Горечавка

Тело отогревалось медленно. Холод, проникший до самого сердца, отступать не торопился. Мгновение назад он казался прозрачной броней, несокрушимой и незыблемой, абсолютной защитой. Но стоило теплу коснуться тела, как то, что было коконом, ощетинилось шипами, впиваясь в саму суть. Холод обхватил клешнями сердце, упираясь, не желая отступать, словно зверь, из зубов которого вырывали добычу.

Но тело билось. Хватаясь за отголоски тепла, впитывая их, беря из них силу, оно клетка за клеткой оживало. И сознание, потерянное в бесконечной темноте, рвалось к свету, хлынувшему сквозь мучительно разодранные веки. Глаза открывались тяжело, словно ресницы запутались, завязались в узлы, и их приходилось срывать. Еще в полусне Ярина видела серую шерсть, заполнившую все вокруг. Мохнатые звери, они жались к ней боками так близко, что казалось, будто теплая шкура стала одной на всех. Второй кожей большого многоногого чудовища, внутри которого мучительно рвалась к теплу живая душа.

Когда серые бока вдруг обратились в облака сахарной ваты, вмешавшись в сон, было не понять. Но реальность вновь растаяла, оставив по себе только боль, ломившую все тело даже там, в мире грез.

Второй раз Ярина пришла в себя внезапно, словно вытолкнутая из небытия как-то силой. Кто-то толкнул в спину между лопаток, выбрасывая ее на поверхность, назад в тело, которое било крупной дрожью. Девушка металась, отчаянно глотая воздух, которого не хватало между судорожных выдохов и полустонов. Чьи-то сильные руки сжимали ее в объятиях, держали, не давая случайно навредить себе в бреду. Она вдыхала раз за разом в попытках что-то произнести. Раз, второй…

Имя прозвучало уже в небытье, куда вновь провалилось измученное сознание.
Во сне не оценишь, сколько времени прошло. Минуты легко обращаются в часы, а часы – в короткие мгновения, когда кажется, словно только закрыл глаза. А уже звонит будильник, вырывая из сладкой дремы.

Будильника не было. Зато было тепло. Неуместное, ненужное тепло, которого не должно было быть. Не то время, слишком рано.

Ярина открыла глаза. Она лежала, свернувшись, в корнях поваленного дерева, которое сама же и выбрала, укутанная в чужое пальто. Слишком большое, оно охватывало девушку со всех сторон, словно коконом. И отменно выполняло свою работу – хранило тепло, с таким трудом возвращенное замерзшему телу. Девушка села.

- Проснулась? Как ты? – голос прозвучал откуда-то со стороны, но Ярина не повернулась, чуть ежась и удобнее перехватывая пальто, которое начало сползать с плеча. Выдохи обращались в облака пара, каждый раз на мгновение застилая глаза.
 
- Ясень… - выдохнула она едва слышно. И осеклась, не узнав собственный голос. Хриплый, надломленный, словно неровная тень, отголосок искаженного эха. Ясень усмехнулся, одними губами, оставив эмоцию незавершенной.

- Скоро станет легче, - проговорил он, присаживаясь рядом и снова растирая ее плечи поверх пальто. – Прости, лесная. Морозы еще не встали в полную силу, ты успеешь уснуть снова, - словно бы даже оправдываясь добавил он.

- Что… случилось? – дыхание сбивалось. Организм принимал холодный воздух неохотно, каждый вдох приходилось повторять дважды. Не так много причин, которые могли бы заставить разбудить Лесную Мать раньше времени. Невозможное, жестокое преступление, совершаемое тысячами будильников каждое утро. Вырвать кого-то из мира снов до того, как его душа самовольно направиться назад.

Но порой просто нет другого выхода. И оборотни идут на то, на что в других обстоятельствах никогда не решились бы.

- Я покажу тебе, Ярина, - подал голос Ясень. Времени было не много. Его всегда слишком мало. Но спешка ровно так же была чревата последствиями, - Когда сможешь идти.

Девушка медленно вдохнула.

- Я могу. Идем, - резко проговорила, на одном дыхании. Голос не дрогнул. Зато дрогнули колени, стоило попытаться на них опереться. Ясень придержал ее за предплечье, но приняв его помощь в полной мере значило бы практически повиснуть на мужчине. Резкое движение заставило мир вокруг внезапно перевернуться вверх тормашками и снова рухнуть на Ярину со всех сторон. Слишком белый, слепящий, лес заставлял жмуриться, растирать слезящиеся глаза.

