Невидимка

Лифт

Весенним солнечным утром,через сквер усеянный  платанами и ивами лениво развесившими листья обдуваемые легким ветерком и украшенный посередине трехъярусным фонтаном раскинувшивим струйки точно дерево ветви,неторопливо продвигаясь в сторону монументального светло-бежевого здания, спиною к солнцу шел по обыкновению никем незамечаемый мужчина лет сорока-одетый в обычную,ничем неприметную клетчатую сорочку и в джинсы стандартной средней посадки.
Время от времени он запускал руку в левый карман,в котором лежали двести левых рублей,вернее не каких нибудь предосудительно левых,но и не таких уж безукоризненно правых так как заработаны на неофициальной работе-сумма впрочем такая которой не хватило бы и на то,чтобы плотно пообедать в столовой- достаточной однако же для того,чтобы не мучится от головной боли поскольку даровала возможность приобрести в одной из многочисленных тутитамошных аптек дешевенькое лекарствице.

Звали мужчину Иван Иванович Невидимкин,ни в росте,ни в походке,ни в чем-то ином из его внешней характеристики не было ровным счетом ничего такого подчеркивающего,что могло бы привлечь внимание,кроме как,наверно,самой непримечаемости, обыкновенности, стандартности, которая была так ярко в нем выражена ,что только одна она,пожалуй,кажется и могла бы броситься в чьи-то глаза наблюдательные ко всему ,включая всякую серость.
Запах молодой травы наполнял свежестью воздух вдыхаемый во всю грудь Иваном Ивановичем,а не по утреннему жгучее солнце так охватывало его с затылка своими лучами,что со стороны могло показаться будто над его головой торжественно увенчанной обтрепанной и выцветшей белой панамой сияет нимб.            
Вместе с солнцем ,как-бы даже соревнуясь с ним,сияло и лицо Невидимкина.Сияло оно неспроста- сегодня был тот самый день,когда ровно раз в месяц он становился видимым,точнее- показывался.
И показывался он не где-нибудь,а на работе,и работал не кем-нибудь,а младшим научным сотрудником старой-престарой Академии Наук, в институте философии ,числясь в самых что ни на есть прилежных работниках на кафедре «Этики и морали»,где ему и было дано прозвище «Невидимка»,то ли за созвучную фамилию,то ли за то,что на кафедре Ивана Ивановича почти никогда на самом деле не видели. Но,все-таки, между «почти никогда» и «никогда» существует большая разница.
Никто не считал,сколько именно раз  «Невидимка» визуализировался у себя на кафедре,никому до этого дела не было,но факт то,что время от времени он там все-таки обнаруживался,потому что совсем уж невидимым быть в наше время нельзя,так как помимо документов есть еще и так называемое общественное мнение ,и каким  бы видимым человек не был на бумаге,иногда он должен показываться и на людях,чтобы всем казалось ,что он есть,и существует не только на бумаге,и не только существует,но,как это странно ни звучало бы в наши дни,даже работает,причем показываться надо с таким лицом,чтобы у общественного мнения не оставалось и капли сомнения в том,что работает он не меньше ихнего.
Именно с таким лицом Иван Иванович раз в месяц у себя на кафедре и появлялся.
Официальных прогулов у Невидимкина не было,и числясь на полной ставке, официально бывал он в Академии как-бы ежедневно.
Однако,своего оклада в семь тысяч рублей на которые в магазине «Детский Мир» можно было приобрести целых три пачки качественных импортных подгузников Иван Иванович в глаза не видывал.Видывал,и не только видывал,но и тратил их, старший научный сотрудник Покрывалкин,специализировавшийся на поднятии статистики посещаемости работы ее редко видимыми или совсем уж невидимыми работниками.
Три пачки импортных подгузников  промышляющему такими рисковыми делами Покрывалкину были по всей видимости нужней,поэтому этот отважный человек каждый божий день,вернее каждое чертово утро,ходил на работу два раза.
Сперва он входил со своей карточкой-пропуском,стремительно направлялся в столовую,но не для того  чтобы позавтракать,а только лишь для того,чтобы вновь выйти на улицу через заднюю дверь,повторно войти через парадный вход, поднести уже другую пластиковую карточку-пропуск  к считывателю на панели турникета,и войти уже как Иван Иванович благодаря чему, у того и не было официальных прогулов или непоявлений,а трудовая книжка «Невидимки»из года в год тяжелела под грузом зачисляемого в нее стажа.
Невидимкин шел мимо глухонемых деревьев и пристроившихся в их тени молодых людей рты которых не производили ничего кроме плевков и ругательств,шел с улыбкой на лице выражающей довольство собой и казалось никакие плевки и никакие ругательные слова не могут омрачить его сегодняшнего настроения.
Наше время- это время головной боли,и занятия неразрешимыми  вопросами бытия только и делают,что способствуют усилению этой боли.Может быть именно поэтому в непосредственной близости от здания Академии Наук распологалось столько аптек.У окошка одной из этих аптек стоял пожилой мужчина в темно-сером пиджаке на белую сорочку без карманов.
-Дайте,пожалуйста один блистер солитона.-попросил он обратившись через окошко к продавщице.-Такого препарата у нас нет-отчеканила девушка.Мужчина развернулся,и в очередной раз выйдя из аптеки засеменил в сторону светло-бежевого здания.
Тем временем,поднявшись по ступеням парадной лестницы, и пройдя через портик с высокими арками и столбами облицованными гранитом,Иван Иванович открыл от себя тяжеленную дубовую дверь и очутился внутри здания.Путь дальше в коридорные просторы сокровищницы знаний преграждал турникет-трипод.Позади трипода стоял охранник в униформе и с выражением лица как у черепа с предупредительного плаката «Не влезай-убьет!» Слева от турникета располагалась будка со стеклянным окном  за которым сидела охранница едва ли более гостеприимной наружности.

