Мари

                Мари
1.
  Меня зовут Любой, и мне шесть лет. Я живу с приемными родителями, потому что моя мама умерла, а отец был уголовником. Тетя Катя - моя приемная мать, очень добрая и хозяйственная. У нее есть коровы и курицы, которых я люблю кормить. Дядя Вася, мой приемный отец, работает на заводе по производству стекла. Наш дом самый красивый в поселке, кирпичный. На клумбах растут пестрые цветы, на досчатых мостках греются кошки. Черно-белый пес по кличке Валет прячется в будке, и лает только тогда, когда к калитке кто-то подходит. А походят часто, и в основном это женщины из поселка, с которыми дружит тетя Катя.
  А я уже умею читать. Но, по-ка то-лько по сло-гам. Мне очень нравится читать. У меня есть букварь с картинками, и небольшая сказка про хитрую лису. Еще я люблю рисовать, раскрашивать, лепить из пластилина, играть в куклы, и возиться с кошками.
  У меня есть подруга, ее зовут Алей. Она наша соседка, и ее родители держат один единственный на весь поселок магазин. Аля, когда вырастет, хочет стать продавщицей, только это не нравится ее маме. А я, наверное, стану ветеринаром. Я очень люблю животных, особенно кошек. Ну, и еще я обожаю лягушек и жаб. А Аля их боится, потому-что жабы вызывают на коже бородавки.
  Недавно на капустной грядке завелась крупная жаба, которую я назвала Люсей. Тетя Катя сказала, что это очень хорошо, когда в огороде живет жаба. Ночью, когда прохладно, Люся выползает из под досок, и поедает слизней и гусениц, которые портят капусту.
  В прошлый год меня в первый раз в жизни сводили в лес. Родители собирали чернику, а я сидела у рюкзаков, и поедала синенькие ягоды прямо с куста. Сначала я боялась волков, но потом дядя Вася сказал, что в наших лесах встречаются только зайцы и лоси.
  Потом мы ходили за брусникой. Это такие красные ягодки, растущие на сосновых борах. Родители собирали ягоды комбайнами, а я руками. Половину ягод в ведро, половину в рот. Обожаю ягоды, особенно засахаренную морошку. Но она растет на дальних болотах, и до нее долго идти. Дядя Вася сказал: "Морошка любит ножки".
***
 Этот май был особенно жарким, не то, что в прошлом году. В этом мае я гуляла в одном сарафане. Теплый ветерок ласкал лицо, развевал волосы. У Али волосы очень черные, потому-что ее родители настоящие грузины. Ее мама, тетя Сулико, была невысокой и толстой как бочка. Она была похожа на пингвина, и она была очень доброй, хотя иногда кричала на своего мужа. Про них тетя Катя сказала, что милые дерутся - только тешатся.
  Сегодня мы сидели на бревнах. Аля расчесывала своей кукле волосы, а я наблюдала за мальчишками, которые катались на велике. Где-то в дали играла музыка, мычали коровы. Было очень весело и хорошо.
   Аля сказала:
  - Мне бы хотелось увидеть твоих настоящих родителей.
  - Мне тоже, - вздохнула я.
  - Хочешь, я тебе косу заплету? - предложила Аля.
 - Давай.
  Аля забралась на бревна повыше и расчесала мои волосы пальцами. Потом она начала плести косу, и я вспомнила, что тетя Катя давным давно говорила мне про мою старшую сестру.
  - У меня зато сестра старшая есть. Ее зовут Инга, - сказала я, млея от приятных прикосновений к голове.
 - Тебе бы хотелось ее увидеть?
  - Конечно. Вроде бы она звонила... Точно не помню... Я ее никогда не видела.
  - Она тоже живет в приемной семье?
  - Не знаю. Может быть она живет одна, раз она старшая.
  - Все, заплела. Тебе бы еще бантик.
  Мы слезли с бревен и начали плести венки из одуванчиков. Летали бабочки и шмели, по голубому небу оставляли белые линии самолеты. Мальчишки куда-то убежали в след за рыжей собакой, и мы помчались к пруду - играть в посудку. Мы варили каши из земли, резали траву, и кормили кукол. В воде я увидела живой гвоздь, а Аля сказала, что это пиявка, и если ее взять на руку, то она присосется к коже и будет пить кровь. Фу, какая гадость!
  Мы разошлись по домам на обед. У нас сегодня был борщ, который нахваливал дядя Вася. На работе он очень устал, ему еще надо работать до пяти вечера. Суп я есть не стала, зато тетя Катя дала творог с клубничным вареньем.
  - Теть Кать, мы с Алькой у пруда будем играть, - крикнула я, выбегая из дома.
  - В траву только не лазьте, а то на змею не дай бог наступите.
 Мы вышли одновременно, только Аля уже была в другом сарафане, в красном в горошек. Мимо нас прошел пьяный дядя Леша:
  - Здрасте девчонки!
  - Здравствуйте, - пискнули мы в один голос.
  - Ну что, на пруд? - предложила я.
  - Ага. - кивнула Аля.
  Мы понеслись к пруду, собираясь играть до вечера. Потом мы ловили водомерок, трогали противную лягушачью икру. Все-таки мы залезли в траву, которую в июле будут скашивать на сено. Змею мы не нашли, зато обнаружили дохлого пса. Когда мы тыкнули в него палкой, поднялся целый рой мух. И еще там были черви.
  - Плохой знак, - сказала Аля, и мы взялись за руки. Одновременно мы почувствовали нечто странное. Мир вокруг нас будто стал тревожным, поднялся сильный ветер, закручивая на дороге пыльный вихрь. Сгустились тучи, и мы побежали по домам, обе промокшие до нитки.
***
  Я долго не могла уснуть. Мое окно обдавало дождем, в дымовой трубе жутко завывал ветер. Встав с кровати, я посмотрела в окно, но ничего не увидела. Зато услышала, как скулил Валет. Тетя Катя еще не спала, она смотрела телевизор. Я попросила ее, чтобы она загнала собаку домой.
  Проворочавшись до туманного субботнего утра, я пошла на кухню. Было десять часов, и за это время что-то успело произойти. Мои родители сидели за столом со скорбными лицами, а когда появилась я, тетя Катя заплакала. Дядя Вася погладил ее по спине, а мне сказал:
 - Любонька, недавно звонили из комитета органов опеки, сказали, что к тебе едет сестра, Инга.
  - А почему вы такие грустные? - осторожно спросила я, чувствуя неладное.
  - Теперь ты будешь жить с ней.
  Я замерла. А потом расплакалась, когда поняла, что больше никогда не увижу своих родителей и Алю. Тетя Катя обняла меня, чмокнув в щеку. Я обняла ее, и посмотрела на дядю Васю. Он силился не плакать, но все-таки не выдержал, и по его морщинистому лицу потекли скупые слезы.
 - Любонька, уже давно был суд, и он решил, что тебе с Ингой будет лучше, - сказал он.
  - Но я хочу быть с вами, а не с ней.
  - Мы тоже хотим, да что поделаешь?
  Залаял Валет. К дому подъехали две машины, в одной из которых были представители органов опеки. Все они выглядели строго, и своим холодным равнодушным поведением напоминали рыб. Из другой машины вышла девушка в джинсах и в мужской рубахе.
  Они прошли в дом, и мои родители подписали бумаги об отказе от опекунства. Девушка молча стояла позади них. Мне велели собирать вещи, которые поместились в большой отцовский рюкзак. Книжки, куклы, раскраски, игрушки... Я в последний раз погладила кошек.
  Мои приемные родители бросились ко мне и обняли меня. От осознания того, что я больше никогда не увижу тетю Катю и дядю Васю мне становилось плохо.
  Высокая женщина в серой юбке и с длинными волосами, убранными на затылке в пучок, сверилась с бумагами, и попросила родителей подписать еще что-то. Тетя Катя подошла к моей сестре, и попросила ее беречь меня.
 - Не волнуйтесь, - коротко ответила девушка. Дядя Вася отдал ей мой рюкзак, и она унесла его к машине. Потом снова появилась, только уже за мной.
 - А можно попрощаться с Алей? - спросила я строгую женщину в юбке.
  - Она вместе с родителями уехала в город, Любонька, - ответила тетя Катя.
  Не помню, как вышла из дома и села в машину, на переднее пассажирское кресло. Глаза ничего не видели из-за слез. Когда машина тронулась, я помахала родителям, а потом спрятала лицо в ладонях. В последний раз я видела кирпичный домик, в последний раз я видела родное село.
  Когда мы выехали на асфальтированную дорогу, Инга сказала:
  - Да брось, мне тоже приходилось расставаться с родителями. Пройдет немного времени, и все станет на свои места.
  Я посмотрела на Ингу, она улыбалась. У нее были волосы до плеч, окрашенные в черный цвет. На бледном кошачьем личике не было косметики, когда она поворачивала голову, многочисленные сережки в ее ушах издавали веселый звон. Рукава клетчатой рубахи были закатаны до локтей, на запястьях тоже были украшения. На тонкой шее болталась нитка красных стеклянных бус.
  - Можешь быть уверенной, от скуки не помрешь. Вообще, чем ты занималась в деревне, в такой глуши? - спросила сестра.
  - Не в деревне а в селе, - сказала я.
 - А какая разница? То там то здесь одни коровы да алкаголики. Не, дорогуша, я тебе покажу городскую жизнь. Не такую как у сраных пижонов, совершенно другую. Ты только представь: красивые люди, свет неоновых огней, дорогие гостиницы, и путешествия из города в город.
  - Я хочу домой.
  - Я тоже. - Инга щелкнула зажигалкой, и жадно затянулась сигаретой. - Ну не реви, итак сыро. Лучше возьми вот это.
  Она открыла бардачок и дала мне пачку салфеток. Вытерев слезы, я вздохнула, посмотрела на проносящийся за окном еловый лес.
  - Куда мы едем? - спросила я.
  - Сдавать машину. Я взяла ее напрокат, это ржавое дерьмо с болтами. Потом мы поторчим в кафешке, подождем моего парня. Я дала ему денег, чтобы он нашел какую-нибудь хорошую подержанную тачку. А потом поедем все втроем куда глаза глядят.
 - А домой? - удивилась я.
  - У меня нет дома. На кой хрен мне дом, если я могу позволить себе жить в гостиницах? Ладно, все будет хорошо. Познакомишься с моим парнем, он тоже клевый. Ну, с не клевым я бы и не тусовалась. Короче - все будет хорошо.
 Опять заплакав, я стала сморкаться. За окном туман рассеивался, за тучами показалось солнце.
 - Ладно, свет моих очей, перебирайся назад и попробуй уснуть. До города еще долго. Хочешь, я дам тебе снотворное?
  Я выпила какую-то таблетку и мгновенно уснула. Проснулась я от того, что Инга теребила меня за плечо.
  - Э, родная, подъем, или я сдам машину вместе с тобой.
 Потерев глаза, я вылезла из автомобиля, и уставилась на многоэтажки. В небе летали серые вороны, ходили туда сюда подозрительные серые люди. Инга давала деньги какому-то мужику в грязных штанах. Потом она схватила меня за руку и повела на трайлебусную остановку. Сели на скамейку. Инга опять закурила, задумчиво разглядывая супермаркет через дорогу.
  - Думаю, тебе стоит рассказать о многом. О нашей матери, отце... Знаешь, я не правильно поступила по отношению к тебе. Сначала я должна была спросить твое мнение - хочешь ли ты быть со мной, или нет. Но получилось так, как должно было получиться. Теперь я твой опекун. И у меня есть только одно правило: слушайся меня, а в остальном делай, что хочешь. Я живу свободной жизнью, ничем себя не обременяю. Так что не становись моим бременем, и все будет ок. Ты многое увидишь, многое поймешь...
 - Зачем ты меня забрала?
  - Затем, чтоб ты спросила. Знай - у меня хреновый характер, и в чем-то я могу быть грубой. Заранее прошу не обижаться. Есть два главных условия в моей жизни, в которую я намерена тебя пустить. Первое: слушай только меня и никого больше. Если тебе кто-нибудь будет говорить что делать - плюнь ему в морду.
  - А второе? - спросила я, подняв голову.
  - Называй меня Мари. Не Мария, а именно Мари, без "я" на конце. Ты читать умеешь?
  Я кивнула головой.
  - Вот и супер. Научишься еще писать и считать, и можно в школу не ходить.
   - Но я хочу в школу.
  - Обломайся. Я тебя сама всему научу.
  Как только мы сели в трайлебус до центра, до меня вдруг дошло, что рюкзак с моими вещами остался в багажнике арендованной машины. Сказав об этом Мари, я естественно, разнылась. Мари закатила глаза, и сказала:
 - Да не ной ты. Я тебе купила и одежду и прочую хрень. Ты думаешь, что я бы позволила тебе ходить в сельских шмотках? Ошибаешься. Сейчас мы доберемся до центральной гостиницы, и заберем вещи, которые купила тебе я. Ты бы только знала, я чуть не рехнулась, пока искала нормальные вещи. Все шмотки для девочек либо со сраными стразами, либо с бабочками. Не велик был выбор.
  Я сидела у окна, слушала Мари и смотрела город. Город как город, ничего обычного. Из всех сил я старалась не думать о родителях и своих вещах. Даже если я подумаю о Але, то снова расплачусь.
  Вскоре мы вышли на остановке в центре города. Направились к гостинице с огромными синими буквами на крыше. На нас все смотрели, наверное думали, что Мари моя мать. Только на мать она была не похожа, и тянула больше на старшую сестру. Интересно, а сколько Мари лет? Если судить по внешности, то больше двадцати дать ей нельзя. Однако она умела водить машину, курила и ругалась. А так поступают только взрослые, да и врятли органы опеки позволили бы несовершеннолетней удочерить меня.
  А гостиница внутри оказалась очень красивой. На первом этаже располагался ресторан и административная стойка, за которой скучала девушка в синей форме. На угловых кожаных диванах сидели иностранцы и болтали друг с другом. Мы зашли в лифт, он был с большим зеркалом. Я посмотрела на себя и ужаснулась. Волосы торчали торчком, лицо покраснело, а веки опухли. Взглянув на отражение Мари, я заметила, что мы похожи. Те же большие серые глаза, прямой нос, четко очерченные скулы. Только у меня волосы были русыми, а у Мари черными.
  Лифт поднял нас на пятый этаж, и мы вышли в коридор. Красный ковер, на стенах висели картины с фруктами и катятами. У каждой двери был собственный золотой номерок.
  Мари открыла дверь с номером 632.
 - Какие красивые обои, - сказала я, прикасаясь к коридорной стене. Обои действительно были красивыми и будто старинными. Мари, взглянув на меня, закатила глаза и вздохнула.
  Номер был на двоих. Просторная комната умещала две кровати, два ротанговых кресла, стол и холодильник. Только везде валялась одежда, и обертки от конфет. У стола стояла большая сумка.
  Присев на стул, я стала следить за Мари. Она вытащила из под кровати футболку, достала из сумки коротенькую кожаную курточку с металлическими шипами. Не стесняясь меня, она расстегнула мужскую клетчатую рубаху, сняла ее, и я увидела, что соски Мари были проколоты. Два колечка блеснули серебром, потом Мари натянула футболку, и пропала в ванной комнате.
  - Где же эта чертова расческа? - послышался голос сестры.
  Я увидела расческу под столом, подобрала ее, и подала Мари. Та причесалась, подушилась, схватила косметичку, и швырнула ее через всю комнату. Та, шмякнувшись об стену, упала прямо в дорожную сумку.
 - Бинго, - сказала Мари.
  В дверь постучали. Потом постучались еще раз, и кто-то за дверью громко сказал:
  - Извините, но вы должны освободить номер.
  - Да заткнись ты на хрен, - прошипела моя сестра, быстро собирая одежду в сумку. Я стала ей помогать. Выудила из под другой кровати мужские джинсы, трусы. Нашла за открытой дверью ванной комнаты черный лифчик с кружевами.
 - А я его весь вечер найти не могла, - сказала Мари. Она посмотрела на меня, взяла сумку, и мы вышли из номера, оставив еще больший бардак. Спустившись на первый этаж, Мари вернула ключ от номера администраторше, а потом сказала мне, - Так, Костик сказал, чтобы мы ждали его за городом, у какой-то придорожной кафешки. Есть хочешь?
  - Я хочу пить.
  Мари порылась в сумке и нашла выдохшуюся миниралку. Я пила большими глотками, чуть не подавилась.
  Мы стали ждать автобус, только уже до автостанции. Там мы пересели на автобус до каких-то Сосновок, вышли у заправки, рядом с которой стояло кафе. Это место очень понравилось мне. В пыли и на асфальте блестели самородками битые стекла, на стоянке стояли фуры и бензовозы, похожие на огромных механических насекомых. И я впервые в жизни увидела воронов так близко. Они охраняли ржавые мусорные ящики, странно каркали, и были размером с порядочно откормленную курицу. Помню, что по телевизору показывали воронов. Какой-то ученый говорил, что это самые умные птицы, и их можно научить говорить. И живут они долго, почти сорок лет. Ну а в древней Руси считали, что ворон может жить целых триста лет.
  Мне хотелось прикоснуться к ворону, который издавал звуки, похожие на мурлыканье. Но Мари одернула меня. Мы пошли в кафе. Сели у панорамного окна, и заказали какао с пирожками с вареной сгущенкой. Все посетители странно поглядывали на нас. Наверное они думали, что же может связывать маленькую обычную девочку с этой роковой красавицей, которая красила губы ярко красной помадой, смотрясь в маленькое зеркальце.
 Впервые за этот день я смогла расслабиться. Наверное так влиял интерьер кафе. Кремовые стены, пестрый полупрозрачный тюль, деревянные столики, барная стойка с сотнями бутылок спиртного. И пирожки здесь были очень вкусными.
  - Что-нибудь еще хотите? - полюбопытствовала полненькая официантка в розовом фартуке.
 - Малая, есть еще хочешь? - спросила меня Мари.
 - А ты? - переспросила я. Мари закатила глаза, которые подводила черным карандашом. Когда она красила веки, она почему-то открывала рот.
 - А я на диете. Если я отожрусь, то мой парень пошлет меня. - сказала мне Мари, потом посмотрела на официантку, и сказала, - Принесите мелкой фруктовый салат. Я его как-то заказывала у вас здесь.
 Официантка бодро кивнула и ушла. Скучающий лысый бармен негромко включил магнитофон. Потом сделал чуть чуть погромче. Я уже слышала эту песню в каком-то фильме.
  А салат действительно оказался вкусным. Он состоял из консервированных кусочков ананаса, свежего киви, банана, яблок и меда.
  Мари закончила марафет, посмотрела на меня, и спросила:
  - Ну как я выгляжу?
  - Ты очень красивая, - ответила я. И не соврала. С накрашенными глазами, с зелеными тенями и красными губами она стала еще более привлекательной. Я заметила, как на мою сестру стали пялиться мужчины.
 - Хорошо, что красивая. Но сейчас уже два часа дня, а Кости все нет.
  Мне хотелось что-то сказать, но я промолчала. Мари встала, и пошла на улицу курить. В окно я видела, как она щурила глаза, и смотрела на трассу, по которой носились автомобили.
  Почему-то я боялась парня Мари, и мысленно приказывала ему не торопиться. С другой стороны я хотела увидеть его. Мне было интересно, с кем встречалась Мари. Моя сестра была очень странной и необычной, и мне казалось, что ее парень тоже должен быть странным и необычным. Но наступил третий час, потом четвертый. Мари стала нервничать, и много курить. Когда ее сигареты кончились, она стреляла папироски у дальнобойщиков, и те не могли ей отказать. Один даже пытался обнять ее, но Мари дала ему по роже. Это было очень смешно. Мужик обозвал ее нехорошим словом, но Мари осыпала его целым каскадом матюгов, которых я прежде не слышала.
 Она не заходила в кафе. Все стояла обняв плечи, смотрела на дорогу. Мне было очень жалко ее. Я поняла, что Мари чувствует.
 А тем временем на часах было шесть вечера. Я вышла к Мари, и дернула ее за футболку. Она посмотрела на меня и спросила, какого хрена я здесь делаю. Я призналась:
 - Устала сидеть.
 - А Костика все нет и нет, - отрешенно сказала она, глядя на дорогу, - Мы познакомились на концерте группы Аркаим. Мне было пятнадцать, ему семнадцать. Я напилась как сволочь, и Костик пытался стянуть с меня золотое кольцо, которое я сперла у одной бабы. Потом мы подрались. А потом потрахались. Он тогда жил в сторожке рядом с заводом, а я бомжевала, спала на чердаках многоэтажек. А потом мы встретились еще раз, и тебе лучше не знать при каких обстоятельствах. Встретились, и больше не разлучались.
  - А сколько тебе сейчас лет?
  - По документам двадцать пять. А по настоящему восемнадцать. Думаешь тебя бы отдали на опеку девчонке, которая сама недавно из подгузника вылезла? По документам я Инга Новоселова, твоя родная сестра, и мне двадцать пять лет. Это конечно лажа, вся эта хрень с корочками.
  - Ты преступница?
  - Однажды я убила человека...
  Вдруг голос Мари заглушил рев мотора. В нашу сторону двигалась огромная машина красного цвета, из которой доносилась музыка включенная на полную мощность. Автомобиль с визгом остановился, и из окна с водительской стороны показалась голова. Стихла музыка, и водитель крикнул:
  - Ну, что скажете? Разгоняется до двухсот двадцати километров в час, ручная коробка передач, полный привод, выгодный объем бака. И это чудо я получил за пять штук зеленых. Сотня баксов дополнительно за магнитолу и кассеты.
  - Какой-же ты придурок, - крикнула Мари, пнув машину в хромированный кенгурятник, - Этот танк будет жрать бензина как три легковушки. Где ты вообще нашел это чудовище? Я же тебе сказала, Хонду или Рено, а это Мицубиси, и причем это пикап.
  - Да ладно тебе, Мари. Машина просторная, и совсем новая. У его хозяина ноги отнялись, и он отдал машину за бесценок. Он покатался на ней всего две недели, а потом...
  - Это сейчас у тебя ноги отнимутся, - Мари открыла водительскую дверь, и начала бить Костика. Костик уворачивался и ойкал. На представление собралось несколько водителей. Кто-то поцокал языком и сказал: "Во баба дает". Потом Мари успокоилась, и оперлась о пыльный капот машины. Костик пригладил волосы и подошел ко мне. Он был высоким мускулистым, с добрыми глазами.
 - Так ты и есть та самая Люба Новоселова? Здорово! Меня зовут Костик. - он протянул руку и я ее пожала. Снова посмотрела ему в лицо. У него были черные глаза, такие-же черные как его волосы и щетина на щеках и подбородке. В ушах блестели колечки, на предплечье была татуировка в виде анимированного енота с оленьими рогами.
 - Что, правда пять штук за тачку отдал? - спросила Мари, переведя дух. Костя достал из заднего кармана смятый конверт, и кинул его Мари. Та поймала его, и посмотрела внутрь.
  - Четыре тысячи девятьсот долларов... - Мари подняла глаза, что-то подсчитывая, - До моря не хватит, зато можем позволить себе шикануть.
 - Плюс триста штук на моем счету, плюс налик...
 Мари и Костик улыбнулись друг другу и поцеловались. Я покраснела и отвернулась. Какая бяка!
  Костик зашел в кафе за дорожной сумкой. Кинув ее в багажное отделение, он сел за руль. Мари устроилась рядом. Я еле открыла заднюю дверь, и кое как забралась в просторный салон. Рядом со мной была коробка с кассетами. Мари взяла ее к себе, и стала смотреть кассеты.
  - Ни хрена себе! Почти все альбомы Дэвида Боуи... Led Zeppelin, Pink Floyd, AC-DC. Ты что, в США ездил?
  - Я купил их у того-же мужика. Я забыл сказать, что он не русский.
  - А кто?
  - Фин походу, или латвиец. Хрен знает. - Костик завел мотор, и механический монстр загудел, завибрировал. Потом плавно выехал на пустынную трассу, и разогнался до ста шестидесяти.
  - И что у этого иностранца с ногами?
 - Ему, короче, сделали какую-то прививку, и его парализовало ниже пояса. - Костик обогнал трактор, и спросил, - Как все прошло?
  - Без слез не обошлось. Мелкая всю дорогу проревела бы, если бы не снотворное. Потом ходила как оглушенная. Хорошо девочку накрыло. Объяснять ей ничего не стала, все сама увидит и поймет.
  - Я знаю одно очень хорошее место. Можно остановиться там до завтра. - Костик прикурил сигарету.
  - Это случаем не отель "Уют"? - Мари достала черный маркер, и над дверью, прямо на кожаной обивке, написала: "Зигги Стардаст". Нарисовала пару звездочек, потом улыбающуюся рожицу. Открыв бардачок, она обнаружила атлас дорог страниц на четыреста, пару пачек сигарет, очки, и ароматическую "елочку", которую повесила на зеркало заднего вида. Потом, от нечего делать, сняла кеды, и стала красить ногти в красный цвет.
  - Эй, Мелкая, - обратился ко мне Костя, - Если поспать хочешь, то ложись. Тебе досталось самое лучшее место.
  Я легла на бок и вытянулась. Для меня тут было очень много места. Я легла на спину, потом опять села, посмотрела в окно. В заднем окне было ничего не видно из-за багажного отделения. Мари, закончив красить ногти, поставила кассету, и начала подпевать хриплому прокуренному голосу. Потом снова взялась за маркер, и на потолке над головой написала: "Это место принадлежит Мари". Над Костей она написала: "А это место принадлежит Ко..."
  - Как написать, "Костику" или "Константину"?
 - "Костику".
  "Это место принадлежит Костику".
  Мари перебралась ко мне, и над моей головой написала: "А тут любит дрыхнуть Мелкая". Я улыбнулась, Мари перебралась обратно.
  Когда мы подъехали к отелю, уже стемнело и похолодало. Мари сняла семейный номер на троих, окна которого выходили на автостоянку. Костик захватил дорожную сумку, Мари разглядывала себя в отражении на лобовом стекле. Потом мы прошли в номер, который находился на третьем этаже. В нем пахло табаком. Костя плюхнулся на двуспальную кровать, Мари скрылась в мрачной ванной комнате, а я скромно присела на стул, и стала ждать, что будет дальше.
  - Мелкая? - крикнула Мари.
  - Да?
  - Открой сумку, и принеси мне белый пакет.
  Я принесла пакет Мари. Она закрыла дверь, усадила меня на унитаз. Из пакета она вытащила ножницы, кисточку, и две коробочки.
 - Сейчас сейчас я буду творить чудеса! - улыбнулась Мари, достав из одной коробочки несколько пакетиков, содержимое которых она смешала в мисочке. Запахло амиаком. Она подошла ко мне, и стала снимать с меня сарафан, но я заартачилась, многозначительно посмотрев на дверь.
  - Да брось ты. Думаешь Костик позарится на твои прыщики? Своей недоразвитой грудью ты можешь разводить мороженщиков на эскимо, а Костику нравятся серьезные тетки вроде меня. Живо снимай эту гадость.
  Я сняла сарафан, и осталась сидеть в одних трусах. Мари скомкала мой любимый сарафан, и вышвырнула в небольшое окошко над душевой. Потом она причесала меня, и немного укоротила мои волосы. А когда она начала наносить пахучую краску на волосы, Мари начала бубнить:
  - Вот увидишь, на что я способна. Пару месяцев я работала в парикмахерской, пока меня не выперли из-за наркотиков. Это еще было до того, как я стала стриптезрешей. Так вот, я тебе такую прическу сооружу, что все мелкие сучки твоего возраста позавидуют, и кипятком обоссутся. Ты только не переживай, я то знаю, как из говна конфетку делать.
  Кожу на голове зажгло, стало тяжело дышать из-за токсичного запаха. Мари порхала вокруг меня как бабочка, нанося краску то там, то здесь.
 - Так, нужно подождать пол часа, и посмотреть, что выйдет. Если светлые волосы тебе будут к лицу, то другую краску я выкину. Может быть, я укорочу тебе волосы еще, и сделаю типа "Каре", ферштейн?
  - Голову жжет, - пожаловалась я.
  - Терпи мать, красота требует жертв. Ты посмотри на меня. Супер стрижка, да? А это я себя сама обкорнала перед зеркалом в туалете железнодорожного вокзала. В том вонючем гадюшнике еще бомж какой-то дрых, и на меня смотрел. Говорил, типа "Девушка, я видел вас в своих чудесных снах". Если бы эту ересь услышал Костя, то бомж был бы мертв.
  В дверь постучал Костик. Он сказал:
  - Девочки, я пойду поесть че надыбаю.
  - Вали. Кормилец, твою мать. - усмехнулась сестра, - О чем я? Ах, да, бомж вокзальный. Я ему говорю, сон то, мол, эротичного характера был? А он как закашляется... Я короче быстро свалила, чтоб каким нибудь дерьмом не заразиться.
  Через пол часа Мари помогала мне смывать краску с волос. Жечь перестало, а когда я нагнулась, то увидела, что мои волосы белые, с золотым отливом. А когда Мари высушила волосы феном, я потеряла дар речи. Я смотрелась в зеркало и не могла себя узнать. Мари нахмурилась, и сообщила:
  - Я так и знала, что блонд тебе не подойдет. Мне тоже он не шел когда-то.
  Она опять посадила меня на унитаз, и стала стричь. Иногда она отступала на шаг и смотрела на меня как художник на картину. И тем временем на кафельном полу горка отстриженных белокурых локонов все росла и росла.
  Мари отступила от меня в последний раз, и довольно улыбнулась. Сполоснув миску, она приготовила другую краску, и начала ее наносить на корни. Опять завоняло и зажгло, но я терпела. Потом не выдержала и спросила:
  - Мари, ты подстригла меня так-же как и себя?
  - Размечталась! Чтобы выглядеть так-же как и я, тебе нужно пройти через все говно и медные трубы. Пока только я имею право одеваться как потаскуха, и потаскухой не быть. Знаешь, я подумываю придумать собственную культуру. Типа смесь хиппи и стриптезерши. Не знаю, понимаешь ты меня или нет, но ты не имеешь право выглядеть как я. Весь мой внешний вид говорит о том, что мне пришлось пережить. Элементы моего стиля - боевые шрамы. Знаешь, есть такая мудрость, мол какая внешность - такая и душа. Вся моя душа в рваных дырах, в пирсинге, в булавках, в рваных сетчатых колготках.
  Мы опять ждали пол часа, потом смывали краску. Мари вытерла мою голову полотенцем, высушила волосы феном. А потом посмотрела на меня так, что я застеснялась и опустила взгляд.
  - Филигранно, - выдохнула старшая сестра, поднося ближе зеркало. Я посмотрела в него, и увидела красивую незнакомку с ярко-рыжими волосами, достающими до шеи. Убрав волосы с лица, я заправила их за ухо, и незнакомка в зеркале стала выглядеть загадочно и таинственно.
  - Нравится? - спросила Мари.
  - Да, - выдохнула я, не отрываясь от зеркала.
 - Я вдохновлялась фильмом "Красотка" с Джулией Робертс. Там у нее был белобрысый прикольный парик. Вот я и решила, что такое "Каре" подойдет и тебе. Ладно, хватит пялиться, одевайся.
  Мари выудила из пакета чистые трусы, зеленую футболку и черные узкие джинсы. Наряд завершала вельветовая куртка цвета морской раковины.
  Костику тоже понравился мой новый образ. А Мари гордилась мной, и своей работой. Я даже забыла про родителей и Алю, а когда вспомнила, ощутила себя предательницей. И я опять заплакала прямо за столом, когда мы ели где-то добытый Костиком салат Оливье в пластиковых одноразовых контейнерах. Мари поджала губы и промолчала. Костя пытался
утешить меня, сказав, что все пройдет, и мне станет лучше. Но мне стало неудобно за себя, и я убежала в ванную комнату плакать. 

2
    Я долго не могла уснуть. Почти всю ночь проворочалась в детской кровати, слушая тихий храп Кости. Иногда Мари говорила во сне, что-то кому-то доказывая.
    "И я даже не попрощалась с лучшей подругой" подумала я. Интересно, с кем теперь будет дружить Аля? Переживут ли мои родители, привыкнут ли без меня? И что будет дальше? Последний вопрос пугал меня неизвестностью.
   Вчерашний день был самым насыщенным в моей коротенькой жизни. Я испытала весь спектр эмоций, начиная от страха, и заканчивая радостью. Неужели так будет каждый день? И самое главное - почему Мари захотела пустить меня в свой мир веселья и путешествий?
    Она была очень загадочной и странной. Иногда мне казалось, что моя старшая сестра - сумасшедшая. У нее часто менялось настроение, она была ворчливой как бабка, и вечно чем-то недовольной. Но, что удивительно, мне это нравилось в Мари. Костику, думаю, тоже.
    Мари. Почему она назвалась этим именем? Откуда у нее столько денег? Тогда у кафе Мари не закончила фразу: "Однажды я убила человека". Господи!
    За размышлениями я не заметила, как начало светать. Серые тени поползли по потолку, за стеной кто-то начал громко говорить. Я стянула с себя одеяло, и оделась. Посмотрела на Мари и Костю. Они спали на животе, и мускулистая волосатая рука Кости лежала на спине Мари. Я пошла к зеркалу изучать себя. Вот бы меня увидела Аля...
    Через час проснулась Мари. Она выбралась из объятий Кости и потянулась. Она была в одних трусиках. Потом ее затуманенный взор пал на меня.
   - Мелкая, ты хоть спала вообще?
    - Нет.
   - Так че тупила то? Спросила бы снотворное. Я сама иногда плохо сплю.
   - Ты говорила во сне, - сообщила я.
    - Иногда такое бывает, - зевнула Мари, и надела футболку. Потом снова потянулась и спросила, - О чем хоть говорила то?
    - Ты спорила с кем-то.
    - Ха, могла бы и не спрашивать.
   Мари ушла принимать душ. Она пела. Причем пела отвратительно:
    - Я никогда не стану твое-е-ей... Моя любо-о-вь убита-а...
    Из-за этих визгов проснулся Костя. Когда Мари пыталась взять ноту повыше, он картинно закрыл уши ладонями, а потом смотря на меня, расхохотался. Он откинул одеяло, и я смутилась, и еще испугалась. Мускулистый торс Костика и ноги были волосатыми. Волосы были редкими, и еще у Костика были проколоты соски как у Мари. Он понял на что я пялюсь, понял о чем думаю. Он развел руками и сказал:
   - Ну, кто-то на свадьбах обмениваются кольцами и одевает их на пальцы, а мы с Мари решили подойти к этому вопросу творчески.
    Он надел джинсы, щурясь на солнце закурил. Пепел он стряхивал на истертый ковер. Мари перестала петь, и вышла из ванной совершенно голая. Как ни в чем не бывало, надела на голую задницу юбку шотландку, и черную рваную майку. На шею повесила красные бусы. Нашла косметичку, и стала красить глаза. В ванную ушел Костик, тоже мыться. Я подбежала к Мари, и сказала:
   - Я боюсь Костю.
   - Дура что-ли? - удивилась Мари не отрываясь от зеркальца.
    - Он наверное оборотень. У него шерсть на груди растет. Как в том ужастике, который я смотрела с тетей Катей.
    Нахмурившись, Мари посмотрела на меня. Спросила:
   - Тебе Костик не давал каких-нибудь таблеток, пока я мылась?
   - Нет. Но у него-же волосатая грудь. Я такое в ужастике видела.
    Мари расхохоталась. Она ржала целую минуту, потом назвала меня дурочкой, и стала по новой подрисовывать стрелки в уголках глаз.
    - Господи, ну ты и тупая, ей богу. - сказала Мари, и продолжила хохотать. Из ванной вышел Костик, и вопросительно посмотрел на Мари:
    - Какого хрена ржешь?
    - Да эта дурочка увидела твои райские кущи, и решила, что ты оборотень.
    Костик посмотрел на меня нахмурив брови. Я смущенно улыбнулась, и надела кеды. Кое-как справилась со шнурками, а потом мы опять куда-то поехали.
    Мари поставила кассету, когда Костик разогнал "Красного монстра", как теперь мы называли машину. Под гитару, или под пианино, пел грустный женский голос. Мари сказала, что это канадская певица Джонни Митчелл. Мари несколько раз перематывала пленку кассеты, и слушала много раз подряд одну песню. Она называлась "Case of you".
    Под нее то я и вырубилась, сжавшись калачиком на задних сидениях. Не спала целую ночь, переутомилась... Или быть может меня усыпило рычание Красного Монстра, или спела колыбельную трасса длинною в бесконечность.
   Когда я проснулась, был уже полдень, и стало жарко. Какое-то время я лежала с закрытыми глазами, слушая болтовню моих новых, э... Родителей? Друзей? Попутчиков? В общем, как я поняла, они думали, куда поехать.
    Мари сказала:
    - Нечего тут решать. Едем к Сновидцу.
    - Ты с ума сошла? Надо будет поворачивать и ехать обратно. По тому пути, по которому мы ехали вчера и сегодня, а потом еще пять раз по столько-же. Итак скука смертная. Поехали лучше на север. Навестим Спайкер, заберем свою долю.
    - Мне сегодня Сновидец снился, а ты знаешь, что он не будет сниться просто так. В последний раз, когда мы у него были, он хотел что-то сказать мне.
   - Все вы бабы - суеверные дуры.
    - Только не говори мне, что ты не веришь в Сновидца?
   - Ну верю, и что? Ой, смотри, торговый центр. Может зайдем?
    - Давно пора. У меня лак для волос кончился
   Я открыла глаза, и сделала вид, будто только-что проснулась. Действительно, за редкими соснами показался торговый центр. Мы оставили машину на месте парковки для инвалидов и разошлись. Костя ушел покупать какие-то вещи для автомобиля, а Мари и я пошли в сторону косметического отдела. Купив помаду и лак для волос, мы пошли дальше, и задержались в этническом отделе, где продавали всякие безделушки. В нем мы купили загадочную штуку, которая звалась "Ловушкой для сновидений". Это был кружок из ивового прутика, с паутинкой и с бусинами внутри. Внизу болтались пестрые перья. Мари сказала, что повесит эту штуку на зеркало заднего вида. В отделе оптики мы купили розовые круглые очки, в отделе "Все для дома" купили подушку и красивое небольшое лоскутное одеяло, в отделе канцелярских товаров и книг мы приобрели тетрадки, ручки, и пару книг. Еще мы приобрели буквари, прописи, учебники по математике для первого класса. Все это было для меня, и я сама тащила пакет с тяжелыми книжками и тетрадями.
   - Ой, какая у вас красивая девочка, - сказала женщина за прилавком музыкального отдела. - Как тебя зовут, солнышко?
    Мари опустила розовые очки на нос, и с серьезным лицом заявила:
   - Ее зовут Игорь, и вообще это мальчик.
    Женщина за прилавком извинилась и плюхнулась на стул. Мари рассмеялась, и потрепала меня по голове.
    - Вот даже не знаю. Душа хочет чего-то, и сама не знает чего, - вздохнула Мари, когда мы поднимались на эскалаторе, - Всегда так: нет денег, но точно знаешь, что хочешь. А если деньги есть, то бродишь по ТЦ и думаешь, на что спустить деньги.
   После того, как Мари купила целую гору газет, мы пошли искать Костю. И чем дольше искали, тем сильнее Мари злилась. А я пыталась рассмотреть в толпе знакомые черные волнистые волосы и белую майку. Мы пошли в продуктовый отдел, но только накупили сладостей. Когда отчаявшись, мы вышли на парковку, то увидели Костю у машины. Мари выдохнула.
   Загрузив покупки в машину, мы покатили по какому-то серому унылому городу, по которому бродили унылые люди. Бетонные здания были похожи на надгробные камни, заводские трубы в дали выплевывали в серое небо черный ядовитый дым. Стало уныло, и я решила позаниматься в прописях. Нужно было по точкам нарисовать прописные буквы, и составить из них слова. Кот, ток, лук, кол.
    Мари читала газеты. Потом она достала телефон, набрала номер, и начала зачитывать вслух некрологи. Это было очень странно, и на минуту я отодвинула прописи в сторону.
   - Телицын Геннадий Аврамович, умер одиннадцатого мая сей года... Семья и коллеги по работе выражают скорбь, и тра-ля-ля...Черненко Нина, 13 мая... Ты будешь жить в наших сердцах... Андрей Морских, помер десятого числа... Алло, ты записываешь? Да да, они все откинулись в этом городе. Как его там, в Грановске.
   Мари продиктовала имена из некрологов всех газет, которые купила. Потом она приоткрыла ветровое окно, и газеты рассыпались по ветру как несуразные птицы.
    Я спросила:
   - Мари, а что ты сейчас делала?
   - Ничего особого. У нас есть один друг, он занимается компьютерами. Сейчас он взламывает сберегательные счета названных мною людей, и переводит 50% себе, и 50% нам. Зачем нужны деньги мертвецам?
    - Но ведь так нельзя, - сказала я, - Вдруг души мертвых рассердятся на тебя?
    Мари обернулась, и посмотрела на меня как на дуру. Вскоре и я почувствовала себя дурой. В мире Мари правила из родного села не действуют. В мире Мари можно воровать деньги у мертвых, не чистить зубы по вечерам, а мужчины с волосатой грудью являются всего-лишь мужчинами. Я поняла, что мне еще предстоит узнать многое. И потому не стала больше ничего спрашивать, и занялась своим образованием, вернувшись к прописям.
    Смотря на меня через зеркало заднего вида, на котором вместе с ароматной елочкой болталась "Ловушка для снов", Костик сказал:
    - Ты, наверное и в бога веришь.
    - Да, - коротко ответила я.
    - Я вчера у нее крестик на шее видела, - заметила Мари, грызя ногти и смотря в окно. - Но, когда мы приедем к Сновидцу, то будешь верить в другое. Так что можешь выкинуть крестик.
   Выкидывать крестик я не собиралась. Но сняла его, и положила в карман.
    Серый унылый город остался позади, и дорога черной шелковой лентой растянулась до горизонта. Кругом зеленые поля, и не единого дерева. Зато были коровы. Иногда они поднимали головы я провожали нашего Красного Монстра грустным взглядом. Погода была хорошей. Хотелось прогуляться по этим полям, насобирать букет одуванчиков.
   Когда на горизонте показалась полоса леса, дорога стала уже, начало трясти. Костя сбавил скорость, и я стала разглядывать лес. Увидев на столбике километража сонную ленивую сову, я от радости закричала. Мари тоже видела сову. Она задумчиво сказала: "Совы это не то, чем они кажутся".
    Костик добавил: "Огонь - иди за мной".
   Я ничего не поняла, и продолжила разглядывать лес. Наверняка здесь есть хороший черничник. А так лес манил лишь зелеными тенями. Иногда мне казалось, что в лесу кто-то прятался. Иногда этот "Кто-то" принимал форму тени. Мысленно я сказала ему: "Поехали с нами". Машину затрясло еще сильней, и Костя матюгнулся. Он остановил машину, и стал проверять подвеску. Я воспользовалась моментом, и вышла из машины. Уж очень хотелось побывать на свежем воздухе.
   Я перепрыгнула через канаву, и прикоснулась к стволу огромной елки. Потрогала и бородатый мох, висящий на сухих ветках. Пролетела белая бабочка, и я улыбнулась.
    - Ты куда, Мелкая? - крикнула Мари, высунувшись из окна.
    - Никуда. Я тут.
    - Если тебя укусит змея, то тебя никто спасать не будет.
   Нет тут змей, сказала я про себя. Дядя Вася говорил, что змеи не любят шума, которые издают машины. И поэтому рядом с дорогами их нет. А если одна попадется, то это наверняка случится 27-го сентября, в Воздвижение. В этот день все змеи прячутся на зимовку. Так говорила тетя Катя.
   Я присела на пенек, и стала наблюдать за Костиком. Он протирал ветошью фары и хромированные детали автомобиля. Потом он посмотрел на меня и махнул рукой.
   Я снова перепрыгнула через канаву, подошла к Костику. Мне приходилось задирать голову к верху, чтобы видеть его лицо.
   - Мелкая, залезь на машину, протри верхние фары. Держи тряпку.
    Я забралась на капот, оперлась о лобовое стекло, и протерла фары. Затем лихо спрыгнула вниз и увидела ящерицу. Та махнула хвостом и исчезла в траве.
    - Почему мы никуда не едем? - спросила Мари, выйдя из машины.
   - Походу мы не туда свернули. Дорога грунтовая. Следов от протекторов вообще нет. - сказал с умным видом Костик, вытирая руки тряпкой.
   - Мда, - Мари почесала нос, и посмотрела в лес. - Значит развернемся и поедем искать другую трассу.
    Мы поехали обратно. Мари увлеченно читала книгу "Смерть - дело одинокое". Иногда она хмурилась, и задумчиво суслила прядь волос.
    Вскоре мы нашли трассу, но ехать куда-то было Костику лень. Мари тоже. В магазине мы купили сосиски, нарезной хлеб, пепси, бутылку красного сладкого вина, и фруктов. Потом Костик свернул к реке, и мы устроили пикник. Вода была холодной, повсюду летали стрекозы. Костик разжег костер, Мари пожарила на жердочках сосиски.
   - Народ, только не сожрите все сразу, - проворчала она.
    Я собирала цветы, плела венки, и кидала эти венки в воду. Это было очень красиво. Потом я лепила из сырого песка замок, но он все время осыпался. А когда мои... эм, друзья распили бутылку вина, на реке показалось диво дивное - это выглядело нереально красиво и странно.
    По реке медленно плыла огромная баржа. В том как она плыла, было что-то завораживающе. Казалось, что такая огромная махина просто не может двигаться так тихо. Мы стали махать руками, и матросы тоже замахали руками. Вскоре баржа исчезла.
   Костик включил музыку. На всю округу, пугая зверей и птиц, запела Ирина Аллергрова. Младший лейтенант, мальчик молодой...
   - Мелкая, хватит по кустам лазить. Иди к нам, - крикнула Мари. Она сидела у костра, и чистила большим охотничьим ножом яблоко. Кожуру она скармливала костру.
    Я села рядом с ней, и получила чищенное яблоко. Оно было сладким, медовым. Костик снял майку и разрисовал себя углем, и даже лицо разрисовал... Под веселые песни Боба Марли, он стал забавно танцевать, изображая дикаря. Мы хохотали до слез. А когда ритуальный танец кончился, Мари загнала бедного Костика в реку, и заставила отмываться. Потом она шепнула мне:
   - Костик очень тупой. Если бы не я, этого дебила либо убили бы, либо он очутился в тюрьме, и второе, между прочим, случилось бы быстрее.
    - Он веселый.
    - Потому-что идиот, - сказала Мари, с улыбкой разглядывая Костю, который плескался в реке и ойкал от того, что вода была холодной. - Скажи, тебе хорошо?
   - Мне весело, - сказала я, выкинув огрызок в костер.
   - Ты хочешь обратно домой?
   Вдруг я поняла, что домой мне совсем не хочется. Я улыбнулась Мари, и она обняла меня за плечо. Она сказала:
    - В свое время я мечтала о такой жизни, кататься по стране, жить в отелях с тараканами и клопами, и чтобы рядом был любимый парень. Но все было еще хуже, чем хотелось. Я мечтала о сумасшедшей грязной жизни, но я и не думала, что от такой жизни становишься толстокожей. Я ничего не боюсь, и мне на все плевать. У меня нет уязвимых мест.
   - Ты крутая, - сказала я.
   - Я знаю.
    Как-то резко стемнело, и появились комары. Мы потушили костер, и забрались в машину. Выехали на трассу, и мне захотелось спать. Положив голову на купленную подушку, и укрывшись лоскутным одеялом, я быстро уснула. 

