Саранча. Глава 6

Глава 6.

Приухабье.

Толстый палец с погнутым ногтем ткнул Федю в позвоночник у самой шеи, вытолкнув тем самым из беспросветной мглы в 46-ые сутки от дня рождения.

Он мгновенно сел, сбросив на пол кусок пледа, и пугливо осмотрел пространство комнаты – только спящий дядя и разбросанные вещицы. Ни пальца, ни его носителя здесь не найти.

Федя вздохнул, откинулся назад, но глаз смыкать не стал, уставившись в потолок.

Этот палец начинал его крайне нервировать. К нему уже давно не приходили сны, хоть и часто, проснувшись, он переживал смутные, беспокойные ощущения. Тем не менее, Федя не сталкивался с живыми образами и обрывками видений, которые люди нередко находили по ту сторону бодрствования.

И вот теперь в его сон стал навязчиво влезать этот палец, из раза в раз тыкая в позвоночник, указывая на что-то или к чему-то подталкивая. Из-за этого Федя уже и в дневное время суток начал постоянно дергаться и оборачиваться, ожидая, что невидимый перст уже занесен над шейными позвонками.

Надо было кому-то рассказать о новом страхе, но кому… Федя всегда исходил из принципа: рассказывать одному знакомому не более одной или двух своих фобий. Поведать более,- значило раскрыть свою вечно напуганную натуру, чего он никак допустить не мог. У него кончились знакомые, которых можно было бы посвятить в свои тревоги, а оглашать внутренние конфликты перед незнакомцами,- означало выдать себя тут же.

Федя судорожно поерзал в спальном мешке, остерегаясь, что невидимый палец прячется в ткани или под ней.

Может быть всему виной тот зародыш, уютно разместившийся в душевных полостях? Кто знает, как он себя проявляет и какую форму имеет… Рассказать бы и о нём кому-нибудь.

Спать теперь совсем не хотелось.

Федя вышел из павильона, кратко взглянув на соседское жилище. Моц спал у самой двери, в углу, перенеся туда лежанку из музыкальных глубин. Ему хотелось верить, что так удастся огородиться от лишних звуков… Вот только они по-прежнему оставались как во внешних пространствах, так и в самом его организме, тяготя  и вынуждая ворочаться в неспокойном сне.

Потом Федя проследовал мимо комнаты Ани, заглянув и к ней. Она казалась безмятежной, способной усмирить внутреннюю суету и волнения  всего лишь смыканием век.

Когда они вернулись из большого города, он ночевал обычно у неё, бок о бок, и теплота её присутствия мирила в нём некоторые конфликты. Но когда из дремлющей пелены к нему стал являться назойливый палец, он поспешно воротился в свою комнатёнку, страшась, что тот может заползти и в Анин сон.

Федя спустился на первый этаж. Время было раннее, мрак неба еще не обрел серых оттенков и немногое освещение давали лишь некоторые из горящих в потолке ламп.

Мимо прошествовал Данила, ведя по какому-то делу группу из четырех шатунов. Лишившись брата или лучшего друга, он и сам чуть было не распластался на полу, но неизвестным образом ему удалось утвердиться в пережитых состояниях. Как то так сложилось, что угрюмый молчун возглавил потерянных и нашел призвание в роли их лидера.

Цепляла задал им движение, Данила его направлял, – для истертых почти до бездумного праха людей он был ближе и понятнее. Во главе с безмолвным вождём они искали в городе припасы, что-то строили и вообще по-всякому трудились. Потерянные понимали его с первого кивка, будто он был головной частью единого их существа – умершего, но слабо желавшего быть вовлеченным в жизнь.

Данила с группой ушли и проходы опустели. Только изваяние в кителе и плаще неизменно высилось на помосте и недоросток в маске, сидя рядом, покачивал ногой.

Покинутая комната Антуана испускала подмигивающий свет. Оттуда торопливо выглянул взъерошенный и осунувшийся Лёня.

-А, это ты, привет… - он нервно укусил рукав свитера, концентрируясь или обороняясь, и втянул голову назад.

В последнее время Лёня увлекся записями ушедшего друга. Он пропадал в его комнате дни и ночи напролет, шурша там бумагой и торопливо перечитывая то одно, то другое. Полученными знаниями, правда, ни с кем не делился.

