Формула любви -Книга I-. Четвертая часть

Мы сидели на облаках, опустив ноги в небо. Синева разливалась под нами, и солнце ярким шаром повисло в зените. Полы ее платья перекатывались волной всякий раз, когда ветер был слишком неосторожен. Отсюда, с высоты, на которую мы забрались, земля предстала перед нами во всем ее великолепии: покрытые снегом вершины гор, уходящих в зеленые долины, геометрически расчерченные поля, черные дороги то идеально прямые, то извивающиеся лентами. По дорогам скользили машины – наполненные сеном грузовики, легковушки, разноцветные минивэны с туристами, трактора. Отсюда они казались игрушечными. Я зажимал их между большим и указательным пальцем и перемещал их по дороге – я был всесилен, я мог управлять ими.

- Где мы?

- Какая разница? – Рождин повернулась ко мне.

- И все же?

- Там же, где и были. Только над всем этим.

- Я уже и забыл, что это такое – подняться вот так высоко.

- Пожалуй, это самое лучшее в этом мире. - Невеста Рождин  рассмеялась. – Я бы многое отдала, если бы мне раньше представилась такая возможность.

Она, прищурив глаза от яркого солнца, приложила ладонь ко лбу и вглядывалась вдаль. Белые облака, раскинувшись неаккуратной бахромой, уходили к необъятному горизонту. Где-то там, далеко, за много километров от нас, серебристый лайнер медленно, словно нехотя, выполз из белого кружева, набирая высоту. Солнце отражалось в его иллюминаторах, множа солнечные блики. Он спешил доставить своих пассажиров, уверенно разрезая стальным носом воздух, в Барселону, Рим, Москву или Нью-Йорк. Выправив курс, он лег на крыло, и стал исчезать вдали, моргая красным маяком.

- Когда самолет поднимается над облаками, в этом есть что-то непреодолимое. Полностью разорвана связь с землей, остается лишь это белое море. – Запрокинув руки за голову, я откинулся на пушистую подушку облака. – Помню свой первый полет – мне было года четыре – и когда мы забрались на такую высоту, лишь тень от лайнера и красный сигнальный маяк отбрасывал свою тень на эти облака. И больше ничего вокруг. Эта голубая бездна, облака и тень, скользившая под нами. Я тогда почувствовал себя очень одиноко. Наверное, впервые в жизни. Не знаю, видел ли меня кто-либо еще в тот момент, но я был совершенно один тогда. Абсолютно. А потом мама накрыла меня теплым пледом и я уснул. А когда проснулся, наш самолет уже стоял на посадочной полосе, и нам надо было идти на выход.

- Жалеешь о том, что проспал свой первый полет?

- Пожалуй, нет. Скорее о том, что не могу его повторить.

- Да ты романтик! – Рождин поправила полы своего платья, которые растрепал ветер.

- Романтик… - Я хотел было возразить, но не стал. – Ну да, пожалуй.

- Дай руку. – Она протянула ладонь ко мне. – Ну, дай, дай.

Я нехотя протянул ей свою, приподнявшись на локте. Она обвила своими пальцами мои.

- Закрой глаза!

Я послушно сделал, как она просила.

Пространство вокруг меня наполнилось гулом самолета, разговорами, шагами стюардесс. И вот передо мной овальное окно иллюминатора. Через него – белоснежное море кучевых облаков и тень самолета, спешащая в точку прибытия. Красный сигнальный маяк на хвосте оставляет следы на белых барханах. Рука сама тянется протереть замёрзший иллюминатор, но маленькие пальчики не справляются.

Сколько мне – три, четыре года? Как я тут оказался? И кто те двое, странного вида, сидящие на облаках? Приветственно машут тяжелой серебристой птице, прокладывающей свой путь в небе. Я огляделся. Пассажиры были заняты своими делами, и даже мама уткнулась в модный журнал, чуть нахмурившись. Я подышал на стекло, пытаясь своим дыханием растопить намёрзший лед. Да вот же они, почти под нами. И еще ближе прижался к стеклу, пытаясь разглядеть их. Он – в джинсах и клетчатой рубашке и она почему-то в красивом белом платье. Странные они.

- Смотри, мама, смотри!

- Что? – она отвлеклась от журнала.

- Смотри, там, на облаках…

Мама перегнулась через меня и стала пристально вглядываться в иллюминатор.

- Что?

- Дядя с тетей!

- Малыш, там никого нет. Тебе показалось.

- Показалось? – Я еще раз прильнул к окну.

- Конечно, показалось. – Она поцеловала меня в щеку. – Не волнуйся. Мы скоро прилетим. Поспи пока. Вот тебе. – Она развернула теплый клетчатый плед. – Накройся.

Я еще раз посмотрел в иллюминатор – бесконечное море облаков на много миль вперед. Показалось?

- Поспи, малыш. – Ласковый голос убаюкивал. – Все будет хорошо. – Она подоткнула края пледа.

Я закрыл глаза и скоро провалился в безмятежный детский сон, и уж, конечно, не видел, как те двое провожают наш самолет, махая ему вслед.

- Ну что, опять не получилось?

- Да. – Я открыл глаза. – Опять я проспал весь полет.

- Ничего интересного. – Она махнула рукой. – Пассажиры болтают, стюардессы возят туда-сюда свои тележки с едой, командир корабля играет в шахматы со вторым пилотом, включив автопилот. Будничная суета, до которой нет интереса маленькому мальчику. Ты ничего не пропустил.

- Пожалуй. – Я зевнул, прикрыв рот ладонью. – И что дальше?

Рождин бросила на меня непонимающий взгляд.

- Я имею ввиду, что дальше, - я поспешил оправдаться. - Куда мы идем?

- Мне кажется, Мигофу был лучшего мнения о тебе. Во всяком случае, мне так показалось.

- Я и сам был лучшего мнения о себе.

Складки ее платья перекатывались волнами от порывов назойливого ветра.

- Ладно, не имеет значения. Еще мне тут твоих угрызений совести не хватало. Ты, надеюсь, не забыл формулу?

- Смеешься? Пожалуй, это будет последнее, что я мог бы забыть.

- Ну что ж, - невеста поправила прическу. – Если ты хочешь закончить все это побыстрее, то надо отправляться. Начинай считать шаги до дома.

Она оттолкнулась и спрыгнула с облака. Восходящие потоки подхватили ее и понесли невесомое тело, с каждой секундой понимая все выше и выше. Я последовал за ней.

* * *

«Нам суждено быть вместе? Задаю себе этот вопрос снова и снова. Почему вообще я спрашиваю об этом? Эта мысль не дает мне покоя вот уже несколько лет. Я всегда возвращаюсь к ней. И, кажется, самый очевидный ответ вот он – на поверхности – «нет». Но я не могу принять его. На самом деле я просто не знаю ответа. Если все начиналось с любви, то и закончиться должно любовью. Я искренне в это верю. В мире, у которого не осталось ни единого шанса, где каждый день как последний, где насилие побеждает только насилие, о любви почти забыли. Нет ее. Не существует. Пропала. Содом и Гоморра поселились в душах, чтобы урвать себе самую сладкую их часть.

И в этом всем, в этой спешке, когда, кажется, все отмерено и выверено до последнего миллиметра, не остается даже секунды, чтобы остановиться и подумать. Просто окинуть взглядом, что творится вокруг. Может быть, эта единственная секунда смогла бы все изменить. Если бы каждый нашел такую секунду в своем плотном графике – одна, две, три, десять, сто, сто миллионов свободных секунд – мир бы пришел в равновесие?

А пока я один. И только у меня есть время. Больше, чем требуется. Даже больше, чем хотелось бы. И вот я стою посреди суматошной толпы, которая так и норовит сбить, унести с потоком: лица, лица, лица – бесконечное множество. Я не знаю никого из них, но, почему-то, все они знают меня. Может быть это знак? Эти странные ощущения ощетинившейся реальности. И я – в роли достопримечательности, с которой просто хотят сфотографироваться и пойти дальше. Селфи на память. В эти моменты я  даже не принадлежу самому себе – сливаюсь с ней, с этой бесконечной толпой. Или словно выступаю в роли памятника – какой-нибудь  статуи Свободы, страдающей от наплыва очередной партии туристов. Я вижу их лица: европейские, с остатками былого лоска, азиатские, с налетом чуждой мне восточной философии, русские или скандинавские – норвежские, датские, шведские – так похожие друг на друга, с неугасаемым блеском в глазах и вечным восторгом, все время пытающиеся объять необъятное. Они все как на ладони. И не разобрать их. Не разобрать и не понять – чего они все хотят? И, по сути, дела им нет до меня, я – лишь только красивая картинка, которая останется на фотографии.