- Только… медленно, - нехотя произнесла Ярина. Ясень усмехнулся.

- Хорошо.

Она продела руки в рукава пальто, прячась в него, как в свободный доспех. Слишком маленькая для него, почти хрупкая. Невозможно быть слишком молодой для того, чтобы быть Лесной Матерью. История знала совсем юных девочек, заступивших на этот «пост». Но можно быть слишком не опытной. И Ярина впервые ступала по спящему лесу в это время.

В сосновом лесу не так просто отыскать укромное место. От того казалось, что каждый овраг, каждая норка, корни поваленных деревьев – все занято лесными жителями, впавшими в спячку. Ярина едва заметно усмехнулась. Леший отходил в зимний сон одним из первых. Говорил, что лес в это время напоминает ему поле боя. Нет желания бродить между трупов. Но Ярина видела его совсем другим. Укрытый белоснежным покрывалом снега, лес казался домом для большой семьи. Где в каждом углу, названном «своим», спит ребенок. Спит чутко, в преддверии… в преддверии Нового Года. И стоит только вывернуть куда-нибудь в сторону, выйти в «гостиную», чтобы увидеть наряженную елку и кучу подарков.

Глупая ассоциация, оставшаяся из прошлой жизни. Каждый новый год для детей Нави начинался с приходом сезона снов, после праздника Купала. Весеннее тепло пробуждало их, постепенно приводило в чувства, оживляло. Как раз ко времени, чтобы успеть приготовиться к празднику. С него начиналось время повышенной чувствительности, когда открыты души и даже люди, обычные люди, создания Яви, при должном внимании могут увидеть то, что обычно скрыто. Распознать среди своих знакомых мавку или русалку… и, конечно, списать на бурное воображение.

Но все это – летом. Сезон снов имеет начало, но, как сама жизнь, не имеет конца. С приходом холодов жители леса один за другим отходят ко сну, оставив все дела до весны. Когда ударяют морозы люди становятся слепы и глухи еще больше, чем в другое время. Но нет четкой даты, когда сезон снов сменяется тревожным временем межсезонья.

И, тем не менее, ступая по снежному покрову Ярина ясно ощущала это. Межсезонье. Дурное время, несущее покой лишь в сон, в подобии смерти. Жизнь не любит холодов.

Волчье время.

Ярина скосила взгляд на идущего рядом мужчину. То и дело по обе стороны, между деревьев и лысого кустарника, мелькали серые шкуры. Ясень видел их, не мог не замечать своих волков. И изо всех сил сдерживал шаг, который, наверняка, хотелось ускорить. Но силы возвращались к Ярине слишком медленно. Ясень прятал руки в карманах джинс, на плечах, в плетении свитера, застревали редкие снежинки.

Девушка покосилась на пальто на собственных плечах.

- Брось, Ярина, - Ясень заговорил еще до того, как она потянулась к пуговицам, еще в раздумьях, как поступить. – Если я замерзну – то обращусь. Думаю, волки тебя не смутят, - он едва заметно усмехнулся. Ярина кивнула туда, где только что мелькнула серая шкура.

- Они и так идут за нами.

- Не могли же мы оставить Лесную Мать без свиты, - Ясень не смотрел на нее, взгляд был направлен исключительно вперед. Волк был напряжен, это чувствовалось в каждом движении, отражалось в янтарных глазах. Он переживал о чем-то, с чем вынужден был обратиться к ней, к Ярине.

Волки не впадали в спячку. В межсезонье они продолжали бодрствовать, обремененные одной задачей. Серые стражи хранили покой лестных жителей. Слишком уязвимы они в своем отдыхе. Никто никогда не спрашивал, что происходит в это время. Считалось, что межсезонье всегда проходит спокойно. Но временами по весне стая встречала пробудившихся не в полном составе. Они молчали о причинах, не сообщали ничего, предпочитая существовать обособленно от общины. Даже о ведьмах было известно больше.
 
Пожалуй, самое странное, что можно увидеть в заснеженном лесу, - это цветущее дерево. Но именно оно предстало перед глазами, заставив Ярину ускорить шаг. Лещина, миниатюрная в окружении высоких сосен. На ней не было листьев, они опали рыжим ковром к ее корням. Но с голых веток, присыпанные снегом, свисали яркие желтые сережки.