Федя закрыл глаза, погружаясь в незнакомую тишину, образовавшуюся во внутренностях ТЦ. Если бы он был другим человеком, то мог бы понадеяться, что все причины для страха позади… Но для него это не представлялось возможным – затишье, только стимулировало всевозможные опасения.

Тычок в верхние позвонки оттолкнул Федю от раздумий и теоретических надежд. Резко обернувшись, он даже оскалился от злости, но потом подумал о том, чтобы пойти в направлении толчка.

Пройдя полсотни шагов и почти повернув за угол, юноша услыхал тихие, успокаивающие напевы, которыми Митрич еженощно убаюкивал детей.

Старик вышел ему навстречу, чуть покачиваясь от тяжести большого рюкзака. Он улыбнулся неизменно излучающим доброту лицом и прошел мимо, продолжая тихую песнь из не родившихся слов.

У одного из павильонов Митрич медленно и осторожно опустил рюкзак. Распустив смыкающую горловину шнуровку, он вынул наружу уснувшего мальчика лет пяти и отнес его туда, где все уже давно спали.

Федя смотрел за ним заворожено, в очередной раз печалясь, что ему не уместиться в укромной колыбели на спине.

-Зайдешь ко мне? – спросил Митрич, следуя к своему складу.

Приглашенный двинулся в складское жилище, тускло озаренное висящей на проводе лампой.

-Тебя ведь что-то тревожит, расскажи, может пойму, - задал вопрос старик, усаживаясь на гору предметов и приглашая гостя усесться рядом.

Федя присел, не зная с чего начать, и стоит ли вообще начинать. Всё-таки Митрич уже знал об одном из самых обширных страхов.

-Что-то не так в твоих отношениях с Аней? Расскажи, ведь про эти твои душевные заботы я знаю, - Федя заерзал на месте, взволнованный ухмылкой старца и словом “эти”.

-Мне бы тоже хотелось познавать вещи, взять что-нибудь на денек, - попытался он ускользнуть от темы.

-Бери, - Митрич обвел жестом навал вещей.

Не так давно Федя пополнил этот склад захваченными из заброшенной деревни книгами и побрякушками. Так он старался возместить ранее потраченное на выпивку и несколько утешить бурчащую совесть.

В груде вещей отыскалось маленькое колёсико, деревянная шкатулка, рамка без портрета… ничего из этого не вызывало интереса.

-Нет, не так ты познаёшь. Не выбирай то, что кажется занятным, а бери первое попавшееся под руку. Смысла в нём отыщется не меньше, - посоветовал старик.

Федя погрузил руку в вещевое скопище, ухватился за нечто тонкое и потянул. В его руке оказался тёмный, деревянный прут, возможно, изъятый из веника. Обычная, не возбуждающая любопытства  ветка.

-Затейливая вещица! Забирай, - Митрич ободряюще хлопнул его по плечу.

Федя вздрогнул от близкого к позвоночнику касания. Но старик лишь беззаботно улыбался, одобряя его находку.

Вдруг, от морщин лба к седине подбородка, солнечный лик старца затмился. Без суеты и беспокойства, он решительно втолкнул Федю прямо в ворох бытовых реликвий, слегка царапая и ударяя об их границы.

-Сиди там и познавай изнутри, - твердо отчеканил властитель вещей и стремительно удалился.

В смятении Федя высунул голову наружу, оглядываясь. Такого поведения и выражения лица он за Митричем никогда еще не замечал.

По проходу стремглав промчался Нюх.

Внутри у Феди заелозил и завертелся маленький плод страха, обособленный от мятущейся души. Он чего-то хотел, но с желаниями еще, похоже, не определился.

Юноша закрыл глаза, тяжело дыша, и силясь умерить сердцебиение… незримый палец ткнулся ему в позвоночный столб, выталкнув из укрытия.

По проходу, не таясь и не прячась, размеренно шествовал человек. На него падал искусственный свет, смешанный с первыми предрассветными бликами, и в них он не казался внешне никем особенным.

Побуждаемый инициативой непонятного происхождения, Федя выбежал ему навстречу, всё еще сжимая в руке ветку.