3
   Прошли две недели после того, как Мари забрала меня. Это были очень насыщенные недели, и казалось, что дом с моими родителями был очень давно, это было сравнимо с давно забытым сном. Я больше не плакала. Теперь я наблюдала за Мари, и пыталась ее понять. Она была очень странной девушкой. Я никогда не понимала точно, когда она меня хвалила, а когда ругала. Очень часто Мари называла меня Мразью, и как я поняла, это было комплиментом, потому-что Мари называла себя Мразью, и Костик был Мразью. И все добрые люди, которых мы встречали, были мразями.
   А вот слово прошмандовка в мире Мари относилось к грубым кассиршам в магазинах, к старым бабкам, которые обзывали Мари шлюхой, к тощим безгрудым девицам, которые осмеливались смотреть на Костика.
   Так случилось, что мы стали свидетелями аварии. Какой-то пьяный дурак сбил на пешеходном переходе женщину. Она, естественно, сразу-же умерла. Никто бы не смог выжить. Когда я увидела это, то закрыла ладонями лицо, чтобы не видеть, как из лопнувшего живота женщины вываливались кишки. Костик назвал имена всех святых и не святых, а Мари...
   Зевнула.
   Даже не посмотрев на женщину, она спросила, остались ли еще сникерсы. Ошалел от такого безразличия даже Костя.
    А когда мы остановились на обочине трассы, чтобы немного отдохнуть, мы увидели мертвую лису, лежащую на асфальте. Ее сбили. Мари матернулась и взяла трупик на руки. И заплакала.
   - Суки, уроды, ****и. Чтоб вы все сдохли, чтоб у вас колеса лопнули, чтоб ваши говновозки взорвались вместе с вами. Чтоб вас также сбили, вонючие козлы.
   Мари всхлипывала, и черные от косметики слезы оставляли на щеках черные дорожки. Тогда я подумала: какая-же Мари плохая, раз слезы у нее черные. Потом я сама заплакала, и погладила бедную лисицу по голове. Даже Костик не стал называть нас дурами. Из багажника он достал маленькую лопату.
    - Каким надо быть уродом, чтобы убить беззащитное животное? - вопрошала Мари, смотря в небеса. И ей не могло прийти в голову тот факт, что лису могли сбить случайно.
    Мари жалела больше животных, чем людей. С этим я согласна, но я не настолько мизантроп, чтобы оставаться спокойной, когда прямо у тебя на глазах умирает человек. В тот первый день Мари сказала:
   Однажды я убила человека.
   Наверное этот человек был очень плохим, раз Мари решила его убить.
   Лисицу мы похоронили. Постояли немного у могилки, подумали. На холмике Мари оставила свой любимый браслет.
   Целый день Мари не разговаривала. Раз за разом она включала песню "Ветер перемен", курила как ненормальная, и отворачивала от нас лицо, чтобы мы не видели ее слез.
    Как-то я спросила Мари, откуда берутся дети. Мы снимали номер в гостинице, где был телевизор и видик. И Мари не стала утруждать себя объяснением. Она в видео-прокате украла кассету порно, и показала ее мне. Меня три раза стошнило, а потом я ходила как пришибленная. Господи, я разгадала самый страшный секрет, который интересовал всех детей в мире. Пусть этот урок и был жестоким, но теперь я благодарна Мари за то, что она не стала мне вешать лапшу на уши, рассказывая об аистах и капусте.
   Мари прочитала "Смерть - дело одинокое", и заплакала. Книга чем-то ее зацепила. Мари ничего не сказала, а только заставила меня переписывать в тетрадь целые абзацы. Так я училась писать. Не нужную книгу мы подарили библиотеке. Потом Мари купила "120 дней Содома", Маркиза де Сада, и я переписывала целые страницы этой кошмарной книги.
   А считать я научилась на деньгах. Благо, у Мари их было много. Как всегда я сидела на задних сидениях, и задумчиво листала доллары. Потом лизнула палец, и стала считать тысячные купюры. Наверное я выглядела при этом смешно, раз заржал Костя.
    Костик же был простым как пять копеек. Он говорил то, что у него было в голове, никогда ничего не скрывал, и был честным парнем. Часто он подтрунивал надо мной, но я не обижалась. Я смеялась вместе с Костей, и Мари называла нас тупыми даунами.
   Костик стал мне настоящим другом. Он научил меня метать ножи, стрелять из пистолета, чинить машину. Мари обучала меня жизни. Я все запоминала, ведь главное правило мира Мари звучало так: "Во всем слушайся Мари, и никого больше".
    Как-то вечером мы остановились перекусить в придорожной кафешке, которая соседничала с отелем. Там была стоянка для фур, и под уличным фонарем стояли женщины. Все они были одеты ярко и нелепо, все они были апатичными как уставшие коровы. Иногда к ним подходили пьяные мужчины.
   - Мари, а кто эти женщины? - Спросила я, разглядывая артритные ноги необычных дам, и их пресные лица, больше похожие на мужские.
   - Это проститутки. Они живут в отеле, и продают себя дальнобойщикам. Иногда они перебираются на другие стоянки. Только не вздумай подходить к ним близко, и тем более разговаривать с ними.
   - Почему?
   - Эти шлюхи могут схватить тебя и продать какому-нибудь жирному борову. А потом твои кости найдут в канаве среди мусора.
   Еще Мари сказала потом:
   - Если с тобой хочет заговорить какой-нибудь мужик, то ори во всю глотку, чтобы мы услышали. Черт их знает, может извращенец, или педофил. Так что ори, и зови на помощь. Лучше однажды показаться другим истеричной дурочкой, но так хоть останешься в живых.
   - Понятно.
   - А если пойдешь в общественный туалет, и если рядом бродит мужик, то в туалет не ходи. Обычно такие уроды любят подглядывать, как писают женщины.
   - Угу.
   - А от баб беги как от огня, особенно от жирных кулем. Эти прошмандовки решат, что ты беспризорная, и вызовут ментов. Усекла?
   - А что делать, если меня кто-нибудь схватит?
   - Ну, сделать ты ничего не сможешь. Только орать и брыкаться. Кстати да, будем в городе, не забудь мне напомнить, чтобы я купила тебе перцовый балончик.
   - Хорошо.
   Сегодня мы въехали в очень красивый город. Куда ни глянь - везде неоновые вывески, рекламы. Вдоль центральной улицы росли деревья, а люди здесь были легко одеты, они прогуливались медленным шагом, и попивали пиво, или дайкири.
   - Весьма не дурно, - оценила город Мари, приподняв очки.
    Остановились мы в гостинице "Красный восход". Заплатили уйму денег за люксовый номер, а потом дивились роскоши, которой в нашем номере было чересчур много. Все с позолотой, с гребешками, с бахромой, бархатом, с зеркалами. Резные стулья наверное привезли сюда прямо из эпохи Ренесанса, а картины, которые висели на стенах, были настоящими.
    Я вышла на балкон. Дорога сверкала белыми огнями фар и красными катафотами. Я плюнула вниз, и нечаянно моя слюна попала на волосы прохожего. Я зашла обратно в номер, и вытащила из сумки свои тетрадки и книжки - надо было переписать в тетрадь описания каких-то четырех жен, мужья которых были развратниками.
    Мари сидела за трюмо. Она любовалась собой, и смотрела на убранство комнаты через зеркало. Костя уже набирал воду в джакузи. Одна я не могла сосредоточиться на "120 днях Содома", то вертела головой, то прикасалась к спинке стула, водя пальцами по позолоченным завиткам. В итоге я закрыла книгу, и стала все трогать. Когда я прикоснулась к стене, то я поняла, что вместо обоев тут использовали расписной шелк. Райские птицы, бабочки, бутоны роз - все это будто дышало, жило своей жизнью. Сняв кеды, я легла на белый диван, и посмотрела на вычурную люстру. Нет, не может быть, чтоб эти капельки и кристаллики были настоящим хрусталем... Не может быть.
   Войдя в ванную, я впервую очередь заметила позолоченные трубы и красный унитаз. Что за диво! Горячая вода набиралась в джакузи, белые полотенца висели на крючках и пахли лавандой. Рядом с ванной на чугунных львиных лапах, на стеклянной полке лежали бутылочки с гелем для душа, шампунем. А брусок мыла пах ванилью, я сунула его себе в карман.
   Впервые в жизни я видела такую роскошь, которая казалась мне сказочной и вычурной. Весь люксовый номер состоял из позолоты, винтажных цветов, завитков, мягких подушек. Но в нем не было уюта, не было домашнего тепла, как в некоторых дешевых отельчиках, в которых мы жили. И пусть там пахло куревом, а под кроватью валялись использованные презервативы. И пусть там было все дешево и убого, но зато там было уютно - в таком неказистом номере можно почувствовать себя как в убежище.
   Мари взяла в руки телефон и связалась с администратором гостиницы:
   - Принесите шампанского и клубники, а для моей сестры - мороженного всех сортов. И не забудьте прихватить пару шоколадных батончиков.
   Заказ принесли через пол часа. Молодой человек в красной форме постучал в дверь, и вкатил тележку с хрустальными вазочками с мороженным и ведерком с шампанским и льдом. Штопором он открыл бутылку, и разлил золотистый напиток в изящные бокалы. Мари дала ему две тысячи, и попробовала шампанское. А я налетела на мороженное. Какое-же оно было вкусное, не похожее на магазинное в размякших вафельных стаканчиках. Костик выпил шампанское залпом и рыгнул. Мари закатила глаза.
   Съев три вида мороженного, я вспомнила, что в главном зале на первом этаже был бар-ресторан, и комната, на которой была табличка с надписью "Комната для игр". Я спросила разрешения у Мари сходить туда, и она сказала, чтобы я не торопилась. Понятно, Мари и Костик хотели побыть наедине друг с другом, и понежиться в джакузи.
    Спустившись на лифте на первый этаж, я подошла к административной стойке, и обратилась к женщине с бейджиком "Любовь Владимировна":
    - А можно в игровую комнату? - я показала пальцем на нужную дверь.
   - Извини, Солнышко, но там только бильярд. Врятли тебе понравится эта игра. Но если хочешь, то можешь посмотреть журналы. Видишь там кожаное кресло? Журналы лежат на кофейном столике.
   - Спасибо, - пискнула я.
   - А та девушка с черными волосами кем тебе приходится? - полюбопытствовала Любовь Владимировна.
    - Она моя сестра и опекун.
    Чтобы не дать администраторше сказать хоть еще что-то, я побежала к кожаному дивану. Со столика я сгребла все журналы и газеты, и забралась с ними на жутко скользкий и неудобный диван.
   Первым я просмотрела журнал "Форбс", все фотографии в нем были посвящены состоятельным бизнесменам и атрибутам богатой жизни. Машины, длинноногие девушки, доллары, виллы, яхты. Проведя пальцем по именам списка Форбс, я не нашла ни одной знакомой фамилии.
    Журнал Космополитен был интересней. Было больше картинок, и больше интересных статей. "Правильно ли вы оргазмируете?" Или "Тест на упругость груди". Я пощупала свои, как говорит Мари - прыщики, и отметила, что грудь у меня была довольно жесткой и плоской.
   Тем временем богато одетые леди и джентельмены, возвращаясь с посиделок в ресторане, с улыбками смотрели на меня. Опять я почувствовала себя дурочкой. Маленькая сикельдявка, разглядывающая взрослые журналы... Это как я в прошлый раз, за пересчетом денег на заднем сидении. А когда Костик дал мне пистолет, Мари чуть не умерла от смеха.
   Зато в местной газете я нашла некрологи. Незаметно вырвав страницу и убрав ее свернутую в карман, я подумала, что это будет нужно Мари. Все-таки город большой и дорогой, и некрологов было много, наверное их посвятили людям явно не бедным. А это значит, что деньги на их счетах еще не успели забрать родственники. Ну, зато их заберет друг, "который разбирается в компьютерах".
   Все-таки я заглянула в игровую комнату. Там было не очень светло и накуренно. Мужчины в белых рубахах орудовали кием и курили сигары, а их женщины лениво следили за игрой. Уже узнав запах дорогого виски, я прошла дальше, и пыталась на ципочках приподняться над столом, чтобы увидеть зеленую поверхность и разноцветные шарики.
   - Девочка, ты что тут забыла? - спросил толстый мужик, подтачивая кий. Я поздоровалась и сказала, что пришла посмотреть.
   Меня мягко прогнали, но зато я сумела незаметно стырить бутылку с виски. С этой бутылкой, как маленькая алкоголичка, я побежала к лифту, и поднялась на нужный этаж. Закрыла за собой дверь нашего номера и перевела дух - я вся дрожала от адреналина.
    - Эй, хотите выпить? - спросила я Мари и Костика, которые кормили друг друга клубникой. Я вытащила из-за пазухи виски, а потом выслушивала комплименты в свой адрес. Костик был готов на руках меня носить, а Мари с одобряющей улыбкой сказала:
    - Мелкая, ну и мразь же ты!
    Что означало - "Ты самая крутая, самая лучшая младшая сестра во всем мире".
    Но это еще было не все. Я отдала Мари страницу с некрологами, и загадочно вышла на балкон. Ночной ветер был прохладным, он играл с моими волосами, остужал кожу лица. Огни ночного города гипнотизировали, я не могла оторвать от них глаз.
   А какой красивый кованный балкон! На нем я была не одна. Ветерок играл не только с моими волосами, но и трепал листву фикуса, который рос в плетенном ведре. Зачем-то я поздоровалась с ним и рассмеялась. Господи, какая-же я идиотка!
   Из номера послышался голос Мари, сообщающий телефону имена и даты смерти недавно умерших людей. Костик пел песни, валяясь на ковре с белым длинным ворсом. Что-то было во всем этом... Я вдруг ощутила странное чувство, будто где-то я уже это видела. Нет, у меня было такое чувство, что все стояло на своих местах, было правильным.
    Только потом я поняла, что это было счастье.
    Как всегда после косяка травы Мари и Костик вырубились где попало. Мне спать не хотелось, я сидела на круглом мягком пуфике перед трюмо, и макала клубнику в растаявшее мороженное. Мне до сих пор было непривычно видеть себя в зеркале. Я просто не могла быть такой красивой.
   Спать мне не хотелось, заниматься уроками тоже. В ванной я нашла черный пакет, и стала собирать мусор: обертки, окурки, пустые пачки сигарет, пустые пакетики в которых хранились шишечки конопли. Наведя порядок в дорожной сумке, я опять спустилась на первый этаж, и немного поболтала с Любовью Владимировной. Она показала мне фотографии с звездами шоу-бизнеса, которые когда-то здесь останавливались. Я увидела пару лиц, которые видела по телевизору. Потом администраторша усадила меня за маленький столик, за которым я стала рисовать, благо у администраторши было много разноцветных ручек.
   - Моей дочери тоже шесть лет, - сказала Любовь Владимировна, - Она хочет стать доктором. А ты кем хочешь стать?
   Не задумываясь я сказала, что хочу стать Мари. Быть такой-же крутой и бесстрашной. И Любовь Владимировна меня не поняла, и это только потому, что она не знала Мари.
   - А ты всегда так гуляешь, когда спит твоя сестра? - спросила администраторша, и я почуяла неладное.
    - Не, не всегда. Просто иногда я не могу уснуть, и если спят Мари и Костик, я занимаюсь уроками, или прибираюсь.
   - Какая хорошая девочка, - сказала женщина, и я продолжила рисовать. Я рисовала девушку с огромными серыми глазами. У нее были короткие волосы, которые торчали как попало. Как-то Мари сказала, что она подстригла себя "под мальчика". Волосы сзади должны быть короткими, а спереди длинными. И челка должна доставать до губ, и только тогда прическа станет прической.
    Как-то Мари сказала:
   - Это самая легкая стрижка. Даже ты так можешь подстричься. Короче, сзади собираешь все волосы в хвост, а потом его отрезаешь. Немного кантуешь, и ты секси-телка.
   Когда глаза начали слипаться, я пошла спать. Огромная в спальне кровать с балдахином была для меня белоснежным мягким полем,, и я почувствовала себя в ней королевой. А Мари спала на диване, Костик вообще вырубился на полу. Ладно, иногда можно себя побаловать правом спать одной в кровати.
   Мне снился странный сон:
   Тетя Катя пекла на кухне блины, и разговаривала с Мари. Та, пока повариха не видит, ела клубничное варенье. Потом Мари съела селедку - запихала в рот целиком. Тетя Катя, обнаружив пропажу, стала бить Мари полотенцем, и с каждым ударом моя сестра больше походила на огромную черную кошку, которая потом разбила кухонное окно и убежала.
   Резко я очутилась на старых бревнах, на которых я любила играть в "дочки-матери" с Алей. Эти бревна были свалены через дорогу от нашей калитки. Вдруг Алю стошнило кровью. С другого конца улицы на меня бежала дохлая собака, которую мы нашли в траве. Потом я увидела Костика, разливающим из канистры бензин по всему участку. Вспыхнуло пламя, и Костя стал жутко танцевать, пока его не сожрало пламя.
   Я открыла глаза, и попыталась сориентироваться. Каждый раз такое происходило - в каждое утро я не могла понять, где находилась. Потом я все вспомнила, оделась, и пошла чистить зубы. Увидев в ванной комнате Мари, я сразу вспомнила, как она под ударами тети Кати превратилась в черную кошку.
   - Ты чего, Мелкая? Опять кошмары снились? - спросила Мари, заглядывая в мои глаза. Я рассказала про сон, и Мари понимающе улыбнулась. - Это всего-лишь дурной сон. Просто твое подсознание свыкается с тем, что теперь мы - новая твоя семья.
   Семья. Именно этого слова мне так не хватало. Я обняла Мари, и она погладила меня по рыжей голове. Затем заворчала и стала меня отталкивать.
   - Мелкая, завязывай липнуть. У нас дел по горло, а ты обниматься задумала. Иди лучше Костика обними, за шею... Пусть он козел задохнется.
   - Что случилось то? - спросила я подняв голову.
   - Да от шмали, которую он где-то нашел, у меня башка болит. Дурную траву он нашел, не мог хорошую добрую траву от самосада отличить.
   Без вопросов зашел Костик. Он открыл кран умывальника, и стал жадно пить воду. Напившись, он громко застонал, и сел на прохладный пол.
   - Бля, как круто. - сказал он. Мари пнула его ногой, и пошла ворчать в спальню. Я почистила зубы, и стала ждать, пока взрослые соберутся позавтракать в ресторане.
   То есть уже обедать. На часах был первый час, и в моем желудке забурчало. Это все клубника, подумала я, и решила подождать СЕМЬЮ у административной стойки. Вместо Любви Владимировны за стойкой улыбалась молодая темноволосая девушка. Мне было лень знакомиться с ней, чтобы порисовать ее ручками. Все необходимое я просто спросила, и начала рисовать Мари, Костю, и себя.
    Потом я подошла ближе к ресторанным столикам, за которыми сидели сплошные бизнесмены и бизнес-вуменс. В конце зала за белым роялем сидел старик, и играл тихую и не навязчивую мелодию. Вышколенные высокие официанты были больше похожи на предметы интерьера, а не на живых людей. И как всегда все сияло позолотой, лакированным деревом, и огоньками. Вся красота здесь была бесполезной и тошной, но мне все-таки хотелось пообедать здесь, и ощутить себя богатой.
   Но Мари с Костиком были о ресторане другого мнения. Назвав посетителей тупыми пижонами, моя семья потащила меня в Макдональдс, где я слопала большой гамбургер с картошкой фри, и все это залила колой. Потом прошлась до ветрины со сладостями, но покупать ничего не стала - уже не лезло.
   Было скучно. Мари с Костиком не припирались и не скандалили, а только морщились от каждого громкого звука, и прятали покрасневшие глаза за солнцезащитными очками.
   Мне тоже не было не с кем скандалить.
    Мы вернулись в номер. Я приняла душ, взрослые опять уснули. Я просто подыхала со скуки. Решив прогуляться по улице, я стащила с кошелька тысячу рублей, и прошлась по улице. Сворачивать куда-то я побоялась, не хватало еще заблудиться.
   Зато я заглянула в зоомагазин, и пожалела, что мне нельзя купить морскую свинку. Денег хватало, но я представила, как на эту свинку отреагировала бы Мари. Да она даже пауков боится, и даже голубей! Так что прощай свинка.
   Зато я купила себе наручные часы, и сережки с зелеными стеклянными бриллиантами. На этом моя тысяча закончилась, и я побрела обратно в гостиницу, надеясь, что Мари сводит меня к специалисту, который проколет мне уши. Уж очень хороши были серьги, я полюбила их с первого взгляда.
   Костик уехал по делам, Мари продолжала спать. Я сделала уроки, решила пару задачек и примеры. Читала я, кстати, все лучше и лучше, и иногда Мари просила меня почитать вслух. Только вот проблема была в том, что я не могла понять того о чем читала.
    А в школу я должна была пойти в следующем году. Мари правильно сказала, что там делать не хрен. Своей образованностью я переплевывала второклассников. Следующими ступеньками, на которые я хочу подняться, являются дроби. Надеюсь долларовые купюры в этом мне помогут.
   Мне очень нравилось учиться. С каждым днем я понимала все больше и больше, и от этого жизнь становилась понятной. Я научилась отличать живое от неживого, хорошее от плохого, радостное от грустного. Читая учебник по природоведению, я задавалась вопросом, а почему люди столь отличны от животных, хоть они и произошли от одного предка? Почему мы стали такими, какие мы есть?
   У меня было много вопросов. И я пыталась на них ответить. Если не получалась, я спрашивала у Мари.
    Я поняла, в чем была разница между Мари и моими приемными родителями. Если я что-то спрашивала у тети Кати или у дяди Васи, и если они не знали ответа на вопрос, то они начинали придумывать, а это Мари называла дезинформацией. Если я что-то спрашивала у Мари, и если она не знала, то она так и говорила, а потом давала мне деньги на книги, которые могли бы ответить на вопрос. Просто Мари не боялась показаться невеждой, и она не корчила из себя всезнайку. Ее авторитет строился на другом, но я только не поняла на чем.
   А раньше я считала, что мои приемные родители все знали. И каково было мое разочарование, когда я выяснила, что конфеты "Птичье молоко" делают вовсе не из птичьего молока. А еще я поняла, что радуга - это на самом деле преломленные через капельки воды солнечные лучи, и что в конце радуги нет горшочка с золотыми монетами. Деда Мороза не существует, а бог отвернулся от нас, предоставляя право властвовать глупым священникам и попам.
   Вчера, когда мы ехали в этот прекрасный город, я открыла окошко, и позволила порывам ветра унести мой крестик в пустоту. Вместо него я одела веревочку с крупной бусиной из лунного камня. Очень сложно ничему не верить, и об этом я сказала Косте. Он потер на предплечье татуировку рогатого енота, и сказал, что его вера в бога заменилась верой в Природу.
   - Например я верю, что у каждой дороги есть дух покровитель, - сказал он, - И если этого духа задобрить, то дорога будет безопасной.
    Мари тоже верила в Природу. Она была убеждена в том, что есть дух парковок, и дух заправочных станций. И еще она считала, что люди на самом деле беспомощные, со своими достижениями в науке и в войне. Если Природе захочется, то она может уничтожить всех. Однажды Мари назвала Природу Яхвой, и я запомнила это имя.
   "Богиня Яхва, храни сон моей сестры Мари и Костика. Так-же пусть хорошо спят Аля с моими бывшими родителями. И храни меня". Именно так звучала моя молитва, которую я мысленно произносила в каждую ночь перед сном.
   Но однажды я видела Ее во сне. Яхва на самом деле существует!
   Это был третий день моей жизни рядом с Мари. Нам пришлось ночевать прямо в машине, так-как неожиданно кончился бензин, и мы застряли где-то в сотне километров от ближайшего населенного пункта, а кругом - огромные пустыри. Тем днем я впервые услышала о Природе как о Богине, и это меня затронуло. Яхва. Я произносила Ее имя, и вдруг увидела, как по синему полю скакала серебряная лошадь. Ее грива лунного цвета доставала почти до земли, а ее большие черные глаза смотрели на меня. Внезапно лошадь превратилась в деву, от которой исходило серебряное сияние. Она помахала мне рукой и улыбнулась. Яхва. Она становилась все ярче и ярче, пока не превратилась в луну, и не вернулась в звездное небо. А когда я открыла глаза, то обнаружила, что пока я спала, призрачный лунный свет омывал мое лицо.
    Я стала спрашивать семью о Яхве, но Мари сказала, что о ней лучше всех может рассказать лишь Сновидец, которого мы обязательно навестим. Интересно, кто он? Но никто о нем ничего не говорил, и Сновидец представлялся мне в виде размытого образа. Костик тоже не утруждал себя разговорами на тему Яхвы. Мне очень хотелось узнать о ней побольше.
    Интересно, а куда мы сегодня вечером поедем, подумала я, грызя ручку. На юг или на север? Или может на восток? Мы точно сегодня уедем отсюда, это как пить дать. Показная роскошь нас больше не привлекала, мы соскучились по грязным отелям и пыльным кафешкам, ведь именно в них чувствовалась та атмосфера, которую чувствуешь тогда, когда наблюдаешь неоновый розовый свет в битых стеклах на асфальте, когда бензиновые пятна блестят радужными разводами. И где-то в дали грохочут поезда, и где-то там в темноте зеленым и красным мигает семафор.
   Не успев к этому привыкнуть, я уже по этому скучала. И вечером мы поехали черт знает куда, и я разглядывала сетки рабицы и бетонные заводы за ними, изрисованные баллончиком остановки, и никому ненужные ржавые остовы машин, гниющие на свалках. И везде росла полынь, похожая на марихуану. И каждый нежилой дом своими выбитыми окнами-глазами провожал нашего Красного монстра.
    Болталась на зеркале заднего вида Ловушка для снов. Мари курила, сосредоточенно разглядывая ржавый бордюр дороги, выхваченный из всеобщей темноты светом ярких фар. Я лежала сзади, закутавшись в лоскутное одеяло. Никто не говорил, молчала магнитола.
    Конец мая. Это такое время, когда в полях слышно кряканье жаб. Время жарких маслянистых дней, и холодных чарующих ночей. Когда Природа оживает, когда набухают ароматные березовые почки. Время кровожадных ранних комаров и маленьких клещей. Одного я уже успела где-то подхватить, Мари обнаружила его в моих волосах.
   Темный мир за окнами автомобиля казался враждебным, и от этого в салоне становилось еще более уютно. Я разглядывала потолок, Мари обернулась ко мне, проверяя, сплю я или нет. Лицо Костика светится бледно-зеленым светом от приборной панели, его глаза напряжены и черны как никогда.
   Я счастлива, что мы опять куда-то едем. Впереди ждали города, впереди были приключения. Я засыпала с чувством предвкушения завтрашнего дня.

4
   Совсем уже рехнувшись, я купила толстенную книгу по квантовой физике, и потащила ее к автомобилю. Увидев мой трофей, Костик присвистнул.
   - Пройдет десять лет, пока ты прочтешь эту хрень, - сказал он, заводя мотор. Мари взяла увесистый том, и стала его пролистывать. Вдруг, увидев знакомую фразу, Мари сказала:
   - Наверное вы все охренеете, но я знаю концепцию Корпускулярно-волновой теории, а так-же теорию дальнодействия.
   Костик перекрестился, а я попыталась отобрать книгу у Мари. Но она мне не дала ее, стала читать сама. Она читала ее минут двадцать, и сказала:
   - Как занимательно.
   И стала читать дальше.
   А так мы ехали к каким-то бандитам. За наркотиками, которые мы согласились провезти в другой город, и разумеется за деньги. Я волновалась, но Костик успокоил меня. Он сказал, что они так делали и раньше.
   Мы очутились в промышленной зоне. Окруженные дымоходами унылых фабрик, мы искали какую-то синюю будку. Нашли. Рядом с ней стояло три черные машины, и еще там были люди про которых сразу на ум напрашивается слово "уголовники".
   Мы вышли из машины. Костик с ключами от автомобиля, Мари с томом о квантовой физике, и я - в розовых колготках, и с рюкзачком в виде мишки за спиной.
   - Эт че такое? - протянул бритоголовый бык, крутя в руках четки. Все посмотрели на меня. Я поздоровалась, бритоголовый бык заржал.
   - Цепа, это вообще-то моя родная сестра, - сказала Мари, сунув книгу под мышку.
   - Че, реально что-ли?
   - Фигурально, твою мать. Где товар?
   Из синей будки вышел пузатый мужик. Он приобнял Мари, пожал руку Косте, и сел передо мной на корточки. Я оскалила зубы в попытке улыбнуться, а саму трясло от страха.
   - Тебя как зовут, барби? - спросил мужик.
   - Люба, а вас? - тише мыши пискнула я.
   - Меня величают Соломоном.
   Парни в спортивных костюмах открыли двери нашей машины, и стали откручивать внутренние панели. Потом пустое пространство в двери они заполняли пакетами с белым порошком, с героином, кажется.
   Костик разговаривал с Цепой, Мари забралась на капот нашей машины и углубилась в чтение. Одна я стояла как дура, не зная куда податься. Потом решила протереть фары, вооружившись тряпкой, которая висела на заборе из колючей проволоки.
   - Мари, а у тебя хозяйственная сестрица оказалась, вон как фары тряпкой юзает, - сказал Соломон, раскуривая трубку. Мари закатила глаза:
   - Да она у меня вообще вундеркинд. Смотри какие книжки покупает, про квантовую физику, - Мари показала обложку моей книги.
   - Наверное ученой станет.
   - Кем угодно, лишь бы не шалавой, - сказала Мари. - Ты только прикинь, она считать на долларах научилась.
   - Так это она в тебя пошла.
   - А ты как думал?
   Протерев фары, я повесила тряпку обратно на колючую проволоку. Ветер был холодным, и я накинула на голову капюшон с ушками. Парни в спортивных костюмах прикручивали панели обратно.
   И когда мы собрались убраться отсюда к чертовой матери, Соломон крикнул:
   - И берегите себя. Я не переживу, если с вами что-нибудь случится.
   - Это ты береги себя, жирная свинья, - тихо прошипела Мари, захлопнув дверь. Костик дал газу, и я позволила себе расслабиться.
   Мы решили привести товар сразу, в небольшой городок под названием Баранский. В пункт назначения прибыли только ночью, все уставшие и вымотанные. Опять двери нашей машины разобрали, забрали пакеты с героином, и двери снова собрали. В этот раз мне было не страшно, хоть эти парни выглядели еще страшнее чем те, с которыми я познакомилась днем. Облокотившись об машину, я просто думала, чтоб эти неумехи крутили болты быстрее. Кажется, я научилась закатывать глаза как Мари.
    - А ты, Мелкая, не сдюжила сегодня, - сказал Костя, когда мы остановились в недорогом отеле. Очутившись в душном номере, он признался, - А мне вот почему-то было стремно.
   Мари ничего не говорила. Как она упала на кровать с дырявым одеялом, так и уснула, даже не смыв косметики. Я укрыла ее нашим лоскутным одеялом, и поцеловала в щеку. Мари улыбнулась, и поджала ноги к животу.
   Костик переоделся и умыл лицо. Спать ему не хотелось, и он предложил мне спуститься вниз и поесть в столовой. Есть хотелось жутко, и я согласилась.
   Мы заказали две порции пюре с жареной колбасой и компотом. Все было вкусно, и я заметила, что мы едим нормальную пищу, а не перебиваемся сладостями, гамбургерами, булочками и кофе. На такой диете я немного потолстела, и у меня округлились щеки.
   - Костик, расскажи, как вы познакомились? - спросила я, вытирая куском хлеба тарелку. Костик вздохнул, ему сейчас было не до воспоминаний. Однако он начал:
   - Мы повстречались в одном клубе, в котором давала концерт малоизвестная группа под названием "Аркаим". Ты бы слышала их музыку... Мари я заприметил у барной стойки, она пыталась развести бармена на сто грамм абсента. Просила так и эдак, а он только развел руками, мол наливать детям не положенно. Она тогда еще ходила со своим именем - Инга. Знаешь, она была вообще потерянной. Мелкой, но уже знающей жизнь. Из под крыла папаши она вырвалась в двенадцать лет. Жила на улице, спала на чердаке, и уже обзавелась криминальными знакомствами. Как и я. И мы были на том концерте. Солист был длинноволосым, бледным, в огромной бархатной рубахе. У него в волосах были розы, представляешь?
   Он пел на английском. Многие плакали. Инга плакала тоже. "Аркаим" порадовал своих фанатов новой песней, которую никто еще не слышал. В ней пелось про девушку, которая спрыгнула с обрыва. Но она не разбилась, та девушка полетела к Луне. И ее звали Мари.
    Я подошел к твоей сестре после концерта, хотел познакомиться. Она назвала себя Мари, а я представился Костиком. Мы выпили немного, поболтали о реалиях жизни. Я специально спаивал ее, чтобы стащить у нее золотое кольцо. Я же был вором. Но в итоге мы подрались, даже не помню из-за чего. Мари расцарапала мне всю рожу, а я сломал ей палец на ноге.
   Ну, а потом мы пошли ко мне, а я жил в сторожевой будке. Мы переспали. Потом разошлись.
   - Мари говорила, что вы потом встретились еще раз...
   - Да, так и было. Мы встретились на кастинге. Его устроил какой-то фотограф. Он выбрал нас, и предложил много денег за снимки. Потом мы вкурили, что урод хотел снять порно фильм. Короче, мы сломали ему камеру, фотоаппарат, потом сломали ему руку. Пока он орал, мы стащили все его золотые побрякушки, и сдали в ломбард. Деньги распили по полам, но расставаться мы при этом не хотели. Так и стали жить вместе.
   А потом мы узнали, что тот фотограф был паскудой садистом. Он снимал детское порно, а детей убивал. Он мог нас убить, но этого не произошло.
   - Чем вы вообще занимались?
   - Я тырил магнитолы и дорогие цацки у пьяных. Мари торговала наркотой, и занималась стриптизом в подпольном клубе для развратников. Потом мы познакомились со Спайкер, с другом, который разбирается в компьютере. Какое-то время мы работали на нее, и вскоре могли позволить себе сделать фальшивые документы, и купить тачку, пусть хоть старую и ржавую. Мы, благодаря этой тачке, занимались перевозом наркотиков, как сегодня.
   - "На нее"... Спайкер женщина?
   - Ага. Но она была не просто женщиной. Она оказалась компьютерным гением. В общем, сама с ней познакомишься, ей не терпится тебя увидеть.
   - А до встречи друг с другом вы чем занимались?
   Костику явно было неудобно, и он отвел глаза.
   - Вообще-то хотелось бы забыть то время... Ну, раз ты спросила, то я скажу. Так уж вышло, что после того, как Мари сбежала из дома, ей пришлось стать столбовой проституткой. Думаешь, откуда она знает про тех баб из автостоянок? Один ее клиент избил ее, и держал у себя дома прикованной к батарее. Он избивал ее проводом от кипятильника, насиловал, и снова избивал. - Костик оглянулся, и стал говорить тише, - Все-таки ей удалось освободить руки от наручников. Как? Одной Яхве известно. Она взяла кухонный нож, и убила урода, пока тот дрых.
   - Господи, - выдохнула я.
   - До моих четырнадцати лет у меня была такая-же судьба, как и у Мари. Я тогда был хлюпиком, и ошивался вместе с трансвеститами. Я тоже продавал себя, всем без разбору. Потом это меня сломало. Я уехал автостопом в другой город, и стал воровать.
   Я застыла с открытым ртом. Потом я пожалела, что спросила. Слезы хлынули из глаз, я спрыгнула со стула, и обняла Костика.
   - Мне так вас жалко, - прошептала я. Костик тоже обнял меня, буквально накрыл своим мускулистым телом.
   - Не реви, Мелкая. Все это в прошлом. Если постараться, то можно представить все прошедшее всего-лишь сном. Сейчас ведь все хорошо, правда?
   - Угу.
   - Теперь все будет иначе, лучше. На зиму мы арендуем домик в каком-нибудь Мухосранске, а этим летом может быть скатаемся на море. Теперь мы можем многое себе позволить. Представь, как будет круто?
   - Как хорошо, что я с вами. - сказала я, чувствуя запах мужских духов
   - Как хорошо, что это ты с нами, Мелкая. Если честно признаться, я был против того, чтобы Мари забирала тебя. Я думал, блин, и че с этой козявкой делать, но все изменилось, когда я увидел тебя рядом с Мари, еще в тот первый день. Увидел и подумал, вот теперь-то начнется веселье. Мари тебя любит. Это она из-за вредности все время ворчит и скандалит. Иначе она не может. Но я точно знаю, что ради тебя она готова перерезать глотку хоть самому Сатане. Ты то не жалеешь, что ты с нами?
   - Конечно нет, - помотала я головой, наконец-то отлепившись от Кости, - Я так рада, что вы меня забрали. Я вас так люблю.
   Мы поднялись в номер. Я легла рядом с Мари и обняла ее. Она проснулась и уставилась на меня:
   - Мелкая, какого хрена тебе надо? Отвали от меня, дай поспать.
    Но я не отвалила, а только крепче ее обняла. Мари сдалась, и обняла меня в ответ.

    Первый день лета мы решили отметить в торговом центре, купив новую одежду. Старую мы выбросили на помойку. Мне пришлось расстаться с розовыми любимыми колготками и всем тем, что меня все это время грело и защищало от ветра.
   Как всегда Костя куда-то исчез, туманно объяснив, что ему надо развеяться, то есть, как перевела Мари, чего-нибудь выпить.
   - Он же за рулем, - напомнила я сестре.
   - Ну и что? Все равно сейчас дождь идет, а в этом ТЦ он бара не найдет. - спокойно ответила Мари, приглядываясь к новым джинсам.
   Я сбегала в детский магазин одежды, и купила черный мрачный сарафан. К нему я подобрала лакированные ботиночки, и еще купила джинсы с блестками, и футболку с розовым пони, плюс розовую кофточку и розовые колготки. Естественно, у Мари мой выбор одежды вызвал легкое чувство тошноты. Она ненавидела блестки розовый цвет и единорогов.
   Еще мы задержались в парикмахерской - закрашивали русые отросшие корни. Мари вдруг резко встрепенулась, и сообщила:
   - Черт, а ведь в соседнем городе живет Сновидец.
   Я испугалась. Я знала так мало о Сновидце, что наделила его фигуру жуткими чертами. Ведь Мари и Костик говорили о нем с неким почтением, а если они так говорили, значит Сновидец обладал авторитетом. Вспомнив Соломона, я испугалась еще больше. Что могло быть авторитетней того толстяка, которому даже Мари хамила не без опаски?
   - Черт, ведь к нему нельзя с пустыми руками. Черт, - закипишила Мари, и чуть не убежала с немытой головой.
   - Мари, мне страшно, - призналась я.
   - Ты адекватная? Грех бояться Сновидца. Ему это не нравится.
   - Что теперь делать?
   - Смывать краску и искать Костю. Этот гад наверное поэтому-то и исчез.
   С пакетами, мы как угорелые понеслись к выходу. Автоматическая дверь едва успела перед нами открыться. Но на улице Костика мы не нашли, наш красный пикап стоял в одиночестве, и будто ждал нас как верный пес. Мы метнулись обратно в поисках Кости, но его было не видать.
   В итоге мы выдохлись, и стали ждать его на выходе. Мари курила, я молила Яхву, чтобы все прошло хорошо. Дождь усилился, выгоняя людей с улиц.
   - И долго мы будем гостить у него? - поинтересовалась я.
   - Черт знает. Может погостим пару часов, может останемся у него пережидать зиму. Все-таки весной и летом кататься более комфортно, а зимой - это зимой.
   Костик появился внезапно, как черт из табакерки. Он подкрался к Мари, и схватил ее. Та взвизгнула, и дала Костику кулаком в живот.
   - Дура, твою мать, - сказал Костик, согнувшись в три погибели. Мари потерла кулак, и сказала:
   - У меня рефлекс.
   Мы стали блуждать по городу, покупая подарки Сновидцу. Там купили пару кристаллов, тут мы приобрели серебряный перстень, а в магазине на центральной улице купили кучу разноцветных свечей и пару пузырьков с ароматическими маслами. Все купленное мы упаковали в коробку из под обуви, и поехали. Чем дальше от города, тем ближе к авторитетному Сновидцу, а значит тем страшнее становилось мне. Чтобы как-то отвлечься, я пыталась вникнуть в азы квантовой физики, но чем дольше я читала, тем больше ничего не понимала. Вообще-то книга оказалась бесполезной, только занимающей много места. Однако я не спешила расставаться с ней. Для меня она стала оберегом, и если что, этой книгой можно больно ударить.
   Погода сошла с ума. Загрохотал гром, темное небо осветилось фиолетовыми вспышками от молний. Дворники не справлялись с ливнем, видимость была плохая. Нам будто кто-то мешал.
   Но Мари и Костик были не преклонны, и упрямо настаивали на посещении Сновидца. Интересно, почему они относятся к нему как к божеству, почему они его так любят? И кто он такой, черт бы его побрал? Мы так хорошо жили, и никому не преклонялись. Я знала точно, Сновидец был так или иначе связан с мистикой - это я поняла из разговоров. Как ему удалось околдовать мою семью, которая до этого не подчинялась никому и никогда?
   Само по себе включилось радио, и мы вздрогнули от неожиданности. Костик ударил магнитолу кулаком, и радио заглохло. Потом машину на чем-то подбросило, и Костику пришлось свернуть на обочину и остановиться. Он вышел наружу, под холодный ливень. Господи, хоть бы это были неполадки с колесами, прошу, умоляю. Пусть лучше машина сломается, и мы никогда не доберемся до Сновидца.
   Костик открыл дверь и сел за руль весь сырой. Он завел машину, и сообщил:
   - Херня. Просто под колесо камень попал.
   - Вечно какая-то хрень творится с этой машиной, - пожаловалась Мари, ища сигареты, - То чертовы камни, то радио само включится. А помнишь как дверь заклинило? Может обратиться в авто-сервиз?
   - Не парься, малышка. Я знаю эту машину от колес и до последней гайки. Просто она проявляет характер.
   Я подумала: "Проявила бы она сострадание, и заглохла". Но у Красного монстра были другие планы, он слушался Костика, и ехал так как подобает.
   В седьмом часу вечера мы проехали город, и очутились в каком-то жутком районе. Пару раз я видела бомжей, а по остановкам ныкались гопники. Бегали лишайные собаки. Стены полупустых многоэтажек исписаны словами, которыми часто пользуется Мари, если что-то ее не устраивает.
   Мы поехали дальше, ближе к холму, заросшему ельником. Дома остались позади, теперь мы медленно плыли по грунтовой дороге, окруженные бесчисленными кирпичными гаражами с ржавыми крышами. Везде валялся мусор, в желтоватой траве чернели не догоревшие покрышки.
   Мы остановились, так как путь нам преграждал воняющий сбрасываемыми токсинами ручей. Через него был перекинут железный мостик, а дальше был невысокий холм, на котором стоял кирпичный дом. Дальше мы пошли пешком, поднялись на холм, на котором росли странные сосенки с искривленными стволами. Поднялись по двум ступенькам на открытую веранду, и столпились у двери, на которой висело небольшое зеркало.
   - Входите, - послышалось из-за двери, которая со скрипом открылась. Мы прошли в темный холл, разулись, и вошли в гостиную.
   Боже, - подумала я, - Сколько много разных бутылочек, сколько много трав. Все стены были завешаны пучками трав, чей запах чувствовался еще в холле. А сколько было много разных талисманов! Я даже забыла испугаться.
   Но самым главным украшением здесь был алтарь. Это была небольшая платформа, на которой стояла статуя Девы Марии с меня ростом. У ее ступ горели десятки свечей, на ее голове был венок из цветов. А ее лицо... Оно было таким реалистичным, что мне показалось, будто Дева Мария улыбнулась. Или это была игра света и теней, создаваемая золотым дрожащим светом горящих свечей?
   За столом у окна сидел человек. У него были длинные спутанные черные волосы, а глаза скрывались за круглыми зелеными стеклышками очков. Он смотрел на нас. Кожа его лица была настолько гладкой и бледной, что могла сравниться с белым фарфором.
   Человек улыбнулся и встал. Он поднял руки. Вдруг Мари с визгом бросилась к нему в объятия:
    - Господи, как я по тебе скучала...
   - Мы же виделись в последний раз месяц назад, - сказал человек, гладя Мари по спине. Не выдержал и Костик, и тоже обнял длинноволосого человека.
   Потом он посмотрел на меня.
   - Ну, я так и думал, - сказал он улыбаясь, - Копия Мари. Те же серые глазища, тот-же нос...
   - Здравствуйте, - пискнула я, и опустила голову. Человек подошел ко мне ближе, и вдруг мне захотелось посмотреть на него. Он снял очки, и, глядя ему в глаза, я будто бы исчезла. В его изумрудных глазах я видела тысячи Вселенных, мириады звезд. Его глаза - две бесконечности.
   Я не могла оторваться от этого зрелища. Неужели это все реально? Я могла бы стоять так часами, разглядывать парады планет, купаться в космических зеленых туманностях. Но добрый голос позвал меня откуда-то свыше, и я поняла, что продолжаю стоять и пялиться в глаза человеку, которого не знала.
   - Простите.
   - Ничего. Так тебя зовут Люба... А я Сновидец. Рад знакомству.
   Я пожала его руку, и почувствовала, как энергия серебряными лучиками засветилась в моем теле. "Черт возьми, да это же не человек" - подумала я.
   Как-то я очутилась на диване. Сидела между Мари и Костиком. Сновидец сел в кресло качалку напротив нас. Улыбаясь, он спросил:
   - Все тем-же занимаетесь?
   - А чем-же еще? - удивился Костик. - Ты то как?
   Я посмотрела на Костю как на идиота. Как он мог "тыкать" такому внеземному существу, как Сновидец?
   - Как всегда. Брожу по лесам, зажигаю и тушу свечи, воскуряю благовония в Ее честь. В последнюю неделю приношу Ей молоко.
   - Она здесь? - загадочно спросила Мари, окидывая взглядом гостиную.
   - Она там, - с улыбкой кивнул в сторону статуи Сновидец. Я заметила, что это была вовсе не гипсовая статуя, а фарфоровая. И она была не совсем статуей: у Нее были настоящие темные волосы, и Ее голову покрывала нежно голубая атласная накидка. В изящной левой руке Она держала серебряный кубок, в правой сжимала клинок острием вверх. И на Ее шее были бусы из речного жемчуга, самого редкого жемчуга во всем мире.
   Так-что это была не статуя. Своей реалистичностью Она напомнила мне большую куклу. Но могли ли сравниться с Ней куклы? Нет, Она была живой, и за именем Девы Марии слышался нежный вздох - Яхва.
   - Мы тебе презент собрали, - похвасталась Мари, держа в руках обувную коробку. Сновидец улыбнулся, и как маленький мальчишка начал канючить - что же там? Что же там? Он встал с кресла и с благоговением открыл коробку. Судя по улыбке, подарок пришелся ему по вкусу.
   - Как доехали-то? - спросил он, расставляя новые свечи на алтаре. Он зажег фитильки, и алтарь стал еще ярче. За Богиней на стене была натянута черная ткань, как фон. Она впитывала в себя весь свет, и казалась черной-причерной.
   - Нормально доехали. Так и думали, что в нас молния ударит, - сказала Мари.
   Сновидец расставил перед Богиней минералы, надел серебряный перстень на большой палец, и в дымящиеся кадильницы накапал ароматического масла. Запахло чем-то хвойным, приятным.
   - Зато днем жара была, - сказал Сновидец выбрасывая огарки свечей в керамический горшок, - Хотел сходить до родника воды набрать, да стало лень. До обеда выполнял заказы клиентов, а потом почувствовал, что вы приедете, и испек пирог.
   - Тот самый? Ягодный пирог? - оживился Костя.
   - Ну, другого печь я не умею, - усмехнулся Сновидец. Весь его вид излучал нечеловеческое спокойствие.
   Из под стола накрытого красной тканью, вылез белый кот. Он потянулся, зевнул, и посмотрел на меня. У него были странные глаза: один желтый, другой голубой.
   - Его зовут Ворон, - сказал мне Сновидец, когда я не удержалась, и взяла кота на руки. Он был очень крупным и тяжелым, размером с порядочную собаку. Ворон громко замурлыкал, и продолжил спать на моих коленях.
   - Завтра тоже будет дождь, - сообщил Сновидец, смотря в окно. - И послезавтра утром. Так что, боюсь, вы у меня задержитесь. К тому-же Ворону понравилась Люба. Ладно, хватит болтать, пойду нарежу пирог, а чай будем пить позже, когда стемнеет.
   Сновидец исчез, и я посмотрела на Мари. А ее взгляд будто бы говорил: "А ты, умалишенная, боялась". Костик встал с дивана, и с отвращением посмотрел на стол. Он крикнул:
   - Сновидец, брат, ты мне только скажи, накой черт тебе крысиные хвосты?
   - Я из них куклы вуду делаю, - крикнул в ответ Сновидец из кухни. Костик усмехнулся как человек, привыкший к всяким странностям. В комнате с тарелками в руках появился Сновидец, - И куда мне девать крыс, раз их ловит Ворон? Он любит оставлять на крыльце подарочки.
   Он подал тарелочку с немалым куском пирога мне, Мари, Костику. Немного оставил себе. Боже, даже тетя Катя так вкусно не пекла - пирог был самым вкусным из всех, что я пробовала.
   - Ну, в отличие от тети Кати я знаю секретный ингредиент, - сказал Сновидец, хитро улыбаясь. Как ему удалось прочесть мои мысли?
    Пока взрослые болтали о пустяках, я возилась с Вороном. Он был очень красивым, белым и пушистым как облачко. С ностальгией я вспомнила о своих кошках, о Пушинке и Тишке. Интересно, скучают ли они по мне? Ворон посмотрел мне в глаза. У него был очень мудрый взгляд, понимающий. В голове вдруг появилась уверенность, что Ворону десять лет. Этот котяра был старше меня, и видел он больше, чем я. И потому я прониклась к нему уважением. Но Ворон, не смотря на всю свою серьезность, был не против, чтобы ему почесали пузо. Он вертелся у меня на коленях и так и эдак, мурчал еще громче, а потом снова уснул.
   - Как это вам неудобно жить у меня? - нахмурился Сновидец, когда речь зашла о том, чтобы мы остались погостить подольше, - Я не прошу вас садится мне на шею, а прошу просто погостить недельку другую. А если вам неудобно, то для тебя, Константин, у меня есть колун и дрова, а для тебя Мари, гора немытой посуды и плита. Ты же знаешь, я ничего не умею готовить кроме ягодного пирога, и я питаюсь только тем, что приносят мне клиенты. Ну пожалуйста! Останьтесь!
   Мари и Костик посмотрели на меня, и поняли, что я не прочь остаться. Потом они посмотрели друг на друга, и будто спросили, а что их заставляет отказаться погостить недельку другую? Я то точно знала, что важных дел у нас никаких не было. К тому-же мы могли бы помочь Сновидцу по хозяйству.
   - Ну ты черт, уговорил все-таки, - рассмеялся Костик, и обнял невысокого щупленького Сновидца. Тот довольно улыбнулся.
    Стемнело. Сновидец включил свет, и я стала бродить по дому и разглядывать его убранство. В нем было очень много маленьких вещей, всяких колбочек, камушков, кореньев. В спальне Сновидца была только старинная кровать с резной спинкой, и больше ничего. Все стены были изрисованы таинственными знаками. А кухня ужаснула меня горой немытой посуды, и видом давно не вытряхиваемых пепельниц. Увидев кастрюли с зеленой плесенью, Мари пожалела, что осталась. Работы для нее было много.
   Я побежала за Вороном по деревянной лестнице, и очутилась на уютном чердаке. У витражного окошка стояло кресло, на подоконнике стояла большая красная свеча, и лежали пыльные книги. Вверху на балках гирляндами висели черные комочки - летучие мыши. Рядом с дверью стоял пыльный комод, над которым висело зеркало в резной деревянной оправе. Было страшно в него смотреть. В нем мое лицо казалось каким-то чужим, на меня смотрела незнакомка. В комоде были фотоальбомы с черно-белыми снимками. На одном я без труда узнала Сновидца, который стоял на фоне леса. С этим лесом было что-то не так. В его тенях прятались бледные призраки, я разглядела руки, ноги, лица.
   На другой фотографии какой-то усатый мужчина в одной руке держал рюмку, другой рукой он обнимал своего товарища...
   И третья рука была сунута в карман.
   Захлопнув альбом, я взяла другой, с бархатной обложкой. На первой сепейной фотографии Сновидец стоял в компании странно одетых людей. Все они были в белых балахонах, как и сам Сновидец. Все люди на снимке были очень красивыми, с доброжелательными улыбками. На второй фотографии Сновидец целовал в щеку девушку. Полистав альбом дальше, я опять увидела ужасы. Была сфотографирована дама в черном платье, и у нее на голове сидел кролик с обожженными лапками. На другой карточке была изображена свинья с зашитыми глазами.
    Я открыла альбом посередине. Сверху пискнула летучая мышь, Ворон навострил уши, и ловко запрыгнул на балку, обнюхивая мышь, которая расправила свои страшные кожистые крылья. Но Ворон не стал ее есть. Он развалился на балке и опять задремал, иногда одним желтым глазом поглядывая на меня.
   На фоне кирпичной стены стоял лысый человек. Он был одет в смирительную рубашку. Его нижняя челюсть свисала до солнечного сплетения...
   На другой фотографии была девушка, которая фотографировала себя в зеркале. Из ее рта выползала змея.
    На другой фото мальчишки прибивали гвоздями к кресту собаку. Под ними была фотокарточка, голой по пояс женщины. Вместо ее сосков были глаза. На другой странице был запечатлен огромный жирный червяк на полу. У него было человеческое лицо.
   Я убрала альбом, и задвинула ящик комода. Я стояла к зеркалу спиной, и была уверена, что стоит мне обернуться, как я увижу нечто страшное. Я обернулась, и увидела в отражении грязный матрас с боку от окна. Но его на самом деле не было. Будто из тумана на матрасе появились две голые фигуры. У них были бледные тела и длинные спутанные волосы. Когда они обернулись ко мне, я закричала и зажмурила глаза.
   Сновидец стоял у входа на чердак, скрестив руки на груди. Он улыбался. Я извинилась перед ним за то, что брала альбомы без его разрешения.
   - Эти снимки страшные, да, но они никому не могут причинить вреда. Они как унылые призраки, которым кажется, что они все еще живы. Некоторые из них даже никогда не были людьми, а многие явились не из нашего мира. Как тот мужчина с тремя руками.
   - Зачем вы это фотографировали?
   - Это моя работа - распознавать призраков, и изгонять их из людей. А фотография - самый верный инструмент, чтобы их обнаружить. Помнишь женщину с кроликом? Кролик оказался энергетическим трупом - не живым не мертвым, он был всего лишь клубком негативной энергии. А те люди с глазами вместо грудей, с огромными ртами... Они были психически больными. Они были одержимы злыми духами. Некоторых из них я держу при себе.
   - Зачем?
   - Им можно давать разные поручения. Например вылечить сыпь, или успокоить взбесившуюся собаку.
   - Понятно.
   - Ладно, пойдем. Все-таки эти вещи не для маленьких детей, хоть они и безобидны.
   Мы спускались по лестнице, и Сновидец вдруг спросил:
   - Кстати, а что ты увидела в зеркале?
   - Какие-то тени, - соврала я. А сама пыталась забыть бледных бесполых черноволосых близнецов, которые были как две капли воды похожи на Сновидца.
   С горячими кружками чая с мятой, мы вышли на открытую веранду и стали смотреть на город. Несмотря на его мрачность, ночью он был красивым, и переливался сотнями огоньков. Темные высокие здания, и из тысячи окошек лился желтый свет. Наш пикап утонул в тумане. Из-за белой густой дымки казалось, будто город парил. Ночь была фиолетовой, волшебной. И чай был вкусным.
   Мы опирались о деревянные перила, на которые ставили кружки. Так было удобно смотреть на город. Позади дома был лес. Тот самый лес из снимка, в котором прятались призраки. Только сейчас я их не боялась, со мной были Мари и Костик, а Сновидец обещал мне, что никакое плаксивое привидение не посмеет меня обидеть.
   Было так уютно и хорошо. Где-то крякала жаба, в лесу ухала сова. "Совы это не то, чем они кажутся" - вспомнила я слова Мари.
   "Огонь - иди за мной" - когда-то сказал Костя.
   - Теперь я понимаю, почему ты не хочешь переезжать в квартиру, - сказала Мари Сновидцу.
   - Осенью тут еще красивее, - ответил Сновидец.
   - Так хорошо, что даже думать не хочется, - сказал Костик.
   - Ты и так не думаешь, - фыркнула Мари.
   Снова закрапал дождик, подул сильный ветер. Туман разогнало, и я увидела нашу машину, одиноко стоящую среди унылых гаражей. Тебе еще долго придется нас ждать, - мысленно я сообщила ему. Сновидец улыбнулся мне, и я вдруг заметила, что что-то не так. Те фотографии были очень старыми, на них Сновидец был таким-же как и сейчас - красивым и молодым, ему нельзя было дать и двадцати пяти лет. Нет, он точно не человек, сказала я себе, изучая гордый профиль Сновидца. У него были очень красивые скулы. И если бы не его бархатный добрый голос, то его можно было бы принять за девушку.
   Те бесполые близнецы вспыхнули в моем сознании. Близнецы улыбнулись из темноты. У них даже не было пупков, значит их никто никогда не рожал. Это были не люди.

