Снято

Расплывчатый силуэт мужчины брел по темноте в неопределённом месте. Всё было неопределённым. И всё было расплывчатым. То ли проулок между двумя многоэтажными домами, то ли уже бог знает что. Далеко-далеко выла сирена, орали кошки, и грохали салюты. И вот, почти прямо над мужчиной, не так высоко грохнула разноцветная вспышка. Кто-то совсем рядом присоединился к празднику. Салюты сегодня атаковали небо, люди атаковали самих себя. Вспышки салюта кратковременно сыпали всеми цветами, подсвечивая улицу. Вырисовались очертания проулка, по которому и двигался уже более различимый силуэт мужчины. Впереди, метрах в двухста перпендикулярно шла другая дорога, по которой изредка проносились машины. По правую сторону от мужчины стоял неприступный на вид каменный забор, или, скорее, стена. Что было за ней и знать не хотелось. По левую сторону были такие заросли из самой разнообразной растительности что они казались даже неприступней каменного забора. Мужчина двигался как бы торопясь, но медленно и осторожно, и постоянно оглядываясь по всем сторонам. Дело было в том что каждый шаг для него был мучителен, поскольку на ногах не было никакой обуви. Вместо ступней было только стёртое кроваво-грязное месиво. Салют прекратился, но, несомненно, ненадолго, и всё опять погрузилось в темноту. И идти теперь было куда сложнее, пришлось сбавить и без того ничтожную скорость, поскольку дорога, которую никак не разглядеть, снова стала злейшим врагом. Одним больше, одним меньше, но торопиться всё-таки сейчас было куда, и даже жизненно необходимо. Когда варишься в адском котле вряд ли обратишь внимание на то что лодышка зачесалась, аналогично и мужчина совсем не обращал сейчас внимание на промозглый холод. Думать об этом ему приходилось в самую последнюю очередь, и, несмотря на то что он полносью голый, он держался молодцом. Дойдя до полного отчаяния он сделался бессмертным. Непобедимым. Свободным. Но это только самовнушение, которого хватило лишь на побег. После побега весь дух тут же выдохнулся, как пиво. Но он знал что непременно должно открыться второе дыхание, а пока надо придумать какую-то обувь, иначе ему и до той дороги не дойти, что иногда оживлялась впереди появляющихся на ней машин. Кожа голого тела мужчины сделалась совсем бледной, он это чувствовал, а посмотреть в этой темноте было бы бессмысленно. И снова всё резко озарилось в цвета, помимо своих вдобавок и все цвета радуги, в сопровождении грохота, от которого становилось ещё тревожнее. И как на зло грохота стало ещё больше, и вскоре только сплошной грохот и было слышно, отовсюду, со всех сторон. Пока всё это происходило мужчина внимательно всматривался во всё, что было более-менее видно, запоминания дорогу, где лучше пройти, запоминая весь проулок и куда можно нырнуть в случае если его тут застанут. Салюты начали редеть. Такт праздника уже нарушился, и, уже совсем далеко, еле доносились последние его отголоски. Снова тьма. Но не тишина. На смену взрывам пришёл вой сирены. Нет, сирен. Беда точно пришла не одна. А вот и ещё одна. Холод всё-таки заставил обратить на него внимание, да так подло и жестоко. Пальцы на обеих руках начали ужасно ныть, они болели, их ломило. И в то же время кончики пальцев уже ничего не чувствовали. Они онемели. А ступни ног уж и подавно ничего не чувствовали, и не только из-за обморожения.
Эти сирены были по его душу. И к всеобщему празднику он тоже имел отношение. Но ему сейчас важнее всего выжить и не попасться, добраться до своего убежища, какое-то время переждать и уже пытаться во всём разобраться. Но может ли он? Знает ли в чём? И как? И зачем? Да он даже до дороги не дойдёт, по которой, кстати говоря, уже давно никто не проезжал. И что будет дальше? Кто-нибудь возьмётся подвезти голого мужчину посреди ночи встреченного на какой-то глухой дороге? Но это хоть какой-то шанс. Но...
Всем голым телом на жёсткую холодную землю, пластом. Тяжёлый удар. Всё. Это конец. Дальше даже ползти не хватит сил. Да и руки уже совсем не слушались, и не чувствовались почти до кисти. Вой сирен лишь разбавляли торжественность этого конца, в эту прекрасную ночь, и сейчас, как никогда, не хватало салютов...

— Снято!! Заорал откуда-то из пустоты уже сорвавшийся голос. Это был режиссёр. Сидя на своём стуле-раскладушке, выкуривая очередную сигарету, он откинул голову назад, глубоко вдохнул и выдохнул, с таким облегчением, которое облегчило жизнь сразу всем, находившимся на съёмочной площадке. Это и правда был конец. Съёмки, которые укоротили всем жизнь вполовину и уничтожили напрочь все нервы закончились. Да. Все, даже те, кто не курили, сели кто куда и принялись подкуривать сигареты. Голый мужчина встал, со слезами на глазах и весь грязный и в крови побрёл прочь за кадр, опустив голову. Раздался смех. Режиссёр, оператор, и остальные из съёмочной группы начали смеяться, облегчённо вдзыхать и перекидываясь друг с другом очевидными фактами, мол, неужели закончился весь этот ад, никто не верил что съёмки закончены. Но, конечно, радость их преувеличена и кратковременна, ведь это был только первый сезон.
— Где раб??? - раздался испуганный женский голос. Шикарная блондинка в мини-юбке, металась из стороны в сторону как бешеная, и её красивое кукольное лицо сменилось гримасой неподдельного страха.
— Раба нигде нет! Куда он ушёл после окончания съёмки, кто видел?!
— Сбежал!!
И все тут же подорвались с теми же гримасами, и начали обшаривать всю площадку.

