Часть 2. А боги смеялись. Глава 4

Глава 4.

    Гастроли выровнялись. Страх отступил. Концерты вновь приносили  удовольствие и удовлетворение.  Наша женская половинка не доставляла лишних хлопот. Но мы сами баловали подарками и обновками. Заказывали в гримёрку лучших парикмахеров и вейзажистов. Когда выпадали свободные дни, - водили в спа, старались в каждом городе организовать  экскурсию.  Взяли над ней шефство всем коллективом. Потому что она была настоящим трудоголиком: постоянно думала, что-то писала, засиживалась допоздна, утром подскакивала не свет ни заря. Одно утешало, - что приступы паники отступили, возвращались уверенность и спокойствие.
    Иногда я улавливал, насколько  она сильная под своей маской, смелая и героическая натура, и мне становилось не по себе. Не каждому удастся достичь этой планки, а она  постоянно двигала её вверх. Как будто это было жизненно необходимо.
     На наших шоу творились чудеса. Временами зал вставал и подхватывал исполняемую композицию, после того как мы заканчивали. Это потрясало. Такое взаимопонимание  даже и не снилось.  На душе теплело, в груди хлюпало. Мы размякли. Присутствие женщины в нашем обществе пошло на пользу. Чаще стали улыбаться. А главное можно было уверенно констатировать: «Добро, любовь, верность, честь, - это не миф. Редкость, -да! Но нам повезло».
     Верка  ждала в Питере. Там живут её дядьки. И она решила появиться во всей красе и с большим эффектом. Звонок оборвал мой разговор с арт. директором: «Ну и кто мне представит вашу солистку. Знаю всё, о твоих похождениях, пресса не дремлет. И что же ты так низко пал? Кто я, и кто она?». Я выслушал трёп и сделав паузу ответил: «Ты хоть иногда себя слушай. Я никогда на тебя не претендовал, и даже повода не давал. А эта женщина, она моя душа». Верка расхохоталась, и меня смутило, - в ней не было злости. Что-то шло не так. «Ты не злишься?»: переспросил я.
- «Немного обидно. А остальное при встречи. И подайте мне Светлицкую к столу в золотом блюде». Появилась через минут пять, в сопровождении всей своей именитой родни. Мелькнуло в голове: «Попал!» Но они минуя меня ринулись в гримёрку. Пацаны выстроились перед дверью, готовясь к самому худшему. Но дверь распахнулась и Лильчёнак просияла: «Здравствуйте мои могучие и всесильные!» И это было сказано однозначно не нам.
Самый высокий из старичков, распихивая нас как котят, протиснулся к ней и радушно обнял: «Ну, у тебя и охрана?! Давно же мы не виделись? Уже думали никогда и не свидимся. А тут такая удача. Вероника, когда рассказала, мы не поверили. Но молва летела вперёд тебя. Где там наш правнук? Подайте в золотой обвёрточке с голубой окаёмочкой». Пашка потирая заспанные глаза, появился из-за спины матери. – «Ну, сразу видно, наш человек»: довольно заворковали старички: «Это ты ж чуть не дотянул ростом до Якова». И они рассмеялись тому, как хорошей шутке. Вероника стояла рядышком, с интересом разглядывая сложившуюся ситуацию. А старички протиснулись в гримёрку и расположились на диванчике: «Лиличка, только Павел с тобой? Как там остальные? Ты же к нам заглянешь на огонёк? Мы вот всё побросали и приехали. Детка, так рады встрече. Сентиментальные стали к старости. Увидели тебя и как воды из родника хлебнули». Светлицкая налила  в чашечки чай и поставила на столик перед Санжаками.