- Я проверил, теплотрасса проходит южнее, - заговорил Ясень до того, как девушка спросила. Ярина кивнула, подходя ближе и касаясь пальцами холодной ветки.

- Может, ведьмы балуются? – задумчиво проговорила Ярина, скользя кончиками пальцев по ветке, сбивая снег. Она обхватила пальцами сережку, осторожно, чтобы не сорвать случайно, не ранить дерево.

- Тоже об этом подумал, - откликнулся Ясень. Он остановился в нескольких шагах, неодобрительно глядя на дерево, словно оно могло застыдиться и перестать «хулиганить». Но лещина, кажется, чувствовала себя комфортно, расцветая навстречу морозам. Только, должно быть, очень одиноко, обделенная вниманием насекомых.
- Я отправил к ним Сергея.

Ярина помнила этого волка - вздорный, болтливый. Любитель подшутить над другими, а от того заслуживший себе целую кучу «мстителей», готовых ответить ему любезностью на любезность. Но Ясень не договорил, заставив заволноваться. Что-то случилось или волк, быть может, просто еще не вернулся?

- И что?

Ясень выдержал еще одну паузу, едва слышно хмыкнув.

- Теперь у меня в стае есть лягушка.

Ярина, успевшая присесть к корням дерева, подняла голову, вопросительно изогнув бровь. Но дополнительных подсказок для осознания не потребовалось. Ярина шумно выдохнула, коротко кашлянула в кулак.

- Что ж, у Карины всегда был крутой нрав, - проговорила она, отворачиваясь к лещине и всматриваясь в рисунок коры. И снова коротко хмыкнула.

- Та смейся уже! - Ясень за ее спиной криво усмехнулся.

- Нет, это нехорошо, - девушка покачала головой, - Как он?

Ясень улыбнулся уже не скрываясь.

- Нормально. Квакает.

- Ясень! – Ярина все-таки засмеялась, закрывая лицо ладонью.

Он улыбался, чуть ехидно глядя на смеющуюся девушку. А ведь вроде бы взрослый человек, матерый серый волк. А все туда же. Вот отсюда и берутся большие злые волки, которые не такие уж и злые, если приглядеться. Не даром же несчастную Красную Шапочку пересказали уже бесчисленное число раз, изменив сюжет до неузнаваемости, с каждой версией все сильнее оправдывая волка. Это было сказание других земель. Но оборотни, должно быть, везде одинаковы.

- Почему именно лягушка? – все-таки выговорила Ярина, поднимая чуть искрящийся взгляд на Ясеня. Мужчина пожал плечами.

- Классика же. Не устареет.

…И внезапно Ярина поняла, почему волк пытался ее рассмешить. Нехитрым способом, выставив неудачу слишком заносчивого юноши именно в таком, комическом свете. Ничего с ним не станется, Карина оттает и расколдует. А ему и на пользу пойдет, может, поумерит пыл и поймет к кому не стоит обращаться фамильярно. Ведьмы такого не любят.

Потому что оставалась только одна причина цветущей среди зимы лещины.

Улыбка погасла, Ярина медленно вдохнула. Но сказать ничего даже не успела, волк покачал головой.

- Я надеялся, что ты подскажешь другую причину, - он вздохнул. До последнего он ждал, что Лесная Мать его обругает за то, что была разбужена ради такой глупости. И уйдет спать до весны. Но волчье чутье с самого начала говорило, что ничего хорошего это не предвещает.

- Увы, Ясень, - все-таки откликнулась Ярина.

- Она… ведь может быть еще жива? – спросил Ясень. – Могла сама уйти? Или ее забрал кто, - продолжил он. Ровно в той степени, в которой волки были закрыты для проникновения внутрь стаи кого-то извне, они были преданы своему делу. И Ясень переживал о каждом, кто оставался под его защитой на зиму.

- Думаю, да. Если Навь еще тянется к ней, - Ярина кивнула на дерево, снова провела пальцами по его коре. Навь слаба в своих попытках создать жизнь, гораздо слабее Яви. Но и ценит своих детей выше, хранит их хрупкие тела так, как может. Еще одним призывом, возможностью вобрать в себя весеннее тепло цветущего дерева, питаться ею до самой весны, до пробуждения леса, залечивая свои раны. Забирая на зиму своих детей к себе, Навь излечивала их. Но только если могла дотянуться.

