Русская комедия великой княгини-действ. II, акт 2

Действие второе – «А где же мальчик?».
Акт 2.

Действующие лица:
Те же и:

Нарышкин Лев Александрович – камер-юнкер двора Великого князя Петра Фёдоровича;

Вдова Грот – женщина без определенных занятий,

а также дамы и кавалеры, придворные двора Её Императорского Величества.

Открывается занавес – на сцене все те же апартаменты двора Великого князя.

Итак, действующими лицами этой комедии уже сыграно несколько сцен второго действия, ими уже допущены некие вольности и отступления от морали, поэтому согласно классическому сюжету сейчас должен прозвучать глас богини Благочестия и Справедливости,  т.е. самой императрицы Елизаветы, которая и готовится к выходу…

Однако мы забыли представить еще одно действующее лицо комедии – Льва Нарышкина. Вот как характеризует этот персонаж Екатерина в своих «Записках».
«Это была одна из самых странных личностей, каких я когда-либо знала, и никто не заставлял меня так смеяться, как он. Это был врожденный арлекин, и если бы он не был знатного рода, к какому он принадлежал, то он мог бы иметь кусок хлеба и много зарабатывать своим действительно комическим талантом: он был очень неглуп, обо всем наслышан, и все укладывалось в его голове оригинальным образом.
 Он был способен создавать целые рассуждения о каком угодно искусстве или науке; употреблял при этом технические термины, говорил по четверти часа и более без перерыву, и в конце концов ни он и никто другой ничего не понимали во всем, что лилось из его рта потоком вместо связанных слов, и все под конец разражались смехом.
   Он, между прочим, говорил об истории, что он не любит истории, в которой были только истории, и что, для того чтобы история была хороша, нужно, чтобы в ней не было историй, и что история, впрочем, сводится к набору слов. Еще в вопросах политики он был неподражаем. Когда он начинал о ней говорить, ни один серьезный человек этого не выдерживал без смеха. Он говорил также, что хорошо написанные комедии большею частью скучны…».
Вот такой персонаж был определен императрицей Елизаветой камер-юнкером к «малому» двору. Впрочем этот самый придворный шутник подобно другим действующим лицам пьесы – исключая Николая Чоглокова, - принадлежал к знатнейшему  роду, а именно - Нарышкиных. Напомним, что Нарышкиной по рождению была мать Петра Первого-Великого - Наталья Кирилловна. Так вот, сей Лев Нарышкин приходился ей двоюродным внучатым племянником.
Какое значение имело это родство для сюжета разыгрываемой комедии? Так ведь интрига действия закручена вокруг рождения наследника престола, поэтому, как будет видно по ходу пьесы, родственные связи героев пьесы очень даже важны…
Что касается некой вдовы Грот – да, собственно, её мало кто касается, за исключением Великого князя Петра Фёдоровича…

