Сочинский Овидий

« Мы всегда ищем виновных в нашей неудовлетворенности, которая порождает страдания. Но если подумать, именно эти люди, согласно учению Будды, помогают нам эти страдания преодолеть.» 
 «Синергетика, Будда», Александр Гранов.

Нетакизм и нетакисты
«Нетакизм» как эстетическое   направление  сформировался среди живших в 60-70 годах поэтов Новосибирска. Так они себя назвали. Потому что не хотели быть «такими», какими были маститые в ту пору местные да и столичные литераторы.   В этом кругу, попытавшихся сломать нормы официоза, оказались такие разные люди,  как поэт и фольклорист  Иван Овчинников, телевизионщик, бард, харизматик дружеских попоек Николай Шипилов, филологичный выходец из села Мотково  под Новосибирском Александр Денисенко, воспитанник «лито Фонякова», а позже преподаватель философии,   Анатолий  Соколов.  Входящий в этот круг поэт, музыкант, философ жизни Евгений Иорданский , считает, что более точно  называть это направление «тетражистами»(писали в тетради, отрицая печатный станок).  «Нетакисты» , как считает «сокурский отшельник» -это то же самое что и футуристичные  «ничавоки». Получается повтор. А Иорданский на повторы не согласен, потому что убеждён: все «нетакисты»  неповторимы.
 И дело здесь не в нарциссическом индивидуализме, а в стремлении обрести уникальное собственное «Я».  Если же «нетакизм» и связан каким-то образом с футуризмом, то самым футуристичным в нём стал Игорь Гусельников.  Недаром в его стихах то и дело прорываются интонации Велимира Хлебникова и «маяковизмы» ритма. О принципиальной  футуристичности этого необыкновенного человека можно судить хотя бы по его уровню овладения компьютерной техникой и поистине «квантовым» скачкам в расширении мировоззренческого кругозора. Он первым в Адлере, где на месте малярийного болота и капустных плантаций совхоза «Россия» –теперь Олимпийская деревня, парк с пальмами и бесконечной фешенебельной  набережной, стал ходить со «скандинавскими» палками, чем привлёк к себе массовое внимание: «Дядя, а лыжи где?»
Он ещё до массового распространения  идей вегетарианства отказался от мяса. А главное он нашёл в себе точку равновесия. Возможно, он выработал какую-то свою версию буддизма. Но буддизма синергетического, созерцающего все религиозные и философские системы, которыми созерцатель наслаждается, как звучащим вселенским оркестром. Под аккомпанемент этого симфонического оркестра и произносятся слова равновеликие молитве.
молитва заклинанье крик
в вневременье в надмирность в вечность
в покрывшую всё тайной Млечность
в сокрытый от познания родник…

Путями Гёделя и Будды
Родившийся в Новосибирске  Игорь Гусельников оказался на черноморском побережье волею жёстких житейских обстоятельств. Они-то  и «сослали» его туда, как в своё время римляне Овидия за «Искусство любви». Унаследовав  от  античного предшественника и внутреннюю свободу, и почтение к богам, Игорь Гусельников создал своё «Искусство любви к жизни».   
В итоге «нетакизм»  Игоря Гусельникова оказался даже более радикальным, чем у его друзей юности, дерзнувших переломить стереотипы советского писательского официоза. Ироничное отношение к жизни и её причудам  тормозило его литературное творчество. «Я ведь над ними смеялся!- говорит он о богемных ровесниках- поэтах.- Всё это до поры , до времени казалось несерьёзным.  Ведь с чего начинали? Сашка Жевноватый написал стишок «Подойду к окну, на окно скакну, из окна какну» - знайте Жевноватого! Потом Иван Овчинников выдал: «Пляши, пляши , Плисецкая, всё стерпит власть советская» - с этого он и начал.»»
 
Как ни крути, поэты окружали Игоря Гусельникова такие, что, взявшись рифмовать, надо было соответствовать уровню, а писать хуже – это не для него, привыкшего делать либо  только «хорошо», либо «ещё лучше». Но, видимо, рано или поздно это должно было случиться. Прорвало рифмами уже тогда, когда давно позади оказался возраст юного Лермонтова и Артюра Рембо, и подступила пора поздних Гёте и Бетховена. Тем самым вступивший в преклонные лета Поэт заговорил со своими юными друзьями, некоторые из которых давно ушли из жизни. Заговорил с ними, как с живыми. С  Николаем(Колей) Шипиловым,  с которым вместе пели в Новосибирском театре оперетты, и с «настоящим литературным сумасшедшим» Анатолием Маковским, и с поэтом-маргиналом и юродивым советского писательства Петром Степановым(с двумя последними не дал Бог пересечься при их жизни)…И он убеждён -они его слышат. Потому как разговор этот происходит в «информационном поле». В него и вошёл Поэт. И выходить из него не намерен.  Сегодня об информационных полях, аурах, квантах и  торсионных вихрях не рассуждает   только ленивый. Но мало кто в таком объёме, как Игорь Гусельков, прикасался к первоисточникам.   Игорь Николаевич никогда не спутает Гёделя с Генделем, а  Ричарда Баха  с Иоганом Себастьяном.   
Пытаться освоить «считки» Гусельникова с «информационного поля», не имея представления о Библии, Христе, Будде, философах и психологах, рассматривающих жизнь во всех её проявлениях через  метафизику квантово-волновых представлений об окружающем нас мире и нас самих, как его части, - бесполезное занятие. По информационной  плотности его поэзия во всём подобна тому взрывному потоку информации, который нас захлестнул уже во втором тысячелетии. Игорь Гусельников очень современный и даже «футурошоковый»(термин лауреата Нобелевской премии Элвина Тоффлера)поэт. В одном его стихе и даже четверостишье  может быть «запакована» вся предшествующая текущему мгновению история человечества.
Отзвук на Псалом 136

Нам Время доносит, как ветер Синая,
Незримо касаясь молчащих струн лиры,
О чем-то с ракитою – вербой стенает,
И это стенанье несётся над Миром.

От лиры, висящей на простеньких ветках,
К краям Вавилонским от склонов гористых,
К пленённым несутся, через мглу километров,
На крыльях злачёных, спасения искры.

Да, лира, ровесница древних Пророков,
Врагов чтоб не тешить, на древе висела,
И песни Синая не пелись до срока,
Но нежностью в струнах спасение зрело.

Спасенье то было в осмысленье Веры,
Что все испытанья не зря к нам приходят,
Что милость Творца не должна быть безмерной,
А судят конкретных людей, не народы.