- Я не могу выследить мавку, - Ясень покачал головой, произнося, наконец, то, по какой причине он разбудил Лесную Мать. Он в очередной раз прокрутил в голове то, о чем думал не первый год. Лесная Мать… глупое «звание». Оно отражает силы, которые хранит это создание. Но ни в какой мере не отражает самого человека. Чувствительного к колебаниям мира, обученного и отрекшегося от мира Яви. Отчаянного и бесконечно смелого.

Но какая же, черт возьми, из этой девчонки «Мать»?

Еще одна молодая душа, одна из нескольких десятков, которых нужно было охранять.
 
- Мавки не оставляют запаха, - Ярина понимающе кивнула. Ясень скосил на нее взгляд.

- Вообще-то оставляют. Они пахнул теми травами, с которых родились, - откликнулся Ясень и под удивленным взглядом девушки пояснил, - Что? Запахи – это все-таки по моей части. Но я не знаю, кто именно был здесь, не могу понять, какой из запахов ее, - волк в очередной раз принюхался, на этот раз показательно.

- А много чем пахнет? – Ярина вернулась к осмотру дерева. Помимо самого дерева по-весеннему зеленела и трава у его корней. А вокруг снег хранил отпечатки лап. Должно быть, волки бродили рядом. Ярина подняла голову и покосилась в ту сторону, где она минуту назад видела серую шкуру.

- Это собачьи, - опроверг ее мысли Ясень. – Здесь рядом питомник. Наверное, приходили посмотреть, - он кивнул на цветущее дерево. Хозяйка питомника выводила свою свору на прогулку в лес несколько раз в день. И порой они забредали и так глубоко, в поисках более укромного места, где резвящиеся звери не мешали бы людям. Или люди не мешали им, все зависит от расставленных приоритетов.
 
Но это чаще случалось летом. Зимой они все же не уходили слишком далеко от дома.
 
Ярина откинулась назад, опираясь на подогнутую ногу. Несколько мгновений она сидела неподвижно, снизу вверх глядя на дерево.

- Ясень, папоротник, - проговорила она. Волк нахмурился.

- Да, есть такой, - ответил он, еще раз внимательно принюхиваясь и мысленно разбивая запахи на составляющие. Трав было много, что было странно для зимы. Но не все еще отошли ко сну, а одиночество мавки не любят. Так что вполне возможно, что их тут была целая стая… хорошо бы, чтобы пострадала только одна из них.
 
- Проведешь по нему? – Ярина поднялась, отряхнула колени от снега.

- Почему именно он? – волк чуть нахмурился, но Ярина только вздохнула.

- Когда не знаешь наверняка – предполагай худшее, - она обернулась, - Папоротники всегда в зоне риска, - голос прозвучал неожиданно холодно. Можно было бы ожидать волнения, переживаний, но вместо этого была холодная собранность. На лишние эмоции не было не то, чтобы времени. Сил. Она и так была довольно слаба после внезапного пробуждения.

- Ладно, давайте за мной, - Ярина хлопнула ладонью по ноге, кивком позвав за собой серых зверей. Мужчина только вздохнул.

- Ярина, они же не собаки, - Ясень обогнал женщину на полшага, принюхиваясь к морозному спокойствию зимы. И, определив направление, поманил за собой.

- Прости, - запоздало выдохнула Ярина.

Цветок папоротника многие века оставался самым желанным растением во всем лесу. На его счет строили тысячи предположений, одно нелепее другого. И, если своим немногочисленным союзникам дети Нави еще могли объяснить, что этот цветок – миф. Красивая сказка, когда о любви, а когда и о жестокости. То те, отношения с которыми, с развитием цивилизации, все больше напоминало не прямое противостояние, а холодную войну, в это просто не верили. Сколько ни тверди одно и то же – в них только крепла уверенность, что лесные намерено вводят их в заблуждение. Даже когда явных причин для этого не было.

И большинство теорий, в том числе и тех, что не отличались особой гуманностью, крутились вокруг мавок, рожденных из зарослей папоротника. Оно и не удивительно – кому, как не детям этих трав, знать о них все?..

