Выпрямление имен. Глава 12

Русско-японская война


«В то время, в сущности, говоря, было очень мало лиц, которые               
 бы знали, что такое Китай, имели бы ясное представление о            
 географическом положении Китая, Кореи, Японии, о  соотношении
этих стран; вообще  в отношении Китая наше общество и даже
высшие государственные деятели были полные невежды».


С.Е. Витте               


Русско-японская война началась 25 января 1904 года. Вот так об этом писал в своей знаменитой книге «Пятьдесят лет в строю» А.А.Игнатьев: «…Война казалась нам карательной экспедицией, чуть ли не командировкой. К 5 часам вечера все офицеры гвардии и петербургского гарнизона были созваны в Зимний дворец. Но на этот раз уже не на бал, а для присутствия на торжестве по случаю объявления войны с Японией. По окончанию молебна в дворцовой церкви в зал вошел Николай II в скромном походном мундире и с обычным безразличным ко всему видом. Все заметили, что он был бледен и более возбужден, чем всегда, трепал в руке белую перчатку. Повторив известное уже всем краткое сообщение о ночном нападении на нашу Порт-Артурскую эскадру, он закончил бесстрастным голосом:  - Мы объявляем войну Японии! Тут раздалось «ура»…

Дед возвращается в Маньчжурию из отпуска в апреле 1904 года, на 15 дней раньше положенного срока. 24 мая приказом по частям и учреждениям, подведомственным начальнику окружного штаба, военно-окружных учреждений Маньчжурской армии (МА) № 59 и «впредь до освидетельствования состояния здоровья» А. Х. Чакиров при командируется к штабу Военно-окружных управлений. Медицинская проверка, видимо, не посчитала целесообразным использовать Александра по строевой части.
Приказом временного командующего войсками Гиринской и Хэйлунцзянской провинций, а также Забайкальской области со штабом в городе Харбин генерал-лейтенанта Надарова Ивана Павловича дед назначается исполняющим вакантной должности помощника старшего адъютанта окружного штаба. С этого времени у А.Чакирова началась военно-штабная служба. Вновь ссылаясь на фотографию за ноябрь 1904 года, можно предположить, что дед по серьезным обстоятельствам выезжал в Крым.

С ноября 1904 года он исполняет дела старшего адъютанта госпитального отделения и ктитора штабной церкви. Приходилось крутиться днем и ночью. На госпитальное отделение возлагалось много разных задач. Оно занималось делопроизводством по учреждению и благоустройству военно-врачебных заведений в хозяйственном и административном отношениях. Вело контроль соблюдения в войсках, управлениях и заведениях округа гигиенических и врачебно-полицейских мер. Ведало непосредственной разработкой, по соглашению с интендантским, военно-медицинским и военно-ветеринарным управлениями, полного плана мобилизации военно-врачебных заведений, формируемых в районе округа не при войсковых частях. В общем, успевай поворачивайся.

Ктитор, точнее староста, должность ответственная. Пришлось взять на себя материальное обеспечение деревянной церкви в Корпусном городке, на улице Владивостокской. Называлась церковь в честь Преображения Господня. Она была небольшая, светлая, и благоустроенная. Рядом позже вырос Харбинский Епархиальный приют Дом-убежище имени митрополита Мефодия для вдов, сирот и престарелых из духовного звания. В отличие от старост приходских церквей, избираемых прихожанами, в армии ктиторы назначались военным начальством, перед которым и отчитывалось по всем хозяйственным операциям церквей, поскольку они велись на средства конкретных частей и соединений.

Отвечая за церковные дела, Александр бывал   и в Иверской церкви - в Госпитальном Городке, на Корпусной улице. Китайцы ее называли Вэньчжэнь цзе. Позднее, с эвакуацией армии и отъездом из Харбина 4-й дивизии, здание Корпусного храма было пожертвовано городу. Приходилось разбираться и с пожертвованиями.
Приказом по штабу тыла Маньчжурских армий за № 79 1904 г. А.Х. Чакиров получил назначение делопроизводителем главной санитарной комиссии, находящейся под председательством Главного начальника тыла армий, а приказом № 64 от 28 января 1905 г. -  членом комиссии для назначения пособий пожертвованных сумм, поступивших в штаб тыла из бывшего Харбинского женского патриотического кружка, в пользу раненых и больных, а также семейств убитых воинов.