Но вернемся к самой комедии. Итак, по классическому сюжету легкомысленные, но такие привлекательные и оправданные самой своей страстью герои-любовники должны понести некое наказание, или на пути их счастья должно возникнуть незначительное, но неотвратимое препятствие. Это наказание-препятствие не заставляет себя долго ждать в лице самой императрицы Елизаветы.
           Согласно «Запискам»: «Сергей Салтыков стал другом, поверенным и советчиком Чоглоковых; конечно, никакой человек со здравым смыслом не стал бы принуждать себя к столь тяжелому делу, как выслушивание по целым дням бредней двух дураков, гордых, заносчивых и себялюбивых, если бы не имел в том очень большого интереса. Отгадали, предположили тот интерес, какой он мог иметь; это дошло до Петергофа, до ушей императрицы. А в это время очень часто случалось, что когда Ее Императорскому Величеству хотелось браниться, то она не бранила за то, за что могла бранить, но ухватывалась за предлог бранить за то, за что и в голову не приходило, что она может бранить…».
 Итак, определенно надвигается гроза, причем, благодаря сложному характеру императрицы, неминуемая расплата ждет героев-любовником, но с какой стороны она придет - неизвестно. Так вот как это случилось, согласно «Запискам».
          «Когда мы однажды приехали в Петергоф на куртаг, императрица сказала Чоглоковой, что моя манера ездить верхом мешает мне иметь детей и что мой костюм совсем неприличен; что когда она сама ездила верхом в мужском костюме, то, как только сходила с лошади, тотчас же меняла платье. Чоглокова ей ответила, что для того, чтобы иметь детей, тут нет вины, что дети не могут явиться без причины и что хотя Их Императорские Высочества живут в браке с 1745 года, а между тем причины не было.
Тогда Ее Императорское Величество стала бранить Чоглокову и сказала, что она взыщет с нее за то, что она не старается усовестить на этот счет заинтересованные стороны; вообще, она проявила сильный гнев и сказала, что ее муж колпак, который позволяет водить себя за нос соплякам».
С других бы надзирателей-воспитателей  давно бы, что называется «голова с плеч», но Чоглокова, благодаря своему близкому родству с императрицей,  еще имела смелость и оправдываться!
Так императрица  неожиданно узнает, что для рождения долгожданного наследника  до сих пор  не было даже «причины»! Вот так-так! Ну за такое упущение можно было бы парочку супругов Чоглоковых отправить на восток, а императрица   всего лишь милостиво обозвала главного надзирателя «колпаком»!
Ну а что же «сопляки»? Они по комедийным законам должны на время затаиться, ибо не в их силах противостоять высшему иерарху. Что, собственно, и происходит:
«Все это было передано Чоглоковыми в одни сутки доверенным лицам; при слове "сопляки" сопляки утерлись и в очень секретном совещании, устроенном сопляками по этому поводу, было решено и постановлено, что, следуя с большою точностью намерениям Ее Императорского Величества, Сергей Салтыков и Лев Нарышкин притворятся, будто подверглись немилости Чоглокова, о которой он сам, пожалуй, и не будет подозревать, и под предлогом болезни их родителей поедут к себе домой недели на три, на четыре, чтобы прекратить бродившие темные слухи. Это было выполнено буквально, и на следующий день они уехали, чтобы укрыться на месяц в свои семьи».
Екатерине-мемуаристке  - а ко времени написания «Записок» уже императрице, - не откажешь в чувстве юмора и в литературной находчивости. Воспользовавшись репликой Елизаветы о «сопляках», она мастерски обыгрывает её и с очень точным русским выражением - «сопляки утерлись» (не будем забывать, что цитируется русский перевод текста, изначально написанного по-французски), - превращает обрушившуюся на «сопляков» немилость в легкую неприятность. При этом главный надзиратель опять же выставлен комическим дураком, а высшей Справедливости в лице императрицы отдано должное почтение. Но все же закон классической комедии соблюден – покусившиеся на нравственность герои должны понести наказание и на время расстаться, что и случилось.
«Что меня касается, то я тотчас переменила одеяние, ставшее к тому же бесполезным. Первая мысль об однообразном костюме явилась у нас от того костюма, который носили на куртагах в Петергофе: снизу он был белый, остальная часть - зеленая, и все обшитое серебряным галуном. Сергей Салтыков, который был брюнет, говорил, что в этом белом с серебром костюме он похож на муху в молоке.
Впрочем, я продолжала посещать Чоглоковых по-прежнему, только побольше у них скучала; и муж и жена жалели об отсутствии двоих главных героев их общества, в чем, конечно, я им не противоречила…». Вот и расплата за вольности – оставшиеся на сцене герои пьесы «побольше скучают».
Однако главный герой-любовник понес-таки свое наказание: «Болезнь и смерть матери Сергея Салтыкова еще продлила его отсутствие…». Вот вам и расплата!
Однако главная романтическая героиня тоже должна отправиться в дальнее путешествие, дабы разлука с её возлюбленным была бы еще более болезненной. И вот вам пожалуйста: «императрица  велела приехать нам {Екатерине и её мужу Петру} из Ораниенбаума к ней в Кронштадт, куда она отправилась для открытия канала Петра I, начатого по его приказанию и теперь законченного. Она приехала в Кронштадт раньше нас».
Ну тут по классическому сюжету жизнь героини должна подвергнуться угрозе. И точно, так и случилось: «Первая ночь по ее приезде была очень бурной. Ее Императорское Величество, пославшая тотчас по своем прибытии сказать нам, чтобы мы ехали к ней в Кронштадт, подумала, что мы во время этой бури находимся на море; она очень беспокоилась всю ночь, и ей казалось, что какое-то судно, которое было ей видно из ее окон и которое билось на море, могло быть той яхтой, на которой мы должны были переехать по морю. Она прибегла к мощам, которые всегда находились рядом с ее постелью. Она поднесла их к окну и делала ими движения, обратные тем, которые делало боровшееся с бурей судно. Она несколько раз вскрикивала, что мы, наверное, погибнем, что это будет ее вина, потому что недавно она посылала нам выговор, и что мы, вероятно, для засвидетельствования большей готовности, поехали тотчас по прибытии яхты».