Что рушатся стены, Храм Веры же вечен,
Как вечна символика Иерусалима,
Ведь главный храм в ребрах, он Веры предтеча.
А беды, что беды, как прочее, - мимо…

Случилось всё это меж Тигром, Евфратом,
В местах, что звалися когда-то Эдемом.
Сейчас это место зовется Ираком,
И страсти грехов не стихают, не дремлют…

                06.2010г.
Примечателен и комментарий к этому стихотворению мини-обзору истории человечества с преломлением её через призму одного из мощнейших архетипов мировой культуры.
«Псалом 136 в культуре. Наиболее известные музыкальные переложения псалма:
Va, pensiero— хор из третьего акта оперы «Набукко» (1842 год) Джузеппе Верди, рассматривавшийся в качестве кандидата на гимн Италии.
«Rivers of Babylon» — хит (1978 год) группы «Boney M», кавер на оригинальную песню ямайского вокального трио «The Melodians».
В различных вариантах песню исполняли Олег Погудин, Елена Камбурова и Юлий Ким.
Известные упоминания и реминисценции в литературе:
На псалме основана поэма Камоэнса "S;bolos rios que v;o por Babil;nia".
В главе 53 романа Жорж Санд «Лелия» главная героиня поёт этот псалом после своего монашеского пострижения, вместо положенной по чину первой молитвы монахини.
Название романа Уильяма Фолкнера «Если я забуду тебя, Иерусалим» (1939) — точная цитата Пс. 136:5.
«У реки Рио-Пьедра села я и заплакала…» — роман (1994 год) Паоло Коэльо.
Название повести А. Кларка "И если я, земля, тебя забуду..." (If I Forget Thee, Oh Earth).»
Итак-один стих-и целая энциклопедия. Чем-то напоминает посланную в семидесятых годах в космос платиновую пластину, на которой были изображены мужчина, женщина, схема Солнечной схемы с орбитами планет и другая – самая важная для обитателей иных миров информация о земной цивилизации.
Философия итога
Творчество Игоря Гусельникова - своеобразная философия итога. Но этот итог не приговор человеческому несовершенству и порокам  расе Homo sapiens, а искреннее стремление поделиться пережитым и осмысленным, ибо, как убежден поэт-философ, всё должно иметь смысл. Я полагаю, что мировосприятие Игоря Гусельникова столь же далеко от  пессимистического абсурдизма, как и от примитивно-потребительского рационализма. Вплетающиеся в его интерпретации картины мира термины из физики, математики, психологии, футурологии отнюдь не означают, что он, подобно записным эзотерикам, пытается поверить «невыразимое»  рационально-материалистическими клише.
В то же время столь ироничного философа, который и философию –то, подобно Диогену Лаэртскому,  воспринимает в качестве свода анекдотов, я бы не назвал мистиком в духе неомистиков Серебряного Века и магов века XX.
«Свой пенсионный полуостов влачу на Крымский полуостров»,- резюмирует он крымско-коктебельские путешествия друга-поэта, возомнившего себя реинкарнацией Макса Волошина. Это не карикатура на «крымнашиста», а дружеский шарж.
 Лирический герой Гусельникова – ни злой , ни добрый. Он –ни тот , ни другой. И из столь любезной сердцу квантовой механики Игорь Гусельников , пожалуй, взял не столько «демонов Максвелла», сколько принцип неопределённости, переосмысленный математиком Куртом Гёделем и   психологом Уилсоном как многовариантный принцип интерпретации любых событий. Свою, прославившую некогда Курта Гёделя, «теорему о неполноте»  Игорь Гусельников-Александр Гранов доказывает средствами далёкими от математики и формальной логики.
 Играющий на струнах висящей на ветвях арфы из 136 псалма ветер мировой культуры, пожалуй, ключевая метафора поэзии Игоря Гусельникова. Поток культуры с её композиторами, художниками, философами буквально вибрирует в стихах поэта.
 Эта арфа Орфея играет не только звуками, но и смыслами. Чем больше? Вот здесь как раз и начинает работать контрапункт принципа неопределённости. Одна «неполнота»(звуковая), дополняет другую(смысловую). Так рождается симфония звуко-смыслов.
Но прежде чем продолжить движение по этому комментаторскому лабиринту, высвечивая ближние и дальние уголки «космоса Александра Гранова-Гусельникова» надо всё же упомянуть ещё об одном постэйнштейновском мыслителе.
Стихотворение «Хофштадтер – Гедель, Эшер, Бах» начинается с пространного предисловия.
 «Дуглас Роберт Хофштадтер (род. 15 февраля 1945, Нью-Йорк) — американский физик и информатик; сын лауреата Нобелевской премии по физике Роберта Хофштадтера. Получил всемирную известность благодаря книге «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда», опубликованной в 1979 году и в 1980 году получившей Пулитцеровскую премию.
В ответ на путаницу с трактовкой основной темы книги Хофштадтер отметил, что это книга не о математике, искусстве или музыке, а о том, как появляется познание на основе хорошо скрытых нейронных механизмов. В книге показана аналогия взаимодействия отдельных нейронов мозга для создания ощущения единого разума с социальной организацией колонии муравьёв.

Пеленает туманные воды               
Предостаток уж прожитых мыслей,               
Смог сединный, пришедший из выси,               
Выси дней, что слагалися в годы.
 
Позади эшафотные страсти,               
Палачей маскарадные лики,               
Это счас они отблески, блики,               
А под лезвием - смертные страхи.
 
Но в звенящей тиши предрассвета, 
В влажной дымности нового утра,               
Голова прирастает как будто,               
Хотя трудно понять - есть ли, нету…
 
Полушарья, что бросили тело,               
Почему-то живут автономно,               
Всё пришито, но внутриутробно               
По-иному представлено дело.
 
Там сознание усекновенья               
Прорастает иною травою,               
Всё как прежде, но нету покоя,               
Толерантности… Право на мненье,
 
На своё понимание Бога               
Доминирует, требует вето,               
Лабиринты, тоннельные вехи,               
Обрамление главной дороги…
 
И вот тут появляются некто,               
То ли Бах, толь Эшер, то ли Гёдель.               
Скромно встали в сторонке, поодаль,               
Но сознанья расширили спектр
 
Полнотою звучанья органа,               
Лабиринтом Эшеровских лестниц.               
По-особому каждый был весел.               
Курт же Гёдель – крушитель обманов,
 
Доказав, что не может быть «истин»               
В этом квантовом мире из спинов,               
Распрямил пред иконами спины,               
Чтоб в согбенье все силы не вышли.
 
Перед дьяками или попами,               
Что разводят нас ради наживы,               
А мы платим за то, что мы живы               
И стучим, поклоняясь им, лбами…               
 
Может, в том виновато кадило,               
Что дымит, как туман над водою,               
Только как же до сути до донной               
Донести, что же все-таки было               
 
В тот момент, когда часть твоей плоти               
Отбракована жесткой рукою.               
И не будет уж больше покоя,               
Лишь сомнения - за или против.
 