- Эй, подождите! Стойте! – кричу я им отсюда, сверху. - Вообще-то я живой! У меня есть чувства!

Но они меня не слышат. Странная вещь.

Думаю о судьбах мира и совершенно забываю о себе. А ведь мой мир такой же маленький, как и у каждого и них. Я не пытаюсь раздуть его до неимоверных размеров, как мыльный пузырь, он остается таким же, как и был. И в нем куча нерешенных вопросов, которые, я почему-то оставляю «на потом».

Зачем? Зачем мне это все надо? Но тут есть готовый ответ - я пытаюсь занять себя. Занять свое свободное время, чтобы не было пусто и грустно, чтобы не было столь муторно на душе, чтобы тьма не поглотила меня.

Сколько раз я искал ответы на свои вопросы? Сколько раз я их не находил? Мое сознание как рыба в аквариуме, которая ограничена толстыми его стенками. Я не могу существовать и мыслить рационально, пока тебя нет рядом. Именно для этого я все и затеял – так я смогу найти тебя, Диана. Верю, что мои старания не бессмысленны. А если нет… А если нет, то зачем было все это начинать?
И все-таки, нам суждено быть вместе? Ставлю вопросительный знак и жирную точку под ним».

--------------------

Пробуждение было коротким. Но я еще долго не открывал глаза. Диана гладила мои волосы. Ее рука скользила так нежно и чувственно.

- Мммм… - вся тяжесть нашего подъема сейчас навалилась на меня. Болело все – руки, ноги и в придачу ко всему тупая боль в голове. Кажется, сейчас я состоял из миллионов маленьких Саймонов.

Она отдернула руку от неожиданности.

- Успели, - прошептал я. Колющая боль, словно тугой ошейник давила на горло. Я закашлялся. – Успели.

Я открыл глаза. Диана сидела рядом и просто смотрела на меня. Позади нее три сосны – наше удивительное спасение. Их ветки волновались на ветру, склоняясь то в одну, то в другую строну.

- Знаешь, - даже шепот для меня сейчас был непозволительной роскошью. – Знаешь, я никогда не думал, что мы встретимся так. Совсем другое… совсем по-другому это должно было быть. – Кашель, сухой, раздирающий горло, обрывающий на полуслове. – Прости. Не так. Все должно… все должно было быть по-другому.

Она осмелилась протянуть руку и вновь погладить меня по волосам. Кажется, и говорить не надо было ничего.

- Я думала о тебе. Прости.

Я зажал ее ладонь в своей. Немного сильнее, чем надо. Она дернулась, чуть отстранилась.

- Я знаю. Хотел бы знать, что это так.

- Правда. – Она сидела не шелохнувшись. Мокрое платье еще не успело просохнуть и неприлично очерчивало ее фигуру.

В полубеспамятстве, в полузабытьи… Сколько раз я представлял картину нашей прекрасной встречи. Но не так. Совсем не так, как сейчас.

Головокружение прошло. Впервые за долгое время я ощутил прилив сил.

- Подожди... – Я попытался приподняться.

- Не вставай. – Ее ладонь держала мою голову, не давая совершить мне лишних движений. – Постой.

Горячий пульс бился в виске, отмеривая секунды.

- Хорошо, хорошо… Хорошо, – я подался назад. – Я уже неплохо себя чувствую.

Диана придвинулась ближе.

- Вижу. И если бы это было последнее, что я бы увидела в своей жизни, мне бы это не понравилось.

- Шутишь?

Она развела руками.

- Это странно, - Она помедлила. Лазурная синева неба, отражалась в ее глазах, пронося мимо меня тучи сомнений. - Но все, что произошло между нами – не просто след, не просто отпечаток. Ты думаешь, я ничего не поняла?

Не самое лучшее время для объяснений. Глупость. Несравнимая ни с чем глупость.
Боль отступила так же неожиданно. Стало легко дышать. Как будто и не было этого тяжелого подъема. Я смотрел в небо и видел, как над нами раскинулось море. Оно отражалось своей глубиной в каждом миллиметре этой натянутой над головой бездны. Воздушные волны, набегая перьевыми облаками, осторожно прижимались к одному его краю, кажется, боясь потревожить нас.

- Дневник? – Нашел время.

Она утвердительно кивнула головой. «Спасибо, сестренка».

- Там все… - я пытался найти подходящее слово, - очень запутано, сложно. Много чего… - Не было нужных слов, а те, что были, не подходили.

- Я поняла. – Диана все решила коротко.

- Прос…

Она не дала договорить мне, склонилась и прижалась своими губами к моим. Короткий поцелуй. Потом чуть отстранилась, открыла глаза. Ни одного движения, просто смотрела. Я потерялся. Потерялся опять, как тогда, в ее взгляде. Рухнул с высоты, сердце сжалось в комок, не оставляя ни единого шанса. Сделало долгую паузу, потом застучало быстрее, скрадывая секунды. Я обнял ее и повалил на землю.

- Саймон! – Она засмеялась.

- Что?

- Ну, Саймон!

- Замолчи! – Я прижался к ее губам.

Она и не пыталась вырваться, поддавшись ласкам моих рук. Я смотрел на нее, она на меня и в этом мире не было ничего прекраснее.

* * *

Восхваленная Греция, прощай! Мы пересекали континент с неимоверной скоростью. И сколько продолжался этот полет? Предаваясь потокам ветра, окунаясь в белизну облаков, становясь на эти мгновения частью необъятного неба, мы скользили на высоте в десятке километров от земли. Пики гор величественно возвышались под нами. Покрытые шапками снега они продолжали свой неведомый путь сквозь время. Тысячелетние, забытые и оставленные людьми. Разрезали облака и устремлялись ввысь, забыв о своем прошлом. Хмурые и молчащие, освещенные ярким шаром солнца, они плели только ведомый им рисунок, то соединяясь в единую горную гряду, то рассеиваясь на мили вокруг, протыкая своими заостренными зубами облака в самых неожиданных местах. Незаметно мы пересекли море, оставив волнующие буруны на волнах позади. Постепенно пейзаж под нами начал меняться. Запах соленых волн смелся на более свежий – запах трав и растений. Сначала маленькие деревни, чуть больше – поселки, переходящие друг в друга и теряющиеся на местности среди залитых островов зелени. Глубокие колодцы каменных пещер, зияли черными дырами, перемежались с лесами, торчащими вершинами в небо и скрывались в них. Все чаще отростки дорог сменялись широкими магистралями. Скользившие по ним машины суетно двигались, меняя ряды и прибавляя скорости.

Вот он – край сапога, одиноко торчащий каблуком на пересечении вод: Казарано, Галатина, Лечче, Гроталье, Массафра, Фазано и Альтамура – неизвестные названия самых обычных городов для простого обывателя или туриста. Куда им тягаться, например, с Неаполем или Венецией, Римини или Римом. Лишь «жизнь на окраине» их ближайшая перспектива. Нет, не Скифия это, и даже не Парфия. Это гораздо больше – центр Земли. Пуп планеты, хорошо изученный, измученный, изувеченный и нанизанный вселенской рукой на земную ось.

Внизу, под нами, уже хорошо был виден Везувий, торчащий своей неровно обрезанной верхушкой в небо. От него во все стороны разбегались зеленые леса, похоронившие память о людских страданиях и о тех страшных днях, когда он причинил им боль. А дальше, белоснежные деревни с красными крышами на домиках. И как будто не было той Помпеи, почившей под пеплом. Ее каменные улицы-джунгли сейчас лишь развлечение для мимо проходящих туристов, что смотрят на почивший несколько веков назад город сквозь объектив своего фотоаппарата. Что-то стертое веками, но оставшееся в памяти навсегда. Даже представить невозможно, что когда это была устланная пеплом долина. Вон там дом вельможи с колоннами у входа, дороги с колеей для повозок, а там древний амфитеатр, поделенный рядами, уходящими все выше и выше. Обычная жизнь обычных людей была нарушена в тот день, когда проснулся вулкан, похоронив под пеплом историю не одной семьи.

