Поживем - увидим

        Аксакал аккуратно раздвигал прутиком листочки, облегчая путь муравью, который сноровисто полз по  маршруту, известному только ему и нес на себе груз, намного превышающий его вес и размер…
- В чем Божий промысел!? Не знаешь… вот и я не знаю,  – он медленно и задумчиво произносил слова, и было заметно, что мысленно находился где-то далеко от этих живописных гор, на склонах которого паслась его отара.
Рядом на каменном валуне сидела приунывшая Айша, которая битый час пыталась разговорить неразговорчивого собеседника и она понимала, что задание редактора  с треском провалила…  Вначале девушка тряслась на совхозном уазике до конторы, там директор посоветовал ей старейшего чабана, который видел и слушал на московском съезде партийных вождей, а во время войны совсем юнцом возглавлял колхоз. И хитро намекнул, найдешь к его сердцу ключик, он станет лучшим героем очерка в журналистской практике…
Айша сердилась, когда потрунивали над ней, но вида не показала – привыкла, ведь она совсем молоденькая – ее ровесники сейчас корпят в студенческих аудиториях. А ей вздумалось постигать профессию на практике… 
Как может чабан, даже такой прославленный, стать лучшим героем, - недоумевала девушка. То ли дело космонавт. И на миг она представила, что берет интервью у первого выходца в космос,  и картинки из ее воображения захватили  дух и заставили колотиться сердце. Она  спросила бы у него, как выглядят звезды там, вблизи  – свет от них, наверное, такой яркий, можно ослепнуть… Непременно узнала бы как выглядит Арал с космических высот и не рассмотрел ли космонавт из иллюминатора  признаки подземных вод, которые могут возродить умирающее море…
- Приехали, - буркнул хмурый водитель и показал, где можно найти того странного старичка.
Аксакал внимательно выслушал Айшу, ухмыльнулся, когда она сказала, что он знаменитый и прославленный. Прошло больше часа, а молодому журналисту  удалось собрать фактуры с «гулькин нос» и вот теперь он заговорил о Божьем промысле то ли с ней, то ли с муравьем...
- Я тебе расскажу одну притчу, - старик смотрел вдаль, пытаясь разглядеть облачко, предвещающую дождь.
Айша не решилась перечить собеседнику, ей почему-то стало спокойно и ясно здесь, вдали от редакционной суеты,  рядом с этим немногословным человеком и она с высоты холма наблюдала, как  огромная отара лениво продвигалась туда, где трава зеленее…
- Жил человек. У него были единственный сын и единственная лошадь. Однажды лошадь убежала. Он сутками напролет обходил пешком горы и долины, но так и не нашел ее. Все вокруг причитали: бедняга, горемыка,  потерял лошадь, как теперь ему быть. Вначале потерял жену, теперь – лошадь.
 А он  в ответ лишь задумчиво отвечал: поживем – увидим…
Через две недели лошадь вернулась, да не одна. В ауле все ахали-охали, вот счастливчик. То ни одной лошади, а тут сразу две. А он так же задумчиво произносил: поживем- увидим…
Однажды его сын катался на  лошади, упал и сломал ногу, костоправа не было, аул стоял далеко от тех мест, где есть врачи. У мальчика неправильно срослись кости, и он остался хромым.
 Односельчане качали головой: какое горе, на всю жизнь остался увечным и кому он нужен такой…
Отец гладил голову  сына и шептал: поживем – увидим.
Началась война…  Матери со слезами на глазах обнимали своих безусых птенцов, пытаясь удержать их  на несколько мгновений у груди. Мужчины уходили на фронт десятками.  Вскоре в  ауле остались дети, старики, женщины и хромой парень. Ему и доверили колхоз. Они спали по три-четыре часа в сутки, собирали скудный урожай и до единой зернышки отправляли туда, где на поле битвы сражались их односельчане и тысячи других советских людей. Жили впроголодь,  питались лишь водой и баландой из пшеничной шелухи.
С каждой похоронкой, которая приходила в аул, хромой парень горбился все больше. Однажды он услышал разговор женщин: вот Бог миловал его от войны, а наши полегли, лишь клочок бумаги остался. Пусть  калеками вернулись бы сыновья и то счастье…
Отец увидел плачущего сына, обнял его  крепко и сказал : поживем – увидим.
Хромой парень очень  хотел бы оказаться среди тех, на кого пришла похоронка, и тогда не пришлось бы смотреть  каждый день в потускневшие глаза матерей Турысбека, Карима, Женисхана, Турара и других его ровесников, с которыми он  без устали бегал босиком и грелся у костра в далеком беззаботном детстве.
Из ушедших  на войну мужчин аула  домой  не вернулся ни один…
Аксакал вдруг поднялся, и хромая на одну ногу, сделал несколько шагов вперед и задорно, по-мальчишески присвистнул. Лучшие собаки казахских степей – породистые таз -  по знаку хозяину обегали отару, оттесняя овец к тенистому склону горы. Айша не отрываясь, смотрела на ногу аксакала и, кажется, начинала понимать, что это вовсе не притча, а реальная история человека, пережившего много страданий…
- Ата, хромой парень из притчи – это же Вы! – у Айшы от волнения сорвался голос, и последнее слово она произнесла шепотом.
Он грустно посмотрел ей в глаза и продолжил свой рассказ:
- На смертном одре отец сказал сыну следующие слова «Никому не суждено проникнуть в Божий промысел! Мы люди способны лишь судить хорошо или плохо. И то, что мы считаем благом для себя, может обернуться откровенным злом. А то, что воспринимаем как зло, может стать большим благом! Доверься, мой сын,   Всевышнему, расправь плечи и дыши полной грудью! Живи за тех ребят, которые полегли на поле боя"…
Айша возвращалась на совхозном уазике и сердце сжималось от услышанного, горестных воспоминаний старика. Она понимала, что всего этого она не сможет написать в очерке. В партийном издании,   редактор которого  коммунист!! Но дала себе слово поведать когда-нибудь всю правду о хромом юноше и его отце, философия которых заключалась в большом смирении, а девиз жизни в двух  словах – «поживем-увидим»…