Неизвестный гость выглядел обыкновенным мужчиной, в рваной футболке и потертых штанах, но в нём горело странное оранжевое пламя, сочащееся из всех наружных черт обличья. Этот огонь не знал утоления и бытийствовал нестерпимым голодом.

В нём распознавалось что-то от того бескрайнего, обжорливого оползня, наступавшего на город из-за горизонта…

Незваный гость встал на месте, уверенно держа массивный тесак в правой руке. Пожар пылал через его глазницы, требуя от Феди, безоговорочно подчинившись, сгореть как топливо в костре.

Юноша был слишком напуган, чтобы склоняться и делать хоть шаг к огню. Он нервно осмотрелся, заметив и другие резервуары голодного пламени, - сбоку шел еще мужчина; позади, к помосту с изваянием, подступали еще двое – мужчина и женщина.

Из них из всех рвался единый пламень…

Человек с тесаком разъярился от своенравия помехи на пути. Он будто бы расширился, разгораясь всё сильнее. Из его рта потекла слюна, рот, звучно чавкая, исказился жадными судорогами.

В очередной раз не зная, где истоки его инициативы, Федя поднял ветку в угрожающем жесте.

Пламя злобно всколыхнулось в ответ и мужчина уже начал поднимать оружие, когда с оглушающим шумом в него врезались три патрона. Кровь брызнула как искры и полилась жидкими огоньками. Канонада выстрелов, ударов и криков взорвала тишину помещений. Двумя дуплетами дядино ружье огласило и о своём участие в суматохе.

Сраженный мужчина пал на колени, всё еще зло взирая на стоящее перед ним препятствие. Пламя угасало, уходя из тела вместе с кровью. Наконец он повалился, не имея в себе огня для каких-либо телодвижений.

Федя оглох и выпал из окружающего мира, а стрельба и чей-то бег, между тем, всё еще продолжались. Он обернулся к помосту – перед изваянием лежало два мертвых, без видимых повреждений, туловища. Словно пламя, которым они жили, смёл мощнейший порыв ветра.

Сквозь звонкую глухоту в ушах, различались уже удаляющиеся выстрелы.

Разбуженные огнестрельным громом, из жилищ выходили и высовывались перепуганные люди. В замешательстве, они таращились на Федю, словно бы он знал о причинах грохота и трупов.

Широко раскрыв глаза, совершенно обескураженный, у перил третьего этажа стоял Моц.

-Цел? – подбежавший Дрын хлопнул Федю по плечу, отчего он машинально вздрогнул, - Кто это? – он перевернул распластавшееся в алом пятне тело.

Лужа, у головы мертвеца, расползалась быстрее… Из безжизненного рта обильным потоком продолжала вытекать слюна, смешиваясь с кровью.

Дрын осмотрел покойника сверху вниз, обернулся к другим обездвиженным телам, также сочащимся слюнными жидкостями, и задумчиво помял автомат в руках.

-Некоторые сбежали? – тупо спросил Федя, не слыша свой голос.

-Боюсь, не совсем так… не они, а он. Это Чавк.

-Кто? – Федя всё еще плохо что-либо сознавал.

-Вскоре прояснится. Нюха и твоего дядю я отправил за ними… ним. Он пока не должен возвращаться, насколько могу судить, но лучше пусть проследят. Нам с тобой и Арсением Петровичем надо срочно ехать. Через десять минут у того выхода, - Дрын махнул рукой и уже на ходу добавил, - и Лёню возьми, потом в бумажках копаться будет.

***

Автомобиль ехал ровно и медленно, иногда подрагивая на трещинах асфальта и на неровностях дорог.

Время от времени задремывая на заднем сидение, Федя мучился от недосыпа и психических потрясений. Отросток из снов, между тем, не оставлял его в покое, продолжая настырно тыкать в позвонки и будить.

Бестелесный палец становился всё более настойчивым и как будто бы терял терпение. Наверное, он не отступит пока чего-то не получит или пока о нём не узнает кто-нибудь еще.