И дальше – Неаполь, уютно расположившийся в бухте Неаполитанского залива. Очевидный его признак – развевающееся на балконах белье – закон или привычка сложившаяся веками. Солнечный город, оставляющий в памяти яркий след. Невысокие здания, глядящие окнами друг в друга, порт в разноцветии кораблей, яхт и лодок, степенно покачивающихся на волнах. Фонари, взрывающиеся фонтанами вверх, узкие улочки и розовые цветы сакуры на тротуарах. Конечно, я не мог не узнать его даже много лет спустя. Может быть, именно в этом городе стоит искать все счастье Земли?

Роджин указала рукой куда-то вниз, и мы начали стремительное снижение. Ветер свистел в ушах. Так странно, но вот уже мы стоим на брусчатке, опоясывающей старинное здание церкви Святого Франциска, обрамленное огромными крыльями колоннады, изогнутой полукругом. Мальчишки гоняют мяч, то и дело норовя попасть им в памятник перед зданием. Туристов не очень много, их почти нет, только одинокая группа, возглавляемая бородачом в полосатой рубашке, проходит мимо. Странная картина – невеста в белом платье, а я рядом – типичный американец в клетчатой рубашке и джинсах, пытающийся понять Европу.

- Не тушуйся. – Рождин взяла меня за руку. – Они нас не видят. Забыл?

И действительно – все взгляды мимо. Они рассматривают очередную достопримечательность.

- Иван, - слышен голос из толпы, - Площадь Плесцибито?

- Плебисцита, - уверенный голос, которому сто раз задавали подобный вопрос. – Плебисцита. Площадь Референдумов – сердце Неаполя.

За пару месяцев пребывания в Греции совсем забыл о том, что моя реальность слишком сильно граничит с этой, настоящей. Я могу их видеть, они меня – нет.

- Смотри. – Рождин подняла руку и щелкнула пальцами. Все растворилось, исчезло. Мы стояли посередине абсолютно безлюдной площади. Кажется, даже звуки все стихли.

- Что ты сделала?

- Вот оно – твое настоящее. Серединный мир не подразумевает живых. – Она улыбнулась. – Тебе нравится?

- Нет. Совсем нет. – Я поспешил с ответом. – Верни их.

- Ну, если ты так хочешь… - Она опять щелкнула пальцами. В ту же секунду вернулось все, и даже резиновый мяч, стремительно приближающийся к моему лицу с чьей-то неловкой подачи. Я инстинктивно пригнулся. Рождин рассмеялась. Ох, как неловок я был, он бы мог снести мне полбашки.

- Ты все еще слишком живой для этого мира. – Улыбка или ее намек.

- Привычка. – Я оскалил все тридцать два зуба.

- Пойдем с ними? – Рождин кивнула на туристическую группу, почти скрывшуюся за поворотом.

- Зачем?

- Бесплатная экскурсия. Или ты не хочешь?

- Это им я должен рассказать про Формулу?

- Нет, просто прогуляемся.

- Просто прогуляемся?!

- Да, а что? Смотри, какая погода.

- А что мы еще можем сделать «просто»? Просто прогуляться, просто посмотреть на закат, просто выпить вина в ближайшей пиццерии… как долго мы будем делать что-то «просто»?

- Тебе нужен смысл?

- Нет, мне нужен ответ. – Я вдруг взвился на нее, раздражение полготило меня. – Как долго мы будем шляться здесь, забыв обо всем? Иногда я понимаю, как сильно хочу домой!.. Туда, где меня никто не ждет. К своему одиночеству.

- Успокойся. Хочешь быть еще более мертвым среди живых?

- Да ладно. – Я махнул рукой. – Меня никто не ждет там, но и здесь тоже. Что мне во всем этом?..

- Мигофу…

- Опять Мигофу. Всякий раз я слышу его имя. Как горькая таблетка. Гомеопат для моей души. – Мне хотелось выплеснуть всю злость, скопившуюся внутри. – Провидец, предсказатель, пророк? Кто еще? Мы ходим, летаем, передвигаемся от одного места до другого, из точки А в точку Б, как в школьной задаче. Ради чего? Я пока не вижу в этом никакого смысла. Ваша мифическая Формула любви, которая однажды приснилась мне… Я был бы рад, если бы она приснилась бы кому-нибудь другому, тогда бы я не оказался в таком положении. Мы два месяца проторчали в Греции. Зачем?

- Пффф… Думаешь, что та авария была следствием? – Она нахмурила брови. – А если именно она была причиной. Причиной тому, что ты все еще здесь. Все могло закончиться совсем по-другому. И ни Себастьен, ни я… Вообщем, эпитафией на твоей могильной плите могли бы стать слова: «Он был никем. Он никому не нужен». - Меня кольнули эти ее слова. – Конечно, если бы вообще было кому поставить памятник. Ты скажешь, что я все усложняю, но было бы все примерно так. Этого ты хотел?
Я опустился на брусчатку, обхватив голову руками. Она была права, и надо было это признать.

- Ну почему же… Неудачник!

- Нет. – Она подошла ближе. – Нет, нет, нет. Неудачник похоронен в той могиле с отвратительной посмертной надписью. Кажется, тебе еще повезло. У каждой монеты есть две стороны. Вставай. – Она протянула мне руку. – Вставай!

Я отмахнулся от нее и попытался подняться.

Как. Я. Устал.

Руки не слушались, холодная брусчатка оставляла на пальцах следы. И все же мне удалось подняться на ноги, не с первой попытки. Меня шатало от усталости.

- Ты плохо выглядишь.

Я взглянул на Рождин.

- Нууу, не так плохо, как мог бы… - Она прервалась на полуслове. – Ладно, не сердись. Оставим в покое твое душевное равновесие. Если ты не хочешь экскурсию, то у нас есть дела поважнее.

- Мы пойдем или полетим?

* * *

«Насколько правильно я оцениваю свое одиночество, и все что сейчас происходит со мной? Порой мне кажется, что я лишь тень, незримая тень – лишь отражение той живой жизни, что бьется вокруг меня.

Сегодня видел соседку Тати – она разгребала сухие листья, нападавшие с деревьев, около своего дома. Там же резвились ее дети – Фред и Калиста, кажется. Собирали в охапку листья из только что собранной кучи и подкидывали в воздух. Их смех разносился далеко по улице. Тати сердилась на них, что-то кричала. Но вновь с незаметной улыбкой собирала листья в кучу. И все повторялось.

Я смотрел на это из своего окна и понимал, насколько мне этого не хватает. Вот этого – таких простых вещей. Я бы тоже мог быть отличным отцом, мне кажется. Но только моя проблема в том, что ничего не меняется. Ничего не меняется день ото дня. Ничего не происходит. Я ухожу все глубже и глубже в свое одиночество. Со стороны может показаться, что я даже наслаждаюсь им. Хотя это не так. Тогда зачем? И на этот вопрос я не могу найти ответа, как и на многие другие.

Я стараюсь, я пытаюсь, я что-то делаю. Но ведь перед самим собой я прекрасно понимаю, что этого мало. Мало всего того, что я вообще делаю. Это движение вверх или вниз, или я просто монотонно двигаюсь все ближе к дате своей смерти? Ничего не происходит. Вообще ничего! И никто мне не укажет на это по той простой причине, что никого нет рядом. Ты знаешь это, Диана. Но только по-настоящему одинокий человек не может этого понять.

Хоть на секунду, хоть на миг, если бы я четко осознавал свою суть, свои стремления, свою чертову цель в жизни, наконец… Ведь когда-то ею была ты. И все было совсем по-другому. Это наказание мне.

О, да, вот это я действительно осознаю! Я сам сделал свой мир таким – запер себя в четырех стенах и дал обет. Даже никого просить не пришлось. Я все сделал сам. Вот этими вот руками и мыслями. А теперь, словно рак-отшельник ищу правильную дорогу, которая выведет меня в рай обетованный, понимая со временем, что на самом деле дороги такой не существует вовсе. Только в моем разгоряченном воображении, где есть все, но нет самого главного – нет тебя. Ты – моя нить Ариадны, которая может вывести к свету из темного лабиринта. Ты – моя последняя надежда в этом шторме сомнений и волн девятибального шторма. Без тебя я не справлюсь. Без тебя я – не я. Оставленный и забытый, выброшенный на пустынный берег Робинзон Крузо.