Пробивая наркоза застенки,               
Рушат нейросистемы тотемы,               
И не важно, что с нами и где мы…               
Мы уже вне импринтной системы.

Этот стих может показаться манифестом неистового богоборца. На самом деле это мини-трактат, который можно было бы назвать «Доказательство бытия Бога квантово-полифоническим способом»(по аналогии с трактатом Спинозы «Доказательство бытия  Бога геометрическим способом»). Собственно , как и всё стихотворное творчество Игоря Гусельникова, -доказательство бытия непознанного.
 Стихи Игорь Гусельников начал писать уже после пятидесяти лет, отнюдь не собираясь пополнить ряды «профессиональных поэтов».   Так что гусь -лебедь вдохновения унёс нашего сказочного  персонажа-гусляра ритмов и рифм в миры рефлексий  о прожитом и постигнутом лишь тогда, когда прожитое спрессовалось в слои и пласты, подобным культурным слоям в Ахштырской пещеры, в которую можно попасть, доехав из Сочи до Форелевой фермы, и взобравшись ввысь на гору по каменистой тропе.  Все эти тропы, пещеры с их сталактитами и сталагмитами, водя по ним гостей города-курорта, Игорь Николаевич прошёл не на один раз.
Как и в устройстве мироздания, в любом вероучении,  в Христианстве вообще и Православии в частности для Игоря Гусельникова важен первоисточник. Итогом посещения Нового Афона стал такой экспромт:
В гроте Симона Канонита.
Нам Веру копила Анакопия,
Шелест хранила шагов Канонита.
Кровь его бурная Псырцха не смыла,
Симона кровь, что за Веру пролита.

Выше и выше уходят ступени,
Нас уводя за барьер водопадный.
Хочется встать, преклонивши колени,
Чтоб излечить все душевные драмы.

Выше и выше, и вот мы уж в гроте,
В церкви без блеска роскошеств столичных.
Вере в Христа не нужны позолоты,
Золотом всё обрамляет язычник.

В гроте же сумрачно и не помпезно,
Но Вера отсюда идет сквозь века…
Вот некогда только, некогда Крезу
За Верой ногами идти в облака.

Свечи мерцают бликами таинства.
Видящий видит – идёт служение.
Все апостолы сюда слетаются,
Чтоб душам новое дать рождение.

Чтоб в тысячелетие опустившись,
Уже третье от Рождества Христова,
Не точили Веру сомнений мысли,
И вело по жизни Завета Слово.

                24.08.08 г.
Такое понимание веры близко к пониманию Православия уходивших в таёжные скиты старообрядцев. В то же время Игорь Гусельников ходил на лекции диакона Андрея Кураева,  задавал ему приватные вопросы. Было дело - Гусельникову предлагали регенство в церковном хоре, но он отказался. Бывал в Свято-Даниловом монастыре. Приехав в Коломенское, почувствовал благодать, когда приехал во второй раз на этом месте уже стояла концертная площадка-и благодать исчезла. Что касается современных пророков и «воплощений Христа», то, как всегда иронизируя, Игорь Гусельников  ссылается на пример,  приведённый   Андреем Кураевым. К объявшему себя воплощением Христа мужчине приехал епархиальный экзерсист, знаток древних языков и заговорил с новоявленным мессией на древнеарамейском. И когда тот заявил, что ничего не понимает, экзерсист ему поставил «диагноз»: «Какой же ты Христос, если не знаешь древнеарамейского!  Христос ведь говорил именно на этом языке!»

Круги
В поисках  смысла жизни, в своё время Игорь Гусельников общался и с сыном Виктора Ардова, который входил в ближний круг общения Ахматовой, и с поэтессой, собиравшейся стать женой Ингибарова, который демонстрируя свои  таланты во время дружеской попойки, мог, пробежав по стене,  достичь середины потолка и, сделав сальто, спрыгнуть оттуда. На Сочинском «Кинотавре», где показывали фильм Романа Качанова «Даун Хаус» - современную версию «Идиота» со съеденной по сюжету Настасьей Филипповной, Игорь Гусельников подружился с Никитой  Джигурдой, потому что артистическая среда для него –родственная стихия.
Некоторые из этих встреч дали очень много не из-за их продолжительности, а из-за содержания в них уместившегося. Через них можно было  получить некий «квант знания».
-Ну как я с ним общался!- вспоминает Игорь Гусельников о встрече с сыном Ардова. – Меня, собственно, заинтересовала Российская православная свободная церковь — одна из религиозных организаций неканонического (альтернативного) православия русской традиции. Она не признана ни одной из Поместных православных церквей и не имеет с ними евхаристического общения. Рассматривает себя как законного наследника исторической Православной Российской Церкви. В Московском Патриархате, Русской православной церкви заграницей, в средствах массовой информации имеет обозначение «Суздальский раскол». Нашёл их храм в Москве на Головинском кладбище. Настоятелем этого храма и был Ардов. Вот один раз с ним и поговорил...
 … Кроме того, что Игорю Гусельникову самому довелось петь и в музкомедии, и в оперном театре, его  живущий в Новосибирске двоюродный брат  Сергей Владимирович Грановесов   -и поныне художественный руководитель театра «На левом берегу». Жившая  в Москве, в знаменитом доме на Котельнической набережной  жена двоюродного брата отца Нина Ивановна Гусельникова обладала уникальным сопрано и была лучшей Травиаттой  СССР.  Двоюродный брат  отца Всеволод Леонидович Гусельников был известным вокалистом и до последних дней работал доцентом Московской  консерватории. В круг ближних, дальних и самых дальних родственных связей Игоря Гусельникова входят  основатель больнеологического лечения в Сочи профессор Валединский;  председатель Томского горисполкома Грановесов ; ответственный секретарь журнала «Крокодил» (двоюродный брат по крови — сын сестры матери, усыновленный  родителями Игоря Гусельникова) карикатурист- Егор Глебович Горохов; мэр Томска,  брат матери Геннадий Александрович Грановесов… И даже писатель Борис Васильев, женой которого была дальняя родственница Гусельникова.  Мама Игоря Гусельникова  Клавдия Александровна училась на медицинском факультете Томского университета , работала врачом. Отец  Николай Михайлович  работал в Управлении Томской железной дороги, удостоен звания Почётного железнодорожника СССР, преподавал  в НИИЖТе на курсах повышения квалификации, был «ходячей энциклопедией» законодательной базы, регламентирующей все виды грузовых перевозок на железной дороге.
 
