Глава 47. Суд

1

Рота приехала днем. Этаж оживился от топота сапог и зычных голосов. Лежа в комнатке, на скрипучей   солдатской кровати, Трофимов слушал. Дверь распахнулась, ввалились офицеры роты. Неуверенно встали увидев его. Молча прошли к своим кроватям. Ротный тоже молчал.  О чем говорить? Тягостную тишину прерывали короткие реплики по существу. Последним показался Баранов,  беззвучной тенью скользнул в угол, к своей кровати. Не выдержав тягостного молчания капитан поднялся и засунув руки в карманы вышел в коридор. Разговоры стихали как только замечали его. Толкали друг друга и молча показывали глазами. Расступались глядя в след. Паленый. Все боялись подхватить неудачу. Из комнаты офицеров выглянул Каретников. Промелькнула и исчезла злорадная усмешка. Трофимов прошел мимо. – Заходи – Боярченко, не задавая лишних вопросов вытащил поллитру но Трофимов отрицательно покачал головой. – Как хочешь. – Олег спрятал бутылку и кивнул на работающий телевизор – Боевичек,  сиди если никуда не спешишь. – Фильм закончился но идти обратно не хотелось, хоть плачь! Опять эти рожи.. И здесь, торчать дольше было просто неприлично. У людей свои дела. Командир группы спец назначения высокий, здоровенный Ринат Назимов принимал всех. – Какие люди! Заходи, присаживайся. – Хлопнул здоровенной ладонью рядом с собой. Непонятно как, в руках очутилась кружка. – Не, Ринат, спасибо, но не буду.
– Ты чего не пьешь? – Незнакомый офицер в песчанке уставился с любопытством. Человек был незнакомый, в возрасте, со знанием выбранная одежда, характерное волевое лицо, глаза. Птичка сидела большая. Орел пил водку и играл в демократию. Обстановочку прощупывает.. – Не хочу. – Односложные ответы  охладили незнакомца. Тем более, общая беседа была гораздо интересной. У Рината случилось восстание. Взводные накатали на него рапорт обвиняя во всех грехах. Молодые волки хотели мяса. Сегодня у него опять произошел скандал. Спецназ должен был идти в ночную засаду в стоящей рядом школе, но..  Солдаты закатили истерику при поддержке взводных. Им, видите ли было страшно! Назимов выругался – Это все лейтенанты мутят! – Трофимов согласно кивал головой – Есть, есть такое.. – Назимов возбужденно продолжал – Интересная у них мораль, им все лучшее, уважение, почет.. А по засадам другие должны мотаться! – Разгоряченный ротный  махал как топором своей здоровенной ручищей. – А я им говорю, что вы такого сделали, за что вас другие уважать должны, давайте, покажите себя!?  – Трофимов развалившись, с удовольствием, в густом табачном дыму слушал крепкие словечки, грубые, громыхающие голоса офицеров. Вместе со всеми смеялся над попавшим в переделку старлеем из соседнего батальона, когда тот, примостившись по нужде у забора услышал как с другой стороны досок, крадется боевик.  ..  – а автомат у меня на предохранителе, я же помню как в училище учили! Меры безопасности! Штаны надевать времени нет, и раком, потихоньку-потихоньку.. И он услыхал, замер.. – Дружный хохот потряс стены и вывалился в полутемный коридор.