На втором заднем сидение ворочался Лёня, перечитывая и перебирая листы из прихваченной с собой папки. Увлеченный содержимым бумаг, он отвлекался только на то, чтобы урывками укусить рукав. Измятый, местами изорванный свитер  висел на нём безжизненной тряпкой, в которой даже Федя не находил для себя угроз. Но, судя по нервному дрожанию, эпизодически, как от разряда тока, прокатывавшемуся по Лёниному телу от плеч к пяткам и вверх до головы, – его отношения с предметом одежды были всё еще весьма непростыми.

У руля сидел Дрын, внимательно смотрящий в туманную дорогу за треснутым лобовым стеклом. Рядом с ним расположился Цепляла, цепким взором вглядывавшийся в боковое окошко. От каждого объекта снаружи, будь то дерево, камень или дорожный указатель, он взыскал взглядом каких-то действий. Камни и указатели, на первый взгляд, игнорировали притязания пассажира, но деревья, казалось бы, откликались шелестом и трепетом ветвей.

Теснота автомобильного салона навевало тоску, ровное движение вызывало дремоту…

-Кофе? – не оглядываясь, Цепляла протянул Феде термос.

-Спасибо, - горячая жидкость, влившись в рот, взбаламутила страхи, но отодвинула желание спать.

Федя пролил на себя немного напитка, сразу же почувствовав внешний укор. Кофе стекло по кофте в не заштопанную дырку на животе и, на фоне бинтов и кожи, юноша разглядел, что цвет жидкости совсем чёрный. Почти как “нефть”…

Судорожно глотнув еще пару раз, Федя вернул термос владельцу.

Из заплечного рюкзака у него торчал деревянный прут, не вместившийся туда по длине. Пока что никакого смысла в этой деревяшке ему не открывалось, хотя и никаких причин для опасений она не подавала, что уже неплохо.

-Кстати, я тут у Антуана про тебя нашел кое-чего, - внезапно сообщил Лёня.

Из стопки бумаги  он извлек помятый лист и принялся его зачитывать:

- «Уже пару дней я думаю об одном и том же феномене. Мне представляется, что он крайне важен для понимания жизненных алгоритмов. Я назвал его Изнаночным.

Выражаясь проще, у каждого человека есть ряд желаний, чувствований, эмоциональных позывов, переживаний и всего такого прочего. Конечно, если это согласуется с моральными предписаниями общества, этим затаенным порывам хорошо бы найти реализацию. Но пишу я не об этом. А о внутреннем отказе по отношению к порывам души – вот что действительно интересно.

Подавленная душевная тяга всё равно неизбежно реализуется, но вовнутрь. Отказ в исполнении отзеркаливает внутренний энтузиазм, но не в форму бессилия и лености (точнее, внешне, может быть, и в неё), а в изнаночное воплощение, глубинную работу. Зачастую весьма беспорядочную, хаотичную и противоречивую. Но это не важно. Важно то, что значимость такой работы не меньше, а вполне может быть, что и больше по своему потенциалу, чем то, что удостаивается реализации.

Мысль моя о том, что изнаночное действие может быть  определяющим в мире, если в мир его перенести непосредственно:  то есть не как осуществление желаемого (не заменяя изнанку знанкой, или как там это называется), а напрямую – взять и перенести внутреннее во внешнее, не смешивая с внешним, не воплощая во внешнем… Речь как бы о некотором претворении  невидимого  в видимом, при котором невидимое остается невидимым.

Путано изъясняю, сам не всё понимаю…

Вообще я даже думаю, что изнаночный потенциал может даже породить что-то живое, не как мы, а как-то по-иному живое…



Федя. Незаурядная личность. Примечаю в нём мнительность и то, что когда-то называли комплексами. Но это всё не достойные внимания черты, на самом деле. Интересно то, что Федя боится едва ли не всего, что видит, а также воображаемого и того, что не вообразишь. Он аккумулирует в себе большое количество страхов, постоянно синтезируя и генерируя новые. Отталкиваясь, при этом, как от окружающих объектов и событий, так и от собственных внутренних преткновений.

Как-то он свои страхи, конечно же, реализует, пока не знаю как, но наибольший их массив растет в нём наизнанку…»

-Чушь какая, - стараясь быть совершенно невозмутимым, высказал Федя.

Дрын ухмыльнулся, Цепляла никак не отозвался.

-Мне не читать далее?