Госпитальная служба требовала  предельно ответственного подхода. Так, в «Харбинском вестнике» был опубликован приказ генерал-лейтенанта Надарова, которым предписывалось: «Прошу генерал-лейтенанта Куколя к врачебным заведениям предъявлять следующие два мои основные требования: 1) Чтобы помещения госпиталей содержались чище, чем моя квартира, и 2) Чтобы госпитальное белье стиралось и содержалось чище того белья, которое у меня. Вообще прошу главное внимание уделять живому делу, а бумажную деятельность ставить на второй план».
      Александру приходилось часто бывать на заседаниях хозяйственных комитетов госпиталей, на которых рассматривались сметы и росписи работ по строительству и ремонту бараков для больных. Операционные, кухни, прачечные, дома и квартиры для врачей – все это следовало сделать в кратчайшие сроки. Случалось разбираться по фактам вольготного обращения смотрителей  и интендантов госпиталей и околотков с казенными суммами, провиантом и бельем.  К этом обязывало назначение делопроизводителем Главной санитарной комиссии под председательством самого генерала Надарова. Во всех деталях следовало разбираться и вести детальную документацию. Подчас приходилось трудиться за других.

Коррупция существовала и тогда. Вот данные хроники: «В Харбине действовало интендантство во главе которого стоял генерал Ланге, бывший интендант Виленского военного округа. Это интендантство представляло собой не что иное, как шайку пустых, бездарных людей, не приносивших никакой пользы  порученному им делу.  Особенно отличался начальник продовольственного Харбинского интендантства, капитан Владимир Федорович Каппель. Ужас сколько денег ушло в его карманы при договорах поставки и определении цен и количестве направляемого груза".
Хронически не хватало медицинского оборудования, лекарств. Формалин, хлорка и карболка где-то путешествовали по железным дорогам, хотя в них была большая нужда. Искать вагоны на железнодорожных путях приходилось часто, по пути дед заглядывал в офицерский лазарет возле железнодорожного вокзала. Позже там учредили железнодорожный госпиталь, а спустя три года Генеральное консульство России.

По данным бактериолога Харбинской центральной больницы "в воде городского водопровода обнаружили брюшнотифозную палочку, и силы отделения бросались на организацию профилактических работ. Воду для настоящего зеленого чая («люй ча») с цветками жасмина, который в России продавался у Елисеева по десять червонцев за четверть фунта, брали из абиссинских колодцев глубиной двенадцать саженей".
Нашелся небольшой отрывок воспоминаний о работе полевых госпиталей:. «Приходит поезд раненных, целый поезд человеческих страданий и мучений. Лазареты наполняются, переполняются. Стоны наяву и во сне, бред, перевязки, кровь, операции, отрезанные мясо, кости, части тела, окровавленные бинты и вата, кровавая вода. Операционная, перевязочная и аптека работают день и ночь.

Сестры, плакавшие от того, что влетело пьяному санитару, и тайком носившие санитару в карцер плитки шоколада, теперь собираются в комок и, недосыпая, недоедая, дни и ночи проводят у постелей страшно изувеченных людей, и не плачут: некогда! Врачи, еще вчера бывшие «старшими коллегами», вдруг превращаются в главнокомандующих, отдающих фельдшерам, санитарам и сестрам, как и настоящие главнокомандующие, даже не приказания, а «повеления...».               
С января 1905 года дед «допускается к исполнению делами» начальника отделения по гражданским делам канцелярии штаба тыла Маньчжурских армий (МА). Начальником тыла МА являлся все тот же генерал-лейтенант Надаров. Штаб тыла возглавлял уже известный по 1903 году и уже генерал-майор Глинский. Не исключено, что, зная А.Чакирова по Мукдену, он привлек его на службу в свой штаб.

Непосредственным руководителем А.Чакирова в штабе тыла Маньчжурских армий, когда он ведал гражданским отделением, являлся начальник канцелярии штаба тыла полковник Кияшко. В помощниках у деда числились коллежский асессор Чернявский, начальник делопроизводства и зауряд-чиновники (исправляющие обязанности) гражданского отделения Сотник и Кошель.
Что касается Кияшко, то он оказался личностью довольно известной. Родом с Кубани, окончил Павловское военное училище, сражался с японцами под Бэньсиху у Ляояна. Его отряд разведчиков с июля действовал на левом фланге армии и сплоховал. Из войск убрали, назначили начальником канцелярии штаба тыла. После войны атаман Майкопского отдела на Кубани, затем военный губернатор Забайкальской области.

