Маленький театр

ОЛЬГА СКВИРСКАЯ ДУДУКИНА - http://www.proza.ru/avtor/olgaskvirskaya - ВТОРОЕ МЕСТО В 98-М КОНКУРСЕ ДЛЯ НОВЫХ АВТОРОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Когда меня пригласили на спектакль в Маленький театр, я не совсем поняла, что это такое, но согласилась без раздумья.
Это было в Томске, в середине 90-х. Не сытное, трудное время, зато столько интересного варилось в веселом студенческом городке.
- Зайдешь в драмтеатр со служебного входа, скажешь вахтеру "в Маленький театр", - инструктировала приятельница.
- А билеты?
- Да это бесплатно. Завтра идет Достоевский, "Бедные люди". Только не опаздывай: после семи уже не пустят.

Мы с мужем Сашей, с мороза ввалившись в служебное помещение, только было приготовились объясняться с вахтершей с цепким взглядом, как вдруг услышали тихий голос со стороны:
- Вы в Маленький театр? - голос принадлежал невысокому юноше в черном, с русыми кудрями и большими ясными, немного грустными глазами.
- Да, - слегка удивились мы.
- Пойдемте со мной, - и паренек повел нас по каким-то лабиринтам, театральным задворкам, по лестницам, все выше и выше.
Наконец мы попали в огромный бутафорский цех, где царил страшный бардак: повсюду валялись грубо размалеванные фрагменты театральных декораций на стадии обновления, а также прочий реквизит, который лучше обозревать издали, чем вблизи, - шлемы, мечи, аляповатые плащи. На полу в беспорядке стояли банки с красками, разбросаны были инструменты с гвоздями и шурупами, густо воняло растворителем. Меж всем бродило, как по музею, несколько очкариков и бородачей. А еще на огромном столе в центре зала возвышалось нечто, прикрытое крупным куском материи.
- Раздевайтесь, - любезно предложил парень и указал на вешалку в углу.
- А где будет спектакль? - поинтересовались мы, расстегивая дубленки.
- Здесь, - юноша сунул нам программку и побежал встречать новеньких.

Пока ничего не предвещало ни маленьких, ни больших театров, ни Достоевского. Вконец заинтригованные, мы принялись изучать программку с небанальным и стильным дизайном. Вот действующие лица и исполнители.
Правда, у "исполнителей" были странные разнородные имена: Вареньку играла ни больше ни меньше "Юлия Борисова", а Макара Девушкина - некий Петр Алексеевич Самсонов. Звуковое оформление осуществлял Вячеслав Рязанов. Он же был "художником-оформителем", "рабочим сцены" и "главным режиссером". Что-то мне подсказывало, что это и есть тот юноша, который нас сюда привел.
И я не ошиблась: вот он появился с новой партией гостей и тут же по-хозяйски запер дверь на замок. Все на месте, никто больше сюда не попадет до конца спектакля.
А сам вытащил пару старомодных коробок, в каких раньше продавали детских кукол, и бережно вынул из них две игрушки.
Первая представляла собой обычную небольшую куклу с огромной головой, с соломенным гнездом из синтетических волос и открывающимися глазами. Все наше поколение выросло именно на таких уродцах без пола и возраста, никаких Барби.
- Это Юлия Борисова, - уважительно и очень серьезно представил странный "кукольник".
Мы молчали, с опаской глядя на не повзрослевшего "директора театра". Детский сад, штаны на лямках.
А он тем временем достал следующего "актера":
- Это Петр Алексеевич Самсонов.
"Петром Алексеевичем Самсоновым" оказался ...резиновый ежик. Да-да, тот самый, с дырочкой в правом боку.
Я оглянулась на дверь и вдруг поняла, почему она заперта.
"И чего дома не сиделось в такой мороз", - пожалела я.
- Занимайте места, - пригласил хозяин и выключил верхний свет.