Федя сильно желал узнать, что там дальше, но чтобы это озвучивали совсем не хотел… Хотя, противиться теперь устному чтению,- значило вызвать подозрения в правдивости Антуановых измышлений.

-Читай… - пренебрежительно отмахнулся слушатель.

- «…Было бы очень интересно их как-то преобразовать.. Обращаться по этому поводу  к самому Феде без толку, он никогда не признается ни перед кем, сколько таскает за собой ужаса. Втайне, я поставил некоторые опыты. Когда он спал, а его дядя вылез на крышу палить по облакам, я поставил рядом с ним банку с мухами и проследил их реакции – насекомые жужжали, бились по стеклу, но никаких особенных явлений в их поведение мною замечено не было. Из чего следует вывод, что ужас надёжно закупорен в пределах Фединой сущности  и не имеет выхода вовне. То есть изнаночен на 100% ! Но преобразовать его, вероятно, может только лишь сам носитель, а он, по всей видимости, такого намерения не имеет и занимается только накоплением боязливого заряда. Честно говоря, я пытался пойти на некоторые провокации, чтобы столкнуть его с собственной изнанкой лицом к лицу. Скребся у его комнаты, имитирую Маринины ногти, стаскивал плед с его лица, пока он спал – это ни к чему не привело. Его выдержка не дала сбоя. Моего ума тут явно недостаточно и, честно говоря, я уже не знаю, что за Ум мог бы измыслить обстоятельства для “изнаночного пробуждения”  или как там еще выразиться…»

-Какая-то ерунда. Антон много всего надумывал, - изображая равнодушие, сказал Федя.

-Это да, - ухмылка Дрына отразилась в зеркале спереди.

-Возможно, - Лёня пожал плечами, убрал листок, укусил рукав  и принялся за другие бумаги.

Внутри себя Федя очень сожалел, что теперь уже нет способа поговорить с Антуаном и узнать прочие его мысли о возможностях ужаса. Правда, он признавал, что и перед юным ученым, скорее всего, ни в чем бы  не сознался.

Остаток пути проехали в тишине. Федя думал о записях Антуана и маялся вопросом: кто из присутствующих услышанное воспринял всерьез.

Впереди показалось собрание домов, поселок, над въездом в который развевалась растяжка “Приухабье”.

У входа дежурили двое здоровяков, по всем деталям облика опознаваемые как потерянные, но нашедшие ориентиры в бессмысленном мире. На поясе у них висели внушительные ножи  в кожаных чехлах, а на лицах - подозрительность. Они угрюмо рассмотрели машину и всех кто в ней находился.

-Мы к Роману, - сказал Дрын.

Верзила оглядел водителя, повышенное внимание уделив автомату на коленях, и кивнул, разрешая въезд.

По обеим сторонам от автомобиля причудливыми бастионами стояли огороженные дома. Особняки были обустроены и заселены людьми. Некоторые хозяева даже красили стены или вели строительные работы по расширению жилплощади. На верандах люди пили чай, близ них играли дети, а степенные бабушки читали книги, расположившись в креслах.

Картина могла показаться почти идиллической, но лишь частично, ведь каждый дом был ухожен не полностью. Половина или меньшая часть строения оставалась в запустении, за ней не следили и в ней не жили. Одно здание обвалилось наполовину и его руины никто не разгребал, – хозяева спокойно жили в цельной части, всячески оберегая её от схожей судьбы. Другой дом частично почернел от пыли и какой-то сажи, будучи холеным, прибранным и даже покрашенным во второй своей половине. И такая тенденция наблюдалась во всём…

Заборы обветшали, но не по всей длине, только частью ограждения. На участках росли какие-то ягоды и распускались единицы цветов, видны были грядки и парники… но у каждой жилой зоны существовал обгорелый, поросший сорняками или заваленный мусором сегмент.

Федю посетила мысль: - «В этом поселке граница между потухшими душой людьми и еще живущими распространялась и на землю с домами…»

Дворняга, лежавшая у дороги, подняла голову и всмотрелась печальным взглядом вслед машине. Она будто бы  имела схожую мысль и не знала, к какому из двух миров саму себя отнести.

Автомобиль остановился у захудалой сторожки из дерева. Пристойно выглядело у неё одно лишь крыльцо, - ступеньки и площадка при входе были контрастно отреставрированы и выкрашены в темно-зеленый цвет. Сам же дом чах и трескался от времени и сырого климата, становясь всё более похожим на большой плесневеющий холм.