Попасть в здание без пластиковой карты простому смертному можно было только двумя путями,-либо честным-через черный ход,войдя в дверь ведущую внутрь через столовую,как это делало большинство добросовестных сотрудников,либо нечестным-через парадную дверь,сообщив караулящей охраннице,что,дескать,идете в «Отдел кадров» подавать документы на работу.
Иван Иванович не любил обманывать и предпочитал честные пути,поэтому заходил через черный ход.
Но,по стечению обстоятельств пару раз задний вход в столовую оказался закрытым изнутри,и последние полгода,Иван Иванович вынужден был входить через парадный,каждый раз сообщая один и тот же пароль- «в отдел кадров!».Тот факт,что человек каждый месяц ходит устраиваться на работу в одно и то же место охранницу нисколько не смущал,по той простой причине,что Иван Иванович ни разу ей не запомнился,вот и на этот раз Невидимкин торжественно заявил-в отдел кадров.
-к кому?-монотонно спросила охранница.
-К Татьяне Федоровне-заявил Иван Иванович.
-А вы что кадр?-неожиданно поинтересовалась охранница.
-Кадр-с поддельной уверенностью кивнул Иван Иванович и проглотил комок подступившей слюны.
-Ну,если вы кадр,то вам следует подать документы на кафедру «Этики и морали»-все кадры у нас там-заключила охранница даже не посмотрев на собеседника.
-Я как раз туда и подаю-искренне соврал Иван Иванович.

В тот же момент красный свет на панели турникета сменился зеленым, и Иван Иванович с улыбкой ребенка радостного тому,как ловко он только что перехитрил воспитательницу прошел в коридор Академии миновав планки трипода и охранника явно не разделявшего с Иваном Ивановичем радости его собственного здесь появления.Прошагав вглубь по коридору,пройдя мимо гардеробной в которую ему сдавать было нечего и в которой висел один только серый твидовый пиджак,почти уже на подходе к столовой Иван Иванович наткнулся на лифт у которого скопилось пять-шесть человек с нецензурными выражениями лиц.
Над лифтом висела жирная надпись: «Лучше иди пешком».
Стрелка в конце надписи многозначительно указывала вправо на открывающуюся взору двухмаршевую лестницу.
Очередь наводила на мысль о том,что либо лифты в Академии были дефицитом,либо ученые очень любили на них кататься.
Оценив ситуацию,и решив,что в лифт при таком скоплении народа да еще и с такими лицами попасть будет весьма затруднительно,Иван Иванович решил сыграть на опережение.Он поднялся по лестнице на второй этаж,надеясь проникнуть в лифт оттуда,раньше чем его заполонит собой толпа незадачливых ученых мужей и жен с первого этажа.На втором этаже,однако же,народа было не меньше.Один из поджидавших  лифт,окинув Невидимкина подозревающим взглядом неожиданно обратился к  нему:
- Вы спускаетесь вниз ?
-Нет,я спускаюсь наверх-ответил застигнутый врасплох неожиданным вопросом Иван Иванович.
Прождав у лифта минут десять Невидимкин решил оставить эту затею и последовав мудрому совету с надписи, направился к лестнице.Сегодня он пришел и вправду по делу в отдел кадров,но тот располагался на самом верхнем девятом этаже. Путь к вершине знаний предстоял долгий,и уже на третьем этаже Невидимкину пришла в голову мысль передохнуть,по обыкновению забежав к себе на кафедру,тем более что не особо занятые сотрудники отдела кадров обычно приходили несколько позже,а Ивану Ивановичу не очень хотелось битых полчаса торчать на ногах в коридоре после мучительного восхождения по лестнице.