5
   Они родились ночью в полнолуние. Родились, и сразу закричали, да так, что сбежались все кошки, наверно думая, что где-то завелись озабоченные мартовские коты. Бабка повитуха нахмурилась, чтобы разглядеть у близнецов в ротиках что-то белое. Господи помилуй! Они родились сразу с зубами.
   И не было пуповин, которые она хотела отстричь кипяченными ножницами. Не было даже плаценты. Слух о странных младенцах разлетелся по всей деревне как эхо, и каждому крестьянину хотелось посмотреть на нечеловеческих малюток, которые были рождены обычной женщиной.
   У одного мальчика, самого голосистого, были голубые глаза. У его более спокойного братика глаза могли сравниться по зелени с изумрудом. А так близнецы ничем друг от друга не отличались, если не принимать в расчет их характеры.
   С каждым годом им все тяжелее и тяжелее давалась деревенская жизнь. Соседские мальчишки просили показать абсолютно гладкие животы без пупков, а потом в них кидали камни, засохшие коровьи лепешки, палки. Сначала близнецы терпели, а потом поняли, что детей против них настраивают богобоязненные родители.
   - Собака бежит за брошенной палкой. А лев бежит на того, кто эту палку кинул, - мудро изрек Зеленоглазый, разглядывая золотые пшеничные поля, в которых серпом орудовали взрослые.
   - К дьяволу их всех, - сказал Голубоглазый, смачно сплюнув, - Доживем до своего четырнадцатилетия, и сбежим. Здесь нам делать нечего.
   Им пришлось ждать три года. И чтобы оградить себя от нападок злых детей, близнецы пустили слух, будто они умеют наводить порчу. И больше никто их не обижал - никто не хотел иметь дело с темными силами.
   Близнецы хотели научиться читать и писать, но родители были против этого, будучи уверенными в том, что образованность - это привилегии богатых господ. Мальчикам было противно слушать холуйские разглагольствования своих необразованных родителей-крестьян, и они поняли, что не могут больше ждать - дорога манила их.
   Ночью они собрали все свои немногочисленные вещи в узелок, взяли в дорогу немного еды. И зашагали по дороге в сторону города. Ночь была теплой, блестели в черном бархате неба звезды. Близнецы шли молча. Они знали, что могут добиться всего того, чего захотят.
   И им повезло. Чтобы прокормить себя, мальчишки пели на улицах, и в их кружки сыпались звонкие монетки. Их заметил один ученый, который жил один, и нуждался в выполнении домашних обязанностей: наводить порядок, готовить, мыть полы, ходить на базар. Он предложил близнецам работу, которую согласился платить деньгами, и что самое главное - знаниями.
   За несколько лет они освоили счет, научились читать и писать. Теперь они могли устроиться на работу счетоводами, или охранять королевские библиотеки. Но дорога звала их, однажды ночью близнецы открыли глаза и поняли - надо уходить. Так-же как из деревни, они бежали из дома ученого ночью. Забрали свои вещи, и не смели прикарманивать чужого, все-таки опускаться до банальнейшего воровства близнецам было противно.
   Куда шли - они не знали. Но им было не страшно. В тот первый раз они были детьми, а сейчас они сбегали будучи красивыми юношами, они были сильными, и могли постоять друг за друга.
    И Судьба привела их в небольшой городок, где можно было остановиться. Только останавливаться было негде, на улице бушевала буря, и чтобы не умереть от холода, близнецы стучались в двери с просьбой о ночлеге. Но никто их не пускал. И тогда они, уже смирившиеся с близкой смертью, постучались в дверь самого крайнего дома, уже ни на что не надеясь. Им открыла пожилая женщина.
   - Господи, ребятки, проходите же, проходите. Какой изверг осмелился выгнать таких красивых молодых людей в такую погоду? Господи, да садитесь же вы ближе к печи, не стесняйтесь. Сейчас я вас накормлю.
   Старушку звали Иванкой, и ей было шестьдесят лет. Она накормила близнецов кашей, затем села напротив них, и стала распрашивать их, попутно заплетая на боку косу из густых седых волос.
   - Вижу - не местные. Если бы вы были местными, то вы бы предпочли умереть, чем стучать в мою дверь, - сказала старушка, блестя живыми черненькими глазками.
   - Почему? - спросил Зеленоглазый.
   - Местные жители боятся меня, они думают, что я ведьма. Только иногда некоторые женщины не противятся приходить ко мне за лечебными сборами. А некоторые - глупые, уговаривали меня дать приворотное зелье. Только они не знают, что приворот, это в тысячу раз хуже, чем самая страшная порча.
   - Раз вы не ведьма, тогда откуда вы знаете, что приворот хуже порчи? - спросил Голубоглазый, нахмурив брови.
   - А я и не говорила, что местные жители были не правы по отношению ко мне. Да, я - ведьма. Но я никогда не делала ничего плохого.
   Иванка постелила близнецам рядом с печью, чтобы они не мерзли. Когда юноши уснули, старушка открыла потайную дверцу в полу, и ловко спрыгнула вниз, ориентируясь в темном подвале исключительно по памяти. Она запалила свечи, и села на голый холодный пол перед статуей Девы Марии. Она закрыла глаза, и прошептала молитву. Она поблагодарила Богиню за представленный ей случай передать свои знания. Близнецы были прекрасными сосудами для знаний, которые брали исток из тех времен, когда еще у Земли не было Луны. А Луна сегодня была розовой - значит грянут перемены. И Иванка точно знала, что будут перемены к лучшему, и она может спокойно умереть.
   Близнецам нравилось заниматься физическим трудом. Они накололи старой бабке дров, наносили в котел чистой воды из родника, отремонтировали протекающую крышу, подмазали глиной печку. А затем выгнали Иванку полоть огороды, и когда та вернулась уставшая - обнаружила свою кухню чистой, убранной. Такого порядка в доме не было тридцать лет! А работнички тем времени спали у печи, обняв друг друга. Иванка отварила кампота из сушеных яблок, достала из закромов вишневое варенье на меду. Она разбудила ребят, и вместе с ними доела вчерашнюю кашу. А потом налила им в кружки вкусного кампоту, дала каждому по чистой ложке, и двинула им банку вишневого варенья.
   - Ешьте. Заслужили. Порадовали бабку.
   Иванка стала обучать близнецов своему ремеслу. Они ходили с ней в лес, и прежде чем нарвать зверобою, разливали молоко на корни столетнего дуба. Так они задабривали Лешего.
   - А теперь, хорошие мои, я научу вас, как надо правильно смешивать травы и жир, чтобы получить целебную мазь.
   И один близнец перетирал нужные травы в каменной ступке, а другой осторожно вливал в смесь растопленный бараний жир.
   Они научились всему. Они запомнили правила. Они стали достойными учениками Иванки, и та гордилась ими. Настал момент научить их самому главному - как слышать Ее, и быть с Ней рядом.
   Иванка показала близнецам подвал, и те поклонились Яхве, принося Ей в жертву собственную кровь.
   - Она - Великая Мать. Она - Природа, и ей подчиняется все, что мы видим. С помощью лунных суток Она учит нас древним циклам, все живое на свете - Ее дети, так-же как и вы, мальчики. Любите Ее, и Она будет любить вас в триедино сильнее. Слушайте Ее советы, и вы никогда не ошибетесь. Теперь вы помолвлены с Ней.
    Когда настало время возвращаться к звездам, Иванка созвала своих помощников, и сказала:
   - Я умираю. Теперь вы заняли мое место. Теперь вам придется защищать Ее образ от варваров, теперь вам придется воскурять в Ее честь благовония.
   Итак, ребята. Скоро настанет война. И когда вы услышите первый пушечный залп, заверните Ее образ четырежды в овечьи шкуры, а потом обвяжите льняной тканью. Похороните ее в том месте, в которое вы вернетесь. Богиня не оставит вас, она защитит вас от вражеских сабель. А когда война кончится, разройте ее могилу, и доставьте туда, где вы на долгое время осядете.
   Когда я умру, похороните меня в лесу, а дом мой подожгите. Такова моя воля. Ну, не поминайте лихом...
   Когда Иванка испустила дух, Зеленоглазый мог поклясться, что видел, как из ее морщинистого беззубого рта вылетела птица. Его за плечи обнял Голубоглазый. И как хотела старуха, близнецы похоронили с почестями в лесу, а статую Девы Марии закопали так, как их учила Иванка. Место они пометили тремя валунами. И, забрав свои вещи, они подожгли избушку, и поспешили скрыться.
   И так они блуждали всю войну, оставшись целыми и невредимыми. И после войны блуждали, надеясь найти место, в котором бы им захотелось остаться навсегда.
  И в начале девятнадцатого века они перебрались в Россию. Близнецы обучились местному языку, и уехали в небольшой город при Святом озере. Они полюбили Рысьегорск всем сердцем, и теперь они точно знали, что их место - здесь. Они построили домик на холме, и стали зарабатывать гаданием на картах Таро, и колдовстве. Они не спешили привозить сюда Ее лик. Близнецы чувствовали, что через пол века опять начнется война, в которой брат пойдет против брата. Императорская семья уже была мертва, и Россию ждали мучительные и болезненные перемены. И не успела она отдохнуть от репрессий, как началась Великая Отечественная война. Близнецы ушли на фронт, и так вышло, что Судьбе захотелось разъединить необычных детей луны.
   И когда кончилась война, к домику на холме пришел только Зеленоглазый. Он отремонтировал дом, закрасил свастики, нарисованные фашистами на стенах. Жизнь начиналась заново. Новая жизнь на старой крови.
   - Тебе нельзя там жить, - однажды сказала Зеленоглазому женщина, с которой он познакомился. Она была доктором медицинских наук.
   - Почему?
   - То поле за твоим домом... Там расстреливали детей, и хоронили их в братских могилах. Там земля кровью невинных пропитана.
    Зеленоглазый не знал, что в таком случае говорят. Ему было больше трехсот лет, и он думал, что теперь-то видел все, но Судьба подносила ему вещи, с которыми он сталкивался впервые. Правильно говорят русские - век живи, век учись.
   Теперь то он точно знал - настало тихое время. Только сердце Зеленоглазого тосковало по брату, буквально обливалось кровью. Где он? Что он сейчас делал? Зеленоглазый задавал себе сотни вопросов, но никогда себя не спрашивал - жив ли вообще его Голубоглазый брат? Он знал - его брат был живым. Все-таки они доживали четвертый век, а значит проживут еще столько-же, как пить дать.
   Зеленоглазый вернулся на свою родину. Он нашел могилку Иванки, принес ей охапку белых роз. Затем, он с некоторым волнением откатил в стороны три валуна, и выкопал Ее. Странно, но овечьи шкуры за такое долгое время нахождения в земле не сгнили. Они были чистыми, будто Зеленоглазый хоронил статую только вчера.
    Когда он привез Ее в Россию, ее фарфоровые руки покрылись капельками мирры. Сочтя это добрым знаком, Зеленоглазый занялся образованием, и вскоре стал ученым метафизиком. Он ездил по всей стране, и с помощью фотоаппарата "Восток" запечатлевал тех, кого раньше прозвали бы демонами, чертями. Он помогал психиатрам лечить шизофреников, а вскоре и вовсе решил посвятить свою жизнь древнему ремеслу - колдовству.
   Он вернулся домой, и стал помогать тем, кто в нем нуждался. Зеленоглазый верил, что однажды в его дверь постучит брат, но время шло, и рана на сердце стала затягиваться.
***
   Я лежала на большой кровати и плакала. Сон был таким реальным и грустным, что я проспала дольше всех, хотя обычно засыпала последней, и просыпалась рано, еще до того, как проснутся Мари и Костик.
   Я слышала их веселые голоса на кухне. Похоже опять обкурились какой-нибудь дрянью. А мне было не весело. Я пыталась переварить увиденное сновидение, но мне все время казалось, будто эта история случилась именно со мной. Было странное чувство - я казалась себе древней и бессмертной, хотя продолжала оставаться обычной маленькой девочкой. Правильно сказал Сновидец вчера на чердаке - все эти вещи не для маленьких детей.
   Найдя силы оторваться от подушки, я поплелась на кухню, шаркая по пыльному полу тапочками. За окном до сих пор моросило. Потом я посмотрела на троих дорогих мне людей. Они занимались тем, что потрошили окурки в пепельницах, и табак высыпали в баночку. Когда я появилась, все уставились на меня.
    - О, очухалась, - подняла тонкую бровь Мари. Она моргнула, потом засмеялась. Я пощупала свои волосы - прямо настоящий взрыв на макаронной фабрике, или как говорил Костя "А-ля Роберт Смит".
   Я села на табуретку, и в моем животе красноречиво заурчало. В шкафах дома Сновидца ничего съестного не нашлось, мы нашли только порошки, травы, заспиртованных червей и насекомых.
   Мари с Костиком решили прокатиться до продуктового магазина, позвали меня с собой, но мне хотелось остаться, и рассказать Сновидцу сон, который я сегодня видела.
   Мы вышли на веранду, и я взглянула на невысокий лесок за домом. Вчера на фотографии со Сновидцем, я увидела десятки привидений, которые прятались в тени леса. Я пыталась вообразить, как же так можно, убивать беззащитных детей, и хоронить их в яме?
   Как всегда Сновидец прочел мои мысли:
    - Фашисты сначала вырывали глубокий ров, и по его краям расставляли детей. Им стреляли в спины, и они падали в яму. А потом фашисты закапывали тела, и через три метра вырывали новый ров. Они называли это "удобрением".
   - Бедные. Они же ничего не сделали.
   - Ты права. Но всеобщее безумие и не до такого может дойти. В свое время, когда я был еще твоего возраста, на кострах сжигали ведьм, хотя никакими ведьмами те женщины не были. Это тоже было страшно и бесчеловечно.
   Мы замолчали, разглядывая грядки с чахлым луком и чесноком. Сновидец нарушил тишину первым:
   - Знаешь, а им там понравилось, - кивнул в сторону леса Сновидец, - Они там играют друг с другом. Какая-бы тихая погода не была, листва того леса всегда шелестит. Это они так играют. А ночью можно услышать их звонкий смех.
   - Значит у них все хорошо?
   - Видимо так. Они не говорят со мной, видимо еще не могут привыкнуть к тому, что я вижу их, когда другие не видят.
    - Я не вижу, - сказала я.
    - Потому-что ты другая. Если бы ты видела то, что я вижу, ты бы сошла с ума. А я закаленный. Все-таки прожитые века не прошли даром.
   Я взглянула на него, он стоял с закрытыми глазами. Он был таким красивым, что я не удержалась, и взяла его за руку. Сновидец улыбнулся, и посмотрел на меня сквозь зеленые стеклышки очков. Он сказал:
    - Тебе повезло с семьей. Многие бы душу отдали за то, чтобы быть на твоем месте. Ты свободна, и это самое ценное сокровище. И еще важна молодость. Пока ты молода, весь мир у твоих ног. Но когда ты станешь старой, а этого, к сожалению не избежать, - ты можешь обнаружить себя у ног мира.
   - Почему тогда ты вечно молодой?
   - Стареют люди, а я - не человек. Мой брат тоже не человек. Мы сами не знаем, кем являемся. Наверное мы - исключение из правил. Знаешь, когда мы родились - а мы родились сразу с зубами, что противоречит законам Природы - нас могли бросить в костер вместе с нашей матерью, ведь мы были другими. Но нас никогда не обвиняли в сатанинских связях, не говорили, что мы колдуны. Люди понимали, что мы иные, и старались на остальном закрывать глаза. Наверное, это Она нас хранила. Она бы не позволила, чтобы с нами что-нибудь случилось. Потому мы ничего не боялись, кроме Ее самой. Но Ее бояться не нужно.
    - У тебя правда пупка нет? - наконец-таки я задала давно мучающий меня вопрос. Вместо ответа Сновидец задрал на животе свитер, и я увидела, что на идеально белой коже пупка не было.
   - Вчера я увидела в твоих глазах что-то странное, - сказала я, вытянув руку, чтобы ощутить мелкие капли дождя.
    - Ты видела не мои глаза, - сказал Сновидец, прикурив самокрутку, - Это были глаза Яхвы. Смотри, у меня обычные зеленые глаза.
    Он поднял очки, и я увидела обычные человеческие глаза. Просто они были неправдоподобного зеленого цвета, как первая весенняя травка.
    - Не понимаю, - нахмурилась я, - Как это можно прожить больше четырехсот лет? Это же так долго.
   - Просто год пролетает как один день. А один день длится как целый год.
   - Скажи, а ты все знаешь? - с надеждой в глазах спросила я.
   - Не знаю, - пожал плечами он, - А что тебя интересует?
   - Скажи пожалуйста, кто мой отец?
    Сновидец шумно выдохнул, задрав голову и посмотрев на крышу. Я поняла, что он что-то знает, но врятли я узнаю об этом.
    - Если я тебе скажу, Мари закопает меня в моем-же огороде, - попытался отшутиться Сновидец, пряча глаза. Так я и думала - точно что-то знает.
   - Тогда скажи, что ждет меня в будущем?
   - У меня есть один запрет. Я не имею права заглядывать в будущее моих друзей. Во-первых я боюсь увидеть там нечто страшное. Во-вторых людям лучше не знать своего будущего.
   - Но другим ты предсказываешь судьбу, - сказала я.
   - Только лишь потому, что их судьбы меня не заботят. Если они умрут, я не стану по ним плакать.
   - Это как-то некрасиво звучит, - наморщив лоб, сказала я.
    - А когда правда была красивой? Ладно, хватит мерзнуть. Чувствую, сейчас твои приедут. Будем завтракать, - Сновидец вздохнул.
    - А что будет есть Ворон?
    - Не знаю. Я его не кормлю. Он сам добывает пищу. Наверное ловит птиц в лесу. А крыс и мышей он только убивает, но не ест.
    - Как-же тебе его не жалко? Вдруг он голодный? Зачем ты так с Вороном? - начала скандалить я. Сновидец лишь расхохотался, и велел идти домой. Я поняла, что опять осталась дурочкой. Где ж это видано, чтобы шестилетняя сикушка отчитывала древнее нечеловеческое существо? Однако Сновидец мне рассказал, почему он не кормит Ворона:
   - Если я начну его кормить, он станет зависимым от меня, следовательно потеряет право быть свободным. А свобода - это самое главное в жизни, особенно в жизни гордого кота, который, между прочим, на четыре года старше тебя.
   - Так я и думала, что ему десять лет.
   Мари с Костиком столько напокупали, что Сновидцу и Костику пришлось два раза бегать к машине за пакетами. Конечно, в такой грязи на кухне никто не отважился завтракать, и потому все принялись за уборку.
    Сначала надо было помыть посуду, и Мари справедливо решила, что лучше это сделать на улице. Я носила ей грязные тарелки и кастрюли, а она бедная, устроившись на веранде, очищала тарелки от плесени и личинок, проклиная Сновидца, себя, и весь род человеческий.
   Костик вытащил с кухни всю мебель, а Сновидец начал оттирать стены от наслоений жира и пыли. Самое сложное было отмыть деревянный пол. Мари предложила намочить его, и оттереть с мелким песком. Так и сделали, и вскоре пол стал как новым, а намытое с уксусом окно пропускало больше света. Отмыв шкафы, стол и холодильник, мы задвинули их обратно на кухню, и по своим местам разложили по своим местам чистую посуду.
    Сновидец затопил печь, а Мари, причитая, чистила картошку. Костик колол дрова на заднем дворе, а я стала бродить по дому как неприкаянная. Забралась на стул за столом у окна, и обнаружила рядом с огарком свечей вязанку крысиных хвостов. На досочке лежала маленькая куколка, вместо рук и ног которой были крысиные засохшие хвосты. Фу, ну и гадость!
   А окно выходило на город. Только из-за дождя он был не таким красивым как вчера. На подоконнике, между зелеными свечами сохли бутоны красных роз. Я взяла один, и вдохнула его запах. Пахло гнилой травой.
    Однако меня тянуло на чердак. Все-таки я вчера отодвинула не все ящики комода, и мне было интересно, увижу ли я близнецов снова? Но только мне не хотелось подниматься наверх одной. Я кискала Ворона, но, наверное, он был на улице - искал пропитание.
    Нет, Ворон ждал меня на чердаке, лежа на балке рядом с попискивающими летучими мышами. Он смотрел на меня, будто хотел сказать: "И чем ты намерена здесь заняться?"
    - Не переживай. Я только посмотрю, что лежит внутри. А к альбомам я и в жизнь не прикоснусь, - сказала я коту, и тот успокоившись, принялся вылизывать лапы.
    Несмотря на то, что я прониклась к Сновидцу самыми теплыми чувствами, у меня было ощущение, будто он не видел разницы между прекрасным и отвратительным. Алтарь был красивым, вид из окна тоже. Сухие цветы напоминали о чем-то теплом, а на разноцветный чердачный витраж хотелось любоваться часами.
   Но крысиные хвосты, вонючий ручей внизу, и отвратительные фотографии - вызывали отвращение, и эти вещи придавали Сновидцу не лестные качества. Да, он был добрым и хорошим, но у меня навечно остался зуд под кожей из-за этих мерзких фетишей. Несмотря на все совершенство Сновидца, в чем-то он казался мне существом гадким. Как те близнецы из видения в зеркале.
    И к списку отвратительных вещей прибавилась засушенная человеческая рука, которую я обнаружила в ящике под фотографиями. Зачем она нужна? И вообще, где он достал эту руку?
    Вместе с рукой я обнаружила пожелтевшие перевязанные письма на непонятном языке, мешочек с разноцветными стеклянными бусинами, которые я, конечно-же, сунула в карман кофты. Сегодня вечером я решила сделать себе бусы.
    В шелковом платочке я обнаружила трех засушенных жаб. Только после вяленой руки они не произвели на меня должного впечатления. А самый нижний ящик в левом ряду порадовал меня шкатулкой со старинными драгоценностями. Боже, я никогда не видела такой красоты! Эти украшения были красивее тех, которые мы рассматривали с Мари в отделе бижутерии!
    Я взглянула на Ворона. Он фыркнул. Наверное он не будет против, если я рассмотрю каждое украшение получше. Черт меня за ногу - да я ведь знала, что найду на этом чердаке кое-что интересненькое!
    Нитки жемчуга, золотые и серебряные цепочки. Прекрасные перстни и кольца со всеми видами драгоценных камней. Прозрачные как капельки воды алмазы, зеленые как глаза Сновидца изумруды, золотистые камешки янтаря, голубые как небеса топазы. Всевозможные виды сережек и клипс. Ну блин, Мари же обещала проколоть мне уши, и опять забыла. Так-что серьги мне не примерить.
   Надев все украшения на себя, я посмотрелась в зеркало. Ни дать не взять - новогодняя елка. Все с себя сняв, я убрала украшения обратно в шкатулку. Кажется я поняла, почему у Сновидца так много ценных украшений. Ведь он помогал людям, и люди не всегда могли отблагодарить его деньгами. Поэтому ему дарили украшения.
   Убрав шкатулку на место, я отодвинула верхний ящик справа. Нашла рваные пожелтевшие кружева, шнурки, три черных галстука. В нижнем ящике обнаружилась старая записная книжка. В ней ничего интересного было не написано, только имена и даты встреч. Первая надпись датировалась 1957 годом.
   А в нижнем ящике жила мышь. Она прогрызла себе вход в углу, и натаскала в ящик опилок и веревочек. Рядом с гнездышком лежала шелуха от семечек и злаков.
   Подойдя к витражу, я поймала в руки синий лучик, потом красный и зеленый. Стало скучно.
   - Мелкая? - заорала внизу Мари, - Где ты, мразь?
   - Сама мразь. Я на чердаке, - крикнула я в ответ. Я еле еле достала Ворона с балки, и понеслась с ним в обнимку вниз по скрипучим ступенькам.
    Все сидели за столом, ждали меня. Я села на стул, и налила горячий чай с чашки в блюдце. Пофукала, и стала хлебать чай прямо с блюдца.
   - Во деревня, - сказал Костик. Он взял чашку оттопырив мизинец. Я пнула его ногой, и он пригрозил мне кулаком.
   Съев весь зефир и послушав скучную болтовню взрослых, я взяла свой портфель с книжками на чердак. Села в кресло у окна, и стала решать примеры. Как вечное напоминание о знаниях, которые я могу получить, я выгрузила из рюкзачка том квантовой физики, и положила его на подоконник. Между его страниц я хранила деньги, которыми брезговала пользоваться Мари. "Не размениваюсь на мелочь" - всегда говорила она. 

6
    Вечер был солнечным, и я целый час гуляла по холму. Подходила к лесу, всматривалась в его черные глубины - пыталась разглядеть призраков убитых детей. Побродила среди грядок с пряными травами, сунула нос в дровяник, где Костик колол дрова и матерился.
   Когда стемнело, Сновидец зажег в гостиной свечи. В серебряную старинную чашу он налил молоко и поставил на алтарь. Все загадочно улыбались, и только одна я ничего не понимала.
   - Вы уверены, что хотите сделать это здесь? В сильной энергетической зоне? Напомню, что тут даже телефоны отказывают, а стрелка компаса крутится волчком. - сказал Сновидец, сев в кресло. Мари и Костик нервничали, и я было подумала, что они решили заняться кое-чем - что я видела в порно - здесь. Но Костик достал из кармана джинс маленький пакетик, и я вздохнула с облегчением.
   - Не переживай, Сновидец. Иногда надо позволить себе расслабиться, - замурлыкала Мари, - Если бы я не принимала иногда наркоту, эти двое говнюков точно довели бы меня до белого каления.
  И она показала своим наманекюренным пальцем на меня и Костика. Тот вытащил из пакетика три маленьких картонных квадратика, пропитанных ЛСД. С этим дерьмом я уже была знакома.
   - Ладно, - согласился Сновидец, - Но если меня начнет тележить, то за себя я не ручаюсь.
   Вся пресвятая троица заглотила маленькие картонки, а потом Костя притащил проигрыватель и коробку с пластинками. Музыка была очень странной. Она звучала из всех углов гостиной одновременно. Зловещим эхом повторялись тяжелые ударные партии, электро-гитара издавала мрачные звуки.
    Вскоре все кроме меня отъехали. Мари сползла с дивана на пол, и стала смеяться, разглядывая белый потолок. Костя начал чесаться, утверждая, что по нему ползают красные светящиеся насекомые. Сновидец топтался на месте, покачиваясь в ритме трансовой музыки.
   Я вернула бегунок проигрывателя на первую дорожку пластинки, и музыка заиграла снова. Одной мне было скучно. Мои обдолбанные приятели лишь немного пугали и внушали отвращение. Наркоманы! И как назло Ворон блуждал в лесах, так-что я была совсем одна.
   Нет, не одна. Яхва улыбнулась мне, и я решила выкинуть в горшочек огарки свечей с алтаря. Было приятно чувствовать себя полезной. Если бы было можно, то я бы ухаживала за Ее ликом всю жизнь. Аккуратно собрав пепел от ароматических палочек, я сдунула его в открытое окно. Яхва засветилась для меня с благодарностью. Ну уж нет, из-за скуки я начала говорить сама с собой и выдумывать.
   "Да пошли вы все на хрен" - подумала я, и вытащила из кармана беспомощного Кости пакетик с кислотой. Решившись, я проглотила сразу два квадратика, чтобы меня точно "вставило".
   На чердаке висели летучие мыши. И я пошла к ним, освещая себе путь большой свечой с лавандовым ароматом. Сейчас я была рада любой компании. Я попыталась залезть к ним на балки, но только грохнулась всей Любой на пол. Досадила только коленку, так что я не стала ныть и орать, причем было некому меня утешить. Я рассмеялась, потому-что раньше я специально падала, чтобы на меня обратили внимание и пожалели. С Мари такой трюк прокатывал редко.
    Мыши летали над кровлей. Они выбирались через дыру в крыше, и ловили в темноте насекомых. Или это были летучие мыши вампиры...
   Сев в кресло, я запалила вторую свечу, чтобы было светлее. И подумала - какое удовольствие могут испытывать люди, глотая обычный картон? Я проглотила две штучки, и мне хоть бы что.
    Думала я, пока не попыталась встать...
    Я обнаружила, что моя спина и задница прилипли к креслу, будто я стала восковой, и вдруг наполовину растаяла, пропитав собой подушки кресла. Потом я долго пялилась на огоньки свечей, пока не смогла отлипнуть, и уйти из чердака подальше. Я начала спускаться по лестнице, и спускалась, и спускалась, и ступеньки не желали кончаться, увлекая меня вниз. Я спускалась целый час, и за окном стало совсем темно.
   Дева Мария светилась ровным серебристым светом. Я подошла к Ней, и стала собирать этот свет руками, пытаясь втереть его в свою кожу. Но я светилась своим неповторимым цветом: нежно-розовым и сиреневым. Из разбитой коленки света выходило больше, и я логично предположила, что раны для этого света - как пробоины. Мари светилась глубоким красным цветом, почти пурпурным. А Костик был как солнышко оранжевым!
   Свет от тела Сновидца напоминал перламутр, или бензиновые радужные разводы.
   Вдруг мне стало душно и жарко. Я почувствовала жар от десятков свечей, я будто бы находилась рядом с костром. Выйдя на улицу, я почувствовала себя гораздо лучше. Я решила прогуляться в лесу, причем все деревья светились приятно-зеленым светом, и их ветви на фоне черного неба создавали над моей головой плетеный купол. Красотища!
   Сначала был только туман. И из него начали появляться дети. Они были полупрозрачными, будто были созданы из голубоватого сигаретного дыма.
   - Здравствуй, Люба!
   - Привет.
   - Иди к нам играть.
   - Давай кружиться в хороводе.
   Звонкие голоса окружали меня, и я улыбалась им. Как мне этого не хватало - игр с другими детьми. Я вспомнила про Алю, и кажется среди привидений я видела девочку похожую на нее. А детей было очень много, и все они были такими красивыми, пульсирующими нежным светом. И эти деревья, и эта трава... Я будто бы попала в какой-то параллельный мир, где всему положено святиться неоновым светом.
   - Любаша, - нараспев позвала меня девочка с распущенными волосами. Она держала в руках медвежонка. Мы сели с ней на камень, и я спросила, как ее зовут.
   - Я тоже Любаша. Давай дружить?
   - Давай, - с радостью согласилась я, и Люба разрешила подержать в руках ее эфемерного медвежонка.
   Вдруг я вспомнила судьбу этих детей, которые сейчас пели и кружились в хороводе. У них были странные простые одеяния, а один мальчик вообще разгуливал в огромном взрослом пальто. Медвежонок был простым и не замысловатым. Но эту игрушку любила Любаша. Она обнимала медвежонка, стоя на краю рва, возможно игрушка напоминала девочке о родителях, которые больше никогда не увидят свою дочь.
   Я заплакала.
   - Перестань. Все же позади, верно? - улыбнулась Любаша, вытирая мои слезы. - А где твои родители?
   - Мама умерла, а папы я не знаю, - сказала я, гладя голову мишке.
   - Мари твоя сестра, да?
   - Угу, - сквозь слезы улыбнулась я. Я вернула мишку Любе, и мы обнялись. А потом взялись за руки и стали кружиться быстрее и быстрее.
   - С нами правда весело? - спросила Люба.
   - Очень. Только я не смогу вас больше увидеть, Костик больше не даст мне кислоты. Я и так ее приняла без его разрешения.
   - Брось, - махнула Люба рукой. - Не обязательно нас видеть, чтобы дружить. Главное, что мы видим тебя. Только ты не забывай про нас.
   - Я никогда о вас не забуду, - поклялась я.
   Вдруг призраки перестали играть и петь, и стали смотреть мне за спину. Люба погладила меня по руке, и сказала:
   - Это к тебе.
   Обернувшись, я увидела высокую женщину в белом сарфане. Она светилась серебряным и нежно-голубым ровным сиянием. Улыбнувшись, она махнула мне рукой, и я посмотрела на Любу, спросив у нее разрешения отойти. Она с улыбкой кивнула, и я побежала к высокой женщине.
    Взяв меня за руку, она присела на корточки, и заправила выбившуюся прядь волос мне за ухо. Я не могла отвести от нее глаз, она казалась мне до боли знакомой, но я не помнила, где бы я могла ее видеть.
   - Ну как ты, Люба? - спросила она, заглядывая в мои глаза.
   - Очень хорошо. Я путешествую с сестрой, читаю книжки. Мне очень хорошо с ней, и с ее парнем. Он стал моим другом, - рассказала я.
    - Я уже поговорила с Мари, - сообщила незнакомка, - Она любит тебя, и она хочет, чтобы ты была счастлива. Ты прости ее, если она не говорит тебе этих слов. Мари всегда хотела казаться сильной и непробиваемой, но внутри она мягкая и хорошая. Ты стала для нее смыслом жизни.
   - А откуда вы знаете Мари?
   - А вот, - хитро сощурилась женщина. Она села на землю, и я составила ей компанию, усевшись как йог.
   - А вы говорили с Костиком? О чем думает он? - спросила я.
   - Он очень хороший парень. Чтобы это понять, мне не необязательно было с ним говорить, к тому-же он прибывал в своем собственном мире, и я не могла в него попасть. Константин тоже тебя любит. Он ваш защитник, и пусть хоть Мари и берет на себя всю ответственность, но многое зависит от него.
   - Я всегда это знала. Кажется, я счастлива, - улыбнулась я, разглядывая светящиеся травинки.
   - Только кажется?
   - Ну, я в этом уверенна. Скажите, а Костя не будет ругаться из-за того, что я закинулась кислотой?
   - Для приличия, он, конечно, поворчит, но тебе нечего бояться. Что должно было произойти, то и произошло. Тем более дети очень хотели с тобой познакомиться.
    - Так значит я закинулась не по своей воле?
    - По своей. Просто мы тебе немного помогли, чтобы ты смогла нас увидеть.
    Женщина поднялась, и подала мне руку. Я тоже встала на ноги, и мы пошли к детям. Среди них я сразу нашла Любу. Она единственная была с распущенными волосами, в мужском пиджаке, и с мишкой. Мы сразу взялись за руки.
    Ночь была такой волшебной, такой долгой и прекрасной. Но я знала, что когда-нибудь она кончится, и как в сказке Золушка, кажущиеся волшебными вещи снова станут обычными, и больше я никогда не увижу своих новых друзей. Так хотелось, чтобы это никогда не кончалось, но небо на востоке стало красным, и мне пришлось попрощаться с Любой и другими детьми, с которыми я играла целую ночь. Я взяла женщину за руку - все то время она находилась в стороне, и с улыбкой наблюдала за нами. Она повела меня в дом, сказав:
   - Волшебство существует, Солнышко. Важно верить в него, и хранить память о нем в сердце. Пусть ты и перестанешь видеть нас, но мы никогда не оставим тебя одну, помни об этом.
   - Мне так не хочется с вами прощаться, - сказала я, чувствуя горькие слезы. В горле стало больно, я захныкала.
   - Нам тоже, но мы живем в разных мирах. И потом, как без тебя будут жить Мари и Костя? Ты очень важна для них, и мы не можем отобрать тебя у людей, которые любят тебя.
   - Почему не может быть по другому?
   Она не ответила. Женщина остановилась в гостиной, взглянув на меня последний раз. Она пошла к алтарю, и с каждым шагом она уменьшалась, пока не превратилась в Деву Марию.
   Мари спала на диванчике. Я легла рядом с ней и обняла ее. Во сне она была такой беззащитной, такой невероятно красивой. Для меня очень важно было знать, что сестра любит меня. Иногда я сомневалась в этом, и часто спрашивала себя, а зачем я нужна Мари? Но теперь я все поняла.
   Костя спал под столом. Он действительно был моим другом. Сновидец, который мог ответить на любой мой вопрос, дремал в своем любимом кресле, и на его коленях спал Ворон.
   Меня окружают люди, которых я люблю, не это ли счастье? Мне больше ничего не надо, я была рада своей жизни.
   Но кто была та женщина? Неужели меня во второй раз навестила Богиня? Я была не уверена в этом. В женщине было что-то до боли знакомое, в этом "что-то" я нуждалась всю жизнь.
   Ко мне приходила моя мама.
***
    Мы проснулись в третьем часу дня. Я вскочила как ненормальная - неужели все мои приключения только приснились? Я заглянула на чердак. Свечи, которые я забыла вчера затушить, растеклись по подоконнику. Я не спала. Все было не понарошку.
   Я разбудила Мари, и она - вся мятая и сонная - с проклятиями поднялась на ноги. Я стала трепать ее за руку, мне не терпелось рассказать ей о моих приключениях.
   - Мари, я сейчас тебе такое расскажу! Я такое видала, что ты сейчас упадешь!
   - Родная моя! Если ты хочешь рассказать, как я обдолбанная бегала по лесам с голыми сиськами, то лучше будь добра - воздержись от своего рассказа. Мне и так хреново.
   Она одернула на тощем заду мини-юбку, и пошла на кухню утолять жажду. Я за ней:
    - Она тоже ко мне приходила и разговаривала со мной. И ты ее видела, женщину в сарафане. Это была моя мама, да?
   Мари чуть не поперхнулась, осушая графин с водой. Она так посмотрела на меня, что я испугалась. Сначала я решила, что на нее опять подействовал не рассосавшийся наркотик.
   - Откуда ты знаешь? Мелкая, твою мать, не тупи. Откуда ты это знаешь?
   - Я взяла у Кости пакет с кислотой, и съела две марки. Я всю ночь играла с призрачными детьми в лесу. А потом пришла она, и мы говорили. Я поняла, это была мама. Ведь да, Мари?
   - Ты кислоты нажралась?
   - Только две марки.
   - Да тебе и половины марки хватило бы. Ты как вообще живой осталась? Совсем сбрендила? Я сколько раз тебе говорила, чтоб ты к наркоте вообще не прикасалась.
   - Да плевать мне на наркоту! - крикнула я разозлившись, - Скажи, ты тоже маму видела?
   - Да, - Мари осела на пол и заплакала. - Я так скучала по ней... Мне так было хреново без нее. Я совсем была одна, и я хотела кинуть Костю, и пойти спрыгнуть с моста, или устроить передоз. Я вспомнила о тебе, и решила забрать. Все советовали мне не делать этого, мол, лишний вес, обуза. И я всех посылала на ***. Я убить была готова, но тебя забрать. Только тем и живу, чтоб тебе хорошо было. Именно благодаря тебе я сейчас живая.
   - Мари...
   - Иди ко мне, мразь!
   Мы обнялись, прижались друг к другу крепко крепко. Так и остались сидеть на полу. Я рассказала о девочке Любе, с которой познакомилась, рассказала про то, как целый час спускалась с чердака. И Мари поверила мне! Она сама видела приведений, и очень долго разговаривала с мамой.
   - Боюсь, что второго такого раза не будет, - вздохнула Мари, наверное в уме подсчитывая, сколько кислоты еще осталось.
    - Это и не важно. Главное они с нами, - с мудрым видом изрекла я, смерившись с тем, что такой-же ночи уже не будет. Но у меня будут воспоминания о ней, в моем сердце.
   - Дайте воды, - прохрипел появившийся на кухне Костя. Его глаза были закрыты, он пробирался на кухню ощупью.
   - Э, на нас не наступи, - лягнула его Мари. Костик открыл глаза и охренел. Мы сидели на полу, облокотившись об печку. - Вы че бабы ревете?
   - Иди пей воду, не беси меня лучше. - зашипела коброй Мари.
   - Костя, а ты видел своих родных? - спросила я.
   - У меня нет родных кроме вас, дуры.
   - Милый, а Мелкая две марки кислоты сожрала. И всю ночь в лесу зависала, - похвасталась моими "достижениями" Мари. Она закурила сигарету, и я начала махать руками, разгоняя едкий дым. В последнее время Мари курила очень крепкие сигареты. От их дыма у меня слезились глаза.
   - Да она бы сдохла от двух марок, не гони.
   - Да ты на ее глаза посмотри! Она даже сейчас удолбана, и походу еще на неделю зависнет.
   Костик посмотрел в мои глаза, а потом спросил, на кой хрен я трогала его кислоту? Я сказала, что не могла находиться среди наркоманов, которые отъехали без меня. Вот я и решила попробовать, что это за кислота такая.
   - В следующий раз, Константин, прячь наркотики получше, - назидательно сказала Мари, щурясь на Костика сквозь дым. - Или иначе она доберется до травки, потом до алкоголя, а потом вырвет с двери панель, и снюхает весь кокаин, который мы будем доставлять. А потом глазом не успеешь моргнуть, а сучка уже на игле.
   - Сама ты сука, - буркнула я. Я сняла с Мари ее любимые бусы из красного стекла, и надела на себя.
   - ...И потом потеряем нашу Любу. И придется на полном ходу выпинать ее на улицу, пусть катится к бомжам и престарелым шлюхам.
   Я пошла проверить Сновидца. Тот еще спал, его зеленые круглые очки а-ля Леннон сползли. Я выгнала Ворона, и накрыла Сновидца одеялом. Он такой красивый и странный. Невозможно поверить в то, что он прожил четыре века. Он настоящий волшебник, Алхимик. Я с содроганием думала, что рано или поздно мы сядем в Красного монстра, и покинем его.
   Взяв кота в охапку - не понимаю, как он еще терпит меня, другой бы давно расцарапал мне рожу - я пошла в лес, уже не боясь. Ворон вырвался, он решил идти сам, и что самое интересное - идти рядом со мной.
   Тут все и произошло. В тени молодых кудрявых березок и осин. Может быть духи живут в этих деревьях? Наверное, так оно и есть. Ветра не было, но листва деревьев шевелилась, будто омываемая слабеньким ветерком.
   - Люба, - позвала я свою новую мертвую подружку. Поднялся ветер, и я улыбнулась. Она здесь, и она слышит меня!
   В траве я нашла плюшевого медвежонка. Он был грязным, один глазик-пуговка висел на ослабленной нитке. Я взяла его и прижала к груди. Но я не могла присвоить его себе, и потому я положила его обратно.
   Ворон потерся о мою ногу, и серьезно взглянул на меня своими желто-голубыми глазами. Мне пришло в голову, что в этом коте живет чья-то душа. Непременно надо спросить об этом Сновидца.
   Нарвав букетик невзрачных цветов, я поскакала домой, пытаясь обогнать Ворона. Он мелькал в траве белым комком, он бегал явно лучше меня. Я залетела в дом. Мари и Костик отпаивали Сновидца чаем с лимоном, тому было так хреново, что он и не думал слезать с кресло-качалки. Укрытый одеялом, он напоминал немощную старушку.
   Мы с Вороном поднялись на чердак. Я потрясла квантовую физику, и мне на колени выпали бумажки. Три тысячи шестьсот рублей. Не мало накопила.
   - Мари, можно я сбегаю в магазин? Я знаю, он тут есть рядышком, - решила я отпроситься.
   Мари смочила тряпку в миске с водой, и шлепнула ее на лоб Сновидца. Она сказала:
   - Во-первых магазин за три км отсюда. Во-вторых я не дам тебе денег. В-третьих я не собираюсь тебя туда сопровождать.
   - Во-первых я могу туда дойти сама, - начала я передразнивать Мари, - Во-вторых я накопила почти четыре тысячи. Это те деньги, в которые ты хотела сморкаться. В-третьих я пойду не одна, а с Вороном.
   Мари вопросительно посмотрела на страдающего Сновидца. Тот сосредоточился и выдал:
   - Пусть идет. С ней ничего не случится.
   Вот-же провидец!
   - Ладно, вали, - сдалась Мари, натянув на нос Сновидца его очки, - Только возьми перцовый баллончик. Иди прямо и не сворачивай. Магазинчик находится слева.
   - Хорошо.
   - И купи бутылку водки.
   - Но я же маленькая. Мне не продадут.
   - Меня не волнует. Если хочешь, чтобы я проколола тебе уши, нужна водка, чтобы обработать иголку. А если тебе не захотят продавать, то пусть купит кот. В отличие от тебя, у него хотя бы мозги есть.
   Я надела кофту, накинула капюшон, сунула в карман перцовый баллончик, и мы с Вороном спустились с холма. Задержав дыхание, я пробежала по мостику. Вода в ручье воняла как расплавленная пластмасса вперемешку с тухлыми рыбинами. Погладив нашу машину, я зашагала по дороге, разглядывая гаражи. Ворон гордо шел впереди. Ну ведь такого не бывает! Чтобы кот сопровождал девочку в магазин за водкой! С Вороном явно что-то не чисто. Кто он на самом деле? Может быть Сновидец превратил одного своего клиента в кота?
   Мы прошли мимо кучки бездомных стариков, которые разжигали в бочке огонь. Как я поняла, они ютились бесхозном гараже. И они так стали таращиться на меня, что мне стало не по себе. Сама виновата. В розовой кофточке, в юбочке, с красными бусами, с ярко-рыжими волосами, и в компании огромного кота. Я приветливо помахала им рукой и улыбнулась. Подошла к ним, и подарила две сотни.
   - Храни тебя Господи, ангелочек! Пусть у тебя все будет хорошо, чтоб мужа тебе красивого, детишек хорошеньких... - рассыпалась в добрых пожеланиях старушка. Она была лысой.
   Мы пошли дальше. Наконец-таки добрались до магазина, за прилавком которого сидела огромная женщина, и читала любовный роман. Она была просто необъятной - она балансировала на двух ножках хлипкого стула, и иногда отгоняла от себя назойливых мух, которые не желали прилипать к клейкой ленте, висящей над ее головой.
   Увидев меня, она еле встала и повернулась ко мне. Своей медлительностью она напомнила мне беременного бегемота. Ее отглаженная бело-синяя форма обтягивала телеса женщины.
   - Тебе чего, девочка? - постучала она розовыми ноготками о прилавок. На удивление у нее были маленькие пальчики, пухленькие как у младенца.
   И я начала выбирать, сначала купив два пакета, чтобы в него складывать продукты. Дайте мне того, этого, и третьего, да побольше. И в основном все сладости и фрукты. Чтобы женщина не сомневалась в моей платежеспособности, я обмахивалась веером из полтинников и стольников. Так любила делать Мари. И еще она эротично закусывала губу, если ее обслуживал парень кассир.
    - Что-нибудь еще? - спросила продавщица, посчитав на деревянных счетах сумму, на которую я раскошелилась.
   - Пока нет, - сказала я, бросая конфеты и шоколадки в пакеты. Я подала ей свой денежный веер, и она посмотрела на меня крайне подозрительно.
   - А откуда у тебя столько денежек?
   Я посмотрела на Ворона, а он посмотрел на продавщицу. Вдруг в моей голове созрела история:
   - Понимаете, я - бездомная. Чтобы не голодать, я выступаю вместе с котиком на улице. Пою песни, и люди дают деньги.
   - Господи, любушка, да где ж твои родители ироды? Неужели на улицу выгнали? - женщина раскраснелась, ее глаза стали влажными. Мне вдруг стало ее жалко, а самой стало противно так коварно обманывать. Ну, раз начала, значит надо закончить.
   - Нет, конечно. Я сама ухожу, когда они бухают.
   - Девочка моя, на, возьми еще хлеба. Чего сластями перебиваться то? И молочка возьми.
   Она сунула мне в пакет две буханки хлеба и коробку молока. Я подала ей сто десять рублей.
   - Не возьму у такой крохи. Оставь денежки себе, они тебе еще пригодятся. А котику твоему я сейчас колбаски отрежу.
   Женщина достала из холодильника докторскую колбасу, и отрезала приличный кусок. Упаковала его в пленку, и отдала мне.
   Черт, ну я и сука! Обманула такую хорошую женщину, а она вон - как может распинается. От такой доброты я заплакала, и обняла Ворона. Женщина тоже заплакала. Она вышла ко мне, и погладила по голове.
    - Любушка, ты только будь осторожна на улицах. И у тебя такой еще вид... Наверное и одежду сама покупаешь?
   - Угу.
   От греха подальше мы выбежали из магазина. Пакеты были тяжелыми. А где водку взять? Мы с Вороном переглянулись, и решили найти еще один магазин. Я не боялась заблудиться, если что, то Ворон выведет.
   Вся вспотевшая и уставшая я ввалилась в какой-то небольшой магазинчик. В нем сидела колоритная дама с яркой косметикой на морщинистом лице. Сразу было понятно - такая детей не очень жалует.
    - Эй, с котами сюда нельзя, - рявкнула дама. Она закончила лузгать семечки и встала.
   - Вы можете продать мне водку? - спросила я, стараясь выглядеть адекватной.
   - Ты че, больная? Иди отсюда, и котяру своего забери.
   - Мне нужна водка! Моя сестра сказала, что без нее не будет прокалывать мои уши. А я еще давно купила себе красивые сережки, и хочу их надеть. И деньги у меня есть. Глядите сколько?
   Я вытащила из кармана смятые купюры, и показала даме.
   - Ты издеваешься надо мной? Щас как надеру тебе задницу, будешь знать как баловаться. Она обогнула прилавок, приближаясь ко мне.
   Ворон прыгнул на прилавок, и лапой подцепил из холодильника селедку, и побежал с добычей в сторону открытой форточки. Дама завопила, и попыталась поймать Ворона за хвост. Но она грохнулась, поскользнувшись на скользком линолеуме. Какой удачный шанс! Как заправской акробат, я сама не знаю как, перепрыгнула через стол с весами, схватила самую большую бутылку водки, и дала деру, чуть не забыв пакеты со сладостями. Ворон выпрыгнул с рыбиной на улицу через форточку, и мы понеслись по улице, слыша за спиной ругань дамы, которая нас проклинала.
   Отдышавшись у старенького деревянного дома, мы не спеша пошли домой. Ворон тащил селедку, и ее хвост испачкался в песке. Я забрала у него рыбину, и завернула ее в пакетик от конфет. Все-таки надо помогать братьям нашим меньшим.
   Нужно было поблагодарить Яхву за ее щедрость. Все-таки я заработала хлеб враньем, и мне хотелось искупить вину. Отдав бездомным две буханки хлеба и молоко, я почувствовала, как на сердце полегчало. Мне было противно, что я обманула хорошего человека.
   Бабулька опять рассыпалась в добрых пожеланиях. Другие старики опустили выцветшие глаза. Я отдала им пакет с овсяным печеньем. А когда я достала бутылку водки, старички наверное решили, что я была ангелом.
   Я налила каждому в стакан, остатки убрала в пакет. Тут и безмолвные старики разговорились, перед этим опрокинув в себя содержимое стаканов. Я была рада, что могла стать для них полезной.
   - Ты, девчушка, где живешь-то? - спросил один старик.
   - У Сновидца. Я приехала к нему с сестрой.
   - Родня?
   - Не, он наш хороший друг.
   - Да, он хороший парень, - сказал другой старик в смешной шапочке, - Меня как-то собака покусала, рану зашивать надо было. Из больницы выгнали, я к нему и пошел. Мол, парень, мне нечем тебе отплатить, зашей рану, пожалуйста, иначе помру. Так он рану сначала смазал какой-то черной гадостью, и боль ушла. Я вообще не чувствовал, как он зашивал. Да еще так ловко. Такой молодой, а опытный.
   - Сновидец такой, - согласилась я.
   - Золото, а не человек, - подхватил другой, суша над костром в жестянке подобранные окурки.
   - А давно вы его знаете? - спросила я.
   - Отца его еще знал. Ну вылитый сын. Так еще в восьмидесятых папа его уехал, а вместо него приехал сын. Мы еще тогда думали, что это один и тот-же человек. Ан неет! Нельзя жить столько и совсем не меняться.
   - Еще как можно, - сказала я, загадочно улыбнувшись.
   Отсыпав старикам конфет на закуску, мы с Вороном пошли домой.
    Машины не было. Я поднялась на холм, и зашла в дом чуть дыша. Неужели уехали без меня? Осторожно я заглянула на кухню, и с облегчением выдохнула. Мари сидела за столом, и нарезала овощи для рагу, которое она обещала приготовить еще вчера. Как всегда она беседовала с воздухом:
   - Гребанные лентяи. То в город свалят, то лежат дрыхнут полуживые. Я им что, рабыня Изаура? Козлы. Как наварю им жратвы с крысиными хвостами, так пусть хоть переблюются все. Мне-то повиг. Я на диете.
   Я пряталась за стеной, едва сдерживая смех.
   - И эта мокрощелка ускакала. Все, видите ли заняты, у всех дела. А у меня не дела? Мне надо бюджет подсчитать, написать список необходимых вещей. И потом, надо о зиме думать, да только у одной меня голова болит. А как жопы заморозят, так о Мари вспоминают. Пусть катаются дальше, а я полечу в Гоа! Денег мне еще не на одну жизнь хватит. И если бы не я, то и этого не было бы. Все делаю я, все на мне и держится. А я не железная. Как свешу ножки, скажу - "А мне посрать на все", вот и будут крутиться. - Мари порезала картофель, и швырнула ее в кастрюлю с водой. Принялась потрошить перцы.
   - Надо Шерхана трясти. Как обязался помогать, так пусть помогает. А то мне надоело от каждого легавого шарахаться. Сделать путние корочки, и жить нормально. Так еще и эту сикельдявку начали искать. Очухались! Поняли, что мои корки - лажа. Вот и пусть Шерхан все умасливает. Самый лучший способ все уладить - фальсификация. Как менты найдут чьи-нибудь косточки в канаве, так пусть опознают как Мелкую! Мол сбежала, а потом убили. И после того, как Любу Новоселову похоронят, Мелкую больше искать не будут. Оформить ее по новой, и дело с концом.
   - Меня ищут? - спросила я. Мари вздрогнула от неожиданности.
   - Твою мать. Я чуть не обгадилась от страха. Да, тебя ищут, да не найдут. Мы твою смерть фальсифицируем, и все будет зашибись.
   - Как это?
   - Как только найдут какие-нибудь останки девочки одного с тобою возраста, нужные люди подкинут улик, мол тебя нашли. А мы тебя перерегистрируем, и здравствуй новая жизнь.
   - А если останки не найдут?
   - Спайкер говорила, что по всей России находят мертвых детей примерно раза семь в месяц. Времена тяжелые. Сейчас куда не плюнь - а там труп. Скажи спасибо лихим девяностым.
   - Я стану мертвой, - выдохнула я.
   - Только на бумагах. Ну че, сходила в магазин?
   Вместо ответа я притащила два пакета со сладостями, достала из одного бутылку. Поставила на стол. Мари нахмурилась:
   - Тут только половина. Куда остальное дела?
   - Я бомжам налила.
   - Ладно, проколю тебе сегодня уши, а то достала уже ныть. - Мари заглянула в пакет, и достала конфеты "Коровка", - Черт, ты специально что-ли? Ты же знаешь, что я люблю эти конфеты, знаешь, что я на диете...
   - Так не ешь. На яблоко, - я дала ей яблоко, отобрала конфеты, и потащилась на чердак.
   - Ну и мразь-же ты, - сказала Мари мне в спину. Я улыбнулась.

7
    Мари плеснула на ладони водки, и растерла ее, как крем. Потом налила немножко в блюдце с толстой циганской иглой и моими сережками. Я наблюдала за ее манипуляциями затаив дыхание.
   - А где Костя со Сновидцем? - опомнилась я.
   - Поехали за какими-то материалами. Сновидец решил теплицу поставить. Наверное дурь растить.
   - Кто такой Шерхан?
   - Это самый страшный человек во всем мире. Он под собой и ментов держит, и уродов всяких. Так-что в России ничего не происходит без его ведома.
   - А почему он должен помогать тебе?
   - Потому-что страшнее Шерхана могу быть только я. Ладно, сиди и не вертись, иначе проколю что-нибудь другое.
   Я замерла. Мари намазала мочки водкой, взяла иголку. И ничего. Я нахмурилась. Сказала:
   - Прокалывай уже.
   - Я и так проколола, - сказала Мари, и взяла сережку. Достав из моего уха иголку, она вставила серьгу, и удовлетворенно кивнула. Настала очередь второго уха. И опять ничего - никакой боли.
   Посмотрев в зеркало, я разглядела сережки. Я была права - они мне шли как ничто другое. Я стала еще краше, стала более взросло выглядеть.
   - Спасибо, Мари, - сказала я. - Больно вообще не было.
   - Очень жаль, - сказала Мари смывая водку с рук. Бутылку она убрала в холодильник. Вдруг она понадобится Сновидцу для изготовления какого-нибудь зелья.
   Прихватив с собой парочку свечей, я поднялась на любимый чердак. Отодрала от подоконника растекшиеся в ночь привидений воск, установила новые свечи на канделябр, который обнаружила в комнате для гостей, где спали Мари и Костик.
   Я открыла окно, и впустила на чердак свежий воздух. Вооружившись метлой и совком, я смела паутину, прибила несколько жирных пауков. Подмела грубый досчатый пол, стряхнула пыль с подушек на кресле.
   Сев за подоконник как за стол, я по упражнялась в письме, сочинила несколько предложений. Было очень хорошо так сидеть - писать и смотреть в лес, над которым парил оранжевый солнечный шар. Скоро стемнеет. И тогда на чердаке станет еще более уютно.
   Я решила несколько задачек с дробями, и решила перекусить. Достала с пакета шоколадку, и съела ее. Запила лимонадом, потом умяла весь зефир читая книгу, которая лежала на подоконнике. Так я и думала - книжка содержала в себе заговоры.
   А я знаю заговор от зубной боли! Меня научила тетя Катя. Я произнесла заговор вслух:
   - У зайца на яйцах, у лисицы на ****ице, у волка на холке, а у меня зубик не болит.
   Летучие мыши зааплодировали мне, махая мерзкими кожистыми крыльями. Смотря на них, я вспомнила про обычную мышь, которая жила в комоде. Выдвинув ящик, я оставила рядом с ее гнездышком печенюшку. Не удержалась, съела пару конфет, поглядела в зеркало, проверила, блестят ли серьги так как надо?
   Филигранно.
   Я слышала, как внизу горланила Мари, готовя рагу. Она любила петь грустные песни. То "Ветер перемен" споет, то вспомнит еще какую-нибудь песню. Мне очень понравился фильм "Мэри Поппинс, до свиданья", но та песня в самом конце... Когда смотрела - плакала.
   Мари загорланила другую песню, которую я еще не слышала:
   - Вот и все, вот и кончилось теплое лето. Вот и все, расставаться всегда тяжело! Расставаться с памятью о чуде, зная, что его уже не будет. Ты все плачешь а детство прошло, ты все плачешь и дождь за окном... Не плачь, Алиса. Ты стала взрослой. Выглянет в окно взрослой жизни первый твой рассвет.
   Господи, она поет так ужасно, что я, не заметив съела сникерс.
   Приехали Костик со Сновидцем, они возились в яблоневом саду, и я смотрела на них из окна. Притащили доски и пленку. Завтра теплицу поставят! Сновидец почуял мой взгляд, и помахал рукой. Костя меня не увидел, он занимался подсчетом досок.
   - Жрать идите! - крикнула снизу Мари.
   Мы сели за стол. Мари разделила на всех рагу, и я на всякий случай помешала варево, в поисках крысиных хвостов. Не нашла, а рагу оказалось очень вкусным. Не знала, что моя сестра умеет готовить.
   - А ты точно готовила? - усомнился Костя, - Может из ресторана заказала?
   - У нас рестораны не станут приносить еду сюда - ко мне, - заметил Сновидец.
   - Не веришь - не ешь, - сказала Мари. Костя поцеловал ее в щеку, и она улыбнулась.
   После ужина Сновидец куда-то засобирался. В кладовой отыскал керосиновый фонарь, который наверняка был одного с ним возраста, если учитывать красоту фонаря, и его ржавчину. Раньше в древности все вещи делали красивыми и изысканными. Почему сейчас так не делают?
  - Ты куда? - спросила я.
   - По делам. Надо кое-куда заскочить, - загадочно сказал он, заправляя фонарь керосином.
   Я сунула нос в кладовую. Господи, чего здесь только нет! И лопаты, и инструменты, и колесо от автомобиля, банки с непонятным содержимым, гвозди, ножницы, грабли, странные ножи, моющие средства, колбы с керосином и маслом, и многое многое другое. Заприметив второй такой фонарь, я спросила, можно ли мне с ним.
   - Не знаю. Помнишь я тебе говорил, что есть вещи, которые не для маленьких детей?
   - Помню. Только я то тут причем?
   - Ах ты стрекоза! Ладно, иди отпрашивайся у сестры. Без ее разрешения тебя не возьму.
   - Мари? - крикнула я. Она мыла посуду.
   - Вали куда хочешь, - сказала она, и я потянулась за вторым фонарем.
   Пока Сновидец складывал в рюкзак какие-то вещи, я сама заправила фонарь, и надела черный сарафан. На улице вдруг поднялся ветер, но он был не холодным. Мы зажгли фонари, и пошли по тропинке, углубляясь в лес.
   - Сновидец, - я взяла его за руку, - Куда мы идем?
   - В самую глушь, - сказал он, освещая путь. Было очень темно, я ничего кроме света от фонаря не видела. Что внизу, что вверху, что по сторонам - тьма египетская. Рука устала держать фонарь. И в этой темноте мелькнуло белое пятно - Ворон.
   - Сновидец, а почему Ворон такой умный? Мы сегодня с ним в магазин ходили.
   - Он не умный. Он такой, какой есть, - сказал Сновидец.
   - Почему ты назвал его Вороном?
   - Потому-что вороны хорошо летают.
   - И живут долго. Я по телевизору видела.
   - Ворон тоже будет долго жить. - сказал Сновидец
   - Как ты?
   - Не совсем. Он проживет столько, сколько обычный человек. Для кота это, как для тебя пятьсот лет прожить. Кошки обычно живут лет пятнадцать.
   - Но почему так, Сновидец?
   - Потому-что Ворон так хочет.
   Мы шли очень долго. В лесу что-то ухало, трещали ветки. Мне казалось, что нас преследуют дикие хищники, но Сновидец объяснил, что это ветер валит старые деревья. Как бы на нас чего-нибудь не свалил!
   Куда мы шли - я понятия не имела. Сновидец молчал. Мне было страшно. Казалось, будто мы шли несколько часов, пора бы светать, но мои часы показывали, что мы в пути около часа.
   И вот впереди я увидела невысокую скалу - та выделялась черным горбом на фоне посветлевшего неба. Сияли звезды. У подножия скалы горел костер.
   - Кто там? - спросила я шепотом.
   - Мужик, - ответил Сновидец.
   - Что он делает ночью в лесу?
   - Ночует. Опять ягодник с соседнего села. В прошлом году я двоих таких вывел, хорошенько отругал, чтобы в лес и в жизнь больше не совались. Здесь плохой лес. И ему не нравится, когда приходят люди.
   - Люди, - заорал горе-ягодник, увидев наши фонари. - Помогите, заплутал я. Пошел на болото морошку искать, а сам заблудился.
    Что-то тут было не чисто, на всякий случай я спряталась за спиной Сновидца. Мы подошли к костру, и мужик чуть в обморок не упал, увидев колоритного Сновидца, и меня - в черном сарафане.
   - Да не бойся ты, - сказал Сновидец, - Не призраки мы. Мы как раз к тебе и шли. Я как беду почуял, так и сорвался. А это Люба. Вот гостью по лесу темному выгуливаю, сама напросилась.
   - А как ты парень нашел то меня? Экстрасенс что-ли? - спросил мужик.
   - Вроде того. - Сновидец сел перед мужиком на колени, и стал доставать из рюкзака какие-то пузырьки и тряпки.
   - Ты чего это? - опешил мужик.
   - Сапог снимай. Змеиный укус обработать надо.
   Мужика действительно ужалила змея, умудрившись прокусить сапог. Змеюка была слишком большой для обычной гадюки, но была не сильно ядовитой. Нога распухла, на щиколотке виднелись две кровоточащие ранки. Сновидец смазал раны какой-то слизью, затем надрезал опухоль ножом, выпуская кровь вместе с ядом. Смыв кровь водой из бутылки, Сновидец начал перевязку. Я смотрела на все это, сидя с Вороном на стволе поваленного дерева.
   - Сновидец, тебе бы доктором стать, - сказала я.
   - Спасибо, уже был. Мне не понравилось.
   Он встал, взял ведро мужика, в которую он успел насобирать морошки. И высыпал на землю. Затем начал говорить:
   - Я тысячу раз вам деревенским говорил, что в этот лес ходить нельзя. И его ягоды трогать тоже. Почти каждый год здесь теряется кто-то из местных, и каждый раз мне приходится их спасать. Если я хоть кого-нибудь еще в этом лесу увижу, то убью на хрен.
   - Да че ты завелся то? - опустил глаза мужик.
   - В последний раз выведу, но потом и не подумаю даже. Всем своим селянам так и скажи.
   - Так это ты Нюрку с Ленкой вывел?
   - И если бы не вывел, они бы погибли, - сказал Сновидец. Я таращилась на него не веря своим глазам. Такого злого Сновидца я еще не видела.
   Затушив костер, мы пошли теперь вчетвером. Долго шли. Иногда приходилось огибать болотца и поваленные деревья, пару раз мы останавливались отдохнуть. Наконец-таки среди деревьев показались деревенские огни.
   - Бля, парень, спасибо что выручил. Ты уж извини, что в этот лес ходим. Больно мы ушлые на ягоды. - мужик пожал Сновидцу руку, и мы проследили, как он ушел в свою деревню. С пустым ведром.
   - Нееет, - протянул Сновидец, закурив сигарету, - Эти идиоты все равно пойдут в лес.
   - А почему лес плохой?
   - Потому-что под ним залежи магнитной руды, - сказал Сновидец, смотря на свет из окон, там, в дали, - Лес то этот небольшой, тут блудить-то негде. Но из-за магнитов под землей люди тут дуреют и теряются. Геопатогенная зона. Тут даже звери не водятся.
   - Теперь домой? - с надеждой спросила я.
   - Домой. Если поспешим, вернемся до рассвета.
   И мы пошли, освещая себе путь керосинками, будто две неприкаянные души в царстве тьмы. Мы молчали. Затем Сновидец доложил:
   - Как нибудь я съезжу на свою родину. Уж очень по своим родным горам соскучился. Карпаты! Царство диких призраков, суеверных обывателей, и древних кровавых расправ.
    - А это какая страна?
   - Раньше там было одно царство. Сейчас это Трансиливания, Хорватия, Румыния... И еще я хочу объездить весь мир, перенять опыт шаманов и колдунов всего мира!
   - И когда ты поедешь?
   - Когда луна станет розовой. Тогда наступает время перемен. Мне придется уехать из дома на сотню лет. Но я знаю, я обязательно вернусь.
   - Ты хочешь разыскать своего брата? - спросила я, и Сновидец устало вздохнул.
   - Зачем? Нас разъединила война, после которой домой вернулся только я. А мы ведь вместе строили тот дом, мы укладывали каждый кирпичик, строгали каждую досочку. Мой брат, если бы он захотел, вернулся бы домой. Но он не вернулся, а значит он начал новую жизнь. А зачем впускать в новую жизнь призраков прошлого? Те имеют неприятное свойство - напоминать о боли, которая притупилась много лет назад. Может быть мой брат не выдержал из-за воспоминаний и потерял память. Может он сломался под грузом четырех столетий. И его нельзя упрекнуть в слабости. Я сам чуть не сломался, и не сошел с ума.
   - Сновидец, - я сжала его руку. Мне хотелось сделать для него что-нибудь хорошее, но я ничего не придумала, и сжала его ладонь.
   - Может быть люди стареют из-за воспоминаний. Они не всегда хорошие и теплые. Знаешь, мой братец был шабутным, задиристым. Вечно попадал в истории. У нас были слишком яркие глаза, которые мы прятали за стеклами очков. Обычные люди замечали за нами странные вещи, и мы постоянно бежали.
   Однажды мой брат разозлил одного пропоицу в кабаке, и тот выстрел ему в голову. Я решил, все, убил. Тело моего брата вытащили прочь из кабака, и швырнули в лужу, где нежились свиньи. Брат ожил, выковырял из головы пулю, затем заблокировал дверь кабака лопатой, и поджег его. Он плясал как сам дьявол, улыбался, и с какой-то одержимостью вдыхал запах горящих трупов. Тогда я подумал - мы различаемся на только цветом глаз. Мой брат был дьяволом, и может быть хорошо, что он не вернулся домой. Представляю, какой бы шум он поднял в городе!
    Сновидец расхохотался, и опять сунул папиросу в зубы, подкурившись от огонька фонаря.

