Снежок

Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания".

Дело было утром. Сергей не мог насмотреться на мозаику – отец вчера подарил. Работа мастера была немного испорчена, не довезли в целости, а так – смотрелась великолепно.
  - С чего начать?
  - Серёжа, иди завтракать, - это голос матери, - скоро остынет.
  - Иду, мама.
  - Что у тебя там? – нетерпеливая мать заглянула в детскую. – А, вот что... Хорошо, потом продолжишь.
  - Тут одна картинка осталась, мама.
  - Хорошо, но только одна.
Мать вышла за дверь, плотно притворив за собой дверь.
  - Опять рисуешь, - она укоризненно посмотрела на мужа.
  - Не могу, Катя, не могу, ты же понимаешь…
  - Как не понять: обещал, но и где они – твои обещания?
  - В последний раз, Катюша милая, в последний раз.

День прошёл в заботах: Катерина Андреевна меняла обои в комнатах сына – их было две. Одну сделали срочно, а другую оставили на завтра «или отложим пока» - хозяйка ещё не решила.
Сын ушёл гулять с няней, а той уже столько лет, что за маленьким мальчиком поспевать не может, а он зовёт, бегает и зовёт: «Няня, посмотри на меня!»
«Что с ребёнком? – думает старая няня. – Вот пострел какой?!» А сама спешит ему вслед. «Куда подевался? Серёжа! – няня испугано стала метаться. – Нет Серёжи! Куда пропал? Видела только. Серёжа!» Бедная няня бросилась искать в лес, но следов не нашла. «Серёжа! – возвращаться не хотелось. – Серёжа!» – плакала старая няня.

День прошёл в поисках. Полузамёрзшую женщину обнаружил, присланный Екатериной Андреевной, помощник оклейщика обоев. Его отправила обеспокоенная хозяйка, как только свою половину работы он выполнил: «Сходи, голубчик, давно уж нет…»
Няня еле мямлила. Мужчина обхватил женщину за талию и привёл в дом:
  - Вот она.
Хозяйка всплеснула руками:
  - Где Серёженька?
Няня, судорожно хватая губами воздух, пыталась что-то сказать, потом выдавила из себя:
  - Исчез Серёжа.
На мгновенье замерев, Екатерина Андреевна закричала во весь голос:
  - Семён! Семён! – будто силясь что-то вспомнить, кричала обеспокоенная женщина.
Было удивительно, но она успокаивалась на глазах:
  - Семён, - почти спокойным голосом проговорила женщина, но увидев вытянувшихся «во фрунт» рабочих, - Аркадьевич, Серёжа пропал.
  - Как? – потом, увидев посторонних, шёпотом добавил, - я же всё сделал…
Екатерина Андреевна взяла мужа под руку и увела в залу.
  - Сегодня утром он клеил, я не придала значения…
  - Придёт, вернётся, даже если получилось… Я намеренно отколол, он собрал… Молодец, - заключил он со вздохом.
  - Весь в отца пошёл…
Екатерина Андреевна вся постаревшая, с поникшими плечами вышла к собравшимся свидетелям происшествия:
  - Искать пойду я. Вы идите, завтра не нужно приходить, я позову. Няня, вы идите наверх. Вас согреют. Ничего больше не нужно.
«Сума сошла», - решили рабочие, ещё потоптались, но увидев, что их помощь в поисках не требуется, ушли.
  - Расскажут теперь, - сжав виски, проговорила женщина, - объясняйся после этого.
  - Мальчик уже большой, разберётся… Если уж склеил…
Муж подавленным не выглядел, но озабоченность с лица не сходила.
  - Хорошо, примирительным тоном продолжил Семён Аркадьевич, - допустим – заблудился, но он быстро поймёт, там были все подсказки…
Бедная женщина подняла глаза на мужа, в них уже не было укора:
  - Хорошо, ты сказал «подсказки», пятилетнему мальчику возможно понять обезумевшего отца?
  - Поймёт, - он сжал руку жены.
Она не стала его отталкивать, и некоторое время они сидели прижавшись друг к другу.
  - Ну, хочешь, я пойду следом? Найду, верну тебе сына?
  - Не надо, придёт.
Рыскала полиция два дня, разболтавшихся свидетелей допросили по два раза. Няня только мычала. Мать заперлась и из комнаты не выходила. Все понимали – горе, не в себе. Отец с красными глазами лишь мотал головой, он и не знал ничего – сидел у себя в кабинете. Обыск ничего не дал. Посмотрели мозаику – последнюю игру пропавшего мальчика и ушли, оставив родителей страдать…
Пристав не осмелился предположить, что безумная няня могла погубить надоевшего мальца, но няня воспитывала многих детей, и мать ребёнка была её воспитанницей. Преданная и честная старушка сама обезумела от горя, Серёжа был ей как родной. Зверь? Нет здесь поблизости опасного зверя, никого кроме зайцев, да и те – далеко. Парк, до леса версты три, следов к парку не нашли – не звери это. Всё протоптали, снег перекидали – сугробов не оставили, не нашли. Исчез Серёжа.