Впрочем, куда уж мне до того книжного Крузо – его одиночество хотя бы разбавлял попугай и Пятница. У меня все сложнее. И если так пойдет дальше, то и зарубки на моем письменном столе вряд ли мне помогут. Мой остров безлюден… безлюден абсолютно - гранит, камни и скалы – вот что находится в его основе. Даже травы нет, даже хилого цветка, с которым можно было бы поговорить. Вот он – мой ад на Земле. Во всей красе и величии! И другого такого не найти. Он великолепен, потому что я сам построил его – сам заложил фундамент, возвел стены и запер себя внутри, чтобы навечно остаться здесь. Красиво, правда?

Надеюсь, ты понимаешь, о чем я здесь говорю. Все время спрашиваю себя, не пора ли мне уже признать, что я был не прав? Сто раз думал об этом, и не пришел ни к чему».

--------------------

Мы стояли на вершине горы. Позади нас, закрывая путь в долину, словно непреодолимая зеленая стена, сосны помахивали ветками, наклоняя свои верхушки от неожиданных порывов ветра. Было зябко. Но осознавая весь столь утомительный путь наверх, это казалось сущей ерундой.

Солнце ярко светило, опрокидываясь вниз ослепляющими лучами. Перед нами раскинулся океан. Его волны с шумом разбивались о подножие горы. Где-то вдали горизонт сливался с небом, и блики вздрагивающей ряби резво скакали солнечными зайчиками у ног.

- Так бывает только в кино.

- Что? – Я был невнимателен.

- Так бывает только в кино. – Повторила Диана. – Ну, все это – гроза, та громадина, наше спасение среди сосен.

- Так бывает. Страшно, но бывает.

Она рассмеялась.

- Это ты! Это опять ты!

- Мне кажется, наша встреча должна была быть другой и при других обстоятельствах.

- Да, ты уже говорил об этом. – Она прижалась ко мне, положив руки на плечи. Уткнулась в мое плечо и просто молчала. Ветер приподнимал ее волосы, играл с полами ее платья. Годы разлуки… и как будто это было вчера – ее исчезающий за поворотом плащ. Время стирает детали, делает несущественными. Но делает важным то, что остается в памяти навсегда. Пазл становится крупнее, становится проще подбирать рисунок. Вот он я, вот – она, и все, что было между нисходит до несуществующих значений. Так проще – забыть.

- Я вспоминала о тебе.

- А я не забывал.

- Я знаю.

Слепящее солнце, или просто слезы. Как должно было быть или как могло бы. Что это – сон во сне или обманчивые происки комы, в которой я до сих пор нахожусь?

- Где мы? – Она повернула голову, не отпуская объятий.

- Океан. Тихий или Атлантический.

Ветер сменился. Волны умерили свой бег и с тихим шумом набегали на остроносые камни у подножия горы.

- Знаешь, я никогда не видела океан. Вот так, чтобы далеко-далеко. Странно. – Она почесала свой нос о мое плечо. – Знаешь, все это странно. Прости меня за то, что тебе пришлось тащить меня там, на камнях.

- Замолчи. Я бы не оставил тебя.

- Саймон... – Она замолчала на несколько мгновений. – Если бы у меня была бы другая жизнь, я бы прожила ее с тобой. – Откровение беспамятства.

- Ты преувеличиваешь.

- Нет.

Если бы можно было продлить эти мгновения, если бы можно было предаться своим чувствам и полностью отдаться этому круговороту событий. Вот так запросто, не раздумывая ни секунды, пожалуй, я бы так и сделал. Прямо вот здесь и сейчас. И к черту сомнения, к черту все эти десять лет, которые я не жил без нее.

- Всю, без остатка? – Я пальцами перебирал копну ее волос. – Не  смотря ни на что?

- Да. – Она была абсолютно уверенна.

Почему же только во сне можно быть искренним? Разочарование настигнет утром. Событие за событием, которое порождает за собой шлейф историй, воздвигнутых друг на друга, как башня из кубиков – слишком не устойчива к движениям неосторожной детской руки. Я бы и сам был не прочь разобраться в этом. Но все это нагромождение пока еще слишком сложно для меня. Диана – вот она, рядом, здесь. И это единственное, во что я верю сейчас.

- Ничего не изменится. Ничего и не должно меняться. – Мой сон, который не приснился. Я еще крепче обнял ее.

Лоскутное одеяло трепещущих волн разливалось до самого горизонта, где голубая ткань незаметно сливалась с небом, очерчивая еле заметным глазу полукругом. Там, в величии и свободе бескрайнего океана пропадали все мои мысли, и лишь тихий его шепот сливался с окутавшей нас тишиной. Мы словно застыли в безвременьи. И даже сосны за нашими спинами прекратили свой негромкий шелест. Все замерло. И эти секунды, которые могли бы показаться мне вечностью, тоже замедлили свой ход. Бились в моей голове церковными колоколами, пытаясь настигнуть свое опоздание. Раз, два, три, четыре, пять. Я считал их, боясь упустить хотя бы одну. Они разливались в моей голове бесконечным звоном.

Так бы и остаться здесь навечно, навсегда. Вот так застыв, как каменные идолы, молча внимая этому ветру и волнам, спешащим разбиться об острые камни, растущие прямо из воды. Век их краток – рождаясь в глубине, вздымаясь к солнечным лучам, находят свою погибель у гранитных волнорезов.

- Я не знаю, как я жила без тебя.

- Без меня. – Я улыбнулся. – А я без тебя. Зачем?

* * *

Мы остановились в небольшом отеле. Насколько небольшом, что даже на его входной двери не было никакой надписи – только табличка с адресом.

- Ты говоришь на итальянском?

- Итальянский, испанский, русский, - Рождин загибала пальцы, - португальский, немецкий, французский, польский, албанский, греческий. Какие еще языки тебя интересуют?

- Ты знаешь их все?

- У меня было много времени. Ты и сам уже понял, как тут скучно.

- Да уж, весельем это не назовешь.

Я потянул тяжелую дверь, и мы вошли в здание. В лобби была пара зеркал и детские картинки на стенах, заключенные в багеты без изыска, не претендующие высокий художественный стиль. Большая деревянная лестница вдоль дальней стены вела на второй этаж.

- Мило. – Рождин оглянулась вокруг. – Грубовато, но мило. Наверное, нам туда, - она кивнула на лестницу.

- Угу.

Мы поднялись наверх по скрипучим ступеням и оказались в длинном коридоре, который оканчивался дверью с надписью «Reception».

- Бегом! Кто первый? – Невеста приподняла полы платья и побежала. Я, приняв ее игру, помчался за ней.

Гулким эхом раздавались наши шаги в коридоре, отражаясь от стен. Меня настигло дежа вю – длинный коридор, тлеющие факелы и дверь, преграждающая выход из темного лабиринта. Это продолжалось мгновение.

- Подожди. Тссс. – Она приложила палец к губам.

Я даже не заметил, как мы оказались у дубовой двери с табличкой.
Рождин аккуратно постучала.

- Si, - раздался голос.

Невеста открыла дверь. Брюнетка за стойкой подняла голову и внимательно рассматривала нас.

Комнатка персонала больше походила на гнездо кукушки – слишком маленькая и слишком захламленная. Шкаф с открытыми створками намекал о царящем в нем беспорядке. Стол был завален разноцветными стикерами с надписями. Их было так много, что некоторые из них даже висели на стене.

- Не обращайте внимания, - махнула она рукой, перехватив мой взгляд. – Творческий беспорядок.

- Мы бронировали номер. – Невеста лихо перешла неапольский акцент. Почему я его знаю? – Ээээ, Анна. – Ее имя было отпечатано на бейдже.

- Вы - молодожены? – Администратор взмахнула головой.

Я замялся.

- Да, еще вчера в Вегасе кольцами обменялись. – Непринужденно рассмеялась Роджин и показала левую руку, на которой блестело золотое кольцо.

- В Вегасе? – То ли удивилась, то ли смутилась она.

- В Вегасе! – Улыбка не сходила с ее лица. – Элвис Пресли тоже там был, венчал нас. Потом мы сели в самолет и вот мы здесь. Да, любимый? – Она повернулась ко мне и подмигнула. Я закивал головой.

- Спасибо, что  выбрали нас! – Итальянка улыбнулась. Но, кажется, она даже не шутила. – Ваш номер двести пять – прямо по коридору, третья дверь налево. – Она что-то лихо отпечатала на клавиатуре, загудел принтер.

- Хорошо! – Невеста положила на стойку пару десяток и забрала ключи со стойки. – Идем, котик!

А я и сам был рад выбраться из этого бардака. Меня не надо было уговаривать дважды.