Сама высшая Справедливость подвергает жизнь Екатерины угрозе, но и сама же пытается отвести её, прибегая даже к святым мощам. Но оказывается в ход событий вмешивается её величество Случайность, и оказывается что: «Но на самом деле яхта приехала в Ораниенбаум уже после этой бури, так что мы взошли на нее только на следующий день после полудня».
Здесь можно выдохнуть – столько угроз за мелкие шалости обрушивается на главных героев, но все как-то само собой улаживается…
Но главная причина, по которой супруга Наследника до сих пор не принесла последующего наследника  династии Романовых остается неразрешенной! И вот надзирательница,  видимо получившая большой «втык» от императрицы Елизаветы, приступает к решений вопроса. Причем делает это по-житейски незатейливо, сообразуясь с обычаями той эпохи.
«Из Кронштадта каждый вернулся к себе. Императрица поехала в Петергоф, а мы - в Ораниенбаум. Чоглоков просил и получил разрешение поехать в одно из своих имений на месяц. В его отсутствие его супруга очень суетилась из-за того, чтобы буквально исполнять приказания императрицы. Сначала она имела несколько совещаний с камер-лакеем великого князя Брессаном; Брессан нашел в Ораниенбауме хорошенькую вдову одного художника, некую Грот; несколько дней ее уговаривали, насулили не знаю чего, потом сообщили ей, чего от нее хотят и на что она должна согласиться; потом Брессан должен был познакомить великого князя с этой молодой и красивой вдовушкой».
Причем, чтобы понять, что случилось при знакомстве Великого князя Петра Фёдоровича и некой хорошенькой вдовой Грот, Екатерина  обращается за помощью к герою-любовнику, который опять, как ни в чем не бывало, появляется на сцене: «Я хорошо замечала, что Чоглокова была очень занята, но я не знала, чем, когда наконец Сергей Салтыков вернулся из своего добровольного изгнания и сообщил мне приблизительно, в чем дело». Ну, слава Богу, теперь и Великий князь, видимо, готов принять участие в деторождении!
Но комедия продолжается, и герои-любовники  продолжают вовсю потешаться над комическими дураками.
«Наконец, благодаря своим трудам, Чоглокова достигла цели, и, когда она была уверена в успехе, она предупредила императрицу, что все шло согласно ее желаниям. Она рассчитывала на большие награды за свои труды, но в этом отношении она ошиблась, потому что ей ничего не дали; между тем она говорила, что империя ей за это обязана».
Но тут, что в общем-то нарушает законы классической комедии, но вполне простительно «русской», героиня начинает замечать за своим героем некие странности в поведении, на которые она, перенесшая такие треволнения во имя служения своей страсти, видимо совсем не рассчитывала. Судите сами:
«Мне показалось, что Сергей Салтыков стал меньше за мною ухаживать, что он становился невнимательным, подчас фатоватым, надменным и рассеянным; меня это сердило; я говорила ему об этом, он приводил плохие доводы и уверял, что я не понимаю всей ловкости его поведения. Он был прав, потому что я находила его поведение довольно странным». Да как-то совсем не смешно! А вскоре и не до комедии становится:
«Нам велели готовиться к поездке в Москву, что мы и сделали. Мы отправились из Петербурга 14 декабря 1752 года. Сергей Салтыков остался там и приехал лишь через несколько недель после нас. Я отправилась из Петербурга с кое-какими легкими признаками беременности…».
Ну вот же свершилось – Великая княгиня, супруга Наследника престола беременна! Но радость, - впрочем  об этом событии автором написано весьма сухо, -преждевременна:
«Мы ехали очень быстро и днем и ночью; на последней станции эти признаки исчезли при сильных резях. Приехав в Москву и увидев, какой оборот приняли дела, я догадывалась, что могла легко иметь выкидыш». Екатерина,  видимо, потеряла ребенка…
Причем тех близких людей, которые могли оказать ей поддержку, в этот момент рядом не было: Салтыков (не ясно, правда, намеренно или по обстоятельствам) в Москву приехал гораздо позже, а Чоглокова также осталась в столице, т.к. «у нее только что родился ее последний ребенок - дочь; это был седьмой по счету. Когда она встала, она приехала к нам в Москву».
Вот спрашивается, кому доверили вопросы престолонаследия – семейству Чоглоковых, - которые вместо того, чтобы поучать в этом великокняжескую чету, сами нарожали себе детей!
Но, позвольте спросить, а где же Великий князь? Ну он присутствует в местоимении «мы», но ни коем образом не упомянут в связи с интимным состоянием Екатерины.
Наконец,  явились опоздавшие: «Наконец, Чоглокова, оправившись от родов, приехала в Москву, а несколько дней спустя приехал и Сергей Салтыков. Так как Москва очень велика, и все там всегда очень раскидывались, то он воспользовался такой выгодной местностью, чтобы ею прикрыться и притворно или действительно сократить свои частые посещения двора. По правде говоря, я была этим огорчена, однако он мне приводил такие основательные и действительные причины, что, как только я его увижу и поговорю с ним, мое раздумье исчезало».
Да, в словах автора «Записок» явно сквозит раздражение на такое равнодушно-выверенное поведение её возлюбленного, он ею явно манкирует, но при этом приводит вполне убедительные доводы. Мимоходом подведя Екатерину к мысли о необходимости сближения с таким влиятельным человеком, как вице-канцлер Бестужев, Салтыков, воспользовавшись её протекцией,  с легкостью  вошел в доверие к этому царедворцу:
«Старик отлично его принял, отвел его в сторону, говорил с ним о внутренней жизни нашего двора, о глупости Чоглоковых и сказал ему между прочим: "Я знаю, что хотя вы очень к ним близки, но судите о них так же, как я, потому что вы неглупый молодой человек». Он дал лично ему несколько советов, столь же умных, сколь и полезных. Все это очень сблизило его с нами, хотя ни одна живая душа и не знала об этом».
Таким образом, в комедии назревает новая интрига, вовлекающая в себя действующих лиц из первого действия. Согласно законам жанра, второе действие заканчивается  в начале зарождения  этой интриги, что подтверждается  следующей репликой:
«Между тем Чоглокова, вечно занятая своими излюбленными заботами о престолонаследии, однажды отвела меня в сторону и сказала: "Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьезно".

Конец второго действия