Володя

Мы строили на «точке» котельную. В «стройбате» были солдаты без навыков строительства и специализации. Начальник участка – офицер, приезжал один раз в неделю, давал ЦУ (ценные указания) и уезжал на другие объекты. Нужен был мастер, но работать и жить на «точке» из гражданских никто не хотел. Наконец, нам прислали молодого «специалиста» - выпускника техникума, которому надо было отработать положенные три года. Невысокий, худенький мальчишка интеллигентного вида, но не в очках, стал нашим непосредственным начальником. Мы его прозвали «дохликом», но вынуждены были «слушаться и повиноваться». Он к тому же оказался принципиальным и требовательным. Строго следил за качеством работы и выполнением нормы выработки, которые остались в строительстве еще со сталинских лагерей. Постоянный конфликт с сержантом, который был бригадиром, и угрозы со стороны солдат: «Володя, ты ходи да оглядывайся - за тобой ломик ходит. Володя, ты к стене близко не подходи, а то «нечаянно» кирпич упадет на голову», - его не сломили, он стоял на своем. Напряжение росло, и вот когда конфликт достиг своей высшей фазы, Володю призывают на службу в армию. Естественно в «стройбат» и естественно оставляют на «точке», но теперь уже не мастером, а рядовым солдатом. Забирают комнату, где он жил и переводят к нам в казарму. Идиотизм бюрократии для обывателя всегда был загадкой, но в данном случае он был просто непостижим. Ведь это тоже самое, что взять прокурора и посадить в камеру к подследственным. Радости у «подследственных» не было границ: «Сейчас мы тебя научим, как жить по закону». Первым к «экзекуции» приступил сержант. Он надел парадный мундир и после работы вывел  рядового на плац для строевой подготовки. Все было по уставу, если бы не одно но. Ведь после первого рабочего дня, Володя еле дошел до казармы и сразу упал на кровать. «Дохлик» работал наравне со всеми, то есть таскал кирпичи на носилках по трапу на 3-ий этаж. В пару ему бригадир-сержант поставил здоровенного парня, и носилки грузили под здоровяка. Володя, не привыкший к тяжелому физическому труду, к концу смены мог подняться только до второго этажа, на третий его поднимали пинками.

Так началась его служба и так же продолжалась каждый день. Сослуживцы не сочувствовали ему, а ко всем тяготам и лишениям армейской службы, добавляли отсебятину, то есть «дедовщину». Я тоже не испытывал жалости к «дохлику», но в отличие от других «стариков» не обижал его. Смотрел на происходящее и ждал, когда он сломается и начнет писать доносы. Но он стоически переносил свалившиеся на него испытания. Конечно, он понимал, что одного моего слова достаточно, чтобы все отстали от него, и он бы стал равным среди равных, поэтому он держался за меня, как утопающий за соломинку. Но имея силу воли, он не имел физической подготовки и отличного здоровья. Уже через две недели, лицо его пожелтело, а еще через неделю позеленело. Он перестал кушать, а потом упал прямо в строю. Я стоял  рядом и подхватил его.

- Что с тобой, Володя?
- У меня закружилась голова, сейчас пройдет.
Я держал его одной рукой и понимал, что это крайнее истощение и дальнейших испытаний он уже не выдержит.
- Почему ты не кушаешь?
- Мне не хочется.
- У тебя что-то болит.
- Нет.
- Тогда в чем же дело?
 
И тут Володя рассказал мне то, чего я не знал. Оказывается, по ночам «козлы» подымали его и заставляли стирать портянки. Первое что пришло мне в голову – набить им «морды», но сделать это, значит нарушить неписаный закон: за «молодого» не заступаться! Тогда я сказал: «Володя, ставь свою койку в мой кубрик». А «козлов» предупредил, кто разбудит меня ночью – расправа последует незамедлительно. Так Володя стал высыпаться, у него появился аппетит, изменился цвет лица. Он окреп физически, повеселел и уже стал равным среди равных.

Но тут ржавая бюрократическая система заскрипела и выдала новый пассаж. То ли «стукач» настучал, то ли бюрократы опомнились, но Володю срочно перевели в Астрахань, а оттуда приехал следователь. В кабинет вызывал каждого по отдельности. Меня допрашивал последнего: «Ну что, допрыгался? Развел «дедовщину». Только не говори, что ничего не знал, ты же здесь главный, без твоего ведома и муха в казарму не залетит. Теперь тебе не отвертеться. Дисбат я гарантирую, а может, и на большее потянешь. Пока не закончу следствие, посидишь на «губе».
Вызвал патруль и меня  прямо из кабинета отправили на гауптвахту. Такого поворота событий, я никак не ожидал. Оправдываться и доказывать свою невиновность, было бесполезно. Ведь «козлы», которые издевались по ночам над Володей, показали на меня и проходили как свидетели. Всю правду мог рассказать только Володя, но что с ним? И поверят ли ему?