- Желаю вам хорошо провести время в нашем отеле. – Обязательные слова напоследок и Анна вновь уткнулась в монитор.

- Идем. – Невеста подтолкнула меня.

Мы вышли в коридор, кажется, здесь даже воздух свежее. В открытые окна доносился шум улицы и стук мяча на спортивной площадке по соседству. Далекий трамвай приветствовал нас двойной звонкой трелью.

- Это… это вон там. – Я указал рукой. - Кстати, что это за фокус с кольцом?

- Каким кольцом? – Рождин подняла левую руку и с недоумением ее пристально разглядывала. Потом рассмеялась, глядя на меня. – А ведь многие до сих пор верят, что Элвис жив.

На город опустился закат, и солнце ярким шаром закатывалось в окна, оставляя на стенах ровные оранжевые квадраты, геометрически правильно расчерчивая их. Теплый ветер приносил освежающий запах волн Неаполитанского залива. Я задержался у раскрытого окна. Слишком обманчив вечер в этих широтах – не успеешь оглянуться как темнота ночи, убаюкивая ласковой тьмой, заполнит собой, проберется во все щели и накроет черным покрывалом.

Приложив ладонь ко лбу, и прищурившись, я пытался было рассмотреть всю красоту уходящего дня, но все это великолепие скрывали крыши соседних домов и отблески стекол солнечными зайчиками больно били в глаза. Солнце неумолимо скатывалось в прибрежные воды. Лишь верхушка Везувия темной тенью над всем этим возносилась к бегущим по небу облакам, то исчезая, то появляясь вновь.

- Идем! – Рождин дернула меня за руку.

Вперед по коридору и вот табличка с номером «205» перед нами. Невеста провела карточкой, раздался звук и дверь открылась.

Первое впечатление бывает ошибочным, но не в этот раз. После комнаты персонала номер показался мне огромным – студия, почти половина которой занимала кухня с круглым обеденным столом. И, отделенная высокими книжными стеллажами до потолка, на которых притаился старый квадратный телевизор, спальня с большой кроватью.

- Я правда не понимаю, как это происходит?

- Ты о чем?

- У меня много вопросов. И один из них: почему серединный мир так близко соприкасается с реальным? Мы можем летать как ангелы, но ты платишь за номер в реальном отеле реальными деньгами.

- Странно, да?

Я пожал плечами. Рождин приложила палец к моим губам.

- Значит, ты начал кое-что понимать.

Она завалилась на кровать и щелкнула пультом от телевизора.

- Понимать?.. Что?

Голос диктора прервал мои мысли. Итальянская речь слишком не приспособлена для нормального человека. Не знаю, может быть, кто-то думает иначе.

- Я так устала. – Рождин растянулась на кровати. – Знаешь что, слишком много вопросов. Иди ко мне или иди к черту! – Она протянула ко мне руки, вытянула губы в поцелуе и замерла на мгновение.  О! Как она была соблазнительна даже в этом потрепавшемся платье с налетом дорожной пыли.

- Что, даже не поможешь снять корсет? – Она усмехнулась. – Он так жмет… - Я махнул рукой. - Ну и  ладно. К чему весь этот цирк! Погаси свет.

Я нажал кнопку пульта, и номер погрузился в вечерний полумрак. Узкая розовая полоска среди облаков – след ушедшего на покой солнца – быстро сошла на нет. И только с улицы раздавались случайные крики, и моторы проезжающих мимо машин пытались прорваться в наше тихое пристанище.

* * *

«А ведь это было мое решение. Мое и только мое. Я не говорил об этом никому и, надеюсь, что для тебя это тоже станет сюрпризом. Я, кажется, все переосмыслил, был честен сам собой настолько, насколько это было вообще возможно.

В какой-то момент я даже думал, что схожу с ума, стал одержим тобой. Хотя это странно – все  давно позади, но как будто прошлого никогда и не было. Как будто ты и все, что связано с тобой – это мое настоящее. Словно ты только что закрыла дверь, а я уже скучаю по тебе. Знаешь, Диана, всякий раз, когда я закрываю глаза, вижу тебя. Я практически не могу спать, меня преследует твой образ, как призрак, как самая навязчивая и приставучая мысль.

Вся та жизнь, которой я жил – она неправильная, ненастоящая. Это не жизнь, это призрак жизни. Той, которой никогда и не было. Возможно, это могло бы быть моей последней мыслью. Но всякий раз, возвращаясь к тебе, мыслями своими всякий раз вспоминая, что это не так серьезно и не столь существенно, как мне всегда казалось, я понимаю, что это не тот путь, который я бы мог выбрать. Все совсем по-другому: время укрыло пеленой, размыло детали. Простишь ли ты меня, если я вдруг появлюсь на пороге твоего дома? Вот так, без звонков и приветов, неожиданно спустя много лет и ничего не зная о тебе той, какая ты сейчас есть.

Я раскопал рисунок – твой старый рисунок – мой портрет, правда, мало похожий на меня. Но с душой и явным старанием. Я посмотрел на него и понял, что тут есть все - наше стремление сделать что-то… что-то интересное, необычное, твоя душа, а самое главное - счастье. Почему именно сейчас я думаю об этом? Не вчера, не год назад или тогда, когда ты нарисовала меня столь непохожим. Случайная мысль?.. или именно из этих частичек счастья и создается наша жизнь, как из пазла. Одно соединяется с другим, ровно укладываясь в намечающийся рисунок.

А может быть, тогда все и не зря. Может быть, это намек? И, разбирая старые бумаги, он не просто так попался мне на глаза – минута слабости? Или наоборот, - я готов к новым испытаниям, уготованным мне судьбой?

Знаешь, я опять размышлял над этим всю ночь. А потом уставший, с красными глазами, внимал движению улицы через окно. Просто стоял, замерев, как статуя, и думал, что так и надо. Так и надо – эти машины, которые пролетают мимо моего дома, школьники, которые ждут своего желтого автобуса, парочки, которые держась за руки, не спеша, бредут куда-то. Я стоял и думал, что если соединить их вместе, то пазл сложится и получится полная картина жизни. Жизни, в которой я никогда и не был, и даже не мог быть – тот самый лишний элемент из другого набора, случайно брошенный в коробку невнимательным укладчиком. Такая мелочь, которая рушит весь стройный ряд. Создает определенные неудобства по время игры.

Посмотри… посмотри кем я стал, что случилось со мной. Сколько это может продолжаться еще? Все, что я делаю, все, что я творю с самим собой, ни на минуту не приближает меня к счастью. Я бы и сам был бы рад… рад был бы признаться себе, что все это – лишь порождение моих внутренних демонов. Пытаюсь их гнать прочь от себя, но они слишком сильны. Все еще сильны. Отдаляют меня от прекрасного, затмевая все уголки моего сознания.

А, может, дело совсем не в них, и это я сам? Все, что есть во мне. Все, что я еще не познал окончательно. Конечно! Ведь это именно так! – я сам осознанно остался в стороне, это я сам себя загнал в эту ловушку, из которой теперь отчаянно ищу выход, каждый раз натыкаясь на стены. Они словно глинобитного кирпича, и только на первый взгляд кажутся крепкими. Немного усилий, немного терпения, немного работы над собой. Это лишь малая толика для того, чтобы вновь обрести тебя, Диана. Я знаю, я уверен в этом».

--------------------

Потом мы просто стояли и смотрели на этот океан, прижавшись друг к другу, как два очумелых школяра. Волны бились о камни, солнце уходило в вечность, и не было, пожалуй, ни единой души, столь понятной друг другу.

Сосновые ветви, медленно качаясь, перешептывались друг с другом. Мне казалось, что они говорят сейчас он нас – о тех странных людях, что возникли из ниоткуда. А, может быть, именно нас они и ждали здесь долгие годы одиночества?

Откуда эта навязчивая мысль принимать желаемое за действительное? Может и нет никакого шепота, лучезарного солнца, скатывающегося в закат, шума набегающих на скалы бурунов… Нет. Не может быть такого. Все рационально. И все, что есть вокруг – оно существует. Нельзя не поддаться этой заманчивой мысли.

Ветер приносил с собой крики чаек, далекий скрип мачт, стоящих на рейде кораблей где-то за горизонтом, рассыпающийся на осколки плеск волн. Окруженные этими волшебными звуками, мы ловили эти искры беспредельного счастья, окутавшего нас своим прозрачным дыханием. Даже если бы это продолжалось вечность, все равно этого было бы слишком мало. Мало, а потому неправильно.