Два года спустя. Едут гости – все свои: вздохи, ахи, но родители держаться, слёз не льют. Дело закрыли за недоказанностью преступления, няня скоро умерла, оставив после себя несколько писем, которые она написала перед смертью. Кому? Не было у старой няни никого – вся семья её здесь: своих – ни детей, ни мужа.
Всё не доходили руки у Екатерины Андреевны взять и прочитать эти письма. Считала ли она няню виноватой в исчезновении сына? Считала, но он исчез бы вместе с ней, держи она его за руку.

А теперь всё по порядку. Не злодей какой, был муж Екатерины Андреевны – художник. Рисовал картины: пейзажи, натюрморты, портреты стал писать позднее. Продавалось плохо, но за деньгами и не гнался. Семён Аркадьевич – помещик, доход у него был свой немалый, а это так… увлеченье.

Однажды заглянул к нему приятель, показал «картинку» - насмешил только.
  - Не смейся, - говорит, - тут зерно есть, ты вот художник – разгадай, - и оставил, - бери себе, потом спасибо мне скажешь.
Уехал надолго, вернулся – «картинку» обратно запросил.
  - Подарок ведь, - стал упрямиться друг.
  - Ты уж меня прости, Сёма, но отдай – прошу.
  - Коли так, верну тебе, пожалуй. Но скажи, зачем? Ведь смешно – картина пустая, ничего нарисованного нет – мазня, камушки и только.
  - Камушки… - со вздохом проговорил приятель, - посмотри напоследок, что в ней?
Семён Аркадьевич всмотрелся.
  - Нет, не вижу, - признался он честно, - графика, аппликация… - стал перечислять, - но вот… здесь…
И вдруг до него дошло:
  - Вот что!
Он смотрел глазами живописца и не угадывал смысл: форму, форму искал, а был лишь смысл.
  - На прощанье открылась, - усмехнулся приятель, пряча картину за спину, - ну, прощай.
  - Ты туда?..
  - Не знаю ещё…
Пожали руки, простились.

