Гигиена кардинально

                Подарок для моей любимой домохозяйки носастенькой Джейд Сваллоу
     - На палубе матросы
     Курили папиросы,
     Под палубой восстали
     И все вокруг засрали ...
     Напевая эти священные строчки восставший Гиркин пронзительным колдовским свистом подзывал к себе сомневающийся бронепоезд, стоявший плотно и твердо на запаснЫх пУтях станции Тыва - Бурундуляки, что подмышкой у Алины Витухновской, настолько конскогениальной, что язык мой немеет, как словно после чистейшего боливийского, намоченного Хантером Томпсоном на Гавайах, пришлось ему глотать странную субстанцию, образовавшуюся химицки из вещества твердого в жидкое, эту х...ню еще Ломоносов просек очком : ежели лить тоненькой струйкой одеколон по лому в условиях Среднерусской возвышенности, где, как известно, летом холодно в пальто, то сам собой образуется напиток, достойный и королей, нос мой закладывает привычным гайморитом и тогда я кашляю, перхаю овцой и думаю о Жанне Фриске, но Гиркин не думал о Жанне Фриске, он был ей, пройдя принудительную реинкарнацию в кощунственных лабораториях Кириенки, нашего атомного лысого человека разумного, две ноги - два уха. Бронепоезд начал подплясывать в такт новейшему хиту, зародившемуся так же неожиданно и творчески в горле Гиркина, как вышеупомянутая императрица всех котов рождает свои шедевры. К примеру так. Или эдак.
     - Мы вышли на море иконой Гургена,
     Газетой Потупчик, слоганом шалмана,
     Косой Чебурашка и яростный Гена
     Шумели в трактире   " Абрам Фукуяма ",
     Что вырос за утро на улице Роз,
     Там шел торопливо дамбасский обоз,
     Скрыпя тележасто и руки воздев.
     А у болгар валюта : лев.
     - Лев, ё...й в рот, - кричит Гиркин на съежившийся бронепоезд, щекотя усами нежную кожу заросшей диким волосом подмышки Алины Витухновской, начавшей помаленьку яриться и приходить к лютости несогласия среди себя. - Лев !
     - В одном леве сотня лещенок, - подтверждает кондуктор, собирая колечки паровозного дыма лукошком, - идут по три шиллинга за килотонну.
    - Все вы пидарасы, - режет правдой маленькая Алиса, прижимая к детской груди посошок, налитый торопливо Геной в граненый стакан, - е...те мозги друг другу х...ей какой - то и ведь каждый день, - визжит Алиса, выпивая стакан ртом, - каждый день, бля, мозго...во, то у них ракеты не летают, то сирийцы выбирают пророка, то восстания адмирала Ушакова на Корфу. Задолбали, гниды, - херачит штангой по головам вытянутым огурцами Алиса, замирая сердцем от теплых струек кровушки, орошающей ее блондинистую головенку, - дождетесь гигиены кардинально понтификатом папессы Иоанны. Ужо, ужо, - грозит культяпкой Алиса, изничтожая говноедность на корню, - выйдет соотечественница моя носом и статями конскими и накернет всех вас, мудаков сраных, фетишем и сиськами.
    - Пой песню, - приказывает, топая ножкой Алиса, пиная бронепоезд по чугунным колесикам, - гадский чурка, в голос и величаньем.
    Склоняет гордую выю бронепоезд бешеный и соотвествует, потому как надоело и ему.
    - Ой, ты гой еси, жонка Лизка сексуальная,
    Выходила пароходно и в полосочку,
    Удушая патриотство ради сисек,
    А на Дон - реке шоу клевое,
    Там Марика Рекк и Америка.
    Берет Алиса кардан и убывает. Это уже не песня, это послесловие такое.