Сказки фея Ерофея 55

55. Бейсбол и пироги

За дубовым столом у окна в углу расположилась Крыслая Дохла. Перед нею на столе плотными рядами выстроились полные пивные кружки. Белые, черные, коричневые, красные, светло-янтарные, солнечно-золотые. Все сорта пива-эля, что имелись в «Варяке».
- Пивная пятая река, - пропела Дохла.
Антон замер в дверях. Неожиданно. И что значит «пивная пятая река»?
- Заходи, не трону, - поманила Дохла.
В пивной больше никого не было: ни посетителей, ни Володи, ни Тамары. Нестора Ивановича тоже не было. Антон повернулся к выходу. Не было и выхода. Да и пивной «Варяк» тоже не было. А был остров. Вместо стен – черные слякотные берега с редкими горками грязного снега. Вместо пивной стойки – черный ствол Плакучего Ива. Голые ветви склонились в неизбывной тоске к бурлящей у берегов воде. Тяжелый дубовый стол стоял, как на изумрудном ковре, на травяной поляне.
- Был нужен собутыльник? – охотница расплылась аморфной улыбкой по столешнице. – Так я тут!
- Ждали не Вас, - угрюмо буркнул Антон, но все же занял место за столом напротив; Крысла радушно подвинула гостю клешней сразу несколько разноцветных бокалов.
- Чем я хуже? – Крысла вздернула брови (или что у нее там?) в искреннем удивлении. – Конечно, я не твой отец, но я и не твоя жена.
- Еще чего не хватало, - Антон отхлебнул светлого и выдохнул.
- Я к тому, - заговорщицки подмигнула охотница, - что вполне могу поговорить о женщинах.
- О каких женщинах? – насторожился Антон.
- Об уволенных, - напомнила Дохла. – И внебрачных.
- Так меня из-за этого снова сюда забросило? – догадался Антон.
- Не обязательно, - Дохла махнула щупальцем. – В Мире ручьев все так непредсказуемо. Вот, например, я – вместо того, чтобы сожрать тебя, сижу тут, эпикурействую, угощаю тебя пивом, беседы беседую.
- Никто, собственно, не напрашивался, - снова буркнул Антон.
- Напрашивался-напрашивался, - возразила Дохла. – Только и делал, что напрашивался. Среди дверей, зеркал или троп давно бы уже затерялся в моих объятиях. Никакие проводники бы не спасли. Но этот твой – крут. Очень жесткий проводник. С ним я не справлюсь.
- Ты про дерево? – удивился Антон. – Это же Плакучий Ивъ. Он лишь ветвями на ветру шевелит. Больше ничего не может.
Крысла с грустью посмотрела на собеседника поверх пивной пены.
- Вот помню тебя еще пубертатным несмышленышем, - вздохнула она, - когда ты, пятнадцатилетний, тырил у мамы сигареты, а у папы - выпивку. Теперь ты уже и школу закончил, и вуз, и жениться успел, и на работу устроился. И даже карьерный рост некоторый наблюдается. И дочь уже в первом классе. А ты все такой же…
- Какой? – угрюмо напрягся Антон.
- Бестолковый, - безнадежно отмахнулась охотница. – Как вот эта пенная шапка в пивной кружке. Все по макушкам смотришь, а вглубь не заглядываешь. И как только до острова добрался?
Антон обиженно уткнулся носом в ароматный красный эль.
- «Больше ничего не может», - передразнила охотница, пискляво и противно. – Ивъ создает иллюзию твоей самостоятельности – потому и машет ветвями. Ты ж, по Данте, земную жизнь прошел до половины. Ты мужчина, механик Вселенной. Все помощники и советчики остались в детстве, юности и молодости. Пришла зрелость. И вот ты один на один со всеми своими проблемами. То есть – один на один со мной. – Крыслая Дохла подняла бокал; Антон тост принял – бокалы звякнули, сомкнувшись.
- Проколов у тебя много, - продолжила Дохла. – Но это твой путь, так же, как это – его мир, - охотница обвела бокалом полукруг и указала в сторону Плакучего Ива. – И в этом мире Ивъ всемогущ. Всемогущ и благорасположен к своему подопечному, то есть к тебе. И раз проводник съесть тебя не дает, то будем пить и говорить. Итак, сосредоточься на своих женщинах, - предложила охотница.
- На уволенных? – спросил Антон. Охотница молчала, отхлебывая несколькими пастями из нескольких бокалов. Антон воспринял молчание как знак согласия. – Нужно было восстать? Устроить бунт на корабле?
- Просыпаешься ночами? – участливо спросила Дохла.
- Бывает, - признался Антон.
- Материшься вслух без видимой причины?
- Тоже бывает.
- Это хорошо, - похвалила Дохла. – Это муки совести. А вот они, уволенные твои, ночами спят спокойно. А если и матерятся, то на тебя. Даже не на хозяина, не на Шило – не тот уровень, а именно на тебя. Хотя воровали они. Анархию в гостинице установили тоже они. И тебя подставить хотели – интригами, наветами, поклепами. Так что не о чем тут тужить. Этот грех я тебе отпускаю!