Дети Нави умеют хранить тайны. И не то мавки не торопились их раскрывать, в чем их раз за разом подозревали даже собственные сородичи. Не то цветок папоротника действительно был сказкой. Раз уж даже двудушники, которым он был жизненно необходим, не могли его отыскать. А, впрочем, они всегда отличались крайней скрытностью и могли просто не поведать о том. Волки они и есть волки. Что оборотни, что двудушники…

Но из всех возможных вариантов правдивым оказался именно самый неприятный.
 
Ярина не сразу поняла, что произошло. Волки отреагировали быстрее. Короткая команда «взять!» еще звучала в зимней тишине, когда Ясень толкнул девушку в плечо. Ярина отлетела на полшага и рухнула в сугроб, запутавшись в собственных ногах. Прямо перед глазами мелькнула серая шкура, быстро, смазываясь в единую полосу. Как раз вовремя, чтобы сбить с прыжка большого рыжего пса. Два зверя, отчаянно рыча, покатились по снегу, заставив Ярину судорожно подогнуть под себя ноги. Они казались единым клубком двух контрастных шкур, разбавленных мельканием острых клыков. В который Ясень и запустил руку, безошибочно вцепившись пальцами в холку. Мужчина вырвал вверх рыжего пса. Волк, захлебываясь рыком, бросился следом.

- Хватит! – Ясень тряхнул пса и отпустил, роняя в снег. Он зарычал, припадая на передние лапы. Но, если и хранил еще желание напасть, счел более безопасным оставить его на потом. Волки появлялись словно из неоткуда. Если, пока они шли по лесу, Ярина то и дело и замечала серые шкуры, то уж точно не предполагала, что их так много. Оборотней было не менее десятка. Они окружили поляну. Кто-то брел на двух ногах, кто-то на четырех. Хмурые, недобрые… но спокойные. Звери в свое время.

- Все в порядке? – взгляд мужчины метнулся сначала по оборотню, который дрался с собакой, потом по Ярине. Лесная Мать кивнула. А в протянутую к волку ладонь Ясеня вцепилась уже человеческая рука. Девушка поднялась, чуть нервно пригладила волосы, зло сверкнув янтарными глазами в притихшего пса. Она зажимала прокушенное предплечье, но, кажется, рана не была серьезной.

Если оборотнице Ясень только помог подняться, то Ярину он буквально поставил на ноги. Напрочь игнорируя того, кто спустил на нее собаку. Что, впрочем, и не было странно. Никуда ему было не деться из круга волков. А Ясень… Ярине не доводилось его видеть в бою. Но она слышала, что говорили. И о его спокойствии, от которого кровь холодеет в жилах. И о его жестокости.

- Знахарь, - подала голос Ярина, поправляя пальто и глядя на человека внутри круга. – Здравствуй, Кирилл, - ей еще предстояло научиться говорить это достаточно холодно. Взять пример хоть с тех же волков. Глаза теплого, янтарного цвета, а смотрят в саму душу, словно протыкая ее ледяными иглами.

- Ярина, - знахарь усмехнулся. Ярина скосила взгляд и быстро осмотрела мавку. Еще совсем ребенок, ей едва ли минуло больше десяти зим. Кирилл прижимал ее к себе, обхватив за шею. Если еще там, у цветущей лещины, Ярина и не имела понятия, кого именно они ищут. То сейчас, лишь взглянув в глаза мавки, она узнала ее, хоть никогда и не видела прежде. По крайней мере так, лицом к лицу. На празднествах мелькаем слишком много существ, всех не упомнишь.
 
Ее звали Люба. Простой, любопытный ребенок, еще только осваивающийся в новом для себя мире. И ей было плохо, невыносимо, до дрожи во всем теле. И виноват был не холод, виновато было что-то, что грызло ее изнутри, уничтожало.

- Отпусти ребенка, - проговорила Ярина. Кирилл только усмехнулся в ответ.

- Чтобы твои шавки меня загрызли? – он окинул взглядом волков. Только зря он дразнил их. Оскалы мелькнули едва заметно, словно легкий шорох потревоженной ветром травы. Показались клыки, легким эхом отозвался рык. Не стоило раздражать лишний раз зверей, шерсть на холках которых и так стоял дыбом.

