудь экскурсионный обоз из России, то всю ночь из кибитки джумалайки ежесекундно выскакивали страдальцы, чтобы вздохнуть свежего воздуха, и тут же попадали во власть комариного бога. Эти страдальцы, начинали, словно приведения, прыгать и бегать вдоль улицы и вокруг обоза, отчаянно махая руками, словно за ними по воздуху гнался невидимый воздушный дракон, что было недалеко от истины.
Как всё это переживали несчастные пленные, трудно даже представить, ведь они ночевали под открытым небом. Их лица покрывали жуткие кровяные раны и волдыри, которые со временем уже не кровоточили, а гноились. В этих муках многие умирали в первые же месяцы своего пленения.
Каракалпаки и киргизы, коих тут было во множестве, довольно легко переносили все эти тяготы. По всей видимости их кожа имела свойство источать некий аромат, неприемлемый чувству белого человека, так же, как и комариному богу.
Беженцами здесь считались также каракалпаки и киргизы, но скорее они были не беженцы, а беглецы. Это были прежние кочевники этих мест, которых постепенно оттеснили отсюда более организованные узбеки, ставшие со временем здесь господствующей нацией.
Поначалу киргизы отошли со своими кочевьями на север этих степей. После появления русских казаков, отличавшихся не только военной удалью, но и способностью устраивать особые поселения типа станиц, обладая техникой обработки непростой в этих краях земли, но, что ещё более важно, способностью улаживать все споры миром, так вот после появления трудолюбивых и способных постоять за себя русских казаков, киргизы и каракалпаки особо не противились и спокойно соседствовали, извлекая из этого соседства свой интерес.
Однако, в следствие бывших в этой степи смут, когда недовольные киргизы подняли несколько мятежей, многие киргизы были вытеснены из своих степей русскими казаками, так что они вернулись на свои прежние места обитания, где также были беглецами, хотя и своими.
Особенно кровавые были мятежи под руководством батырей Исета Кутебарова и Джангуджи-Нурмухамедова.
Многие из кигизов оседали на неустроенных землях за пределами узбекских поселений, другие вступали в брачные союзы с узбекскими родами, другие вступали в хивинскую армию.
Хивинская армия была похожа на бандитов из отряда атамана Таврического. Воин этой армии носил чаще всего бумазейный халат, внизу холщёвые шаровары, сапоги белой кожи на высоком каблуке, кривая сабля в двадцати чехлах. У некоторых могло быть фитильное ружьё на три выстрела в день, другие держали в руках пику на белом черешке. Но сидел весь это разнородный люд на хороших лошадях аргамакской породы, закутанных в разные попоны. Лошадь для них, всё равно что автомобиль для осетина.
Кто был побогаче из этих воинов, те имели при себе прислужников, которые таскали за своими хозяевами кальяны, чайные чашки, кувшины. Всё это в кожаных чехлах.
Узбеки, основная нация Бухары и Хивин того времени, в основном жили по городам, а земельные наделы у них были вроде дач, садов по-ихнему, где трудились наёмные, чаще киргизы или туркмены. Там приличных домов не было, только кибитки или жиденькие глиняные дома.
Здешние женщины, по утверждению русских казаков, бывают замечательными на лицо, и даже красивы. Многие носят серьгу в правой ноздре, что по мнению казаков их совсем не красит.
Базар открывался ранним утром. Если по улице города проезжал какой-нибудь экспедиционный русский обоз, то его многочисленной толпой немедленно окружали каракалпаки, киргизы, предлагая к продаже абрикосы, гусей, молоко. Деньги с русских запрашивали несусветные какие-то. Но дело всегда заканчивалось обменом их гусей и фруктов на полушку русской махорки или гроздь сахару. Сахар вешали в кибитке в вуали и поочерёдно лизали, прихлёбывая чай. Кусок сахару в кулак таким способом лизаем мог быть всей многочисленной семьёй целый месяц.
Особо почитаемы были доктора. Они всегда были прикомандированы к научным и географическим экспедициям.