Стиль
Бывающие в Сочи знаменитости из тех, с кем довелось общаться Игорю Николаевичу, ценят его дружбу:  с таким широко мыслящим, эрудированным и ироничным собеседником интересно провести время за непринуждённой беседой.
Вот почему в  необозримом калейдоскопе лиц  при встрече с Игорем Гусельниковым у Александра Розенбаума, как при встрече с Макаревичем-«Макар»,   как –то вырвалось удивлённо- радостное: « Гу-у-сь!»
В самом деле, в детве была у Игоря Гусельникова  такая кличка.  Сам же он этот  «псевдоним детства» поясняет так:
-Никто же даже не догадывается, что по Далю гУсельников - поющий, играющий.Кроме того ещё дед учил моего отца: "Когда называют Гусём, отвечай, что Гусь свинье не товарищ"!

  И в самом деле, Игорь Гусельников выбирает себе в друзья людей полёта, а не таких, кто, говоря словами Маяковского, «упирается в своё корыто».

Среди оставшихся в  недосягаемом прошлом  полётно-улётных  личностей и друг –поэт Валерий Малышев , с которым  когда-то ездили на колымы  в Баганский район НСО, и  друг – адвокат , с его женой-ученицей Джуны. Досочинская , новосибирская жизнь так сильно проросла в жизнь Игоря Гусельникова сегодняшнего, прошлое так тесно переплелось с настоящим, что кажется пространство и время исчезли. И каждое стихотворение - как деревья –великаны заповедной самшитовой рощи. Они растут в разные стороны, цепляясь за скалы. Часто не вертикально, а горизонтально-поперечно.
-Ну  знал я Валеру Малышева,-возражает моим доводам взаимопроникновения мировосприятий Игорь Николаевич. _- Но ведь я же не работал в его ЖЭУ, где он был начальником, секретарём –машинисткой подававшая надежды поэтесса, а  поэт Иван Овчинников дворником! Ну, бывали мы с ним на колымах! Электрификацией Кулунды занимались…В те годы  я в одиночку анкерные высоковольтные столбы вязал и ставил. Правда, с помощью трактора ДТ-75. Тракторист пьяный лежал в кустах, а сам трактором провода натягивал. А потом на столбы на кошках лез и вязал к изоляторам. Брал напарника, а он напился и на сутки пропал. Вот я один 5 км высоковольтной линии и поставил. Здоровый был - проволоку катанку 6 мм рубил одним ударом ножом от плуга и пасынки (220 кг.) один вручную подтаскивал... Сейчас даже и не верится, что такое было…
Арабески Сибирского Колизея
Из ушедшего в небытие пространства –времени остались в памяти и постановка «Летучего голландца»  Вагнера в оперном театре Новосибирска, и легендарный курьёз с дочкой одного работника  Сибирского Колизея, которая отшибла ударом молотка фаллос скульптурному Аполлону, завезённому для установки  в нишу под куполом. Такая вот она была целомудренная…
Сибирский Колизей как бы отпечатался в подсознании поэта. Потому быть может в его творчестве столько по-античному непосредственного. Его длинные стихи сродни барельефам парфеноноподобного оперного театра, где рядом с масками аристофановских комедий –пуанты балерин. Его воображение подобно костюмерной за сценой, здесь перемешаны все эпохи и рядом с плащом испанца-тореро может оказаться щит и меч Спартака.

Может быть, эта прививка оперным  искусством и музыкой и объясняет то, что при всём жёстком житейском прагматизме, Игорь Гусельников – фантазёр, мечтатель,  изобретатель теорий и концепций. Зачастую его стихи  это – словесные концепты того, что он берётся  осмыслить. Образ мыслей переходит в стиль жизни. И не только в стихи, но и в то, что сделано собственными руками. И прежде всего это, конечно, касается построенной им гостиницы. Хостел,  созданный трудами поэта- столь же красноречивый артефакт его философии жизнеделания , как и его стихи. Сложные перипетии с переездом из Западной Сибири в причерноморские субтропики завершились для Гусельникова тем, что он стал владельцем одного из немногих оставшихся в Сочи старых двухэтажных домов из красного кирпича.
- Кому принадлежал этот дом -доподлинно неизвестно, поясняет Игорь Николаевич.- Предположительно директору Петербургского императорского фарфорового завода, двоюродному брату барона Врангеля, барону Раушу фон Траубенбергу. Дом построен в 1896 году…
Дополняя старое здание пристройками, Игорь Гусельников сохранил и старинную постройку, и всё, что строил заново, старался стилизовать под заданные старыми стенами «мотивы». Вышло нечто вроде андалузского или неаполитанского дворика с уютной скамейкой, пальмой у крыльца, вьющимися по стенам цикломенами и виноградом. Как и его стихи, созданный им хостел  соединяет старину с новизной. Здесь можно увидеть и украшающую козырёк витую ковку над крылечком, и старый фонарь и даже скульптуру Будды.  История некоторых предметов старины симптомотична. Металлическое кружево сосед хотел  использовать в качестве арматуры при заливке фундамента, Игорь Николаевич спас этот шедевр кузнечного искусства и украсил им свою гостиницу. Интерьер построенной Игорем Гусельниковым частной гостиницы во многом перекликается с его  стихами, где циклы и «венки» сонетов с их готической строгостью и «патиной старины» соседствуют с восточными мотивами. Причём, чаще всего он всё переделывает по - своему. Переиначить, сделать «не так» -это у него в крови. В его том стиль и характер. Так хокку он переделывает(разврачивает) в танку.
Вот одно из хокку  переделанных им  в танку:

Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажег свечу.
1
Свеча познанья
Молния в ночной тиши…
Но очень важно
Что за рука с свечою,
Сознанье опаляет.

Книга жизни пока недописана. Но есть осознание того, что это её последние главы. Остаётся внести завершающие штрихи как в успешно функционируемый, полюбившийся туристам и отдыхающим хостел, где тщательно продумано всё от интерьера до канализации, так и в литературное творчество. Но на том всё не кончается. Иначе, зачем бы приобретать синтезатор и вновь возвращаться к музыке? У Игоря Гусельникова три гитары и одна из них –по образу и подобию инструмента , на котором себе аккомпанирует  автор хита «Вальс –бостон», - двенадцатиструнка. Игорь Николаевич берёт в руки немного похоже с гуслями звучащую двенадцатиструнку, чтобы спеть старинный романс, оперную Серенаду Смита» из оперы Бизе «Пертская красавица»  или песенку получившуюся из переделанного стиха друга-поэта. Это и есть в его понимание –творчество. Осмысленный процесс самовыражения, который побуждает жить и действовать…

