Копач

Когда он устало брел в старый квартал время уже перевалило за полдень. Дорога длинная, километра два, времени насладиться красотами поздней осени хоть отбавляй. Вот кусты вдоль дороги сбросили свой наряд и готовятся ко сну. Березки как будто изо всех сил удерживают на ветках пятнышки солнца, клинышком сонно трепыхающиеся на ветру. Тихо. Пахнет опавшей листвой, усталой от бурного летнего роста травой.  Иногда доносится терпкий запах поздних хризантем. Это совсем не летний сладкий пьянящий аромат, это последний аккорд уходящей осени с ее буйством красок. Покой.


В этом старом квартале покой особенный, не такой, как в новом. Покой здесь основательный, залитый в бетон, упакованный в мрамор и гранит. Навечно врезаны в камень слова любви и философской боли. Заросшие травой холмики убедительно говорят о Вечном Покое и забвении даже лучше ухоженных двориков последнего пристанища. Здесь не слышны рыдания, как в новом квартале с его частоколом временных деревянных крестов. Здесь нет разноцветных пышных одеял из цветов и венков на свежих рыхлых холмиках. В старом квартале он знал практически всех "постояльцев", как говориться,  в лицо, а вот природа всегда удивляла своей изменчивостью и радовала жизнью.


Он шел с лопатой на плече, с железным клинышком за голенищем сапога, чтобы счищать с лопаты землю. Дождя не предвиделось и тяжелую плащ-накидку тащить не было смысла. Предстояла подзахоронка в старом квартале. Его «коцанка», намеченная в полштыка яма, была готова еще со вчерашнего дня, оставалось углубиться еще на метр с небольшим и к 13.00 принять нового постояльца.


Работа шла легко во влажном грунте. Земля взлетев, четко ложилась на край ямы. На соседней могилке лежал его просоленный потом легкий свитерок. В яме жарко и сыро. Хорошо хоть копать не надо на 2 метра. Пресловутую норму копает только техника в новом квартале – сразу роют  траншею. Кладбище огромное, самое большое в Европе. Ну вот, могилка готова.

Его голова показалась над ямой, а вокруг… все было белым-бело! Ощущение нереальности происходящего мурашками пробежало по спине. От него валил пар, он казался себе призрачным облаком в этом припорошенном снегом мире. Холод тут же принял его в свои объятия и пробрал до костей. Кости местного населения такого холода уже давно не испытывают. Натянув на мокрую майку задубевший свитер, копач начал разминать ноги, спину,  притоптывая на дороге. Ничего, время подойдет к намеченному сроку и подтянутся его коллеги по скорбному труду, чтобы опустить в могилу гроб и закопать останки.


Природа продолжала его удивлять –нудный  ледяной дождь начал съедать свежевыпавший снег. С дождем пришли и товарищи по работе. Похоронной процессии все еще не было. Артемчик и Степаныч ясное дело пришли в плащах, но и им эта погода не доставляла никакого удовольствия.  Вода вперемежку с глиной выплескивалась из сапог при каждом шаге. Противно, холодно, Просто стоять?  Ну уж нет. Злость как-то незаметно перешла в судорожный смех и дурацкие шутки. Материться надоело. Время шло уже к трем часам, ожидание начало казаться безысходностью. Катафалк пришел в три. Прощание родственников, к счастью, как бы неуместно это не звучало в этом месте, было очень коротким. Закопали, уложили венки, прибрали землю и отправились обратно.

 Пили тогда все. Родственники новопристпвленного обычно давали водку и закуску, но не в этот раз. Впервые «копач» пил водку из горла, пил много и с удовольствием. Конфет на могилках не нашлось, помянуть-закусить просто нечем. И все же тепло разливалось по телу и… да ну их к черту все эти сантименты и красоты природы! День прошел и ладно. Завтра снова к шести утра. Выходной раз в году, только 1 января. Зарплата была  у землекопов, а они всего лишь «копачи», «пленные», неофициально приписанные к штатным землекопам. Для них зарплата – ,  это закусь и часть оплаты за установку оградок и надгробий.


С редких березовых желтых листиков капали тяжёлые слезы дождя. Он шел с лопатой на плече мимо знакомых окаменевших лиц с застывшей навечно улыбкой, мимо маленьких могил с лицами в эмалированных овалах. Капли дождя с его волос стекали по мокрой одежде, разбавляя грязь в сапогах. Дома ждала любимая женщина и теплая ванна, он улыбался.