- Люба, - позвала Ярина, не дожидаясь, когда знахарь снова обратит на нее внимание. Кирилл вздрогнул. А вот мавка не откликнулась, только подняла глаза на Лесную Мать. Она совсем ослабла. Мавки в этом возрасте бойкие, сильные, они быстро растут. Быстрее, чем люди. А от того и мир постигают стремительно, заглатывают пласты информации. Люба сейчас была на это не способна. Но всегда есть то, что невозможно отключить, на что не влияет никакая усталость. Как нюх у волков. Он может слабеть, но простой слабостью его не отбить полностью.

А знахарь, в конце концов, какими бы силами он не обладал, всегда остается просто человеком. Ребенком Яви.

Мавки всегда видят людей насквозь.

- Так, значит… - Ярина медленно выдохнула. Люба, до того неотрывно смотрящая в глаза Лесной Матери, опустила голову.

- Цветок папоротника твоей сестре не поможет, - резко проговорила Ярина.

- Что? – Кирилл вскинул голову. На мгновение в глазах отразилось удивление, за ним некое подобие испуга. – Не подходи! – почти крикнул он, как только девушка, выпутываясь с глубокого снега, ступила вперед. Ярина не послушалась, продолжая идти вперед.

- Ты не можешь этого знать! – Кирилл дернул мавку на себя. Девочка вскрикнула.
Все произошло слишком быстро, чтобы уследить. Если не знать, куда смотреть. Ярина ступила еще шаг, едва не потеряв равновесие. Но ей и не нужно было подходить совсем близко. Она ударила, сила потекла из выброшенной вперед руки сплошным потоком. Только не в знахаря. Лесная Мать ударила в мавку. И, пройдя сквозь нее, сила взорвалась фейерверком, устремилась к небу, отбрасывая прочь от ребенка всех, кто оказался рядом. Волки пригнулись, кто—то заслонился рукой.
 
- Ясень, не тронь! – едва успела крикнуть Ярина. Все же она не все успела заметить, ринувшись к Любе. Девочка вцепилась в ее руки, едва удержавшись на ногах. А Ясень тем временем уже успел припечатать знахаря к заснеженной земле когтистой лапой. Он не оборотился, но был близок к этому. И окрик Лесной Матери застал его на половине превращения. Но когда он повернул голову – на Ярину взглянули уже снова вполне человеческие глаза.

- Его сестра попала под проклятье, - подала голос девушка.

- Это не повод… - в человеческом голосе слышался рык, эхом отозвавшийся со всех сторон. Волки отзывались на злость вожака.

- Ясень, - перебила Ярина. Волк нехотя отступил от знахаря.

- Кирилл, - девушка начала тихо и говорила спокойно, хотя худое тело мавки, которое она держала в объятиях, едва ощутимо било дрожью. И за эту боль хотелось свернуть ему шею. Может, именно это Ясень увидел в ее глазах, внезапно послушавшись.

Знахарь вскинул голову. И, если бы не отчаянье в его взгляде, быть может, все закончилось бы намного иначе.

Ярина протянула к нему руку. На раскрытой ладони заплясали огоньки. Они собирались в единую точку, сплетались в структуру, пока не переплелись светящимися корешками. Из них проклюнулся листочек, раскрылся. Но только когда ладонь Ярины сжали холодные, почти ледяные, пальцы цветочек поднял головку к невидимому солнцу и раскрылся с тихим щелчком. Люба сжимала руку Лесной Матери, неотрывно глядя на растение.

- Мы же должны помогать сестренкам, - проговорила она тихо. Ярина не ответила. У мавок всегда было сильно сестринство. Зачастую у них никого не было, кроме друг друга. От того легкомысленные, как принято считать, создания заботились друг о друге во много большей степени, чем кто-либо другой.

И бедный, уставший, измучанный ребенок успел запутаться в своих ощущениях и в тех колебаниях, которые она считывала с Кирилла.

Но что бы не послужило причиной – желание помочь было искренним. А от того и Навь откликалась на него, собирая по крупицам ту силу, что осталась с весны.

- Нет… - Кирилл закрыл лицо ладонью, отчаянно качая головой.

- Сон облегчит ее страдания, - тихо проговорила Ярина. – Это все, что мы можем дать.

- Ну нет же, цветок папоротника…

- Даже если бы он существовал, - перебила девушка, - его было бы недостаточно. Слишком поздно.