С этими нелегкими мыслями я лежал на голом полу в камере, когда ко мне подселили (то ли случайно, то ли специально) парня «оттянувшего» полтора года в дисбате. С нарушенной психикой, заикающийся, худой как Володя с постоянно бегающим взглядом, он с опаской смотрел на меня, ожидая насилия. Я спросил его, как там? Он скороговоркой, как школьник вызубривший урок, стал рассказывать о «прелестях» работы в каменоломне.

Нормы выработки поразили даже меня: 21 тонну известняка в день, надо распилить двуручной пилой с таким же бедолагой как сам. Если с нормой не справишься, работать будешь после отбоя. И так весь срок, от звонка до звонка. Выходили оттуда, не только с нарушенной психикой, но и с подорванным здоровьем. А надо еще дослужить оставшийся срок в армии. Поэтому как не ряди, но лучше в тюрьму. А чтобы получить срок от трех лет, надо брать на себя «вины» побольше. Вот я и задумался, что же взять на себя еще, кроме «дедовщины».

И вот когда я приготовился к собственному оговору  меня освободили, а следователь сказал: «Как же ты запугал  мальчишку, что он на коленях умолял отца, чтобы тот тебя не трогал. Дело закрыли  по его просьбе, но ты не расслабляйся, я тебя все равно достану». Я вернулся в роту, а «козлы» торжествовали: «Ну что, схлопотал добродетель? Узнал  как заступаться за «молодых», скажи нам спасибо, это мы подписали бумаги, что ты не издевался над ним».

Служба вошла в свою колею, о Володе никто не вспоминал, да и я забыл о нем. Но «Дамоклов меч» наказания висел надо мной. Я не просто служил, а «ходил по лезвию бритвы» - неверный шаг и новой возможности больше не будет. Но я не оступился и прошел отведенный мне путь до конца.

Огласили приказ о демобилизации. Первыми на дембель пошли «заслуженные», хотя служили все вместе и лямку тянули одинаково. За ними отправились «козлы», а обо мне словно забыли. Я обратился в штаб с напоминанием о приказе министра обороны. Там мне ответили: это не про тебя, домой тебе еще рано, а будешь служить столько, сколько мы решим. Я понял, что угрозы следователя, не были страшилкой и наказание, по какой-то причине, просто отсрочили. Теперь меня будут провоцировать каждый день, а когда я сорвусь, посадят на «законном» основании.
 Срок демобилизации закончился, в роту пришли новобранцы, а я все служил. Наконец, в день моего рождения приехал «особист» и повез меня в Астрахань. По пути я у него спросил:
- Куда едем?
- В тюрьму, она давно по тебе плачет. – С ухмылкой ответил майор.

В Астрахани сдал меня командиру части. Подполковник только принял наш «батальон» и лично со мной знаком не был, но был наслышан обо мне, поэтому спросил: «Это  тот САМЫЙ? Я то думал, какой-то громила, а этого я одним ногтем раздавлю». Майор в ответ только усмехнулся. Подполковник посадил меня в машину и отвез в роту, для дальнейшего прохождения службы. Там перед строем солдат он зачитал приказ и выдал мне письменный наряд, согласно которому я должен выкопать 50 кубов земли и залить 50 кубов бетона. Срок выполнения работ не был указан, поэтому он добавил: «Когда все сделаешь, начальник участка подпишет наряд, тогда и поедешь домой». Он прекрасно знал, что работы там на 2 месяца, а за это время можно будет найти "нарушения" устава внутренней службы и наказать соответственно, чтобы не было повадно другим.
 Я пришел на строительный участок. Там три сотни новобранцев сидели под присмотром сержанта. Начальника участка не было. И судя по лицам солдат у них тоже не было никакого желания работать. Уличная «шпана», которую призвали в «стройбат», чтобы воспитать их в духе коммунизма и научить работать киркой и лопатой,жила еще "гражданкой". Я спросил у сержанта: «Как начальник участка и можно ли с ним договориться».

- «Зверь», принципиальный, париться тебе придется по полной программе. Скидки не даст, хоть ты и «дед».
Но тут к бытовке подъехала машина.
- А вот и он, пойду, узнаю фронт работы для этих «шалопаев», заодно доложу и про тебя.

Сержант пошел, а я последовал за ним в уме обыгрывая встречу со «зверем». Ждать пришлось минут пять. Наконец дверь открылась: первым вышел сержант, за ним, опустив голову, шел худенький солдат, а я все смотрел на дверь, ожидая, когда же выйдет «зверь». Но когда сержант с солдатом подошли ко мне, и солдат поднял голову, я невольно произнес: «Володя». В ответ услышал радостное: «Слава». Мы так и застыли друг перед другом, внезапно вернувшись на полгода назад. Каждый думал о своем: вспоминая такие «далекие» и необратимые события. Теперь, увидев его радостное лицо и излучающие тепло глаза, я окончательно убедился в том, что не мог он оговорить меня. Он же увидев меня, вспомнил тяжелые испытания, которые внезапно свалились на него, и единственное плечо товарища, на которое он смог опереться. Знал ли он о том, что свалилось на меня, после его отъезда в Астрахань. Наверное узнал в самый последний момент и посчитал себя виновным, иначе не стоял бы на коленях перед отцом и не умолял его забрать заявление. Мы так и стояли друг перед другом, не обнявшись, наконец, он спросил: «Слушай, что ты тут делаешь, ты же давно должен быть на «дембеле». Я часто вспоминал тебя и думал, что ты уже дома».

