История попутчицы

Вы признаетесь своему мужу в любви? – в лоб задала свой вопрос моя попутчица.
 Я удивленно взглянула на нее и … улыбнулась. Мы с ней едва знакомы. Несколько минут назад вошли в одно купе и пока обустраивались, она дотошно копалась в своей дорожной сумке, бормоча что-то про себя…
- Вы меня извините! Можете называть просто Клара, без апай и тате, - снова категорично заявила женщина. – Вы заметили на перроне семейную пару!? Жаль, что не обратили на них внимание.  Они без конца друг другу говорили «я люблю тебя», будто на всю жизнь расставались…  Как раньше раздражали меня подобные признания,
ведь какой прок от слов. Главное – поступки, а от бесконечного повторения теряется ценность чувств. Но сегодня я впервые позавидовала этой паре! Как это здорово произносить вслух – «я тебя люблю »…
Она еще несколько раз вполголоса повторяла  эти слова, будто смакуя
конфету с неизвестным вкусом. 
Я тихо вздохнула. Моим единственным желанием было прилечь на правый бочок, и погрузиться в сладостный сон после напряженной недели, и ночного дежурства в редакции…Седьмым чувством понимала, что мне предстоит еще одна бессонная ночь.
- Вы считаете меня сумасшедшей? – вновь задала она вопрос и пристально посмотрела в мои глаза. Взгляд цепкий, учительский – скорее  всего, была чиновником в системе образования – пронеслось в голове предположение. На вид ей лет под семьдесят, но выглядит моложаво. Ее волосы аккуратно собраны в шишку, прическа
больше напоминает стиль 70-х годов . На продолговатом лице крупно выраженные скулы, голос негромкий, но властный…
Молчать с моей стороны выглядело невежливо и я покачала головой.
- Накопилось просто, - усталым голосом произнесла она, - детям не расскажешь, мамы уже нет в живых, и подруг, кому можно поплакать в жилетку тоже нет…
Поразительно, как быстро происходит метаморфоза: строгая, с гордой осанкой выдержанная женщина в долю секунды превратилась в «старую развалину»…
- Семь лет назад я похоронила мужа. Мдааа,  с ним мы прожили душа в душу  40 лет, подняли троих детей, дали им образование,  потом нас радовали пятеро внуков… Была ли  у нас любовь? Глупо, но именно сейчас я не могу утвердительно ответить на этот вопрос. Позавчера могла, вчера ...  не смогла. Сегодня я уже ищу ответ, тревожу сердце воспоминаниями. Скорее, у нас  был союз родственных душ, мезальянс двух одиноких сердец, переживших до встречи свою большую любовь, и всерьез израненных этим чувством. Мы в тот момент спасали друг друга… Я болезненно перенесла предательство своего молодого  человека
и выходить замуж после такого удара  в
мыслях не было… Он оставил свою любимую Миру из-за многолетних распрей между их родами, обе стороны  настолько агрессивно восприняли их намерение пожениться, что противостояние едва не закончилось кровопролитием между двумя отцами…
Клара замолчала. Поезд монотонно стучал колесами, в окнах купе мелькали степные просторы без конца и края.  Мне было трудно представить, какой мощью и силой может обладать  враждебность  и месть, которые передаются по наследству, как  они  крушат судьбы, ломают жизни потомков…Любовь
двух сердец могла положить конец черной вражде, но увы…
- Все удивлялись! - продолжала свой рассказ Клара. - Еще бы:  Адиль высокий, статный с густой черной шевелюрой, красавчик,  одним словом. А я всегда была невзрачной. В детстве тетушки охали, глядя на меня – « и кто ее замуж возьмет! Нос картошкой, скулы как у монгола…Я обижалась, плакала, но потом «ударилась» в учебу, ходила в шахматный клуб,  загрузила себя высшей математикой. Знаю, что Адиля  привлек мой интеллект и внутренний мир,поэтому всех, кто считает, что дело во внешности, могу крушить железобетонными аргументами. Когда  мы шли вдвоем или появлялись в новой компании, многие не скрывали эмоций, настолько наша пара выглядела, видимо, не гармонично… «Где ты нашел ее, она что – бурятка или калмычка?» донимали его вопросами. Он широко улыбался, прижимал меня к себе и говорил «Эксклюзив, выписал из Улан-Удэ». Мне было приятно, что ему удавалось защитить меня от некорректных персон, а я ни разу не попыталась это сделать ни в детстве, ни в юности. Наши отношения были настолько ровные и гладкие, что вокруг  единодушно нас признавали образцовой семьей. Я не закатывала скандалы, не требовала денег, не повышала голоса –  с пониманием, одобрением принимала все его предложения. Что говорить, он был замечательным мужем и прекрасным отцом…А вот я будто актриса, сыграла свою роль, находясь рядом с ним, как двуличная баба…
Поезд резко затормозил, дернулся и замер, заскрипели колеса. Горячий чай в стакане разлился на столике. Я салфеткой осушила поверхность и не решалась смотреть в глаза своей попутчицы. В моем дорожном блокноте записана дюжина   подобных
 историй. Почему- то именно в поезде  откровенность людей  зашкаливает,  и они как на исповеди очищают души без остатка.
Но этот рассказ моей спутницы привлекал и отталкивал одновременно своей непредсказуемостью…
-  Он приснился мне после смерти лишь один раз. Будто я сижу и заполняю свои учебные журналы, а он стоит позади меня и говорит:" прости меня, но я здесь женился и ты ее знаешь…Это Мира…" А я сжалась от злости и негодования, вот сейчас встану и закричу – как ты посмел, как ты мог…Но вместо этого, я, как обычно, ровным спокойным голосом произнесла: - Женился -  так женился…
На следующий день мы поехали на кладбище, в годовщину смерти мы с детьми навещаем  его могилу. Рядом появился еще один свежий холмик, и, прочитав фамилию и имя,  я замерла. Здесь обрела вечный покой Мира, его первая и единственная любовь. Та девушка, на которой не разрешили ему жениться. Чей отец бросился с ножом на отца Адиля, чтобы не допустить помолвки. Та, о которой говорил во сне  мой муж…