2

Суд проходил в заплеванном автомобильном боксе приспособленном  под столовую. Промозглая сырость пробирала и сидевшие на скамейках ежились кутаясь в бушлаты. Собрание было полковым, но в полном составе присутствовали только офицеры батальона. С десяток младших офицеров устроились поближе к выходу и безучастно глазели. Серьезность происходящему придавало несколько старших чинов с дивизии. От дыхания шел парок и комбат нетерпеливо потер руки – Пора! – Собрание было чистой формальностью призванной закрепить уже вынесенное в кулуарах решение. Трофимов внимательно слушал, суд офицерской чести, это звучало! Штаб батальона потрудился на славу, учтено и пронумеровано было все, даже количество опозданий в строй с момента перевода в этот батальон. Нарушений было много, но лишнего, ни одного. Гладкие формулировки, трескучие обвинения. Капитан заслушался. По всему выходило, что в ряды славных Вооруженных Сил затесался грязный предатель и саботажник, для которого расстрел, была пожалуй самой мягкой мерой. И если бы не зоркость дальновидного комбата.. – орден Сапожникову был бы точно обеспечен. Если не за проведение войсковой операции, в которой батальон бездарно топтался на месте уничтожая запасы спиртного, то за бдительность, это уж точно.  Орел! От формулировок тянуло затхлым запашком двадцатых, когда таких как он, в расход пускали за более невинные шалости. Просто, за непролетарское происхождение. Пристроившись сбоку за покрытым кумачом столом, Черкасов торопливо строчил чеканную речь Сапожникова, невнятно-вязкое повествование Матросова.. В общем, штаб выдохся. Черкасов каким-то образом от выступления отвертелся и терпеливо ждал следующего выступающего.  Надзирающий за правосудием  дивизионный подполковник перебирал объяснительные и кидал задумчивые взгляды. Горячая речь комбата почему-то не произвела на него впечатления. – Кто желает выступить? – Все молчали. Шестая рота сбилась в кучку прижавшись друг к другу плечами и сдерживая зевоту старалась вести себя прилично, не спать. Ни Дергунов  ни Синяков не подняли головы старательно избегая взглядов. Старшина не сдержался и подмигнул бывшему командиру наплевав на всю субординацию. Нахал! – Разрешите  мне? – Боярченко поднялся и вышел на середину. Комбат сидел с непроницаемым выражением лица. Ему, оправдательная речь понравилась не очень-то и он осуждающе покосился. Для кого, в конце концов он старался? Капитан тоже не мог понять смысла несмотря на благодарность, прямо таки распиравшую его. После произошедшего и легкой контузии, с ним было что-то не так, и появилась страшная слезливость. Вода из глаз текла помимо воли и сжатых зубов. Зачем Олег это сделал? Ни зла ни зависти Трофимов на коллегу не держал. Человек попал в струю, бывает. Ротного четвертой уважал весь батальон, рядовые и офицеры. Жадноватенький правда, но кто не без греха? Выбор комбата был более чем удачным. Должность начальника штаба батальона была как раз для него.  – Еще кто желает, выступить? – тон подполковника не предвещал ничего хорошего. На последнем слове сделано особое ударение. Все молчали, от разлившегося напряжения проснулись задние ряды. – Если выступающих нет, зачитываю постановление.. – Сидящий в президиуме дивизионный офицер недовольно поднял брови – Товарищ подполковник, не нарушайте закон! А перерыв? У вас что, постановление уже написано что ли? 
– Да.. Нет..  э.. – Комбат растерялся и в замешательстве перебирал бумаги. – Видите ли, я думал.. 
– Объявляйте перерыв!
– Перерыв.  – Загомонив, присутствовавшие зашевелились, достав сигареты задымили в столовой попирая все санитарные инструкции и нормы. Президиум тихо бубнил. Обостренный слух поймал поучающий голос .. – в противном случае он может обжаловать решение принятое с нарушением процедурных норм.. – Дивизионный подполковник съел на этом собаку и не хотел давать ни единого шанса нарушителю. Трофимов презрительно усмехнулся – больно нужно..  Формулировка постановления оригинальностью не страдала, и была когда-то ужасающе страшна – Увольнение по дискредитации офицерского звания и чести. – Раньше, но не сейчас, когда уголовника можно встретить на самых вершинах власти. Сейчас такая перчинка придавала дополнительный интерес. Тем более, объяснить можно было всяко, как и понять. Кандидаты на увольнение встали – Можно идти? – Сапожников «не слышал» и отыскав взглядом Дергунова повелительно скомандовал – Принять роту к исходу дня и доложить рапортом.
– Пошли – позвал Баранова, Трофимов. Их здесь уже «не было».