8
   В начале июля в небе расцвела розовая луна, и только я ее видела, и только я знала - нам пора.
   Мне не хотелось покидать Сновидца. Но вещи были собраны, пикап загудел, и оглянувшись, я увидела Сновидца на холме. Он махал нам рукой, кричал, что мы можем приезжать к нему в любое время. Рядом сидел Ворон. Как всегда его разноцветные глаза излучали мудрость. Десять минут назад я взяла его в охапку и прижала к груди.
   - Прощай котик. Я буду скучать по тебе. - сказала я, стараясь не плакать. Ворон потерся головой о мое лицо, и я почувствовала, как слезы защекотали щеки.
    Я обняла Сновидца, и уткнулась лицом в его безпупочный гладкий живот. Он гладил меня по голове и шептал:
    - Ты обязательно вернешься сюда. Это место волшебное. Если кто-то однажды здесь был, то ему суждено вернутся, и может быть не раз. Не забывай про волшебство. Если раньше ты только верила в него, то теперь ты о нем знаешь.
   Он повесил мне на шею шнурок, на котором висел серебряный перстень с изумрудом.
   - Это мой подарок. Этот перстень дороже любой золотой железки, потому-что в нем есть сила. Эта сила будет беречь тебя. А этот изумруд будет напоминать тебе цвет моих глаз.
    Перед тем как спуститься с холма, я посмотрела в лесок, где жили призраки детей. И на фоне глубоких зеленых теней, я увидела девочку с распущенными волосами. На ее плечах висел мужской пиджак, в руках - медвежонок. Любочка! Я помахала ей рукой, и она помахала мне в ответ. Поднялся ветер, и Мари схватилась за волосы, над которыми все утро колдовала с расческой и лаком для волос.
   Мы поехали. Я попросила Костю посигналить бездомным старикам. Высунувшись из открытого окна, я послала им воздушный поцелуй. Я - та волшебная девочка в розовой кофте, у которой всегда найдутся сладости и немного выпить.
    И чем ближе мы подъезжали к центру города, тем меньше было зеленого. Он горел только в светофорах, встречался в рекламных вывесках баров. А когда мы выехали из города, я отвернулась к окну, чтобы никто не видел мои слезы. Мари перебралась ко мне и обняла за плечи.
    - Не плачь, Мелкая, - сказала она, и в ее голосе я услышала что-то материнское, - Я всегда ревела, когда мы покидали Сновидца. А сегодня я не плачу, потому-что знаю - мы вернемся к этому шарлатану, да еще и не раз.
   Костя включил кассету группы "Тигровые Лилии". Я попросила его остановиться у заправки. Он остановился. Я вытащила из кармана Мари немного денег, и пошла покупать сладости. Мне нужно было заесть грусть.
   Снова тронулись в путь. Я сидела в россыпи шоколадок и конфет, и поглощала вафельный тортик, который грызла как огромную шоколадную вафлю. Костя тревожно поглядывал на меня, потом не удержался, и сказал:
   - Мелкая, я как то слышал, что ты хотела быть похожей на Мари. Только вот с таким рационом ты скоро будешь похожа на маленькую свинью.
   Я всыпала в рот засахаренные вишни, и прожевала. Проглотила, и пощупала свои телеса. Да, с этими сладостями я малость отожралась. Ну и пусть. Все равно мне не стать такой как Мари. Я буду ее жалкой копией, по прежнему буду Любой Новоселовой - похищенной девочкой, которая решила стать крутой. Я отказалась от этого желания, и поставила себе цель - быть такой, какая я есть. И потому я стала есть за двоих. Я видела себя толстой, и я непременно такой стану.
   В придорожной кафешке я умяла крабовый салат, выпила три чашки кофе, слопала четыре маковые булочки, потом с удивлением обнаружила в кармане недоеденную шоколадку "Альпийское золото". Ее я тоже съела
   В следующем городе, из которого мы должны вывести партию галлюценогенных грибов, я в детском бутике купила голубенькую футболку с бабочками. Так и стала ходить - розовой гламурной хрюшкой. Мари обещала сжечь мой новый гардероб.
   Теперь я была сама собой. В городе, в который мы доставили грибы, я украла кредитку Костика, и купила невероятно дорогую фарфоровую куклу. Она была одета в пышное шелковое кремовое платье, у нее были стеклянные голубые глазки, и рыженькие кудряшки. Сначала мне не хотели продавать куклу, справедливо решив, что я сперла кредитку. Затем я показала им в окно на высокого красивого небритого мужчину, который залпом пил апельсиновый сок.
   - Это мой папа. Он дал мне кредитку, - сердито заявила я, и две продавщицы захихикали. Тогда я грохнула по столу кулаком, и побежала за Костей. За руку его привела в магазин, и заявила дамам:
   - Теперь то вы мне верите? Вот мой папа, и вот его карточка.
   - Э, Мелкая, ты опять у меня кредитки тыришь? - совсем незлобливо спросил Костик. Увидев мое строгое лицо, он пошел от греха подальше на улицу.
  - А ты, малышка, знаешь волшебные циферки? - по идиотски спросила блондинка с маленькой обвисшей грудью. - Ты, наверное, еще считать не умеешь.
   Тогда я вслух перевела стоимость куклы в доллары, потом в евро. И еще в уме умножила пятизначную цифру на пять, и дамы за прилавком пробили товар, смотря на меня как на юного гения. Из магазина я вышла вновь счастливая, держа в руках куклу, которая стоила как месячная зарплата моего приемного отца.
   Я стала гением математики. Я уже штудировала учебник по математике за четвертый класс. Из художественных книжек я переписывала целые главы, научилась писать стишки. Естественно, Мари решила использовать мои таланты в своих корыстных целях.
    Мари обожала считать деньги. Раз в неделю она подсчитывала доходы и расходы, звонила в банки и распоряжалась огромными суммами. Часть сюда под проценты, часть туда на черный день. Она звонила Спайкер и узнавала, насколько мы обули мертвых.
   - Четыре миллиона, шестьсот двадцать две тысячи, семьдесят два рубля, - возбужденно орала Мари, будто ей попался счастливый лотерейный билет. А потом просила Спайкер перевести денежку на счет в московском банке.
   И Мари, заметив мои успехи в математике, заставила меня считать деньги. Она дала мне задачку, сколько килограммов героина и метадона нужно перевести, чтобы получить средства для зимовки, а зимовать мы решили в Рысьегорске где живет Сновидец, снимая квартиру рядом со злачным районом, где постоянно кого-то грабят, и где неспешно разгуливают шлюхи, вертя задницами перед дорогими спортивными машинами.
   - Еще до хрена нам работать, - не весело сказала я, сверив свои подсчеты с калькулятором.
   - Засада, - вздохнула Мари.
   - Да плевать, - развеселился Костя, - Будем делать по три ходки в неделю, плюс башли от некрологов.
   - А сколько стоит один кг гашиша? - поинтересовалась я.
   - Считай сама. Барыга продает анашу за триста рублей грамм.
   Я помножила тысячу на триста, и спросила, какова наша доля из этой суммы.
   - Эм, двадцать процентов, - ответил Костик.
   Произведя расчет в тетрадочке с героями мультика "Красавица и чудовище" на обложке, я изобразила унылую мину. Сказала:
    - Ребята, если вы хотите получать за ходку каких-то шестьдесят тысяч, то пожалуйста.
   Мари выругалась, набрала номер телефона, и стала говорить:
   - Эй, Мыша. Это Мари. Ты че, хочешь мне впарить шестьдесят штук за какое-то смолистое дерьмо, которым ты торгуешь? Знаешь, пошел ты на хрен. За такие копейки сам перевози свой товар. Упакуй его в сумку, и вали автостопом...
    - Стоять, - заорала я Мари, - Я забыла умножить шестьдесят тысяч на десять. Ведь речь идет о десяти кг?
    Мари изменилась в лице, когда я показала ей в тетрадке, сколько будет наша доля, если мы повезем десять кг. И она заворковала в телефон:
    - Алло, Мыша? Но ты ведь знаешь, что я больная дура, да? Все, что я тебе наговорила - это больной бред. Ты уж прости меня, Мыша. Твой товар супер. Скажи, куда нам подъехать?
    Проехать пятьсот километров, и получить шестьсот тысяч рублей наличными! Я была слишком маленькой, чтобы оценить это. Деньги казались легкими, но на пути может произойти много чего. Могут пасти менты с собаками, натасканными на поиск взрывчатки и наркотиков, или конкуренты Мыши, вооруженные битами. То, чем мы занимались, было опасным, но мы рисковали и копили деньги. Мари говорила, что еще десять лет бизнеса, и можно будет позволить себе расслабиться, где-нибудь с коктейлем на побережье Гоа.
    Я хорошо знала, что такое гашиш. От него сложно умереть. И я знала, что такое ЛСД и героин, и мне становилось совестно от мысли, что от благодаря нами перевезенных наркотиков, умирали люди. Мы строили свой бизнес на костях. Из-за нас умирали люди, среди которых были даже дети. Мари говорила мне о них. Сторчавшиеся мальчики и девочки занимались воровством и проституцией, чтобы заработать на дозу. У кого-то не выдерживала печень, у кого-то психика. Таких детей часто находили в подворотнях, умерших от передоза. Но случаен ли этот передоз? И еще - те люди, которым продавали себя дети, не всегда были хорошими. Это шокировало, но каждый день пропадали дети, и потом никто не знал где они. Криминалисты обнаруживали сотни трупов детей, которых жестоко убили. И, опять же благодаря гибели одного из этих детей, у меня появился новый день рождения.
    Господи, мы ходили по костям, и нас осыпало прахом. Осознавали ли это Мари и Костик? Неужели им было плевать?
   Это случилось 11 июля. Мы спали в номере мотеля, уставшие от бессонной душной ночи. Запиликал телефон Мари. Она сонно нащупала его на прикроватной тумбочке, нажала зеленую кнопочку, и стала слушать, держа глаза закрытыми.
    - Это очень хорошо, - сонно сообщила Мари телефону, - Ты можешь отправить данные Шерхану, чтобы он занялся этим делом? Очень хорошо. Я сейчас перезвоню ему, и спрошу, сколько уйдет времени на оформление новых документов.
    Днем, когда мы съехали на грунтовую дорогу, чтобы в лесу по упражняться в стрельбе и метании ножей, Мари сказала мне:
   - Следаки обнаружили тело шестилетней девочки. Ее труп был сильно обезображен, и потому будет легче сделать так, чтобы в ней опознали тебя. Этим сейчас занимается Шерхан. Тебя официально признают мертвой, и через неделю ты получишь новые документы. Ну что, рада?
    Мари вытянула руки с пистолетом, одним глазом прицелилась, и сбила жестяную банку, которую Костя установил на ветке чахленькой убогой сосны. Он снова поставил банку на ветку. Теперь была моя очередь стрелять. Пистолет был тяжелым. Я прицелилась, и нажала на курок. Отдача от пушки была не слабой, но я все-таки попала. И как бы сказала Мари - Бинго!
   Я вернула ей пистолет и спросила:
   - А кто на самом деле была та девочка?
   - Люди Спайкер нашли заключение о вскрытии, и подменили его. В трупе опознают тебя. А та девочка, как установила Спайкер, была дочерью какого-то там библиотекаря, и ее звали Алисой. Ее похитили, изнасиловали, а потом убили. Чтобы скрыть следы, труп подожгли. Обгоревшие останки нашли вчера в лесу пригорода.
   Я не стала больше стрелять. Постелив одеяло на капоте машины, я стала греться на солнце, раскинув руки и ноги. Моим бывшим приемным родителям скажут, что меня убили и изнасиловали. Они этого точно не переживут. Теперь я стала официально мертвой. И куда теперь денется официальная Алиса? Наверное, из-за подмены документов, шестилетнюю Алису никогда не найдут. Ее личность навсегда исчезла. И теперь никто ничего о ней не узнает.
    И Мари сделала нечто ужасное. Отложив в сторону пистолет, она на всю громкость включила песню Андрея Державина "Не плачь, Алиса". Я надела солнцезащитные очки Кости. Слезы были горькими.
    А через неделю пришли мои новые документы, согласно которым я - Аня Чернова. У меня сегодня день рождения. Точнее у Ани, не у меня. Я теперь мертвая, и мое тело похоронили мои приемные родители.
    Мари решила организовать грандиозную вечеринку. Все утро она висела на телефоне - арендовала семейное кафе "Счастье", заказала выступление фокусников, клоунов, даже пригласила факиров, которые обещали показать огненное шоу. Мы сидели в номере отеля "Очаг", я читала книгу про лесных животных, Мари что-то планировала, а Костик уехал за подарком. Все кругом светились с идиотскими улыбками на лице, и только я одна думала, почему волки - существа социальные, а рыси - нет?
   На фотографии была рысь, бредущая со своими котятами по снегу. Какая красавица! Я заметила, что многие хищники - красивые и грациозные животные. Взять например эту самую рысь. Она гордая, привлекательная, но очень опасная. Мне нравятся змеи. Это по истине красивые существа, но они могут убить. Тоже самое и с миром флоры - ядовитые растения часто привлекают красивыми цветками и плодами, а растения хищники, как например обыкновенная болотная росянка - просто удивляют.
   В непонятном и сумбурном мире людей тоже самое. Почему серийные убийцы становятся известными на весь мир? Нет, не из-за их жестокости. Все убийцы привлекательны, они умеют очаровывать и соблазнять. Недавно по гостиничному телевизору я видела передачу про маньяков психопатов. Эд Гейн, Андрей Чикатило, Джефри Дамер... Их фотографии пронеслись на экране как некий пассаж. Я отметила, что многие из них очень красивые люди, мне даже понравился некрофил Джефри Дамер. А другие были не очень красивыми, но, увидев на улице Андрея Чикатило, вы не скажите, что он жестокий серийный убийца. Вам он покажется милым обаятельным мужчиной с необъяснимой харизмой.
    Оторвавшись от книжки, я взглянула на змею, акулу, ядовитый ландыш в одном лице. Мари выглядывала в окошко и щебетала по телефону со Спайкер. Преступный мир тоже не обошелся без своих хищников.
***
   Кафе "Счастье" было придуманно для детей. Яркая обстановка, веселые обои, добрый отзывчивый персонал. Тут даже есть игрушки и зал с горками и бассейном с разноцветными шариками. И меню здесь - только сладости, и ничего кроме них.
    Когда мы приехали в кафе, нас встретили так, будто мы были их лучшими друзьями. Арендованный зал сверкал гирляндами, мне махали руками клоуны и люди в пестрых костюмах. Буратино, Мальвина, львенок, черепаха.
   Все запели "С дрем рождения Любаша", свет погас, зажглись бенгальские огни. Мари и Костя поцеловали меня в обе щеки, две девушки официантки вынесли огромный торт с семью свечками.
   - С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя, - пели все.
   А торт был красивым, кремовым. На нем даже нарисовали маленькую хрюшку на каблуках. Наверняка Мари попросила. Все с затаенными дыханиями ждали, когда я задую свечи. Посыпались откуда-то сверху надутые шарики, конфети, серпантин. Я посмотрела на полный зал людей, которых вообще не знаю, но они рады тому, что у меня день рождения. Все-таки их улыбки лучились не радостью за меня, а радостью от полученных денег.
   Задув свечи, я оттолкнула синий стульчик на котором восседала, и побежала со всех ног куда-то по улице. Пару раз свернула на другие улицы, оглядывалась, не бегут ли за мной? Если за мной и устроили погоню, то я сумела от них оторваться.
   Господи, как все скверно. Я пропиталась наркотиками, шальными деньгами, грязью заправок. Пропиталась порохом от выстрелов, пропиталась своим враньем как корж медом. За мной следовала смерть. Она цеплялась хладными пальцами за мои плечи, каждую ночь летела с пикапом наравне, скребясь в мое окошко. Перед глазами стоял размытый образ Алисы. Я заплакала еще сильнее. Меня окружили призраки мертвых наркоманов, а я бежала, бежала, бежала, силясь уйти от самой себя.
   Стемнело. Я брела по какому-то жуткому району. Куда не глянь - мусорки с серыми крысами и бездомными кошками. Серые стены домов, неумелое граффити, бухающие гопники на детских площадках.
   Я зашла в подъезд. Воняло кошачьей мочой, отсыревшей ватой, газом. Поднялась немного и забралась на подоконник, обняла колени. Скоро меня могут обнаружить взрослые, и они будут спрашивать, где мои родители. А я не знаю, что я должна говорить в таких случаях. Проще равнодушно пожать плечами и закусить до крови внутренние стороны щек, чтобы боль не позволила пролиться слезам, которые я заслужила.
   Напоят чаем, потом вызовут ментов. И я буду бороться с искушением рассказать про ту жизнь, которой я живу. И на врятли Мари и Костика посадят. Их отмажет Шерхан, а Спайкер подтасует доказательства.
   И смысл что-то говорить? Я буду орать: "Это я, это я Люба Новоселова. Я не Аня Чернова". И максимум, что может случиться - меня посадят в психушку, где я и умру.
   Грохнула дверь, будто ее пнули. На лестнице показалась женщина, она не спеша опускалась, смотря себе под ноги. Она была очень худой и высокой. Этакая снежная королева, в белых узких джинсах, в белой футболке, и в куртке из белой кожи. На лице не было косметики. Длинные волосы были белыми, как брови и ресницы странной женщины. Она заметила меня, и остановилась. Она разглядывала меня чуть приоткрыв рот. У нее были огромные глаза.
   - Ты чего плачешь? - спросила она меня. Я пожала плечами.
    Она села рядом со мной, посмотрела на свои ковбойские сапожки из кожи крокодила альбиноса. От нее пахло богатством, однако ее длинные волосы были не ухоженными, и свисали тонкими крысиными хвостиками. Но такая прическа очень шла женщине.
   - Можешь не говорить. Но ты должна понять, я не отстану от тебя, пока ты мне не расскажешь кто твои родители и где ты живешь. Находиться здесь очень опасно, и я не могу просто так пройти мимо. Что случилось, говори?
   Я посмотрела на нее. Надо же, она не заискивала передо мной, как это любят делать другие взрослые. Мы были на равных, и я предположила, что эта женщина может на время стать моей подругой, в которой я очень нуждалась.
   - Сестра устроила праздник в кафе "Счастье", может знаете такое? Был торт, клоуны, бенгальские огни и пестрые колпаки. И я убежала.
   - Как ты могла уйти с веселья, которое только только начиналось? - спросила она, и в ее голосе слышалось благородство, которое можно услышать у людей, у которых предки были аристократами.
   - Это был мой день рождения. Все было фальшивым и не взаправду.
   - Тогда я с тобой согласна. Мне пятьдесят пять лет, и я не разу не праздновала день рождения. Идиотский праздник. Как можно радоваться тому, что тебе осталась жить на год меньше?
    - Вот именно.
   Женщина улыбнулась. Господи, да у нее были манеры английской королевы!
   - Но, все-таки надо вернуться, иначе сестра начнет искать. И будет лучше, если ты сама объявишься. А то приведут тебя с легавыми, и получишь ты потом ремня.
   - Вы тоже ментов не любите?
   - Не люблю, скрывать не стану. Но я не имею права винить их в чем-то. Это их работа, и часто их действия противоречат с справедливостью.
   - Моя сестра - преступница, - выдохнула я. Мне казалось, что стоит мне сказать это, как объявится милиция, и начнет выбивать из меня все дерьмо вместе с показаниями.
   - Я тоже, - сказала женщина, - Ну ладно, хватит говорить о преступлении и наказании. Скажи, где ты живешь?
    - Мы сняли номер в отеле "Очаг".
    - Ты понимаешь, что моей обязанностью является привести тебя к родным?
   - Понимаю.
   - Пошли.
   Я взяла ее за руку, и мы пошли. Я хотела сказать домой, но дома у меня не было.
   Женщина привела меня в отель. Когда Мари увидела меня, она позвонила в милицейский участок, и сказала, что я нашлась. Мари жутко злилась. Она поблагодарила благородную женщину и та ушла. Взорвалась Мари в номере.
   - Ну ты и сука. Я чуть из кожи вон не вылезла, чтобы все устроить. Я старалась от души, сколько денег потратила, чтобы устроить самый лучший день в твоей жизни. Что сегодня-то свалила? Могла бы свалить раньше, когда тебя еще не признали мертвой.
    Мари мерила номер шагами, проклинала меня, и даже Костя, который тоже на меня погнал, не смел вставить и слова. Я сидела в кресле и смотрела в пол. Мне было как-то пофиг. Я не чувствовала себя виноватой, и скажу даже больше - я должна была свалить с праздника, который мне не принадлежал. Я сказала:
   - У меня день рождения шестого декабря. Да что я говорю? Ты даже этого не помнишь. Ты даже меня по имени не называешь. Мелкая. Да сама ты мелкая. И все, что ты делаешь якобы для меня, на самом деле ты делаешь для себя.
   Мари уставилась на меня. Кажется, она не ожидала, что я хоть что-нибудь скажу. Костик закусил губу. Я возненавидела его, и начала на него орать:
   - А ты че молчишь? Боишься ее, да? Или признайся лучше, что тебе насрать. Я знаю, что ты меня ненавидишь, потому-что я всегда рядом, и мешаю тебе трахаться с ней.
   Костя раздул ноздри, сидя на кровати. Мари замерла. Я продолжила:
   - Да на кой хрен ты вообще появилась в моей жизни? Да и сестра ли ты мне? Если хотела раба, то родила бы сама, а не меня похищала. Кто тебя вообще просил? Я просила? Нет. И в том, что произошло - виновата только ты. Я тебе не игрушка, чтобы мной можно было управлять. И вообще, пошла ты в жопу. Когда-нибудь ты наиграешься и оставишь меня на обочине. Так-что лучше сделай это сейчас.
   Я посмотрела в ее глаза и ничего в них не увидела. Она не выдержала, отвела глаза. Тогда я посмотрела в глаза Кости:
   - А потом, я уверенна, она и тебя бросит. Когда поймет, что можно обойтись без тебя. Или ты от нее сбежишь. Найдешь себе дуру, которая не будет держать тебя за яйца.
   Они ничего не говорили. Молчали и не смотрели на меня. А это означало, что я была права. Прав шестилетний ребенок, который знает откуда берутся дети, и пробовал кислоту. Ребенок, который умеет стрелять, и который в курсе всех криминальных заморочек. Если есть еще такие-же как и я, то уверена - все это говно бы сломало их, и они стали бы говорить правду. Опасную правду.
   И мне хотелось, чтобы на меня наорали, чтобы меня ударили. Мне было нужно, чтобы они как-то действовали, тем самым подтвердив мою правоту. Детей бьют только тогда, когда взрослым нечего им сказать.
   - Ублюдки. Чтоб вы сдохли. Чтоб вы в аварию попали. Просрали свою жизнь, и решили, что можно просрать и мою.
   Я устало поднялась, взяла свою куклу, и пошла спать. Никто ничего не сказал. Чтобы не проваляться всю ночь мучаясь от бессонницы, я достала из потайного кармашка рюкзака снотворные таблетки. Проглотила две, и уснула так, что даже сны не смогли вызвать моего интереса. Снилась всякая бессмысленная дрянь, которую я и не думала запоминать.
***
   Содержимое рюкзака похоже на содержимое внутреннего мира человека. В моем рюкзаке лежат: том квантовой физики который я использую как кошелек, ручки, тетрадки, две части "Моби Дика", учебники, сладости, перцовый баллончик, ножик, девчачьи шмотки, всякие сувениры, талисманы, просыпавшиеся семечки, упаковка булавок, салфетки, снотворные таблетки. Вот эту тяжесть я и таскаю. Вот из чего я состою. А что в вашем рюкзаке?
***
   Да да, я собрала рюкзак. Денег я украла много, должно хватить, чтобы вернуться в родное село. Как раз мы находились неподалеку, всего-лишь в четырехстах километрах, которые можно проехать даже автостопом. На него то я и надеялась. Если я поеду автобусом, то... Не знаю что. Никогда не любила автобусы.
   Зато автостоп опасен, так-что ножик с баллончиком надо держать наготове. Такой способ передвижения я выбрала из-за его опасности. Воображение рисовало всяких уродов, которые могли бы меня похитить. Я представляла, как меня заживо вскрывают, а потом хоронят в лесу. И чтобы меня не опознали - коптят меня над костром. А что, я и так уже умерла. На бумагах. Было страшно, но я улыбалась этому страху.
   И вот оно, путешествие начинается уже с отеля, с которого мы молча съехали. После вчерашнего скандала со мной никто не хотел разговаривать. Тем и лучше. Будет проще покинуть Мари.
   Выехав из города, я попросила Костю остановиться. Он молча съехал на обочину. Я открыла дверь и подхватив рюкзак, спрыгнула в мягкую траву. Потом пошла вперед. Если верить дорожной карте, то через сто двадцать километров будет деревня под названием "Ушаки". Там можно выйти на трассу в сторону Изельска, а от него рукой подать до родного села. Можно даже на поезд сесть.
   - А он уехал прочь на ночной электричке, - начала петь я, отдаляясь от красного огромного пикапа все дальше и дальше. А вот по Красному монстру я буду скучать. Я полюбила машину всей душой, и относилась к ней как к живой. Уйдя на приличное расстояние от них, я стала голосовать - как в фильмах выставила руку с оттопыренным пальцем. Благо трасса была живой, и меня продинамили пять машин. Но не заметить они меня не могли. Толстую девочку в розовом сложно не разглядеть на трассе где-то в лесу. А пикап все стоял. И я стала радоваться. Все-таки Мари решила меня отпустить, и видимо она не будет мне препятствовать.
   И никто не хотел подвозить Любу Новоселову. Люди в основном пялились на меня как на чудо Христово. Ничего, все равно уеду.
   Черт, пикап тронулся, доехал до меня, но я останавливаться не собиралась. Шла с непоколебимой уверенностью танка, подминая под себя невысокую траву, и красный пикап еле ехал, со мной наравне.
   В открытое окошко высунулась Мари и сказала:
   - Хватит херню устраивать. Дверь открыла и села на жопу, на свое место.
   - Да пошла ты, - сказала я.
   - Если сама не залезешь, я тебя сама в салон затолкаю. И костик мне поможет. А будешь рыпаться, я тебя напичкаю транквилизаторами.
   - Да что ты? А ты не боишься, что ночью, когда ты будешь спать, я тебе в глаз выстрелю? - спросила я, подняв бровь.
   - Следи за языком, сучка. Думаешь, что после всего случившегося я так просто тебя отпущу? Чтоб ты ментам нажаловалась?
   - Да я тебя даже и не вспомню, - ответила я.
   - Нет, ты поедешь с нами. И моли бога, чтобы я тебя не убила. Я уже делала это, и потому пришью тебя как жалкую маленькую шлюху.
   - По себе не суди. Это ты была шлюхой, а не я. - я плюнула Мари в лицо.
   Эта ненормальная вышла из машины и вцепилась в меня. Я стала бить ее руками, дернула за ее любимые бусы. Красные бусинки каскадом разлетелись по траве. Мари схватила меня за волосы, стало очень больно. Тогда я достала перцовый баллончик, и прыснула им ей в глаза. Она заорала, схватилась за глаза. Ее высокие каблуки подвели ее на рыхлой земле, и она скатилась в канаву.
   Костик выбежал ей на помощь. Он со всей силы ударил меня по лицу, брызнула кровь, в глазах потемнело. Потом он пнул меня в живот, и меня откинуло к машине. Я ударилась головой обо что-то твердое. Перед тем как потерять сознание, я отрешенно подумала - меня ударил человек, которому я верила, который был моим другом. Это было хуже предательства.
9
   Очнувшись на задних сидениях, я первым делом не слабо сблеванула. В голове творилась какая-то хрень, все куда-то будто бы уползало, двоилось в глазах. Очень сильно болела челюсть, было больно ею двигать. Губа была разбита, кровищей залило футболку. Еще болел затылок, да только все это было мелочью. Еще больнее было в душе.
   Она сидела впереди, прятала красные глаза под очками. Она была вся грязной - канава, в которую она скатилась, была сырой. Теперь не было ее любимых бус. Ее бусы были похожи на капельки крови, которые вытекали из моей губы.
   Он рулил одной рукой, правой. Левая, которая ударила меня, была в кармане. Он был одет в черную футболку. На нем были очки. Но я могла поклясться, что он смотрел на меня через зеркало заднего вида. Я снова закрыла глаза.
   "Так, Любаша. Тут что-то не так. Что-то в твоей жизни стало полным говном. Да что мелочиться? Вся твоя жизнь - куча вонючего говна" - сказала я себе, наблюдая в темноте закрытых глаз искорки. И пришла еще одна мысль: "Теперь никогда не будет так, как прежде. Даже если все наладится, ты будешь раз за разом вспоминать, как прыснула ей из баллончика в глаза. Будешь всегда помнить, как он замахнулся на тебя. И что самое главное - ты никогда не вернешься домой к приемным родителям. Все, волшебство кончилось, Золушке после бала надо приступать к грязной работе".
   По радио играла грустная песня группы Пет Шоп Бойз. Ангельский голос солиста будто отпевал мою счастливую жизнь. Подождите еще немного, и можете кинуть мне в могилу горстку земли. Меня похоронят голой. Я сама так хочу. Как пришла в этот мир голой, так-же надо и уходить.
   Даже воспоминания о Сновидце были какими-то грустными, с ноткой чего-то мерзкого, вроде как с ноткой предательства. Можно легко представить, будто ничего этого не было. Все волшебство мне лишь приснилось, и если я так буду думать почаще, то так оно будет. Я мастерица стирать прошлое.
   Извините, но я хочу начать с августа. Июль получился уродливым. Зато август полон черными ночами, оранжевыми лунами, молчанием в салоне, молчанием в отелях, молчанием в ресторанах. Везде молчание. Такой вот август.
   У меня было сотрясение мозга. Губа зажила, как и кишки, в которые ткнулся носок Костиного кроссовка. С того самого момента никто не сказал ни слова. С этим тяжелым молчанием мы и ворвались в август, в его чарующие ночи.
   Кто-то из них (не могу больше называть их по именам) снимал номер отеля на троих, в которым мы не разговаривали. Кто-то из них оплачивал обед в кафе, во время которого мы даже и не смотрели друг на друга. Мы съездили на Онежское озеро, в котором купались молча. Молча стреляли по банкам. Молчали даже тогда, когда что-то от одного из нас зависело.
   Когда они думали, что я сплю, они разговаривали друг с другом. Понятно, мне устроили бойкот.
   И чтобы как-то от всего этого дерьма уйти, я стала жрать снотворные как конфеты. Чтобы спать, и не видеть этих уродов. Малоподвижный образ жизни плюс калорийная еда, и я уже не та сельская девчонка худышка, которая могла бегать как угорелая и лазать по деревьям. Я стала похожей на шмат мороженного, которое расплющило на полу. Тем и лучше. Оказывается, жирных девочек любят больше чем других. Любят, пока эти жирные девочки не вырастут в огромных закомплексованых баб.
   Я была одинокой, дружила только с администраторами отелей, со случайными прохожими. Я начала называть этих людей одноразовыми друзьями. Взрослые не могли переносить моего кислого вида, и всегда спрашивали, кто меня обидел. И начиналась дружба, жить приказано которой двадцать минут, не больше.
    Продавцы в магазинах, официантки, мои ровесники. Я могу похвастать богатым списком одноразовых друзей. Все-таки это лучше, чем быть вообще одной.
   Кстати, эти видели как я дружу, как я общаюсь с совершенно незнакомыми людьми и иногда смеюсь. Если бы я увидела такую девочку как я, я бы плакала, мне было бы ее жалко. Но какой смысл жалеть себя? Можно погладить себя по голове, да только теплее на душе от этого не станет. Я перестала себя жалеть, и свою жалость решила подарить тем, кто в ней действительно нуждался.
   Денег мне дают мало, но я научилась воровать. Пока эти где-то ездили, я пошла в супермаркет и стащила пару килограмм сосисок. Я просто повязала шею сосисками как шарфом, и вышла. Меня видела кассирша, но она не могла поверить в то, что можно воровать таким вот наглым образом. С этими сосисками я шла к высотным домам, у которых были подвальчики. Там жили бездомные кошки. Я скормила им все сосиски, каждую кошку погладила, и мне становилось так жалко их, что я ревела в голос. Я не могла равнодушно смотреть, как они жадно набрасывались на еду. Мне было плохо от мыслей, что этих кошек больше никто не покормит.
   А ведь раньше они были домашними, их кто-то любил. А потом их навсегда выгнали на улицу, перестали любить, и кошкам было не понять, за что их предали и вышвырнули в суровый холодный мир. За испорченные ботинки, за изодранное кресло. За то, что кошка стала старой и никому ненужной. Их выгнали лишь потому, что все люди - чертовы уроды. Они никогда не ставят себя на место других, не представляют, как может быть плохо кому-то, у кого ничего больше нет.
   Я кормила кошек, ныла, потом шла в отель спать. И потом я спала, спала, просыпалась ела, а потом дремала с едва открытыми глазами, следила за этими. В следующий день я стырила колбасу, купила пять кг кошачьего корма. И опять слезы, и благодарность кошкам за то, что они меня любили.
   Я угощала печеньем бродячих псов, сыпала семечки голубям. Я не кормила только бездомных людей. Я вообще возненавидела весь род человеческий за то, что у них было все, когда у бездомных животных - ничего.
    Где-то в конце августа я проснулась посреди ночи, и увидела розовую луну. Значит что-то изменится, только я была не уверена, что к лучшему. А утром Мари закрылась в ванной комнате, она блевала. Потом распахнула дверь с таким видом, будто увидела привидение. Вся бледная, с широко распахнутыми глазами, держа в руке какую-то штуковину похожую на электронный градусник, она сказала:
   - Я беременна.
   Вот тебе и перемены. Розовая луна никогда не обманывала. Весь мир будто рухнул, я покачнулась. А Костя сполз на стул, и взялся за голову. А я точно знаю - теперь они меня отпустят, мое место займет ребенок Мари.
   И вечером начался скандал. Мари с Костиком решали, что теперь делать. Решали не в пользу ребенка, и постоянно слышалось слово "аборт". И этот "аборт" Мари и собиралась делать, а Костик на нее орал, говорил, что она - вонючая ****ь.
   Поняв, что Мари хочет избавиться от ребеночка, голос подала я. Я бросилась к ногам Мари, заплакала:
    - Мари, пожалуйста, не убивай его. Пусть он будет жить, пусть он займет мое место. А я уйду, я тебе обещаю, что никому ничего про вас не скажу. Отпусти меня, Мари. Не убивай его, забудь обо мне, но пожалуйста, отпусти меня. Он будет лучше меня, лучше...
   У меня началась истерика. Не смотря на то, что я ненавидела и презирала Костика, я и к нему бросилась на колени:
   - Пожалуйста, не убивайте его. Это же ваш ребенок. Костик, ты же его отец. Пусть он будет вместо меня... Отпустите меня. Разве вы не понимаете, что по прежнему уже никогда не будет?
   У Костика был такой вид, будто бы и он увидел привидение. Он беспомощно пялился на Мари, и вдруг я впервые в жизни увидела, как Костик заплакал. Он заплакал в голос, вырвался от меня, и убежал.
   Чтобы перенести эту ночь, я выпила три таблетки феназепама. И проснулась только днем. Я зашла в комнату, за столом сидел Костик. У него были стеклянные глаза. Я нигде не видела Мари.
   - Она сейчас в больнице, - бесцветным голосом сказал Костик, пялясь в пустоту, - Она оправляется после аборта.
   Еще один труп.
   Я выпила еще таблеток, но сон никак не приходил. Мне нужно было как-то забыться. Выпила еще, потом еще. Но я была бодрой как после целого выпитого кофейника. Я выпила все таблетки, их было двадцать штук. Ничего.
    Когда я пошла в главную комнату за своей книжкой про рысей, во мне что-то отключилось, и я грохнулась на пол. Костик что-то заорал, да только попробуй пойми что. Я упала в темноту, а оттуда как из чьей-то задницы - ни хрена не слышно и не видно.
***
   Бывает, бежишь по пыльной дороге босиком, и наступаешь на стекло. Кровь хлещет, мальчишки заливаются смехом, а ты тянешься за листком подорожника, слюнявишь его, и прикладываешь к ране. Кровь остановилась. Забинтовываешь ногу, а родители потом запрещают идти на речку купаться, мало ли какую бациллу подхвачу?
   Любой спор решаем. В мире детей так это точно. Просто решаешь кто первый катается на велике, играя в Камень Ножницы Бумага, раз, два, три...
   Видишь по телевизору рычащего льва в кадре, и понимаешь, компания "Метро Голдвин Майер" покажет кое-что интересное, может даже мультик "Том и Джерри".
   В детстве этого не осознаешь, но когда становишься взрослой, понимаешь - детство, это когда домашний кот старше тебя.
   Набрала в банку зимляники, а потом нюхала райский аромат, нюхала, искала еще ягоды, видела ящерицу, у которой какой-то малолетний садист оторвал хвост. Но я знаю, у ящериц хвост отрастает по новой. И еще у них оранжевое брюшко. Интересно, а вырастают ли снова абортированные дети? И что делают с этими выскобленными из утробы малышами? Сажают в банку со спиртом в наказание за то, что они имели наглость появиться? Я вижу помойку больницы - в мусорном ящике вороны растаскивают недоразвитые человеческие плоды, ампутированные органы, апендиксы, отмороженные пальцы, отрезанные из-за гангрены ноги, обрезанные крайние плоти...
   Клубника в огороде тети Кати - просто сахар, а не клубника. Ягоды крупные, душистые, красные как кровь. Но еще вкуснее варенье из клубники. Только это варенье не из тех ли банок, в которых проспиртовывались наказанные дети? Однажды я сорвала ягоду клубники, и положила ее в рот. Стала жевать, но почему-то было горько. Выплюнула на ладонь красное месиво, а там покалеченный слизень. Надо было смотреть лучше. Тогда бы заметила этого слизняка с другой стороны клубничины.
   И вообще, куда смотрела моя огородная жаба по имени Люся? Это ее вина в том, что клубника оказалась горькой. Вроде с виду ничего, даже слюни текут, а как начнешь прожевывать, так морщишься от горечи. Эта слизневая клубника - самое первое разочарование в моей жизни. Только я не усвоила урок. Я и дальше грызла все красивое, но горькое. Наверное перерождение для этого самого и придумали. Чтобы у людей была возможность совершать одни и тебе ошибки.
   И тем временем жаба по имени Люся навещала своих на болоте. Кстати, и я была на болоте, с дядей Васей клюкву собирала. Только вот муж Люси оказался настолько огромным, что он слопал дядю Васю, от которого осталось ведро клюквы да сапоги. Согласно традициям проклятых лесов, ягоды надо высыпать, как это делает Сновидец. Дядя Вася опять не туда забрел. Повторил свою ошибку, вот его и сожрала огромная жаба. Да и вообще, можно ли ее в этом винить?
   Жабы живут до десяти-тринадцати лет. Коты, которые в прошлом влюблялись в бессердечных фурий, в среднем живут лет восемьдесят, ну почти как человек. А девочки, у которых был передоз снотворными, не живут и вовсе.
   Чтобы знать понятие жизни, нужно так-же знать понятия о смерти. Я очень боюсь умереть. На том свете меня ждут изнасилованные дети, умершие от наркотиков подростки. Они никогда мне не простят того, что я помогала Костику и вроде бы какой-то Марии перевозить наркотики из пункта А в пункт В.
   Кто это такая? Какая-то Мария, не то богиня, не то борзая шалава. Все так смешалось, что теперь и не поймешь где котлета, а где мухи. А мухам плевать. Они могут сидеть на котлетах, могут жить в валившихся глазницах бездомных, которые умерли от того, что я предпочитала кормить кошек а не их.
   Я уже бредила, скрывать сей очевидный факт я не стану. В четыре года, когда дети не видят разницы между сном и реальностью, я заболела бронхитом. Кашель сопровождался мерзкой мокротой, где-то в спине зудело, и температура в сорок градусов переносилась намного легче, чем тридцать семь и восемь. Тетя Катя отпаивала меня клюквенным морсом, и только благодаря ему я чудесным образом исцелилась. А когда бронхит дошел до пика своей силы, я бредила, и звала Алю. Мне казалось, будто она нашла себе новую подругу. Ей богу, если бы Аля так поступила, то я бы пристрелила суку на месте, чтоб неповадно было.
   А вы - кто является свидетелями моей жизни, невидимые боги, призраки заброшенных дорог, которые спят и видят меня - обязательно послушайте песню "Лав Камс Куикли", группы Пет шоп Бойз. Эта песня похожа на мою жизнь. Именно я слышала где-то в небесах, пока врачи засовывали мне в задницу клизму, и делали промывание желудка. Под эту песню у меня была сильная интоксикация. Саундтреком моей смерти была именно эта песня, но она кончилась, и Яхва решила, что мне еще рано умирать. Если честно, то в тот момент я чуть не послала эту божественную про****ушку на ***. Я то думала - все, отмучилась девочка, но вместо этого, Яхва зарядила меня в огромный пистолет, прицелилась в мое еле живое тело. Выстрел.
   Бинго.
10
   Я приложила немало усилий, чтобы открыть глаза. Рядом пищал какой-то механизм, из моей руки тянулась трубочка капельницы. Ненавижу больницы. В них воняет спиртом и таблетками, в них чувствуется субстанция болезней. И вообще - в них уныло.
   Моя палата белая, а белый цвет у меня всегда ассоциировался со смертью. Зимы белые, и потому зимой часто умирают. Особенно в селах. Открыв глаза, я решила, что умерла. Решила, что Яхва промахнулась, когда целилась мной в мое разжиревшее тело молодой хрюшки. Но я не умерла, и я об этом пожалела.
   Рядом со мной сидела Мари. Она сжимала мою руку, радостно улыбалась. Давно я не видела ее такой счастливой. На голове кошмар а-ля Роберт Смит, под не накрашенными глазами синяки. Она в больничном халате.
   - Мразь, - сказала мне Мари, когда я посмотрела на нее, - Маленькая тупая идиотка. Негодяйка, сучка, мандавошка, про****ень, шизофреничка, больная на голову. Жирная кобыла, уродина, лесная ***мбола.
   - Я тоже тебя рада видеть, - сказала я. Во рту был противный привкус таблеток, горло пересохло.
   Мари тут-же меня обняла, да так крепко, что я чуть опять не умерла. Она сказала:
   - Когда Костик сказал мне, я сначала решила, что он издевается. Потом я сама тебя увидела, тебе делали промывание желудка. Врачи говорили, что если бы не Костик, то можно было бы заказывать гроб. Я чуть не обосралась от страха.
   - А долго я была без сознания?
   - Два дня.
   - Почему ты в тапках и в халате?
   - Меня еще после аборта не выписали. Были какие-то осложнения. Сегодня вечером спровадят.
   - Зачем? Он же был таким маленьким...
   - Да срать я хотела на этого ребенка. Кроме тебя мне ничего не нужно. Я поняла это, когда увидела тебя почти мертвой.
   Я заплакала, Мари тоже. Всю боль, которую мы хранили во время молчания - исчезла. Я тоже поняла, что не смогу без Мари. И пусть она была плохой. Никто на самом деле не меняется, и это относится к моей сестре. Она никогда не будет хорошей, и теперь я это поняла и приняла. Я любила Мари такую, какая она есть. Все-таки у нас одни родители, мы связанны общими секретами.
   - Где Костя? - спросила я.
   - Сходит с ума от одиночества. Не думала, что он у меня такой чувствительный. - Мари вытерла слезы.
   - Ты прости меня за то, что я тогда тебе пшыкнула из баллончика. Прости, что наговорила гадостей. Просто я почувствовала себя плохо из-за той девочки...
   - Ты тоже прости меня, - промолвила Мари, сжимая мою руку, - И Костю прости. Понимаю, что он очень дерьмово с тобой поступил, я бы сама ему такого не простила... Но ты прости. Он спрашивал о твоем здоровье.
   Я не успела ничего сказать - вырубилась. Очнулась в полной темноте. Из коридора слышались голоса веселых медсестер. Я дотянулась до кнопки вызова врача. Нажала три раза. Через минуту включился свет. Ко мне подошел молодой высокий врач.
   - Ну, Анна, как ваше самочувствие? - спросил он, присев на мою койку. У него были кудрявые темные волосы, прямоугольные очки, и шикарная борода. Думаю, представительницы прекрасного пола симулировали болезни, чтобы их личил такой красавец.
   - Я Люба а не Аня.
   - Тогда я - Жанна Хасановна Агузарова, - улыбнулся он. Он попросил высунуть язык. Я показала ему язык, он сказал, - Ни хрена у тебя налет. Это говорит об детоксикации, значит ты поправляешься.
   - Когда меня выпишут? - спросила я.
   - Как только, так сразу. - лукаво улыбнулся доктор, - Ты лучше мне скажи, зачем ты приняла столько Феназепама? Твои родные сказали мне, что ты пьешь много кофе, а потом не можешь уснуть. И, цитирую твою сестру: "По своей-же тупости жрала таблетки, чтобы потом нормально спать". Если быть честным, то я не верю ни твоей шабутной сестре, ни ее парню. По моей версии, ты просто хотела привлечь внимание близких, чтобы твоя сестра не делала аборт. Ведь так, да?
   - Доктор, - вздохнула я, - Я действительно тупая. Я пью кофе, оно мне очень нравится, особенно латте. У меня даже сердце болело иногда. Ну, а чтобы спать, я просила Мари покупать снотворное. Ей это все не нравилось.
   - Кто такая Мари? - допытывался врач. Не смотря на то, что он был красавчиком, в нем я подозревала дурной характер. Он бы составил прекрасную партию Мари. Черт. Черт, черт, по документам Мари не Мари, а Галя.
   - Мари? Да так, долго объяснять, - махнула я рукой.
   - Ладно. Галине я сказал, чтобы тебе принесла фруктов, да побольше. И еще, - он поправил очки, - Ты на меня не обижайся, но тебе надо худеть. Запустишь себя в молодости - потом будет паршиво. Поверь мне.
   - Я хочу быть толстой как Наталья Крачковская. И как Монсерат Кабалье.
   - Кабанье, - улыбнулся доктор. - Ладно, Анюта, сейчас ночь, и тебе надо спать. Кофе тебе здесь никто не нальет, так что проблем со сном не будет. Я тоже пойду вздремну. Утром пересмена.
   Он ушел, выключив свет и прикрыв за собой дверь. Капельницы не было, и я перевернулась на бок. Все-таки это было странно, что я чуть не загнулась от передоза. Тут любой-бы решил, что я пыталась покончить с собой. Благо, у шестилетних детей нет привычки себя убивать - они это делают позже, в пубертатный период. Поэтому все справедливо решили, что я траванулась по собственной тупости. Так оно и было. В тот момент я даже и представить не могла, что от моего любимого феназепама вообще можно умереть.
   Когда уснула, мне приснилась блондинка из группы No Doubt. Три раза она спела мне "Донт спик", потом мы пытались поймать с ней попутку до Рысьегорска. Ее парень - губастый волосатый араб, кидал в нас червивыми персиками, и мы прятались за красным пикапом. Потом решили ехать на нем, но оказалось, что блондинка не умела водить. А я умела. Но мои ноги не дотягивались до педалей. Засада.
    Когда я решила пристрелить парня блондинки, меня разбудила какая-то бабка.
   - Так, подъем, - завопила она, внося в мою палату поднос с каким-то варевом, - Уже все птицы спели песни, а ты еще спишь. А ну живо за стол.
    Едва доползла до стола - качало как в шторм. В тарелке была каша, похожая на кошачью рвоту. Тут меня саму и стошнило. Бабка в белом халате выругалась, и пошла за тряпкой. Кашу я быстренько отправила в унитаз, напилась воды из под крана, сморщилась - у воды был вкус феназепама. Бабка явилась с шваброй.
   - Нажрутся всякой дряни, а потом блюют везде. А ты ходи и убирай. - бабка взглянула на меня и на пустую тарелку, - В унитаз смыла? Тебя бы в Ленинград отправить, в блокаду. Сразу бы научилась еду ценить.
   - Почему вы так со мной разговариваете? - удивилась я.
   - А как с тобой наркоманкой еще говорить? Зараза ты, и сестра твоя проститутка. Это ж надо плод загубить...
   Понятно. Этой бабке вынесла мозги Мари, не иначе. А блевотина моя не смывалась, наверное в ленолиум въелась. Я как птица кондор!
   - Вырастешь, будешь как сестра твоя - потаскухой. Как выпишут, в церковь иди грехи отмаливать. - бабка зыркнула на меня как древняя ведьма. Я улыбнулась. Сказала:
   - Интересно, а что вы делали, когда молодой были?
   Услышав в свой адрес пару смачных матюгов, я проследила как старуха скрылась, забрав и шабру и поднос. Я легла обратно в кровать. Потом принесли таблетки, молоденькая полненькая медсестра сказала, что это слабительное.
   - Пей побольше воды, чтобы из организма грязь вышла, - сказала она, - А так старайся больше спать.
   - Хорошо. А кто та старуха? Ворчливая такая.
   - Ах, - махнула рукой сестричка, - Ее никто не любит.
   Не удивительно, подумала я.
   В полдень в палату заглянул Костик. У него был виноватый вид, в руках - пакет. Он махнул рукой, я улыбнулась.
   - Мари еще спит. Ей хреново. Все-таки четвертый аборт, - начал Костик. Он вытащил из пакета мои книжки и тетрадки, потом фрукты. И ничего сладенького, а жаль. Он сел на койку, скрестил руки на груди.
   Я тоже молчала. Не знала с чего начать. Мы посмотрели друг на друга, а потом заржали. Стало проще. Взглянув в Костины темные глаза, я сказала:
    - Одна бабка здесь уверенна в том, что я наркоманка.
   - Боюсь она права.
   - Надоело быть здесь. Хочу уйти отсюда.
   - Придется потерпеть, - пожал плечами Костя. Он сказал, - Ты прости меня. За то, что тогда ударил. Не знаю, что на меня нашло. Ты простишь меня?
   - Уже простила.
   Костик криво улыбнулся, поджал губы. Я спросила:
   - Четыре аборта?
   - Так вот получилось. Сейчас не время детей рожать. Мир слишком жестокий. Если бы у меня спросили, хочу ли я сюда, то я бы отказался.
   - Так обычно самоубийцы рассуждают, - заметила я. По телевизору я видела программу, в которой затрагивали тему суицида. И там говорили, что верным признаком самоубийцы является то, что человек жалеет о своем рождении. Там говорили про подростков эмо, которые резали вены и скидывались с крыши. Говорили, что культура эмо - это деструктивное западное влияние на современную русскую молодежь. Как-то я видела девушку эмо. У нее были красивые волосы - черно-зеленые. И она была модно прикинута: юбка шотландка, футболка с надписью "Психея", рюкзачок в виде мишки. Два колечка на нижней губе, сногсшибательный макияж.
   Костя не был похож на эмо. Он был просто парнем, который каждое утро отжимается и делает зарядку, который брезгует пользоваться бритвой - с бородой ходить круче. Костик обожал рваные джинсы и белые майки - благодаря майке все видели его мышцы. В общем - крупный такой дядька, с которым лучше не шутить, а то резанет ножом, который он всегда прятал в заднем кармане.
   И я не могла злиться на него и обижаться. Никто не мог на него злиться долго, и Костя этим пользовался. Не смотря на простоватые манеры, он был очень умным, и если кому-то удавалось провести его за нос, то этот обманщик мог бы гордиться тем, что он - самый лучший в мире врун. Мари этим гордилась. Она обладала ключиками к Костиной душе, и разводила его как нефиг делать.
    И он ушел. Я пожевала фруктов, почитала книжку. Было очень скучно, меня клонило в сон. Но спать я не собиралась, и потому надела тапочки, и отправилась гулять по больнице.
    Это просто кошмар! Бедные старики. Я заглянула в другие палаты, и все койки заняты пожилыми людьми, которые беседовали друг с другом. У них были изнуренные лица, потухшие глаза. И были в больнице дети - кто с какими-то невообразимыми ранениями, кто со сломанными ногами. Мне только потом сказали, что эти дети были жертвой какого-то терраткта. Со словом "терракт" я была не знакома, но подозревала, что это что-то очень ужасное, на подобии синдрома Паркинсона и синдрома Аспбергера.
   Заглянула в курилку где болтали более взрослые пациенты. Хотела сесть послушать их, так меня выгнали, обвинив в каком-то пассивном курении. А так заняться было не чем. Я с трудом отыскала свою палату - оказывается она была платной, типа вип ложе. Лучше бы я лежала в общей палате.
   Снова почитала, съела грушу и апельсин. И уснула. Успела подумать - вот бы щас чашку кофею-ю! 