Комната No.6

Выйдя с лестницы в коридор третьего этажа Иван Иванович направился на кафедру.На развилке коридора висела надпись:
– «На кафедру Этики и морали–направо.А налево–ходить не надо! » .
Пройдя направо Иван Иванович остановился у комнаты No.6 на двери которой висела табличка «Теоретические и практические проблемы этики и морали».
Из-за коричневой шпонированной двери сменяя друг друга доносились спорящие меж собой баритон и контральто разбавляемые сопрано.Иван Иванович перекрестился и вошел в помещение обставленное по всему периметру столами за которыми распологались разнополые лица и другие части тела персон ведущих между собой бурную беседу.Появление Ивана Ивановича прервало беседу и в комнате воцарилась какая-то неестественная,
стесняющая тишина,какая обычно наступает при появлении чужаков. В ближнем левом углу кафедры стоял водный диспенсер с надписью: «Не пей-философом станешь».
В проеме стены расположеной напротив двери размещалось окно.
В дальнем левом углу близ окна сидела не по академически расфуфыренная кандидат наук Вера Петровна Дурочкина,а по обе стороны от нее,как-бы образуя  невидимый треугольник, еще две женщины, не с такими громкими научными званиями и яркими прикидами,но с менее обидными фамилиями-Варвара Любознайкина и Шура Астрономова.В противоположном по диагонали от Веры углу строго держа осанку с гордым видом восседал доктор наук Кирилл Мефодьевич Басурманов– брюнет с таким интеллигентным лицом какое во всем городе пожалуй еще разве что только у черного ворона сидящего в небольшой клетке местного зоопарка.
Одет Кирилл Мефодьевич был в голубую рубашку безрукавку и серые твидовые брюки от костюма пиджак от которого и был той самой единственной вещью висевшей на первом этаже в гардеробной,оправдывая тем самым ее существование.

Иван Иванович поприветствовал всех,закрыл дверь,прошел влево,налил в бумажный стаканчик воды из диспенсера, сел за находившийся вблизи того стол свободный от ученых особей,и сняв шапку положил ее вместе со стаканчиком возле себя.В этот момент дверь помещения открылась вовнутрь,и в дверном проеме нарисовался пожилой мужчина в темно-сером фланелевом пиджаке.Это был тот самый человек из аптеки–Михал Михалыч Рассейкин–доктор неточных наук,специалист в области каких-то нерешаемых проблем.
–Верочка,как назывался этот препарат от головы ?-уточнил он едва успев объявиться.
-Спазмалгон–ответила Вера. –Вы Михал Михалыч записали бы что-ли,а то второй раз уже возвращаетесь.
–Ничего,так запомню.Нужно тренировать память-уверенно ответил Михал Михалыч, и снова исчез закрыв за собой дверь.

Внезапное появление,а может быть в неменьшей мере и  внезапное повторное исчезновение Рассейкина разрядило обстановку и вновь оживило кафедру.Ее обитатели снова обрели дар речи.
–И ,всё таки, я считаю,что надо уметь отличать хорошее от плохого,и при этом стараться увидеть хорошее,и тогда поймете, что всё не так плохо.Мрачным взглядом на мир мы только омрачняем его еще больше  –контральтовым голосом заявила Вера Петровна.
– Какая сегодня солнечная погода–заговорил баритоном Басурманов, –разве может что-либо омрачить это солнце.
–О чем вы, Кирилл Мефодьевич? –спросила Вера.
–Видите ли,продолжил Басурманов– я привык проверять своими глазами то,что внушают моим ушам.Конечно это удобно- разделять всё на черное и белое и одних персон представлять исключительно в светлых тонах,а других  исключительно в темных .
Слова о добре,благополучии, любви,дружбе,порядочности и прочих хорошестях одних будут звучать в этом случае красиво.
Потому-что сквозь призму розовых очков эти люди как-бы отделены от всего противоположного и отрицательного,они к ним как-бы некасательны,и обитают в безоблачном мире вашего сознания.
Но безоблачность она ведь не только в вашей фантазируемой реальности.Вот,к примеру, и у нас тут весна в самом разгаре,и погода ведренная.И улыбаться надо бы всем,ну или хотя бы тем идеальным людям наделенным вами одними лишь положительными характеристиками,стоит их здесь только отыскать.
Ан нет,заходишь утром в метро–кислые физиономии,едишь с работы вечером–вокруг сплошь и рядом лица отмеченные штампом угрюмости.
Вот и объясните мне почему почти у всех кругом такие недовольные лица?Неужели вы думаете,что вся эта масса людей неспособна улыбаться? И что же заставляет мрачную массу попадающихся на моем пути людей не улыбаться,когда для этого есть все предпосылки хотя бы по данным гидрометцентра на всю неделю наперед?
Ну,конечно,вы опять скажите,что это,мол, потому-что эти люди не замечают хорошего,и подобно мне не видят добра.Хорошо.
Но вот где это добро увидеть?В чем оно выражается?В колдобистых дорогах?В домах в полуаварийном состоянии? В плотном глотке воздуха на завтрак?Я поверил бы вам если бы вы сами всем этим довольствовались.Но вы же не хотите ездить по ухабам,жить в трущобе, или того хуже на улице, и питаться одним воздухом.
Может быть какой нибудь древний полулегендарный киник,попади он в нашу современность, и был бы доволен таким существованием,но массы таким существованием довольны быть не могут.И раз уж мы говорим о человеке,то нужно брать человека самого обычного,которому и дела нет до наших с вами рассуждений.
Попробуйте,объясните человеку у которого болит голова,что всё на самом деле хорошо и что дурно ему лишь оттого,что он не способен разглядеть всего положительного которое его окружает. 