По ступеням сошёл человек, который показался Феде младшим братом Дрына. На нём был схожий бушлат с капюшоном, точно такой же автомат за спиной и похожая ухмылка. Во внешности подобия замечалось меньше: под одеждой скрывалась крайняя худоба, череп был виден во всех костяных подробностях, а уверенные глаза полнились суматохой и азартом. И всё же, многие манеры он явно позаимствовал у Дрына. Возрастом же он лет на пять превосходил Федю.

  Одежда на незнакомце почти висела, заметно не соответствуя его комплектации. Но что Федю поразило и потрясло, так это маска, висевшая на поясе человека – две половинки дешевого пластика, изображающие черепа разных размеров. Они почти полностью повторяли маску четвертого, коротышки из ТЦ, только скреплялись между не скрепками, а грязным шнурком.

-Добро пожаловать в Приухабье! – радостно воскликнул человек, раскрывая объятия. Он дружелюбно обнял Дрына и обменялся рукопожатиями с Цеплялой.

-Роман, - представился “младший брат Дрына”, протягивая руку Феде, а затем Лёне. Они тоже назвали свои имена.

-Проходите, не стесняйтесь. Чаю нальём, - позвав гостей в дом, Роман скрылся за дверью.

Внутри  сторожка походила на тесную и душную коморку. Половину помещения занимал стол, поближе к которому неизвестный лопоухий парень расставлял стулья. Вряд ли этот мальчик достиг даже восемнадцати лет – детское лицо с глуповатой улыбкой, низкий рост и наивные глаза. Его уши были непропорционально велики и, вероятно, довольно тяжелы.

Все расселись у стола. Лёня сел от него дальше всех, сосредоточенно вороша прихваченные записки Антуана.

Роман расположился с противоположной стороны стола, а рядом с ним уместился ушастый мальчик. Он по-прежнему молчал и только улыбался.

По металлическим чашкам разлили теплый чай, похожий цветом на всю ту же “нефть”.

-Итак, что привело вас к нам? – начал беседу Роман.

-К нам наведался Чавк, - ответил Дрын.

На мгновение Роман испуганно растерялся, но сразу же спрятал возникшую дрожь в широких складках одежды.

-Нам повезло. Нюх предупредил меня, а старик Митрич дядю этого парня, - Дрын указал на Федю рукой, - мы устроили им горячий прием, уложив несколько… немного сократив силы Чавка. Часть его бежала, за ней я пустил слежку.

- И что только Чавк? Точно он один?

-Да.

-Ну, это не так плохо… значит, он действовал в одиночку и вопреки воле старшего брата.

-Расскажи историю о них, может кому интересно, - предложил Цепляла, кисло глядя на погруженного в научные конспекты Лёню.

Роман кратко вздохнул и отпил черного чая.

-Я жил в другом поселке. Мы пытались там как-то всё поддерживать, старались как-то выживать. Это получалось, в некоторой мере. Но однажды к нам пришёл Жор и его младший брат – Чавк. Выглядели они как две группы властных людей, только потом я разобрался, что это всего два человека. Люди, которые составляют сущность Жора или Чавка -  это их единое тело, с одной волей и одним желанием на всех. Даже не знаю, в каких телесных емкостях эти существа содержались изначально… В общем, эти люди -  просто сосуды, человекоподобные отростки одного исчадия.

Они пришли и разместились в нашем поселке, не совершая почти никаких действий. Но всем весом своей воли они требовали от нас пищи и мы всем селением её для них добывали. Рты Жора проглатывали еду моментально, рты Чавка звучно её жевали – так различались их аппетиты. И им всегда было мало. Часто люди всё же что-то подъедали сами, прежде чем отдать, и эти существа, каким-то образом, всегда это подмечали. Одного взгляда Жора или слюнявого причмокивания Чавка было достаточно, чтобы в следующий раз подъедать хотелось гораздо меньше.

Мы умирали от истощения, а их телеса всё набивались едой. Уже позже я понял, что, прежде всего, не людскую пищу они считали съедобной и желанной к употреблению, а самих людей! Они жрали нашу волю и всю требуху, что есть в наших душах - толстея, ширясь и самоутверждаясь.