Отделение полиции. Раннее утро. Поступил звонок, сообщивший о сумасшедшем, сбежавшем из психиатрической больницы, и который сейчас скрывается где-то в районе промзоны. И он особо опасен. Особенно нельзя верить во всё, что он будет пытаться рассказать.

Расплывчатый силуэт мужчины брел по темноте в неопределённом месте. Всё было неопределённым. И всё было расплывчатым. То ли проулок между дмумя многоэтажными домами, то ли уже бог знает что. Далеко-далеко выла сирена, орали кошки, и грохали салюты. И вот, почти прямо над мужчиной, не так уж высоко грохнула разноцветная вспышка. Кто-то совсем рядом присоединился к празднику. Салюты сегодня атаковали небо, люди атаковали самих себя. Вспышки салюта кратковременно сыпали всеми цветами, подсвечивая улицу. Вырисовались очертания проулка, по которому и двигался уже более различимый силуэт мужчины. Впереди, метрах в двухста перпендикулярно шла другая дорога, по которой изредка проносились машины. По правую сторону от мужчины стоял неприступный на вид каменный забор, или, скорее, стена. Что было за ней и знать не хотелось. По левую сторону были такие заросли из самой разнообразной растительности что они казались даже неприступней каменного забора. Мужчина двигался как бы торопясь, но медленно и осторожно, и постоянно оглядываясь по всем сторонам. Дело было в том что каждый шаг для него был мучителен, поскольку на ногах не было никакой обуви. Вместо ступней было только стёртое кроваво-грязное месиво. Салют прекратился, но, несомненно, ненадолго, и всё опять погрузилось в темноту. И идти теперь было куда сложнее, пришлось сбавить и без того ничтожную скорость, поскольку дорога, которую никак не разглядеть, снова стала злейшим врагом. Одним больше, одним меньше, но торопиться всё-таки сейчас было куда, и даже жизненно необходимо. Когда варишься в адском котле вряд ли обратишь внимание на то что лодышка зачесалась, аналогично и мужчина совсем не обращал сейчас внимание на промозглый холод. Думать об этом ему приходилось в самую последнюю очередь, и, несмотря на то что он полносью голый, он держался молодцом. Дойдя до полного отчаяния он сделался бессмертным. Непобедимым. Свободным. Но это только самовнушение, которого хватило лишь на побег. После побега весь дух тут же выдохнулся, как пиво. Но он знал что непременно должно открыться второе дыхание, а пока надо придумать какую-то обувь, иначе ему и до той дороги не дойти, что иногда оживлялась впереди появляющихся на ней машин. Кожа голого тела мужчины сделалась совсем бледной, он это чувствовал, а посмотреть в этой темноте было бы бессмысленно. И снова всё резко озарилось в цвета, помимо своих вдобавок и все цвета радуги, в сопровождении грохота, от которого становилось ещё тревожнее. И как на зло грохота стало ещё больше, и вскоре только сплошной грохот и было слышно, отовсюду, со всех сторон. Пока всё это происходило мужчина внимательно всматривался во всё, что было более-менее видно, запоминания дорогу, где лучше пройти, запоминая весь проулок и куда можно нырнуть в случае если его тут застанут. Салюты начали редеть. Такт праздника уже нарушился, и, уже совсем далеко, еле доносились последние его отголоски. Снова тьма. Но не тишина. На смену взрывам пришёл вой сирены. Нет, сирен. Беда точно пришла не одна. А вот и ещё одна. Холод всё-таки заставил обратить на него внимание, да так подло и жестоко. Пальцы на обеих руках начали ужасно ныть, они болели, их ломило. И в то же время кончики пальцев уже ничего не чувствовали. Они онемели. А ступни ног уж и подавно ничего не чувствовали, и не только из-за обморожения.
Эти сирены были по его душу. И к всеобщему празднику он тоже имел отношение. Но ему сейчас важнее всего выжить и не попасться, добраться до своего убежища, какое-то время переждать и уже пытаться во всём разобраться. Но может ли он? Знает ли в чём? И как? И зачем? Да он даже до дороги не дойдёт, по которой, кстати говоря, уже давно никто не проезжал. И что будет дальше? Кто-нибудь возьмётся подвезти голого мужчину посреди ночи встреченного на какой-то глухой дороге? Но это хоть какой-то шанс. Но...
Всем голым телом на жёсткую холодную землю, пластом. Тяжёлый удар. Всё. Это конец. Дальше даже ползти не хватит сил. Да и руки уже совсем не слушались, и не чувствовались почти до кисти. Вой сирен лишь разбавляли торжественность этого конца, в эту прекрасную ночь, и сейчас, как никогда, не хватало салютов...

Снято!