Дверь вновь приоткрылась.
–Как,как вы сказали Верочка,сульфазол?
–Спазмалгон–процедила Верочка раздраженная аргументами Басурманова.Дверь захлопнулась.
– Нет,Вера Петровна,добро должно быть не показным,а видимым,
осязаемым,ощутимым,оно должно простилаться ровными дорогами,громоздиться надежными зданиями,лечить качественными препаратами, сиять улыбками на лицах, должно заставлять людей ездящих в общественном транспорте улыбаться в хорошую погоду.
Или вы будете утверждать,что существуют  какие-то особые,вечно улыбающиеся люди?Просто они по каким-то причинам не ездят в метро,на автобусах ,не обедают в нашей столовой ,и поэтому не встречаются на моем пути,и о их существовании я не подозреваю?
Где их найти не в мире вашей фантазии,а в реальном мире,кроме разве что на телеэкранах среди политиков и шоуменов корчащих оттуда свои фальшивые улыбки?Может быть,Вера Петровна,этих экранных улыбок и достаточно,чтобы убедить вас в том,что всё хорошо,но недостаточно для того чтобы заставить  поверить в это меня или Михал Михалыча у которого сегодня болит голова.
Улыбки единиц ценою слёз и страданий миллионов весьма жалкое подобие благополучия.Эти же самые люди улыбающиеся с экранов говорят о чистой любви,о бескорыстной дружбе,о том,как плохи их враги,и как хороши их друзья,и близкие,словом,обо всем том,за что вы стоите горою,не поднимаясь,конечно же,со стула.Но вот вы сами задавались когда-нибудь простым вопросом,почему вы сами предпочли выйти замуж,скажем, не за бомжа сидящего на тротуаре у метро,а за декана кафедры?
Если существует та самая настоящая любовь,которую проповедуют правильные образцовые люди с телеэкранов –что  мешает им или вам употребив эту любовь,если не любить,то хотя бы не игнорировать и не презирать этого грязного,забитого жизнью человека?
–Вера Петровна молчала,две другие особы женского пола вторили ей молчанием и хлопанием глаз,возможно в тот самый момент мысленно пытаясь проникнуться  любовью к гипотетическому басурмановскому бомжу который стоя с букетом в руках делает каждой из них предложение,безобразная улыбка которого,однако же,сводит на нет все их усилия.