Женщина погрузилась в молчание. Сумерки рассеивали остатки закатных лучей – они озаряли горизонт бардовым оттенком. Слезы предательски текли по моим щекам, и я незаметно прикладывала салфетку, осушая лицо.

- Двуличная баба…, - она закрыла лицо руками и заплакала, - Ну почему я не давала волю эмоциям!? Зачем я держала перед ним образ спокойной, уравновешенной жены, понимающей с полуслова. Хотя нет,  однажды я вывела его из себя. Мы возвращались из гостей, дети заснули на заднем сиденье машины. Под впечатлением разговора золовок о Мире, что он не забыл ее и она всю жизнь будет стоять между нами, я злилась и  во мне все клокотало.  Но как же я разрушу образ такой идеальной удобной жены!? Да,  в эту минуту мне хотелось закричать и сказать: что мы делаем? Между нами есть уважение, но нет любви! Или  нет, сказать по-другому: Адиль, мне все равно, чья тень стоит между нами! Я люблю тебя, и мне неважно - любишь ли ты меня. Но вместо этого я тихо попросила его развестись со мной. Он резко затормозил машину: «Что ты говоришь такое? А дети?».  «Они останутся со мной» - последовал мой ответ. «Это мои дети! Слышишь, мои дети…»
 Я выбрала не совсем удобное время для разборок. Но было уже поздно.  Он
выпил больше нормы, поэтому не контролировал себя. В бешенстве открыл багажник, вытащил охотничье ружье . Он начал будить детей и выводил их по одному из машины и поставил на обочине. Те спросонья не могли понять, что происходит. Они не плакали и стояли,  поддерживая посередине младшего братика, который даже не пытался открыть сонные глаза. « Что ты делаешь? Оставь детей в покое! Зачем ружье?» я в ужасе  причитала, не в силах пошевелиться . А он тем временем кричал:  Отвечайте, вы чьи дети? Как ваши фамилии?  Быстрей! Иначе перестреляю!»  Дети спокойно по очереди назвали фамилию и твердо произнесли его имя. Тогда он с силой бросил наземь оружие и заплакал навзрыд. На корточках он полз к детям, обнимал и целовал их со словами «простите меня, скажите это своей глупой мамочке! Всегда была умной, а тут ее бес попутал».
А меня и вправду бес попутал. Я начала вспоминать, что он никогда не говорил мне ласковых слов. Когда он дарил мне  охапки цветов, он широко улыбался и прижимал к груди и ...снова без слов. И я многие годы носила в душе бури и ураганы чувств, но внешне ничем не проявляла. Как будто между нами был негласный договор – прожить совместную жизнь без слов любви. Когда он возвращался из санатория, я впивалась в фотографию группы, чтобы определить, кто из женщин мог ему понравиться, за кем  он мог ухаживать, кого обнимал и целовал. И в этот момент вся моя сущность рвала и метала. Но внешне я была спокойной и уравновешенной женой, понимающей его с полуслова…Однажды я зашла в комнату, играла пластинка, которую он привез из курорта. Обняв годовалую дочь, он танцевал в полусвете. Я молча подошла к приемнику, сняла пластинку и ушла из
комнаты. В кладовке я рыдая, мяла и комкала ее, пытаясь разорвать, но ничего не получалось. Тогда я подняла мешок муки, чтобы спрятать там этот ненавистный кусок его сладостных воспоминаний. Водрузив мешок на место, почувствовала, как горячее тепло растеклось внизу живота,  и я потеряла сознание....
Из больницы  домой вернулась  еще более спокойной и понимающей...
Да, пожалуй, именно такой я и вчера пришла из кладбища. 
Мне стало по-настоящему жаль, что за все сорок лет не решилась честно признаться мужу, как люблю его больше жизни, как засыпаю и просыпаюсь, думая о нем, как ревную его к каждому столбу, как тоскливо и грустно мне все эти семь лет без него.
Если вернуть время вспять, я бы бросилась ему на шею, целовала его и шептала без устали «я люблю тебя, люблю, люблю»…
Вы знаете, он познал радость отцовства, был счастливым дедушкой.
Но был ли счастливым мужем!? Вряд ли…
Мне радостно за него и впервые не ревную, потому что где-то Там есть Та, которая способна окружить  Любовью и раствориться в Нем. 
А я? Когда придет мой час, будет ли место рядом с Ним…

Утром в купе никого не было. Я увидела записку на столе и прочитала: «Вы- хороший слушатель. Узнала   по  фотографии в газете, под которой печатают ваши замечательные статьи.  Разрешаю написать
обо мне. И не забывайте  признаваться в любви мужу…»