Реквием Светлого Человека
К Моцарту и Есенину в своё время приходил Чёрный Человек. Чтобы одному заказать «Реквием», другому напророчить смерть в «Англетере». Думаю, что во время вхождений в «информационное поле»  Игорю Гусельникову  явился Светлый Человек. Может быть, это был Симон Канонит, молившийся в гроте, каких на склонах причерноморских  гор, испещрённых карстовыми образованиями, немало, а может быть и  один из первопоэтов иудейский Царь Давид с музыкальным инструментом под названием «псалтирь». 
« Псалмы писались стихами для удобства запоминания и чёткости формулировок. Я записываю свои мысли стихами по той же причине,» - объясняет Игорь Гусельников.
 Так, образно говоря, работает его «плазменный компьютер». То есть сопряжённые между собою полушария мозга, сердце и душа. А почему получается именно то, что получается –никто не знает.
Творчество  Игоря Гусельникова в какой-то мере - и завещание, и реквием по  уже уходящему поколению. Завещание ироничное и философичное, по - дружески доброе. И оно не сводится только к его стихам. Это философия жизни, впитавшей в себя необычный опыт сибиряка-южанина, и  ни в какие конфессии не вписывающиеся религиозные представления, и вегетарианское меню… Его образ жизни может служить рекомендацией  к долголетию, сохранению здоровья и душевного равновесия, когда юность давно уже позади. В то же время он никому ничего не навязывает. И даже декларирует «пофигизм».
Всё пофиг…
Я по фигу, как по лезвию,
Скольжу, балансирую,
Меж сборищ невежества,
Что правилами насилуют.

Правилами ли, советами,
Рамками приличия,
Чтоб жил соответствуя
Общим законам двуличия.

Я же твержу: «Мне все по фигу»!
Но лезут в душу гниды,
То грубо, то с кофием,
То с ласками, то с обидами.

Но по фигу это, по фи гу!
Этого хватит слова.
Для вас мозг мой крохотный,
Но на всё ответ есть готовый.

А кто, о чем и что думает,
Меня не терзает мысль.
Послать всех не трудно мне,
Когда все по фигу – за…шибись!

Не держу я фигу в кармане,
В нос всему Миру ее!!!
И соблазн не обманет,
Не прельстит белье ли, жилье…

 Не назидая, поэт-мудрец делится своим жизненным опытом.
«Мои стихи –это дневник движения моего мировосприятия от атеизма, к Богу, от религии к концепции  квантовой истории эволюции человека, как производного Космоса», -говорит  он.  На шкале времени , выстроенной  Игорем Гусельниковым, много рисок и «зарубок на память». Одно из первых мест, где побывал он, приехав на побережье и куда водил своих приезжающих к нему друзей-Ахштырская пещера, где археологи вскрыли двухметровый культурный слой, свидетельствующий о том, что в этой пещере жили неандертальцы, а спустя 20 тысяч лет –кроманьонцы. Артефакты этой пещеры, кстати, опровергают популярную нынче версию о том, что кроманьонцы не только поспособствовали исчезновению неандертальцев, но и не  исключено, что использовали их в качестве «кормовой базы». Игорь Гусельников никогда нигде «не состоял», поэтому никогда никого не съёдал….
Как и двадцать тысяч лет, разделяющие  две ветви древнего человека, –свидетельство того, что они никогда не пресекались во времени, так и жизнь и философия Игоря Гусельникова, пришедшего на руины советского писательства, когда уже отгорели все костры и были съедены все мамонты, не пересекаются с предшественниками советского неоЛИТА. Это , если хотите, разговор с Вечностью напрямую. В полном одиночестве.
   В окрестностях  Сочи, в Абхазии, по всему Кавказу разбросаны мегалиты. Одни считают, что они были предназначены для захоронения предков, другие–для связи с Космосом и даже телепортации.  Один из таких мегалитов, когда-то стоял «на Светлане», в центре курортного Сочи, месте, где с начала прошлого века вонзает в небеса шпиль -антенну  выполненная в «баварском» замковом стиле вилла «Светлана». В этом  шедевре курортной архитектуры  располагались в советское время и санаторий, и ресторан.  Сооружение, называемое в народе «петушок», неподалеку от густо поросшего пальмами, бананами, платанами, кипарисами и бамбуком «Дендрария», который на самом деле был заложен печатавшим в своей петербургской газете Чехова и Лескова Худековым  как парковый ансамбль виллы «Надежда». Всё это осколки некого изначального целого в стиле модерн Серебряного века, приметы которого можно увидеть и на воротах «Дендрария» с рыцарскими гербами, и в балюстраде на набережной, и в интерьерных обыгрышах созданного Игорем Гусельниковым хостела.
Что касается мегалита, то его не так давно перенесли во двор исторического музея, среди артефактов которого –и орудия человека каменного века, и византийские украшения, и амфоры греческих колонистов, и кинжал черкеса, и сабля донского казака. Все эти культурные слои  подпитывают  поэзию Игоря Гусельникова, вибрируют в ней обертонами звуков и смыслов.
Стихи  Игоря Гусельниква, избравшего себе литературный псевдоним Александр Гранов(часть девичьей фамилии мамы), философичные, ироничные, виртуозные, музыкальные…Его лирический герой как бы произносит свои монологи-молитвы и размышления о бренном мире под аккомпанемент всей мировой культуры. Он  дирижирует  концепциями философов и мыслителей квантово –футуристического направления.
«Гений это человек, у которого развился восьмой контур по Уилсону…За творчество отвечает семантический контур…», - говорит он, то и дело прибегая к выражению «плазменный компьютер». Понятно , поясняя попутно, что это только метафора.
Его лирический Герой , тот Самый  Александр второй в современной поэзии, взявшийся, граня бриллианты фонем с запакованными в них лучами звуков, освободить свои стихи от крепостной зависимости чрезмерно зарегулированного стихосложения… Иногда это ювелир по-классически чеканен и может продемонстрировать свои возможности в жанре венка сонетов, иногда шаловливо небрежен и даже  как бы, желая быть «нетаким»,  теряет рифму, но он никогда не теряет мысли, не фальшивит и остаётся верен себе…

Спорщик
Порой Игорь Гусельников напоминает персонажа диалогов Платона. И в беседе, и в стихах он нередко демонстрирует незаурядные качества спорщика. Он не терпит неточностей, иронизирует над слишком расширительными трактовками. На оброненную мною в одном ряду с новоизобретённым термином «квант истории»  метафору «квант души» он  ответил такой ироническо-логической фигурой:
-Эко ты  про «квант души» завернул! Вряд ли он иметь место быть. В одной из книг Андрей Кураев пытается дать определение слову Бог. В результате он приходит к выводу, что это нечто недосягаемое, нечто, что сравнимо лишь с горизонтом — ты делаешь шаг к нему, а он от тебя...
Я это читал у Кураева лет 15 назад. И давно знаю, что если знания трактовать как мудрость, то, говоря словами Соломона «большая мудрость родит большую печаль». Отсюда ни Бог, ни знания — мудрость ничего не решат. Приходит момент (но именно приходит как результат изучения теологии) когда понимаешь, что до Бога не дойти, а всё, что узнал требует эволюционного продолжения…И вот тут мне пришло откровение в виде понимания… Нелокальность Джона Белла (я это просто понял у Уилслна), когда скорость передачи информации намного выше скорости света, и есть доказательство того, что мы находимся в информационном поле, где скорость передачи информации практически мгновенна. Наш же мозг — плазменный компьютер, поделенный на 8 условных контуров. Пусть вульгарная, но напрашивается аналогия. Информационное поле — . Мозг — компьютер, контур — программное обеспечение…Я понял, что нужна как бы новая парадигма, разрабатывающая способы импринтинга более высоких контуров (программного обеспечения для мозга) дающих возможность считывать информацию. А про душу, тем более про её квант (сильно уж мелковатая частица) ничего не знаю…
 