Басурманов,развивал свою растянутую мысль как-бы отвечая на свой же вопрос:
–Дело в том,Вера Петровна,что о добре вы говорите,к сожалению, лишь потому что это модно,потому что о нем печатают на сайтах и говорят в эфире те самые виртуальные авторитеты.Сами вы до него не докопались,если хотите,не довыстрадались.Вы и не предпринимаете попыток проверить свои убеждения на прочность поднявшись в конце концов со стула,сняв розовые очки и посмотрев на всё своими глазами.
А до настоящей вещи,можно докопаться лишь самому,увидев ее воочию,а пока не увидишь,не ощутишь всем сердцем,не следует и верить,потому-что вера такая ,ни что иное как обман,всего лишь детская простецкая наивность.
–Ну,и к чему вы подводите?Я например этих описываемых вами кислых лиц нигде особо не замечаю,напротив,всюду столько улыбок.Только почему-то их как-раз таки в упор не видите вы.Наверно у вас ,Кирилл Мефодьевич, какое-то особое выборочное зрение ,которое способно замечать только темные краски.
–попыталась сумничать Дурочкина.
–К сожалению, –ответил Басурманов,который сегодня,кажется,
перепил воды из диспенсера–вы занимаетесь самоослеплением,не замечая ничего кроме мира показного,бумажного,где всё лишь на словах.
В нем и улыбаются по всякому непонятному поводу,и исправно посещают работу которую якобы любят,на вопрос как дела-неизменно отвечают-хорошо.И бывает порой,что увидишь беседующие лица строящие друг другу явно натянутые улыбки,будто соревнуясь кто-кого переулыбает,и с виду всё вроде так как дальше лучше некуда,и улыбки сияют,но не греют.
А не греют потому что нет за ними источника тепла.Потому что не может быть теплого света в условиях всеобщего холодного мрака.
Как и настоящего частного счастья быть не может когда вокруг всеобщее недовольство и страдания.А наряду с этим показным мирком с холодным светом порой поверхностных,а порой горячих но недолговечных улыбок существует  другой- глубинный, темный,невидимый, подпольный,но более настоящий мир этих людей, и мир этот в абсолютном противоречии с первым.
Эти миры человеческой души сидят один в другом мал мала меньше,как матрешки,только  непохожие друг на друга.
Снаружи улыбчивая баба в миловидном платочке,а та что внутри раскрашенная пороками ведьма,а в ней в свою очередь сидит другая ведьма,только еще скрытней,еще мельче и уродливей.
И чем глубже копаешь человеческую натуру,тем более мельчает человеческая душа и тем темней и непригляднее она становится.
Вот и выходит,что вы,Вера Петровна,судите о людях ничего о  натуре их не ведая.Вас все обманывают,всюду вокруг вас имитация и создание видимости чего угодно-работы,дружбы,даже порой собственного счастья.Некоторые,к примеру,якобы работают,а на самом деле их и не увидишь на рабочем месте,по табелю вроде как человек есть,и изо дня в день исправно сидит здесь с нами,только он должно быть для глаз наших невидим. А когда,бывает, застанешь его случайно на рабочем месте,ведет он себя как ни в чем не бывало.И только поверишь,что вот он человек этот,здесь,-работает как и все –отвернешься,глядь,а он опять исчез.
При этих словах Иван Иванович заерзал на стуле и сделал несколько глотков из стаканчика .
–А некоторые вслух говорят о добродетелях,а сами тайком подсиживают вышестоящих.
После этих слов заерзала уже Дурочкина мечтавшая стать директором института и регулярно посылавшая в президиум Академии анонимные жалобы на директора института философии Наума Заумовича Абрамова.
–И не разгадаешь порой кто перед тобой сидит.Всюду персоны с двойным,тройным дном.Просто царство теней какое-то.. –заключил Басурманов.
А какое солнце,какое сегодня солнце!Источник тепла –добавил он как-бы размышляя вслух.
Кстати,никто не знает куда девался Семеныч?
–Скоро будет.Наверно опять ищет тень. –предположила Шура Астрономова.

–Солнце это самая большая проблема нашего южного города.Подумать только на стоянке ни одного места в тени. –возмутился резко вошедший в комнату мужчина облеченный в легкий мохеровый костюм в клеточку.Это был ветеран кафедры логик Павел Семенович Чеканутиков.
–Ну так нашли вы тень или нет?–поинтересовалась Варвара
–Только свою,но туда припарковаться не удалось–огорченно подметил Семеныч. –Я пробовал!