14 (27) июля 1917 года Временным правительством бывший наказной атаман Забайкальского казачьего войска, генерал-лейтенант А.И. Кияшко был назначен  атаманом Семиреченской области. Он прибыл в Верный как раз, в дни заседания  Семиреченского казачьего съезда, и после обсуждения его кандидатуры, 5 (18) августа был признан семиреченским казачеством Наказным атаманом, «впредь до созыва Войскового Круга». Обстановка в области все более нагнеталась. Совдеп и представители либералов в Верном развернули настоящую травлю против пожилого и больного генерала Кияшко, обвиняя его в издевательствах над заключенными нерчинской каторги в Забайкалье, служении царизму и т.п. В конце ноября Кияшко вынужден был передать свои полномочия председателю Войскового правления полковнику Н.С. Щербакову и выехать с семьей в Ташкент, откуда он собирался добраться до Кубани по железной дороге. В столицу Туркестана тут же полетели телеграммы из Верного, на станции Перовск Кияшко был арестован, доставлен в Ташкент, а вскоре зверски убит.

Получалось, он как бы сменил на губернском посту в Забайкалье своего бывшего начальника в Харбине генерала Надарова. В отличие от него, в нем присутствовала излишняя прямолинейность и твердость по отношению к инакомыслящим.  Эсеры за это невзлюбили Андрея Ивановича и неоднократно совершали на него еще в Забайкалье покушения. По сведениям из Иркутска, ущемленные каторжане Алгачинской и Кутомарской тюрем неизвестным образом связались с профессиональными революционерами - подрывниками, которые наметили своей целью устранение любым путем злостного Кияшко.
Для него же на первом месте были дисциплина и порядок. Установить их военными методами ему не удавалось. Время настало другое, отсюда и конфликт. В письме к директору департамента полиции С.П. Белецкому Кияшко из Забайкалья писал: «Имею честь препроводить при сем копию донесения помощника начальника Иркутского жандармского управления в Забайкальской области от 24 сего октября за №326, из которого видно, что Борис Дмитриев Марков бежал из места ссылки с целью покушения на мою жизнь. За последнее время я довольно часто получаю анонимные письма с угрозою убить меня, если я не изменю своего направления и деятельности, но этим письмам я не придаю никакого значения».

Андрей Иванович явно лукавил. Меры охраны были приняты на самом высоком уровне. Например, когда он двигался в Санкт-Петербург во время своего отпуска, к нему были приставлены специальные охранники, которые сменялись в каждой области. В их функции входила охрана генерала в пути следования и при выходе его на станциях, в Красноярске в том числе. Была по этому поводу депеша.  Новое назначение в Семиречье положение генерала не улучшило, а усугубило.
С Кияшко встретился еще раз, когда читал воспоминания атамана А.П. Филимонова «Кубанцы». С его слов, «генерального штаба генерал Кияшко, находившийся в Туркестане» являлся возможным кандидатом  со стороны «черноморцев» на место войскового атамана на Кубани». Было это в 1917 году.

По архивному делу (фонд 2639, начато 13 марта 1905 года и закончено 7 июля 1906 года), которое я обнаружил РГВИА, можно судить какими вопросами занималось гражданское отделение в Харбине. В частности, велась постоянная переписка с адресатами в городах: Цицикар, Гирин, Будуты, Порт-Артур, Хайлар, Хинган, пограничной станцией Маньчжурия. В переписке участвовали: комендант города Харбин полковник Дунтен, полицмейстер города Фон Циглер, управляющий КВЖД генерал-майор Хорват, начальник гарнизона в городе Харбин генерал-лейтенант Волков, военный губернатор Забайкальской области, чиновники министерства иностранных дел в городе Цицикар, начальник отделения Забайкальской жандармской полиции, начальник Заамурского отряда Отдельного корпуса пограничной стражи и многие другие.

Позднее нашлись отрывочные сведения на сослуживцев деда по штабу тыла Маньчжурских армий в Харбине в 1905-1907 годах:
- Ремезов Александр Кондратьевич, в штабе он состоял на должности адъютанта. Далее служил в Иркутском военном округе. Во время первой мировой войны командовал различными соединениями вплоть до 7-й и 11-й армиями. В 1918 году добровольно вступил в РККА;
- Гнида Дмитрий Иванович.  Состоял в распоряжении главного начальника тыла Манчжурской армии с декабря 1905 по июнь1906 года. Дежурный генерал штаба тыла войск Дальнего Востока  с июня 1906 года.
Тыл Маньчжурских армий в Харбине состоял из следующих органов: штаб тыла войск, управление начальника артиллерии, управление начальника инженеров, управление интенданта, полевое казначейство, управление начальника военных сообщений, управление начальника санитарной части и почт и телеграфов, управление ветеринарного инспектора,  суд тыла маньчжурских армий.