- Володя, я расскажу тебе все подробно, но потом, а сейчас мне нужен начальник участка.
- Так я и есть начальник участка.
- Как ты? Рядовой и такой начальник.
- Все очень просто: начальник участка – это моя должность, а звание лейтенанта я получу через полгода. Что у тебя ко мне?
Я показал ему наряд и объяснил ситуацию.
- Нет проблем, – спокойно сказал Володя. Зашел в бытовку поставил печать и подпись, потом протянул мне бумагу.
- Езжай домой. Тебя там уже заждались.
Все произошло как в сказке, но я не спешил радоваться, а Володе сказал: «Не все так просто. Меня хотят упрятать в тюрьму и обложили конкретно, так что давай все делать по закону, а то и тебя подведу».
- Да не бойся ты, кто меня тронет? Мой папа управляющий Трестом. Они все под ним ходят.
- Нет, Володя, пока я не увижу сделанную работу - не уйду отсюда.
- Хорошо,пока полежи на диванчике, а я все организую. Вон три сотни «молодых» притомились.
- Нет, давай мне лопату и покажи откуда начинать, сержант пусть не приказывает, а спросит, кто добровольно поможет «деду».

Но вчерашняя «братва» не бросилась помогать «деду», у них были свои авторитеты и жили они по собственным понятиям, которые в корне отличались от общепринятой морали. Тогда Володя объявил:
- Это вам не гражданка, это армия, здесь никто вас не будет уговаривать. В армии только приказывают и строго спрашивают за исполнением приказа. Поэтому слушайте мой приказ: вы должны вырыть траншею под фундамент дома. Норма выработки 6 кубов на человека за смену. Кто не справится, будет работать во вторую смену. Выполнять приказ!

«Братва» хоть и медленно, но двинулась к траншее. И уже через полчаса было видно, что моя норма будет скоро выполнена, тогда Володя забрал два десятка солдат на бетономешалку. Через час положенные мне 50 кубов земли были вырыты. А еще через полчаса залиты бетоном. Я поблагодарил Володю, взял подписанный наряд и отправился в роту, докладывать о проделанной работе. Но как только меня увидел подполковник, то «ласково» сказал: «Ты опять прохлаждаешься. Забыл, что у тебя наряд на работу, или тебе приказ не приказ?».
- Никак нет, товарищ подполковник. Ваш приказ выполнен, вот!

Подал ему подписанный наряд с печатью и увидел быстро меняющееся выражение лица: сначала оно приняло дурковато-веселый вид, потом полного недоумения, потом растерянности и наконец, оно побагровело. И он свирепо закричал: «Сгною! Растопчу! Сровняю с землей! Выведу всех на чистую воду!».
- Садись в машину, поедем, посмотрим на твою работу.

Мы приехали на участок, он сразу пошел в бытовку к Володе. Когда они вышли, Володя показал выполненную «мною» работу. Но подполковник на этом не остановился, он построил солдат, встал рядом со мной и ласковым голосом "запел": «Сынки, этот негодяй заставлял вас работать? Не бойтесь, говорите, как было, он вас уже не тронет, я упрячу его в тюрьму надолго». Наступила тревожная тишина, «сынки» молчали, опустив глаза. Он стал бегать перед ними всматриваться в лица, пытаясь найти «слабака». Время остановилось, я стоял перед строем из трехсот солдат-  новобранцев и думал, хоть один, но сломается, закивает головой, а потом под диктовку напишет рапорт, как «дед» заставлял его работать. Наконец подполковник, нашел того кого искал. Вывел из строя молодого «дохлика» чем-то напоминающего мне Володю в первые дни службы и, обняв за плечи, подвел ко мне.

- Ну, смотри на него, сынок, не бойся, это он заставлял тебя работать?
«Сынок» сбросил с плеч руку подполковника, посмотрел мне в глаза и громко произнес: «Нет, меня никто не заставлял, он сам работал!». Гул одобрения окончательно разрядил обстановку: солдаты улыбались и радовались за своего товарища, и только подполковник кричал: «Скоты, я научу вас родину любить, будите у меня землю не только копать, но и жрать!». Сел в машину и уехал.

Я опять остался в неведении. Но, подошел Володя и сказал: «Стой здесь, я позвоню папе». Минут через 15 подъехал "уазик", открылась дверь, и «особист» скомандовал: садись. Я сел в машину и спросил: «Что, опять в тюрьму?» Майор молчал. Мы подъехали к штабу, он завел меня в кабинет и, обращаясь к начальнику, сказал: «Оформляй ему «дембель»,  чтобы через 10 минут его тут не было». Начальник штаба, знавший меня с первого дня службы, быстро оформил документы, выдал 10 рублей на дорогу и на прощание сказал: «Ну, ты и фартовый, опять выкрутился. Как тебе это удается?».
- Все очень просто: спешите делать добро, и оно вернется к вам в трудную минуту.