Семеныч занял место за столом  пустующим на противоположной от Ивана Ивановича стороне в правой части кабинета,в которой с юпитерским спокойствием распологался Басурманов.В левой части сгруппировались левые-Иван Иванович,Варвара и Вера.И только Шура  Астрономова занимала нейтральную позицию сидя спиной к окну в точке делящей кафедру невидимой линией  на «лево» и «право».
–Эта глупая фраза-«искать место под солнцем».Какая чушь!-заявил Чеканутиков едва успев оседлать стул.
Никто не ищет места под солнцем.Все по моим наблюдениям ищут местечка именно в тени,понезаметнее.
Как говорят в жарких странах- на солнце хорошо,а в тени лучше.
Не правда ли ,уважаемый?Не знаю как вас по отчеству.Неожиданно обратился он к Ивану Ивановичу.Причем так неожиданно,что Иваныч поперхнулся водой из диспенсера и вместо ответа прокашлял что-то невнятное.
–А вы смотрели вчера по телевизору передачу про человека без рук сколотившего миллионы? –осведомилась Вера Петровна.
–Вот ведь чудо.И ни в какие логические рамки  не лезет. –откомментировала Варвара.
–Это почему же?Очень даже лезет–возразил Чеканутиков.
–Многие люди используют руки лишь для того,чтобы мастурбировать на диване.Не было бы у них рук,тоже бы ,возможно,головой поработали и чего-нибудь добились.Как вот этот ваш безрукий миллионер.
–Это вряд ли–не согласился Басурманов. –Откуда такая уверенность,что потеряв возможность мастурбировать руками они тут же стали бы использовать свои головы по назначению.Проблема не в руках,а в глазах которыми человек смотрит на мир.
–И как же по вашему нужно смотреть на мир,и что мы такого должны увидить ? –полюбопытничала Варвара.
–Одиночество–невозмутимо ответил Басурманов..
 –Ну,это кто-как,Кирилл Мефодьевич, может вы и ощущаете себя одиноким,что при таких взглядах на жизнь как у вас и не удивительно,а у меня например полно друзей и близких,есть в конце концов муж,поэтому одинокой я себя не чувствую–огрызнулась Вера Петрована.
Басурманов сделал удивленное выражение лица.
–Вы окружены друзьями?С чего вы так уверены?А что если вы окружены врагами,и просто-напросто наивно верите,что это друзья?Вы что заглядывали во внутренний мир каждого?Откуда вы знаете кто-как к вам относится,если все у вас в жизни слава Богу ,и вы никогда не сидели на тротуаре с протянутой рукой?А на самом деле настоящие враги это те близкие,которые готовы с легкостью от вас отречься,но создают для вас своим показным участием правдоподобную иллюзию того что они рядом,ложную веру в ваше неодиночество.Но они с вами ,пока играет музыка,пусть даже звуки ее и похожи на гром,но все же музыка.А грянь настоящий гром,и их нет.Потому что их и не было с вами.Если вы всмотритесь в них настоящими глазами,попытаетесь их разглядеть,то они станут невидимыми,потому что на самом деле они очень далеко,а их близость-всего лишь мираж.И человек,кто бы он ни был,будет слеп пока не осознает и не примет как данность,что он также одинок и незащищен,как покинутый всемы бомж на тротуаре.Или как Рассейкин у которого болит голова,а всему миру,включая вас, на это наплевать.

Иван Иванович почувствовал,что голова его тоже начинает болеть.И что на это всему миру включая Веру Петровну наплевать точно также,а может и еще наплевательней,чем на голову Рассейкина.

–Головная боль.Запомните,Вера Петровна,головная боль.
У кого-то болит голова,а солнце все равно сияет.
И улыбки на чьих-то отдельных лицах сияют.Только и солнце это и вы сияющие своими улыбками делаете еще больней тому у кого на душе не светло.Это ли не зло?Ненамеренное, фатально-невидимое, и потому безнадежно неисправимое.Кому-то плохо,а  вселенной на это начхать так,что не наздравствуешься..
–Апчхи–чихнул Невидимкин как бы подтверждая теорию Басурманова.
–Будьте здоровы! – воскликнул Чиканутиков.

Басурманов изменился в лице и улыбнулся.
–Какое же сегодня все таки солнце.Нет,по настоящему сияющую вещь омрачить невозможно.Всё,что можно омрачить просто-напросто оптический обман.Какое солнце!.А у кого-то головная боль.

Дверь открылась.Вернулся Рассейкин.
–Михал Михалыч,вы опять забыли название?–спросила смягченным тоном  Вера Петровна, но не смотря на старание изобразить неподдельное участие,голос ее прозвучал теми самыми наигранными нотками подтверждавшими теорию Басурманова и явно выдававшими спрятанное за показным участием желание использовать  появление Рассейкина как отвлекающий момент чтобы  перевести дебаты в иное русло.
–Нет,на этот раз запомнил.Но к великому разочарованию обнаружил,что я совершенно пуст .Обычно деньги лежат в кармане рубашки,а сегодня супруга дала сорочку без кармана.
–Могу вам одолжить– предложил Чеканутиков.
–Деньги?
–Нет,рубашку с карманом.
–Благодарю вас–вежливо произнес Рассейкин–даже если в кармане вашей рубашки и оказались бы деньги надобности в них уже нет.Пока я в очередной раз возвращался на кафедру голова к удивлению прошла.
–Ага,и ушла в неизвестном направлении–ехидно сострил про себя Невидимкин,но тут же поймал себя на мысли что острота эта весьма туповата.
–Кстати ,вы смотрели сегодня новости?В одном из аэропортов корейский лайнер направляясь к месту высадки пассажиров снес крылом хвост одному из припаркованных самолетов других авиалиний.В какое же все таки время мы живем–повсюду сплошные опасности.