11
    Холодало. В кронах деревьев уже виднелись золотые листочки, и ночи стали звездными, прохладными как безалкогольный махито. Трава медленно умирала, и люди одевались теплей, пряча загорелую кожу в осенние куртки. Скоро начнутся первые заморозки, а потом рукой подать до первого снега.
   Я ненавижу зимы. Все кругом белое, холодное, унылое. Пустыри станут белыми, из под снега будут торчать мертвые стебли растений. Серые небеса будут угнетать, они будут гробовой крышкой для всех нас. И не часто будут солнечные дни. А если дни такие будут, то они станут морозными, мертвыми.
   На счет планов на зимовку, все оставалось по прежнему. Зимовать мы будем в Рысьегорске, поближе к Сновидцу. Но до того времени мы должны перевезти несколько партий наркотиков, и навестить Спайкер. А Спайкер жила на краю света, где круглый год было холодно. Мы собирались на самый край России.
   Мари решила сменить свой образ. Она подстриглась под мальчика, и выкрасила волосы в рубиновый цвет. Она выбросила все свои вещи, и обзавелась джинсами, теплой курткой, большим шарфом. Я тоже изменилась - Мари перекрасила меня в шоколадный цвет, и теперь Костик называл меня какашкой. И еще я перестала учиться - надоело. Все свободное время я посвятила наблюдениям за миром и его составляющими.
   Костя же не изменился. Свои мышцы теперь он прятал под кожаной курткой, перестал бриться. С такой бородой он чем-то напоминал Иисуса Христа.
   Сегодня мы должны перевезти кокаин. Все были на взводе, волновалась даже Мари. Так всегда было, когда в дверях прятались наркотики. Мы стремались каждого мента, любая машина казалась нам шпионом. Но почему-то я не боялась. Я смотрела в окно, провожала взглядом лесные чащи.
   Костик включил магнитолу. Как всегда кассету Дэвида Боуи. Мари грызла ногти. Чтобы отвлечь взрослых, я стала задавать вопросы:
   - А как выглядит Спайкер?
   - Как продавщица восточных сладостей, - ответил Костик. Он не сводил глаз с дороги, рулил он почему-то напряженно.
   - Или как корейская рыбачка, - добавила Мари. Она делала массаж головы, ее красные короткие волосы топорщились в разные стороны.
   - А сколько ей лет? - спросила я.
   - Хрен знает. - пожал плечами Костик. - Но выглядит она на сорок, или пятьдесят.
   - А вы знаете, сколько лет Сновидцу? - я держала в руках его изумрудный перстень, вспоминая его цвет глаз.
   - Может тридцать? - предположила Мари, взглянув на Костю. Тот помотал головой, и предположил, что ему двадцать пять.
   Я застыла с открытым ртом. Все это время я думала, что Мари и Костик знают всю правду про Сновидца, но они ничего не знали. Как такое может быть? Получается, я одна знаю секреты Сновидца. Боже.
   - А как вы с ним познакомились? - полюбопытствовала я.
    Мари вздохнула:
   - Сначала мы познакомились со Спайкер, мы работали на нее. Костика тогда боли в спине донимали, мы ведь в машине жили, постоянно на колесах. Вот Спайкер и предложила нам съездить к нему - спину вылечить. Так и познакомились.
   - Сновидец знает о Спайкер? - удивилась я.
   - Они переписываются, - сказал Костя, - Они очень хорошо знают друг друга, хотя никогда друг друга не видели.
    - Не, кто тебе сказал об этом? - возмутилась Мари, грызя душку очков, - Они вроде работали вместе над какой-то программой.
   - Мне об этом Мыша сказал.
   - Да он удолбыш, он уже не видит разницы между реальностью и сном. Стала бы я Мышу слушать. Он однажды заявил, что является реинкарнацией Иуды.
   - Так может он прав был? Мир еще не видывал таких стукачей как он, - сказал Костя. Он посмотрел на Мари, и они вместе засмеялись.
   Мари сказала:
   - Почти все знают о Сновидце и Спайкер. В криминальном мире они как святые, к которым устраиваются целые паломничества. Мало кто может похвастать дружбой со Сновидцем и Спайкер. Их дружба как благословение и удача. Но если вызвать их грев...
   - О, тогда можно сразу с жизнью прощаться, - злорадно улыбнулся Костя. Он обратился ко мне: Сновидец тебе мог показать человеком доброй души, но у него есть и другая сторона - черная. И все боятся этой стороны, так как от нее нельзя спрятаться и убежать. Сновидец владеет очень страшным могущественным колдовством. О, Мари, а помнишь тот случай, когда Сновидца ударил какой-то козел?
   - Да эту историю все знают, - Мари обернулась ко мне, - Короче, к Сновидцу пришел один торговец наркотиками, и попросил для себя предсказание. Сновидец сказал, что ему надо перестать торговать, иначе его уничтожит древняя сила. Торговцу это не понравилось, и он ударил нашего друга. А потом торговца нашли у него в квартире, он еще жив был. Так ты, Мелкая, представь, какую порчу Сновидец навел на торговца, раз тот заживо себя выпотрошил, отрезал себе губы и щеки...
    - И ведь предсказание сбылось. - улыбнулся Костик, - Торговец умер от рук древней силы.
   - Вот же дерьмо, да? - улыбнулась Мари.
   И вот оно - мое разочарование. Я увидела обратную сторону луны, увидела Сновидца с другой стороны. Ну, я могла бы и сама догадаться, насколько его темная сторона мрачная. Настолько мрачная, на сколько его белая сторона хорошая. За маской гостеприимного колдуна пряталось древнее могущество, пропахшее злостью линчивателей, пропахшее дымом от костров с ведьмами. Сновидец. Он был ангелом для своих друзей, и был дьяволом для врагов. Я посмотрела на перстень с драгоценным зеленым камнем. Стало немного страшно. Но чего я боюсь? Сновидец - мой друг, и он никогда не обидит меня. Никогда.
   Стемнело. Мы мчались в какой-то город, мечтая поскорее избавиться от наркотиков. В фиолетовом небе виднелись звезды, луна напоминала неоновый серп. За пределами нашей машины становилось как-то страшно и тревожно. Я закуталась в лоскутное одеяло, и стала грызть сухарики. Глядя на темный силуэт Мари, я решила спросить:
   - Мари, а где мой отец?
   Мари замерла. Она беспомощно посмотрела на Костика, тот пожал плечами.
   - Дорогая, зачем тебе знать своего отца? - спросила Мари. Но я не отступала, и повторила свой вопрос. Моя сестра вздохнула.
   - Мари, расскажи ей, она все равно узнает, - сказал Костик.
   - Ты дурак? Наш отец был убийцей, барыгой, и вообще полным козлом. Если бы меня спросили, то я бы наотрез отказалась бы слушать про своего отца. Это очень страшный человек.
   - Это Шерхан? - предположила я, и все замерли. Даже Боуи перестал петь - видимо с магнитолой что-то не в порядке.
   - Да, это он, - созналась Мари. Она искала сигареты и зажигалку, - Но он участвовал только в твоем появлении - забыл гандон надеть. В остальном же он как и был дерьмом, так и дерьмом остался. И моя цель состоит в том, чтобы с ним меньше видеться, и побольше выкачивать денег. И еще я должна беречь тебя, Мелкая, от него. Иначе говна будет много.
   - Какой он? - спросила я.
   - Такой, что можно в обморок упасть. Даже Костя его боится.
   - Э, да не боюсь я его, - сказал Костик.
   Я стала молчать. Вместо Дэвида Боуи запели "Иванушки", пели про золотые облака. А я пыталась осознать, что мой отец - монстр. Но, кем была моя мать? Мари должна рассказать.
   - Наша мать была единственной, кого любил Шерхан, - сказала Мари, - Все остальные были для него животными, которых можно было либо приручить, либо убить. Наша мать была очень хорошей. Шерхана она нисколечко не боялась, и пыталась сделать из него человека. Она любила скандалить, и она не любила, когда Шерхан кого-либо убивал.
   - А еще? Расскажи про нее, Мари.
   - Ее звали Ариной. Она была очень красивой. Черт, может мне нарисовать ее? - разозлилась Мари.
   Я ничего больше не спрашивала, а Мари не говорила. Доехав поздней ночью до особняка Соломона, мы были на взводе. Мы расслабились только тогда, когда наркотики забрали, и наша машина оказалась чистой. Соломон сказал:
   - О вас спрашивал Шерхан. Он приглашал вас к себе в гости.
   - Вспомни говно - тут и оно, - вздохнула Мари, и потом сказала, - Мы не поедем к нему в гости. Так и передай. И еще передай, чтобы он не лез в наши дела.
   - Хорошо Мари. Но как по мне, ты - хреновая дочь.
   Мари усмехнулась:
   - У хороших людей хреновых детей не бывает.
   И как всегда, Соломон добавил, когда мы распахнули двери машины чтобы уехать:
   - Берегите себя. Я не переживу, если с вами что-нибудь случится.
   - А откуда Соломон знает про нашего отца? - спросила я, когда мы ехали по пустынной улице, ища гостиницу.
    - Соломон его шестерка, - ответил Костя, - Если что, то посадят Соломона, но точно не Шерхана.
   - Хм, а может все-таки съездить в гости? - спросила саму себя Мари.
    - Ты дура? - спросил ее Костя, - Он же Мелкую от себя не отпустит. Помнишь, как он хотел, чтобы ты стала наследницей его дел? Тоже самое он может предложить Любаше.
   - А Любаша будет умной здравомыслящей девочкой, и пошлет Шерхана в задницу, - сказала Мари. Она хлопнула в ладоши, и продолжила, - Завтра навестим папку, поговорим по душам.
   Мне стало страшно, но не настолько, чтобы паниковать. Это был уставший страх, какой-то слабенький страх, на которого можно не обращать внимание. Я видела кучу страшных людей, и они ничего мне не сделали. Шерхан тоже ничего мне не сделает. Мари не позволит.
   В гостинице, в которой мы иногда останавливались, не было мест. Нам пришлось ехать в какую-то общагу, где койка место стоит сто пятьдесят рублей. Это было отвратительное место. Выцветший линолеум в коридоре, небольшие комнатки, в которых отдыхали бомжи и алкоголики. Когда мы прошли мимо общей кухни, я увидела, как над газовой плитой варили себе ширево наркоманы. Пахло в общаге гнилью, мочой, марихуаной.
   Нас заселили в комнату, где помимо нас отдыхал какая-та девушка с дредами. Пока мы располагались, я заметила, что девушка на самом деле плакала. Я сказала об этом Мари, и она обратилась к девушке:
   - Э, подруга, с тобой все хорошо?
   Девушка откинула одеяло, и мы увидели ее лицо. Ее кто-то сильно избил. В вымученной улыбке не хватало зубов, под глазами чернели синяки, щека была разодрана. Мари достала свою косметичку, и нашла ватные тампоны. Обработав рану на щеке девушки, Мари спросила:
   - Что случилось? Кто тебя обидел?
   Девушка не отвечала и плакала. Она как-то странно подгибала колени к животу. Мари сорвала с нее одеяло, и мы замерли от ужаса. Между ног у девушки все было окровавленным.
   - Костик, а ну свали отсюда, - скомандовала Мари. - Мелкая, найди в сумке мои прокладки и перекись водорода.
   Я нашла перекись и прокладки, подала Мари. Костик вылетел из комнаты. Мари приказала девушке встать. Когда она встала, Мари сняла с нее джинсы, и посмотрела туда, ну, в ее пи-пи.
   - Кто это сделал? - спросила Мари. Ее голос звучал холодно и резко.
    Девушка заплакала:
   - Пришли какие-то уроды. Они изнасиловали меня все. Несколько раз.
   - Как тебя зовут?
   - Жанна.
   - Хорошо, Жанна. Твои дела плохи. Все, что я могу сделать, так это продезинфицировать раны. А заживать будет очень долго, и тебе будет больно.
   Мари попросила меня взять перцовый баллончик и найти Костю. Она не хотела, чтобы я видела раны Жанны. Мне стало плохо, у меня кружилась голова. Когда Мари сняла трусы девушки, я отвернулась, и пошла искать Костю. Но он стоял за дверью.
   - Ну, что там? - спросил он. Я взяла его за руку, чтобы не свалиться в обморок.
   - Там очень много крови, - в прострации ответила я.
   Через десять минут Мари позволила зайти нам. Жанна сидела на кровати в джинсах Мари, она улыбалась. Интересно, что сказала ей Мари.
   Я подошла к Жанне, и представилась:
   - Здравствуйте. Меня зовут Любой. Я младшая сестра Мари.
   Девушка пожала мою руку, и стала сюсюкаться со мной как с маленькой. Мы с Костиком переглянулись. Жанна заметила наши взгляды, и спросила, что-то не так?
   - Все так. Только наша Любаша слишком взрослая для своего возраста. Она хорошо пишет, считает, читает. Она у нас умная как хрен знает кто.
   - О, прости, - сказала Жанна, и я села рядом с ней. Сразу было понятно, что девушка была хиппи. У нее в дредах были пестрые бусины, на запястьях разноцветные браслеты. Ее майка была с изображением Боба Марли.
   Мари пошла мыть руки. Я стала разглядывать браслеты Жанны, Костик спросил ее:
   - Как тебя занесло в эту дыру? Нам самим пришлось остановиться здесь, так в других гостиницах не было места.
   - Ну, у меня денег ни на что поприличней не хватало. Пришлось ночевать здесь.
   - Родные есть? - Костя доставал из сумки шмотки и складывал их правильно.
   - Нет. Я детдомовская.
   - Сбежала? - поднял бровь Костя.
   - Ну да. Так-то я хотела побывать на одном концерте, а потом зависла у хиппи. Ну вот и стала я путешествовать, есть что бог пошлет, и ночевать под кустами.
   Костик стянул с себя футболку, обнажая свой мускулистый торс. Жанна посмотрела на его грудь как-то странно, так смотреть на Костика имеет право только Мари. К Жанне я почувствовала отвращение. Был бы у нее третий глаз, то я бы его подбила. Ну, или Мари. Та хорошо кулаками машет.
   - Да, не повезло тебе, - сказал Костя, сев на свою кровать. - Мы сами живем на колесах.
   - Как круто.
   Появилась Мари. Она опять взяла косметичку, и стала замазывать синяки Жанны.
   - Так, дорогуша, - сказала Мари, - Завтра я пристрою тебя кое-куда. Ты одна, и любой может изнасиловать тебя, или даже убить. Завтра поедешь с нами.
   - Куда?
   - Куда надо. - Мари стала мазать губы Жанны помадой, - Тебе стоит думать о себе. Всегда надо быть настороженной, и никому не верить. Иначе жизнь тебя сломает.
   Мы легли спать. Ворочаясь в вонючей койке, я думала о Жанне. Она была какой-то странной. Ее недавно изнасиловали десять человек, а она уже на Костю глаза положила. Может она умственно-отсталая?
   Костик и Мари спали у окна, я слышала их дыхание. Дыхания Жанны я не слышала. Только не это, только не труп. Запаниковав, я отыскала в кармане маленький фонарик, и посвятила на койку Жанны. Та сидела на кровати одетая, в ее руках была наша сумка.
   - Жанна? - только и могла сказать я. Та положила сумку обратно, и заплакала. Я прошептала ей:
   - Мы позаботимся о тебе, и тебе больше не надо будет воровать. Моя сестра хорошая, она не собиралась тебя кинуть.
   Жанна нахмурилась. Я посвятила на сестру, потом предложила поговорить за дверью. Мы вышли из комнаты. Жанна нервничала. Я сказала:
   - Тебе нужны друзья. Без них очень плохо. Моя сестра тоже была одна, она делала все, чтобы выжить. Она никогда не давала себя в обиду. Тебе стоит стать такой-же.
   - Что ты говоришь? Тебе всего-лишь семь лет, - возмутилась Жанна.
   - Я умная. Однажды я нашла тест на коэффициент интеллекта, и набрала 168 баллов. Это выше, чем у обычного человека.
   - Что задумала твоя сестра? - спросила Жанна. Взглянув на ее лицо повнимательней, я поняла, что она была страшной как смертный грех. Интересно, как насильники позарились на это существо? Наверное, Мари была права, когда говорила, что лица бывают разные, но ****а всегда останется ****ой.
   - Я не знаю, что задумала моя сестра. Но ее лучше слушаться. Если она решила помочь, то помогать будет до конца. Она ни сделает тебе ничего плохого.
   - Мне не нужна помощь. - гордо вздернула нос Жанна.
   - Тогда дождемся утра, и я скажу сестре, что ты пыталась удрать с нашей сумкой. Уверена, тебя к утру не будет, и возможно сумки - тоже. Но разве тебе будет приятно, если о тебе будут думать плохо? И будут думать плохое про тебя те, кто оказал тебе помощь.
   Жанна стрельнула в меня ненавидящим взглядом. Она закусила губу, облокотилась об бетонную стену. Я смотрела на нее. Я знала, что Жанна останется.
   - Хорошо, я останусь. Только я не могу понять, почему твоя сестра решила помогать мне?
   - Моя сестра тоже была бездомной. Ей тоже пришлось пережить многое.
   Мы вошли в комнату. Я легла спать спокойной - Жанна не убежит.
  Утром мы быстро собрались и загрузились в пикап - общага оказалась еще отвратительней при свете дня. Костя сворачивал то туда, то сюда, Мари читала модный журнал, и подумывала о пластической операции. Я и Жанна сидели сзади. Мы молчали. Мне было страшно, так как скоро я увижу самого ужасного человека в мире, который оказался моим родным отцом, Жанна же думала и гадала, что с ней будет. Костя тоже был в напряге: он не мог терпеть Шерхана, а Шерхан не мог терпеть Костю.
   Погода, будто чувствуя наше напряжение, тоже стала неспокойной, поднялся ветер, принося темные тучи.
   Вскоре автомобиль остановился у высоких ворот. Мари сказала:
   - Так, Костик и Жанна, ждите меня здесь. Мелкая - за мной.
   Я вышла из машины, и подала руку Мари. Она помахала рукой камере, которая висела на стволе вяза. Дверь вдруг стала открываться сама, и мы прошли внутрь, созерцая огромный дом с большими затемненными окнами. Трава на участке была коротко подстриженна, булькал фонтан в виде обнаженной девы с дельвинами. Такой красоты я еще не видела.
   Вход в дом охранял охранник. Он остановил нас, и спросил, кто мы такие:
   - Идиот. Это Милкая и я - Мари.
   Охранник раскланялся, и чуть на колени перед нами не пал. Он открыл нам дверь, и мы будто окунулись в роскошь. Первым, что я заметила - был огромный белый рояль, будто сделанный из белого шоколада. Черный лакированный пол напоминал огромное зеркало. В этом огромном помещении было мало мебели, но зато над головой висела хрустальная люстра в виде осьминога, а на второй этаж вела лестница с резьбой.
    Мы с Мари сели на кожаный диван. Я скромно на уголочке, а Мари завалилась прямо в обуви. Быстро как мышка пробежала уборщица, за окном на мгновение показался садовник.
    Конечно я видела роскошь, но роскошь в этом доме была более скромной, оформленной в минимальном стиле. Этот дом ничем не напоминал те номера, в которых мы жили. Те роскошные "люксы" напоминали свадебные торты, а это помещение напомнило мне шоколадку.
   - Шерхан, - завопила Мари. Она дотянулась до столика с фруктами на чаше, и стала кормить себя виноградом, лихо закидывая ягоды в рот.
   На лестнице появился мужчина в тройке. Он был высоким и худым, с роскошными седыми волосами. Он спускался медленно, грациозно.
   - Сколько раз я тебя просил, чтобы ты называла меня отцом, - сказал мужчина. От его голоса у меня зашевелились волоски на шее. Я уловила свое прозрачное отражение в окне, и отметила, что я побледнела.
   Мужчина сел на против нас в кресло. Он холодно разглядывал нас, играясь с крестиком на длинной цепочке. У него были глубокие морщины, на руках я заметила зековские наколки. Я мечтала очутиться в Красном монстре, и ехать отсюда подальше. Взглянув на Мари, я увидела ее спокойствие. Она разглядывала Шерхана с издевкой в глазах.
   - Ты отвратительно выглядишь, - сказал Шерхан, - Что ты сделала со своими волосами?
   - Что хотела, то и сделала, - сказала Мари, и ее взгляд стал холодным как лед. - И, тебе стоит поучиться хорошим манерам, папочка. Гостей так не принимают.
   - В кого ты стала такой язвой, Инга?
   - Если назовешь меня Ингой еще раз, то я никогда к тебе не приеду. Ты никогда меня не увидишь. Никогда.
   Взгляд Шерхана пал на меня. Его губы растянулись в улыбке:
   - Так это Люба, моя дочь! Привет, кроха. Иди ко мне.
   Я вжалась в диван, Мари взяла меня за руку. Она сказала:
   - У нее нет отца. Только биологический, но врятли это зовется отцовством.
   - Заткнись.
   - Сам заткнись. Она никогда не подойдет к тебе. Она будет всю жизнь сторониться таких как ты. Скольких ты убил, Шерхан? Я лишь одного прикончила, и то он был педофилом, и он был достоин того, чтобы его жрали черви.
   - Я убил многих.
   - В том числе приказывал своим людям поджигать дома, на месте которых ты строил здания. И эти люди сгорали вместе с домами. Тебе нужны были квартиры, и ты ломал ноги и руки их владельцев, чтобы под пытками они отказывались от жилья. Что ты еще делал, Шерхан?
   - Многое. И если ты узнаешь о моих делах, то я и тебя пристрелю, вместе с твоим придурком. - Шерхан улыбнулся, - Хотите чай?
   - Сам пей свой чай. Скажи, что тебе надо от нас? - спросила Мари, добравшись до яблок.
   - А что нужно отцу от своих дочерей, которые живут где попало, и общаются со всякими гнидами?
   - Не обобщай. Многие люди в сто раз лучше тебя.
   - Почему ты такая? Что с тобой случилось, Мари? Я тебя обидел?
   - Нет, не обидел. - коротко ответила Мари.
   - Тогда в чем проблема? Почему ты так ко мне относишься? Я не заслужил такого отношения к себе. - Шерхан сжал кулаки, - Я лишь хочу, чтобы мы жили вместе, под одной крышей. Да живи ты хоть со своим парнем, пусть он хоть моим водителем станет...
   - Костик сдохнет быстрее, чем твоим водителем станет.
   - ...И я уверен, что ты выкрала Любу лишь для того, чтобы настроить ее против меня.
   Мари поднялась на ноги, и прошлась до рояля. Мне стало не по себе без Мари. Мне хотелось, чтобы она была всегда рядом. Шерхан смотрел на меня. Он спросил:
   - Люба, тебе с ними хорошо?
   Я кивнула головой. В горле все пересохло. Шерхан перевел взгляд с меня на Мари, спросил ее:
   - Видимо у нас не получится конструктивного диалога, да?
   - Видимо так, - ответила она, касаясь пальцами белых клавиш, - У меня к тебе есть просьба.
   - Ну вот. Тебе всегда что-то от меня надо, и я тебе это даю. Но ты никогда не благодаришь. Никогда.
   - Есть одна девушка. Она нуждается в жилье и в работе.
   - И чем я могу ей помочь?
   Мари посмотрела на Шерхана как на кучу дерьма. Она сказала:
   - Ты можешь пристроить ее уборщицей.
   - У меня есть уборщица.
   - Так уволь старую, и возьми новую.
   Шерхан подумал и сказал:
   - Ладно. Пусть приходит. Я помогу ей.
   - Хоть на что-то ты способен, - ответила Мари. Она села рядом со мной, стала буравить Шерхана злым взглядом. Тот долго не выдержал, зачем-то обернулся на пустую стену. Мари сказала, - Раз тебе ничего сказать, то мы уйдем.
   И мы ушли, оставив Шерхана одного, в своем огромном полупустом доме. Мы оставили Жанну, и поехали. Я пыталась разобраться в своих чувствах. Мне было жалко Шерхана, но и одновременно я боялась его. Перед встречей с ним я думала, что испытаю к отцу какие-то чувства, я представляла, как он обнимал бы меня - как долго ожиданную дочь, которая когда-то давным давно потерялась.
   Костик сказал:
   - Теперь навестим Спайкер.
   Мы - дочери Шерхана, кивнули.
***
   Наша поездка будет длиться целую неделю. Мы едем на северо-восток, где всегда холодно, и где нет леса, лишь только каменные пустыри. Мы едем на встречу к той, которой Мари зачитывала некрологи. Та загадочная женщина - Спайкер. Слишком долго я ждала с ней знакомства.
    Мы купили зимнюю одежду, купили новый атлас дорог, и пометили звездочками наши будущие остановки. Красного монстра Костя переодел в зимнюю шину, провел полный тех-осмотр. Мы с Мари на всякий случай купили маленькую газовую горелку, кастрюлю, ложки, тарелки, крупы - это на тот случай, если автомобиль сломается где-нибудь на середине пути, где вокруг будут одни пустыри, и где помощи ждать неоткуда. Еще мы купили две пятилитровые бутылки с водой, канистру с бензином, масло, и три одеяла.
   Когда все было к поездке, мы разбили на дороге пару яиц, и разлили молоко. Так учил нас Сновидец, чтобы в пути все было хорошо. А Мари, для верности, принесла в жертву дороге пару капелек своей крови, специально уколов палец булавкой.
   Неделя в дороге - звучало угрожающе, но я оглядывалась назад, и видела целые месяцы путешествий по городам. Мы доедем, погостим у Спайкер, и поедем в Рысьегорск на ночевку. Я больше ждала ночевки, так как мечтала снова увидеть Сновидца. Интересно, а Спайкер окажется такой-же хорошей как Сновидец?
   И мы поехали. Мы были возбуждены, нам не терпелось увидеть Спайкер. Мари сказала, что она очень хорошенькая, хоть и странная. Хм, Сновидец тоже был странным, но это не делало его отталкивающим.
   Мы снова в пути.

12
   Это было самое унылое место, которое я видела. Казалось, мы приехали не на край России, а прямо в сердце зимы. Везде было белым бело, нет - все было серым. Серые пустоши, по которым гуляла вьюга, серые пятиэтажные дома, серые улицы, по которым гуляли немногочисленные серые люди. Несмотря на куртки было очень холодно, и я была деморализована - я ожидала зиму через несколько месяцев, а не через семь дней.
   Был первый час пополудни, но небо было темным как в утро декабря. Свет фонарей был желтым, а света моих любимых неоновых вывесок не было. В этом городе на десять тысяч жителей вообще ничего не было. Только серые пятиэтажные дома, среди которых разбросаны гнилые деревянные хибары. Ну, тут еще есть железнодорожный вокзал со столовой.
    - Наверное тут люди часто заканчивают жизнь самоубийством, - предположила Мари, разглядывая низенькие деревья-кустарники, которых тут было больше чем людей на улицах.
   - Да тут спиться как нефиг делать, - добавил Костик. Он сворачивал то туда, то сюда, но так и не мог найти дом Спайкер.
   - Почему мы катаемся здесь целых десять минут? - начала скандалить Мари, выходя из себя.
   - Да я не помню, где Спайкер живет. Звони ей.
   Мари закатила глаза, и стала по памяти набирать номер на мобильном. Я беспокоилась за телефон, так как Мари сжала его так, что тот начал скрипеть.
   - Алло? Это Мари... Солнце, скажи, где ты живешь? Да, мы забыли.
   Благодаря Спайкер мы нашли ее дом, который был шестиэтажным. Мы поднялись на пятый этаж - стены лестничных пролетов утопали в различных надписях, не имеющих никакого связного смысла. Мы подошли к железной двери, Мари нажала на звонок. Задержав дыхание, я приготовилась к новому знакомству.
    Щелкнул замок, дверь открылась. Первое, что я ощутила - был запах. Тяжелый запах нагретого пластмасса и дыма сигарет. Я подняла глаза, и увидела ее - загадочную Спайкер, которая была лишь голосом в телефонной трубке. Вот она - умнейшая женщина, настоящий гений. Спайкер была невысокой, ее худенькое тельце было закутано в застиранный шелковый халат с драконами, ее тапочки были розовыми с пухом. Кажется, она была китаянкой, или японкой. У Спайкер были узкие блестящие глаза, и высокие скулы. Кожа ее желтоватого лица была испещрена морщинами, накрашенные губы улыбались.
   - Господи, ну наконец-то, - воскликнула женщина, и открыла дверь шире, чтобы мы вошли. Спайкер позволила нам снять куртки и разуться, и только потом стала обнимать нас и целовать. Обняв меня, Спайкер сказала, что я очень красивая девочка.
   Мы прошли на кухню, где нас ждал накрытый стол. Салаты, закуски, тушенка, запеченная курица, и многое многое другое, отчего текли слюнки. Было видно - Спайкер была очень хорошей хозяйкой. Она сняла с головы платок, и стала суетиться, а меня удивила ее толстая черная коса, туго заплетенная на затылке. Она села за стол, и стала нас допрашивать:
   - Ну, как доехали? Не замерзли? Проголодались наверное? Вы кушайте, кушайте. Только вон тот салатик попробуйте, я его по новому рецепту настругала...
   Уплетая салат по новому рецепту, я наблюдала за Спайкер, и пыталась найти что-то общее с этой Спайкер, и той, которую я нарисовала в своем воображении. Я представляла ее этакой роковой женщиной в красном платье, курящую сигарету через длинный мундштук. Я представляла ее как китайскую королеву преступного мира. Но, Спайкер оказалась обычной женщиной, радужной хозяйкой, этакой родной бабушкой, от которой голодным не уйдешь. Стоит ли говорить, что я полюбила Спайкер всем сердцем? У нее был прекрасный высокий голосок.
    - Я думала, мы вообще не доедем, - вздохнула Мари, - То машина ломалась, то проблемы с дорогой были. Да, родная. До тебя как до Парижа.
   - Ну, что поделаешь? - весело пожала плечами Спайкер, - Я вынуждена оставаться здесь, чтобы помогать этому городу.
   - Хреново помогаешь, - рассмеялся Костик. Спайкер шутливо ударила его кулачком, а потом засмеялась сама.
    - Да, я хреновая помощница. Люди привыкли жить так, как жили. Они не хотят перемен. Ну, рассказывайте. Как там Сновидец поживает?
   Сказать решила я:
   - Сновидец живет хорошо. Он мне очень понравился.
   - Мне тоже он нравится, Солнышко, - сказала Спайкер, обезоруживающе улыбаясь, - Я горжусь знакомством с ним, ведь Сновидец сочетает в себе несочетаемое. Магию и науку, знахарство и медицину, зло и добро, отвратительное и прекрасное. Я, можно сказать, тоже такая, только я не разбираюсь в магии.
   - Вы разбираетесь в компьютерах, - сказала я.
   - Да, родная моя. Без компьютеров я никто, - Спайкер щелкнула зажигалкой и закурила, - Ну, или может быть кто-то. Не знаю. Я не представляю своей жизни, если бы у меня не было компьютеров. Вы ешьте, а то из-за стола не выпущу. Разве я напрасно старалась?
   - Ты прекрасно готовишь, - сказала Мари, положив на тарелку скромную ложечку салата. Спайкер вытянула губки, и дотронулась пальцем до щеки, в которую поцеловала Мари. Моя тетя Катя тоже так-же выпрашивала поцелуи.
   - Мари, почему ешь мало? Вон бери пример с сестры. Во как тушенку наяривает, - сказала Спайкер.
   - Извини, но я на диете, - попыталась отнекаться Мари. Она посмотрела на меня, и сказала, - А Мелкая готова жрать за троих, лишь бы было что.
   - Но крошка моя, ты и так худа.
   - Костик так не думает, - улыбнулась Мари, - Он сказал, что если я поправлюсь, то он не пустит меня спать с ним.
   - Костик, какой ты жестокий, - пожурила Костю Спайкер.
  Вдруг в другой комнате что-то громко запищало. Спайкер сразу стала серьезной, и неохотно встав из-за стола, выругалась на непонятном языке.
   - Простите ребятки. Мои компьютеры требуют очень много внимания, они как груднички - без присмотра оставлять нельзя. Любонька, пойдем со мной. Я тебе свои компьютеры покажу.
   Я последовала за Спайкер. Ну как-же, я ведь никогда не видела компьютера вблизи. Спайкер вошла в комнату, где пластмассой пахло еще больше. И я увидела компьютеры. Они были опутаны проводами, что-то мигало, что-то жужжало. Я насчитала четыре пыльных монитора, на которых что-то подсчитывалось, что-то происходило.
   - Вот это да, - открыла я рот от удивления.
    - Так и есть, родимая. Но при ближайшем рассмотрении это всего-лишь железки, в них нет души. Смотри, этот процессор закончил работу по расшифровке кодов одной программы, потому он и запищал.
   Пальцы Спайкер пробежались по клавиатуре, и писк прекратился. Опять что-то зажужжало, из какой-то пластмассовой штуки выдвинулся диск. Спайкер поместила его в коробочку, и перевела компьютер в режим ожидания. Я подошла ближе. Спайкер сказала:
   - Это еще не все компьютеры. Над нами их сотни. Я построила собственный сервер, который помогает мне проникать в дела людей. Их характеристики, судимости, счета в банках, их личная жизнь. Мои глаза все видят.
   - Как это интересно, - произнесла я, не в силах оторваться от монитора, в котором открывались окна и закрывались. Спайкер объяснила:
   - Этот компьютер сам взламывает счета, сверяясь со списком недавно умерших людей. Раньше мне самой приходилось делать это, но потом я решила, что этот труд можно отдать машине. У машин это лучше получится. А у меня будет время, которое я могу посвятить кулинарии.
    На другом экране замигало красным, и Спайкер забавно выругалась. Она залезла под стол с целым канатом проводов, стала что-то отключать и подключать. Мне захотелось самой все узнать про компьютеры, хотелось понаблюдать за работой Спайкер, но она лишь открыла форточку и повела меня обратно к столу.
   - Так, ребятки. Я здесь. Давно хотела спросить, где вы будете зимовать? - спросила Спайкер, запалив вторую сигаретку.
   - Решили весны дождаться в Рысьегорске. Может тебе с нами махнуть? - предложил Костик.
   - Не, мне нельзя. Я не могу оставить компьютеры. Наверное я когда-нибудь их продам, но не сейчас. Дел слишком много. А то, что вы решили зимовать в Рысьегорске - это очень хорошо. Там цены на недвижимость низкие, я по интернету смотрела.
   - Спайкер, тебе пора отдохнуть, - сказала Мари, - Эти компьютеры вытянут из тебя последние силы. Мы в последний раз у тебя были год назад, а постарела ты за этот год как на десять лет. Ты наверное и в магазин сама не ходишь?
   - Ну, иногда я прошу людей сходить в магазин. Но смотри, почту я сама заношу, соседям больше не докучаю. - Спайкер рассмеялась.
   - И тебе надо стереть отовсюду пыль. - сказала Мари, проведя пальцем по грязному подоконнику.
   - Знаю знаю, - начала Спайкер, - Только компьютеров так много, что когда я начинаю уборку на кухне и приступаю к уборке в спальне, кухня опять грязная.
   - Тебе надо очиститель воздуха купить. - сказал Костик.
   Я попробовала все салаты, все коронные блюда Спайкер, и все мне понравилось. Мне не терпелось посмотреть компьютеры, ведь наверняка у Спайкер есть что-нибудь интересненькое. И было интересно узнать, что-же там наверху? Действительно, Спайкер и Сновидец похожи - они оба хранят все самое интересное наверху: Спайкер на шестом этаже, а Сновидец на чердаке.
   Вскоре мы еле ворочали ногами - Спайкер кормила нас на убой. Мари и Костик пошли дремать, а мы с Спайкер пошли на шестой этаж, на который вела лестница из спальни. Наверху было холодно, Спайкер объясняла это тем, что в тепле процессоры быстро перегреваются. И этих процессоров было очень много. Сотни стеллажей вмещали в себя тысячи жестких дисков, которые мигали разноцветными огоньками. Все эти жестяные и пластмассовые коробочки были соединены километрами всяких проводов, и все это Спайкер называла мозгом.
   - Все это и есть тот компьютер, который помогает мне быть везде, и управлять различными вещами. Если я хочу, чтобы плохой человек умер, я связываюсь с другим плохим человеком, и плачу деньги за то, чтобы он убил первого плохого человека. Если я хочу повлиять на ход суда, то шантажирую судью и всех прочих материалами, которые нахожу в их компьютерах. Это жестоко, так нельзя делать, но лучше пусть будет так, чем невинных людей будут сажать за решетки. Да, я краду очень большие деньги, но пусть лучше я их потрачу на благие цели, чем допущу, чтобы эти деньги осели в карманах чиновников. Я трачу огромные суммы, чтобы у бездомных была еда, чтобы обученные люди пристраивали бездомных животных в добрые руки. Я чувствую себя Робином Гудом.
   - А почему ты живешь так бедно, раз у тебя столько денег? - спросила я, разглядывая замызганный халат Спайкер.
   - Ну, живу я не бедно. Просто это мой любимый халат. Во-вторых я не трачу краденные деньги на себя, и в-третьих - я живу исключительно на те деньги, которые платит мне государство, то есть на пенсию. Хотя, должна признать, что без фальшивых документов твоего отца я бы не получала бы и этого.
   - А как тебя по настоящему зовут?
   - О, у меня интересное имя, которые немногие знают. - Спайкер мне хитро подмигнула левым глазом, - И среди своих называй меня Шанчалай.
   - Какое имя странное, - улыбнулась я.
   - Мне его дал один шаман отшельник, благодаря которому я еще жива. Ну ладно, у нас еще будет время поговорить. Пойдем, иначе застужу тебя своими компьютерами. Только ступай по лесенкам аккуратно, не споткнись.
    Мы вновь очутились в спальне Спайкер, которая не радовала ни интерьером, ничем. И как можно предположить - у кровати Спайкер гудел еще один компьютер. На всякий случай я заглянула в уборную, но там я компьютеров не нашла. И в ванной все было как в обычных ваннах.
   Потом я помогала Спайкер намыть посуду. Мы с ней разговаривали на разные темы, и мне хотелось узнать, чем Спайкер занималась раньше.
    Спайкер мечтательно улыбнулась, задрав голову:
   - Деточка, то было чудесное время. До десяти лет я жила в лесу, в самом сердце Тайги. Меня растил и воспитывал шаман отшельник, и все мое детство было пропитано волшебством, и музыкой бубна.
   - А где твои родители?
   - Мои родители пострадали в авиакатастрофе. Они летели в Москву из Северной Кореи, и когда случилось крушение, я была в животе своей мамы. Я чудом осталась в живых, как и моя мать, только вот отец не выжил. Впрочем как и другие.
    Спайкер поджала губы. Она вытерла руки и закурила сигарету. Она продолжила рассказ:
   - Но нет худа без добра. Моя мать влюбилась в шамана, которого изгнали из одного села. Она поселилась в его домике в лесу, и родила меня.
   - И как звали твою маму? - спросила я.
   - Ее звали Линь. А шамана - Ястреб. Когда нашли обломки самолета, нашу семью признали погибшей, что, конечно, мне было на руку. До десяти лет я росла в лесу, и из людей видела только маму и Ястреба. Они любили меня, я была их ребенком.
   - И что-же случилось?
   Спайкер затянулась, вспоминая:
   - Как и все подростки, я изъявила желание уйти. Но идти мне было некуда. Я была не зарегистрированной душой, мне даже прививки от оспы не делали. С точки зрения государства я вообще не существовала, и не существую поныне. Но мы все-таки переехали в этот город, мы получили поддельные документы, и стали жить в этой квартире. Для всех мы были обычными приезжими, и в школу я пошла будучи одиннадцатилетней - к тому моменту я хорошо говорила на трех языках, на корейском, русском, английском. Я была умна не по годам, и закончила школу экстерном. Моя мама Линь работала учительницей английского языка, Ястреб трудился на рынке - он продавал талисманы, которые все покупали. Каждый тогда мог ощутить силу магии на себе, но сейчас ее мало, и те, кто ее охраняет - остаются кладезем чудесных легенд и древних ритуалов.
   - Сновидец тоже оберегает магию.
   - Точно, мое солнышко. А в пятнадцать лет я заинтересовалась техникой, и я отучилась на паяльщика. Уехала в Москву, освоила компьютеры, и один привезла сюда. Так уж получилось, что я стала той, которую ты видишь сейчас. А родители мои уехали на родину матери, в Северную Корею. Там они по настоящему поженились, и мирно умерли от старости. Они были очень счастливыми. И я знаю, их духи всегда со мной.
   - Наверное это круто, иметь настоящую семью, - вздохнула я, вытирая салатницу полотенцем.
   - А почему ты так вздыхаешь? У тебя же есть семья. Мари с Костей в тебе души не чают, а Сновидец в письме сказал, что тебе несказанно повезло. Наверное, ты не можешь отвыкнуть от прошлой жизни, но на это нужно время.
   - Наверное, ты права, - сказала я.
   - Я всегда права. Я прожила пол века, я жила в лесу, так что, душечка, я знаю, что право и неправо. У меня мудрое сердце. Ладно, давай домоем посуду, и я тебе кое-что покажу.
    Домыв посуду, мы пошли в комнату четырех мониторов. Спайкер удобно устроилась в кресле на колесиках, а я сидела на табурете.
   - Так, я успела кое-что заснять. Сейчас покажу тебе, - сказала Спайкер, щелкая мышкой. Вдруг на мониторе стало проигрываться черно-белое видео в каком-то помещении. Это был банк, и камера засняла нас, когда мы с Мари ходили обналичивать деньги. На видео у Мари еще были черные волосы до плеч.
   - Как это? - удивилась я.
   - Я же говорила - мои глаза там, где камеры. Я все вижу.
   Потом Спайкер показала мне фотографии, которая сделала дорожная камера, реагирующая на превышение скорости. Вот наша машина, а вот внутри виднеются Костик с Мари. Судя по количеству снимков, скорость мы превышали часто.
   - Если бы не я, вас бы завалили штрафами, - похвасталась Спайкер.
   Потом мы рассматривали фотографии с бензоколонок, с супермаркетов. Когда я спросила, как ей удается фотографировать нас, Спайкер зашептала:
   - Только не говори своей сестре, хорошо? Все дело в вашем телефоне. Я слежу за ним, он отмечает ваше положение вот на этой карте.
   На экране я увидела карту России, и в самом ее краешке красную пульсирующую точку. Спайкер увеличила до предела красную точку, и я увидела с высоты птичьего полета нашу машину.
   - Ну и чудеса, - выдохнула я.
   - Всего-лишь технический прогресс, - сказала Спайкер, - Скоро настанет время, когда людям будут вживлять чипы, и я буду знать о людях буквально все: от количества денег на их счетах, и до состояния их здоровья. Скоро смогу видеть, как те едят, ходят в туалет, общаются, любят друг друга. Дело не за горами.
   - А что ты еще умеешь?
   - А что тебя интересует?
   - Ну, меня интересует моя бывшая семья. Как дела у тети Кати с дядей Васей? Все ли у них хорошо?
   Спайкер помрачнела:
   - Боюсь, солнышко, дела их плохи. Подумай сама: их оповестили о твоей смерти, а потом к ним отправили гроб, в котором лежало тело маленькой девочки. Они решили, что ты умерла. Они похоронили тебя.
   Вспоминая моменты своей прошлой жизни, я больше не плакала. Я закалилась, и стала воспринимать свое прошлое как сон. Но иногда становилось очень грустно. Иногда я скучала по стряпне тети Кати, скучала по Але и мальчишкам. Иногда мне хотелось хотя-бы на день вернуться в ту беззаботную жизнь. Хотелось хоть денек пожить просто ребенком, а не ребенком, который очень быстро стал взрослым. Спайкер, чувствуя мое уныние, погладила меня по голове, сказала, что слезы меня не будут красить. Я сдержалась, не заныла.
   - А давай твоим приемным родителям устроим сюрприз? - весело предложила Спайкер.
   - Давай. А как? - я быстро пришла в себя. Спайкер начала щелкать мышкой, и стучать пальцами по клавиатуре. Я не понимала, что она задумала.
   - Так. Вот их все сбережения, и причем сбережения не густые. Смотри Люба, как сейчас Спайкер лихо перекинет денежки с одного счета на другой. Итак, для начала перекинем сто тысяч. Твои родители, наверное, никогда таких денег не видели.
   - Ой, как много, - схватилась я за щеки.
   - Это меньшее, что мы можем сделать для них. Я узнаю, твои приемные родители были очень хорошими, я читала месячные отчеты в органах опеки. Понимаю как было сложно покидать их. Но они не нуждались в тебе так, как нуждается в тебе Мари. Сновидец знал, что она хотела покончить с собой. И еще он знал, что Мари вспомнит о тебе. Это судьба такая.
   - Ты веришь в Яхву?
   - Конечно верю. Я же воспитывалась ею, я до сих пор ей поклоняюсь. - вдруг Спайкер схватилась за голову, - Черт возьми, я же совсем забыла сделать вам новые документы.
    - Но зачем? - удивилась я.
    - Чем чаще будете менять корочки, тем лучше. Это все для вашей безопасности. И сколько раз я вам говорила - поменяйте автомобиль, он слишком бросается в глаза.
   - Менять нашего Красного монстра? Ни за что. Это наша любимая машина.
   - Так-же мне сказал Костя. Не понимаю, что вы нашли в этой машине?
   - Она волшебная, - с улыбкой ответила я.
   - Понятно. - усмехнулась Спайкер, - Если честно признаться, то мне тоже нравится ваша машина.
   - Только Косте надоело так часто менять номера.
   - Это необходимость. Давай включим музыку?
   Спайкер включила Нью Ордер, и усадила меня в кресло. Где-то пол часа она объясняла мне как работает компьютер, и что в нем можно делать. Но меня больше интересовал интернет. Спайкер оставила меня с ним наедине, а сама пошла к соседке за поваренной книгой, которую недавно одолжила.
   Ох, когда я оказалась в интернете, я сначала пыталась понять, о чем мне хочется узнать. Я так каждый раз терялась перед стеллажами со сладостями, не зная что купить. И я написала свое любимое слово "Шоколад".
   И интернет предложил мне миллионы статей на заданную тему. Я узнала о какао-бобах, о том, как делают сладости. О шоколаде я узнала все, и от этого стала его больше уважать. Пошарив в карманах, я к сожалению не нашла шоколадных конфет, которые успела где-то съесть. Хотелось вкусить моего любимого шоколада фирмы "Фрэйзер".
    Потом я решила прочитать про Яхву, но интернет не дал ни одного вразумительного сайта, в котором бы говорилось о Богине вполне конкретно. На предлагаемых сайтах чаще всего имелся в виду мужской бог Яхве, но никак не богиня Яхва. Когда я задала поиск на "Богиня Луны", я прочитала пару занимательных статей про Гекату и Баст - про египетскую кошачью богиню. Еще я почитала о самой луне, и оказывается, что с каждым годом наш спутник отдаляется от Земли примерно на один сантиметр. И я задалась вопросом, что-же происходит на темной стороне Луны? Я не верила в инопланетян, и потому для себя решила, что там живут такие-же люди как и на Земле. И показываться они не хотят лишь потому, что сильно стесняются.
   Компьютер начал воспроизводить песни Криса Айзека. С его творчеством я была знакома - Мари часто слушала его песни.
   О рысях я знала все, но мне не хватало картинок. Потому я стала разглядывать фотографии моего любимого зверя. Боже, какое это красивое существо. Сильное, независимое, опасное. Если перерождение и существует, то в следующей жизни я готова стать рысью, и никем другим. Но, в этом звере меня раздражало отсутствие нормального хвоста как у кошки. Да и в интернете я не на рысинный зад смотрела, а в рысинную усатую морду!
   Затаив дыхание, я ввела в поисковик два слова: "Группа Аркаим".
   И на первом-же сайте было объявление: "Группа Аркаим выступает двадцатого сентября в Штамплеска", и ниже была их фотография. Солист сразу бросался в глаза он был длинноволосым, с терновым венцом на голове. Он был женоподобным, но это делало его еще более красивым. Однако с косметикой он переборщил.
   Штамплеска. Это-же где-то рядом, вроде я видела этот портовый городок в атласе автодорог. Спрыгнув с кресла, я помчалась к Мари, и еле растормошила ее.
   - Проснись. Двадцатого числа "Аркаим" выступает в Штамплеска. Я по интернету видела.
    Мари вытаращила глаза:
   - Врешь ведь.
   - Я тебе хоть раз врала? Иди со мной, сама увидишь, - я схватила Мари за руку, но сестра пыталась растолкать Костю, но тот послал нас на хрен. Я показала сайт Мари, и она записала на бумажку место концерта. Это оказался какой-то клуб.
   - Мари, можно мне с вами? - попросилась я.
   - Дура. Кто тебя мелкую в ночной клуб пустит?
   - Ну Мари, - заканючила я, - Ведь я тоже хочу концерт посмотреть.
   - Я уже все сказала, - Мари вздохнула. После таких слов бесполезно ее о чем-то просить. Если Мари запрещает, значит запрещает. Она не любит повторять больше двух раз.
   - Купи фотоаппарат. Хоть фотографии мне покажешь. - предложила я.
   - А камеру не купить? - рявкнула Мари, выискивая из пепельницы Спайкер жирный окурок, - Думаешь, я буду при всех фоткать "Аркаим" как сраная фанатка? Ты хочешь, чтобы надо мной смеялись? Вон лучше послушай их песни в интернете.
   - А как? - начала я тупить.
   Мари быстро нашла в интернете их музыку, и включила первую песню. Пространство заполнилось грустными стонами гитар, и унылыми ударными. Под такую музыку хорошо грустить и плакать, и верить в любовь. Мари послушала со мной немного музыки, затем ушла отдыхать. Я включила песню с ее именем, ниже даже был перевод, в котором говорилось о девушке, которая от несчастной любви спрыгнула с обрыва. Но она не разбилась. Она полетела к луне.
    Когда песня кончилась, я поняла, почему Мари сменила имя. Это пелось про нее, это моя сестра однажды спрыгнула с обрыва. Я не заметила как слезы побежали по щекам. Более красивой песни я никогда не слышала.
   Я рассматривала фотографии рокерш, и отметила, что Мари чем-то похожа на Ким Вайлд восемьдесят первого года. Среди фотографий я узнала Дженис Джоплин, Джонни Митчелл, Кортни Лав.
   Я не заметила, как пришла Спайкер. Она встала позади меня, а потом неожиданно спросила:
   - Хочешь стать певицей?
   - Нет. Я хочу стать ветеринаром. - ответила я.
   - Это похвальное стремление. Кто-то же должен лечить зверей. Я считаю, что ты станешь самым хорошим ветеринаром в мире.
   - Спасибо. А Мари с Костиком двадцатого В Штамплеска уедут.
   Спайкер резко выпрямилась.
   - Куда это они собрались?
   - На концерт. В Штамплеска будет выступать их любимая группа "Аркаим", и мне с ними нельзя.
   - Фу ты, бог мой. Я думала они на "Машину времени" собрались. - Спайкер пожала плечами, - Ну пусть едут. А пока их не будет, мы приготовим огромный торт.
   Мы как заговорщики улыбнулись, и пошли пить чай. Потом я помогала Спайкер обслуживать компьютеры наверху. Это было очень интересно, и я не могла наглядеться на лампочки и всякие кнопочки, на которые я боялась нажать. Все гудело, будто Спайкер держала на шестом этаже не сервер а пчелиные ульи.
   - Господи, как я от них устала, - пожаловалась Спайкер, пнув процессор.
   - Так выбрось их. - предложила я.
   - Нельзя. Благодаря мне некоторые люди строят судьбу, и они скорее убьют меня, чем позволят отойти от дела. Да и я долго не смогу без интернета. Я по нему погоду смотрю.
   - Ты как барыга, который не может бросить торговать наркотиками.
   Спайкер рассмеялась. Она сказала, что я очень много знаю, и что я очень умная. Но почему-то я постоянно чувствую себя тупой. Мне хочется все знать, чтобы повороты судьбы не удивляли меня. Но потом я останавливаю себя. Мне же только шесть лет по старым документам, и семь по новым. Я знаю слишком много для такой маленькой девочки.
***
   Гора Обелаг была местом силы, к которой каждый мистик считал за честь совершить паломничество. Это место было не похоже на гору, скорее на каменистый холм. На его верхушке прямо в камне был вырезан круг с непонятными символами. Если лечь на этот круг, то можно ощутить энергию Земли. Многие приходили к горе Обелаг чтобы исцелиться.
   Пока Мари и Костик будут пропадать в Штамплеска, мы со Спайкер решили не только приготовить большой торт, но и посетить гору Обелаг. Спайкер говорила, что эту священную гору даже снегом не заносит.
    Девятнадцатого Костя и Мари уехали на концерт, оставив меня на попечение Спайкер. Конечно мне было очень обидно из-за того, что мне нельзя было на концерт. Уж очень хотелось посмотреть выступление группы, благодаря которой встретились Костик и Мари. Но Спайкер предлагала мне не менее заманчивые занятия - печь торт, подниматься на гору, слушать песни Джона Леннона.
   Мне было очень хорошо рядом с Спайкер. Она очень хорошо относилась ко мне, всегда звала звездочкой или солнышком. Она была очень хорошей женщиной, очень доброй, отзывчивой. И чуткой.
   Последнее ее качество давало мне почву для подозрений в том, что Спайкер умеет читать мысли. Нет, это прерогатива Сновидца, Спайкер просто очень мудрая. И мне очень нравилось, что она сравнивала себя с Йоко Оно. Они были даже чем-то похожи.
   И вот мы остались вдвоем. Сначала мы сходили в магазин, и купили все необходимое для торта. Замесили тесто, добавили в него орешки и сухофрукты. Спекли коржи, смешали сгущенку с йогуртом, нарезали фруктов. Коржи смазали, напичкали фруктами, и оставили наше произведение искусства пропитываться сгущенкой в холодильнике до вечера.
    До вечера мы валяли дурака. Смотрели идиотские передачи по телевизору, слушали музыку, пили чай. Спайкер развлекала меня разными историями, и мне понравился рассказ про одного убийцу, который влюбился в свою жертву.
    Поздно вечером, затаив дыхание я наблюдала, как Спайкер разрезала торт. Господи, какой он был вкусный! Я слопала целых три куска. Дальше не полезло.
   - А знаешь, почему торт получился таким вкусным? - спросила Спайкер.
   - Почему?
   - Потому-что мы спекли его собственными руками. - улыбнулась Спайкер, кружась по кухне под ритм песни "Женщина" Джона Леннона. - Я так обожаю танцевать. И мне нравится, что мне есть для кого трясти своими костями.
   Я тоже начала танцевать, вместе с тарелкой и вилкой, на которой лежал еще один кусочек торта.
   Все веселье прервал компьютерный писк. Как обычно Спайкер выругалась на неизвестном языке, и побежала к своим "детям", как называла компьютеры сама Спайкер. Я последовала за ней.
   - Черт, - процедила сквозь зубы Спайкер, - Черт.
   - Что-то не так? - спросила я.
   - Ничего страшного. Просто вышла какая-то ошибка. - Спайкер вытащила из джунглей проводов дымящийся процессор. Она отключила его от энергопитания, и несколько раз пнула. Затем Спайкер села на пол, и вооружившись отверткой, начала разбирать процессор. Я устроилась рядом, меня всегда интересовало, что-же может находиться внутри компьютера?
   И я увидела разноцветные проводки, платы, и даже вентилятор. Как сказала Спайкер, этот вентилятор остужает аэростат, а тот в свою очередь остужает материнскую плату. Только в этот раз компьютер все-таки умудрился перегреться.
   Спайкер вытащила дисковод, жесткий диск, внимательно посмотрела на внутренности компьютера, и задвинула его подальше - к другим компьютерам, которые не выдержали сложных программ Спайкер.
   - Скоро я сама задымлюсь с этими жестянками, - сказала Спайкер.
   Уснули бы на диване перед телевизором. Проснулись рано утром от странного будильника Спайкер, который в заданное время включал диск группы Нирваны, песню "Изнасилуй меня". На завтрак мы съели остатки торта, выпили кофе, который Спайкер варила сама в турке, взяли с собой бутерброды, и пошли на загадочную гору Обелаг.
   Пришлось идти через весь город, благо он был небольшим. Но зато был до не приличия скучным. Я не могла понять, как Спайкер может здесь жить? Тут же с ума можно сойти от скуки.
   Мы вышли за город, и очутились на пустыре, по которому была расчищена дорога. Мы были не единственными, кто спешил к горе. По пути мы познакомились с несколькими хиппи и другими, которые хотели исцелиться.
   Гору Обелаг я заприметила сразу, и я не могла понять, почему этот жалкий холмик назвали горой? И по нему ходили люди словно муравьи. Мы поднялись на гору, и я увидела начерченный на огромном камне круг, по полям которого были вырезаны непонятные символы.
   - Никто не знает, что они обозначают, - сказала Спайкер, обнимая меня за плечи, - Говорят, что это было место для посадки летающих тарелок. Кто-то утверждал, что здесь приносились человеческие жертвы. Убивали людей в середине круга, и кровь стекала по ложбинкам, окрашивая вырезанные символы красным. Сейчас можно судить о многом, но никто ничего не знает об этом месте. Совершенно никто.
   Я встала посередине круга, и посмотрела на солнце. Оно обозначалось бледным шариком в тяжелых облаках. Затем я легла на камень, и я почувствовала, как в меня что-то вошло, будто бы открыло дверь в моей спине, и зашло. Я перестала чувствовать холод - по всему телу разлился жар, будто в меня влили расплавленный свинец.
   - Как здорово, - выдохнула я.
   - Солнышко, только почки не отморозь, - за беспокоилась Спайкер.
   Я перестала видеть, перестала слышать, перестала что-либо чувствовать. Откуда-то сверху я увидела бледный свет, который становился больше и ярче. Я решила, что начала умирать, и зашевелилась. Видение исчезло, и я поспешила встать. Отряхнув задницу, я сказала:
   - Действительно странное место.
   Спайкер поправила мне шапку и улыбнулась. Я спросила, чувствовала ли она что-нибудь?
   - Давным давно. Я была молодой, и тоже легла в круг так-же как и ты. Точно не помню, что я ощущала, но у меня пропала аллергия на пыль.
   Какой-то дед тоже лег в круг, и какие-то туристы стали фотографировать его. Дед лежал долго, а потом быстро встал, и бодро потрусил по холму в сторону дома. Исцелился, значит...
    Мы пошли домой. Шли молча. Я поймала себя на чувстве, что мне грустно без Мари. Я уже скучаю по ней, скучаю по Косте. Мы никогда не расставались на такое долгое время. Ну почему, почему детям нельзя в ночные клубы? Мне так хотелось посмотреть концерт, но вместо этого я брожу по скалам и поедаю торты. Тоже не плохо, но все-таки это не то. Стоит признаться - с Спайкер мне скучно. Она постоянно напоминает мне тетю Катю, и от этого на душе становится тяжело. Иногда я вижу в ней даже тетю Сулико - Алину маму. Эх, если бы было можно вернуться в родное село и рассказать о моих приключениях всем родных! Но нельзя. Плата за мои приключения - молчание.
   Когда мы шли по городу, среди облаков показалось солнце - оно светило оранжевым светом из-за полосы невысокого ельника. Спайкер сказала, что эти елки никогда не вырастут - климат для них слишком суровый. Да тут все суровое и холодное, от этих пустынных пейзажей хочется бежать туда, где тепло, где много высоких деревьев, и где люди ходят в легких одеждах, а не в соразмерных фуфайках.
   Где-же ты, Мари? Забери меня из этого царства снега и бетона. Я хочу в Рысьегорск, я полюбила этот город с первого взгляда. Я не хочу оставаться в этом городе, где даже вороны не летают.
   Почему Спайкер не выбрала другой город для жизни, где-нибудь южнее? Что держит ее в этом месте? Почему она не хочет перевезти весь свой сервер куда-нибудь ближе к центру, где хотя бы растут нормальные деревья?
***
   Мари приехала поздно вечером, когда я шерстила интернет в поисках информации о бессмертных близнецах. Она сняла куртку, скинула сапожки, и устало плюхнулась в кресло, швырнув мне на стол конверт. Когда я открыла его, то обнаружила снимки, сделанные на концерте "Аркаим".
   - Мари, я тебя так люблю, - бросилась я на колени Мари, и та устало погладила меня по голове. У нее был совершенно пустой взгляд, и не было рядом Кости. Неужели случилось что-то страшное?
   - Мари, что произошло? - спросила я сестру, но она лишь взъерошила свои красные волосы и вымученно улыбнулась. Она посмотрела мне в глаза:
   - Мелкая, обещай мне, что если тебя будет что-то сдерживать, то ты избавишься от этого груза. Когда ты станешь взрослой, в твоей жизни может появиться человек, который будет тащить тебя на дно. И ты, ради себя, должна от него избавиться, и если надо - убить. Обещай, что ты так сделаешь.
   - Я обещаю, но Мари... - она не дала мне договорить
   - Если твой парень будет колоться, и если от этого будешь страдать ты, то ты должна бросить его. Если какие-то люди будут отговаривать тебя от твоих желаний, то ты должна плюнуть им в морды и делать то, что посчитаешь нужным. Если тебе что-то будет мешать двигаться, то ты должна избавиться от этого груза, каким бы он не был. Даже если это будет Костя, даже если это буду я. Обещай мне это.
   - Я обещаю.
   - Никто не имеет права указывать тебе, что делать. Никто не имеет права переубеждать тебя. - Мари вздохнула, - Ты поняла меня?
   - Да.
   - Отлично. И если тебе будет мешать даже Сновидец... Обещай мне, что при случае ты застрелишь его, меня, или Костю...
   Я не могла дать такого обещания. Я вообще не планировала в своем будущем кого-то убивать. Особенно близких мне людей. Мари смотрела на меня выжидающе, она не давала мне шансов отступить. Что-же произошло на концерте, что заставило ее говорить такие страшные вещи?
   - Милая, с тобой все в порядке? - спросила Спайкер, которая была в душе. От нее пахло сандалом.
   - Нет, не в порядке. Ты прости меня, Спайкер, но мы уезжаем. - Мари схватила меня за плечи, выдавливая из меня нужные ей обещания.
   Я плакала. Я чувствовала, что что-то шло не так. Где Костя? Почему Мари такая странная? Точно скажу, что она была не под наркотой. И мне пришла в голову страшная мысль: Мари и Костик расстались.
    Мы покинули Спайкер. Перед тем, как сесть в машину, Мари провела инвентарь вещей, и выбросила все Костины вещи на помойку. Теперь Мари была за рулем. Надпись над водительским креслом "Это место принадлежит Костику", она замазала губной помадой. Я теперь сидела на ее месте впереди.
    Спайкер уговаривала нас остаться еще на пару дней, но Мари была непреклонна. Мне казалось, что Мари сейчас не выдержит и расплачется, но я тогда еще не подозревала, насколько сильной была моя сестра. Ее поведение было холодным, глаза были тусклыми, уставшими.
   Напоследок Мари попросила Спайкер переоформить машину. Очень быстро мы получили новые документы и номера, которые Мари прикручивала сама.
   - Чего тебе хочется? - спросила меня Мари, когда мы уже выезжали из города. Было очень приятно сидеть на переднем сидении, и обозревать дорогу.
   - У меня уже все есть, - уверенно сказала я.
   - И что-же у тебя есть? - полюбопытствовала Мари.
   - Ты.
   Кажется, именно это и хотела услышать Мари. Она врубила музыку, и сильней нажала на педаль газа.