Кто только не приходил к ним на осмотр, боже мой. И с огромными бельмами на глазах, и хромые на все конечности, по всему телу изъязвленные взрослые и дети.
Они все словно к телу Христову тянулись своими исхудалыми ручонками в створку телеги, где была походная аптечка, всё время пока экспедиция передвигалась через город, выпрашивая хоть какого-нибудь лекарства.
Доктора потом писали в своих записках, что было заметно много больных сифилисом, многие с последствиями меркуриального лечения.
Трёхлетних детей приносили женщины и умоляли помочь. Эти детки все были изъязвлены сифилитической болезнью, полностью изуродованы.
Нужно отметить, что земли окраин городов и посёлков были хорошо обработаны. Подальше шли посевы, ближе к городам больше фруктовых садов
Урожай снимался хороший. Всё это свозилось в городские усадьбы, а излишки продавались на рынке.
Дороги вблизи поселений, особенно городов были везде достаточно наезженные, за ними власти следили. Везде прорыты арыки, каналы, просто канавы.
Хивинцы, кто бы они ни были по национальности, были неистощимо трудолюбивы в деле добычи каждого зерна из неблагодарной, солонцовой почвы.
Каналов и канав повсюду огромное количество. Для русских путешественников середины девятнадцатого века совершенно было непонятно где протекали реки, а где каналы или протоки.
Среди туземцев настойчиво живёт туманная легенда с намёками о том, что в когда-то Аму-Дарья текла чрез Лаудан-Саркраук в Каспий. Теперь эта, когда-то полноводная река теряется в окрестностях Кунграда, не донося своих вод не то что до Каспия, но и до Арала.
Кунград был, кстати, в девятнадцатом веке важным перевалочным пунктом во время активной русской экспансии в Среднюю Азию.
Около 1840 года появляются известия о русской женщине, поражавшей ум и глаза местных ханков и бийков своей способностью заговаривать их уши своими байками. Она, так говорили, могла изъясняться на всех языках этой местности. Конечно, это могло означать, что помимо природных способностей, она должна была иметь определённую практику общения с местными народами, что требовало определённого времени пребывания в этих местах.
Говорили, что она имела такую способность настолько сильно впечатлять внимание местной знати своими разговорами о необычныех явлениях, что могла на некоторое время оставлять палаты, в которых происходило собрание, так что его почтенные участники были в полной уверенности её непосредственного присутствия в палатах. Она же в это время делала свои, только ей известные действия.
Её не единожды видели в качестве важной персоны в составе разных экспедиций, как русского, так и персидского и даже европейского происхождения.
В русских казачьих селениях по линии Сыр-Дарьинских укреплений в те годы была сложена то ли сказка, то ли легенда о некоей Марье, которая, используя своё влияние в среде местной знати и благодаря своей необычной способности буквально завораживать властителей магическим голосом, а также знанию местных наречий и диалектов, выводить из плена русских казаков.
Особенно была популярна история о спасении казака Костылёва. В исторических справках тех времён никаких сведений ни о казаке Костылёве, ни о Марье-спасительнице не находится.
По всей видимости это некое обобщение казачьих мечтаний о спасении пленных казаков, которое стихийно сложилось среди поселенцев.
Вообще же появление экспедиционных миссий вызывало ажиотаж среди туземцев. Городские стены были сплошь покрываемы огромным числом народа, так что стены эти, из без того хлипкие, сделанные из глины с соломой, в некоторых местах проваливались. Более сановитые толпилось в воротах, наиболее шустрые бежали по бокам экспедиции, что-то выкрикивая, но чаще всего пытаясь что-либо продать.
Местный ханок высылал навстречу миссии несколько стражей, которые для обозначения своей значимости размахивали направо и налево толстыми и короткими плётками, щедростию своей одаривая всех, кто им попадал под руку.