- В конце концов, - я нарушил это безмолвие, - этого могло бы и не случиться.

- Ммм?

- Ну, все это. – Я повел головой. – Мы, кажется, оказались в подходящее время в подходящем месте.

- Обычно бывает все наоборот.

Нельзя заигрывать с Вселенной. Она все слышит и не устает напоминать об этом. Неосторожно сказанные слова превращаются в невидимые сигналы, и огненными метеоритами удаляются прочь, теряясь в долинах черного космоса. Эй, кто там? Вы слышите меня?

Земля задрожала под ногами. Сначала мелкая, почти незаметная дрожь стала усиливаться. Это было столь неожиданно, что мы чуть не свалились на траву, забыв о законах земного притяжения.

Я еще крепче сжал Диану в свои объятиях, боясь хоть на мгновение отпустить ее. Потерять еще раз? Куда уж там!

Она подняла голову и посмотрела на меня, поймав мой растерянный взгляд. Мы замерли. Что происходит?

Склон горы начал осыпаться камнями – мелкий гравий перемещался с места на место, более крупные камни, не удержав равновесия, полетели в бездну. Гору трясло, она раскачивалась из стороны в сторону с каждой минутой все сильнее. Удержаться бы на ногах.

Волны отступили, и из глубин океана поднялся гул. Он охватывал собой все и вся. Он медленно поднимался по склону, пугая безмолвные камни. Гора подалась под его безысходным напором. Гранит крошился как пенопласт, раскалываясь на бесконечное множество частей. Его сила нарастала с каждой секундой. Легкий шепот ветра болезненно бил по ушам, превратившись в заунывный гул. Океан выдохнул. Вода ушла, обнажив морское дно, где в зарослях водорослей теперь бились рыбы в предсмертной агонии.

Треск и грохот вокруг слились в едином звуке. Шаг назад, еще один. Земля пошла неровными трещинами, ломаясь, как яблочный пирог. Камни с грохотом осыпались в воду. Только что голубые волны окрасились в грязно-серый цвет, накатывая одна за другой и поднимаясь все выше и выше. Вихри торнадо кружили, черной воронкой затмевая голубо-прозрачное небо. Буря затмила горизонт.

Выбравшись из одной передряги, сразу же попали в другую?

- К соснам. Туда! – Я не сразу услышал голос Дианы сквозь оглушающий шум. – Туда! – Она указывала рукой в направлении деревьев. Странно, когда все вокруг рушилось, низвергалось в бездну, стирая память о себе, они стояли не шелохнувшись. Спасительный оазис среди безраздельного и бесконечного ада. Спокойствие среди невзгод.

Мысли были хаотичны, перепрыгивали с одной на другую, ломая стройный ряд. Но среди них была одна: путь к спасению – путь к соснам.

- Скорее! – Я сжал ее руку в своей, и мы побежали…

Сколько там было – несколько метров? Пять, десять, пятнадцать – мы преодолевали их с неимоверно медленной скоростью. Каждый шаг давался с трудом. Кажется, позади с грохотом обрушилась часть горы, ухнула и осела вниз. Как вовремя!

Улитки на склоне. Мы все время движемся назад, не оставляя шанса продвинуться вперед, туда, где наконец-то мы останемся наедине. Может так и надо? Или природа сама подводит нас к этой неизбежности.

Но вот они – совсем близко. Еще чуть-чуть. Шаг, другой. И вот мы уже под укрытием остроигольных сосен. Обнимаем их стволы, зажмурившись, как будто это может помочь избежать глумящегося вокруг нас светопреставления.

Край обрыва теперь совсем рядом. Какие-то сантиметры отделяют нас от него. Остаться под соснами или сгинуть в бесконечности вод такого же бесконечного океана?..

Я считал секунды, боясь обнаружить пустоту под ногами. «Если сейчас все будет хорошо, то и потом все будет хорошо», - искрой промелькнула неожиданная мысль. Двадцать восемь-двадцать девять-тридцать.

Все стихло так же неожиданно, как началось.

* * *

Здесь быстро  темнеет. Солнце скатывается за горизонт, и теплый вечер, перемешанный с запахами из марины, оседает на город. Странный и удивительно нежный Неаполь. Я и сам был бы рад погрузиться под ласкающее одеяло, но сон не шел.  Я еще какое-то время ворочался, гоня от себя назойливые мысли. Кажется, Рождин уже спала – ее ровное дыхание наполняло комнату спокойствием. Я тихо выбрался из-под одеяла, заставив дубовую кровать тонко поскрипывать. Но нет, она не проснулась. Лишь только шумно заворочавшись, перевернулась на бок.

Натянув штаны и накинув на плечи рубашку, я вышел из номера, тихо прикрыв за собою дверь. Гостиница была погружена во мрак. Вместо оранжевых картин уходящего солнца, теперь холодный свет луны расчерчивал стены ровными прямоугольниками. Мои шаги гулким эхом отражались от стен, хотя я и так пытался двигаться как можно тише. За дверью ресепшн все еще горел свет, пробиваясь узкой полоской в щель между полом. Видимо, Анна еще не спала, зарывшись в глубоких дебрях сети. Лишние вопросы мне тоже ни к чему.

Я тихо спустился по лестнице, держась за старые перила. И вот я опять в лобби, украшенном детскими рисунками.

Я никогда не бывал в ночном Неаполе. Таинственный город, украшенный огнями ночных балюстрад, манил. Улица встретила меня тишиной. Странное дело – наполненный шумом днем, ночью Неаполь предстал передо мной совсем другим сейчас. Как будто и не было всех этих голосов, пробивающихся сквозь щели окон, сигналов мимолетных машин. Как будто город стал неподвластен себе, окунувшись во тьму ночи. Двугорбый Везувий, накрывший своей тенью пригороды, тяжело возвышался над крышами.
Если бы не обо мне сейчас. Если бы все совсем по-другому… Но  об этом можно только мечтать.

Я не спешил, проходя мимо спящих домов. Какой сегодня день – вторник, суббота, или, может быть, четверг? Я уже не помнил, я запутался совершенно. Это так странно – находиться в безвременьи. Бредя мимо темных окон, я пытался понять, где та самая грань, которая разделяет серединный мир с реальностью.

Витрины больших магазинов, мимо которых я проходил, давно приглушили свой свет. Они роняли на мостовую серый отблеск стекол. Светофоры-фонтаны мигали желтым, пропуская мимо себя запоздавшие авто. Их фары рассеивали окружающее пространство, на секунду освещая своим светом. Я даже не заметил, как далеко от гостиницы оказался. Квадратные дома, похожие друг на друга как близнецы-братья окружали меня.

Погруженный в свои мысли я продолжал свой путь, печатая ногами асфальт. Тут и там, словно призрачные тени скользили одинокие прохожие. В этот ночной час город спал: закрытые жалюзями окна, желтый свет фонарей, перемигивающихся друг с другом, простыни-привидения на балконах то и дело подхватывали ритм скользящего соленого бриза. Город был погружен в тайну.

Но, кажется, я где-то свернул не туда. Направляясь прямо к порту, как я думал, шел совершенно в другую сторону, удаляясь от него с каждой минутой.
Склонив голову и рассматривая брусчатку под ногами, я вдруг очнулся от какого-то неаккуратного постороннего звука, нарушившего стройный ход моих мыслей.

- Псст.

Я прислушался. Нет, не послышалось.

- Псст.

Прямо передо мной приоткрытая железная дверь кованых ворот, ведущая куда-то в глубину дома, из-за которой выглядывал человек.

- Псст. – Он приложил палец к губам. Взъерошенные волосы, остро отточенная бородка, фонарик в руке.

Я заслонился от луча, который бил мне прямо в глаза. Незнакомец призывно махнул рукой, приглашая войти. Поддавшись внутреннему голосу, я подошел ближе.

- Крайне неприлично с моей стороны, но прошу вас войти. – Он замер, в ожидании моего ответа. Я кивнул.

Дверь открылась шире и я, сделав шаг, оказался в длинном проходе. Там, в глубине виднелись раскидистые ветви то ли акации, то ли сливы – в темноте не разглядеть - они тяжело склонялись, преграждая путь в очерченный стенами внутренний двор.

Луна бросала свой матовый свет сквозь решетку ворот, оставляя на стене следы.
Незнакомец как будто разглядывал меня еще какое-то время, прищурив глаза.