Аскеза
 В жизни Игоря Гусельникова было немало вещей от которых он имел силу воли отказаться. Так он отказался от передвижения на автомобиле в пользу пешей ходьбы. Отказался от загромождения квартиры(жизненное пространство) пылесборниками-книгами и переключился на вариант электронной книги. Отказ от мясной пищи- это тоже как бы аргумент в действенном споре «нетакиста»  с окружающим миром. В нём и пантеизм в духе Николая Заболоцкого, и желание вырваться из замкнутого круга экологического ада, в который вовлечён пропитавшийся антибиотиками и гербицидами современный человек.
 Заметки старого вегетарианца

Как раздобрели земляные черви
Под тосты поминального похмелья.
На серебре узоры черни,
А в склепах праздник новоселья.

Где жизнь, где смерть, где радость, где утрата,
Мы просто пища подземельной жизни,
А сколько было пустых страхов
Перед червивой этой тризной.

Мы все, как черви, поедая мясо,
Не проникаем в суть чужих страданий,
Нам колбаса – синоним счастья,
Животным – горечь и рыданья.

Как перед бойней в ожиданьи смерти
Коровы плачут горькими слезами,
Кто эту участь им отмерил,
За что им это наказанье.

И зря виним мы червя земляного,
Что поедает нас он с аппетитом.
Он не кормил нас для убоя,
Не убивал, чтобы стать сытым.

Завалены прилавки трупным мясом,
Мы не хороним, мы съедаем трупы,
И упиваясь кровью красной.
Кость варим для бульона к супу.

Не думаем, была ль душа в том теле,
Что стало антрекотом нам к обеду,
Душе не место в сочном тельном,
Есть всё подряд – вот наше кредо.

Мы склепы, поедающие души,
Пусть братьев меньших, но взращенных нами,
Живущих с нами в мире, дружбе
И преданных для поеданья…
    
                2004 г.

Отведавший вегетарианского рассольника или приготовленных  Игорем Гусельниковым  оливков, какими питались Сократ и  Платон, возможно, тут же примкнёт к  гастрономически -поварским  воззрениям сочинского Овидия. С продающейся в армянских лавках Адлера фасолью он творит чудеса. Приготовленная им рыба, картошка, с залитым сыром хлебом, мацони  и варением из фейхуа – эстетичны, вкусны, содержат необходимое количество калорий. Впрочем, лишние калории на сочинской жаре –без надобности. Вредят организму, отягощают дух. Игорь Гусельников умерен в винопитии.  Но стакан портвейна собственного приготовления (он знает в какой пропорции следует смешивать чачу с натуральным виноградным вином, чтобы получить этот напиток) –это кавказский ритуал, который он не может нарушить.
  Здесь ходят в шортах чуть ли не круглый год. А Игорь Гусельников, похоже, дольше всех. В шортах, как когда-то Порфирий Иванов-в трусах. В бейсболке, сандалиях на босу ногу, рубашке-безрукавке. В тёмных очках. Мускулистый, лёгкой походкой двигающийся по раскалённой южным солнцем набережной со своими «лыжными» палками, он выделяется среди приезжих города курорта своей незагорелостью. И это следствие ещё одного отказа-табу. Игорь Николаевич убеждён, что неумеренные солнечные ванны только вредят организму. А солнечной радиации в субтропиках и без того хватает. Вот так в общих чертах  выглядит аскеза в сущности столь жизнелюбивого поэта.


Море и горы
В Сочи  природа – повсюду. Здесь как бы встречаются два моря. Горы, пенясь вдали заснеженными вершинами, зелёной волной поросших лесом пологих громад накатывают  на раскалённые пляжи с одной стороны, перменчивая водная стихия – с другой. Субтропический оранжерейный климат – во всём своём великолепии  фауны и флоры  буйствует только на склоне вдоль прибрежной полосы. А за первыми же горными перевалами –климат уже иной. Так , что крытые тростником пляжные зонтики, пальмы, бананы и цветущие в начале октября азалии - это преимущественно здесь, вблизи. Вдали –суровые горы. Далёкие , как сказания о некогда обитавших здесь черкесах, память о завоевавшем их генерале Ермолове, чей бюст с упоминанием о том, что он страстно мечтал превратить дикое в те времена побережье в русскую Ниццу- в парке над набережной.

Заметил, перебиваются послания строки
Ссылками на картины величия суши и моря?!
Нависают над морем, снегами покрытые горы,
С гор несутся бурлящей лавиной потоки…

Это из стихотворения –послания инопланетянину. Размышления об уникальности миров. И такое обращение вполне естественно. На берегу  ещё вчера безмятежной, показывавшей,  как в цветном телевизоре, потешных крабов и юрких рыбок , но внезапно разбушевавшейся  морской стихии, или при взгляде на закатывающееся за горизонт с парусом у его края  дневное  светило охватывает ощущение беспредельности и грандиозности. Пространство -время здесь как бы искривлено, о чем упоминается в одной из философских медитаций Александра Гранова. Так уж устроено это место на планете Земля, что   при взгляде на игру лучей солнца в облаках или необыкновенно красочную радугу- мысли о Космосе, чуде Творения приходят сами собой. А перед глазами проплывают иллюзорные картины…


Не знаю, насколько подобно строение Вселенной,
Ты, верно, уже побывал на других планетах…
Может быть, лучше и красивее где-то,
Но каждый Мир своею иллюзий ценен.


Стихотворение «Разговор с пришельцем» напомнило мне одну живую сценку на набережной  Адлера, неподалёку от места , называемого «маяком», неподалёку от которого живёт сегодня поэт. Я гулял вдоль парапета. Море штормило. Над волнами зависала промозглая хмарь, моросил дождь. И вдруг из облаков вынырнул, поблескивающий огоньками, идущий на посадку пассажирский самолёт. «Смотри! Летающая тарелка!»-воскликнула официантка, обращаясь к своей подруге, с которой они любовались разбушевавшейся стихией по той простой причине, что ещё вчера переполнявшие пляж и набережную отдыхающие попрятались по отелям, санаториям и съёмным квартирам –и кафе опустели. И в самом деле, двигающийся перпендикулярно береговой линии самолёт,  повернулся таким ракурсом, что был похож на галлюцинацию кантактёра-уфолога.  Но для поэта грани между иллюзией и реальностью –не существует.