На кровлях домов видны были закутанные в покрывала и одеяла женское население. Местные дамы собирались там кучками, не обращая внимания на строгие выкрики в их адрес мужчин, которым в это время было не до их женщин. Некоторые из женщин даже смело открывали свои головы, которые оказывались весьма симпатичными с любопытными и зоркими глазками, кои бросали пытливые взгляды в сторону приезжих, особенно если это были русские казаки, которых тут звали урусами.
Дома среднеазиатских городков вокруг Арала и дальше, в сторону Китая были по большей части из глины. Только у некоторых стен этих домов могли быть видны что-то вроде деревянных подпорок.
Улицы между ними трудно было назвать улицами в понимании русского горожанина. Ширина их было ровно для проезда одной телеги. Так что при передвижении экспедиции к дому местного хана, постоянно слышался скрип колёс о стены домов. И всеобъемлющая духота.
Кстати, все иностранные экспедиции, а также купеческие караваны, если они были водимы купцами иностранного происхождения, обязательно были приглашаемы на постой в специальное здание, находящее на территории так называемого сада при дворце хана. Встречались там и итальянские купцы, называвшие себя путешественниками. Однако их главным намерением было вывезти из Бухары коконы шелковичного червя, чему китайцы чрезвычайно сопротивлялись. В Бухаре же этот кокон уже прижился, а влияние китайцев там дипломатично учитывали, но фактически игнорировали.
Передний двор ханского дворца также выполнял роль караван-сарая, где хранились товары для экспорта в Турцию, Персию, и, особенно много, в Россию.
Бывали там и слоны, водимые из Индии через Бухару. Их по большей части заказывали Персидские шахи и Русский императорский двор для показания высшим сановникам в Петербурге..
Это были обученные слоны, они выделывали всяческие фокусы под руководством своих поводырей.
Обычно в Бухару приводили молодых слонов, там к ним приставляли учителей, которые обучали этих слонов разным фокусам, используя их природную сообразительность и лояльность к человеку. Этим индийские слоны всегда отличались от диких нравом африканских слонов.
По линии Сыр-Дарьинских укреплений военных действий практически не происходило. Напротив, казаки, расселявшиеся вдоль этой линии, выказывали удивительную способность к дружескому сотрудничеству с туземцами, каких бы национальностей они не были.
Они часто устраивали казачьи празднества вблизи крепостей, куда приглашались киргизы и туркмены и каракалпаки. Это было что-то вроде соревнований. Здесь казаки устраивали свои игры, в которые приглашали киргизских смельчаков, но и киргизы там устраивали свои игры, где соревновались с ними и казаки.
Особенно известна была забава со скачками на конях, когда нужно было первым дотащить барана до назначенного шеста. Этого барана наездники ловко выхватывали друг у друга, выказывая при этом удальство и ловкость.
В конце соревнований устраивались соревнования на силу с борьбой и тасканием тяжестей. Победителей ждали призы, назначаемые начальством крепостей. Эти призы вручали туземцам русские офицеры, что было очень знаменательно для киргизов.
На эти празднества собирались не только казаки и военные киргизы. Сюда собирались люди из дальних селений, куда не распространялась власть русского царя.
В центре большого поля комендант крепости ставил несколько десятков кибиток для гостей, здесь готовились разные угощения, не только русского, но и местного производства.
Прибывали даже делегации из Бухары и из Хив. Они важно рассаживались по краям поля, неспешно наблюдали за состязаниями, мероприятиями, что-то друг другу наговаривая неслышно.
Однако, когда местные киргизы затевали танцульки, тут уж от напыщенности бухарцев не оставалось и следа. Откуда ни возьмись в их руках появлялись бубны, дудки, и они, напевая что-то, состоящее не из слов, а из несвязных звуков, похожих на подражание птицам, начинали вытанцовывать различные па, состоящие из поворотов, покачиваний в разные стороны, приседаний.
Ночь в этих местах приносит заметную свежесть. Небо становится буквально прозрачным в своей глубине. Такого количества звёзд на небосклоне не увидеть в русских широтах. Луна появляется сначала, как и женщина этих краёв, закутанная в небесную пелену из прозрачных облаков. Но потом луна как-то вдруг раскрывается в полном лике, так что все окрестности покрываются её серебристым светом. Также и женщины здешние, поначалу прикрытые полупрозрачным пологом, потом, по разрешению мужчин, частично раскрываются, отчего хижина освещается ласковым неярким, лунного оттенка светом.
