Триумф
- А то, что Вы своим поведением опорочили доброе имя одного из лучших отечественных оркестров. Вы понимаете, что Вы натворили?
- Нет, не понимаю.
- Вы хоть помните чего-нибудь?
- Нет. А зачем? Меньше помнишь - дольше спишь.
И действительно, а что такого? Человек хороший - это раз. Профессионал высшей категории - два. Большой опыт работы - три. Можно ведь еще долго перечислять достижения ведущего трубача одного из лучших столичных оркестров.
Шытокрытин? Да. Помимо трубы: кладет на крыши домов рубероид, катается на фигурных белых коньках, воспитывает своих собак и чужих детей, рисует горшки с ромашками и даже немного что-то пописывает. Собирает смешные истории про коллег-оркестрантов. Особенно старается быть внимательным, когда случаются поездки за рубеж. Там всегда очень смешно: то стул упадет во время репетиции, то дирижер чихнет, то тубист высморкается в американскую занавеску. В общем, живет объемно, с прицелом на будущее признание творческой элиты Москвы. Всегда навеселе, с молодыми скрипачками хохмит, спорит с концертмейстером виолончелей о трактовках, а с директором оркестра каждый день здоровается за руку.
Один из наиболее отдаленных дальневосточных композиторов по имени Степан Николаевич (фамилия не значится) написал концерт для трубы, и было предложено московскому оркестру его исполнить. Сыграть соло предложили Шытокрытину, так как трубач Луи Армстронг, которому было посвящено произведение, приехать не смог: то ли из-за того, что был в этот момент занят, то ли ему не успели сообщить, а может, к тому моменту уже умер. В любом случае, пришлось отдуваться Шытокрытину.
Тогда-то он и подвыпил с композитором перед самым концертом за знакомство. Но это было почти не по-настоящему. Во-первых, Шытокрытин пил первый раз за всю свою музыкальную историю. Во-вторых, пили шампанское, а как известно шампанское не в счет. Оно было очень кислым и вкусным, и из-за этого Шытокрытин выпил много. Сколько? Неизвестно. Может, бутылки полторы или две.
Наконец, обнявшись, новые друзья пожелали друг другу счастья и разошлись по местам. Трубач пошел играть на сцену, а композитор в зал, немного послушать и подремать. Партии, которые исполнял Шытокрытин, были несложные, но нот было много и нужно было играть все время ярко. Такую вот интересную музыку написал Степан Николаевич.
Шытокрытин играл громко, как было указано в нотах: три или даже четыре форте. Это был его единственный плюс. В остальных нюансах трубач явно выпадал из контекста: часто спотыкался; играл неритмично; ноты как бы сами по себе расползались по разным углам зала; дирижер плохо просматривался на пьедестале; концертмейстер скрипок совал солисту свой смычок в промежности; старый альтист обзывался; директор оркестра, сидевший в первом ряду, тоже не добавлял обстановке оптимизма - часто и громко подкашливал, тем самым желая отвлечь внимание зала от исполнения музыки.
Самое главное, что трубач понимал и контролировал весь этот трудоемкий процесс. Он просто не мог поверить, как "Брют" может так негативно повлиять на отшлифованный годами профессионализм.
- Блин... Вот козлина какая...Черт возьми... Тьфу, опять что-то не выходит...
Мелькали мысли в голове трубача, но виду старались не подавать. Но Шытокрытин был честным человеком и старался себе внушить, что оркестр с композитором не виноваты. Он сам себе устроил такую жизнь. Пока играл и давал петуха, все время думал:
- А как же дальше? Что люди скажут?
Ему уже привиделась сцена избиения солиста местной публикой, затем арест и, наконец, два года условно.
Не успев домыслить безрадостные мгновения своей послеконцертной жизни, трубач вдруг услышал тишину. Это означало, что оркестр прекратил играть, и должна начаться каденция первой части. Но Шытокрытин промахнулся, не попав на клапан... Вместо того, чтобы снова прицелиться и начать соло сначала, трубач от стыда опустил голову. Он не мог все это уже выносить, его тошнило. Но кому-то в зале показалось, что солист поклонился. И тут началось такое!!!
Это был фурор!!! Стены дрожали от рукоплесканий и криков "Браво"!!!
Оркестр долго не отпускали. Шытокрытин выходил на поклон семь раз. Между четвертым и пятым выходом его все же вырвало. Хорошо, что это было за кулисами, где стоял запасной рояль с открытой крышкой.
Вызвали на сцену и Степана Николаевича. Композитор подошел к исполнителю и поцеловал его сильно в губы. Шытокрытин сразу почувствовал у себя во рту такой знакомый запах "Брюта", горького шоколада и селедки под шубой. Тут он вспомнил с кем пил до премьеры, и его опять затошнило.
Когда его вырвало прилюдно, на сцену из зала повалила толпа. Качали долго. Подкидывали так высоко, что Шытокрытин несколько раз ударился лбом о потолок, надолго потеряв при этом небольшой остаток интеллекта. Вот так провинциальная российская публика приветствовала великого музыканта.
Потом был фуршет, тосты и слезы; поцелуи, фотографирование и автографы. В конце праздника Шытокрытин по просьбе жены директора местного краеведческого музея сыграл на трубе "Мурку", после чего было решено зарядить салют прямо в банкетном зале филармонии.
Под утро оркестр всем городом сажали в самолет, а главу городской конной милиции еле оттащили от штурвала Боинга 767.
Летели в Москву молчаливо. Только изредка одинокая труба нарушала покой уснувших оркестрантов.
Дирижер не спал. Он грустно смотрел в иллюминатор и тихо ненавидел Шытокрытина.
20/05/2018
Свидетельство о публикации №218052100678