- Я знаю кто ты. – Наконец произнес он.

Я удивленно повел бровью.

- Да, да. – Его странный высокий голос совершенно не сочетался с его внешностью. – Саймон, не так ли?

Я кивнул.

- Ну вот, значит, я не ошибся. Да и вряд ли мог. В серединном мире не так много вас таких.

- Таких? – Я был крайне удивлен. Отчасти из-за того, что кроме Себастьена, Адель, Рождин и остальных, с кем мне приходилось встречаться, не было никого случайного. Я понял это только сейчас. – Каких таких?

- Может, ты думаешь, что ты вот так вот вышел из гостиницы и прямиком попал сюда?

- Я вышел прогуляться. - Я пожал плечами. Странный разговор с первым встречным.

- А она тебя там ждет.

- Кто ждет?

- Невеста твоя. Рождин.

- Она не моя невеста. – К чему эти пересуды. – Когда я уходил, она спала.

- Кажется. – Он перешел на шепот. – Это только кажется… - Двусмысленно произнес он.

- Хмм. Она не давала мне повода.

- Утешай, утешай себя этой мыслью. Как она бедная там одна, а ты тут, среди ночного малознакомого города?

Мне не нравился его тон, и это шипение, больше похожее на змеиное…

- Что тебе надо? – Я сделал шаг назад.

Он поднял руку в попытке задержать меня.

- Подожди, подожди. – Он сменил тон на более благожелательный. – А Себастьен и Адель? Ты еще не забыл?

- Ты… Что ты знаешь про них?

- Мне ли не знать. – Он криво усмехнулся. – Меня зовут Номед – можно еще прибавить ибн Ахмед. Я – друг Себастьена.

- Друг Себастьена? Ибн Ахмед? – Он и вправду походил на араба. Вытянутый овал лица, пожалуй, даже слишком, большой острый нос, почти клюющий верхнюю губу. – Он никогда не рассказывал мне про тебя.

- Да, Номед. Такое странное арабское имя. Но не обращай внимания. – Он замолчал на секунду, будто задумался. – Мне надо передать послание от моего друга. – Это связано с формулой.

- Формулой? – Я сразу понял, о чем он говорит. – Моей Формулой?

- Да, да. Той самой Формулой любви. – Он облокотился на стену. – Так странно.

- Но почему здесь, почему сейчас? – «Странно» - не то слово.

- А почему нет? Он просто сказал, что ты будешь именно здесь в это время.

- А, Себастьен. Но откуда… - Мелькнула мысль. - Впрочем, почему нет?

- Да, почему бы и нет? - Он улыбнулся. – Ангелы, конечно, охраняют твой сон, но в нем есть место и демонам, если ты понимаешь, о чем я.

Более чем. Более чем, понимал я это! Не я ли сражался с огненной бараньей головой, богомолом, минотавром, наконец? И он заставил меня вспомнить это.

- Возможно. – Я пытался казаться быть спокойным, но внутри меня уже билась еле заметная тревога. – Но… но как это все связано сейчас со мной?

- Да, - Продолжал он, как будто и не заметив моих слов, - тот самый уголок сознания, который так прячется и подавляется внутри. – Он был слишком уверен в своих словах. – Но не каждый готов выпустить своих демонов наружу. Впрочем, я сейчас не об этом. Успокойся. – Номед безусловно чувствовал что происходит со мной. – Успокойся. Мы с Себастьеном съели не один пуд соли за все это время. Чего только не было! Он, конечно, тебе рассказывал и про Данте, и про его «Божественную комедию». – Его смех множественно отразился от каменных стен и исчез в глубине двора.

- Да. – Я попытался сдержать себя.

- Ну вот. Все это благодаря мне! И только мне – я помог ему тогда. Очень помог! Человечество может мной гордиться.

- Но Себастьен ни разу не говорил мне…

- Бывает. Дела, заботы. Но когда нужна помощь лучшего друга, никого лучше, кроме Номеда не сыскать. Его друг – мой друг. – Он расплылся в улыбке. – Если хочешь, я расскажу тебе по большому секрету: он хотел закончить всю эту историю раньше. Даже раньше, чем бы ты смог себе это представить – прямо сейчас. – Он щелкнул пальцами.

Сейчас. Эта мысль кольнула, заставила меня поверить его словам. Наконец-то мне не придется скитаться как неприкаянной душе в поисках очередного приюта в этом серединном мире. Она – эта мысль все больше и больше наполняла меня радостью. Все закончится, и я смогу забыть обо всем этом, как о слишком странном сне, от которого остаются лишь обрывки.

Сейчас. Сейчас. Сейчас! И мой мир вновь станет таким же, как и был прежде. Я вернусь! Пожалуй, именно этого я слишком хотел все это время. Слишком сильное искушение для слабого меня.

- Но почему? – Я попытался взять себя в руки.

- Адель. Ее имя Адель. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. – Он подмигнул.

- Подожди, а Формула? Причем тут она? – Сперва надо расставить все по своим местам.

- Себастьен передал, что ты можешь сказать ее мне, и я смогу вернуть все, как было.

- Не понимаю…

- О боги, - Он воздел руки к небу. – Как можно объяснить то, что и так слишком просто? Прямо сейчас ты вернешься туда, где был. Секунда и все – и не было никакой аварии.

- А послание?

- А это и есть послание.

Он оторвался от стены и сделал шаг ко мне навстречу.

- Понимаешь, и все! И ты вернешься домой! Выбирай.

В это мгновение его силуэт соприкоснулся с лунным светом. И в нем он был не тем, кем казался на первый взгляд.

Словно негатив отразился на фотографии – выступающие рожки, торчащие исподлобья, вместо ступней - козлиные копыта, бесформенное тело. Мне стало страшно.

Мысли стремительно сменяли одна другую, в поисках верного решения.

Позади меня холодная решетка ворот. Стоило лишь надавить на нее, и путь открыт. Бежать?

Кажется, он и сам понял свою ошибку и быстро отступил, скрывшись в тени длинной арки. «Но-мед - демон наоборот», - я вдруг все понял.

И он понял тоже. Его глаза в одно мгновение почернели. Он явил мне Ад.

- Мммм… Ладно. – Его трепещущее сопрано, больше походящее на блеянье, превратилось шипение. – Шшшто бы ты не сделал, тебе не скрыться… шшш, - Тень на стене дрожала, быстро начала расти. – Ты не понимаешшшь, что делаешшшшь. Ты никогда не выберешшшься из этого лабиринта… Шшшшш… Ты не достоин.

Странная трансформация явила мне совсем другое существо. Спустя мгновения передо мной уже был не тот призрачный демон, а гигантская анаконда с распахнутой пастью, которая медленно покачивалась на хвосте. Ее тело, свитое в черно-оранжевые кольца, почти дрожало в предвкушении легкой добычи. Раздвоенный язык танцевал свой танец, причудливо извиваясь. Тяжелая слюна с шипением падала на брусчатку.
Тошнота подступила к горлу. «Только не сейчас, только не это!» - я умолял себя сдвинуться с места, загипнотизированный ее взглядом.

Время шло на секунды. Наконец, преодолев себя, я толкнул спиной кованые ворота и пулей выскочил из арки. Позади раздался скрип и глухой удар железных прутьев о стену. Стремительно, не разбирая дороги, я побежал, считая удары сердца. Десять-двадцать-тридцать. Как далеко мне удалось оказаться от злополучного дома?

Остановившись на ближайшем перекрестке, чтобы отдышаться, я оглянулся. Никто не преследовал меня. Старинный дом с аркой уже остался далеко позади, но и сейчас, невооруженным глазом можно было разглядеть ровную кирпичную кладку и изъеденный ветрами камень – никаких ворот и в помине не было.

* * *

«Мир без любви, который мы знаем. Война на окраинах Империй не прекращается, чтобы не пролить кровь своих подданных. Остатки уничтоженных армий скитаются где-то по свету. Боль, больше, чем боль сквозь утлые пристанища, где им пришлось поселиться.

Наверное, мне это более, чем понятно. Игрушечные самолетики, солдаты, которые никогда не пойдут в атаку по своей воле. И что дальше? Что за всем этим?
Когда же это все прекратится? Когда люди, наконец, поймут, что жить в любви – это единственный правильный путь для всех? Но нет, не понимают, и от того труднее всем вместе и каждому по отдельности. Мир хрупок, но нем. Он не может подсказать выход из придуманной ими ловушки, в которую они загнали себя. И чем дальше, тем безысходнее.