Произносил эти слова Рассейкин окидывая кафедру рассеянным взглядом будто что-то выискивал.Невидимкин осмотрелся вокруг проведя взглядом по той же траектории и заметил,что в комнате больше нет свободных столов.Не имевший на кафедре своего постоянного места он сам того не подозревая оккупировал место Рассейкина,и уяснив это ему сделалось неловко.

Иван Иванович встал ,машинально надрючил на голову свою шапку,и направился к двери.Открыв дверь Невидимкин обернулся, и окинул взглядом всех присутствующих.
–До свидания.господа, –произнес он.Кафедра отмалчивалась будто в приступе внезапного онемения.Тогда Невидимкин помолчав секунд пять добавил
–Желаю всем вам здоровья,берегитесь корейских лайнеров.
Дверь захлопнулась.Выйдя из комнаты он поспешил по коридору обратно в сторону лестницы.
–Человек-невидимка– усмехнулась Дурочкина .
–С чего вы взяли что он невидим? –вопросил Басурманов.
–А с чего вы взяли что он человек? –добавил Чеканутиков. –Может робот какой-нибудь новой модификации.Вы что видели его рентгеновский снимок?
–Интересно,куда это он пошел?–произнесла Варвара.
–Скорее всего в аэропорт–логически заключил Чеканутиков.


Человек без дна

Пока на кафедре  шло заочное обсуждение его персоны сам Иван Иванович уже поднимался по лестнице ,и  спустя какое-то время стоял  у двери с табличкой «Отдел кадров» на самом девятом этаже из всех девятых какие только существуют в природе.
Дверь была открыта.За столом боком к двери сидела секретарь отдела кадров Татьяна Федоровна.
–Здравствуйте,Татьяна Федоровна.–поприветствовал женщину Невидимкин и не снимая шапки вошел в кабинет.
– Здравствуйте,я Татьяна ,но не Федоровна. –ответила секретарь.
 –Простите у меня память на отчества плохая,особенно на те которые я не знаю–стал было неуклюже оправдываться Невидимкин.
–Вы по какому делу?–холодно спросила Татьяна уже не Федоровна .
–Да вот,хотел уточнить нельзя ли перевести меня на полставки?
–Хм,а с чего это вдруг?
–Да вот,в другой институт договорился устроится.Сказали примут,только с  работой здесь надо что- либо решить,идеально было бы на полставочки.
–На полставки никак не получится, лимит на полставочные рабочие места самим президиумом установлен,и все эти места давно уже заняты очень видными людьми,которых никто и никогда здесь  не видит,впрочем также как и вас.
–В таком случае придется увольняться–заключил Невидимкин.–Могу получить свою трудовую?
–А вам  разве не все равно где числиться,вы ведь все равно на работу не ходите?
–А вот и не все равно,на новой работе официальный оклад выше,и там я буду не получать больше чем не получаю здесь.
–Ясно–выдохнула Татьяна на самамо деле никогда не бывшая Федоровной.–Напишите заявление на имя Наума Заумовича и зайдите к нему за подписью,он сейчас как раз у себя.

Недолго прождав в приемной Невидимкин вошел в кабинет Абрамова–директора института философии.
Наум Заумович был у себя,но не в себе.
Он нервно и торопливо расхаживал по просторному кабинету сложив руки за спиной и то и дело резко приостанавливаясь причитал:
–И все таки она вертится.

–Здравствуйте–раздался фальцет вошедшего в кабинет Ивана Ивановича.
–Здравствуйте–ответил остановившийся и разом вернувшийся в себя Наум Заумович всматриваясь в посетителя как бы пытаясь на расстоянии распознать в нем какую нибудь хоть мало-мальски знакомую персону.
–Я от Татьяны Нефедоровны.Фамилия моя Невидимкин с кафедры «Морали и этики»,вернее,«Этики и морали» принес заявление об увольнении,прошу подписать. –объяснил Иван Иванович показывая заявление.
–А вы что у нас работаете? –недоуменно произнес Наум Заумович подойдя поближе .
–Разумеется,вы сами меня на работу принимали. –заверил Невидимкин.
–Снимите шапку Невидимкин,я не могу вас разглядеть. –скоммандовал Наум Заумович,
затем присмотрелся к послушно снявшему головной убор Невидимкину и разведя руками вознегодовал
–Да что же в самом деле все сговорились что ли!Уже третий за месяц!Что за люди,!Им не охота сидеть на рабочем месте,даже не ходя на работу.А между тем имидж института портится– позавчера один уволился,вчера второй ,сегодня третий,один видите ли в ближнем зарубежье работу отыскал,другой в дальнем,третий еще где-то, а президиум Академии между тем  просто возьмет да и постановит весь институт упразднить ко всем чертям.
Выделяемый институту бюджет и без того мизерный,а тут если еще и сотрудников окажется  раз два и обчелся повод будет серьезный .На что выделять,когда институт весь дыряв в вакансиях?
А кем заполнить дыры полноставочных мест?Кого брать на работу ?Людей и двух-трех имен из видных философов не знающих?Вы-то,Невидимкин,наверняка не из тех,если как вы утверждаете я лично принимал вас на работу?Ну,скажите, кого например вы знаете из философов,скажем, античных?
–Диоген, Карфаген, Димедрол–запинаясь отрапортовал Невидимкин обнаружив познания не только в  античной философии,но еще и в истории и фармакологии.
Наум Заумович застыл на пару секунд по видимому остолбенев от разносторонности сфер знаний Невидимкина ,а потом почему-то молча взял у него заявление,положил на стол,
не читая подписал,протянул его обратно и отчеканил :
–Зайдите к Татьяне Нефедоровне и потрудитесь получить трудовую.
И все таки она вертится– буркнул в очередной раз себе под нос Наум Заумович.