Случалось, что Жор, а иногда и Чавк, отбирали какого-нибудь человека и отводили к границе с расплывчатыми землями, к самой кромке безумия. Там одно из тел одного из братьев ставило жертву на колени, лицом к невидимому хаосу  и делало некие надрезы на плечах и лбу… затем клало руки на кровоточащие плечи, потом на сочащийся кровью лоб. Этот ритуал длится примерно час, а по его завершению туловище Жора или Чавка прирастает новым шматом мяса… Я видел это всё один раз, случайно, когда искал еду. Так они растут  и, мне кажется, их цель - увеличить себя до такой степени, чтобы, сомкнувшись вокруг большого города голодным кольцом, проглотить его целиком и сразу.

Злая гримаса выступила на лице Романа, а мальчишка вздернул уши.

-Я бежал, бросив всех, кого знаю. Не понимаю как, но мне удалось выпутаться из чар жадных глоток. Меня не преследовали, жратвы у них было еще до-отвалу, чтоб отвлекаться на худосочный объедок... Потом я бродил по лесам и брошенным местам, мучимый диким голодом и подъедая всё, что только в рот лезло. В конце концов, добрался сюда и слегка обжился. Потом еще возвращался в родной поселок, но не нашел там ничего, кроме высосанных человеческих останков… Меня это сломало окончательно и так бы я, наверное, и пропал, если бы в мой новый дом не пришли Дрын, Арсений Петрович и другие…

Роман улыбнулся, а уши парнишки рядом с ним обмякли. Дрын кивнул с ободряющей ухмылкой.

-Исходя из вашего рассказа, мне пришла в голову версия произошедшего. Чавк, очевидно, ревнует к старшинству своего брата и желает первенства. Но Жор держит младшего под присмотром и не допускает ему расти больше дозволенного. Вот Чавк и решил тайком набрать массу… думаю, они базируются где-то недалеко от вас, чтобы он мог надеяться успеть это провернуть. Но всё пошло не так, как задумано и вскоре старший заметит телесную убыль младшего и даже не знаю, как к этому отнесется… В любом случае, ваш город - следующий объект в их пищевой цепочке. Они никому не простят испорченной трапезы.

-Они ведь не прервут застолья, пока не доедят? – вопросил Дрын.

-Это вряд ли.

-Хорошо, тогда у нас, похоже, есть время выяснить их местоположение и нанести удар. Мы пока останемся с тобой и скоординируемся с теми, кого я выслал им на хвост после атаки. Поняв, где пируют эти существа, мы получим решительное преимущество для действий.

Роман хищно, с мстительным воодушевлением  заулыбался желтоватыми зубами.

-Федя и Лёня, вас отвезут назад, а мы тут остаемся пока что.

-Угу, - не отрывая глаз от рукописей, отозвался Лёня.

Федя опешил и вдруг сказал :– Мне нужно переговорить наедине с Романом.

Повисло всеобщее удивление, к которому не присоединился разве что чтец антуановых архивов.

-Хорошо, пойдем, пройдемся по Приухабью.

Роман сделал жест мальчишке и тот поник ушами. Он вышел с Федей из сторожки, закурил сигарету и они двинулись по тропинке вдоль домов.

-А как вы познакомились с Дрыном и остальными? – изображая непринужденность, Федя завёл беседу.

-Да ты и сам слышал, они однажды пришли к нам сюда. Тогда это местечко загибалось, но прошли недели и всё здесь как-то обустроилось, благодаря им, - глаза Романа лихорадочно блестели, смотря то туда, то сюда. По губам блуждала полуулыбка, точно он собирался рассказать смешную шутку, посмеиваясь, пока что, про себя.

Люди вокруг приветствовали его: кто сдержанным кивком, кто воодушевленными взмахами руки и пожеланиями здравия.

-Помню славные деньки, когда мы нападали на большой город, - он ностальгически поднял взгляд к облакам.

-Что? Зачем?