Штабом тыла Маньчжурских армий под редакцией Н. Десино издавалась газета «Военная жизнь». Газета давала место, по преимуществу, статьям политического содержания, в духе «партии правового порядка», военно-научных статей не было. Вопросы же военного быта, дисциплины и тому подобное трактовались вскользь, в тенденциозном освещении. Издание прекратилось 31 мая 1906 года.
Предыстория тыла Маньчжурских армия такова. В октябре 1904 года, с приходом к командованию Куропаткина, Маньчжурская армия была преобразована в 1-ю, 2-ю и 3-ю Маньчжурские армии.  31 декабря 1904 года был создан тыл Маньчжурских армий, а с января 1905 года - Управления тыла Маньчжурских армий во главе с Главным начальником тыла и подчиненным ему Штабом. Часть тыловых управлений в конце войны были реорганизованы или упразднены. По окончанию войны с японцами Штаб тыла Маньчжурских армий и тыловые управления были переименованы в Штаб и управления тыла войск Дальнего Востока.



«Никогда и ничего не кончается».


Некоторое представление о лечебно-госпитальных делах в Харбине я получил прочитав записки корреспондента  Гейница. Привожу их в сокращении:
«Крайним северным пунктом маньчжурской действующей армии является город Харбин. Это — тыл армии. Познакомиться с этим пунктом было очень интересно, особенно, когда мы, военные корреспонденты попали, волею судеб, в Харбин по независящим от нас обстоятельствам. Тыл армии это, так сказать, её сердце и пищевод, отсюда она получает свои жизненные силы и продовольствие. Все эти органы тела действующей армии и сосредоточены в Харбине.

Я нашёл случай, при любезном содействии и. о. начальника окружного штаба подполковника Д. Э. Конге, познакомиться насколько это возможно подробно со всеми этими учреждениями, имеющими, как я уже сказал, огромное значение в жизни того колоссального тела, которое именуется «действующей армией». Мы начали со сводных госпиталей, как расположенных поблизости от Нового Харбина. Четыре барака этих госпиталей помещаются в бывших казармах, но тщательно отремонтированных, светлых, чистых и полных воздуха. Все они одного типа, так что, описавши один, можно иметь полное представление о всех других. Это длинное каменное или деревянное здание, разделённое на две палаты, по пятидесяти кроватей в каждом, в середине помещается перевязочная, операционная комната и комната для сестёр милосердия.

В каждом бараке на стене висит карта театра войны, и больные солдатики видимо ею очень интересуются, так как в каждом посещённом мною бараке я видел около неё группу больных и раненых, состояние здоровья которых позволяет им ходить по бараку. Почти всегда в вазах и в банках букеты полевых цветов, собранные самими поправляющимися от ран солдатиками во время прогулки по соседнему полю. В каждом бараке есть маленькая библиотека.
Вид у выздоравливающих и отправляющихся от ран довольно бодрый. Все они стремятся назад, на поле брани и, по словам врачей, надоедают просьбой отправить их обратно в часть.

— При возможности, конечно, исполняешь это желание, но есть раненые, для которых это немыслимо, а между тем они только и живут этою мыслью, и отказ волнует их…
В обоих госпиталях штатные сёстры из московской общины сестёр милосердия «Утоли моя печали», но кроме того, есть и сёстры-добровольцы из дам местного высшего общества, Н. М. Конге, жена подполковника, изящная Л. П. Лазаревич, дочь генерала, начальника местного инженерного округа г-жа Логинова и госпожа Мезенцева. Л. П. Лазаревич, несмотря на юные годы, несёт службу человеколюбия наравне со штатными сёстрами милосердия, а г-жа Мезенцева обрекла себя на заведование кухней для офицерских бараков, что является более чем мучительным при невыносимо жаркой погоде. Доктор А. Г. Делятицкий любезно указал мне на несколько действительно интересных оперированных больных. Произведённые им операции доказывают, что доктор очень искусный хирург.

Вот рядовой 36-го сибирского восточного стрелкового полка Иван Анисимов. Он в сражении под Вафангоу был ранен пулею в лоб с разрушением левой глазницы, перенёс тяжёлую мозговую операцию. Д-р Делятицкий вынул разрушенную глазницу, и теперь левый глаз раненого находится лишь в мякоти, а между тем раненый видит и в настоящее время настолько поправился, что сидит, читает и ходит. Голова его, конечно, забинтована, но заживление идёт в полном порядке. Доктор показал мне кости глазницы Анисимова, которые хранятся у него в спирту.