13
   На некоторое время мы поселились у Сновидца, до тех пор, пока Мари не найдет хорошую квартиру. Я была рада видеть Сновидца, и была рада Ворону. В доме на холме все было по прежнему, но только не в моей душе. Когда я узнала, что сделал Костик, мир вокруг меня будто померк.
   Те фотографии с концерта, их было восемнадцать. На девяти фотографиях была видна низенькая сцена с музыкантами, на других двух - счастливые Мари и Костя, на остальных семи - одинокая Мари.
   И Костя ей изменил. Прямо в грязном вонючем туалете, где моя сестра обнаружила Костю верхом на какой-то малолетней сучке. Это было отвратительно. Нет ничего хуже предательства родных людей, и такое нельзя прощать. Мари была не из тех, кто хотел серьезно выяснять отношения. Для своего собственного удовольствия она часто скандалила, но случай с изменой выходил за рамки. И потому моя сестра не стала прерывать любовников, она просто уехала.
   Где-то на пол пути до Рысьегорска Мари позволила выйти гневу. Она напилась коньяка, и стала крушить номер, в котором мы отдыхали. Я так испугалась, что спряталась под кровать. А когда моя сестра упала на пол и заплакала, я пошла к ней и обняла ее. Макияж на ее лице размылся, по бледным щекам были черные дорожки от туши. Я никогда не видела, чтобы она так горько плакала. Она ревела в голос, и стороннему наблюдателю могло бы показаться, что у Мари кто-то умер. В каком-то смысле так оно и было. Костик в ее сердце умер.
   Мы лежали так с ней до самого утра, и я пыталась утешить Мари, но все было тщетно. А потом она погладила меня по голове, и сказала, чтобы я никогда не покидала ее.
   - Мари, я никогда тебя не брошу. Кроме тебя у меня никого нет, - сказала я.
   - Дурочка, - усмехнулась Мари. Мне удалось уложить ее в постель, а сама принялась убирать номер. Где-то к вечеру Мари три раза сблеванула, а потом мы поехали, стараясь забыть сцену в том номере.
   После того случая Мари ничем не выдала своей боли. Как и прежде она улыбалась и ругалась, как всегда она была циничной и жестокой, но я то знала, что на ее душе была очень глубокая рана.
    Сначала Мари не хотела ехать к Сновидцу, наверное боясь его проницательности. Но в итоге я сумела ее уговорить остаться у него на какое-то время. И мы поехали к нашему колдуну, и он, как всегда, знал о нашем появлении, и приготовил ягодный пирог. Только Мари не съела ни кусочка. Наверное лишь потому, что этот пирог очень любил Костя.
    Я устроилась на чердаке, хотя в нем было немного прохладно. Мари спала в комнате для гостей. Сновидец пытался ее как-то утешить, но Мари делала вид, что ничего не произошло. Каждое утро она выезжала в город искать жилье, и приезжала она только вечером. Сновидец хотел, чтобы мы зимовали у него, и меня такая перспектива полностью устраивала, но Мари была против. Она хотела найти не только квартиру, но и работу.
  В третий день у Сновидца я не могла уснуть. Я ворочалась в кресле, ела конфеты. Мари и Сновидец сидели в гостиной и курили траву. Я услышала, как Мари спросила его:
   - Скажи, где он сейчас?
   - Спит на вокзале. Он понял, что ты все знаешь, и он намерен сделать все, чтобы ты его простила.
   - Тогда пусть прыгнет под поезд, - жестоким голосом ответила Мари. - Кстати, Сновидец, ты же умеешь наводить порчи. Сделай так, чтобы этот козел умер.
   - Я могу кого угодно убить, но если я убью Костю, то ты мне этого никогда не простишь. И самое худшее будет то, что ты будешь считать себя виноватой в его смерти.
   - А можно сделать так, чтобы у него никогда не вставал?
   - Все можно, Мари. Но несмотря на то, что Костя изменил тебе, мне же он остается другом. Я лучше сам умру, чем наврежу друзьям.
   - Сновидец, вот только не гони. Я знаю про тебя все. И тебе не двадцать три года как ты говоришь. Я пока не разобралась в тебе, но обещаю, со временем разберусь.
   - Что ж, право твое. Только в твоих изысканиях я никогда тебе не помогу. Я имею право на собственные секреты.
   Видимо, Мари перекурила, и ее начало тележить. Она спросила:
   - Сновидец, ты вампир?
   Пока Мари пропадала в городе, я помогала Сновидцу в его колдовских делах. У него было много клиентов: кому печень вылечить, кому связаться с духом умершего, кому захотелось любви. Сновидец помогал всем, и брал за свои услуги сущие копейки. Постоянные клиенты расплачивались с ним продуктами, и чаще всего к нему ходили бабки - просили предсказания. Сновидец гадал на картах Таро, которые мне очень не понравились. Как-то я решила посмотреть эти странные картинки, и мне они показались окошками в другой мир.
   Но больше всего я любила гулять в лесу убитых детей. Я же большую часть жизни прожила в селе, и лес для меня много значил. Особенно я любила бродить с Вороном. Я разговаривала с Любашей, пыталась понять свое место в этом мире. Кости больше нет, Мари одна, и только мы вдвоем будем жить. Как это? Будет ли это сложно? Меня пугала неизвестность.
   То есть, мы вели опасную жизнь, в которой надо уметь постоять за себя. Кругом полно лихих людей, их полно вокруг нас - шестилетней девочки и восемнадцатилетней бандитки. Когда с нами был Костик, я чувствовала себя в безопасности, но это чувство исчезло вместе с ним.
    По вечерам я старалась уделить Мари как можно больше внимания. Мне казалось, что она чувствовала себя одинокой. И я как могла угождала ей, но это мало помогало - я всего-лишь крутилась под ногами. Тогда я избрала иной способ - я начала бесить Мари.
   - Мари, я хочу такую-же прическу как у тебя.
   - Пошла в жопу.
   - Мари, дай денег на платьице.
   - С тебя четыре некролога, и хоть скупи себе весь секонд-хенд.
   - Мари, принеси водички.
   - Ты надо мной издеваешься, дрисня?
   И вот я начала замечать эту улыбку, которую Мари не успевает скрывать. Этакое едва заметное шевеление губ, и искорки в глазах. Мари просто обожала орать на меня и ругать, а я обожала, когда она это делала. Другим может показаться, что Мари жестока со мной. Но как тогда человеку проявлять свою любовь, раз он стесняется своих чувств?
   Мари мало кто любил. Она выживала среди людей, у которых не принято любезничать. Мари рано потеряла мать, в которой она нуждалась. У нее были проблемы с наркотиками и алкоголем, но она сумела побороть себя. Когда Мари была девочкой, ей приходилось продавать себя, чтобы не умереть с голоду и холоду. Она не могла сдаться, и жить как все. Она не такая, как другие. Нормальная жизнь убила бы ее.
   Вольная птица в клетке жить не может. Ее сто раз пытались посадить в клетку, а наш отец предлагал такую-же, только золотую. Мари очень ценила самостоятельность и свободу, но детям эти вещи стоят дороже. Моя сестра заплатила свою цену. Она будто бы обросла злостью и ненавистью, но внутри была такая-же хрупкая девочка как и я сама.
   Но Косте удалось своей изменой пробить этот щит из злости, и ранить девочку. Может он и не со зла, может его очаровала та девушка... В любом случае я его не винила. Только об этом нельзя было говорить Мари, иначе она решит, что и я ее предала.
   Когда Сновидец снимал порчу с одного молодого человека, который мяукал и лаял, я вдруг решила, что место Кости должен занять другой парень. Но я не могла хорошенько подумать на эту тему: парень вырывался из веревок, которыми его связали, и Сновидец не справлялся. Он скомандовал:
   - Люба, мертвую руку, живо.
   Я побежала на чердак за мертвой рукой, которую обнаружила еще летом в комоде. Я подала ее Сновидцу, он плюнул на нее, и стал махать ею над парнем, будто снимая с него пелену. Молодой человек перестал брыкаться, и на минуту потерял сознание. Его родители выдохнули.
   - Это еще не все, - сказал Сновидец. Он снял очки, сел сверху на парня, и стал читать заклинания, открывая ему рот.
   В моей голове зазвучал голос Сновидца: "Налей ему в рот воды". Я побежала за графином, и налила парню воды в рот.
   - Сейчас выйдет, - замер Сновидец.
   Парень закашлялся, и его стошнило какой-то гнилостной дрянью. Такое ощущение, будто он накануне сожрал кусок тухлой кожи и прядь седых волос. Сновидец соскреб "облевок", и положил его в тазик. Парень заплакал, он стал звать родителей.
   Когда гости ушли, Сновидец показал мне выблеванную дрянь - она шевелилась.
   - Вот причина его болезни. Я такого раньше не видел, но парня заставили съесть скальп женщины самоубийцы.
   Я убежала на чердак. Как-то я сказала, что хотела бы служить Яхве, и это желание до сих пор в силе. Но с условием, если я не буду заниматься делами, которыми занимается Сновидец. Он знался с мерзкими вещами.
   Распахнув окно, я стала мечтать о новом парне Мари. Обязательно он должен быть сильным и высоким. И веселым, и немного тупым. Или парень интеллигент, худой, симпатичный и умный. И я подумала о Сновидце, и улыбка моя была так широка, что ее почуял сам Сновидец. Он снизу крикнул:
   - Даже не думай об этом. У меня есть девушка.
   - И где она?
   - Открой альбом. На первой странице я целую ее.
  Я открыла альбом. Там была фотография, которая мне тогда еще понравилась. Сновидец целовал хорошенькую девушку с красивыми большими глазами. Но фото было старым, и я спросила:
   - Сколько ей лет?
   - Она не знает.
   Еще одна бессмертная. Если честно, то я уже перестала удивляться в этом доме, и потому не стала заморачиваться. Подумаешь, еще один человек, которому не суждено умереть. Хм, девушка. Почему тогда она не здесь?
   - Потому-что мы проверяем свою любовь временем. - крикнул Сновидец, опять прочтя мои мысли.
   Я снова взглянула на фотографию. Да, девушка была очень красивой, и она выглядела так невинно. Она была похожа на светлого ангелочка.
   В распахнутое окно подул холодный ветер, и летучие мыши забеспокоились. Я закрыла окно, и в мою голову пришла мысль: зачем Мари нужен новый парень, когда можно вернуть старого? Но как вернуть Костю? Мне должен помочь Сновидец.
   Не успела Мари прийти домой, как она начала причитать:
   - Черт возьми. Меня только пару часов не было, а они уже успели срач дома навести.
   Она снимала сапоги, у которых сломалась собачка. Она уже давно не покупала себе новой одежды, что на Мари было не похоже. Я взяла ее сумку, и сказала:
   - У Сновидца был тяжелый клиент.
   - Да у вас каждый день тяжелые клиенты. Но почему срач такой? А это что еще за дерьмо? - Мари брезгливо взглянула в миску с переваренным гнилым человеческим скальпелем. Я забыла отнести миску на рабочий стол Сновидца.
   - Ну что, нашла квартиру? - хитро сощурился Сновидец, облокотившись о дверной косяк.
   - Я посмотрела все варианты, - вздохнула Мари, швырнув куртку на прибитый гвоздик. Она сидела на обувной тумбочке, облизывая губы, - Я объездила весь город, но сдавали такие норы, что даже бомжи бы не стали там жить.
   - Сдавайся, - скрестил на груди руки Сновидец, - Ты не найдешь в этом городе нормальное жилье. За городом нашли месторождение серебра, и в Рысьегорск съехались все шахтеры, бухгалтеры. Бухгалтеры работают в Сильвер-хаусе, ты наверное видела это здание.
   - Я видела, - крикнула я, вспомнив высотное здание в центре, больше похожее на небоскреб.
   - Да замолкни ты, - сказала мне Мари.
   - Если тебе неудобно жить у меня просто так, то плати, - усмехнулся колдун. Мари тоже усмехнулась, и достала из кармана джинс двадцать пять тысяч рублей.
   - Надеюсь этого хватит, - сказала она, уставши улыбнувшись.
   - Если бы ты подала пять рублей, я был бы не против.
   - Дешевка, - сказала Мари. - Вы суп грели?
   - Я разогрела, - сказала я. Я пошла на кухню, достала тарелки и буханку хлеба. В холодильнике нашла майонез - в этом доме только я его ела. Мари дорожила фигурой, а Сновидца тошнило от всего, на чем было написано "без красителей и консервантов".
  За столом Мари объявила:
   - Зато я работу нашла.
   - У тебя же миллионы на счету, - возмутился Сновидец, - Зачем тебе работать?
  - Хорошие мои, если я буду находиться с вами сутками на пролет, то уже через неделю я буду носить бант, и бегать с метлой между ног. Так-что с восьми вечера и до четырех утра я буду работать стриптизёршей.
   - Ну Мари. Зачем тебе это? - спросила я.
   - Затем, твою мать. Я хочу танцевать, и получать за это хорошие деньги. А ты чего глаза вылупил? Ты наверное голых девок не видал.
   Сновидец послал ей воздушный поцелуй, и стал доедать суп молча. Он не любил скандалить, ему больше нравилось наблюдать за скандалом.
   И ночью, когда Мари уснула, Сновидец положил двадцать пять тысяч рублей в ее сумочку. Посмотрев на меня, он приложил палец к губам, и я весело закивала. О происках Сновидца Мари не узнает. По крайней мере от меня.
   На следующий день мы с Мари поехали в город за обновками. Утром было холодно, землю сковали первые морозы. Зловонный ручей у холма покрылся тоненькой корочкой льда, и потому он вонял не так сильно. Когда мы залезли в машину, Мари сказала:
   - Сегодня я решила гульнуть, и накупить всякой дряни. Ты как, со мной?
   - Конечно. У меня сладости кончились.
   - Родная моя, ты и так жирная. Может остановишься? Я понимаю твое желание быть похожей на саму себя, но второй подбородок и брюхо никого не красят.
    - Отстань. Ты дашь мне денег?
    - А как я иначе от тебя отвяжусь? - Мари расхохоталась, и завела мотор.
   Ох, Рысьегорск! С одной стороны Святое озеро, в котором замерли неповоротливые ржавые баржи. С другой - высокие холмы и скалы, поросшие ельником. В путеводителе я читала, что в этом городе живет триста пятьдесят тысяч человек, но сразу так и не скажешь. Мне казалось, что люди выходили на улицы только ночью: они прогуливались, сидели на кованных скамеечках в парке, вели у дверей баров и кафе занимательные беседы. Днем-же все куда-то торопились. Кто на работу, кому приспичило в магазин. Рысьегорск очень красивый город, но он не очень приветлив. На улицах полно бездомных - старики и алкоголики ютились по углам, протягивая руки в просьбе о милостыне. Беспризорные дети просто тупо стояли, и провожали машины унылыми потускневшими глазами. Тут очень много собак, тут часто совершаются ограбления и убийства. Купишь газету, а там что ни день - то бандитские разборки, избиения, наркотики, или обнаруженные трупы. Рысьегорск манил неоновым светом и красивой архитектурой, но стоит свернуть с больших улиц, как увидишь темную его сторону.
   В каком-то журнале я вычитала, что Рысьегорск состоит из ржавых никому ненужных кораблей, неоновых вывесок, наркоманов, и брошенных фабрик. Не могу не согласиться с этим высказыванием. А на въезде в город я бы поставила щит с большой надписью ОСТОРОЖНО!
   Осторожно: безхозные собаки, гопники, наркотики, проституция, унылые пейзажи, битые стекла. И только потом бы я написала: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РЫСЬЕГОРСК. Хм, этот город - этакая пикантная помесь Твин Пикса и Дакки в Бангладеш.
   И я влюбилась в этот город по уши. И кататься по нему - все равно, что гулять с любимым человеком. Город казался мне очень уютным, но Сновидец был о нем иного мнения. Он говорил, что до распада СССР в нем было намного лучше. Но в девяностых город облюбовали разного рода маргиналы, и все полетело в тартарары. И еще он говорил, что только в Рысьегорске можно вырыть яму для мертвого, и нечаянно обнаружить еще одного.
   И еще здесь не было церкви. Или я не видела ее.
   Мы оставили машину на парковке перед ТЦ "Янтарь". На входе Мари подала мне кредитку - раньше она принадлежала Косте. Волшебные циферки я знала наизусть, и была готова пуститься с этой кредиткой во все тяжкие, но Мари остановила меня, и сунула в мою сумочку телефон.
   - Звонить знаешь как. Если что, наберешь меня. Или я тебе позвоню.
   Боже! У меня есть собственный телефон. Не каждый взрослый мог его себе позволить, а у меня он есть! Я тупо посмотрела на сестру, а она брезгливо махнула рукой, вали, мол. И я пошла в продуктовый отдел, и купила три плитки шоколада "Фрэйзер", пару "Баунти", конфет "Птичье молоко", и ананасовые леденцы. Теперь я могла спокойно гулять по огромному торговому центру, заняв свой рот. Наверное я опять выглядела нелепо. Одета я была во все черное, сумочка моя была с бисерными нашивками. Взрослые при виде меня улыбались. Я улыбалась им в ответ.
   Звучала песня Робби Уильямса "She's the one". Я гуляла в отделе рукоделия, сама не зная зачем. Я разглядывала всякие нитки, мотки пряжи всех цветов, ткани, бусины. Бусины! На прилавке я увидела красные стеклянные бусины, точно такие-же, какие были у Мари.
   - Здравствуйте. Мне нужно сто девять таких бусин, крепкую веревку, и кусочек черной шелковой ткани с красной атласной ленточкой.
   Пожилая продавщица отсчитала нужное количество бусин, отрезала нужного мне размера кусок черного шелка. Все это я спрятала в сумочке вместе с веревкой и красной лентой. Заплатила почти восемьсот рублей. Сегодня вечером я сделаю бусы, и подарю их Мари. Она будет рада такому подарку.
   Потом я пошла в книжный отдел - уже давно ничего не читала. Однако было сложно что-нибудь выбрать - многих авторов я не знала, а хотелось почитать что-нибудь знакомое. Но я рискнула, и выбрала книжку, на обложке которой была изображена жаба. Книга называлась "Виолетта", и в ней велось повествование от лица жабы.
   На некоторое время зависла в кафе, которое состояло из пяти высоких стульев, и стойки, за которой стоял бористо. Он предлагал различные виды кофе, и подавал к ним сухарики, напоминающие сухой собачий корм. Это кафе посреди ТЦ явно предназначалось не для таких обжор как я, оно предназначалось для истинных ценителей кофе. Но я все равно забралась на высокий металлический стул, и заказала чашечку кофе глясе. Бористо чуть не офигел, но кофе приготовил. От предложенного собачьего корма я отказалась, и распечатала плитку шоколада. Потягивая горячий напиток, я изучала свой телефон. В нем даже были игры, и два номера - Мари и Спайкер.
   Я позвонила Спайкер:
   - Алло? - послышался голос в трубке.
   - Спайкер, это я, Люба.
   - Люба! Солнышко, как ты? Как Мари? Она звонила неделю назад, но нам не удалось нормально поговорить.
   - Мы живем у Сновидца. С Мари все хорошо, - сообщила я, ловя на себе взгляды очумелых прохожих, - Ей так и не удалось найти хорошую квартиру. Она мне, кстати, телефон купила.
   - Правильно. Будешь почаще звонить старухе Спайкер.
   - Никакая ты не старуха. Как дела у тебя?
   - Как всегда, - сказала Спайкер, и я услышала в трубке компьютерный писк.
   Настало время шопиться по крупному. Чего-же я хочу? Определенно новую куклу, и не какую-нибудь там пластмассовую Барби, а настоящую фарфоровую принцессу. Но таких здесь не продавали. Тогда я купила детские духи "Клубничка", помаду с банановым запахом, розовую резинку для волос, шапочку, удобные кожаные зимние ботиночки, косметический набор "Маленькая фея", и очень дорогую шерстяную кофту синего цвета.
   Теперь нужно собрать подарок для Сновидца. В обувном отделе я выпросила коробку, якобы для моих котяток, но вместо котят я положила туда разноцветные свечи, ароматические палочки, мешочки со специями. Настоящих кристаллов я не нашла, разглядывая украшения в ювелирном отделе, хотя меня так и тянуло купить золотые сережки в виде дельфинов. Но они были слишком дорогими, и я не посмела совершить такую покупку.
   Звонила Мари, спрашивала, все ли со мной хорошо. Я сказала, что гуляю на пятом этаже, ищу в музыкальном отделе недостающие альбомы Дэвида Боуи. У нас были почти все, кроме "Let's dance", и "The Man Who Sold The World".
   - Спроси у продавца, если у него кассеты Cocteau Twins. И закругляйся, я буду ждать в машине.
   - Хорошо.
   Я купила пару кассет этой группы, и с видом королевы спустилась на эскалаторе на четвертый этаж, потом на третий... Нужно было воспользоваться лифтом. С пакетами я поплелась на парковку. Мари курила у машины, и разглядывала людей.
   Ой, она перекрасилась обратно в черный цвет. С короткими черными волосами Мари стала выглядеть еще более привлекательно, а ее новые черные мужские джинсы лишь подчеркивали ее стройные ножки. И она купила берцы на высокой подошве. Белые шнурки были не до конца зашнурованы.
   Когда я подошла ближе, Мари покрутилась, спрашивая, как она выглядит. Я не могла ничего сказать - Мари выглядела потрясающе. Даже в жалких обносках она выглядела бы как богиня.
   - А что ты купила? Наверняка дрянь какую-нибудь, - предположила Мари, кидая мои пакеты на задние сиденья.
   - Я купила тебе подарок. И Сновидцу тоже.
   - Значит подарок, ага. Надеюсь ты решила подарить мне не одежду, у тебя отвратительный вкус.
   - Не беспокойся, тебе понравится. Но подарю только вечером.
   - Окей. Но учти, за свой подарок ты ничего не получишь, - Мари вывернула руль, завизжали покрышки, и я увидела, как люди пораскрывали рты. Мари умела эффектно выезжать, она водила машину как заправской гонщик.
   Сновидец обрадовался моему подарку как маленький мальчишка. Он зажег благовония, стал расставлять свечи на алтаре. Он снял голубую атласную накидку с головы Девы Марии, и я увидела ее темные волнистые волосы. Я подошла к Ней, и потрогала ее волосы - они были настоящими, и росли прямо из фарфоровой головы. Удивительно!
   Мари притащила магнитофон, поставила его на кофейный столик перед диваном, и включила кассету Ирины Аллегровой. Она разбирала свои покупки.
   - Так, это мне для работы, - радостно пропела Мари, разглядывая черное кружевное белье, в комплект которого входили сетчатые чулки на подвязках. Этот комплект едва мог прикрыть интимные места.
   Потом Мари нахлобучила на себя рыжий парик. Она сказала, что владелец стрип-клуба настаивал на этом, потому-что мужчинам нравятся длинноволосые девушки. Потом она достала из пакета полицейскую фуражку, зеркальные очки, и сексуальную форму, состоящую из кожаной юбки и маленькой курточки с полицейским значком.
   - Мари, а можно я поеду с тобой? - спросила я.
   - Лучше как-нибудь потом. Я должна познакомиться с другими танцовщицами, и вжиться в общий коллектив.
   Она достала черный латексный костюм женщины кошки.
   - Нет, сегодня я буду женщиной полицейским. Буду трясти сиськами под Доктора Албана. - сказала она.
    Сновидец занимался алтарем. Он положил статую в свое кресло, убрал с пьедестала все свечи и растекшийся воск. Он протер пьедестал пихтовым маслом, поставил обратно Деву Марию, и по новой расставил свечи. Все это он делал аккуратно, с любовью.
   Со своими покупками я пошла на чердак. Оставив пакеты у кресла, я села на пол, и стала нанизывать бусины на нить. Когда бусы были готовы, я сшила из черного шелка мешочек. В них будут храниться бусы. Получилось очень даже симпатично.
   Распечатав коробку с детской косметикой "Маленькая фея", я подошла к старому зеркалу над комодом, и стала краситься. Когда я красила глаза, я зачем-то открыла рот. Я думала, что так делает только Мари. Губы я намалевала алой помадой, которую сперла у сестры.
   - Ты шикарна, - сказала я своему отражению. Затем я навесила на себя драгоценности из шкатулки Сновидца.
    - Филигранно. - с придыханием сказала я. Ворон запрыгнул на комод, и стал разглядывать чердак через отражение в зеркале. Я сняла украшения, и положила их обратно в шкатулку.
   Интересно, а у меня когда-нибудь будет мальчик? Мари говорила, что с моим весом не будет никогда. Интересно, а мне придется проделывать всякие штуки в постели, как в порно? Если да, то я не хочу влюбляться. Лучше останусь жирной и некрасивой, чтобы никому в голову не пришло засовывать в меня свои генеталии. Господи, даже думать об этом противно. Мари говорила, что это божественно, когда на тебе пыхтит мускулистый красавец, вбивая свою штуку прямо в пи-пи. Иногда я палила Костю и Мари вместе: или он был сверху, или она, а иногда я даже не могла разобрать, что у них там, и как. Им было нисколечко не стыдно, а вот краснеть приходилось мне.
   Мари обожала говорить о сексе. Иногда она говорила отвратительные вещи, и мне хотелось, чтобы она заткнулась. Нет, я никогда не буду этого делать. Лучше я умру девственницей - жирной теткой с небритыми подмышками.
   Спустившись вниз, я стала следить за Сновидцем. Он вечно что-то мастерил, что-то перетирал, что-то завязывал в мешочки. Мари в это время варила макароны, как всегда что-то напевая. Я обратилась к Сновидцу шепотом, чтобы не услышала Мари:
   - А ты можешь приворожить Мари к Косте?
   - Зачем мне это делать? Понимаешь, любой приворот в тысячу раз хуже самой страшной порчи. К тому-же я не собираюсь вмешиваться в личные отношения Мари.
   - А где сейчас Костя?
   - На пути к нам. - коротко ответил Сновидец, разглядывая сушеные лепестки роз.
   - Ой, что будет... - ужаснулась я. - Ты предупредишь меня, когда он придет? Я лучше уйду куда-нибудь, чем буду слушать скандал.
   - Не бойся, я скажу тебе об этом заранее, - улыбнулся Сновидец. - Если честно, то я лучше сам куда-нибудь свалил бы, да нельзя.
   - Почему?
   - А кто их будет разнимать? Они могут убить друг друга, и твоя сестрица уже подумывала о том, чтобы пристрелить Костика.
   - Ох батюшки. И что будет потом?
   - Не знаю.
   - Так загляни в будущее.
   - Никогда. У меня есть правила. - Сновидец посмотрел в окно, - Завтра надо баню топить, потом надо найти человеческие зубы. И надо будет стирку устроить. Дел выше крыши.
   - Так давай я тебе помогу, - предложила я.
   - Будешь таскать воду с родника? - рассмеялся Сновидец.
   Настал вечер. Мари собиралась в клуб, и я подала ей мешочек с бусами. Мари очень понравился мой подарок, она даже улыбнулась как-то по особенному, и надела бусы на шею.
   - Мелкая, ты даже не представляешь, как мне их не хватало. - она разглядывала себя в зеркале в прихожей, - Боже, это потрясающе.
   - Я же говорила, что тебе понравится.
   - Мелкая, когда я буду танцевать, я буду в этих бусах.
   Мари присела на карточки и поцеловала меня. Ее тонкие пальцы убрали прядь волос с моего лица, и она улыбалась. От этой улыбки я была готова расплакаться - я была рада видеть Мари счастливой. Потом она подхватила сумочку и ушла. Я убежала на чердак, чтобы Сновидец не слышал, как я ревела. Хотя он слышал, он все слышал, но как настоящий друг не подал виду.

14
   Когда я проснулась - Мари спала. Она очень устала, и приехала домой только в пятом часу утра. Сновидца нигде не было, и я решила позавтракать в одиночестве.
   Согрев чайник, я села с пирожными у окна, чтобы насладиться прекрасной погодой. Морозное утро обозначилось в небе оранжевым рассветом, и желтая листва березок была похожа на каскад золотых хлопьев. На юродивых сосенках со странно изогнутыми стволами бесились вороны. Красный монстр внизу у ручья был покрыт росой. Высотные дома в дали были очень большими, и не верилось, что люди смогли их построить собственными руками.
   Я бы жила так вечно. В таком хорошем доме, на таком прекрасном холме, с которого открывается красивый вид. Я представила себя взрослой. Я бы готовила еду и убиралась бы, и так у окошка ждала бы своего мужа с работы. Жалко только то, что здесь нет водопровода и канализации, и естественные нужды приходилось справлять в уличном туалете. Но это пустяки.
   Пирожные кончились, и я заглянула в холодильник. Остались еще пирожки, жаренные котлеты, какие-то банки, маринованные огурцы, оливки, и ничего вкусненького. Пирожки были с рисом и яйцом, и им было сто лет в обед.
   Сновидец стоял в проходе кухни. Своим видом он испугал меня. Зеленые глаза широко раскрыты, волосы влажные. Он часто дышал.
   - Плохие новости, - сказал он, и его голос звучал как у сомнамбулы.
   - Костик? - предположила я.
   - И он тоже. Он на автобусе подъезжает к городу.
   - А что еще? Что случилось, Сновидец?
   - В лесу чей-то труп.
   В моих глазах потемнело. Господи Иисусе, в лесу мертвец. А я очень боюсь мертвых. В родном селе как-то умерла старушка, и тетю Катю попросили ее обмыть. И тетя Катя взяла меня с собой. Я сидела на кухне покойной, а женщины мыли труп в соседней комнате. Что-то заставило меня встать, и посмотреть в дверную щель. Тетя Катя и баба Зина держали мертвую за плечи, и у нее запрокинулась голова. Беззубый рот открылся, один тусклый глаз уставился на меня. Потом мне несколько ночей подряд снилось, как старуху похоронили, и она ожила в гробу. Она царапала гробовую крышку ногтями, плакала и орала. Потом я просыпалась посреди ночи от собственных криков.
   Труп в лесу. Эта мысль не покидала меня, и я забыла о Косте. Еще немного, и я захныкала бы, но Сновидец очнулся от своего транса, и провел рукой у меня перед глазами, будто снимая с них пелену. Страх ушел, и я стала думать, что делать.
   - А что с мертвецом? О нем нужно кому-то сказать, - решила я.
   - Это не твоя забота. С ним я придумаю что-нибудь, - ответил Сновидец, закурив сигарету, - А вот как быть с любовниками, вот это вопрос первой важности. Так, я останусь здесь и прослежу за Мари, а тебе лучше уйти.
   - А труп?
   - Мертвые умеют ждать.
   Я не стала будить Мари, и взяла у нее немного денег с вчерашней выручки за танцы. Оделась, взяла сумочку. Теперь у меня появилась возможность увидеть бездомных стариков, и навестить толстую добрую женщину в магазине.
   Я хотела взять телефон, чтобы потом позвонить и все разузнать, но я вовремя вспомнила, что в доме Сновидца телефоны и даже радио - не работают. Я позвала Ворона, и он потерся об мои ноги.
   - Пойдем со мной, котик. Тут скоро ругаться будут.
   Я спешила, так как дорога к дому Сновидца всего-лишь одна, и я могу наткнуться на Костю. Почему-то я боялась его, я решила, что он в бешенстве, раз Мари оставила его одного на другом конце страны, где холода никогда не кончаются. И мне не хотелось с ним общаться - одно дело что-то себе воображать о воссоединении Мари и Кости, и другое дело - столкнуться с проблемой с глазу на глаз.
   Старики как всегда грелись у бочки, в котором пылал огонь. Я помахала им рукой, и сказала, что пообщаюсь с ними чуть позже. Я спешила дойти до магазина, в котором я могла бы спрятаться. Дорога с гаражами казалась бесконечной.
   Мы с Вороном ворвались в магазин, и сначала перевели дух. Став жирной, я заметила, что мне очень тяжело дается быстрая ходьба и бег.
   Я была рада видеть толстую продавщицу, и кажется, она меня узнала. Я поздоровалась с ней, и она улыбнулась:
   - Что, девочка, все поешь песни со своим котом? - спросила она, поднявшись со стула. Я улыбнулась ей, и взяла Ворона на руки.
   - Простите меня. Я вам тогда наврала, и сама не знаю - зачем. Я хочу вернуть вам деньги за молоко и хлеб.
   - Вруша. Разве я буду у тебя деньги брать? Перестань ты. Наврала, так что уж теперь? - расхохоталась незлобивая продавщица.
   - И на самом деле я не выступаю на улице за деньги, и родителей алкашей у меня нет.
   - А где твои родители?
   - У меня их нет. То есть, у меня только отец, а мама умерла при родах. А живу я с сестрой. Мы снимаем комнату здесь неподалеку. У Сновидца. Может знаете его?
   - Знаю. Попробуй найти человека, который его не знает? Он у нас как городская достопримечательность.
   - И это его кот, - сказала я, пряча глаза. Женщина улыбнулась. Она была такой милой. Не каждый умеет прощать ложь.
   - Наверное твоя сестра хорошо знает Сновидца, - предположила женщина.
   - Не знаю, - пожала я плечами, - Иногда мне кажется, что они знают о друг друге все, но чаще я понимаю, что моя сестра и вообразить не может, какой на самом деле Сновидец.
   - Ну, его я знаю как человека очень странного, - сказала женщина, - Десять лет назад любовница моего мужа наслала на меня порчу. Она украла мои перчатки, и что-то с ними сделала, после чего у меня начали выпадать ногти и трястись руки. Вот так вот.
   Она показала как тряслись ее руки, и продолжила рассказ:
   - Пришла к Сновидцу, мол так и так - сглазили. Он посмотрел на мои руки и сказал, чтобы я купила белую курицу и пришла к нему снова. Купила, пришла, а он как оторвет курице голову, да как ее кровищей брызнет мне на руки. А я крови жуть как боюсь. Вот и свалилась всей Нюрой у него на кухне.
   - Вас Нюрой зовут? А я Люба Новоселова.
   - Рада знакомству, - она пожала мою ладошку, и позволила Ворону гулять по прилавку, - Так вот, пала я, значит, в обморок. Очухалась, а руки не трясутся. А через неделю начали новые ногти расти. И как-то я проснулась ночью от шороха в шкафу. Открываю, а там - не поверишь - белая курица яйцо высиживает, и прямо на моей любимой блузке.
   - Я вам верю. Я еще и не такое видела. А что вы с курицей сделали?
   - Зажарила.
   Нюра достала из кармана магазинной формы пачку сигарет и закурила, изящно держа тонкую сигаретку в пухленьких когтистых пальчиках. Ворон вдруг уставился на дверь. Я немного сдвинула занавеску у двери, и увидела уверенно шагающего Костю. Он был в черных джинсах и в кожаной куртке. Челка падала на лоб.
   - Любаша, ты покупать что-то будешь? - спросила Нюра, туша окурок в пепельнице.
   - Ой да, совсем забыла. У вас есть шоколад "Frazier"?
   - Слушай, кажется, где-то видела. - Нюра стала рассматривать прилавок со сладостями. - Нету. Может тебе "Аленку" дать?
   - Давайте.
   Заплатив за "Аленку" пятнадцать рублей, я спросила у Нюры, можно ли мне побыть с ней немного.
   - Да конечно можно. Покупателей мало, и одной скучно.
   Я распечатала шоколадку, и угостила Нюру. Она принесла мне стул, и мы сидели за прилавком как две закадычные подруги, рассказывая разные истории. Иногда нас прерывали редкие покупатели. Они, наверное, думали, что мы - мама с дочкой. Обе толстые, обе веселые. Но Нюра была еще одним моим одноразовым другом. Грустно было это осознавать, и мне не хотелось бросать Нюру одну.
   - Ты одна что ли гуляешь? Не страшно? - спросила Нюра.
   - Сестра купила мне перцовый баллончик, и еще у меня есть ножик, - похвасталась я своим оружием, сверкнув лезвием большого складного ножа. Нюра выпучила глазки, и потрогала лезвие.
   - Да, боевая у тебя сестра.
   - Она умеет из пистолета стрелять, и однажды она избила одного парня, который шлепнул ей по заднице.
   Я рассмеялась, вспомнив тот случай. Тогда мы шли в какое-то расхваленное кафе, в котором подавали особые хлебцы из семян льна и зеленого лука. Позади нас шел парень в кепке, он пялился на задницу Мари, и пытался с ней замутить. В итоге он обнаглел, и хлопнул мою сестру по заднице. Она резко повернулась, и основанием ладони ударила парня под нос. У него потекла кровь. Мари сняла с него кепку, схватила за волосы, и опрокинула его на тратуар. Потом стала пинать ногами, пока не сломала каблук.
   - Я очень люблю свою сестру, - сказала я. - Она научила меня постоять за себя, и быть самостоятельной.
   - То то и видно, что ты так далеко от дома гуляешь.
   - Я прячусь. Несколько недель назад мы были на востоке, и Мари бросила там своего парня, который ей изменил. И вот он приехал сюда. А мне не хочется слушать ругань.
   - Правильно, солнышко. В ругани нет ничего хорошего. Я с мужем тоже скандалила, да только получила развод. А он - кобель, укатил в Сочи с той стервой, которая на меня порчу навела.
   - Вы живете одна?
   - Конечно нет. У меня двое детей и три кота. Скучать некогда. Старший школу закончил, сейчас в техникуме учится на тракториста. Младший в пятый класс пошел.
   - А я уже умею читать, писать, считать. А мне всего-лишь шесть лет.
   - Молодец. Сейчас надо учиться. Без образования сейчас никуда, а без корочек и дворником не возьмут.
   Мы немного помолчали. Какая-же Нюра хорошая. Нет, она не одноразовый друг. Она просто друг. И я не хочу ее забывать.
   Покопавшись в сумочке, я нашла две броши в виде бабочки, которые я сперла в магазине всяких мелочей. Одну брошь я подарила Нюре со словами:
   - У меня очень мало друзей, и я очень редко их вижу. И ты мне друг. Мы с Мари будем здесь до весны, а потом будем опять путешествовать. И знайте - я вас никогда не забуду. Я буду навещать тебя всегда, когда мы будем гостить у Сновидца.
   Нюра расплакалась. Она прицепила брошку к форме, и обняла меня.
   - Какая ты хорошая девочка. Я тебя тоже никогда не забуду, а эту брошь буду беречь, и глядя на нее - вспоминать о тебе. У меня тоже очень мало друзей.
   - Только я часто меняюсь, - сказала я, стерев с круглого лица Нюры слезки, - Часто крашу волосы, сменяю одежду раз в месяц. Да и потом, я же когда-нибудь вырасту. Давай так - чтобы ты меня узнала, в следующий раз я покажу тебе свою брошь, а ты - свою. Это будет наш секрет.
   - Я тебя всегда узнаю. Только у тебя такие большие серые глазки.
  - У меня глаза Мари.
   Вдруг мне в голову пришла идея. Где-то у Мари я видела фотоаппарат. Я могла бы фотографировать дорогих мне людей, и фотографии вклеивать в свой собственный альбом, который нужно непременно купить. И когда я буду далеко далеко, я могу пересматривать фотографии, и вспоминать своих друзей.
   - Ох, опять вся разнервничалась, - рассмеялась Нюра. Она посмотрела на Ворона и погладила его, - Какой кот большущий. Чем Сновидец его кормит?
   - Ничем. Ворон сам ищет еду. Представляете, ему десять лет.
   - То то и видно. Взгляд у него мудрый. - Нюра дотянулась до копченой колбасы, и отрезала кусочек Ворону, - На, ешь, кот мурлыка.
   Ворон замурчал, и с аппетитом слопал кусочек колбасы. Но второго куска он просить не стал, для этого он слишком гордый. Он спрыгнул на пол, и стал вылизывать длинную шерсть на хвосте.
   Пришло время прощаться, хотя я знала, что точно приду к Нюре на этой неделе. Напоследок я купила три буханки хлеба, молоко, и пакет конфет. Мы обнялись, и Нюра опять заплакала.
   Я шла домой счастливая, но мое зыбкое счастье омрачало предвкушение встречи с Костей. Но на моем пути были бездомные старики, и они подзарядили меня счастьем, когда я отдала им продукты. Веселый дедок в тулупе спросил, не завалялось ли у меня выпить.
   - Извините, к сожалению нет, - рассмеялась я.
   Лысая старушка опять стала желать мне хорошего мужа и деток хорошеньких, а я решила, что пока буду здесь жить, то буду помогать старикам. Я не понимала, почему такие хорошие люди обречены жить в каком-то грязном гараже, и крутить самокрутки из чужих окурков? Судьба любила одних, и ненавидела других. Несправедливо. Но сейчас в этом мире это слово ничего не значит. Справедливости нет.
  Ох, как я боялась возвращаться. Я точно знала, что меня будет ждать кошмар. Мари не простит Костю, да еще и выгонит его из города к чертовой матери. А если Костя будет настойчив, Мари пристрелит его, а потом закопает в лесу, или скормит его труп голодным собакам. Я не преувеличиваю. Если Костя пропадет - его искать никто не будет. Фактически его нет, если смотреть с точки зрения закона. А если человека нет на бумагах, то за его убийство ничего не будет. А безнаказанность только распаляет желание совершить преступление.
   Когда я поднялась на холм, я обнаружила Мари, сидящую на деревянном поручне открытой веранды. Она облокачивалась спиной об балку и курила.
   - Мари? - позвала я ее, и осторожно подошла к ней. На ее лице была безумная улыбка. Точно - убила.
   - Мелкая, зараза. Опять гуляешь с котом? Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты не ходила в город? - она продолжала улыбаться, и в ее голосе звучало опасное дрожащее безумие. В таком состоянии она напивалась, стреляла по бродячим псам, резала запястья, и плакала.
   Я приготовилась к самому худшему. Все-таки Костик был моим другом, и я боялась, что не успею его сфотографировать для своего будущего альбома. Я бы не хотела забывать как он выглядит. Он очень красивый, и я никогда не видела мужчину похожего на Костю.
   - Что ты пялишься на меня, дура? - заорала Мари, истерично мотая головой. Сигарета упала на пол, Мари оскалилась как ведьма, - Что ты смотришь, сука? Если же ты сейчас-же не уйдешь, я тебе глаза вырву. Пошла вон.
   Забежав в дом, я заплакала. Она никогда так не орала на меня. Мне показалось, что она ударит меня. Я не понимала за что она так со мной. Сняв ботинки, я прошла в гостиную. Как всегда на алтаре горели свечи, только вот пахло чем-то странным. Запах был очень приятным, смутно знакомым. Это запах Кости, только он пользовался такими ядреными духами. Я совсем отвыкла от этого запаха.
   Он лежал на диване на животе, по пояс голый. У него были кошмарные раны на плечах и чуть выше ремня джинс. Я никогда не видела столько крови.
   Рядом с ним сидел Сновидец, и зашивал Костины раны. Он орудовал иглой как заправская швея, его тонкие руки были по локоть в крови. Раз Костя не дергался, когда его кожу протыкала игла, значит Сновидец применил обезболивающую мазь, которую он делал из каких-то вонючих грибов и древесных личинок.
   Сновидец увидел меня. Я тихо плакала, и вытирала слезы. Боже, как-же я была рада видеть Костю живым. Я забыла всю свою обиду на него, я так по нему скучала. Мне хотелось обнять его, но сейчас это было невозможно.
   - Что, она и на тебя наорала? - спросил Сновидец, - Она порезала Косте всю грудь и живот, и даже перерезала жизненно важную артерию. Если бы меня не было рядом, у нас было бы три трупа.
   - А кто третий? - спросила я, что-то смутно помня про лесного мертвеца.
   - Твоя сестра. - ответил Сновидец, стягивая разрезанную кожу специальной нитью, - Когда Костик потерял сознание, Мари решила, что убила его. Она бросилась за пистолетом, но я вовремя отобрал его, и сказал ей, что Костя жив. Твоя сестра пыталась пристрелить себя.
   - Костя слышит меня?
   - Он сейчас ни хрена не слышит, ни хрена не видит, ни хрена не чувствует. Я напоил его сон-травой, так-что он проспит два дня. Когда человек спит - раны заживают быстрее.
   Играла музыка. Проигрыватель воспроизводил песню Рео Спидвэйгона "Can't fight this feeling".
   - И еще твоя сестра пыталась меня побить, - пожаловался Сновидец. - Не думай, что я имею что-то против нее, но ей нужна помощь. Мари сходит с ума, и если ничего не предпринять, то она натворит таких дел, что проще умереть будет, чем все разгрести.
   Я стояла и молчала. Сентиментальная песня вызывала во мне еще большие слезы, только они были по Косте. А Сновидец закончил шить, и смазал кровоточащие зашитые раны белой мазью, присыпал порошком из листьев крапивы. Затем он накрыл Костю пледом, и пошел на кухню мыть руки. В раковину стекала розовая от крови вода.
   В дом вошла Мари. Она набросилась на Сновидца:
   - Слушай ты - колдун сраный, ты вообще на чьей стороне? На его? Думаешь залатал его и все - ему ничего не будет? Я тебе обещаю, я пристрелю эту сволочь, а потом застрелю тебя, и пущу пулю себе в лоб...
   Она так орала, она так плакала. Это была не моя сестра. Ее глаза лучились безумием, какой-то жестокостью. Она оскорбляла Сновидца, оскорбляла меня. Косметика размазалась по ее лицу, ее волосы встали дыбом. А Сновидец слушал. Но и у него не выдержали нервы. Он швырнул полотенце на пол, уверенно подошел к Мари, и коснулся ее лба. Та закатила глаза, и упала без сознания. Нечто подобное я видела по телевизору в шоу Кашпировского.
   Сновидец склонился над ней, и стал шептать в ее ухо какие-то слова. Мари вдруг вскочила, окинула нас испуганным взглядом, схватила ключи от машины и убежала. Сновидец объяснил:
   - Не, это не безумие. Это что-то другое. Я сказал ей, чтобы она уехала на пару дней. Не беспокойся, она снимет номер в гостинице, и вернется обратно с трезвой головой. Мари сейчас действительно опасна. - он задумался, - Так, я сейчас в лес, а ты сиди с Костей. Если что-то пойдет не так, мысленно позови меня, и я приду.
   - Ты к трупу?
   - Да. Нужно с ним что-то сделать, узнать кто он. Если никто, то я закопаю его в лесу. А если нет... Тогда позовем ментов.
   Когда Сновидец ушел, я поставила рядом с диваном маленький стульчик, и села на него. Я не знала, что делать. Костик шумно дышал, я погладила его по руке, на которой была татуировка рогатого енота. Ох, Костя! Ты не мог не знать, что тебя здесь ждало. Лучше бы ты не приезжал. Лучше бы ты нашел себе другую девушку.
   Мысли о Мари вызывали слезы страха и обиды, но я подавляла эти слезы, я старалась быть сильной девочкой. Когда Мари орала на меня - это действительно была не моя сестра. Это была какая-то злая ведьма, фурия, безумная истеричка. Мне было очень обидно.
   Выключив проигрыватель и убрав пластинку в конверт, я включила магнитофон и поставила кассету Андрея Губина. Мари делала вид, что ей не нравились его песни, но она слушала эту кассету, и довольно часто. Мари слушала Губина на плеере, и она думала, что я не знаю. Она обожала песню "Улетай". Мне она тоже нравилась.
   Осторожно, я подняла плед, чтобы посмотреть на Костины раны. Мне показалось странным их расположение. Такое ощущение, будто Костя не сопротивлялся, и позволял себя калечить. Как-же хорошо, что я ничего не видела.
   Заскучав, я стала читать книгу про жабу Виолетту, которая взирала на мир через стекло террариума. Это была очень неоднозначная книга. Вроде бы смешно, что простая жаба рассуждает как здравомыслящий человек и называет вещи своими именами, но потом становится как-то грустно. Я поняла - Виолетта мечтала стать человеком, но ей приходилось оставаться всего-лишь домашним зверьком, и причем не самым приятным. Ее хозяин - молодой ученый по имени Якуб, дорожил Виолеттой и относился к ней как к другу. А другие домочадцы ненавидели жабу, они боялись ее, и мечтали от нее избавиться.
   Пару раз я вставала, чтобы убрать с алтаря огарки свечей, два раза пила пустой чай с медом, и наблюдала, как за окном темнело. Мне стало как-то не по себе. Я включила во всех комнатах свет, хотя темноты никогда не боялась. Тени сгущались, свечи трещали.
   - Не дай меня в обиду, - обратилась я к лику Яхвы. В неровном свете свечей казалось, что она то улыбалась, то злилась. - Пожалуйста, сделай так, чтобы у всех все было хорошо.
    Сновидец пришел весь уставший и вымотанный. Он устало плюхнулся в кресло-качалку, и маленький ребенок спрятался под пледом. Торчали только его грязные голые ноги - он любил ходить без обуви даже в холодную осень.
   - Это сбежавший зек, - пробубнил под одеялом Сновидец, - Он повесился. Его дух позвал меня и рассказал, что его подставили, и посадили на десять лет в колонию строгого режима. Ему удалось сбежать, но проклятый лес лишил его рассудка, и он из лоскутов своей одежды свил веревку, на которой повесился.
   - Ты сообщишь в милицию?
   - Я их боюсь. Местные фараоны знают, что я в курсе многих дел. Они даже просили меня помочь расследовать убийство. Они знают, что я знаю о их грязных делах. Убить и посадить они меня не могут, но я не хочу отсюда уезжать. И я им ничего не скажу. Они похоронят его как беглого преступника, а мне этого не хочется. Пусть родные покойного будут думать, что ему удалось убежать и начать новую жизнь. Знаешь, Люба, это был очень хороший человек, можно сказать - ребенок. Он прожил всего-лишь двадцать семь лет. Мне очень стыдно перед ним, ведь я прожил больше, и буду жить дальше.
   - Что ты сделал с телом?
   - Пока ничего. Перерезал веревку, и оставил тело под сосной. Завтра я вернусь и спрошу чего хочет дух. Если он хочет быть погребенным по христиански - я похороню его по христиански. Если он захочет остаться в мире живых, я заберу его череп себе.
   Он сдернул одеяло с лица. По впалым щекам Сновидца текли слезы. Он дотянулся до пепельницы, и пристроил ее на коленях. Закурил, переводя дух. Он не смотрел на меня, его губы шевелились:
   - Что-то в последнее время идет не так. Очень много тяжело больных клиентов, труп в лесу, и еще вот раненный Константин. Я прочитал в газете, что в городе стали чаще находить человеческие останки.
   - А как звали того парня?
   - Он не назвался. Но он был очень красивым, и у него были бы прекрасные дети. Но их не будет.
   - Сновидец, а правда, что души перерождаются?
   - Если они сами этого хотят.
   Мы поужинали, немного поболтали. Я чувствовала себя вымотанной, мне казалось, что в этот день случилось еще что-то важное. В уставшем мозгу крутились какие-то картинки: толстые черные книги, расшитые золотом пиджаки, матрас на чердаке, на котором спал Костик, но только без ран. Еще перед глазами маячил образ непонятного человеческого существа, которое протягивало ко мне руки.
   Пока Сновидец мыл посуду, я пила чай, добавив в него лепестки опиумного мака и мяты. Я решила спросить Сновидца об этих образах.
   - Они ничего не значат, - ответил он, - Когда мозг устает, он начинает перерабатывать полученную информацию, и иногда в переработанном виде она выглядит нелепой. Это все от усталости. Сегодня был тяжелый день.
    Я помогла Сновидцу нанести на Костины раны заживляющий бальзам, помогла его перевернуть на спину.
   - Спокойной ночи, Сновидец, - сказала я, поднимаясь на чердак спать. Только я знала, что ночи Сновидца никогда не бывают спокойными. Его сны - пророческие, и иногда очень тяжело знать будущее, или даже прошлое. Но во снах Сновидец был не один - с ними были его мертвые, и мне казалось, что с ними Сновидцу лучше.
   Сжавшись калачиком в удобном кресле, я закрыла глаза. Странное существо присело на корточки, и поманило меня ладонями, как обычно манят к себе взрослые детей. Но я не подошла, и лицо существа вытянулось, глаза превратились в темные провалы - из них тонкими ручейками текли слезы. Оно обиделось на меня, но я мысленно сообщила, что просто боюсь и не доверяю.
***
   Середина октября была очень грустной и унылой, и это мерзкое состояние продлилось до ноября. Лил дождь, под которым я часами мокла. Мари ни с кем не общалась, потому-что в доме был Костя. А он об доску расшибался и доказывал ей - в тот роковой вечер его вообще не было в туалете, и моя сестра видела просто похожего парня. Костя был на улице, и ждал барыгу, чтобы купить дурь.
   Я не могла находиться дома, и гуляла в лесу расстрелянных детей. Мне было приятно осознавать, что рядом со мной была Любаша. Я постоянно чувствовала на себе ее взгляд, я мысленно общалась с ней, но мне отвечал только ветер.
   Сновидец, кстати, выслушал волю покойного, и отрезал ему голову. Чтобы освободить череп от мяса, он выгнал нас на улицу и стал варить человеческую голову в большой кастрюле. Потом за домом он вырыл яму, и вылил в нее бульон с ошметками кожи и вытекшими мозгами. В доме пахло обычным мясным бульоном, но запах вызывал у всех кроме Сновидца отвращение. Мари даже рвало, и она несколько дней подряд обедала в городе.
   Костя прибил к стене над алтарем еще одну полку, на которой теперь покоился череп молодого человека. Сновидец украсил кость сухими лепестками роз, водрузил на череп тюрбан из пестрого шелка. Какое-то время я даже боялась смотреть в сторону алтаря, но потом я подружилась с черепом, и даже брала его на руки.
   Однажды я прижала его к груди и заплакала. Жалела ли я молодого человека, жалела ли себя - не знаю. В этот плач я влила все свои силы, буквально я омыла череп своими слезами.
   Каждый вечер на кухне собиралась чисто мужская компания из Сновидца, Кости, и одного давнего друга Сновидца которого звали Игорем. Они смеялись, пили красное вино с медом, и обсуждали городские легенды.
   Мари спала до трех дня, красилась, и уезжала до следующего утра. Она оставляла мне деньги на сладости, и даже не разговаривала со мной. Порой мне казалось, что Мари ненавидела меня так-же сильно как и Костю.
   А я была одна, и делала, что хотела. Бродила в лесу, вычесывала шерсть Ворона, общалась с черепом, принимала попытки пробудить летучих мышей от спячки, ходила в магазин к Нюре, дарила продукты бездомным старикам, читала, слушала музыку. Мне хотелось прокатиться в город, но я не знала как об этом попросить Мари, а Костя уходил в город по своим криминальным делам, в которые он не собирался никого посвящать.
   Однажды я попросила его купить мне фотоальбом и фотик. Вечером он принес мне "Полароид", и красивый альбом, в который я буду клеить фотографии. Только кого фотографировать? Все ходили с кислыми минами, и когда я пыталась кого-либо заснять - отворачивали лица.
   В альбом я вклеила фотографию, на которой мы с Нюрой сидим за прилавком и улыбаемся. Я попросила покупателя нас заснять. Потом я сфотографировала Ворона, алтарь с Яхвой, череп. Вскоре я так одичала, что стала спать вместе с черепом. Мне казалось, что только ему одному я интересна, и только с ним мне было не одиноко. Сновидец же был постоянно занят. За день он принимал около двадцати человек, и каждого надо было выслушать, каждому помочь.
   А Костя был занят объяснением с Мари и криминалом. Каждый вечер был скандал: Мари обзывала Костю слабым на передок, а он называл ее тупой дурой. По моему Мари уже давно его простила, но она не могла переступить через собственную гордость, и сказать заветные три слова вслух. Но со мной она категорически отказывалась общаться. В первое время я пыталась как-то ее развеселить, но как только подходила к Мари, та сразу воротила нос, и исчезала. Порой, наблюдая в окно как Красный монстр уезжает, мне казалось, что я вижу этот автомобиль в последний раз. Но на следующее утро он стоял на своем месте у ручья, ждал свою хозяйку. И я даже не знала, как дела у Мари на работе.
    Какими-то непонятными махинациями Костя зашибал немалые деньги. Он складировал целые пачки купюр в подполе Сновидца, и как-то проболтался, что собирается купить машину. А потом он опять пошел к Мари объясняться. И он не выдерживал, начинал орать:
   - Ты настолько эгоистичная мразь, что даже не общаешься со своей родной сестрой. Ты даже с Сновидцем не говоришь, а он как может пытается тебе помочь. Тебе на всех плевать. И ту хрень с якобы изменой ты сама придумала, чтобы тупо меня кинуть. Ты говоришь, что я ****ь, а сама каждую ночь трясешь сиськами перед старыми импотентами. Ты идиотка, и я вообще не понимаю, за что я тебя люблю. Когда-нибудь мне надоест перед тобой кланяться, и ты останешься совсем одна. И если тебе плевать на Любу, то я буду ее опекать. Она ничего тебе не сделала, и она меньше всех заслужила такого обращения к себе. Ты мразь, Мари. Ты забрала девчонку из семьи, наигралась в заботливую сестру, а теперь ее игнорируешь.
   Я не выдержала и заревела. Все мои установки типа я сильная и взрослая - рухнули. Я вспомнила, что я ребенок. Костя выскочил из спальни Мари и взял меня на руки. Он качал меня, и шептал, что все будет хорошо, что скоро все наладится. Не выдержал и Сновидец, который мастерил куклу из куриных лап. Он повернул лицо к окну, тряхнул головой, чтобы на лицо упали волосы. Только он мог в полной мере ощутить то, что ощущала я.
   И то бледное существо тоже плакало вместе со мной. Оно обнимало себя за плечи, ютясь в темном углу. У меня был Костя который мог обнять меня, а у существа не было вообще никого. Оно навечно обречено быть одиноким в моей голове.