Как одному маленькому человеку справиться с этим? Как указать всем этим диктаторам, что все может быть по-другому? И что примириться с этим нельзя.
Ночами и днями я думаю об этом. А по телевизору сплошная война, катастрофы. Он тоже на их стороне – он выматывает душу, сжирает без остатка…

Но я придумал план, я, наконец, придумал, как мне со всем этим справиться. Придумал план для себя - я просто сяду в свою машину и отправлюсь к тебе. Сент-Пьермонт, кажется. Там ты обитаешь? Надо посмотреть по карте. Пусть это и слишком далеко, но, надеюсь, моя трасса выведет меня туда, куда я и стремлюсь всей своей душой все эти долгие годы. Как эта мысль мне не приходила раньше? Ведь все так просто. Уверен, мой повидавший виды Chevrolet справится и с этим.

Я не знаю точного адреса, но буду спрашивать у каждого встречного. Ведь ничего в жизни нет прекраснее тебя, моя Диана. А такую красоту хоть кто-нибудь и должен был заметить.

Ты скажешь, я преувеличиваю. И будешь не права. Я столько лет скитался по пустыне, превознося свое одиночество как идол. Настала пора расстаться с ним. И навеки избавиться от этой маски, которая, как я считал, мне в самую пору.
Пускай ты меня не ждешь, пускай ты даже забыла обо мне. Но, пожалуй, появиться на пороге твоего дома без телеграмм и писем – самое честное решение.

Я не спрашиваю твоего мнения, я не думаю, чтобы ты сказала на этот счет, но решаю здесь я. Ведь я – мужчина.

А что будет завтра? Тяжелое похмелье от принятого мной решения или другое, более легкое чувство? Я не знаю. Мне все равно.

И даже, если ты прогонишь меня, я хочу увидеть тебя в последний раз, чтобы ты об этом не думала. Слишком долго я хранил эти чувства в себе.

Мой выдуманный мир, где долгие годы царила лишь фантазия, помогал мне справляться с этой никчемной реальностью. Я прошел все круги Ада, и вот оказался в самом низу, почти смиренный и гнетущийся мыслью о том, что хуже быть просто не может. Вот так и стою в Ледяном озере, не смея сдвинуться с места. Ведь дальше – одно сплошное ничто, где я точно потеряю себя и растворюсь в безвременьи.

Я не знаю, что будет, но готов стучаться в  твои двери целую вечность. До тех пор, пока ты снизойдешь до меня.

Я ли это перед тобой стою тут. Как смею я? Впрочем, как бы ни сильна была моя физическая боль – душевная в разы сильнее. Она умножается десятикратно, если тебя нет рядом со мной.

Позволь мне последний раз взглянуть на тебя, позволь уловить твое дыхание и твой запах. Тогда, наконец, я буду свободен, я расстанусь со своей болью. Раз и навсегда.

Я исписал десятки листов, и та пачка, что у меня была в самом начале подходит к концу. Рядом уже лежит желтый почтовый конверт, который я приготовил для них. На нем выведено твое имя. Я много раз черкал ручкой, обводил, утолщал линии, чтобы было лучше заметно.

Объемная писанина, ты не думаешь? Но есть ли этом хоть капля того смысла, той сокровенной идеи, которую я хочу донести до тебя? А ведь она лишь только одна: я люблю тебя, Диана. Люблю, люблю, люблю!

Дай отдышаться, всего несколько секунд.

Ну, вот я, наконец, сказал тебе о самом главном, а теперь пора в путь.»

--------------------

Тишина окружала нас. Не было слышно ни треска разламывающейся земли, ни уже ставшего привычным шума волн – ничего. Все поглотила тишина.

Открыть глаза или еще немного подождать? Но чего ждать? Кажется, мы вполне крепко стоим на земле и все вокруг замерло. Ничего не происходит.

- Саймон?

- Да.

- Смотри! – Нотки восторга и удивления одновременно в ее голосе.

Я открыл глаза.

Удивительная картина, равной которой даже, пожалуй, не встретишь на полотнах великих художников, предстала передо мной: океан ушел. До самого горизонта, где еще недавно перекатывались волнующиеся волны, наседая и подгоняя друг друга, раскинулся бескрайний сосновый лес. Толстые деревья вплотную друг к другу произрастали прямо из морского ила. Их верхушки мерно покачивались под дуновением ветра, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Черно-белыми пятнами тут и там на ветвях распластались огромные альбатросы, внося в этот зеленоугольный сумбур удивительное ощущение невероятности происходящего.

Океан отступил.

- Ты видишь?

Я кивнул, не в силах поверить этому необычайному преображению.

- Что это? Что происходит?

- Я… Я не знаю. – Меня окутало смятение – слишком уж был тревожен этот пейзаж.

Я отпустил руки и ослабил хватку, став ногами на землю. Диана сделала тоже самое. Мы стояли около спасительных сосен, боясь своими движениями потревожить завораживающий пейзаж.

- Я никогда не видела такого.

- Я тоже.

Океан сосен был неспокоен, перешептывался, донося до нас обрывки их беспокойной и бессвязной речи, больше похожей на лепетание младенца – ничего не разобрать. Такое странное чувство. Радость и тревога одновременно.

Я взял Диану за руку.

- Даже боюсь рассказать кому-нибудь об этом. Меня сочтут сумасшедшим. Сначала океан воды, теперь океан сосен – так не бывает. Если только в странном сне? -
И где-то там, в памяти, внутри меня, я вдруг вспомнил, что так и было. В том далеком однажды приснившемся мне сне, где сосны точно так же мерно двигали своими вершинами под порывами ветра. На дне океана. Дежа-вю. Я не мог остановить это действо – оно завораживало, как и теперь. И каждое его мгновение я пытался запомнить. Но тогда все это ушло – испарилось вместе с пробуждением: когда ничего не помнишь, и лишь несущественные обрывки кажутся столь далекими, словно и не было их никогда.

Она посмотрела на меня, будто силясь что-то сказать, ее губы шевелились, подбирая слова, но она промолчала. Мы просто продолжали смотреть на этот бесконечный сосновый бор, уходящий до самой линии горизонта. И это было так странно.

Нашу тишину прерывал лишь гулкий гомон качающихся сосен и звон ветра, запутавшегося в их бесконечных лабиринтах. Даже альбатросы на ветках молча внимали ей. И она оглушала, до боли, до неиссякаемого звона в ушах. Что же происходит? Что за всем этим стоит? И что будет потом? Время найти, наконец, уже ответы на все эти бесконечные вопросы.

- Я представлял все по-другому. – Я нарушил молчание. – Эта  наша встреча, но с самого начала все пошло не так.

- Не надо, - Диана приложила свой палец к моим губам, - глупо оправдываться, когда ты стоишь на краю мира. – Она с улыбкой взглядом указала на обрыв, который начинался в каких-то считанных сантиметрах он наших ног. – Или ты так не думаешь?

Ее усмешка в уголках глаз, и легкая полуулыбка, в которой я тонул безрассуднее, чем во всех своих ошибках, которые я совершал все эти долгие годы без нее. Зачем? Я не находил ответа. Такое краткое мгновение, растянувшееся на долгие пасмурные дни. Она была вспышкой, тем солнцем, что согревало мою холодную планету. Тлеющая звезда – вот кем я был. И не думал, что кто-то может вновь вдохнуть в меня новую жизнь. «Успокойся и живи дальше», - вот он девиз моих прожитых лет. А сейчас, на этом краю земли, где, пожалуй, нет даже возможности сделать еще один шаг назад, я стремительно пытаюсь вернуть все то, что забыл за эти долгие годы. Взгляд глаза в глаза и бесконечная вселенная, которая окружает нас.

- Нет. – Сначала шепотом, потом более уверенно. - Нееееет! – Я уже не говорю – я кричу. И от моего крика пробудились черно-белые альбатросы, взвившись вдруг до небес. Небо разделилось на «до» и «после» - голубая лазурь превратилась черно-белое кино.

Громкий звук нарушил бесконечную тишину, кажется, прорвав утлый кокон из которого ростками проявляется новая жизнь.

Диана рассмеялась, мы упали на траву. Ветки сосен над нами, раскинувшись, укрыли нас. И в этом танце горячих губ, и безмерной нежности мы совершенно забыли об отпущенном нам времени.

[Продолжение следует]