Другой, тоже раненый при Вафангоу, рядовой 34-го восточносибирского стрелкового полка Шифиунин. Ему шрапнелью пробило череп, образовался мозговой нарыв, пришлось сделать операцию черепа — вскрытие нарыва и выпуск гноя. Операция удалась в совершенстве. Любопытный экземпляр раненого не шрапнелью, не пулею, а головой своего товарища, представляет из себя рядовой Степан Меньшенин. Он так стукнулся головой о голову своего однополчанина, что проломил себе темя. Голова товарища осталась цела. Последний, вероятно, имеет право, подобно фонвизинскому Скотинину, ударившись со всего размаху о каменные ворота, спросить: «Целы ли ворота?»

Много совершенно оправившихся солдатиков раненых в грудь и в живот навылет. Но это всё раны пулевые — в данном. случае надо отдать справедливость японским пулям: они или убивают наповал или пронизывают насквозь, не засоряя раны. Впрочем, за последнее время японцы стали употреблять пули более крупного калибра и даже надрезанные, разрывные, так называемые «дум-дум». Самый большой процент ранений в ноги, иногда с раздроблением костей. Много переломов ног от пуль и шрапнелей, а также от упавших на ноги двуколок. Все эти раненые ходят тотчас по наложении повязки при помощи аппарата доктора Валковича. Это очень несложный деревянный аппарат, позволяющий однако раненому передвигаться с места на место, не препятствуя процессу срастания костей, и облегчающий уход за ним. С такими аппаратами много раненых бродят по баракам.

— Процесс заживления сквозных пулевых ран в грудь и в живот идёт чрезвычайно быстро, — сказал мне в другом бараке того же госпиталя д-р Э. В. Ланда-Безверхий из Киева.
При этом он указал мне на раненых 11-й роты 12-го восточносибирского полка Севастьянова и 5-й роты 11-го восточносибирского стрелкового полка Пичугина.
Оба ранены под Тюренченом.
Севастьянов в левое подреберье, причём пуля вышла в спине, около позвоночного столба, а Пичугин навылет в грудь.
Оба в настоящее время совершенно оправились.

— Пользуетесь ли вы при операциях лучами Рентгена? — спросил я.
— Увы, нет! Рентгеновский аппарат, и то неполный, только рентгеноскоп, без рентгенографа, есть в местной железнодорожной больнице. Мы же всё ещё ждём переносных рентгеновских аппаратов для двух кабинетов, но до сих пор их не получали…
Я невольно вспомнил петербургского д-ра Добрянского, который ещё в начале мая возбуждал вопрос о необходимости рентгеновских аппаратов. Любопытный больной лежит в одном из бараков того же 2 сводного госпиталя. Это вольноопределяющийся, сын недавно умершего адмирала Иениша — Константин Иениш. У него солнечный ожог спины, полученный на биваке. Вся спина ещё и теперь светло-бурого цвета.
Интересная операция черепа произведена д-ром М. Я. Хоршаком рядовому тобольского полка Леониду Шибанову. Интересна самая личность этого солдата — он пошёл на войну охотником за своего родного брата, а до поступления в ряды армии был послушником в монастыре. У него пулевая рана за правым ухом, причём пуля проломила ему череп с вдавлением осколков костей. Пришлось сделать трепанацию черепа, вынуть осколки и часть мозговой ткани. Раненый в настоящее время чувствует себя очень хорошо.

Заведуют другими бараками этих госпиталей д-ра Д. М. Шварц, М. Д. Гринберг и т. д. С удовольствием констатирую, что с апреля месяца, когда стал функционировать 3-й сводный госпиталь, из 2500 человек больных и раненых умерло всего шесть от чахотки. Офицерский барак 9-го сводного госпиталя помещается, как и другие офицерские бараки, в бывших офицерских квартирах, что придаёт ему более семейную и уютную обстановку. Среди раненых в этом бараке находится легкораненый в левую ногу и левую руку на Фыншулинском перевале брат нашей известной артистки М. Г. Савиной — хорунжий Н. Г. Подраменцов.

Возвращаясь из госпиталя, мы застали Харбин украшенный флагами. Город готовится к встрече наместника Дальнего Востока, который приезжает завтра, в 7 часов утра из Мукдена.
Госпитальное дело поставлено в Харбине более чем образцово. В настоящее время Харбин может принять до 5500 больных и раненых нижних чинов и 225 офицеров, а через неделю — до 7500 нижних чинов и 350 офицеров, независимо от барж и возможности дальнейшего эвакуирования. За больными и ранеными в сводных военных госпиталях особый тщательный уход и большая строгость при выпуске, чего, к сожалению, нельзя сказать о госпиталях «Красного Креста» и дворянских и земских отрядов. В погоне за, так сказать, «статистическим успехом», т. е. за наибольшим числом пропущенных через госпиталь больных, они выпускают недостаточно оправившихся. Было несколько случаев, когда такие больные долечивались в сводных военных госпиталях и довольно продолжительное время. Нельзя не отдать справедливость военным врачам, работающим в харбинских госпиталях. Они не ограничиваются этой тяжёлой и утомительной работой, но находят время разрабатывать и общие вопросы, касающиеся практической медицины в военное время.