15
 Восьмого ноября я проснулась посреди ночи и распахнула окно, кутаясь в одеяло. С неба на меня смотрела убывающая розовая луна, и я уже все для себя решила, я все про все поняла.
 Том по квантовой физике хранил мои накопления. Тридцать тысяч рублей мне нужны для того, чтобы принять самое важное решение в своей жизни, и запалив свечку, я вклеила в свой альбом фотографии с концерта. Сегодня утром я сделаю фотографии всех, кто мне был дорог. Я должна оставить для себя память по ним.
 С первых дней моего затянувшегося приключения Мари давала понять мне, что она любит меня. Это же самое мне твердил Костя, Сновидец, Спайкер. Все они говорили, что я - смысл жизни Мари. Но если человек любит другого человека, то зачем об этом твердить на каждом шагу? Все понятно - я была развлечением для Мари, ее игрушкой. И другие врали мне, чтобы я не заметила подвоха. Но они и себе врали. Кто-то из них должен был знать, что рано или поздно игры в дочки-матери кончатся, и я останусь одна. Но я никого не виню. Наоборот, я даже всем благодарна за то, что у меня были такие необычные друзья.
 Я сбегу домой к тете Кате. Все, девочке пора возвращаться туда, где ее действительно любят.
 Только вот я должна сбежать так, чтобы ни о чем не заподозрил Сновидец. Как-то он сказал, что блокирует пророческие сны, связанные с близкими людьми. Значит он не узнает, что я затеяла. Но Сновидец читает мысли. Он часто заканчивает за меня недосказанные мысли, и потому я должна быть осторожной. Я должна контролировать себя, и думать о своем предприятии только вне дома.
 Днем я ходила с кислой миной, не зная куда себя деть. Все фотографии я сделала, и вклеила в альбом. Я даже сфотографировала Мари, хотя она пыталась закрыть лицо руками и спрятаться.
  После обеда я пошла к Нюре, где провела очень много времени за веселыми беседами и поеданием шоколада. Старики тоже были мне рады. Но все это было не то. Люди, которых я любила и обожала были заняты своими делами, и старались меня не замечать.
 Я достала атлас дорог, и записала города и села, через которые должна проехать, чтобы очутиться в родном селе. Эти пункты я представила бусинами, а себя - нитью. К черту автостоп, поеду на автобусах. Я сама буду покупать билеты, и доберусь до дома. Представляю как обрадуется тетя Катя и дядя Вася, когда обнаружат меня под своей дверью - заблудшую дочь, которую по ошибке похоронили.
 Мне очень больно и тяжело вспоминать последние дни в доме на холме. Сложно описать, что я чувствовала, банальные слова врятли отразят спектр всех моих эмоций: грусть, печаль, уныние, счастье сквозь слезы, и еще я чувствовала себя жертвой. Я принесу себя в жертву, чтобы Костя и Мари были вместе. Без меня.
   И я сбежала. Ночью. Чтобы никто меня не хватился, я подмешала в борщ сон-траву, и все очень крепко уснули кроме меня, Мари, и Ворона. Мари вечером уехала на работу, а я быстро собрала необходимые вещи, прокралась в спальни Кости и Сновидца, и поцеловала их на прощание. Во время этого я была не я, я была роботом, которого запрограммировали на побег. И я оставила телефон, чтобы меня не выследила Спайкер. Хотелось оставить прощальную записку, но мне кажется, что все и так все поймут. А если будут искать, то только для вида. На самом деле я никому не нужна.
   Рысьегорск ночью - очень опасное место, и оно не предназначено для прогулок маленьким девочкам. Но у меня был нож и вера в то, что я сумею добраться до дома. Никто не сможет меня остановить, и я шла среди темных многоэтажек будучи уверенной в себе и храброй. Если я видела ментов, то я пряталась в подворотнях. Если на пути встречались подозрительные типы, я пряталась в тени. С одной стороны было забавно так кого-то бояться и спасаться прятками, но с другой стороны меня преследовало ощущение, что меня кто-нибудь схватит и убьет. И чтобы избавиться от этого ощущения, я присела на остановку и спросила себя, боюсь ли я смерти?
  В моей голове прозвучал простой как три копейки ответ - неа! И я встала, и пошла туда, где, по моему мнению, находилась автостанция.
  Я бродила по городу до трех часов ночи, а потом с ужасом признала, что заблудилась. Автостанцией рядом и не пахло, карты города у меня не было, а если бы я стала спрашивать дорогу у прохожих, мне бы показали дорогу до ближайшего детского дома. А туда мне было нельзя. Но в том, что я заблудилась был плюс - я теперь не могла вернуться в дом Сновидца, а значит теперь должна идти до конца, каким-бы конец этот ни был.
  Остановившись у входа в какой-то клуб, я перевела дыхание, и позволила себе немного расслабиться, съев пару конфет. Из здания вышли какие-то люди. Они громко смеялись и были пьяными. Пришлось уйти. Я шла по дороге рядом с железнодорожными путями и слушала голоса из громкоговорителя, наблюдала за длинными товарняками, перевозящими лес. Рядом даже не было железнодорожного вокзала. Так, по крайней мере, я могла бы купить билет до более знакомого города и с него начать путь домой.
  - Любая дорога куда-нибудь да приведет, - шепнула я себе, накинув на голову капюшон куртки. Плечи от рюкзака начали болеть, хотелось куда-нибудь присесть и отдохнуть. Господи, как-же тяжело быть толстой!
  Стало ясно, что я очутилась за городом. Показались мрачные фабрики и дымовые трубы. Дома были деревянными, по дороге часто встречались заправки и шиномонтажные. Оптовые магазины, пекарни, и чем дальше - тем меньше жилых домов, тем больше подозрительных темных личностей я встречала на своем пути. Я сама была подозрительной. У меня был нож, и я умела выдавливать глаза, если что. Уроки Мари я не забыла.
  Когда я сбегала, я была уверена в том, что со мной случится нечто плохое. Так оно и вышло. За собой я заметила хвост - какого-то грузного мужика в черном, который не отставал от меня. Я ускорила шаг, он - тоже. Сердце быстро заколотилось, еще немного, и я умру от приступа. Я приготовила нож и жестоко улыбнулась в темноту. Дорога опустела, рядом никого не было. Чтобы не изводить себя страхом, я сбавила скорость и позволила толстяку догнать меня. Он гнался за мной. Я досчитала до трех, нажала кнопочку на ноже, лезвие с тихим щелчком выскочило, и я резко обернулась, взмахнув ножом. Лезвие на мгновение сверкнуло, раздался звук порванного паралона. Черт, я лишь порезала толстяку куртку. Я приготовилась нанести новый удар, но он взмахнул рукой, и я потеряла сознание. "Твою мать" - подумала я, а потом позволила себе раствориться в темноте, с которой я уже была знакома.
***
  Кажется, что можно не обращать внимание на связанные руки. Но потом ты чувствуешь, как бельевая веревка все сильнее и сильнее впивается в кожу, как ладони наливаются кровью и немеют. Меня привязали к батарее в какой-то вонючей комнате, где кроме старого матраса ничего не было. Я знала, что орать и вырываться бесполезно, но ради приличия пошумела, и даже попыталась перегрызть веревку.
  Я была абсолютно голой, сидела на корточках перед батареей. До меня дошло, что меня привязали так неспроста - чтобы было проще насиловать. Сначала я чуть не обосралась от страха, но потом взяла себя в руки, и вспомнила, что Мари уже проходила через это. И она спаслась, и значит я спасусь тоже. К тому-же ее заковали в наручники, а меня всего-лишь привязали.
  Допрыгалась девочка!
  Нужно было что-то придумать. Как я поняла, в квартире никого не было, но в любой момент тут может кто-то появиться, и тогда придется ой как не сладко. В голове пронеслись рассказы Мари о том, как клиенты пытали проституток. Прижигали сигарами груди, избивали, заставляли есть битые лампочки, запихивали в отверстия бутылки, а потом разбивали их молотком. Хорошо. Хорошо. Не время запугивать себя, нужно думать как спасти себя.
  Он появился как тень. Я даже не заметила, что он на протяжении нескольких минут наблюдал за мной. Я же была привязана лицом к батарее и задом к выходу. Черт.
  Он был отвратительным. Жирным, волосатым, истекающим вонючим потом. С нижней губы свисала слюна, глаза блестели в предвкушении насилия, под брюхом болталось возбужденное хозяйство - красное, и какой-то неправильной формы.
  - Девочка моя, - простонал он, и я посмотрела ему прямо в глаза. В них я прочитала, что очень скоро мне будет очень больно, и что я могу не выжить. Смиряться с неизбежным - принцип слабаков, но бывают случаи, когда смирение помогает избавиться от страха, и стать пофигисткой. И я улыбнулась этому уроду, и пообещала, что убью его.
   - Какая злая девочка. Тебя нужно научить хорошим манерам, - он скрылся из комнаты, и вернулся с какой-то коробочкой. Мое нутро сжалось от ужаса, и стала молиться, чтобы хоть что-нибудь произошло. Но ничего не происходило. Мужик достал из коробочки рыболовные крючки, и я заорала, стараясь порвать веревки, но те держали меня крепко, и вскоре я потеряла голос и закашлялась. И я заорала с новой силой, когда мужик начал вводить крючки мне в кожу спины, и прикручивать к ним лески.
***
  Если я брыкалась и ругалась, он натягивал лески, и крючки оттягивали кожу. Это было очень больно. Я описалась, я плакала. Я чувствовала себя марионеткой, потому-что он всадил мне пару крючков в плечи, в поясницу, в кожу на локтях, к икрам, к запястьям. А он валялся на матрасе и дрочил, иногда дергая за лески, чтобы я орала и плакала. Осознание того, что меня никто не спасет, было еще хуже чем боль, и я хотела умереть. Я знала лишь одно - дальше будет хуже.
   Так оно и случилось. Он изнасиловал меня. Я несколько раз теряла сознание, но боль внизу живота была словно поплавком, который вытягивал меня из глубины забытия в реальность. Он насиловал меня долго, слизывал кровь перемешанную со спермой, и так длилось целые сутки, как казалось мне.
  Потом он дал мне ведро, в которое я облегчилась. Было очень больно писать и какать. В ведре вместе с дерьмом плавали струпья темной крови, и я уже перестала что-либо соображать. Просто тупо пялилась на батарею, и с ужасом ждала, когда мне опять будут причинять боль.
***
  После того, как он вытащил из под кожи крючки и избил меня ремнем, я вдруг так разозлилась, что до боли сжала челюсти, и сломала два зуба. Я возненавидела этого человека, возненавидела Мари и Костю, из-за которых я сбежала и попала в логово этого садиста. Я возненавидела Сновидца. За такое долгое время он давно бы мог найти меня и спасти. Я возненавидела всех богов и даже Яхву. Они отвернулись от меня тогда, когда я действительно нуждалась в помощи.
  Я поняла, что ненависть и злость - мои друзья. Только они мне могут пережить страдания и встретить смерть как подобает. К черту смерть - я вознамерилась освободиться и убить этого урода, пусть хоть глотку ему перегрызть, но я это сделаю. А потом я найду Мари и Костю и отомщу им. Все, что случилось со мной - их вина.
***
  Он избил меня шнуром от кипятильника, что было очень болезненно. Тоже самое досталось и Мари. Потом он напился водки, и изнасиловал меня еще раз. Выпил еще одну бутылку водки, и вырубился на матрасе в луже собственной мочи и блевотины.
  Я выждала примерно час, потом привстала, и попыталась дотянуться пяткой до коробочки с крючками. Там могло быть что-нибудь острое. Не дотянулась. Тогда я стала грызть веревку. Ее волокна застревали у меня между зубов причиняя боль, у меня уже потекла кровь изо рта, но боже - удалось! Я освободила свои руки!
   Выпрямившись, я облегченно вздохнула. За несколько суток сидения на корточках спина и ноги жутки затекли. Медлить было нельзя. Я прошла на кухню. Нож на столе был большим и острым. Я улыбнулась своему отражению в темном окне.
   Я встала на колени перед садистом, и подняла руки, в которых был крепко сжат нож. Я была похожа на демоническую жрицу, которая приносила человеческую жертву злым черным богам. Но эта жертва предназначалась мне. Я прицелилась в область сердца, и позволила ножу войти в жирную плоть. Лезвие скребнуло об ребра, и пронзило сердце. Мужик распахнул глаза, а я засмеялась как ведьма, и стала наносить удар за ударом. В лицо, в грудь, в живот, в шею. Я орала как ненормальная, в полной тишине, под тихий шепот текущей по линолеуму крови. Я смеялась, я позволила кровавым брызгам окропить свое лицо. Вот мое мщение! Вот мое жертвоприношение самой себе! Как я и обещала этому козлу - я его убила.
   Я наполнила ванну горячей водой и смыла с себя кровь и дерьмо. Потом нашла свою одежду с рюкзаком и оделась. Снова посмотрела на обезображенный труп и ухмыльнулась. Теперь я свободна.
  В дверь начал кто-то ломиться. Я испугалась, что это дружки маньяка, и сначала решила выпрыгнуть в окно, но было очень высоко. Тогда я надела рюкзак и вооружилась ножом. Я готова была убить любого, кто встал бы на моем пути. В дверь пинали, я приготовилась.
***
  Дверь не выдержала и приоткрылась. Сейчас сюда зайдут те, кто захочет поиздеваться надо мной. Я решила, что буду сопротивляться до последнего, и если потерплю поражение, то перережу себе глотку. Лучше умереть, чем испытывать пережитые мной ужасы снова. А будет только хуже, потому-что дружкам за дверью явно не понравится, что я прирезала их приятеля.
  Дверь распахнулась. Я выронила нож.
  Мари замерла. Она посмотрела мне в глаза и все поняла. Сзади нее стоял решительно настроенный Костик, держа в руках пистолет. Я могла лишь рассмеяться как истеричка. Мари прошла в комнату где меня пытали. При виде трупа она сказала что-то странное, не помню что. А я могла только сказать:
   - Опоздали.
   Меня посадили на задние сидения и повезли в дом Сновидца. Оказывается, многоэтажный дом, в котором меня мучили двое суток, был нежилым. Вот почему никто не отозвался на мои вопли.
  Я сидела рядом со Сновидцем, который ничего не мог сказать. Я поняла - он винил себя в том, что не нашел меня раньше. Да и никто бы не смог меня найти. Если бы я мысленно позвала Сновидца, он конечно-же услышал меня, но я не звала. Я звала кого угодно, но только не его и не Мари с Костей. Мне казалось, что история с ними уже кончилась, и потому нечего кликать призраков прошлого, с которыми я решила раз и навсегда расстаться.
   И не смотря на пережитое, я до сих пор мечтала, чтобы меня высадили из машины и забыли. Уж лучше быть одной, чем опять выносить эти скандалы между Мари и Костей, и быть одной, и общаться только с призраками да с черепами. Уж лучше снова оказаться в лапах извращенца, чем опять выносить все это.
   Сновидец прочел мои мысли и сказал:
   - Мари и Костик помирились. Когда они обнаружили, что ты пропала... - он запнулся и шумно вздохнул.
   - А мне то что? - удивленно спросила я, - Помирились и что? Мне теперь ламбаду танцевать? Где гарантии того, что Мари опять не переклинит мозги, и она опять не перестанет со мной общаться? Где гарантии того, что Костя опять не заберется на какую-нибудь сучку? Что, думаешь я не знаю, что он действительно ей изменил? Мне шесть лет, но я не дура.
   Мари и Костя молчали, хотя слышали меня. Молчали, потому-что не могли дать мне гарантий того, что все опять будет хорошо. Они смотрели вперед, на пролетающие мимо дома, на одинокие светофоры, которые ночью на пустынной улице мигали только желтым светом. Мне хотелось сказать, что я устала ото всех, и устала от самой себя. Зачем я себе врала, что Костик не изменял? Зачем я убеждала себя в том, что Мари до сих пор любит меня? Задав себе эти вопросы, я вдруг осознала, что стала старше. Все самое худшее, что могло случиться с шестилетней девочкой, со мной уже произошло, и я поняла, что теперь я уже точно не ребенок. Я стала женщиной. Я стала рассудительной, меня уже ничем не проймешь. Теперь то я стала понимать Мари. Кажется, что я стала такой-же циничной сукой как и она сама.
  Мне не терпелось добраться до дома и завалиться спать. Хотелось как-то ускользнуть от воспоминаний о боли и убийстве. Но я думала не о своей боли. Раз за разом я вспоминала ошарашенное лицо мужика, раз за разом я отмечала, что это было чертовски приятно - кого-то убивать.
   Я сказала:
  - Может теперь то отпустите меня? Может хватит уже корчить из себя заботливых родителей?
  Никто ничего не сказал. Я продолжила:
  - Я сбежала по вашей вине. Из-за ваших сор. Из-за того, что вы не любили меня. И мучили меня и насиловали тоже по вашей вине. Знаете, что он еще со мной делал? Втыкал в меня рыболовные крючки и дергал за них. Потом избивал, и опять-же насиловал. Если бы я его не убила, он убил бы меня. Но только почему-то я жалею о том, что он не убил меня сразу. Не видела бы ваших кислых рож.
  Я сорвалась на крик:
  - Почему вы не обращаете на меня внимание? Вы слышите меня? Я чуть не здохла от боли и страха, а вы корчите из себя хрен знает кого? Сколько раз я должна сбегать, чтобы вы наконец-таки оставили меня в покое?
   - Как хочешь, - хмыкнула Мари, - Завтра же найму человека, и он отвезет тебя в родное село. Я дам тебе денег. Сколько хочешь дам, но мне придется забрать твои книжки и альбом, потому-что это может быть уликой против нас. Увидишь свою тетю Катю, и будешь жить с ней. Но учти - нас ты больше никогда не увидишь.
   Настало время молчать мне. Сновидец сказал:
  - Мари, не надо так радикально, хорошо? Дайте друг другу время, может все еще уладится.
   - Да заткнись ты, - сказала Мари. Костик тоже решил вставить свое слово:
   - Мари, Сновидец прав. Нам нужно время. Не надо сжигать за собой мосты.
  - И ты заткнись, - спокойно сказала Мари, покачивая головой. Она обернулась ко мне, - Завтра ты поедешь домой. Можешь быть счастлива.
   - Нет, - возразила я, - Я не хочу домой. Я хочу, чтобы ты просто отпустила меня.
  - И куда ты пойдешь? Три шага не успеешь ступить, как опять окажешься привязанной к батарее. А ты мне больше живой нравишься, чем мертвой. И я не хочу чувствовать себя виноватой в том, что ты опять пропала. Так что ты поедешь домой, и я лично прослежу, чтобы ты оказалась у приемных родителей. Скажешь им, что следаки что-то напутали. Тебе восстановят документы, и можешь жить счастливо.
  - Признайся честно, что ты просто не хочешь разлучаться со мной, - сказала я.
   - Как и ты сама. Иначе ты бы с радостью приняла мое предложение и укатила бы в свое село. Тебе просто хочется, чтобы тебя пожалели. Но от меня ты жалости не добьешься. Я сама прошла через это, и я знаю, что такое боль. Что теперь скажешь? Можешь оставаться с нами, а можешь ехать домой. Я даю тебе свободу выбора. Ты просто эгоистка, и хочешь, чтобы все бегали вокруг тебя. Но у взрослых есть свои дела, свои проблемы. А твоя проблема состоит в том, что ты считаешь, что тебе все чем-то обязаны.
   - Ты сама такая-же, - сказала я.
   - Но мне хватает ума не показывать этого.
   - Я остаюсь с вами, - сказала я. Мари улыбнулась. Костик тоже. Сновидец обнял меня, и сказал, что он приготовил ягодный пирог. Я спросила у него:
   - А ты знаешь какое-нибудь средство, которое стерло бы мне память?
   - Нет, Сновидец, - встряла Мари, - Пусть помнит. Не вздумай стирать ей память. Пусть она постоянно будет осознавать, что когда-то ее чуть не убили, и что она убила в ответ. Не в целях самообороны, а чтобы отомстить за саму себя.
   Мари права. Эти воспоминания будут делать меня сильнее.
***
  Я лежала на спине и смотрела в потолок. По бокам от меня лежали Мари и Костик, они смотрели на меня, и иногда улыбались. Было темно, но я различала очертания лиц своих друзей. Мы просто валялись, а для меня это было болезненно - раны от крючков кровоточили.
   - Мари? - позвала я сестру. Она лежала прямо в одежде, в сетчатых колготках и в кожаной юбке. Она была в одном кружевном лифчике, и от нее пахло моими земляничными духами. Мари открыла глаза, и положила под голову ладони. Она смотрела на меня.
  - Что? - спросила она.
  - Если вы все-таки опять поссоритесь, то хотя бы сделайте вид, что все нормально. Я чуть с ума не сошла за последние месяцы. Я хотела утопиться в ручье.
  - Он же воняет. - заметила Мари. - У тебя совершенно отсутствует какой-либо вкус. Лучше бы повесилась. Это выглядело бы изящно.
   - Так ты обещаешь?
  - Посмотрим. Так-то я давно простила Костю. Просто не могла найти в себе силы сказать ему об этом вслух. А когда ты исчезла, само собой вышло, что мы снова стали вместе. Мы очень скучали друг по другу.
   - Костя? - позвала я Костю. Он лежал у стенки в одних джинсах. Он смотрел на меня. - Обещай мне, что никогда не бросишь нас. Без тебя было очень плохо.
   - Я никогда вас не брошу, - улыбнулся Костя, - К тому-же, кто мне будет мозги выносить?
  Мари перебралась через меня ближе к Косте. Она погладила его по шерстистой мускулистой груди, ее тонкая ручка нырнула в Костину расстегнутую ширинку. Он застонал. Я слезла с кровати с чувством того, что я сделала нечто стоящее. Будто бы склеила давно сломанную коллекционную вазу эпохи Минь.
  На кухне я нашла Сновидца. Он тоже был по пояс голым, и медитировал, поглаживая Ворона по спине.
  - Сновидец? - позвала я его. Он открыл глаза и поспешил накинуть рубаху. Ему не нравилось, что все пялились на его безпупочный живот.
   - Чего?
  - А Мари с Костей трахаются. - сообщила я.
  - Знаю. Из спальни веет аурой пурпурного цвета. Такую энергию ни с чем не спутаешь. Как ты?
  - Хорошо, - пожала я плечами.
  - С тобой поступили очень плохо. Мне очень жаль. Я мог бы предвидеть...
  - Глупости. Если бы не мои приключения, Мари и Костик точно бы расстались. - я села за стол, и стала лопать овсяное печенье. Потом добралась до черного хлеба с молоком, до сгущенки, и макарон, от души политых кетчупом и майонезом.
   - Это да, но это слишком большая жертва, чтобы два человека были вместе. А ты не мученица.
  - Я не жалею. Зато я стала сильной. Мне теперь все ни почем, - сказала я.
  - Только не становись жестокой как Мари. Иначе станешь безумной.
  - Я итак ненормальная. - я внимательно посмотрела на Сновидца. С невозмутимым видом он курил трубку, выдыхая дым в печку. Он был без очков, и его зеленые глаза светились как-то странно. Я еще не видела такого блеска.
  - Сновидец, с тобой все в порядке?
  - Да. Пока тебя не было, мне пришло письмо от брата. А ведь с сорок третьего от него и весточки не было.
   - И что он написал?
  - Что блуждает по миру и исцеляет бедных. Его зовут Провидцем. Сейчас он в Индии, и бездомные чуть ли не на руках его таскают. И еще он ослеп.
  - Как это?
  - Он писал, что видит с закрытыми глазами намного больше, чем с открытыми. И он ослепил себя. Заточил ложку, и вырезал глазные яблоки. Это не страшно. Это вполне в духе моего ненормального братца.
  - Он не собирается навестить тебя?
  Сновидец пожал плечами. Затем сказал:
  - Не думаю, что я смогу спокойно пережить нашу встречу.
  - А у бессмертных отрастают недостающие части тела?
  - Если они сами этого захотят. Я знаю одну женщину. Она настолько древняя, что помнит мир еще без Луны. Она сказала, что мы можем хоть летать. Эта женщина ищет свою дочь, которая тоже оказалась бессмертной. Может быть, они уже нашли друг друга. А может быть и нет.
  - Что теперь будет? - спросила я. Сновидец убрал волосы с лица и посмотрел на меня как на дуру.
  - Разве ты не знаешь?
  - Все как и прежде будет? - предположила я.
  - Не совсем. Теперь ты не ребенок, но и не взрослая. И теперь мир будешь воспринимать немного иначе чем раньше.

16
   Мари открыла на мое имя счет в банке, и подарила кредитку на день рождения. На мой настоящий день рождения - 16 декабря.
   В честь моего семилетия мы устроили праздник. Накупили тортов и сладостей, наготовили салатов, и всяких вкусностей. Ко мне пришла Нюра. Она подарила мне записную книжку, и была рада познакомиться с моей семьей. Пришли так-же некоторые клиенты Сновидца, с которыми я подружилась. Мы все сели за раздвинутый стол, и каждый поздравлял меня, каждый желал мне счастья. И я была счастлива. Только вот Кости было нигде не видать, и я думала, что он просто не захотел быть дома, когда в нем было столько народа.
   Но он приехал! Торжественно он вручил мне коробочку, в которой лежало - о боги - роскошные золотые серьги с настоящими рубинами. Я сразу надела их, и наградила Костю поцелуем.
    Потом Мари подарила мне кредитку, и сказала, чтобы я больше не тырила у нее деньги:
   - Теперь ты сама можешь распоряжаться деньгами, и покупать себе то, что тебе по вкусу. Только, родная, не покупай ты больше этих отвратительных розовых колготок.
   И еще она шепнула мне, что еще один подарок ждет меня в салоне красоты. Мамочки! А Сновидец обещал свой подарок ночью. Батюшки!
   Вот оно - счастье. Я окружена друзьями и родными, за меня поднимают бокалы с детским шампанским, и желают добра. Эти люди искренне за меня рады. Черт, только бы не расплакаться. Унылая корова! Дурочка! Я же счастлива! Почему так хочется плакать?
    Я не выдержала и рассыпалась в благодарностях людям за то, что они просто у меня есть. Нюра тоже не выдержала, и мы - две сентиментальные толстушки - расплакались вместе. Над нами подтрунивали, а мы махали рукой, мол отстань грусть.
   Потом мы танцевали. Я с Мари и Костей, Сновидец с зеркалом в обнимку, а Нюра - моя закадычная подруга - начала строить глазки Игорю, другу Сновидца. Неплохая вышла бы пара, кстати. Оба вроде ничего, и одного возраста!
    Меня завалили подарками. Я только и успевала распаковывать коробки и доставать из них милые сердцу вещицы. Господи, да это самый счастливый день в моей жизни!
   В дверь постучали. Мари открыла дверь, и мы увидели огромный букет алых роз на двух ногах в джинсах. Доставщик цветов спросил мое имя, и вручил мне огромный букет пахучих цветов. Среди кроваво-красных бутонов я нашла записку:
    "Ну неужели ты подумала, что старуха Спайкер забудет про тебя? Солнышко мое - поздравляю тебя с днем рождения. Я желаю тебе, чтобы все твои желания исполнились, я искренне желаю тебе счастья, и прости меня за то, что не могу обнять тебя лично. Я приказала этому молодому человеку сделать это за меня, а ты потом скажешь мне, достаточно ли крепки мои объятия? С днем рождения еще раз. Повеселись как следует и не переедай".
   Стоило мне отложить записку в сторону, как парень доставщик присел передо мной на корточки и обнял так, что из меня чуть обратно не вылез кусок торта, который я недавно съела. Я улыбнулась ему, а потом вручила ему одну розу. Я раздала каждому по розе, и одну заткнула за ухо как гавайская девушка.
***
   Я сидела на чердаке, и вклеивала в альбом фотографии. Каждую карточку разглядывала почти минуту, улыбалась как дурочка. Вот Нюра обнимается с Игорем, вот Мари впечатывает Костику страстный поцелуй. А вот и я в объятиях Сновидца - задуваю свечи на торте. Торт, кстати, был черным с зеленым кремом, его заказала моя сестра. Я доедала остатки, села на пол, обложилась тарелками со сладостями, фотографиями, подарками. Мне надарили игрушек, книжек, украшений. Золотые рубиновые серьги Кости я немедленно надела, выкинув свои поблекшие сережки, которые купила за дешево вечность назад.
    На чердаке было холодно, но мне хватало тепла от лоскутного одеяла и большой розовой свечи, которая размером напоминала полено. Внизу играла музыка, пластинка Дженис Джоплин. Мари мыла посуду препираясь со Сновидцем. Костя вычищал снег на улице.
   Я предвкушала подарок Сновидца. На большом пальце болтался его серебряный перстень с изумрудом, я сусляла крупную бусину из лунного камня на веревочке, который стал для меня как крестик для христианина. Луны на небе было не видно. Внутренним взором я видела статую Девы Марии на алтаре, светящуюся золотым светом.
    Мне семь лет. Уже большая девочка. В следующем сентябре уже должна пойти в школу, в первый класс. Учиться читать и писать. Но я уже все это умею, и даже больше. Школа мне не нужна. Но я нуждалась в настоящем доме, в том, чтобы Мари и Костя были мне настоящими родителями, которые бы ходили на нормальную работу и не воровали у мертвых и не занимались транзитом наркотиков. Я представила свою сестру в образе домохозяйки. Нет, что-то не то. Домохозяйка с Мари, как балерина из слона. Да и образ одомашненного Кости представлялся как-то смутно. Потом я представила свою семью старыми, до сих пор разъезжая в пикапе, и занимаясь криминалом. Мари - эксцентричная старуха с перманентом на голове, и с пистолетом под юбкой. Котик - милый старичок с татуировками, в зеркальных очках. И я - взрослая жирная бабища на задних сидениях, как свиноматка на стоге сена.
    Рассмеявшись, я погладила череп по глазнице, который составлял мне компанию. Ворон сидел на комоде и разглядывал себя в зеркале, у него это получалось очень забавно, будто бы он видел другого кота. Летучие мыши, которые уже давно не подавали признаков жизни, висели как и висели, и проснутся они лишь весной, и лишь тогда я услышу их веселый писк.
   В дверь постучался Сновидец. Он скользнул на чердак бесшумно как тень, и сел рядом со мной по-турецки. Не спрашивая моего разрешения, он угостился куском торта и загадочно улыбнулся.
   - Я чувствую запах счастья, - сказал он, жестом поманив Ворона. Тот тяжело спрыгнул на пол, и забрался на руки к своему хозяину, - Счастье пахнет земляникой и ванилью. И еще персиком.
   - А как пахнет несчастье? - спросила я.
   - Горечью. Как сушеная горькая полынь, если вдыхать ее ртом. Или как что-то ядовитое. Волчье лыко, вороний глаз, бледная поганка.
    - Ты обещал мне подарок, - напомнила я.
   - Ты наглая как твоя сестра, - улыбнулся Сновидец. Он достал из кармана джинс маленький пузырек и подал его мне, - Это кровь Морфея. Я так называю настой на травах, которые вызывают сны. Но это не обычные сны.
   - А какие?
   - Попробуй сама. Я не знаю.
   - Хоть чего-то ты не знаешь, - сказала я.
   - Я многого не знаю. Однажды мне рассказали один способ погребения, в котором я сомневаюсь. Так хоронят в каком-то племени. Убивают корову, засовывают в ее нутро мертвого, и такой вот бутерброд закапывают. И я не знаю, правда ли это, или нет. Еще я не знаю твоего будущего, как и своего. Еще я не знаю, какого из мертвых встречу сегодня ночью.
   Я выпила жидкость из пузырька, вкусом напоминающую пережаренный кабачок с чесноком. Сновидец улыбнулся и ушел. Напоследок сказал, чтобы я не боялась, и позволила видениям показать себя.
    Сев в кресло, я стала вглядываться в темноту. Отчетливо я видела череп на комоде и кота. Оба смотрели на меня. Потом под черепом образовалось нечто черное, что-то на подобии человеческого силуэта. Череп поднялся в воздух, став головой для тела из черной энергии. Оно - это высокое существо - подошло ко мне, и обратилось в мужчину. У него были бронзовые с рыжиной кудрявые волосы и карие глаза. Он очень обаятельно улыбался, и я улыбнулась ему в ответ, поджав под себя ноги. Страшно мне не было. Я поняла, что ко мне явился дух того мужчины, который сбежал из тюрьмы.
   Спи спокойно - прозвучало в моей голове, и я теплее закуталась в одеяло и закрыла глаза. Последнее, что я почувствовала, было то, как ко мне на ноги забрался Ворон.
***
   Я проснулась утром с улыбкой на губах. Зимнее солнце проходило сквозь разноцветные стеклышки витражного окна, расплываясь на полу пестрым ковром. Череп покоился на подоконнике, хотя я точно была уверенна, что оставляла его на комоде. Проснувшись с чувством того, что я раскрыла все тайны, и обнаружила еще столько-же нераскрытых, но более занимательных, я поняла, что абсолютно никому нельзя говорить о том, что мне приснилось. Есть такие вещи, которые лучше беречь в своем сердце, и никому не рассказывать. Это как посадить семечко райского цветка. Нельзя же каждый раз выкапывать его, чтобы показывать каждому любопытному. Так райские цветы не растут, а вот семечко загубить можно.
   Спустившись вниз, я села за стол с загадочной улыбкой Будды, и посмотрела на Костика. Он пил кофе, и как всегда без сахара. Сновидца негде не было, но я искала его не для того, чтобы сообщить о своих видениях, а чтобы просто посмотреть на него. Ладно, открою маленький секрет, так сказать, смахну немного земельки с семечка цветка: я стала по иному видеть мир. Будто бы все семь лет я ходила в солнцезащитных очках, а ночью их сняла. Разглядывая Костика, я вдруг поняла, что на свои двадцать один год он не выглядит. С густой бородой и строгим взглядом из подлобья ему можно было дать лет тридцать. Я часто забывала, что Костя - всего-лишь молодой человек у которого все впереди. Но внешность обманчива, и я часто ждала от своего друга взрослых мужских поступков. Но Костя был подростком, как, в прочем, и Мари.
   Не удержавшись, я протянула руку, и погладила татуировку рогатого енота на руке Кости. Он странно посмотрел на меня, отложил кружку с недопитым кофе, и сказал:
   - У меня такое чувство, будто ты кое-что знаешь.
   - Ну, я видела пророческий сон. Сновидец дал мне какое-то варево, от которого я всю ночь летала, - объяснила я, пряча глаза. - И там еще был ты. Ты стоял в лесу, и смотрел на розовую луну. Но эта луна была только для тебя, значит у тебя будут какие-то перемены.
   - Все чаще и чаще ты говоришь как Сновидец. Это немного пугает.
   - Мне самой страшно, Костя. Кажется, будто я не девочка, а старуха.
   - Ты слишком многое видела. Ты слишком многое знаешь. Мари только девятнадцать, а ведет она себя как будто ей сорок. А я чувствую себя отцом.
    - Ты бы хотел себе ребенка?
    - Конечно нет. - нахмурился Костик, - Причем у меня есть уже дочь. Только она толстая и противная. И говорит как древняя пифия.
   - Сновидец сказал, что слово "пифия" переводится как вонючка.
   Позавтракав какао и печеньем, я решила спросить Костю о кое-чем, о чем я долгое время беспокоилась. Мне нужно было выяснить это, чтобы не чувствовать себя странно. Спросила:
   - Костик, а ты не ревнуешь Мари? Она ведь танцовщица, и на нее смотрят другие мужчины.
   - Да ты бы видела этих похотливых козлов, - усмехнулся Костик, добавляя в трубку Сновидца кубик гашиша. Раскурив трубку, Костя выпустил дым через ноздри, - Мари их терпеть не может, и скорее танцует не ради денег, а ради самих танцев. Как-нибудь ты сама увидишь ее выступление. Когда я видел, я орал на весь зал, что это моя девушка, и что только я имею право спать с ней. А потом Мари кинула в меня через весь зал бутылкой. А однажды я видел, как некоторые плакали, смотря на ее танец.
    - Костик, а на что ты копишь деньги? - спросила я, вспомнив про мешки банкнот в подвале Сновидца.
   - Потом скажу. Но сначала об этом должна узнать Мари. У меня есть планы.
   "У меня есть планы" - сказал Костя, и это прозвучало так-же странно, как если бы ребенок изъявил желание выкупить акции. Ну конечно-же, нельзя всю жизнь ездить по стране и заниматься черт знает чем. Что-же он задумал?
    Оставив Костика курить в одиночестве, я пошла приставать к Мари, которая как всегда спала после рабочей ночи. Она спала полностью голой, распахнув одеяло. Какая-же Мари была худой, но высокой и стройной, гибкой как кошка. Ее лицо было умиротворенным, по детски невинным. Но я то знала, что стоит Мари распахнуть глаза, как детская невинность исчезнет с ее бледного неумытого от размазавшейся косметики лица, и передо мной снова предстанет ворчливая богиня с пронзительным, слегка надменным серым взглядом. Присев на край кровати, я позвала сестру. Сначала тихо, потом я стала ее тормошить за руку, разглядывая тонкие бледные шрамы на ее левом запястье. Мари потянулась, открыла глаза, и сначала попыталась выпинать меня с кровати. Но я не сдавалась. Я сказала:
    - Я так счастлива.
   - Да что ты? - подняла бровь Мари, - Вот сейчас оттаскаю тебя за волостню, и вот посмотрим, насколько ты будешь счастлива.
   - Ты выспалась?
   - Ты охренела?
   Мари дотянулась до тумбочки и взяла пачку сигарет. Она пристроила стеклянную пепельницу на плоский живот, и стала смотреть на меня. Я прикоснулась к ее впалым щекам, к четко очерченным скулам. Мари сказала:
   - Ты какая-то странная сегодня.
   - А ты красивая.
   - Приятно слышать. Тебе Сновидец ничего не давал такого странного? Таблетки, или может быть какие-нибудь коренья?
   - Вчера он дал мне "Кровь Морфея". - созналась я, надеясь, что после моего признания у Сновидца не возникнет проблем, и Мари не побьет его скрученным полотенцем.
   - Он тоже давал мне это. Еще в самом начале, когда мы познакомились. Мне показалось, что я умерла. А быть может это случилось на самом деле. Я не знаю.
   - Что ты видела во сне?
   - Свою смерть. Как в песне "Аркаима" я спрыгну с обрыва, и полечу к луне.
   - Мари, пожалуйста, не говори такого. Ты никогда не умрешь, - взмолилась я. Она лишь горько усмехнулась и стряхнула пепел с сигареты. Когда она затягивалась, она щурила глаза.
   - Мы все умрем. И ты умрешь. Это даже не важно. Важнее то, чтобы не бояться смерти. Я не боюсь. Ничего не боюсь, и советую тебе тоже самое. Только бойся меня. Я могу причинить тебе боль, даже против своей воли. Я уже делала так, сама помнишь.
   - Ну да, - вздохнула я.
   Мари пощупала свой проколотый сосок, и хмуро на него посмотрела. Подергала за колечко, несколько раз тупо моргнула, о чем-то задумавшись.
    - Ты любишь Костю? - спросила я.
    - К сожалению, - выдохнула Мари, - И мне это не нравится. Любовь привязывает к человеку намертво, и ты начинаешь зависеть от него. А я не люблю от кого-то зависеть. Костя изменил мне только один раз, а я чуть с ума не сошла. Я чуть не убила его. Вот, что делает любовь. Так-что, дорогая, беги от любви подальше, и будешь счастлива.
    - У меня такое ощущение, будто все повторяется заново, - сказала я, развалившись рядом с Мари. Моя футболка с розовым единорогом задралась, обнажая круглое брюхо с пупком, - Будто бы я впервые вас вижу. И вы такие красивые. Я бы тоже хотела быть красивой.
   - Ну, дорогая, если не суждено, то не стоит и мечтать, - лукаво улыбнулась Мари, быстрыми движениями туша окурок об пепельницу, - Ты же страшная как смертный грех. Родители вроде симпатичными были, я ведь красавицей получилась. Но ты... Я бы на тебя паранжу надела, и запретила ее снимать до самой твоей смерти. Еще более уродливых детей я не видела.
   - Но все говорят, что я похожа на тебя, - надулась я, понимая, что Мари так шутит.
   - Так это они говорят из чувства жалости. И вообще я выковыряла тебя из твоего села, чтобы на твоем фоне выглядеть еще красивее. Может быть ты хочешь пластическую операцию? - Мари поддельно нахмурилась, будто сожалея. Потом помотала головой, - Нет. Тебе, дорогая моя сестрица, не поможет даже чудо господнее. На твоем месте я бы покончила с собой.
   - Ну Мари, - завыла я.
   - И не ной. Иногда, когда ты сидишь в машине, мне хочется открыть дверь с твоей стороны, и выпинать тебя на полном ходу в канаву. И вообще я не понимаю, как тот педофил, которого ты убила, вообще мог позариться на тебя? Ах да, лица ведь разные, но ****а у всех одна.
    Мари расхохоталась. Она расставила в сторону ноги, а потом закинула их наверх, делая упражнение "велосипед". Мари всегда делала зарядку по утрам, и во время ее любила доводить меня до слез. Но мои слезы были притворными. На самом деле от рассуждений Мари мне хотелось смеяться. Ее оскорбления действовали на меня очень странно, будто меня осыпали комплиментами. Дело было в том, что я точно знала, что под оскорблениями имела в виду Мари. Все ее слова нужно понимать наоборот, так сказать инверсировать их.
    На кухне Костя запел песню "Зигги Стардаст". Пел он очень даже хорошо, громко и звучно. Мари стала подпевать ему, делая упражнение на пресс - я держала ее ноги, чтобы те не сгибались в коленях. Пела Мари противно, ее вопли напоминали кошачьи визги, когда их насиловали коты. Мы пытались убедить Мари в том, что она вообще не умела петь, но она послала нас на три буквы. И естественно, как только Мари начала подпевать своему парню, Костик заткнулся. Никто долго не мог выдерживать столь ужасного пения.
    - Сегодня, солнце мое, я решила показать тебя одной девушке, с которой я познакомилась в баре для голубых, - сообщила Мари, одеваясь, - Она хороший психиатр, и обещала мне, что выявит в тебе отклонения. У меня такое чувство, что ты чокнулась, а безумие лучше лечить сразу и не затягивать. А то выйдет как у меня.
    - Что ты делала в баре для голубых? - полюбопытствовала я.
   - Пила коктейли. Мне понравился один безалкогольный коктейль с ананасовым соком. И бармен не хотел говорить мне рецепта этого напитка. А потом ко мне начала клеиться Настя. Она решила, что я розовая. Так и познакомились. Я решила, что ты проведешь с ней целый день. Она сводит тебя по музеям, по кафешкам, по аттракционам. Я сказала ей, что ты сама не своя до жратвы.
   - Но я не хочу проводить время с какой-то Настей, - заявила я. Идея с психиатром мне точно не понравилась. Я живо представила себя на стуле для допросов в куче психологических тестов, подключенной к детектору лжи.
   - Ничего не хочу решать. А пока ты будешь чудесно проводить время, мы с Костей снимем номер в гостинице и хорошенько как следует по трахаемся.
   - Тогда я лучше буду со Сновидцем. - сказала я, - Он обещал показать мне, как из старого воска делать новые свечи.
   - Не получится, - усмехнулась Мари, застегивая молнию на узких джинсах, - Он ушел до ночи в лес. Разве он вчера тебя не предупреждал?
   - Нет.
   - Тогда заткнись, и подай мне рубашку Костика. Его заводит, когда я ношу его вещи.
   Мы позавтракали, и заперли дом, оставив ключ в тайничке над подоконником. Спустились к пикапу, загрузились в машину. Мари включила новую кассету, которую вчера украла в музыкальном магазине. Как всегда музыка была очень мрачной и странной, и Костик сказал, что солист этой группы повесился.
   В центре города меня вручили в руки Насти - невысокой блондинки в красивой шубке светло-коричневого цвета. Мы сразу пошли в кафе "Ричард". Я заказала кофе и мороженое, а Настя ограничилась лишь свежим морковным соком - на диете, значит. В помещении было людно, от стен выкрашенных в красный цвет, лишь разыгрывался аппетит.
   - Ну, Люба, как провела день рождения? - спросила Настя. На ее кругленьком лице читалось неподдельное участие.
   - Хорошо. Это был мой самый счастливый день рождения в жизни. Хотя я ожидала, что все будет паршиво. Мари уже пыталась устроить мне праздник, но я с него сбежала.
   - Она мне говорила. А как сейчас себя чувствуешь?
   - Я пью кофе с психиатром, когда мои родные укатили в гостиницу трахаться. Как я могу еще себя чувствовать?
   Лицо Насти вытянулось. Ее редкие белые волосы спускались по плечам плавными волнами, красная помада на губах делала ее бледные глаза какими-то незаметными.
   - Интересно, - подняла она тонкие брови, - Ты знаешь про секс?
   - Конечно. - мне хотелось сказать, что у меня уже был неоднократный садисткий секс с жирным педофилом, но я заткнула рот мороженным. Говорят, что психиатры очень тонкие существа.
   - Мари говорила, что ты умная. А как ты сама считаешь, насколько ты умная?
   - Не знаю. Я постоянно чувствую себя круглой дурой.
   Мы говорили очень долго, и я ждала тесты вместе с прочей психиатрической ерундой. Потом мы пошли в музей, где я дала волю чувствам, и расплакалась перед картиной неизвестного художника, который изобразил кошку с котятами, укрывающуюся в собачьей будке от дождя. За их спинками виднелся темный силуэт озлобленной собаки.
    Мы говорили и говорили. Пару раз я покаталась на пони, и некоторые люди ржали надо мной. Ну конечно-же: такая жирная девочка на такой маленькой лошадке! А Настя порядком утомила меня. Если бы я знала дорогу до дома, я бы непременно сбежала от нее. А ее вопросы? Сначала казалось, что это лишь простые безобидные вопросы, но потом, когда я отвечала на них, мне казалось, что я взболтнула что-то лишнее. Мы были в библиотеке, в разных ларьках, в общем не плохо проводили время, если бы не напряжение, которое я постоянно ощущала. А когда я начала переводить цены в магазине домашних животных в доллары и евро, Настя чуть не захлопала в ладоши от восторга.
   Наконец-то появилась Мари, мы ждали ее у того-же кафе "Ричард". Она отвела Настю в сторону и устроила допрос. Но я все слышала, и то, что сказала про меня Настя, было, мягко говоря, лестным.
   - Черт, Мари, да твоей сестре нужно идти в школу для одаренных детей. В ее семь лет у нее уровень коэффициента интелекта выше, чем у средне статистического взрослого. Она все понимает, она воспринимает все слишком близко к сердцу. Она даже считает в уме, когда другие воспользовались бы калькуляторами.
    Мари недоверчиво посмотрела на свою подругу, и сказала:
   - Что-то я не замечала, чтобы она была умной. Она тупит на каждом шагу.
   - Потому-что для твоего уровня интеллекта ей не достает совсем немножко. Или ты подсознательно не хочешь воспринимать ее ум, чтобы на ее фоне не казаться полной дурой. Не, Любочка конечно не вундеркинд, но она умна не по годам. И она воспринимает мир совсем не так, как другие. С ней нужно поосторожней. Любое негативное событие может сделать ее колючей и злой. Как тебя.
   - Так она нормальная? Ее не надо лечить?
   - Конечно нет. Ее надо учить. У нее плоховато с памятью, но она очень хорошо считает.
   Ко мне подошел Костя. Он хитро посмотрел на меня, и сказал:
    - Походу ты умнее меня.
   - Мари так не думает.
    - Ну блин, Мелкая, ты говоришь как взрослая и не играешь в куклы. И ты не ведешь себя как ребенок.
    - Хорошо провели время? - спросила я.
   Костя широко улыбнулся, и прикрыл глаза рукой, картинно изображая стыд. Понятно. Значит хорошо по трахались. Я забралась на капот машины, и стала разглядывать темное небо в золотом мареве от городских огней. Уже был вечер. Я не могла поверить, что весь день провела в обществе психиатра. И я очень устала. Нетерпелось вернуться домой и почитать. Я как раз читала книжку про земноводных, и подумывала завести маленькую черепашку.
   Обратно мы ехали под музыку "Гостей из будущего". Я обожала Еву Польну, хотя не понимала текстов ее песен. Плачь, плачь, танцуй, танцуй. Беги от меня - я твои слезы. Костя потом включил кассету Боуи, и мы несколько минут грустили под песню "Ветер неистов". За окном нашей машины - снег и унылые многоэтажные дома. Красные и зеленые огни светофоров, проносившиеся мимо пестрые вывески магазинов и ресторанов. Люди болтались на улицах как неприкаянные, и каждый человек казался одиноким. В общем, мое настроение спортилось, и я думала, чтобы делала Мари, если бы ей Настя сказала, что я - ненормальная шизофреничка, коей я себя ощущала? Сдала бы в психушку? Напичкала бы транквилизаторами? Или бы предоставила право Сновидцу выгонять из меня злых духов? Я совсем не обижалась на Мари, нет. Просто мне стало грустно от того, что она доверила меня какой-то посторонней девушке, которая, как мне казалось, сама нуждалась в психиатрической помощи. И она была лесбиянкой. Если бы я вспомнила этот факт при встрече с Настей, я бы не удержалась, и выпалила бы какую-нибудь гомофобную шутку. Я бы спросила, каким именем она называет свой вибратор, или позволяла ли она другим женщинам во время секса использовать страпон? Я бы могла спросить о таком с такой-же непринужденностью, как если бы меня интересовала погода в другом городе.
   Когда мы приехали домой, я решила сварить макароны. Поставила греться воду, растерла в ступке пару бульонных кубиков. Потом я порезала кубиками колбасу, и добавила в пасту. Получился очень неплохой ужин. Готовила я одна. Костик пребывал в опьянении от гашиша, а Мари перешивала старые джинсы.
   Поздно вечером Сновидец пришел весь злой и уставший. От ужина он отказался, забрался в свое кресло-качалку, и стал созерцать пустоту, барабаня пальцами по подлокотнику. Я подошла к нему:
   - Что случилось?
   - Охотники. Они убили рысь, и забрали ее труп с собой. Надо будет написать жалобное письмо в департамент по защите животных.
   - Вообще не понимаю, как можно убить животное? - изрекла я, примеряя зеленые очки Сновидца. В них все окружающее стало зеленым. Очень красиво.
   - Ну, понятно убить, - рассеянно взмахнул рукой колдун, - Но что с душой то делать? Мне надоело работать Хароном.
   - Что такое "Харон"?
   - Забей, - снова махнул рукой Сновидец.
   - Сновидец, а я нормальная? - я внимательно посмотрела на него, стыдясь своего вопроса.
   - Конечно нет. Нормальные девочки играют в куклы, а не с древними котами и черепами. Нормальные девочки играют в посудку, а не фарганят макароны. Нормальные девочки не пробуют кислоту, и не общаются с ненормальными вроде меня.
   - Ты нормальный, Сновидец.
   - Как жаль тебя разочаровывать. Мне вообще кажется, что во всех мирах не отыщется ни одного нормального существа. А что такое нормальность? Я не знаю, но от этого слова меня тошнит.

17
    Клуб, в котором трудилась Мари, назывался "Домом бурбона", и находился в том квартале, в который лучше не соваться без оружия или сопровождения. Близко поставленные дома скрывали на своих темных переулках торговцев наркотиками, проституток, бандитов, детей воришек. Все окна магазинчиков были зарешечены. У престижных заведений стояли десятки дорогих автомобилей. Говорят, что в этом райончике видели самого мэра, который имел неосторожность разгуливать по кварталу в обществе существа непонятного пола со сбитыми коленками и грязным париком рыжих волос.
   "Дом Бурбона" был отдельным двухэтажным зданием. Кирпичные стены изуродованны листовками и краской из баллончика. Окон нет. Зато у входа толпятся ребятки неформалы, богатенькие яппи, алкоголики, извращенцы. Мы с Мари зашли с черного входа, где в мусорном баке воняла дохлая собака, облепленная коричневыми жирными тушками крыс.
   - Господи, Мари, это ужасное место, - сказала я, когда мы поднимались по лестнице, и переступили через какого-то жутко пьяного мужика, который возюкал пальцами в собственной рвоте. Мари несла сумку с одеждой, и держала меня за руку. Она сказала:
   - Да ты что? Это же самое прекрасное место в мире. После него все остальное кажется раем.
   Громко играла музыка, мы слышали свист и крики. Затем Мари открыла какую-то дверь, и мы очутились в светленькой захламленной гримерной, где перед зеркалами восседали высокие девушки, и приводили в порядок макияж. На вешалках висели невообразимые наряды. Розовые боа, какие-то средневековые платья из кожи и латекса, наряд монашки с вырезом для груди, наряд амазонки с перьями...
   - Бекка, - воскликнула Мари, увидев чернокожую длинноногую красавицу с золотыми тенями на веках. У нее были позолочены соски, губы, и ногти, и золотые тонкие цепочки предавали ей какой-то драгоценный божественный вид. Я вообще впервые в жизни видела девушку африканку, и она показалась мне настолько красивой, что я загорелась желанием познакомиться с ней, и потрогать ее удивительные волосы, заплетенные в сотни косичек с добавлением золотых нитей.
   - Мари, - выдохнула Бекка, и девушки обнялись. Мари сказала:
   - Какого черты ты тут забыла? Я думала, что ты бросила танцевать.
   - Скорее сдохну, чем брошу, - улыбнулась девушка. Она посмотрела на меня, и сказала, - О, привет, солнышко. Как дела?
   - Все супер, - довольно ответила я, подняв кверху большой палец.
    Мари познакомила меня со всеми танцовщицами, которые одна была краше другой. Я села за трюмо, и нахлобучила на себя парик. Состроила милую мордашку, но девушки танцовщицы лишь захихикали. Я помахала им рукой, повязала шею розовым шарфом из пуха, и стала вышагивать по комнатке как заправская потаскуха. Кто-то сказал Мари:
   - У тебя забавная сестра. Как Чаплин.
   Мари полностью разделась, и стала покрывать себя серебряной краской из баллончика. Ей помогала Майя - миниатюрная азиатка с распутными глазами. Когда моя сестра стала похожа на серебряную статую, она надела белье из серебристой ткани, подвела глаза, и ушла на сцену. Я стала подглядывать из закулисы.
    Помещение было нереально просторным. Помимо персональных столиков, здесь было два бара, пять шестов, все освещалось яркими софитами. На сцене уже тряслись другие девушки, и как объяснила Мари, они были третьего сорта, чтобы разогреть зрителей для "основного блюда". Сцена была зеркальной. Это сделали для того, чтобы господа за первыми столиками имели возможность разглядеть девушку со всех сторон.
    Когда на подиум вышла Мари, стихла музыка. Свет стал более приглушенным, публика стихла. Могу поклясться, что моя сестра смотрела на этих похотливых уродов с отвращением. В ее позе, в которой она стояла, было что-то высокомерное, будто на панель взошла озлобленная серебряная богиня. Мари действительно была полностью серебряной, и свет софит отражался в ней каким-то странным образом, отчего казалось, будто Мари светилась своим неповторимым светом.
   Музыка так и не начиналась, и тишина стала напрягать. Посетители клуба стали ерзать под взглядом Мари. А она все стояла, уперев руки в бока. Затем она начала шевелиться, медленно извиваться как змея. И только тогда началась музыка, и я узнала песню. Это была "Эванджелина" группы Cocteau Twins.
    Господи. Я плакала. Я смотрела выступление не своей сестры, нет. Я видела танец распутного ангела, и это было самое красивое, что я когда-либо видела. Это было лучше, чем просто шоу. Танец Мари становился то откровенно агрессивным, то мило застенчивым. По узкой панели освещенной розовым неоном, она прошла на барную стойку слева, и присела перед мужчиной. Она схватила его за волосы, и поцеловала в лоб. Затем, словно ртуть, переткла ему на колени, заставив мужика покраснеть.
   В движениях Мари было что-то животное. Я не узнавала свою сестру, и позволяла слезам стекать по щекам. Слишком поздно я пожалела о том, что не взяла с собой фотоаппарат. Слишком поздно я поняла, что моя сестра нечто большее, чем просто бешеный подросток.
   А когда танец кончился, на сцену выскочил невысокий ведущий в блестящем пиджаке, и в микрофон объявил:
   - И это была Маркиза Де Сад, наша гордость, наша достопримечательность. А теперь давайте встретим аплодисментами следующую нашу танцовщицу...
    Что? Маркиза де Сад? Я схватила за руку Мари, и высказала свое восхищение по поводу ее танца. Она лишь закурила сигаретку, плюхнулась на стул за своим трюмо, и серебряный пот стекал по ее спине, ее серые огромные глаза казались безумными, опьяненными будто всеми наркотиками мира одновременно. Кажется, я стала понимать, почему Мари нравилось работать в столь злачном месте. Это было ее наркотиком. Ну и все-таки, Маркиза де Сад? Какой ублюдок дал ей такой идиотский сценический псевдоним? Когда я спросила об этом Мари, за нее ответила Бекка?
   - Да она сама виновата. Не фиг было избивать клиентов плетками, и отдавливать им яйца каблуками. Вот ее и прозвали садисткой.
    - А когда ты выступаешь? - спросила я, наблюдая, как Бекка обновляла золотую помаду на губах.
   - Скоро. Меня оставили на десерт.
   - Почему Мари такая странная сейчас? - я снова потрепала сестру за плечо, но она лишь пялилась на плакат с Робертом Смитом и улыбалась. Бекка ответила:
    - Она счастлива. Только нужно твоей сестре напомнить, чтобы она переодевалась в немецкую пастушку. У нее выход через пол часа.
    - Блять, - выругалась Мари, и затушила сигарету об бетонный пол. Она побежала в душ, смывать серебро с кожи.
   Я решила накрасить губы черной помадой, которую обнаружила в общей косметичке. Размазав черную гадость по щекам, я решила померять бесхозные каблучки, которые, стояли у железной двери. Один раз я навернулась с них, вызвав волну смеха танцовщиц. Потом я спросила Бекку, что находится на первом этаже.
    - Там просто клуб. Сборище алкашей и подростков, которые предлагают себя каждому, кто может купить им порошка. Кстати...
   Она достала из косметички пакетик белого порошка, и раскатала на маленьком зеркальце дорожку. Вдохнув порошок, Бекка шумно утерла нос, и выругалась. Не иначе как кокаин нюхнула.
    Я снова выглянула на сцену. Девушка, которая выступала после Мари, исполняла на шесте сложные пируэты, напоминая тропическую змею на дереве. В первых рядах сидели богато одетые мужчины. Они потягивали коллекционное шампанское, закусывали кусочками тропических фруктов. Тут проснулся и мой голод, и я слопала шоколадный батончик. Чуть дальше сидели обычные мужчины. Их похотливые взгляды сверкали в полумраке помещения, и я видела, как вздувались их ширинки, как они иногда потирали себя между ног и пили.
   И я скажу одно: в "Доме бурбона" мне понравилось. Наверное, когда я вырасту, я тоже стану исполнительницей экзотических танцев. Если похудею.

