День длиною в жизнь

Лето стояло особенно жаркое. Знойное. Дышать в городской квартире было нечем. Наташа уже третий раз за утро приняла душ. Откинувшись на подушки, она сидела на диване абсолютно нагая. Тело еще не успело нагреться, и женщина наслаждалась. Она прикрыла глаза.  Через некоторое время встала, закрыла балконную дверь и задернула штору. Почувствовала легкость во всем теле, потянулась, как бывало в молодости, и  улыбнулась.
– Афродита, – хмыкнула и снова прилегла на диван.
Тут же мысли унеслись куда-то далеко. Воспоминания теснились картинками. Вот проступила кромка моря, песчаный пляж. Две девушки в бикини с прическами а-ля шестидесятые и молодой человек с густой шевелюрой и телом покорителя женских сердец – позируют фотографу. Они, будто сошли с черно-белой фотографии и погрузились в цветную картинку воспоминаний. Тбилиси, море, летний отпуск.
– Только не это! – Наташа встала, стряхивая воспоминания.
И в этот самый миг раздался звонок в дверь. Звонок был решительный и требовательный.
– Кто там? – встревоженно спросила она.
– Знакомый, – раздался из-за двери мужской голос.
– Подождите, я через минуту открою, – засуетилась, разыскивая, что надеть.
Набросила легкий халат и открыла дверь. На пороге стоял незнакомый старик с седой бородой и лысой головой.
– Вы кто? – Наташа уже начала прикрывать дверь, слегка испугавшись, – ошиблись, наверное!
– Ромашка, это я!
Наташа почувствовала, что почва уходит из-под ног. Она схватилась за косяк и медленно опустилась на колени.
– Ты живой?! – села на корточки, закрыла лицо руками и зарыдала.
Звуки вырывались из груди толчками, дрожь била тело, слезы текли между пальцами и тяжелыми каплями падали на ткань халата, которая тут же промокла. Мужчина растерялся на короткий миг. Потом наклонился, очень бережно поднял ее на руки и вошел в комнату. Он чувствовал ее тело через тонкую ткань. Ему хотелось вот так стоять со своей ношей до конца жизни. Прижимать эту трепетную женщину к себе. И пусть весь мир подождет! Но, он медленно подошел и положил ее на диван:
 – Я сварю кофе, – ушел на кухню и стал греметь посудой.
Наташа села, вытерла заплаканное лицо и поправила волосы, одернула халат. Когда он появился в дверях с подносом, она не знала, как себя вести. Как реагировать на эти свои слезы. Ее смущала не реакция, а то, что родилось при этом у нее внутри. Это было, как вспышка. Чувство захлестнуло ее с головой! В один миг, будто переродилась, стала другой, незнакомой себе. Одна мысль билась в виске:
– Что происходит? Мне семьдесят пять!
Он выставил на журнальный столик дымящуюся турку с кофе, открытую баночку  черной икры, фрукты и грузинский хлеб пури:
– Где у тебя посуда?
– Там, за стеклом, – она махнула на стеклянную горку, – где ты это все взял?
– С собой привез. А ты думала, что ограбил магазин? Наташка-ромашка! – он широко улыбнулся.
И вот сейчас, с этой его улыбкой пришло полное узнавание того Алика, которого она помнила много лет назад.
– А помнишь, как мы с тобой воровали розы? – он разлил кофе в маленькие чашечки и щедро намазывал икру на кусочки пури.
– А я прятала их под своим плащом.
– А вино? Я притащил целую канистру молодого вина, мы разбавляли его водой,  разливали по бутылкам и продавали отдыхающим!
– По рублю за бутылку.
Они смеялись и вспоминали, вспоминали. Но, абсолютно четко понимали – что-то произошло сегодня. 
 Много лет он считал ее своим другом. Она умела выслушать, никогда не задавала вопросов. Он ценил  в ней именно то, что она не цеплялась за него, как другие. Он мог позвонить спустя пять лет или десять, и услышать тот же веселый голос и ее обычное: «Заходи». Она не знала, чем он занимается, но ее интуиция говорила, что все это противозаконно. Но, если нужны были редкие лекарства для подруги – доставал, будто из-под земли, и снова исчезал. У каждого была своя жизнь. Но  при встрече они были теми же 25-летними.
 И вот он исчез. Слухи донесли до нее, что ему дали пятнадцать лет строгого режима. Она понимала, что попав за решетку, когда тебе стукнуло сорок шесть – выжить невозможно!
Прошло тридцать лет. Она знала, что уже никто не скажет по телефону: « Наташка-ромашка!» И вот эта встреча.
– Я сидел, – неожиданно произнес он.
– Знаю, – она опустила глаза.
– Я бежал. Иначе бы умер там, – его взгляд стал жестким.
– Тебе нужна помощь? – взглянула на него вопросительно.
– Нет, все в порядке. Я давно поменял фамилию.
Повисла пауза. Алик посмотрел ей прямо в глаза. Она смотрела на него твердо, но где-то там, в глубине читался вопрос.
– Прости, я не могу тебе ничего дать, – у него выступили слезы.
– Просто скажи, что чувствуешь.
В его глазах промелькнул испуг. Он  не умел говорить о чувствах. И не одной женщине не говорил слов любви, называя себя волком одиночкой. Она встала и приблизилась к нему. Положила свою ладонь на его голову и прижала к груди. Он задохнулся и закрыл глаза. Руки медленно начали расстегивать халат.
 Утром она услышала возню на кухне, улыбнулась и снова погрузилась в сон. Проснулась от щемящей тишины. Медленно встала с постели и прошла на кухню. Стол был накрыт к завтраку. Маленький листок бумаги притаился ядовитой змейкой рядом с сахарницей. Подошла, как в тумане,  развернула: «Прости,  не могу тебя обманывать. Я смертельно болен. Я люблю тебя и всегда любил. Ты единственная моя Наташка-ромашка.»