 Так д-р Розов занят исследованием современных пулевых ран. По его словам, раны эти отличаются по своему виду и течению в зависимости от расстояния выстрела. При выстрелах на 200 шагов наблюдается сильное разрушение костей. На большом расстоянии раны от ружейных пуль имеют характер ушибленных.
Доктор Н. С. Безродный поднял очень важный и очень интересный вопрос о вреде ранних манипуляций над ранеными на перевязочных пунктах передовой позиций: зондирования, введения турунд, извлечения пуль и тому подобных оперативных вмешательств.
— Для последних, — сказал он мне, — нет благоприятных условий на передовых перевязочных пунктах, этапах, в летучих госпиталях. Трудно, почти невозможно соблюсти безусловную чистоту при этой работе и дать оперируемому необходимый покой при современной их транспортировке и эвакуации.

— Но что же делать?
— Применять консервативный метод лечения, т. е. ограничиваться асептической повязкой и сравнительным покоем раненой части. Желательно было, конечно, при этом достаточное количество благоустроенных госпиталей не только в тылу армии, но и ближе к самому театру войны и возможно удобное и покойное транспортирование раненых. Последнее оставляет в настоящее время желать многого. Вы, конечно, знакомы с арбами и двуколками?
— К несчастью, знаком! — ответил я. — На них ехать и здоровому — пытка…
— А на них перевозят тяжелораненых…
— За последнее время их заменяют крытыми носилками на двух мулах, идущих гусем… — заметил я.

— Таких носилок мало, да и они не представляют даже далёкого приближения к идеалу…
Убит генерал граф Келлер. Эта печальная весть облетела Харбин ещё 19 июля вечером. Большая утрата для русской армии! Я ещё не особенно давно был в Восточном отряде, которым начальствовал покойный, и видел симпатичного генерала. Как живой стоит он и теперь передо мной. Он встретил меня у своей более чем скромной палатки рядом с одним из своих любимых разведчиков, поручиком Ланг. Глубокий, в душу западающий взгляд его глаз как-то странно ясно представляется мне именно теперь, когда эти глаза сомкнулись навеки. Он погиб в славном деле у Далинского перевала, где наши три корпуса, перейдя в наступление, оттеснили японцев до Симучена. Этот-то успех нашего оружия запечатлён смертью доблестного генерала.

Наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке генерал-адъютант Е. И. Алексеев, только что 19 июля утром прибывший в Харбин и предполагавший посвятить осмотру харбинских учреждений два дня, в тот же день вечером выехал обратно в Мукден. Его высокопревосходительство посетил только братскую могилу, где похоронены вольные дружинники, павшие в бою с хунхузами, осаждавшими Харбин 13 июля 1900 года, лагерь артиллерии и отделение конского запаса, лазарет Дворянского отряда, Иверскую и Елизаветинскую общины Красного Креста, 1 свободный госпиталь, казармы 17-го стрелкового полка и склад Государыни Императрицы Александры Фёдоровны.
Склад этот является одним из самых симпатичных и благодетельных учреждений, созданных для нужд русской армии. Его задача — раздача бесплатно офицерам и нижним чинам всего необходимо, начиная с белья, одежды и кончая папиросами, табаком, книгами и бумагой с конвертами для писем и проч. Целые транспорты с этими вещами рассылаются в части войск, расположенные на театре войны и на передовых позициях.

Я встречен был в складе помощником заведующего им капитаном Тыртовым, который любезно согласился быть моим чичероне по этому колоссальному учреждению.
— Всё, что вы видите здесь, кроме большого главного каменного здания, устроено нами по приезде сюда с неимоверною быстротою. У каменных флигелей были одни кирпичные стены, сараев для складов вовсе не было.
Склад Государыни Императрицы Александры Фёдоровны представляет из себя целый городок. В главном одноэтажном каменном здании, куда провёл меня капитан Тыртов, помещаются, если можно так выразиться, розничные склады, из которых идёт выдача вещей офицерам и нижним чинам. Каждый склад помещается в отдельной комнате, заставленной деревянными полками от пола до потолка с проходом между ними. Первый склад, в который я вошёл, был «посудный». В нём было не много предметов хозяйственного обихода: чайников, чашек, стаканов, фляг и проч.