18
    - Мари, расскажи о том, как ты была проституткой, - сказала я, когда мы вдвоем валялись на диване и ели мармелад, пока Костя и Сновидец что-то ремонтировали в бане.
     - Ты и так все знаешь, - ответила сестра. Взгляд ее потемнел.
     - Ну Мари... - завопила я, хватая Мари за локоть требуя рассказа.
     - Господи, как ты меня достала. Ну ладно, слушай...
  С наступлением теплоты мы стали одеваться легче, дабы своими тощими оголенными телами соблазнять дальнобойщиков и прочих развратников, которые зарились на юных мальчиков и девочек, продающих себя всем без разбору на загородной автостоянке рядом с придорожной гостиницей. Кто-то стал косить под девочку, натягивая на костистые задницы кожаные юбки, кто-то даже отважился ходить в одних трусах и в обвисшем лифчике, чтобы гулять полуголым от одного грузовика к другому. Ну, а многие не стали трансформироваться в чуждый им пол, и продавали себя такими, какими они есть: чаще страдающих от недоедания и ломки. Многие из нас сидели на героине, и это было основательной причиной для детской проституции.
   А вот и я, курила под розовой неоновой вывеской придорожного кафе "Полустанок". Одета я как дочь Сида и Нэнси: длинные волосы выкрашены в черный цвет, черная футболка с рисунком Дракулы в исполнении Белы Лугоши, рваные светлые джинсы, массивные ботинки с зелеными шнурками. Мне было четырнадцать лет, но в бизнесе я с одиннадцати. И если раньше дело ограничивалось лишь невинной мастурбацией на мою, еще тогда пухлую задницу, то тогда у меня была программа "все включено". Я творила, что хотела, и со мной творили, что хотели. Но строго с одним клиентом в ночь, не больше. Почему я этим занималась, спросишь ты. Я была проституткой лишь потому, что я привыкла, и заняться мне было больше нечем. И я не планировала всю оставшуюся жизнь полоскать зубы спермой. Я решила, что как-нибудь потом покончу с собой, когда действительно прижмет. Ну, а сейчас...
    Но а прямо сейчас из кафе вылетел мой друг по кличке Цыпленок. Он был одет в кожаную юбку, его волосатые ноги затянуты в черные рваные колготки. Макияж размазан по симпатичному длинноносому лицу, глаза горят как у ненормального.
    - Какого хрена? - спросила я, раздраженная долгим ожиданием.
    - Пошли, - сказал Цыпленок, и потряс пакетом с едой. Он взял меня за руку, и мы побежали в гостиницу, где на двоих снимали дешевенький номер с окнами выходящими на трассу, кафе, и заправку, светящуюся бело-зелеными огнями. Платили пятьсот рублей за сутки. Если денег не было, то жили в долг, благо хозяйка отеля очень добрая и отзывчивая женщина. Жили мы тут с января, и иногда подрабатывали уборщиками или горничными.
    - Тетя Сулико еще шашлыков сунула. Сказала, что нам откармливаться надо, - сказал Цыпленок, выкладывая содержимое пакета на столик у окна. - Я хотел ей сказать, что от проглоченной спермы разыгрывается жуткий понос, но я вовремя вспомнил, что в кафе кушают люди. Ну, а сейчас поедим и мы.
    - Наконец-то, - выдохнула я, и стала упихивать за обе щеки пирожки со сгущенкой. Потом мы поделили салат поровну, как и шашлыки. Запили все лимонадом, который я стырила на заправке. Там продавали продукты питания, ну а главное - сигареты, только их держали под прилавком, и их не украдешь.
    - Рафик на славу постарался, - похвалила я шеф-повара кафе. Рафик, между прочим, приходился младшим братом тети Сулико, и в тайне от своей властной сестры пользовался услугами Анюты - четырнадцатилетней девочки, которая прославилась на всю округу своим коронным номером: она дотягивалась языком до своего клитора, за демонстрацию чего ей платили лишние пятьсот рублей.
   После ужина мы вместе приняли душ, и стали толкаться боками перед зеркалом, чтобы привести себя в порядок. Я лишь подвела глаза черным карандашом, Цыпленок же подошел к вопросу макияжа творчески, и иногда он так себя размалевывал, что мог кого-нибудь испугать. Он одел красное шелковое платье. Я накинула на плечи удлиненный пиджак, и мы пошли к другим проституткам - составлять им компанию.
***
    Анюта встретила нас с неподдельной радостью, будто не видела нас тысячу лет. Обняла каждого, потом увела нас на скамейку у заправки, и рассказала о своих вчерашних приключениях:
    - Вчера, короче, встретила одного мужика, который решил заплатить мне три штуки за то, чтобы я у него на глазах себе подрочила. Пока я себя юзала, он тряс своего вялого удавчика, но он так и не встал. Я дрочила и дрочила. Дрочила и дрочила. Думаю, все, приехали, сейчас как кончу, а у мужика вдруг как встал, да как он дал мне затрещину! Я думала, что здохну от нехватки кислорода, когда он засадил мне по самые гланды.
    - А дальше?
    - Заплатил две пятьсот. Пидор жалкий, - процедила сквозь зубы Анюта, и похвастала синяком на скуле. Мы поцокали языком, и закурили, хотя это запрещено делать рядом с бензоколонками. Но мы торчали здесь каждый вечер, в надежде, что какой-нибудь дядя захочет с одним из нас развлечься.
    Анюта распустила рыжие кудрявые волосы, и поправила трусики, задрав юбку самым наглым образом, тем самым смутив какого-то старичка, который шел в конторку, чтобы заплатить за горючее. В этой конторке он купил пачку сигарет, и мы начали клянчить у него папиросы. Но он сбежал, а Цыпленок швырнул ему в след ком земли.
    - Новенького видели? - загадочно спросила Анюта, как всегда находясь в курсе всех местных событий. Оживился Цыпленок и спросил:
    - Красивый?
    - До безумия. Но он не из наших. Он по части баб и заднепроходных гомиков. Брутальный такой, мускулистый.
    - Этих то какого хрена сюда носит? - спросила я.
    - Действительно, - расстроился Цыпленок, потому-что ему не нравились бруталы, - Как и этих старых шлюх с артритными ногами, как и этих вонючих неудачников сутенеров.
    Анюта вскочила на ноги и запела:
   - О, Калифорния - рай, мы встретились в субботу. И черный добрый сутенер устроил на работу.
   И начала отстукивать каблучками ритм, подняв свою цыганскую пеструю юбку, расшитую яркими пластмассовыми бусинами. Мы заржали, и у Цыпленка даже потекла тушь.
    В придорожной гостинице с желтым электронным табло над стеклянной дверью есть семьдесят пять номеров, тридцать шесть из которых заняты проститутками. Остальное сдается усталым сонливым путникам и пьяным дальнобойщикам. Этот комплекс - с заправкой АЗС, с кафе "Полустанок", с магазинчиком сувениров, с гостиницей - самая крупная точка ночных бабочек в области, после улицы "Сезам - откройся" в Рысьегорске, в который мы иногда мотались за одеждой, или чтобы повеселиться. А ездили мы туда автостопом, но чаще добирались на поезде, ведь железнодорожное депо находится за гостиницей на холме, куда вела обросшая мхом бетонная лестница.
    Не удивительно, что шлюхам тут нравилось. Мимо проезжало куча богатеньких клиентов, жилье дешевое, окружение подходящее, в "Полустанке" кормили вкусно и почти за даром, и до города всего каких-то десять минут на товарном поезде...
    В общем... Ну, если быть до конца откровенной, то тут всегда были наши. Как говорят, первую проститутку в комплекс завез сюда какой-то дальнобойщик. Она осталась здесь, стала обслуживать других. Потом пригласила подруг, те, в свою очередь - своих товарок по работе. Но у нас - молодняка - была своя история. Нам казалось, что тут еще с Советского Союза тупо торговали детьми. Место беспалевное, если что, то можно легко избавиться от трупа, закопав его где-нибудь в еловом лесу, который нас окружал. И главное - рядом трасса. Значит, если что, можно легко куда-нибудь удрать. Так-что этот комплекс - настоящий рай для педофилов.
    Темнело. И глядя через трассу на лес и на скалу поросшую древними елками, я спрашивала себя, а сколько он хранил в себе трупов? Сколько деревьев оплетало своими корнями чьи-то бледные кости?
    - О, вышли дамы на прогулку, - выкрикикнул Цыпленок, показывая пальцем на автостоянку, под фонарем которого столпились жутко размалеванные бабы. Они курили как нервные кобылы, и трясли своими тусклыми волосами, наверное думая, что это выглядело очень сексуально. Мы их ненавидели. Они нас тем более, потому-что клиенты клевали на свежую молодую плоть, а не на этих оживших мумий в джинсовых куртках. Самой старшей из них пятьдесят, и звали ее Тамарой. И мы надеялись, что эта тварь, которая распускала про нас слухи, когда-нибудь сдохнет, или напорется на Маркиза де Сада. Так мы называли клиентов, которые любили причинять боль и издеваться. А слухи она распускала про нас жуткие, мол мы молодые - все поголовно СПИДозные. А после такого пойди найди клиента, который не станет шарахаться от тебя как от чумной.
    На заправку въехала машина. Ветровое окошко открылось, и оттуда высунулся черножопый. Он улыбнулся нам, сверкнул тремя золотыми зубами, и пальцем подозвал к себе высокого нескладного Цыпленка. Я пожелала ему удачи. Он подмигнул мне, а Анюте отправил воздушный поцелуй.
   - О этого хача я знаю, - махнула рукой моя подруга. - Платит нормально, ничего такого не требует. Только трахаться хочет, а с его маленьким размером и вообще не замечаешь, что тебя трахают. Так-что у Цыпы сегодня вечер задался.
    - Да он на одном не остановится. Пока двух или трех не сделает, спать не пойдет, - сказала я.
    - Я так только по одному. Но иногда могу своей шальной императрице позволить и пятерых, а бывало раз, и десятерых через себя пропустила. И это только за одну ночь. А мне то что? Отряхнулась, да дальше пошла.
    - Я бы рехнулась. Мне хватает одного по горло.
    - Вот потому-то и ходишь в рваных джинсах, а это сейчас не модно. - сказала Анюта, цепляя пальцем дырку на моей коленке.
   - Да пошла ты, - сказала я, и стала наблюдать, как машина хача начала ритмично покачиваться. Слышали поддельные стоны Цыпленка. Поддельные, потому-что настоящего удовольствия мы уже не испытывали. Секс для нас - только бизнес, и ничего более.

    Все мои сделки заключались со строго проверенными постоянными клиентами. Если кто-то другой хотел со мной позабавиться, я спрашивала про мужика у других, и если убеждалась, что он нормальный человек, то...
    После того, как Цыпленок отработал свои три штуки, повезло и мне, и меня снял один пожилой бизнесмен, который был моим постоянным клиентом. Я не знала, кем он был: натуралом или голубым, но он долго лизал мне вагину, иногда поднимаясь чуть выше, чтобы покрыть поцелуями клитор.
     Все мои клиенты говорили, что я очень красивая. Некоторые, благодаря строению моего тела, воплощали в жизнь свои давние мечты о том, чтобы одновременно поиметь мальчика и девочку, ведь грудей у меня тогда еще не было, и я больше смахивала на пацана. И мне даже не нужно было пользоваться косметикой, как Цыпленку. Но глаза я все-таки красила.
***
   Я прошла в холл гостиницы и кивнула девушке администраторше, которая скучала за стойкой и зевала. Села на кожаный диванчик, стоящий у большого окна, из которого я видела стоянку. Я ждала Цыпленка. В кармане джинс грели душу четыре штуки, от меня пахло мужским парфюмом, которым я никогда не пользовалась. Между ног до сих пор чувствовались настойчивые поцелуи старика бизнесмена, и как всегда я пыталась вызвать в себе чувство вины. Я пыталась довести себя до слез, пристыдить, но ничего не получалось. Ведь таких как мы, которые живут на самом дне, трудно оскорбить, потому-что мы сами являемся оскорблением. Нас сложно обидеть, потому-что ко всему худшему мы уже привыкли, и наша кожа превратилась в броню.
    Я разглядывала стены, обклеенные винтажными обоями с розами, бабочками, с павлинами. На этих стенах висели рамки с фотографиями местных достопримечательностей, висели картины никому неизвестных художников. На длинном обеденном столе стояла ваза с искусственными цветами и фруктами. Тут все должно говорить о том, что это просто отель, а не пристанище для проституток. И когда сюда заселялся левый, буть то турист или просто семейная пара, он никогда не догадается о том, что тут происходило на самом деле.
   В окно струился желтый свет от электронного табло над входной дверью. То появлялась и исчезала надпись "Гостиница", потом "Мы рады вам", и "У нас низкие цены".
    Я услышала шаги на лестнице. Обернулась, и увидела, как спустился новенький. На нем узкие джинсы, обтягивающие стройные мускулистые ноги, и сетчатая майка, под которой виднеется мускулистая волосатая грудь. Но не такая безобразно волосатая, как у клиентов Цыпленка, а прилично волосатая. И волоски не курчавились, они будто плотно прилегали к бледной коже. О, какая роскошная борода, спускающаяся почти до кадыка! Губы средь черноты растительности красные, строгие глаза кажутся бездонно черными, смотрящие из под нахмуренных густых бровей. Волосы - то, что надо. На висках короткие, а челка зачесана назад, и только несколько волнистых прядей падает на прекрасное скуластое лицо. Я крикнула:
    - Э, человек, тебя как звать?
    Человек тормознул и посмотрел на меня как на марсианина. Я улыбнулась. Он сказал:
    - Бруно.
    - Сам придумал кликуху, или тебя действительно так зовут?
    - А какая тебе, на хрен, разница?
    И он вышел в ночь, и я только успела подумать - вот бы все мои клиенты были такими-же красивыми как Бруно. Если бы так случилось, я бы умерла счастливым человеком. Мне хотелось как следует помечтать на эту тему, но тут в обнимку в гостиницу завалились Цыпленок с Анютой, распевая проститутские песни.
   - Э, ублюдки, я долго должна вас ждать? - спросила я, поднявшись с дивана. Я присоединилась к моим друзьям, и мы весело пошли в "Полустанок", чтобы позволить себе выпить.
    Не скажу, что была тогда во многих придорожных кафе, но "Полустанок" среди всех - был самым лучшим. И как театр начинался с гардероба, "Полустанок" начинался с открытой веранды, на которой любили перекуривать посетители, и драться бухие байкеры. На веранде висели красные китайские фонарики, индейские ловушки для снов с пестрыми перьями, к массивным поручням из лакированного бруса привинчены жестяные пепельницы, которые никогда не были пустыми.
    Вошли внутрь, и сначала ощутили запах свежеиспеченных пирожков, жареного мяса, и едва заметный запах сосновой смолы. Пол здесь был бело-кафельный, всегда чистый, стены красные, украшенные старыми постерами джазовых групп и афишами старых черно-белых фильмов. Так-же на стенах висели фотографии, неоновые рекламы, и в самом дальнем конце зала - большая строгая рамка под стекло которой вставлена фотография дороги, гор, диких лесов. На дорожном указателе на английском написано: "Добро пожаловать в Твин Пикс".
   У входа стояла барная стойка с большим ассортиментом алкоголя. Вечно недовольная барменша от нечего делать читала книгу в мягком переплете, по всей стойке мигали красным желтым и зеленым электрические гирлянды.
    Столы и столики в кафе сколочены из массивных грубых досок, затемненных морилкой светло-шоколадного цвета, и покрытые лаком. На них лежали маленькие скатерти из бамбуковой щепы.
    Под зеленой неоновой вывеской, за самым дальним столиком сидела тетя Сулико - владелица кафе, настоящая грузинка пятидесяти трех лет, низкая и толстая, с длинным крючковатым носом, на котором держались очки на золотой цепочке. Она что-то считала на калькуляторе, что-то писала в мятой тетради. Потом посмотрела на рядом стоящий столик, за которым скучали парень и девушка. Она спросила их:
   - Молодежь, чего сидите и ничего не заказываете?
   - Так мы заказали, да заказ не несут. - ответил парень, с улыбкой поглядывая на свою стеснительную девушку.
    Тетя Сулико картинно сплюнула, и поднялась из-за стола с решимостью и неповоротливостью сумоиста. И начала орать на весь зал, отправляя свой грозный прокуренный голос на кухню:
   - Рафик, сволочь, почему десятый столик голодает, а? Если через минуту Марго не принесет заказ, я тебя уволю к чертям собачьим. Ты меня понял?
    - Понял, - послышалось из кухни. Тетя Сулико снова села за стол, и когда она заметила меня, я помахала ей рукой. Она улыбнулась как человек, который старается не показывать радости, но у которого это не получается. Она кивнула и Анюте с Цыпленком, а мы взгромоздились на высокие барные треногие стулья, и с вальяжным видом заказали:
    - Нам пивчанского, пжалста.
    Барменша закатила глаза, отложила книгу, и заполнила три кружки светлым пивом. Мы - проститутская троица - чокнулись, и поздравили друг друга с тем, что этот день прошел без приключений в виде облав или агрессивных клиентов.
    Пиво согрело нутро, и я начала улыбаться, чувствуя уют "Полустанка". Там всегда царила странная атмосфера. Наверное это из-за гирлянд, всяких картинок, ваз с сухими извилистыми ветками, всяких маленьких статуэток и шкатулок, которые приклеили к подоконнику, чтобы никто их не украл. На больших окнах, почти от пола и до потолка, висели гирлянды, которые медленно загорались и гасли густым синим цветом. Висели на легких занавесках пестрые бусы, и бусы из ягод шиповника, который в обилии рос за кафе, прямо за мусорными баками, на которых вечно сидели унылые вороны. Над дверью кафе висел шаманский бубен - довольно симпатичная вещь.
    Из стерео-системы лилась песня "Не говори" в исполнении Гвен Стефани. Изрядно напившись, мы начали петь, пока посетители "Полустанка" не начали с улыбкой на нас поглядывать, на трех забавных подростков, которые разрядились как на день всех святых. Наверное им казалось, что мы так прикалывались, но почему в хриплом голоске Анюты я слышала боль? Почему Цыпленок грустно поджимал накрашенные губы? Почему я пела так, будто у меня больше не было будущего? Нашим телам по пятнадцать да по четырнадцать лет, но нашим душам гораздо больше. Намного больше. И это чувствовалось, когда мы пели.
***
     Я взглянула на Мари. Она смотрела в потолок, улыбаясь. Наверное, вспоминала то прошлое. И тут мне пришла в голову мысль: а не был ли на самом деле Бруно Костиком?
     - Конечно нет, дура, - удивилась Мари, когда я высказала свое предположение вслух, - Бруно было еще далеко до Костика. Их можно было принять за братьев, но они были совершенно разными. Костя добрый и простодушный. А вот Бруно был говном с ног до головы.
     - Вот-же хрень, - выдохнула я, тоже смотря в потолок.
     - Я могу продолжить рассказ? - злобно спросила Мари, и я кивнула, напехав в рот мармелад.
***
    Я спала вместе с Цыпленком. Не потому-что я его любила и он любил меня. Просто в номере была только одна кровать. И мы даже не прикасались друг к другу. Только иногда обнимались и самым наглым образом целовались, но мы делали это для того, чтобы шокировать унылых обывателей.
    Я открыла глаза и увидела потолок, залитый оранжевым светом утреннего солнца, которое только поднималось из-за скалы на той стороне трассы. Я оглядывала стены, выкрашенные в веселый оранжевый и сиреневый. На полу валялись шмотки, на столе теснились пустые консервные банки с окурками, пластиковые одноразовые контейнеры из под салатов, и прочее дерьмо. Я знала, что под кроватью пылиись чьи-то рваные носки и презервативы с загадочным содержимым, завязанные в узелок.
    Я дотянулась до тумбочки у кровати, на которой стоял светильник и лежали сигареты. Закурила, и задумчиво выдохнула дым в потолок, пока не проснулась Цыпленок и не начал ворчать. Он боялся, что я засну с сигаретой и мы сгорим. Я встала, надела простые спортивные штаны, и вышла из номера. Полуголая брела по коридору, ощупывая свои недоразвитые сиськи. Зашла в номер Себастьяна - парня наркомана, и возможно самого красивого парня во всем мире.
    Когда я зашла, Себастьян сидел на кровати. Левая рука была перевязана жгутом, в правой мелькнул шприц. Длинные розовые волосы Себастьяна убраны в высокий хвост, чтобы не мешали. Я молча подождала пока он ширнется и придет в себя. Затем села рядом с ним, и сказала:
    - Поехали в город.
    - Дура что-ли? Что там делать? И почему бы тебе не съездить с Анютой?
   - Да ну ее. Опять нажрется с непривычки конфет, и начнет блевать у всех на глазах. А мне хоть стой, хоть падай.
   - Не, Инга, я не поеду. И вообще, свали, я спать хочу, - Себастьян сполз на пол и заснул. Видимо героин, который он нашел, был очень сильным.
    Я возвратилась в свой номер. Цыпленок еще спал. Оделась как следует, и спустилась в холл. Вышла из гостиницы. У черного входа стоял какие-то деревянные ящики, а земля усыпана битым стеклом, презервативами, и шприцами. Продралась сквозь заросли вереска и можжевельника, чтобы посидеть на своем любимом камне, размером с машину. Он был плоским, поросшим изумрудным мхом. Тени от елок и сосен - тоже густо зеленые. Рядом росла странная искривленная березка, на которую я повесила несколько перьев, которые вырвала из сбитой на дороге вороны. В этом месте я чувствовала себя очень хорошо. Посреди природы вообще невозможно думать о чем-то плохом, и я больше не чувствовала себя проституткой. Я ощущала себя частью этого камня, на котором лежу раскинув руки и ноги. Я - часть этого леса. Я - часть этого ветра, который будто запутался в густых кронах сосен.
   Запах здесь был особенным. Пахло смолой, мхом, лишайником. Пахло жарой, но я знала, что к вечеру температура спадет. Но я не хотела думать о том, чем буду заниматься вечером. Я думала о том, что могу попросить Себастьяна раздобыть мне два грамма героина, чтобы устроить себе передоз прямо на этом камне. И я не думаю, что меня сразу бы нашли. Зато мной полакомились птицы и лесные дикие звери.
***
    Напевая популярную песню Сюзарии Эворы, я думала о проституции. Жрицы любви обожают жаловаться, что у них тяжелая жизнь. Я согласна с этим, но извини меня - никто не мешает проститутке бросить ремесло и заняться чем-нибудь менее экстремальным. Пойти работать продавщицей в магазин, например. Или окончить университет. Но проститутка этого не делает лишь потому, что тогда она лишится легких денег, ощущения свободы, и острых ощущений. Проституция - это тоже какая-то форма наркомании, и как наркоман мечтает быть вечно удолбанным, так и ударница любовного фронта мечтает найти постоянного клиента. Желательно богатого, красивого, немного тупого. Но такое бывает только в фильмах, и среди нас считалось дурным тоном признаваться, что нам всем поголовно нравился фильм "Красотка" с Джулией Робертс.
    И наш гимн, который напевала каждая девушка и каждый парень - та самая песня группы Roxette, которая звучит в конце "Красотки". Иногда я тоже пою ее, даже сейчас. Но я тогда знала, что хэппиэнда не будет. Проститутки состарятся, или их кто-нибудь убьет. Богатым не нужны девушки и парни с улиц. Смазка, как ее не экономь, все равно кончится, а на помаду нужно спускать целые состояния. И я тоже когда-нибудь умру, так и не познавшая простой радости семьи, нормальных любящих родителей, школьных друзей, настоящей любви. Если ты спросишь меня, была ли я счастлива, то я тебя вообще не пойму. Если ты спросишь меня, несчастлива ли я, то я тоже тебя не пойму, потому-что горе и счастье познается в сравнении, и от этих определений я далека как Марс от Сатурна.
    И погода тогда роскошная. Небо голубое как глаза Анюты, солнце золотое как волосы Цыпленка. Летали шмели и пчелы, и они даже не подозревали о том, что помогали цветам совокупляться. На ветру покачивались одуванчики. Уже пахло летом, бензином, свеже-скошенной травой, и сладковатой вонью с мусорных баков за "Полустанком". Под солнцем блестели масляные пятна на бетонированной стоянке. На ней будто отдыхали пыльные фуры, больше похожие на механических насекомых. Из динамиков побитого "Форда" лилась непристойно сексуальная песня Мильен Фармер.
    Вся округа будто была пропитана спокойствием и какой-то ленивой негой. Ничего не хотелось делать. Хотелось просто смотреть на все это, курить одну за одной, и запивать горечь горелого табака колой.
   Иногда, в такие вот моменты, я начинала верить, что у меня было бы все хорошо. Что когда-нибудь я проснусь посреди ночи от того, что в моей голове возникнет план как начать новую жизнь, получить документы, начать учиться. Но потом в голове что-то меркло, и я осознавала, что мне всего этого не хочется. Миллионы учатся и работают, горбатятся как проклятые, но их счастливыми не назовешь. А мне что-то не хочется пополнять их ряды, и быть еще одним мрачным обывателем, у которого весь смысл жизни сводится к тому, чтобы раздобыть жратву чтобы были силы на то, чтобы заработать еще жратвы, дабы работать, работать, работать. В неделю я зарабатывала около двадцати тысяч, которые оставляла на черный день в тайнике. И свои деньги мне не приходилось отрабатывать с девяти и до шести, напрягая мускулы и мозг. Я просто один раз в день сосала, или давала. Вот и все. А остальное время посвящала общению и чтению книг. Так-что мне глупо было жаловаться на работу, и мечтать о том, чего уже достигли миллионы. Они прошли через учебу и карьеру, но повторюсь - счастливыми они от этого не стали.
    И с того момента - когда я нежилась под солнцем, когда мимо меня прошла старая мерзкая проститутка Тамара - я поставила себе другую цель - просто найти счастье, каким бы оно не было. Я хотела идти по своему пути, каким бы мерзким и опасным он не был. И я отказалась от общепризнанных семейных ценностей. Это не для меня. Я не могу стать хорошей женой. Родитель с меня - как с тети Сулико балерина. Я идеальная любовница, но не семьянин. Да, я - проститутка, но я продавала только то, что находилось у меня между ног, а не всю душу и тело, и свое драгоценное время, как это делали другие. И если задуматься, все мы люди - проститутки, только продаем себя по разному.
***
   Анюта сегодня в гражданском: в джинсах и в легком зеленом свитере. Волосы были завиты плойкой, и кудряшки забавно скакали, когда Анюта каждый раз резко поворачивала голову в сторону двери, на которой звякал колокольчик каждый раз, когда в кафе кто-нибудь заходил. Такое ощущение, будто она кого-то ждала, но ей ждать некого.
    Мы с Цыпленком тоже были в гражданском. Было пять часов утра, и у нас не было ни одного клиента. А потом мы плюнули, и решили просто посидеть в кафе и поболтать.
   Под строгим взглядом тети Сулико, Анюта закурила и задумчиво сказала:
    - Откуда маленькой девочке знать, что это ненормально, когда твой родной папа трогает тебя в разных местах, а потом учит игре под названием "Погладь удава"? Никто, мне - маленькой не говорил, что мой отец - сраный педофил, который однажды напьется, и изнасилует меня так, что меня повезут в больницу зашивать.
   - Блин, солнышко, мне так жаль тебя, - сказал Цыпленок. - Я тоже с этим знаком, только меня насиловал старший брат и его друзья. И еще он грозился убить мою морскую свинку, если я расскажу родителям.
    - А у меня не все так хреново. Просто сбежала из дома, - похвастала я, забрав сигарету у Анюты.
    - Походу мы все - жертвы прошлого, - вздохнул Цыпленок. Он отобрал окурок у меня и затянулся дымом так сильно, что у него краснели глаза. Цыпленок, кстати, был без макияжа, и как обычный парень он был более красивее, чем в образе драного трансвестита.
    Нам не нужно говорить, что однажды мы сбежали из дома. Нам не надо говорить о том, что нам удалось перенести во время побега. Мы это знали, и наши судьбы похожи. Мы молчали, давились чаем с печеньем. Печенье пахло корицей, а на вкус отдавало чем-то цитрусовым.
    - Сегодня видела, как Сулико Марго чехвостила за то, что та медлит с заказами. Крик такой был, что все вороны слетелись посмотреть на представление. А Марго выбежала на улицу, Сулико - за ней, да как начнет ее полотенцем херачить... Я думала, что сейчас обоссусь от смеха.
    - А Марго, говорят, тоже шлюхачка еще та, - сказала я, смутно припоминая слухи о том, что Марго видели голую в кабине фуры с каким-то жирным мужиком.
   - Да ты что? Она нас вместе взятых переплюнет. Марго - это огромная цистерна, наполненная спермой. С вот такой вот большой дырой, в которую даже камаз въедет, - сказал Цыпленок разведя руками, чтобы показать, какая у Марго необъятная ****а.
    - Жесть, - просвистела я.
    - Здесь только три нормальные женщины, - сказала Анюта, загибая пальцы, - Это тетя Сулико, тетя Элеонора, и я.
    Тетя Элеонора, это владелица гостиницы, урожденная полячка, и в прошлом - известная писательница. Ей восемьдесят лет.
    - А ты то тут причем? - удивился Цыпленок.
    - Ну как-же? Я же самая лучшая, самая красивая, самая обаятельная...
    - И самая большая дырка, как и Марго, - продолжила я за Анюту. Она шутливо ударила меня кулачком в плечо и залилась звонким смехом. В кафе заходили какие-то женщины, и Анюта опять завертела головой, чтобы посмотреть на них.
   - Слушайте, а мужики у нас нормальные есть? - спросил Цыпленок, - Ну, которые не содомируют мальчиков, и у которых сперма не такая ядреная как соляная кислота? А то куда не посмотри, там дрочит до крови, другой за мошонку кусает, третий пердит, когда в него вставляют.
    - Боюсь разочаровать тебя, Цыпленок, - скорбным голосом сказала Анюта, - Но нормальные мужики приезжают сюда чтобы поесть и заправить машину. Мы в их список желаний и требований не входим.
   - Засада, - сказала я.
   - Да хоть вой, - подняла брови Анюта, наша подружка, наша маленькая шлюхачка Аня. Наш лучик веселья в царстве уныния.
***
    После того, как я отсосала своему самому любимому клиенту - худому интеллигентному врачу, я сразу пошла спать, отказавшись от посиделок в кафе. Но сон так и не шел. Я села за стол, скинула все барахло на пол, и стала марать страницы дневника, иногда поглядывая на улицу с высоты третьего этажа.
   Вот прогуливались три девушки в откровенных пестрых нарядах. Вот собаки трепали сбитого на дороге барсука. А чуть дальше к фонарному столбу прислонился Бруно. Он чиркнул спичкой и закурил, провожая взглядом потенциальных клиентов, или потенциальных жильцов гостиницы. Боже, какой он был красивым! Но к нему подошел застенчивый низенький мужичок, они о чем-то поговорили, и Бруно с улыбкой потер себе ширинку, будто успокаивая себя.
    Потом они ушли за гостиницу, и я могла только предположить, чем там они занимались в кустах. Через десять минут они снова появились в поле моего зрения: один довольный от того, что его отымели в задницу, а другой от заработанных денег.
    Бруно снова облокотился о фонарный столб, и я пыталась понять, что его привело сюда? Нужда? Ген проститутки? Может быть развращенность?
    Таких как Бруно в комплексе было пятеро. Пятеро мускулистых красавцев, которые пользовались у педиков невероятной популярностью, и которые были высокомерным и эгоистичными как какие-то английские аристократы. С нами они не общались, как и с другими жрицами и жрецами любви. Держались особняком. Все они геи, все они занимались спортом, и уж слишком следили за своим внешним видом. Но почему-то Бруно не примкнул к ним, хотя был таким-же как и они.
   Но у этой пятерки порнозвезд был один хороший плюс - их сила и агрессия. Если кого-то из нас обижали или разводили на бабло, то они мстили обидчику, сначала жестоко избивали, а потом несколько раз всей братией насиловали. Так они поступают с наглыми сутенерами, с клиентами, которые избивали нас, или платили фальшивыми деньгами, или отказывались платить вовсе. Мне не приходилось обращаться за помощью к этой пятерке, но три месяца назад к ним обратилась Анюта за отомщением. Аню жестоко избили, а потом связанную и едва живую насиловали на протяжении двух суток. Благодаря какому-то невероятному чуду ей удалось сбежать. Она все рассказала нашей пятерке мускулистых, и бравые крепкие парни по наводке Ани нашли тех уродов, и если честно, то никто их больше не видел, а по комплексу поползли волнующие слухи, будто пятерка мускулистых их убила, перед этим хорошенько помучив. За Анюту отомстили. И тогда в комплексе не найти было человека, счастливей нашей подруги. Ее раны зажили, синяки исчезли, и вот она опять была с нами, и веселила нас своим умопомрачительным поведением.
    Каждую ночь тут было много машин. Приезжали клиенты, развлекались, и снова уезжали. Тут много путешественников, ведь трасса очень оживленная даже ночью. Кто-то возвращался домой в Рысьегорск, кто-то ехал туда, чтобы просто погостить. И все это ритмично. Ночь - работа, день - валяние дурака. Заправлялись машины, заселялись гости, удовлетворялись клиенты. Порой проститутки мне напоминали бездушных машин вроде бензонасоса, которые подавали горючее в пистолет, а оттуда - в бак автомобиля. Или мы - мусорные контейнеры, в которые брызгами спермы выливали все дерьмо, которое у клиентов скапливалось за неделю, или даже за месяц. Мы - роботы. Мы как предметы интерьера, мы - стулья, на которых можно посидеть и поговорить.
***
    В коридоре шум, по моему - драка. С счастливыми лицами (наконец-то хоть что-то случилось), мы с Цыпой вылетели из номера, и увидели, как две проститутки, две закадычные подруги, выясняли отношения.
    - Да чтоб тебя сифаком заразили, коза драная, - орала девушка с очень короткими волосами. Ее шерстка интересно выкрашена под шкуру леопарда, на ней тигровое платье и легкая шубка - подделка под соболя. Назову ее Царицей животных.
    - Чтоб у тебя из жопы глисты выползли, пока тебя хач заправляет, - визжала фифа на каблуке десятого калибра, в серебряной юбочке и в клетчатой рубахе, завязанной чуть выше пупка. Волосы длинные и русые. Выглядела как американская школьница-черлидерша, которая на пьяных вечеринках трахалась с футболистами. Так и назову ее - Трахни.
    - Хачи? Не, дорогая, своих клиентов лучше оставь себе. Как-то слышала, что ты позволила кончить себе в глаз за лапшу быстрого приготовления.
    Трахни спасовала. Она не знала, что сказать, и набросилась на Царицу животных, с целью вырвать ей глаза своими наклеенными пластмассовыми ногтями. Они дерутся. Трахни по женскому рефлексу драк пыталась схватить Царицу за волосы, но волосы у нее короче бровей. Зато Царице есть за что потаскать Трахни, есть что вырвать.
    Девки орут, падают на пол, борются. Мы оцепили их плотным кругом, скандируя имя Трахни или Царицы животных. А вот и первая кровь. Проститутки отползли друг от друга, осыпая друг друга бессмысленными оскорблениями.
    - Оосподи-суссе, - выдыхнул Цыпленок, когда мы вернулись в номер, - Как дети малые. Как дети, ей богу!
    - Из-за чего это они? Не знаешь? - спросила я.
   - Из-за клиента. Эти две потаскушки всегда тусуются вместе, и если на то идет, то обрабатывают клиента в два рта.
    - Ну что, нам пора самим идти на работу, - напомнила я.
    - Как-же хорошо, что нам ничего не надо делить, правда, Инга? - спросила Цыпленок, окидывая меня наивным взглядом щенка.
    - Оградил бог, - усмехнулась я, хотя думала, что лучше бы Цыпленка сбила машина. Причем переехал бы несколько раз подряд. Задолбал негодяй воровать у меня подводку для глаз и сигареты. Хм, да и бардак в номере не я устраивала.
***
    Клиент вытер влажной салфеткой свой покрасневший вялый член. Кинул пачку салфеток мне, и я вытерла себя между ног, вытираю сперму со своей ****ы. Надела джинсы, а это сложно сделать, когда ты раскорячена на задних сидениях. Клиент сказал:
    - Девочка, не надо бы тебе этим заниматься. Ты такая красивая, ты такая молодая. Неужели нет иного выхода?
    - Слушай, давай вот только без этой херни, ладно? Если бы у меня была возможность и деньги для реализации себя, я бы... Я бы спустилась еще ниже.
    - А ты не думала обратиться в "Дом Бурбона"? Думаю, тебя бы взяли. В пип-шоу. И крыша над головой, кормят, и платят хорошо.
    Услышав это, я сделала вид будто меня тошнит. Застегнула ширинку, и вышла в прохладную ночь с тремя штуками. "Дом Бурбона". Почему-бы сразу уж не на органы себя распродать?
    Это паршивое место, где есть стриптиз-бар, клуб для неформалов, а главное - целый зал с высокой сценой, на которой гуляют уродцы как модели на подиуме, там до крови избивают девушек, проводятся групповые изнасилования. И за всем этим наблюдают люди, которые потягивают мартини и дрочат. Сама я в "Доме Бурбона" тогда еще не была, но другие мальчики и девочки дали мне понять, что там делать нечего, и особенно мне. Там меня могли просто продать как редкую картину. Отдать в вечное пользование. И приковали бы меня к постели, и избивали бы, трахать, душить, всячески издеваться. Такое уже случалось с некоторыми. И не многие оставались после такого живыми, а когда оставались - жалели, что остались в живых. Так что, лучше сдохнуть, чем идти в "Дом Бурбона", где с тобой может произойти все, что угодно проститутским богам.
    Я нашла Анюту в обществе какой-то женщины. Эта женщина похожа на Стива Тайлера, тяжелая густая челка нависала над ее зачерненными глазами. Огромный рот накрашен красным. Одета цивильно, и сначала я подумала, что это клиентка-лесбиянка, которой захотелось вкусить невинного однополого секса с четырнадцатилетней девочкой. Но когда женщина начала говорить, я поняла - наша.
   - Затрахайте меня до смерти! - сказала женщина, откинув волосы назад, - Это и есть та самая крошка, о которой ты говорила?
   - Ее Ингой кличут, - сказала Аня. Ее волосы убраны под берет с латексным козырьком. Глаза скрыты за солнцезащитными очками.
    - Храни господи ****у лысую, - выпалила скороговоркой женщина, потом подошла ко мне и пожала мне руку, - Это так круто, быть одновременно и мужчиной и женщиной.
    - Что? Кто ты такая? - спросила я, понимая, что баба приняла меня за трансвестита.
    - Лена, но ты можешь звать меня Ленусик. Твою мать, да я сейчас кипятком обмочусь.
    Я вопросительно посмотрела на Аню. Та сказала, что когда трахают в мозг, еще и не такое бывает. И судя по размерам ротового отверстия Лены - она могла заглатывать полностью, и даже вместе с яйцами.
    Кое как избавилась от приставаний Лены, и пошла искать Цыпленка. Но его нет. Спросила у других, не видел ли его кто. Из темноты показался Бруно в кожаной куртке на голое тело.
    - Этот желтоволосый педик? Я видел, как он уехал с каким-то мутным в сторону города.
    Я схватилась за голову. Ужас прошиб меня волной холода. Я присела на молодую траву прямо под фонарем. Одной рукой схватилась за сетку-рабицу, ограждающую меня от автостоянки.
    Дабы понять, что не так, я тебе все объясню. В комплексе у каждой проститутки есть одно правило: оказание услуг оказывается строго на условиях проститутки. А это значит: деньги вперед, кончать в резинку, если кто боится залета, и самое важное - секс только тут, в машине или в номере, и никаких катаний по городу, или траха на территории клиента. Никто в здравом уме не поедет с клиентом куда-то хрен знает куда. А то могут увезти, избить, или даже убить. Те, кто нарушал это правило - пропадали. И я испугалась, что Цыпленочка я больше никогда и не увижу. Господи, но почему он согласился уехать с клиентом? Это же самоубийство. Никакая проститутка ни за что не поедет домой к клиенту. Даже за миллион. И если бы предложили миллион, то у любого бы зазвенел тревожный звоночек; а с чего бы этому упырю надо тебя куда-то увозить, если можно хорошо развлечься в машине или в гостинице?
    Цыпленок, был придурком. Я решила, что никогда его больше не увижу. Он знал правила. Неужели он не понимал, что за территорией комплекса может произойти всякое? Анюта однажды прокатилась с парнями, и ее избили и изнасиловали. И возможно бы убили, если бы не пятерка мускулистых.
    - Да брось, - небрежным голосом сказал Бруно, - Пососет, даст в попу, да и привезут целого и невредимого обратно.
    - Ты придурок? Еще никого не привозили обратно, - прорычала я, сдерживаясь от того, чтобы не схватить стеклянную бутылку, и не разбить ее об голову Бруно.
   Я поднялась, хреново видя от подступивших слез. Пошла к Анюте, и сообщила ей о беде. Аня охнула, и осела на скамейку заправки, схватившись за лоб.
    - Придурок, идиот, - сказала Анюта, - Он что, тупой? Нельзя ездить с клиентами. Нельзя.
    Лена тупо смотрела на нас. Потом поняла, что один из нас уже труп.
***
    Утром я приняла душ. В кафе позавтракала кофе и пирожками, думала о Цыпленке. Смотрела на дорогу и представила, как в комплекс заезжает машина, и оттуда вылетает живой и невредимый Цыпленок. Но прошло много времени с того момента, как он пропал.
    Погода будто чувствовала мое унылое настроение, и собирала над моей головой тучи. Начинался дождь, сначала мелкий и будто колючий. Затем грохнул гром, и я забежала под навес гостиницы, и все смотрела на трассу. Успокойся, говорила я себе. Но это не успокаивает. Я смотрела на трассу, и вдруг в моей голове возникла идиотская мысль поехать в город и прошерстить все злачные места, где бы мог осесть пятнадцатилетний трансвестит. Но придется искать долго. В городе на четыреста пятьдесят тысяч жителей с Цыпленком может произойти что угодно, и где теперь стоит искать, так это на свалках, на Святом озере, ниже по течению рек. И искать не Цыпленка, а его обезображенный труп, изнасилованный в жестокой форме.
    Дерьмо. Какое вокруг творится дерьмо. А ливень, кажется, обещал затянуться. Да и хрен с ним. Лишь бы Цыпленок был жив и невредим.
    Бруно встал рядом со мной и закурил. Роста у него под два метра, и я дышала ему в солнечное сплетение. Рядом с ним я чувствовала себя еще отвратнее: девочка проститутка, которая убивается по поводу того, что ее дружок трансвестит исчез.
    - Ты правда дочь Шерхана? - с улыбкой спросил Бруно насмешливо щурясь на меня сквозь сигаретный дым.
    - Слушай, мне сейчас не до этого.
    - Да перестань ты. Хочешь выпить?
    - Если за твой счет, то с радостью, - буркнула я.
    Мы пошли в "Полустанок". Я забралась на барный стул, Бруно же просто облокотился, и показал барменше два пальца. Она наполнила светлым пивом две кружки, и двинула к нам вазочку с солеными орешками. До меня вдруг дошло, что я пила с человеком, который заработал в комплексе репутацию волка-одиночки, который даже привет не скажет.
   Я повернулась к Бруно. Вначале посмотрела в его черные строгие глаза под густыми черными нахмуренными бровями. Поняла, что ему около двадцати пяти, не больше. Белая кожа контрастировала с черными волосами и с черной бородой. На какое-то время красота этого парня отвлекла меня от мрачных мыслей, и я спросила Бруно:
    - Кто ты такой?
    - А кто тебе нужен? - он состроил озадаченный вид, сдвинув брови. - Тебе нужен друг? Или любовник? Если что, то у меня большой, но иногда я груб в постели.
    - Любовников у меня хватает, - сказала я. Бруно смотрел на меня так, будто запал на меня. И черт возьми, он действительно запал на меня, иначе какого черта он бухал с вшивой малолеткой вроде меня?
   - У меня тоже. Но это не надолго. Я собираюсь уехать.
   - Куда?
   - Не знаю, - пожал плечами Бруно. Из динамиков лилась песня группы "Нирвана". Барменша просто пожирала взглядом моего собеседника, и вот уже по третьему разу протерла бокал для шампанского. Нигде не видать Сулико. Не слышно даже ее ворчливого голоса. Наверное спала на втором этаже. Там она обустроила себе квартиру.
    - Зачем ты это говоришь мне? - спросила я, пытаясь разобраться в намерениях Бруно.
    - Ну, с кем-то я ведь должен говорить. А ты мне показалась умной. В отличие от других, ты вроде бы понимаешь что к чему, и ты не ведешь себя как манерная педовка.
    - Господи, ты только в комплексе не говори никому, что ты гомофоб. За это тут побить могут.
    Бруно улыбнулся. Его улыбка - как мед на сердце, но в его глазах я увидела что-то странное. И мне пришло в голову еще одна идиотская мысль:
   Бруно убил Цыпленка.
   Сияли синие гирлянды на окнах, за столиками болтали путники, пьянствовали дальнобойщики в обществе моих коллег по работе. Пиво воспринималось моим желудком как-то неправильно, и меня начало тошнить.
    - Чего молчишь? - спросил Бруно.
   - Не знаю. Думаю, что это ты убил Цыпленка. - призналась я.
   - На *** мне нужен этот чмошник? Если бы я убил, то непременно красивого человека. Хотя нет. Убил бы полного урода, чтобы в мире стало намного лучше.
   - Ты серьезно?
   - Да. Пошли покурим?
   Мы вышли на веранду. Я облокотилась о массивные перила, посмотрела на красные фонарики, которые раскачивались над моей головой. Дождь теперь накрапывал по жестяной крыше, хрустальной ниткой бус стекал из желобка. Я выманила сигарету у Бруно - он курил дорогие папиросы в бумаге цвета бурого сахара. Вкус у сигарет тоже был сладким, крепким. Будто куришь табак в перемешку с сушеной карамелью.
    - Может будем встречаться? - спросил Бруно.
   - Пошел ты, - ответила я, но мне льстило такое предложение. И когда Бруно накрыл мою руку своей, я не противилась. Руки у Бруно теплые и чуточку влажные.
***
    - И вы встречались? - спросила я.
    - Заткнись и слушай, - ответила Мари.
***
   Проснулась посреди ночи от того, что в мой номер кто-то ломится. Я вскочила, вооружилась складным ножом, который всегда ждал своего кровавого часа у меня под подушкой. Зажегся свет, и на пороге я увидела Цыпленка - в сосиску пьяного. Одет он был в вечернее синее платье из бархата. На тощей шее в засосах болталось розовое боа.
    - Ох, - выдыхнул Цыпленок, картинно прислонив руку ко лбу, - Держите меня семеро. Дама без чувств.
    - Ублюдок, - крикнула я, и сначала со злости швырнула в Цыпу бутылкой. Потом обняла его, плача, - Где ты был, мудак? Тебя уже все похоронили.
    - Я решил позволить себе немного расслабиться. Смотри, что у меня есть.
   И Цыпленок вытащил из сумочки целую пачку денег. Столько бабла я еще не видела, и меня посетила мысль, что Цыпленок кого-то грохнул и украл деньги. Потом я поняла, что мой приятель воспользовался одним приемом, на который пойдет далеко не каждый. Опасный способ проституции, за который вываливают огромные деньги. И я спросила:
    - Твою мать, Цыпленок, неужели ты Белоснежной заделался?
   И Цыпленок сорвал с головы парик, который я сначала не заметила. Теперь больше нет желтых волос, из-за которых Цыпленка назвали Цыпленком. Этот идиот перекрасился в идеально белый, почти серебристый. И теперь все поймут, как Цыпленок решил зарабатывать. Такой цвет волос может носить только Белоснежка, и к этому титулу относятся одновременно с почтением и отвращением.
   Цыпленок... Тьфу, теперь Белоснежка, скинул туфли, и сказал:
   - Пошли праздновать, Инга. Я тебе все расскажу.
***
    В гостиную вошел Костик. Он не подозревал, что Мари сейчас рассказывала о своем прошлом. Мармелад был съеден, и сестра взглядом попросила меня ничего не говорить. Как я поняла, Костя ничего не знал о Бруно, а если бы узнал, то начался бы скандал.
     - Бездельницы, - сказал нам Костя, плюхнувшись в кресло-качалку Сновидца.
     - Пошел ты, - улыбнулась Мари потягиваясь.
     Появился Сновидец. Он уставился на Костю недружелюбным взглядом, пока тот не понял, чье место занял. И костя пересел на стул у окна. 


19
     Мари продолжила рассказ вечером, готовясь к поездке в "Дом Бурбона":
***
    - Э, телки, только не надо резко, - вопил Цыпленок-Белоснежка, лежа на кровати на животе. Анюта прилепила к его волосатой заднице полоску для эпиляции, а потом с торжествующим визгом сдернула ее. Белоснежна орал так, что прибежал Себастьян, думая, что кого-то убивают. Яркие розовые волосы рассыпались по белому азиатскому личику, карие глаза вытаращены.
   - Блять, не резко, я же сказал, - завизжал Белоснежка, хватаясь за задницу. Анюта прилепила ко второй половинке задницы еще одну полоску, шириной с мужскую ладонь.
    Я сидела за столом у окна, и пыталась сдержать смех.
   - Вы что творите, ироды? - спросил Себастьян.
   - Делаем из Цыпленка Белоснежку, - ответила Аня и дернула за край полоски. Белоснежку согнуло луком от боли, но он больше не верещал, а лишь постанывал.
    - Да ладно? - ошарашенно посмотрел на меня Себастьян. Он одет лишь в одни трусы, и Анюта явно филонила, поглядывая на юного наркомана с какой-то подозрительной частотой. Он сказал Белоснежке, - Ты хоть знаешь, на что идешь?
    - В том-то и дело, что я ничего не знаю, и не узнаю. Мне будут давать сильное снотворное, и пока я сплю, клиент будет делать со мной то, что он захочет. - заявил Белоснежка. Анюта принялась удалять волосы с его тощих ляжек. Пройдет еще не один час, когда наш Цыпленок станет совершенным. И тогда он оденет синее платьице с белыми кружевами, а голову подвяжет шелковой красной лентой. Все это он уже купил.
   - Анна, хоть ты то образуми его, - обратился к Анюте Себастьян, - Пока он на массу давит, его могут прижигать сигаретами, садиться на его лицо, бить, всаживать крючки под кожу. И он даже не проснется. А когда проснется, он уже будет намытым, с залепленными пластырем ранами.
    - Только вот не надо про пластырь, - взревел Цыпленок, - Его очень больно отдирать, а мне еще надо икры эпилировать, и...
   - И руки. Ты кошмарно волосатый, - сказала Аня. - Проще тебя над огнем подкоптить, чтобы волоски сгорели, но я думаю, что ты будешь против такого вмешательства.
    - Капец вы садо-мазо устроили, - покачал головой Себастьян и присел на пол, скрестив ноги. Ему приятно смотреть, как Цыпленок корчился от боли.
   И тут подала голос я, и он рассек воздух как лезвие, долетая до ушей моих друзей:
   - Бруно предложил мне встречаться.
   Аня выпрямилась, в ее руках раскачивался кусок ткани с клеем как дохлая рыба. Повернул голову и Цыпленок, Себастьян одурело присвистнул.
    - Солнышко мое, - выдохнула Анюта.
    - Ты будешь дурой, если скажешь "да", - с умным видом заявил Себастьян.
   - Как это романтично, - закатил глаза Цыпленок.
   - Закройте рты. Я не собираюсь ни с кем встречаться. К тому-же я уверена, что это какая-то уловка. Красивым нельзя доверять.
   - Но нам то ты доверяешь, - сказал Цыпленок голосом доброй бабушки.
   - А кто сказал, что вы красивые? - я подняла бровь. - Мир еще не видывал шлюх страшнее, чем вы.
    Мы все рассмеялись. Потом Цыпленок опять заорал, когда Аня выдрала волосню с его ноги. Себастьян томно прикрыл глаза. Черт, да по сравнению с другими мы - боги. Такие мы вот красивые телом, но увы, не душой.
     Ну, что еще сказать тебе, Мелкая? С Бруно у нас не склеилось, и он лукавил на счет своего большого члена. Цыпленок заделывал большие деньги, Аня собирала сплетни. Потом я ушла из комплекса и стала бомжевать, так как мне не давал прохода Бруно. А потом я попала на концерт, где познакомилась с Костиком. О, расскажу тебе еще кое-что:
    Мы - пресвятая троица - зарядили водяные пистолеты кошачьей мочой, и только не спрашивай, как мы заставляли бездомных кошек опорожнять свои мочевые пузыри в баночки из под крема. Мы - три проститутки - оделись, готовились к выходу в свет. Анюта надела белые чулки и медицинский халат на голое тело, не застегивая. Цыпленок нахлобучил розовый парик, и надел розовое платье, которое, как мне кажется, он украл у десятилетней девочки. Я надела костюм коровы с выменем на причинном месте.
    - А можно молочко подоить? - спросил Бруно, увидев меня в образе буренки. Я расставила ноги и сказала:
    - Дои, и делай так, чтобы молоко полилось.
   И он дергал меня за плюшевые соски, похожие на пенисы.
    И в таком вот виде мы поднялись по бетонной лестнице на вокзал, и прыгнули в товарняк до города. Сошли, и пошли гулять по центру. Люди оборачивались, люди в шоке, люди кричали нам оскорбления. В тех, кто хотел нас избить, мы прыскали мочой из пистолетов, а потом убегали.
    Мы зашли в магазин. Взяли тележку, и сначала загрузили туда Цыпленка. Из тележки торчали только его тощие ноги в каблуках. Когда Аня катила его, ее полы медицинского халата развевались, обнажая уже сформировавшиеся груди. Пока эти двое выбирали спиртное, я, раскарачившись прямо на кафельном полу, выдрачивала свое вымя, и закатывала глаза будто от оргазма.
    - Купите Двуполой корове абсент, - кричала я. Аня резко повернулась, тряся пальцем:
    - И мне двойную, пжалста.
    - Все, этой альпийской корове Милке горячего шоколада не наливать, иначе шоколад посочится из ее плюшевой задницы.
    Бабки крестились. К нам побежали охранники, отсекая путь к выходу. До сих пор сидя в тележке, Цыпленок схватил бутылку виски, открыл ее, сделал не слабый глоток, а потом через зажигалку выдохнул пламя, отпугивая персонал. Анюта как лунатик махала руками. Я вскочила, и разбила бутылку виски у ног охранников. Цыпленок еще раз выдохнул пламя, и охранники начинают гореть и бегать крича от боли, сработала противопожарная сигнализация. Мы танцевали на фоне огня, пока мои плюшевые дойки не занялись огнем, и я не начала нарезать круги вокруг тележки, визжа от ужаса.
    - Оосподи-суссе! - выдохнула я, представив безумную картину.
     - Да что там, никто не пострадал, но зато все хорошо повеселились.
     - А давай потом в этот комплекс заедем? Покажешь мне там все, может быть увидишь своих знакомых, - предложила я.