К тебе обращаюсь, пришелец, если ты есть,
В околоземном Пространстве где-то.
Слышал, что посетить желаешь нашу планету,
А потому превентивную шлю тебе весть.

Весть, запечатленную взглядом и рифмованным словом,
Раскрашенную разнообразием закатов,
Приумноженную фотоцифрой стократно,
Естеством не стесняемых стонов.

Так уж устроено, что всё требует вложения,
Даже у полетов есть свой бизнес – план,
И что за ними – агрессия, деньги, обман,
Чем-то ж мотивировано твоё к нам движение…

В самом деле-чем? Может быть , желанием увидеть чудо пенящейся морской волны с плавниками дельфинов над ней? Ведь отчего-то  отдыхающих ( истинных «пришельцев» «с северов» и из континентальной России) столь неудержимо влечёт на побережье! Далее следует «словесная фотография» сочинской флоры с её лианами вьюнов на стволах платанов и там и сям выступающими наружу  цепкими корнями дерев, что придаёт особое очарование экзотике сочинской флоры.

…Согласен, на фото травинка ли, кустик ли, лист,
Отражение уже отведённого взгляда,
Но душам земным на память фото зачем-то надо,
Поверь, для душ это пища, а не каприз…

Переведи, прошу, устремленный в Пространство взгляд,
На капельки стремительно пенной волны.
Так паря в невесомости, все легки и вольны,
Но вот только нет мысли о том, как назад

Вернуться, ничего не порушив в системе,
Созданной другими законами бытия,
В системе, где кружит нас наша Земля,
По единожды заданной антропной схеме…

Запрятанная в этом стихотворении ирония и даже сатира на туристов -фотографов в их тщетной попытке «остановить мгновенье» состоит ещё и в том, что обращение к пришельцу-инопланетянину равновелико и обращению к курортнику – отдыхающему, чьи человеческие волны накатывают каждый сезон на побережье, и ко всем, кто вмешивается в хрупкую экосистему субтропиков строительством отелей-небоскрёбов. Вряд ли это протест. Просто философично-грустная констатация факта.  Всё уже открывающийся с плоской крыши построенного поэтом хостела  обзор на вечерний закат на море, на сверкающую ночами лунную дорожку – стеною отели, отели, отели.


…И кто кому снится в дымном мраке погасших свечей,
Меж ресниц со взмахами махаоновыми.
Скользя по лучу, сочащемуся меж кронами,
Пробирается явь лабиринтами страстных ночей…

И в плену неприступно враждебной тенистости,
Среди голых стволов, заплетенных лианами,
Мелодрамы и фарсы становятся драмами,
А желанья и мысли по детски чистыми…

И тем не  менее-планета Сочи с её парными субтропиками ждёт, готова принять, обласкать тенистыми кронами дерев, теплом морской волны и зноем солнца.


…Всё открыто, а лес в ожидании тебя расколдован,
Чтоб сомнения блики не слали тревожные тени…
Очень хочется, чтобы под листопадною сенью
Древ ветвистых, Землёю ты был очарован.

Особенно красив в этой пейзажной панораме бархатный сезон с его уже редким цветением и элегичной листвой платанов под ногами в парке Бестужева неподалёку от того же «маяка» и сверкающего вечерами огнями похожего на гигантский барабан лотереи колеса обозрения.

Чтоб пред дубом представ, с пожелтевшим и жестким листом,
В акварельной тоске наяву увядающей кроны,
Лист, кружащий от ветви когда-то зелёной,
Обернул бы круженье его незабвенно чарующим сном…

Чтобы взгляд опустив с, ноябрём оголённой, вершины,
Ты корней бы увидел змеиное хитросплетение,
Чтоб в улыбке твоей растворились все наши сомнения,
И взаимных упреков исчезли любые причины.

Да, Земля прикрывает деревьями подступы в горы,
Чтоб сберечь иссиня – лавинную независимость.
Но, увы, человеческое недомыслие
Любых высот способно разрушить просторы…

Но –всё это буйство растительной жизни лишь –тонкая, ранимая плёнка. И её так легко повредить неумеренными стартами ракет, на которых мы намеревались и всё ещё намереваемся «бороздить просторы Вселенной».


Радует, что выше четырех тысяч не дышится в Гималаях,
А на Кавказе и после трех любой задохнется.
Так что желание над природой иметь превосходство,
В горах, после двух тысяч на грани провала…

Вот и селимся в предгорьях или на побережье
Вдоль моря, русел вспененных перекатами рек.
То, что в домах из крана струится – на вершинах не таящий снег,
В небесное переходящий безбрежие…

В сущности, перед нами величественный гимн природе планеты Земля. Музыка, подобно фуге Баха, обращённая в Космос, разговор с Богом, пришельцем ли, человеком, созданным по образу и подобию  Космоса. Грань- лермонтовские горные(горние) вершины , выше сверкание подобных античным богам облаков. Кто видел облака в долине Адлера над разливающееся, во время ливней, угрожающей потопом Мзымтой, знает-сколь величественны эти невесомые, грозящие разразиться стрелами Зевса, облачные изваяния.



Когда белизна, гор покрывающая пики,
Переходит грань, не различаемую глазом,
Вот только что была гора, но как-то сразу,
Непостижимо, возникли над нею блики

Небесно величавого неспокойствия.
Это преломленное дыхание планетное,
В призме солнечно – радужного соцветия,
Придает облакам неповторимые свойства.

И даже жителю Земли, внезапно поднявшему
Голову от бесконечно суетных дел повседневья,
Привыкшему жить в состоянии сплошного неверия,
В толпе миллионной, выси горней не внявшей,

Озареньем сверкает наднебесная ясность,
Неосознанной, но неудержимо влекущей,
Руками неосязаемой, но не по земному сущей,
Творцом задуманная и вложенная в мироздание страстность.

                11.2009г.

Не только по природному ландшафту и соседству бука с бамбуком Сочи походит на оранжерею. Приспосабливаясь к местным условиям и лепясь по склонам, горд –курорт весь  адаптировался в каком-то нелинейном  пространстве. Он нагромоздил над  прошлым настоящие и даже будущее нашей архитектуры. Рядом с причудливыми самостроями и архитектурными шедеврами «курортного стиля» минувшего столетия – футуристический хайтек современности. Новорусские строительные диснейленды здесь теснят печальные полуруины имитирующего римско-имперский стиль сталинского ампира. И поверх всего этого мерцающие в ночи  глубоководными огнями неоновые рекламы отелей «Жемчужина» и «Золотой дельфин»…
 Здесь, как и на всём черноморском побережье наслоились времена и национальности. Сюда стеклись талантливые и предприимчивые люди со всей необъятной Росии. Абхазы рядом с армянами, турецкая речь и музыка на ночных набережных, перемежающаяся расхристанным шансоном и жгучим фламенко. Правда, в представляющем теперь собою некий  проспект аттракционов и кафе парке Ривьера вместо дегустационного зала – галерея восковых персон. И, конечно же по всему побережью, на каждом шагу предложение отведать – форель, барабульку, рапанов. Отсюда как парадирующее рекламу приморского кафе стихотворение.