— На этот отдел, — сказал мне капитан Тыртов, — к сожалению, обращено мало внимания. Ведь склад Её Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны существует, как известно, большею частью на пожертвования частных лиц, а жертвователи почему-то не считают необходимыми для воинов вещи для хозяйственного обихода. В этом случае они очень и очень ошибаются…
Затем идёт отдел книг, икон, письменных принадлежностей.
В числе книг, раздаваемых офицерам и нижним чинам, находится сочинение Зайончковского: «Оборона Севастополя»; книга эта прислана Государем Императором. Среди письменных принадлежностей обращают на себя внимания присланные Государыней Императрицей Александрой Фёдоровной «письма для безграмотных». Это напечатанные бланки, составленные в очень трогательных выражениях, вполне приноровленных к чувствам русского солдата. В нём надо только «сестре милосердия» или грамотному товарищу заполнить места для собственных имён, и письмо на родину готово. В этом же книжном отделе есть кисеты, табак, гильзы и даже одна балалайка. Целый ассортимент белья и халатов для больных.

— В этот отдел, — сказал мне капитан Тыртов, — пожертвования стекаются чрезвычайно обильно… Да и вообще, есть очень любопытные жертвы. Так недавно один крестьянин прислал две бутылки наливки для Е. И. Алексеева и А. Н. Куропаткина с трогательными надписями. Наместник, во время посещения склада 19 июля, взял сам адресованную ему бутылку.
Мы обратили внимание, что многие полки в отделах пусты, и заметили об этом нашему симпатичному спутнику.
— Это только доказывает, что склад работает успешно, — улыбнулся он, — не успеваем приносить вещи из кладовых, как они уже разбираются… Каждую неделю мы снабжаем всем необходимым как прибывающие части, так и эвакуируемых больных и раненых. По моему мнению, идеал подобных складов — пустота! Я не мог не согласиться с этим остроумным тезисом. В складе во время моего посещения кипела работа — распаковывались тюки сёстрами милосердия и распределялись по отделам пожертвования.

Обращает на себя внимание слуга при складе — красавец индус Кара-Синга. Говорят, что он заставляет биться усиленно сердца многих харбинских дам.
Мы перешли в аптечный отдел склада. Заведует этим отделом провизор Д. Я. Блюменталь, помощником у него г-н Швецов, брат доктора Швецова, попавшегося в плен к японцам под Тюренченом. Отдел этот устроен образцово, масса лекарственных запасов, перевязочных средств, хирургических инструментов и т. д. На эту часть здания, как мне сообщили капитан Тыртов и Д. Я. Блюменталь, было в конце апреля вооружённое нападение китайцев. Следы их пуль до сих пор видны в дверях и окнах отдела. Д. Я. Блюменталь контужен в шею.
Рядом с аптечным отделом помещается роскошно устроенная, как по внешней отделке, так и по огромному комплекту лекарств и хирургических инструментов «Царская аптека». Здесь, между прочим, капитан Тыртов рассказал мне любопытный эпизод с конфискованными в аптекарских магазинах и аптеках Харбина, содержимых японцами, лекарствами. Японцам было предложено выехать, товары их были конфискованы, и Д. Я. Блюменталю было предложено исследовать лекарства… Опыт им был произведён над собакой, которой был дан порошок хины… Собака околела. Оказалось, что все лекарства были отправлены японцами примесью стрихнина и других ядов…

Затем мы вместе с капитаном осмотрели многочисленные сараи, построенные из гофрированной жести. В этих сараях хранятся всевозможные пожертвования, платье, бельё, табак, сигары, консервированное и стерилизованное молоко, консервы, носилки для раненых, костыли, палки, словом, перечислить всё их содержимое не представляется возможности. В этих сараях помещаются, впрочем, и склады «Красного Креста», которыми заведует тот же капитан Тыртов. В сараях также кипит усиленная деятельность — там отбирают и упаковывают предметы для рассылки в части на передовые позиции.
Я простился с капитаном Тыртовым и поблагодарил его за любезное сопровождение по этому интересному учреждению и за сделанные им разъяснения. Для нужд действующей армии решено, как известно, устроить военные огороды. Главный из таких огородов, по количеству отведённой для него земли, находится в полуверсте от Харбина. Я отправился на эти огороды. Въезд в них, по случаю предполагавшегося посещения наместника, за внезапным его отъездом из Харбина несостоявшегося, украшен двумя арками из зелени с национальными флагами.