- Спасибо, - улыбнулся Антон. – Тогда о каких женщинах? О жене и дочке? С женой общий язык найти не могу, мало дочерью занимаюсь? Ты об этом? Знаю – виноват. Работаю над этим вопросом.
- Что ж вы, путники, такие хлюпкие пошли в последнее время? – раздосадовалась охотница. – Только и слышишь от вас: «жены-дети-семья-воспитание». Долг супружеский, долг отцовский…С сыном по субботам играть в бейсбол, с дочерью по воскресеньям пироги печь на школьную ярмарку – таким вы себе долг представляете? Эх, обмельчала добыча! – охотница сперва загрустила, но вдруг рассмеялась – заливисто и многоголосо.
- Что смешного? – обиделся Антон.
- Нарисовала себе древлянского князя, - призналась сквозь смех охотница, - который кается, что сотую бабу умыкнул у воды, а отужинать с нею не соизволил. Или домостроевского опричника, что сопли распустил – дескать, царь на службе задержал, дети без сказки на ночь остались.
- Ты и за князьями охотилась? – не поверил Антон.
- И за князьями, и за опричниками, и за купцами, и за летописцами, - подтвердила Крыслая Дохла. – Думал, ты такой особенный – один к мечте продираешься? Много вас. Миры бывают разные, проводники разные, а я всегда одна. Потому как по многим путям – ко многим мечтам, а как свалишься – пропасть для всех общая. Да, по поводу семьи тоже не парься – и этот грех я тебе отпускаю.
- Я бы все-таки несколько изменил отношение… - засомневался Антон.
- Твое право, - не стала спорить Дохла. – Но не забывай, что ты мужчина…
- Механик Вселенной, - поддакнул Антон.
- Именно, - серьезно кивнула Крыслая Дохла. – А значит, одно твое присутствие в доме, один намек на твое существование – это уже исполненный долг, и супружеский, и воспитательный.
- Не преувеличивай, - не поверил Антон.
- Путешественник, совершающий кругосветное путешествие. Рыцарь в многолетнем военном походе. Купец, месяцами ведущий караваны через пустыни. Полярник, дрейфующий на льдине с научной группой. Строитель, уехавший на заработки в соседнюю страну. Писатель, годами ждущий в запое, как в засаде, ради еле ощутимого поцелуя Музы. Ученый, закрытый в секретном бункере на неопределенный срок. Космонавт на высокой орбите. Все это отцы семейств. Одни их имена – это уже предмет гордости для детей и предмет благоговения для жен. Беда той женщине, что бросит тень на имя мужа. Горе ей, если сделает это при ребенке. Поверь, у женщин свои охотницы, не менее лютые, чем я. Сожрут с потрохами. Всю жизнь превратят в сплошное разочарование. Вот тебе бейсбол и пироги, - Крыслая Дохла настолько вдохновилась собственной речью, что опрокинула и опустошила десяток бокалов одновременно.
- Я не космонавт, - напомнил Антон. – И не путешественник.
- Говорю же – бестолковый, - заключила охотница. – Ну, отельер, помню. Работа сути не меняет. Главное – ты в пути. Ты в шрамах и копоти – жив себе, и ладно; она – чаяньем-веяньем ждет, тем и жива.
- Так не бывает, - возразил Антон.
- Иначе не бывает! – отрезала охотница. – Отцовское воспитание – это не пребывание отца рядом с ребенком, а то, что говорит об отце ребенку его мать. Супружество – это не твое рядом присутствие, а ее ожидание. И вообще… - охотница на секунду замялась. - Прекратить споры! Не зли меня, парень. О чем мы, собственно, начинали?
- О женщинах, - напомнил Антон. – Всех перебрали, а где подвох, я так и не понял.
- Не всех, - лукаво прищурилась Дохла.
Антон устроил памяти экзамен. Нет. Никого больше, перед кем чувствовал бы вину.
- По пивной реке сюда добрался, а в шестой протрезвеешь, - тихо, подобно ветру в ветвях плакучего Ива, прошептала Крыслая Дохла и неожиданно набросилась на Антона через стол, опрокидывая пивные бокалы.
Антон не успел ни возразить, ни оказать сопротивление. Черная мазутная масса забилась в уши, рот, нос, перекрыла дыхание. Секунда – и холодная вода обожгла тело сквозь вещи. Да и были ли вещи? Антон понял, что абсолютно обнажен. Отчаянно барахтаясь, он устремился к поверхности воды. Кто-то смеялся на берегу. Охотница? Нет, смех добрый, мелодичный. Борт бассейна в знакомой сауне, куда ребята ходили еще студентами, был выложен голубой плиткой с дельфинами. Марина, обернув полотенцем грудь, талию и бедра, сидела в кресле у столика, на котором стояли тарелки и большое блюдо с вареными раками. Марина пила пиво и смеялась.
- Выбирайся, а то утонешь, - улыбнулась девушка, встала и протянула руку. Полотенце соскользнуло на кафельный пол…