В цехе померкло, лишь один фонарь тускло освещал центральный загадочный предмет. "Господин оформитель" нажал кнопку магнитофона и под проникновенную музыку приподнял материю, словно занавес, и мы увидели ...миниатюрную копию настоящей театральной сцены с профессионально выполненными уменьшенными декорациями. Интерьер дореволюционной гостиной так полно соответствовал нашим представлениям о мещанском питерском быте девятнадцатого века времен Достоевского, что мы приятно удивились. При помощи каких-то хитроумных механизмов сцена крутилась, и легким движением руки "кукольника" интерьер менялся.
А еще нас умилила кропотливая работа театрального художника по воссозданию правдоподобных обиходных мелочей: крохотные тарелки, вилки, ложки, горшки с цветами, витые ножки у кушетки, декоративные фрагменты у старинного комода, матерчатые занавесочки на окнах. Мы с восхищением разглядывали детали открывшейся перед нами минисцены и все больше преклонялись перед талантом сценографа.
Это все цветочки, дальше началось поистине волшебство.
На сцене появились знакомые "актеры", одетые в специально сшитые для них одежды. "Варенька" оказалась в розовом длинном платье согласно фасону эпохи, а на Ежика был чудесным образом натянут сюртук, - и я вдруг заметила, что больше он не походит на зверька, а приобрел убедительный вид некрасивого, скорее смешного немолодого человечка, классического титулярного советника.
Проблему передвижения "кукольник" решал просто, как любой ребенок: переставлял персонажей руками. Однако секрет заключался в том, что он продуманно выстраивал мизансцену, - участники драмы то поочередно "выходили" на передний план, то "отступали", то "подсаживались" друг к другу на софу, то пили чай, "Варенька" совершенно убедительно "шила", "Макар Девушкин" переписывал документы крохотным гусиным перышком.
Но главное чудо одухотворения состояло вот в чем. Юный "Карабас" вещал за всех: за Макара, за Вареньку и за автора, и это были абсолютно разных три голоса. Варенька говорила не просто девичьим голоском, а голосом настоящей Юлии Борисовой, как если бы та играла Вареньку. Макар изъяснялся надтреснутым голосом привыкшего к унижениям чиновника, интонируя по-мхатовски правильно. Фокус состоял в том, что уже через три минуты от начала спектакля мы не вспоминали, что перед нами старые потрепанные игрушки. Драма поруганного человеческого достоинства, трагедия унизительной бедности и безнадежной любви предстали перед немногочисленными зрителями. Это был почти гипноз.
А как органично в действо вплеталась музыка! Как музыканты, мы сразу же отметили высокое профессиональное качество звуковой дорожки, но потом просто перестали ее замечать, как и нелепость кукол... Творец одной рукой прибавлял громкость на допотопном магнитофоне, другой передвигал "актера", при этом озвучивал его...

Но вот стих и замер последний звук, поставивший точку в спектакле, "сам себе режиссер" зажег свет, усталый, глупо и счастливо улыбающийся. А мы наградили его овациями, горячими и искренними.
- А теперь попьем чай, - по-простому пригласил Слава.
И мы уселись в углу за импровизированный столик, кто на что. Слава разлил чай в разнокалиберные кружки и стаканы, насыпал баранок, завсегдатаи достали припасенное печенье с вареньем.
Как же там было душевно! Зрителями оказались чьи-то друзья, знакомые, родственники, узнавшие о Маленьком театре через сарафанное радио, то биш все свои. Несколько студентов, один бородатый кандидат технических наук из Академгородка, джазовый теоретик, пара бардов, трое художников, поэтесса - в общем, обычный любознательный и креативный томский народец.
Там же мы узнали историю Славы Рязанова.

...С раннего детства он играл в студии при ТЮЗе, причем подавал большие надежды, его ценили и даже допускали до профессиональной сцены. В расчете на него режиссер  решил поставить "Маленького принца". Уже вовсю шли репетиции, премьера намечалась на осень...
- А за лето я вырос, - Слава произнес слово "вырос" как "умер". - Режиссер увидел меня, чуть не заплакал, только рукой махнул и ушел. И ничего не было... Все кончилось, - Слава печально обвел нас своими огромными, в пушистых ресницах, глазами.
Но жить без театра он уже не мог, - пусть бутафором, но при театре. А потом придумал свой, маленький, театр, где он "сам себе режиссер".

- Слава, а почему именно Юлия Борисова? - задала я вопрос, который вот уже два часа теребил меня: вроде не самая попсовая артистка, да еще с такой странной манерой говорить.
- А мне она всегда очень нравилась, особенно как она произносит слова, ни с кем не спутаешь, - ответил Слава.
- А почему билеты не продаешь? Такие замечательные спектакли, - затронул  бард животрепещущую тему хлеба насущного.
Славины глаза затуманились, он ничего не ответил, только покачал головой.
Я его поняла: за свои деньги люди получат право предъявлять ему претензии, типа, почему куклы такие стремные. А наш "Маленький Принц" не хотел других, это его родные с детства куклы, и он продолжал в них "играть". Это у него для души, а не на продажу.
Он всякий раз страшно волновался перед спектаклем, боялся, что никто не придет, потом нервничал, вдруг в спектакле возникнут накладки, но всякий раз все заканчивалось благодарными аплодисментами и новыми знакомствами.
Количество зрителей росло раз от разу.

Следующая пьеса, которую мы посетили, - это ни больше ни меньше "Повесть о Сонечке" Марины Цветаевой.
Ну ладно еще Достоевский. Но как можно претворить такую сложную и тонкую материю с помощью истрепанных пупсиков?
И снова нас ожидало потрясение. Могучий и разносторонний талант Славы, человека театра, не признавал границ. Действо пронеслось на одном дыхании. К тому же мы открыли для себя и комедийную сторону актерского дарования Рязанова. Сонечку он сделал крайне потешной дамой, и почтеннейшая публика много раз покатывалась со смеха. И конечно, в главной роли снова "блистала" несравненная "Юлия Борисова".

Однако больше спектаклей не было.
Сорока на хвосте принесла, что Слава поругался с вредной вахтершей, и бабка настучала на него директору, а тот запретил Маленький театр навсегда.
А еще через год мы узнали, что Слава уехал из Томска. Куда? Ну конечно, в Петербург, куда же ему еще. Поближе к Достоевскому, Гоголю, Пушкину.
Но как же я  благодарна судьбе за то, что в нашей жизни промелькнуло такое чудо, как Маленький театр.


Рецензии