Тут же построена очень хорошенькая беседка, подъехав к которой, я застал в ней заведующего «военными огородами маньчжурской армии» — таково их официальное название, небезызвестного А. В. Герцыга. Он любезно принял меня, познакомил со своим помощником, студентом новороссийского университета г-ном Шиттом, заведующим огородом в Иоамини. В его сопровождении я объехал верхом огромную площадь военных огородов. В Харбине эта площадь равняется 80; десятинам. Картина этого огромного пространства огородной земли очень внушительна, хотя нельзя сказать, чтобы всходы овощей особенно были сильны. Я откровенно высказал это А. В. Герцыгу, когда мы вернулись в беседку.

— Это происходит оттого, — сказал он, — что мы нынешний первый год работаем при исключительных неблагоприятных условиях. Во-первых, только 10 мая прибыл первый вагон с семенами и орудиями, а во-вторых, у нас не было совершенно дождей. Периодических дождей в нынешний год, видимо, не будет совсем… Мы ждём дождичка, как манны небесной… Если его не будет — всё сгорит…
— Пожалуй, что и так… — согласился со мной А. В. Герцыг.
Узнав, что при 1-ом сводном госпитале существует отделение для душевнобольных, которым заведует петербургский психиатр, известный деятель в попечительстве о глухонемых, доктор медицины Е. С. Боришпольский, я поспешил посетить этот госпиталь и его отделение. 1 сводный госпиталь находится в самой людной части гор. Харбина, за большим мостом через Сунгари, соединяющим так называемый «Новый Харбин» с «Пристанью», исключительно торговою частью города. Он состоит, как и другие сводные госпитали, из четырёх бараков и ряда домиков, где помещаются офицерские отделения, канцелярия, квартиры врачей и служащих, приёмной и проч. Госпиталь этот находится в заведовании чисто русского человека д-ра мед. Глаголева и поставлен действительно образцово.

Здесь я снова видел поразительные выздоровления раненых навылет пулями в грудь и живот. Таков, например, рядовой 3 восточносибирского полка Филипп Желтиков, раненый при Вафангоу, рядовой 139-го моршанского полка Август Фишер и т. д.
«...Эвакуационные поезда уходят каждые сутки К очередному прицеплен маленький товарный вагон, украшенный красным крестом.
Этот вагон почти незаметен в составе поезда. А между тем он несёт в Россию первую крупную жертву сухопутной русско-японской войны — тело убитого 18 июля генерала графа Фёдора Эдуардовича Келлера, в самом начале войны сменившего генерала Засулича в командовании «Восточным отрядом». «Восточный отряд» представлял из себя одну из крупных частей русской армии, которой выпало на долю сдерживать наступление главных сил армии японской, после перехода последней через Ялу и битвы под Тюренченом.

И покойный генерал с честью, успехом и несомненным стратегическим талантом вплоть до своей трагической кончины впереди своих войск исполнил эту задачу. 18 июля его не стало! Вагончик с красным крестом более чем скромно уносит его прах на дальнюю родину к осиротевшей вдове, графине М. А. Келлер. Его сопровождает его единственный сын, едущий в купе I класса, бывший корнет-кавалергард, а ныне Нежинского драгунского полка, стоящего на южном фронте под командой генерала Бильдерлинга, у которого молодой граф Александр Фёдорович Келлер состоит ординарцем...».
Один из свидетелей тех событий писал: «Харбин, это унылыйшая столица КВЖД, превратилась со временем в главный госпиталь страны, принимая каждую ночь до четырех санитарных поездов. Выздоравливающие и отпускники болтались без дела, а самым веселым местом в Харбине считался вокзал с рестораном. Некоторые фронтовики, не выдержав болей, иногда стрелялись на койках харбинских госпиталей.

Процветало откровенное пьянство, связанно с хищениями. Алкоголь или его отсутствие заставлял идти чиновников и офицеров на различные преступления. Интересным примером здесь может служить дело рядового 5-го Иркутского резервного батальона Г. Мезинина, обвиненного в небрежном хранении патронов. Трижды он привлекался к дисциплинарным взысканиям за потерю боекомплекта. Примечательно, что каждый раз после очередной пропажи, его обнаруживали в состоянии алкогольного опьянения. Если посмотреть дисциплинарный список, то можно увидеть, что Г. Мезинин неоднократно получал за пьянство замечания и даже заключался под стражу. Не повезло ему зимой 1904-1905 года, когда пропали сразу 85 патронов, после чего он был арестован и осужден на 8 месяцев в арестантские отделения.
Война! Разве можно все предусмотреть? Но надо. За все в ответе генерал Надаров и его подчиненным приходилось совсем не просто.