- «Вы даже не представляете, как я рада вас видеть. Это же вам уже под сто, а вы ещё бегаете. Аж сердце от радости зашлось. Говорят же, что те кто войну пережил, как бы резерв вскрывает. Вот ведь и доказательство на лицо. …Пашка сфотографируй нас!» И она отодвинув столик присела между дедами. Пашка сделал пару кадров. Верка забрала фотоаппарат, и подтолкнула Павла к ним. Пашка встал за их широкими спинами. Я протянул руку и она вернула его мне. А сама присела рядом с Лильчёнкам. И кто бы мог подумать, что вся эта история как запутанная нить, постепенно распутается и уложится в один клубок.
   После концерта  приехали к ним домой, - недалеко от Васильевского острова, старые городские кварталы. В таких квартирах потолки выше трёх метров, окна в пол стены, но комнатки не большие. Старички хоть и именитые, жадностью не страдали. Всё довольно скромно. Стол разложили в зале. Мы привезли цветы, торт и несколько коробок конфет. Пили чай, смотрели альбомы. Слушали семейные истории. Какое же это счастье пересекаться с эхом времён и рассматривать, давно ушедши дни, - глазами очевидцев.
 А ведь за век жизни, сколько им пришлось увидеть. Георгий Прохорович был на фронте, а вот Лев Прохорович защищал Ленинград, и пережил все тяготы блокады. Удивительно, что эти старички, до сих пор ещё в здравом уме и довольно таки подвижные, не смотря на рост и возраст.
    Верка подвинулась ко мне и стараясь не мешать шепнула: «Вот же блин. Весь спектакль сорвала. Это жена их сестры внука. Она была у нас в девяностых, перед самым развалом. Кажется старички помогали ей с консультацией в военной медицинской академии, что-то там  с сердцем у её старшенькой. Потом она ещё приезжала, как раз на ноябрьские праздники. А потом всё как-то закрутилось на годы. А тут я приехала поплакаться, а они вот. Так что пока живи». Я улыбнулся: «Спасибо, ты так великодушна». Лильчёнак на скреншотила себе архив на телефон и мы попрощавшись стали продвигаться к выходу. Пашка как то удивлённо утопая в объятиях растерянно пятился, и невнятно бурчал, что-то вроде: « Как же было приятно с вами встретиться».
   Лильчёнак прощалась основательно, с глубокой грустью, кто знает, - доведётся ли ещё свидеться. Деды провожали до машины. Долго не выпускали её из объятий: «Спасибо, что заскочила, порадовала нас. Вот ведь разрослось семейство, и не вкривь и вкось».
     Уже сидя в машине Фёдор хмыкнул: «Я уже всё понял. Ты наш ангел. Ещё будут доказательства или идём до талого?» Светлицкая не обиделась, молча уткнулась в окно и замерла.
 Ещё один день в Питере, затем Москва. Двух недельное турне подходило к концу. А я всё не решался переступить проведённую ею черту, но точно знал, что не отпущу. Она держала меня на коротком поводке.  Вроде: «Да, я вся твоя! Но не спеши, а вдруг передумаешь». Не верила, или боялась верить. И я её понимал. После предательства любимого человека, которого считал двадцать лет своей половинкой, трудно опять поверить, и доверится ещё кому-то.
   Экскурсию по городу устроили с утра.  Пробежались по старому городу, заглянули в несколько музеев. А после концерта. Ещё долго бродили по набережной Невы. На улицах было многолюдно. Наступили белые ночи, а с ними и многочисленные фестивали.  Публика гуляла. И нам легко было слиться с толпой, и наслаждаться красотой ночного пейзажа. Бродили пока мосты не развели. И лишь затем отправились в Москву.
    Пашка восхищённо выдохнул: «Красотища. Северная Венеция. Только ещё краше. Давно хотел увидеть всё своими глазами. И время удачное». Светлицкая кивнула молча, соглашаясь с сыном, и прислонившись к моему плечу прикрыла глаза. Устала, или волнуется. Я переложил её к себе на грудь и прижал, она не сопротивлялась. Подложила ладонь для большего удобства под голову и притихла. Я знал, что она не спит. Но не нарушал её личное пространство. И шелестя шинами, машина несла нас в столицу.