–Простите,а что вертится? –полюбопытствовал напоследок Иван Иваныч.
–Лампочка на люстре.Никак не мог отвинтить.Зря только на стремянку забрался.И счастье,что электрик попался рукастый,отвинтил одним пыхом.
–Действительно,счастье–в полупрострации проговорил Невидимкин.
–Еще какое!Кстати,надо позвонить в больницу узнать жив ли еще тот электрик . Током его при этом стукнуло неслабо и стремянка с которой он упал была высокая ,здорово он головой о пол бабахнулся.Если жив– устроим его на ваше место,гражданин Невидимкин,он хотя бы лампочки отвинчивать умеет.

Когда Невидимкин вернулся в отдел кадров с подписанным заявлением его трудовая книжка наполненная стажем была уже готова.Получив на руки трудовую он поспешил вниз по лестнице.Голова болела,какое-то обременяющее чувство довлело над ним,и казалось,что спускаться с лестницы ему было тяжелее,чем подниматься. Миновав столовую Иван Иванович в последний раз вышел из здания Академии Наук, через черный ход,так никем и незамеченный.Он направился в сторону метро,решив заскочить по пути в аптеку и взять спазмалгон.Благо двести рублей лежавшие в кармане это позволяли.Он шел сторонясь глаз и чувство довлевшее над ним было то ли чувство стыда,то ли чувство досады,что весь его ничем не отмеченный жизненный путь до боли напоминал его подпольное пребывание в сотрудниках Академии Наук, и что можно вот так просто исчезнуть из этого мира и исчезновения этого никто не заметит,как не заметил никто ни его многолетнего пребывания в Академии ни его оттуда свежего толькочтошного исчезновения.
На полдороге кто-то его окликнул:
–Иван Иванович,вы?
Приостановившись и оглянувшись он увидел ,что это был его сосед по лестничной площадке.
–Точно вы,какими судьбами? –допытался обрадованный сосед.
–Да так, с работы.Только что уволился.
–А где вы работали?
–В институте философии,на кафедре «Этики и морали».
–Странно, я тоже там работаю,но вас на кафедре ни разу не видел.
–Странно,и я вас тоже. –замявшись бросил Невидимкин, и откланявшись зашагал дальше в аптеку чтобы взять больше ненужный Рассейкину спазмалгон.
По дороге,неподалеку от станции метро он заметил бомжа,не гипотетического басурмановского, а  самого настоящего сидящего у края серого асфальтового тротуара упираясь спиной в бордюр.         
В этом царстве теней он сидел под не по весеннему палящим солнцем,и ни в солнце разящем своими лучами,ни в безучастно идущих мимо прохожих не было ни капли жалости к этому никем незамечаемому человеку.И ненамеренное безразличие к нему всего мира казалось действительно фатальным именно из за его ненамеренности,бессознательности и потому неисправимости.
Что-то сжалось,защемило в груди Невидимкина,который только-что чувстовал себя таким же незамечаемым,и боль будто бы переползла из головы в самое сердце.
Поравнявшись с бомжом он остановился,вынул из кармана последние двести рублей,молча вложил их тому в руку и поспешил прочь.
–Храни тебя Господь –раздалось за его спиной.Невидимкин  шел и чувствовал что голову начало отпускать,чувства его стали проясняться ,и вместе с ними пришло четкое осознание того,что ему больше не хотелось быть скрытным,не хотелось быть человеком с двойным,тройным дном,а хотелось быть просто человеком .
Человеком без дна,бездонно и бесконечно человеком,существом которое совершает поступки за которые не стыдно быть видимым.