Церкви русских крепостей были небогатыми. Внутреннее украшение храма, равно и утварь, всё было весьма бедно. Стены выстроены из пористых глиняных обожжённых блоков с добавлением песка. Сверху этих стен накинуто нечто, напоминающее купол из войлока. Все материалы местного произведения.
Несмотря на удалённость крепостей от центров канцелярии в Оренбурге или Уральске, формализм и канцелярщина здесь достойна была поэтическому перу Валентина Стронина с Донбасса или язвительному сарказму Геннадия Кочиева из Ю.Осетии.
Офицеру, находившемуся в одном из укреплений Сыр-Дарьинской линии, как-то понадобился для написания рапорта один лист бумаги. Он обратился с просьбой выдать бумагу в комендантское управление. Там ему объявили, что без форменного требования на бумаге от самого же него этот Офицер бумаги получить не может. Возникшая бесплодная дискуссия грозила длить бесконечно долго, но офицер, видимо не раз сталкивавшийся с русским формализмом и концелярщиной, нашёл выход, который удовлетворил всех.
Он объявил, что это самое форменное требование ему не на чем написать, вследствие этого обстоятельства ему было тотчас же выдано два листа бумаги, на одном из которых офицер изложил свою форменную просьбу о получении другого листа для рапорта.
Крепости постепенно становятся окружаемы домиками местных торговцев. Недалече от них хивинцы и бухарцы расстанавливают свои кибитки из войлока, где раскладывают свои товары.
Чуть дальше, не больше версты, обычно на какой-то возвышенности располагается слободка, в которой устраиваются много свободного русского люда, но, в основном казаки, называющиеся себя казаками Оренбуржского войска казачьего. Узнать, так ли это, в этих отдалённых и диких местах совершенно невозможно. Однако при слободках обязательно стоят казённые мельницы, почтовая станция, там же кузни, мастерские. Дальше степь голимая.
В камышах местных водоёмов было много кабанов. Киргизы на них особо не охотились. Этим занимались по большей части казаки.
С появлением русских укреплений в этих местах наступило спокойствие и безопасность. Местное население, ранее более склонное к кочеванием и потому не имевшее привычки оставаться на одном месте, начали осваивать хлебопашество, строить дома, по примеру слободок.
Сами туземцы по-русские не говорят и из их среды не было никого, кто мог бы хоть как-то исполнять функции толмача. Переводчиками были в основном станционные смотрители, казачьи урядники, говорящие по-киргизски. Они были очень ценны на своих постах.
Киргизы и туркмены показывали всегда особенное любопытство русским приезжим. Если прибудет на станцию, на базар или в кузню какой чиновник, офицер, экспедитор, то тут сразу вслед за ним появляются все имеющиеся в наличии здесь туземные ямщики, торговцы. Приглашения не спрашивают, садятся прямо на пол, или стоят и смотрят на приезжего, не сводя с этого белокожего глаз своих. Ничего не понимая по-русски, они, тем не менее внимают разговору, не к ним относящемуся, согласно кивая головами, искоса поглядывая друг на друга.
А если уж высмотрят какую-то вещь, им неведомую, трость ли, портупею офицерскую, бумагу, карандаш, то обязательно попросят рассмотреть её в подробностях, крутя в руках.
В особенности интересуют туземцев револьверы. Получив его для рассмотрения, они его долго не выпускают из своих рук, передавая друг другу осторожно, словно национальную реликвию. При этом револьвер ходит по кругу, но обязательно возвращает его именно тот, кому он был дан на просмотрение.
Киргизы бывают очень словоохотливы, если их пригласят на чаепитие. Они начинают что-то лопотать, не обращая внимания на то, что их болтовня никому не понятна.
++++++++++++++++++++++++++
Свидетельство о публикации №218052001167