4

– Андрей! Я же просил не напиваться! – Дергунов отошел от кровати и укоряющее смотрел на пьяного лейтенанта. – Я же просил?! Кто теперь поедет на спецоперацию?  – Тусклый, ненастный рассвет сочился в серую комнату через уцелевшее стекло в деревянной филенке. – А мне наплевать! – Синяков,  потный, с мутными глазами лежал на кровати вызывающе глядя на нового командира. Лейтенант здорово походил на крысенка. Трофимов поднялся с лежанки и катнув желваками сделал шаг вперед. Опомнившись, сел обратно и закурив уставился в стену.  Кто он теперь?  Пустое место. Соблазн конечно был – пнуть в сетку и поймать хуком справа вылетевшее тело. Пьяное быдло! Но, зачем? Он отстранен и этим все сказано. Синяков не мальчик, пусть учится отвечать за поступки.  Он знал что делал, когда всю ночь пил водку в шестой. Пусть все идет своим путем. С надеждой смотревший Дергунов выругался и взяв оружие убежал во двор.
Плановая спецоперация включала проверку документов у водопоя. На город, их не так много. Водопровод не действовал и люди брали техническую воду поступавшую на предприятия самотеком из прудов. Бронетранспортер с солдатским экипажем и группой омоновцев подъехал к огромной очереди змеившейся вдоль мертвых заводских корпусов. Войсковое прикрытие рассредоточилось взяв на мушку опасные места. Омон подошел к толпе. – Приготовить документы для проверки! – Команда никого не удивила. Не раздалось ни одного возмущенного голоса о нарушении конституционных прав. Дудаев приучил население, что лишиться всего можно в любой момент. И иметь при себе документы было жизненно важно, так как бюрократию дудаевские гвардейцы сильно не уважали – задерживай, вези, установка личности там и прочее..  Проще пристрелить. Небольшая заминка, и взяв за руку милиционер вывел из очереди побледневшую русскую девушку. Девушка не девушка, но молодая женщина это точно. Женщина была одета в черные спецовочные штаны и куртку. Голова глухо замотана платком. Еще не понимая в чем дело, очередь осуждающее загудела. – Откуда, красавица?
– Из Челябинска.
– А здесь что делаешь?
– К брату, приехала..  – Женщина была миловидной и вызывала симпатию. – А за что сидела? – Вопросы следовали один за другим,  вразброс,  обдумывать ответы она просто не успевала. Паузы затягивались все сильнее и чаще. – Лыжница, говоришь.. – Старший омоновец нагнулся и приподнял черную штанину. Белые колготки резанули глаз. – Не биатлонистка, случаем?  – Снайперше жутко повезло что она не попала в руки к недобро смотревшим солдатам войскового прикрытия. Она еще твердила что тут какая-то ошибка и она ничего не знает.. Женщина это  Мать. Сестра. Любимая, дарящая жизнь и наслаждение. Или наемная убийца, работающая на ненавистных кавказцев? – такого, женщине не прощается. И приговор, попавшим живьем после жаркого боя, а легких в Чечне девяносто пятого просто не было, было суров и беспощаден. Только так окупалась кровь выбитых снайперским огнем солдат и офицеров.
– А чего, слабо твоим её замочить? – то ли в шутку, то ли в всерьез  предложил хитрый омоновский старлей сгорбившемуся в переднем люке Дергунову. Войсковой офицер не ответил и нагнувшись к водителю постучал по шлемофону. – Стой. – Транспортер загудел сбрасывая обороты и приткнувшись к исклеванному пулями дому, встал на обочине. – Васильев! – Дергунов повернулся и не обращая внимания на бабу буднично скомандовал.  – Отвести, и кончить эту падаль.
– Так точно, товарищ старший лейтенант.. – сержант встал и мотнул стволом – Пошла..  –  «Колготка» сжалась и смотрела затравленным взглядом отказываясь верить. Сержант выругался и вскинул автомат.  Картина была мерзкая. Слетев вниз от удара прикладом, снайперша вскочила и бросилась к омоновцам – Мальчики! Не надо, не надо мальчики! Я не стреляла, я только не давно здесь! Всё что хотите, мальчики! Я.. я.. Мальчики, не пожалеете, я все могу! Пощадите, у меня сын! – голос был животный и грубый. Васильев схватил за выбившуюся гриву волос – Раньше надо было думать, мразь..  – Свеженькие, еще не битые милиционеры были в шоке. – Ну и звери! – разлепил губы, опомнившись, старший. – Где прячутся остальные, быстро!!! Фамилии, какое оружие!! 
– Все, все скажу.. – бормотала «колготка» целуя грязные ботинки старшого. – Давай её обратно! Адрес, адрес давай..  – Омоновец брезгливо отдернул ноги. Диверсионную группу накрыли полностью и сразу. Без крови.

5

Колокольчикова в части не было и назначенный вместо него Лапин  утвердил решение Сапожникова. Забросив в машину барахло капитан задержался. – С ротой попрощаешься? – Баранов уже залез и слазить не хотел. Несмотря на общее положение Трофимов сторонился бывшего подчиненного. Разговаривали только о самом необходимом.  – А я пойду. – В подразделении было темно. Обстрелы учащались и окна замуровали кирпичами и мешками с песком, оставив для света небольшие щели. Двухярусные кровати застелены голыми матрацами. Черные, засаленные подушки и синие одеяла. Замусоренный крашеный пол и оббитая штукатурка с мертво висящими осколками плафонов. Голосов почти не слыхать. Увидев ротного, бойцы один за другим поднялись с кроватей, подошли к проходу образовав живой коридор. У стены, на табурете два стакана с водкой накрытых ржаными сухарями, Горели церковные свечки. Россыпь разнокалиберных сигарет. В тишине было слышно как потрескивая горели свечи. Положив свои сигареты капитан постоял чувствуя как набухают веки. Прроклятье.. Повернувшись кругом поднял голову и затуманенными глазами посмотрел на глядевших на него солдат. Ждал. Может кто попрекнет? Или выразит недовольство? Он примет все. Тишину прервал всхлип. Рядовой Краснов уткнулся в локоть. Тряслись плечи. – Лешка.. Он же крестился перед этим, нарочно задом наперед из дома вышли, что б обратно вернуться..  – Подойдя, капитан положил руку и сжал. Терпи. Наше дело солдатское, терпеть.. Говорить было не о чем, о чем можно было говорить? Краснов замолчал. Капитан вышел не оборачиваясь назад. У него было все впереди.