Семён Аркадьевич женат ещё не был, «путь» подсказал избранницу. Ею и стала Екатерина Андреевна – милая женщина, вся в мать, но это нравилось: матушку свою он любил. А вот жене доставались крохи от внимания мужа – занят был, дела…
Супруга понимала, в дела мужа не лезла, что особенно радовало Семёна Аркадьевича. Через год родился сын, и довольная чета уехала в загородное имение, надолго попрощавшись со столицей.
Что же произошло в семье? Это началось задолго до рождения сына, сразу после свадьбы. Супруги счастливы не были: без вздохов, стихов и прочей «ерунды», как говорил будущий муж. Так что барышня знала – ничего из того, о чём шептались подруги: записочек, стихов в альбом, перевязанный надушенной лентой и песен, им же сочинённых, ждать от будущего мужа не стоит. И не ждала: от природы – реалистка, она не верила в волшебство стихотворных строк, а обман раскрывала сразу. Жених был ей впору. Увлеченья мужа её не интересовали: «Сам расскажет», - и была права.
Художником супруг был плохим, рисовал кое-как, наполовину прорисованные, многие работы оставались незавершёнными: «Потом, потом…», - и ставил очередную в угол. Оставалось ещё что-то, чего не могла пока понять умная женщина: скрывал супруг не это. А то, что он что-то скрывал, она поняла сразу: не ревность, нет – муж не снисходил до непотребщины измен… Загадка оставалась недолго, муж сам рассказал.
  - Дорогуша, вот что… присядь, - он усадил жену в кресло, - такое дело… мне надо уйти… - видя замешательство Кати, успокоил, - не от тебя, - поцеловал ручку, - мне надо уйти ненадолго. Друзьям скажи: уехал, мол, в имение, распродать кое-что надо, ну и сама придумай…
Супруга молчала, ждала продолжения.
  - Ну-ну, всё, - Семён Аркадьевич явно не собирался продолжать.
Молодая, не по годам умная, женщина смотрела на мужа с интересом, взглядом вопрошая. Супруг сдался:
  - Ладно, но приказываю, - он строго посмотрел на молчаливую женщину, - строго, понимаешь? Никому, никому не говори, - и продолжил, опустив глаза. – Есть, существует, - поправился он, - прорисованный «путь», по которому можно прийти к… - он замялся, - не испытанию, нет, может, служению… но и это не так… - он мучительно подбирал слова и был благодарен супруге за её молчание. – Тогда вот, дорогая, - он снова принял тон любезного мужа, - посмотри на это полотно, - он развернул скрученный в рулон холст.
Екатерина Андреевна молчала и послушно рассматривала уже известную ей работу мужа. Ничего особенного не увидела тогда и сейчас видела одну из многих незавершённых работ. Понимая, что молчание – золото сейчас для мужа, вопросительно подняла глаза.
  - Так, - почти удовлетворённо констатировал он, - но это, голубушка, первая удачная работа за всё время, она закончена и готова, чтоб ею воспользоваться! – Семён Аркадьевич говорил это с ударением. – Понимаешь?!
Чуть насмешливый взгляд, который не могла или не хотела скрыть молодая жена, насторожил художника.
  - Ты что, не поняла? – потом вспомнил, как он так же не увидел «картинку» приятеля, смягчился – поднёс холст ближе к глазам супруги, чтобы она рассмотрела внимательней и, уже теряя терпение, тыча пальцем в холст, - вот сюда я уйду, вот сюда. Зовёт меня, я должен…
Супруга порывалась сказать, но что-то заставляло её вслушиваться в голос мужа.
  - Да, это что-то ведёт, - неуверенно промолвила она, - но куда? Ты знаешь?
  - Я знаю, этот путь обозначил я себе сам. Я пойду туда… - он указал дорожку, едва различимую.
Боясь сморгнуть, Екатерина Андреевна молча вглядывалась, потом встревожено произнесла:
  - Здесь забор…
  - А, - махнул рукой муж, - не обращай внимания, - он был доволен: без истерик и вопросов жена, наконец, поняла его.
Он не ошибся в выборе супруги, всё тот же «путь» подсказал…
  - Забор, милая, - уже спокойно и серьёзно продолжил Семён Аркадьевич, - нарисовал не я, он появился сам, как только ты вошла в картину. – Ну, придётся помучиться немного, немного… - подчеркнул он, - рано ещё ты заглянула, да и я не должен был…
Он вдохнул, свернул картину, поставил в угол к другим холстам.
  - А те? – кивнула супруга на другие, стоящие рядом рулоны.
  - Эти не готовы, не получились, - уточнил художник, - на них путь то появляется, то исчезает, а так нельзя, - назидательным тоном констатировал Семён Аркадьевич.
Время прошло незаметно за беседой. Супруги поужинали вместе, что редко случалось, потом ушли спать.
Долго ворочался Семён Аркадьевич, не понимал, как могло такое случиться? Не мог он упустить главного: теперь дорога не звала, а предостерегала. «Придётся подождать, предупрежу жену», - и сразу уснул.
Наутро не обнаружил супруги в постели.
  - Милая! – позвал он и хлопнул себя по лбу. – Вот ещё! Ушла! Забор не для неё – для меня!
Обеспокоенный супруг не находил себе места. Слуги разошлись с вечера, и свидетелей не было их разговора, как и прислуживать на ужине было некому: выходной давали всем сразу.
Приняв деловитый вид, в шубе и с тростью Семён Аркадьевич отдавал последнее распоряжения слуге:
  - Да, и вот что, когда вернусь, может, не сегодня, - неуверенным голосом, подчёркивая маловероятность возвращения, - будет барыня, она у своих, - рукой показывая на родню, - пусть не ждёт, а, может, ещё сама задержится. Ну, да я ей письмо оставил на столе. Предупреди барыню.
  - Слушаюс-с-с.
Ни вечером, ни вечером следующего дня господа не показывались. Были предупреждены барином и беспокоиться перестали.
Вернулись, наконец, оба. Слегка озабоченная барыня, сразу ушла в свою комнату, а барин, развалясь в кресле, напевал «отходную», переделав в «походную».