-Ну. Не скрою, к стыду своему, мне было весело. Но вообще это всё не потехи ради. Мы нападали на прохожих с окраин и слегка их побивали, никого всерьез не травмировали, так… Больше пугали, попросту… Как бы это сказать, обращали их внимание на проблему, которой они не видели, временно ей прикидываясь. С тех пор там и блок-пост возвели, много зданий в черное раскрасили, да и люди в тех местах стали смотреть оживленнее, хоть и беспокойнее, - Роман, разговаривая, постоянно глядел по сторонам, как будто замечал всюду уйму событий, достойных внимания.

-Странно как-то…

-И не говори.

Федя перебирал в голове сказанные им слова, по привычке прикидывая, те ли подобрал. И раздумывал, что высказать далее.

-Ромка! – низкорослый, худощавый мальчишка выбежал со двора и подбежал к идущим. Рубашка на нём лоснилась чистотой и даже казалась выглаженной. А вот штаны были все изодраны, грязны и смяты. Точно так же и его кроссовки являли собой противоположности по части внешнего качества.

-Привет Петёк, - Роман весело дыхнул ноздрями и похлопал ребенка по плечу, - Ну всё, ступай. У нас беседа.

Мальчуган хохотнул и убежал обратно.

-Славный малый. Кстати, хотел кого-нибудь из вас спросить. Как там друг мой Нюх поживает?

-Эээ… - Федя замялся, - вроде неплохо, нюхает всё и вся.

-Дааа, в этом он мастак. У нас тут всё перенюхал в радиусе километров десяти. Он отсюда родом, тут даже домик его остался, куда он стаскивал всякое разное. Создавал, как бы сказать, ансамбль ароматов, - он закатил глаза, вспоминая что-то забавное. - Потом ушёл с Дрыном, когда нанюхался наших мест. Думаю, он ищет особую комбинацию запахов или, скорее, не знаю как выразиться, исток самого обоняния. Первородное благоухание, а может смрад. Короче, нет его чутью покоя…

-А вообще о чём поговорить хотел? – Роман посмотрел на собеседника, словно ожидая анекдота.

Федя терялся, не зная можно ли доверить едва знакомому человеку хоть крупицу личных переживаний. Но всё-таки решился.

-Мне давно сны не снились. Или забываются они полностью, оставляя одни смутные тревоги. И вот ко мне в голову по ночам гость один надоедливый влезать принялся, - Федя симулировал беспечность, а в голос добавлял потешных интонаций.

 Он улыбнулся, даже поверив, что рассказывает не нечто гнетущее, а вполне комичное.

-Некто мне пальцем в спину тычет. Чего хочет - не пойму.

-Ха, ну это ты поймешь потом. Знаю я этого надоеду, хоть и не лично. Не переживай, если что… а волнует -  переживай, чего уж там. Не важно.

Федя смутился. Все кругом говорили загадками, а они беспокоили куда сильнее простых объяснений.

-Ну… ладно.

-Я серьезно. Ты разберешься. Кто, зачем, почему.

-А это… - Федя хотел еще спросить о сдвоенной маске на поясе собеседника.

-С этим вопросом тоже  не хочу красть у тебя радость открытия, - Роман улыбался, не выдавая какого-то презабавного сюрприза.

Внезапно он посерьезнел.

-Я не придуриваюсь. Знаешь, меня тоже одно время сны почти не посещали, а когда заявляться начали, то все как на подбор кошмары. С ними и живу до сих пор, но относиться к ним стал проще. И, кстати, ни за что ни променял бы свои кошмарики на былой ночной покой, - Роман вновь заулыбался, - таинственно, озорно, и болезненно.

***

Хмурый и неразговорчивый житель Приухабья привёз Федю и Лёню в Пограниченск, когда уже вечерело.

Они распрощались с ним, потом с друг другом, и разошлись.

Федя подумал зайти к Митричу, вернуть ему ветку.

-Быстро ты! И суток не прошло. Сомневаюсь, что вник ты в суть сей вещи, - сказал, приподнимаясь,  старик, в то время как юноша, вытащив прут, закинул его на предметную массу.

-Да, вроде, понял, - буркнул Федя и торопливо полез за новой вещицей на следующий день.

В руке снова оказалась ветка, покороче предыдущей - очевидно, всё из того же веника.

-Затейливая вещица! Забирай, - Митрич ободряюще хлопнул его по плечу.


Рецензии