Снова просятся в рифму, только в море омары.
Не беда, что не раков, а омаров отварим.
В предвкушении драки,
Что омары, что раки.
Сломим Трою осадой,
Съев омаров с досады.

Или въедем внутри мы
Толь коня, толь кобылы
Прямо в сонную Трою. Перережем троянцев
В теплых, мягких постелях, чтоб вступить на путь странствий.
Всё, Елена уж наша,
И богов славит чаша,
Я так думаю, грога,
Ибо утром в дорогу. 

Ну что ж, ахейцы-отдыхающие, вы завоевали Трою, вы насладились объятиями похищенной у Париса  Елены, а теперь пора паковать чемоданы в обратную дорогу. Так набегают волнами друг на друга опразрачненные времена. Так они струятся сквозь квантовый ускоритель времени. И одно просвечивает сквозь другое.
В пучине Пуччини
Вряд ли мы сильно далеко продвинемся в понимании поэзии Игоря Гусельникова-Гранова, если изначально не поймём, что прежде всего это –музыкант, человек в раннем детве получивший специальное музыкальное образование, позже его продолживший и певший в труппе оперного  театра…
Александр Гранов- лирическая маска оперного вакалиста-фолософа, дирижёра вселенских смыслов. В его стихах многое так же грандиозно, как в оперной , симфонической, органной  музыке. Его стихи  сродни  операм Верди , Пуччини, Вагнера ,   полифониям Баха и Генделя.
 Взявшись за поэтические  переводы Псалмов Давида, Игорь Гусельников, мгновенно преодолел планку, отделяющую дилетантизм от профессионализма именно потому, что ведь и Давид не был «писателем» в современном понимании. Псалмы-это разговор с Богом, в котором ремесло как такое отходит на второй план, на первый выдвигается вера.  Кто верует и чист в своих помыслах – тому даётся. Даётся выход в «информационное поле».
Иное дело нечестивый,
 Он возметенный ветром прах.
 Не чтит Закон глупец спесивый,
 И ждет его возмездья крах.

 Погибель – грешников дорога,
 Они в суде не устоят
 И нечестивые не смогут
 Свернуть с тропы, ведущей в ад.
                ( Псалом N1)

Игорь Гусельников стал переводить псалмы тогда, когда  друг его сценической молодости Коля Шипилов уже написал свою-повесть «Псаломшик» , да  и после того, как  «После всего пережитого на баррикадах занятия литературой стали казаться чем-то вторичным, а наш брат писатель – докучливым болтуном»(Николай Шипилов, «Псаломщик»).  Герой «Псаломщика», которого  обозвал так отец за «ливерпульские» патлы, - отправляется с черноморского побережья, где он гостит у друга , созерцая  развалины генуэзских крепостей и воспетые Волошиным киммерийские холмы, на московские баррикады. Лирический герой Гусельникова – в прямо противоположном  направлении. Как раз накануне, в 1982 Игорь Николаевич, покидает хладную Сибирь, где  страдающему от аллергии сыну ставится диагноз  «аллергия на низкотемпературный вирус»- и перебирается в Сочи. Здесь, прежде чем закрепиться и окончательно прирасти, сибиряку  приходится работать диджеем, ездить в вагоне-ресторане, таксовать, торговать фруктами. Обычные для южанина, жителя города-курорта, способы  добывания хлеба насущного. Но в виде импровизации рождаются и необычные. Пальмы, разросшиеся повсюду за сто лет с тех пор, как их завёз сюда уже упомянутый публикатор Лескова и Чехова, балетный меценат Худеков, стали сущим сорняком. Семена их рассыпаются по газонам и прорастают, прорастают, как теперь вот звуко-смыслы стихов. И так круглый год. Даже когда в Европах – снег. А в  Польше нашему вербному воскресению перед Пасхой соответствует Пальмовое воскресение(ведь когда Христос въезжал на ослике в Иерусалим, его встречали пальмовыми ветвями). Почему не возить маленькие пальмочки из Сочи в Польшу? И Игорь гусельников освоил этот непростой бизнес.
… Но это всё-внешние события. Параллельно идёт огромная внутренняя работа осмысления: откуда я, что я, зачем я здесь, в этом мире?

В утробе создан был я в тайне,
 Высоким замыслом Творца.
 И пробуждаясь утром ранним,
 Хвалю небесного Отца.

 Храню Твои все помышленья,
 Ко мне идущие с высот.
 Им нет числа, в них нет сомнений,
 Я с ними счастлив и высок.
 
Для понимания стихов  Игоря Гусельникова неплохо бы разбираться в Библии, знать - что такое Псалтирь. Переводы псалмов Давида -по сути отдельная книга.  Отправная точка на  шкале поэтической эволюции, в ходе которой лирические маски меняются, движутся и даже корчат шутовские гримасы. Спектр жанров освоенных Игорем Гусельниковым –впечатляет –от философско-поэтического трактата, религиозного или политического памфлета до едкой сатиры. Всё это о времени, о себе, о Вечности. Ведь время это куда более сложная  субстанция , чем просто «тик-так» на часах. А согласно выкладкам математика Гёделя возможны и путешествия во времени. Предположим…с помощью тех же мегалитов.
Время это ни день и не час,
 это миг, погруженный в эпоху.
 Время незримо проходит сквозь нас,
 Не касаясь эмоций, вздохов.

 Индифферентное по сути
 признаёт только два состоянья —
 время копить души своей сущность
 и время разбрасывать камни.

 Всё, что собрано было за жизнь,
 надо раздать до последней крохи...
 Это не блажь, не медицинский криз,
 это озаренья сполохи.
И он раздаёт. Мы идём по набережной Адлера. Он со «скандинавскими палками» для ходьбы. Я –пока- без. Идёт быстро, без одышки. Я едва поспеваю за этим скорым, уверенным шагом. По мосту через Мзымту, мимо синеющих вдали Кавказских  гор мы двигаемся в сторону Олимпийского парка и его «космических» сооружений. Мы движемся в сторону будущего. Там нам уже никогда не бывать ни упёртыми рационалистами-прагматиками, ни бездумными фанатами каких  бы то не было идеологий и учений.
  Юрий ГОРБАЧЕВ, Новосибирск-Сочи, август- ноябрь 2015 года.