Одинокая бродит гармонь

«Говорят – деревня умирает.
Когда же похороны, наконец?»
Виктор БЕЛОВ

Село большое, великорусское. В старину оно было городом-крепостью, и даже на конец 19-го века здесь значилось 6 тысяч жителей.
Сегодня – и четырёх сотен не наберётся. Улицы асфальтовые, но вдоль них почти сплошь – заколоченные и уже рухнувшие дома. Громадные лопухи, птичьи гнезда в одичавших кронах бывших садов.
Поэзия запустения.
Но вдруг, как прорыв в иную реальность – крепкий особняк с новенькими постройками, высоченный забор, за которых видел огромный двор с самой современной зарубежной техникой.
Дом , подворье, усадьба, поместье – как вам будет угодно назвать – совершенно новое явление в нынешней деревне. Крестьянское фермерское хозяйство. Сам хозяин – хоть за руль, хоть за компьютер. Жена – и жница, и доярка, и бухгалтер заодно. Дочь на семейные деньги учится в Курском медицинском институте, сын – в Белгородской сельхозакадемии.
К хозяйству приписана и семья младшего брата хозяина. Всего семеро работников.
Здесь, на территории бывшего огромного колхоза, таких хозяйств – всего шесть. Около сотни рабочих рук. Но продукции они производят намного больше, чем некогда коллективное хозяйство с его двумя тысячами трудоспособных. Одна корова у фермеров нынче дает по 12-15 килограммов молока в сутки. Колхозная давала в десять раз меньше.
И что мы имеем нынче на примере этого села?
А имеем мы исчезновение полностью провального колхозного мироуклада и возникновение новой деревни.
Добротной. Доходной. Жёсткой. Просчитанной. Эти хозяева не забудут в лесополосе сеялку и поднимут всякий гвоздь с земли.
На село возвращается именно хозяин. Если хотите – кулак. Если не хотите – однодворец.
Так надо ли плакать об уходящей русской деревне? С её патриархальщиной, забитостью и скудостью? Мы теперь с трудом можем представить себе село до 1917 года. Ту самую деревню, что дала нам и язык, и костюм, и песню, и Бога. Но , сделав свое дело, та деревня умерла.
Пришла советская деревня, колхозная. Именно она нынче умирает вдоль пустынных автомобильных дорог. Но нужно ли её жалеть?
Что оно вообще такое было – колхозная деревня?
Это сельскохозяйственный ГУЛАГ, переживший Советский Союз. Если глянуть глубже - колхозы суть продолжение системы аракчеевских военных поселений.
Вот смотрите. Колхоз – как военизированный полк. Все мужчины – военнообязанные, вся техника и конное тягло – на воинском учете.
Колхоз делится на комплексные бригады.
Комплексные бригады раскладываются на тракторные, полеводческие и животноводческие бригады.
Бригады состоят из отделений. Отделения – из звеньев.
Вне общего деления – резерв председателя . Автогараж,. Пожарнная служба. Ветлечебница. Мастерские.
В колхозе – жёсткая полувоенная иерархия . Рядовые. Звеньевые. Начальники отделений. Бригадиры. Главные специалисты. И штаб – Правление колхоза.
В Уставе колхоза четко прописаны права и обязанности каждого члена хозяйства. По сути, на колхозную деревню действие Конституции СССР не распространялось. Ни выйти из колхоза, ни уехать из деревни человек не мог, ибо до середины семидесятых годов получить паспорт было почти невозможно. Человек был навсегда прикреплен к земле.
И при этом колхозы вполне официально значились планово- убыточными хозяйствами. То есть – как ты ни работай – а всегда будешь должен государству. И пожаловаться некому. В колхозе был барин, царь и бог – председатель. Он даже районному первому секретарю не подчинялся, ибо был номенклатурой обкома. Председатель сидел на колхозном троне намного прочнее, чем нынче Путин на государственном. И сместить председателя колхозникам, каким бы самодуром он ни был, не имелось никакой возможности. На побегушках у председателя был местный участковый уполномоченный милиции. Его руками составлялись протоколы на неугодных и увозились в районную кутузку недовольные. Помню, в закатные для колхозов годы в описываемом нами селе участковым был лейтенант по кличке Балдерис. Так они тогда с председателем Уколовым пересажали молодежь из каждого подворья. Тут такой конвейр установился для парней : школа, армия, колхоз, тюрьма, опять колхоз.
И не выскочишь. В те годы солдат, призванный из села – в село же водворялся после дембеля в принудительном порядке. Конституционные гражданские свободы на колхозников не распространялись.
Словом, задача колхозов была – не кормить страну, а держать в узде многомиллионное сельское население. Царило повальное пьянство, вполне поощряемое начальством в образе бесчисленных Дней Урожая, вручения Переходящих красных знамен с бахромой, и празднования очередных и внеочередных трудовых побед.
А каждая корова давала молока, как коза. 1, 2 килограмма.
А пшеница давала 15 - 17 центнеров зерна с гектара. Против 80-ти у нынешнего фермера.
И тут возникает вопрос. А какая же власть была на селе, если Конституция не работала?
А была на селе настоящая советская власть. В лице сельсовета.
Слово «сельсовет» писалось в двух редакциях. С большой и малой букв. Если с большой – Сельсовет – это поразумевалось собрание депутатов. С малой – сельсовет – это низрвая территориальная единица. Как дореволюционная волость.
У сельсовета был свой председатель с целым штатом советских служащих. Они не входили в колхоз. Как гордо заявлялось – советская власть на селе. На деле сельсовет был номинальной, пустой конторой. Он ничего не решал и ничем не распоряжался. А председатель сельсовета – всегда попка с печатью.
Главной фигурой на селе и в сельсовете являлся председатель колхоза. У которого техника, люди и деньги. Тем более, что председатель колхоза и секретарь колхозной партийной организации всегда были депутатами сельсовета.
Но, если говорить о власти честно, то надо признать, она безраздельно была в руках именно секретаря парткома. Ибо секретарь председателя сожрать мог – а председатель секретаря – никогда. Секретарь парткома – это тот же армейский комиссар при командире полка-председателе.В подручных у него - председатель профсоюзного комитета и секретарь комсомольской организации.Подбирались они из числа всегда готовых напакостить тому, на кого укажут.   Секретарь ежедневно составлял для райкома то, что в армии называется оперативным донесением. При этом партийный секретарь не отвечал вообще ни за что, он вообще не упоминался в Уставе колхоза. Но власть имел намного превосходящую власть обоих председателей – сельсовета и и колхоза.
К секретарю парткома от дореволюционного села перешли полномочия полицейского станового пристава. Стопроцентный местный Аракчеев. Его слово было первым и последним при решении судьбы каждого колхозника. Это был пастух -государственный смотрящий за крепостным селом
И вот эта чудовищная структура рухнула. И неудивительно, почему молодежь стремительно удрала из этого военизированного поселения. Старики постепенно умирают, и с ними уходит в небытие старая деревня. Которая оказалась ненужной 21-му веку.
Но зато рождается новая. Будем надеяться, она окажется посильнее аракчеевых. Которые на Руси живучи, как тараканы…