Кирилл вздрогнул всем телом, словно сдерживал рыдания. Но он и так это знал. Знал, что шансов нет. Просто надеялся. И эта надежда толкнула его на то, что лесные не могли простить. Но она же его и спасла.

Как только мужчина взял цветок с руки Лесной Матери, она сжала пальцы, гася остатки энергии. И проговорила холодно.

- Но за волками остается право разорвать тебя в клочья, знахарь, - какими бы не были причины, как бы благоприятно все не разрешилось, она не могла простить покушение на жизнь одной из невинных душ, - тебе нет впредь хода в наш лес, - резюмировала Ярина. Кирилл только кивнул.

- Проводите его, - Ясень кивнул нескольким волкам. Знахаря подхватили под руки, поставили на ноги. Девушка, все еще зажимающая рану от укуса собаки, бросила преувеличенно небрежно – «собаку свою забери».

«Они не собаки». Но волкам слишком понятно их одиночество. Слишком пустынный лес зимой.

- Ясень, нужно вернуть ее к дереву, - окликнула Ярина. Волк кивнул, подхватывая девочку на руки.

- Нет! – Кирилл обернулся, механически перехватывая поводок, который успел пристегнуть к ошейнику пса. – Это… настой горечавки.

- Что? – Ярина обернулась. Теперь она действительно была готова разорвать его на части. Остановил лишь Ясень, неловко ткнувший ее локтем в ребра. Мавка, которую он держал на руках, значительно ограничивала движения. Люба пригрелась и заметно успокоилась, закрыв глаза.

Десятки теорий, предположений, как можно найти или получить цветок папоротника… Но Кирилл выбрал самый жестокий. Долгая, мучительная смерть мавки, рожденной из папоротника.

Навь, принимающая в свои объятия детей на зиму, усыпляющая их, излечивала любые раны и почти все болезни. Кроме всего нескольких. Кроме яда, введенного в кровь.
Горечавка выводилась из организма долго, до нескольких месяцев. Но все это время не причиняла почти никакого вреда, не считая легкой слабости. В обычное время, в сезон снов, когда создания Нави особенно активны.

Но та же горечавка отравляла всю сущность создания Нави, проникала так глубоко под кожу, что не вытравить, если попадала в организм во время спячки. Она разъедала саму сущность, ослабленную зимним покоем, убивала медленно и мучительно. Так, что весной от существа оставалась только оболочка.

- Черт! – недопустимое для Лесной Матери ругательство сорвалось с губ. Ярина закрыла лицо ладонями, потерла глаза. Ясень только коротко кивнул волкам, которые утащили Кирилла прочь.
 
- Это ничего, - вдруг подал голос волк, заставив Ярину вскинуть голову, - она просто не будет спать этой зимой. Молодая же, - он чуть подкинул девочку на руках, - сильная. Один сезон без отдыха осилит.

- Спячка - это не отдых, - мрачно откликнулась Ярина. – Да и как ее оставить, одну…

- Я за ней присмотрю.

- Ясень, это…

- Не доверишь? – перебил волк, - Думаешь, я в норе в лесу живу, где о ребенке и не позаботишься?

Ярина подняла на него взгляд.

- Честно говоря, примерно так и думала…

- Ты издеваешься? – Ясень фыркнул, - у меня квартира в городе, - проговорил он, - и выводок младших волчат. Уж с мавкой я как-нибудь справлюсь, она хоть мебель не грызет.

Ярина улыбнулась. По-хорошему, конечно, он был прав. Нельзя Любе оставаться в лесу. А ей, Лесной Матери, нельзя более оставаться бодрствующей. Ее время истекало. Еще немного – и уснуть этой зимой Ярине будет не суждено. Она это чувствовала. Счет шел на часы.

- Хорошо, - Ярина стянула с плеч пальто, набросила его на Ясеня, - Береги ее, волк.

- Себя береги, Мать.

Она сказала, что не нужно ее провожать. Но все равно замечала краем глаза серые шкуры, мелькающие с разных сторон. Волки не могли оставить ее без «свиты».

Уже устроившись в корнях родного дерева, закрыв глаза и позволив холоду проникать в нее все сильнее и сильнее, Ярина подумала, что это происшествие будет иметь последствия много большие, чем того бы хотелось.
 
Мятежный, молодой дух, оставленный на попечение волку.

Удастся ли его потом смирить?..

© 2016.