После этого супруги не ссорились, нет, но как-то друг с другом молчком. Уж ребёнок родился, а ладу не прибавилось. Только, как съехали в имение, оставили город со всеми пожитками, тогда налаживаться и стало – ребёнок помог.
«Уходил» Семён Аркадьевич часто, и в последнее время надолго. Стал наезжать в столицу и там оставаться. Вот и мозаику привёз – последнюю работу, сыну подарил, сказал – купил. «Соврал», - уже потом, как исчез сын, поняла Екатерина Андреевна, но уже ничего поделать было нельзя. Сколько ни уговаривала бедная женщина, муж не останавливался, только больше отсутствовал. Последнее, что напоследок сказал он: «Твой сын счастлив, отец ему важнее», - и ушёл навсегда. Супруга всё понимала, смириться было трудно, всё надеялась – вспомнит Серёжа мать, вернётся. Но годы шли, наступила старость…

Однажды, перелистывая бумаги, нашла нянины «письма» - каракули на всю страницу. Были клятвы, слёзные просительные строчки и в конце, на последней странице:
«…Серёженьку видела, как стоит он, глазами на меня смотрит:
 - Няня, - говорит, - бойся меня, отойди, не ходи больше за мной, отец не велит, ругать будет.
А я ему:
  - Серёженька, сокол мой ясный, помер что ли, детонька?
  - Нет, няня. Пора мне, а то отец зовет. Маму… - хотел, видно сказать, - жалей, - да проснулась я, уснуть не могу, хочу спросить, о каком отце говорит…»
Дальше закончила словами: «Всё поняла».
Екатерина Андреевна свернула листок. Слёз не было, старая няня догадалась, умерла, чтоб не выдать. Сейчас, только сейчас, спустя многие годы, поняла постаревшая мать, что ей следовало сделать тогда.
Она взяла чистый лист и надписала:
«Родственнику моему, Петру Кузьмичу. Пожалуйте в моё имение, распоряжайтесь имуществом, которое я вам отписала. Ухожу, не ищите. Ваша Екатерина».
Письмо положила в конверт, надписала, положила на стол.
  - Дуняша!
Вошла служанка, лет восемнадцати.
  - Ступай по этому адресу, скажи – барыня велела. И что уж прикажет. Да на ещё, возьми, тебе деньги пригодятся: тут и жалованье твоё. Всё, ступай.
Отдав ещё несколько распоряжений, и опустошив полностью шкатулку с «билетами», устало опустив руки, барыня отправилась к себе.
- Помирать, что ль, собралась? Не болела.
Слуги пошептались, да разошлись:
  - Опомнится ещё…

Екатерина Андреевна надела лучшее своё платье, причесала волосы, взяла серебряные украшения, отложила в сторону, шкатулку закрыла и отставила. Браслет с жемчужными вставками и серьги надела, полюбовалась на себя в зеркале и, вдохнув, встала.
«Путь» висел на стене в прихожей, Серёжина картина-мозаика. Екатерина Андреевна осторожно сняла её со стены, внесла в комнату, вставила недостающий фрагмент и, не всматриваясь, увидела летящий в себя снежок, улыбнулась: «Серёжа, большой, наверно…»

P.S: Долго искали пропавшую барыню, до суда дело не дошло, вспомнили исчезнувшего ребёнка и все странности этого семейства. Вердикт – считать умершей. Наследнику надлежало оплатить все следственные издержки, немалые к тому времени, и «дело закрыть».