Первократ и его гость - о ГДР

- Нас будет трое. – Радостно сообщил мне Первократ по телефону, приглашая на встречу в его квартире с не знакомым мне субъектом.
- Что интересного? – спросил я, вообще не очень желая куда-то выдвигаться из дома в тусклую октябрьскую непогоду. Я, готовясь к длительным темным вечерам, чинил розетку в комнате, заменяя старый выключатель на светодиодный, который в темноте будет светиться красной каплей огонька. Не придётся шаркать в потёмках по стене, замызгивая обои.
- Знаешь что-либо о немецком бывшем социалистическом государстве ГДР.
Приглашаю к себе, узнаешь о ГДР из первых уст. Будет гость, работавший в ГДР.
- А как же! Германская демократическая республика. Образовалась в 1947 году, а  воссоединилась с ФРГ в 1991 году.
Знаешь, у меня нет особого желания знать о ГДР, о восточно-германское государстве, которое испарилось? Как говориться, "что с воза упало, то и пропало!".   
Нужно ли знать, много ли мало ли снега было прошлой зимой под Новый год, когда новая зима на носу?
- Услышать то, о чём ранее, напрочь, не знал, это не бесполезно. Новейшее знание - словно витамин для мозга. -

Трое. Кухня.  Большой обеденный стол, покрыт плёнкой с изображением красных и желтых тюльпанов. Первократ на своём месте, в углу стен с окном и квартирной перегородочной, я - спиной к окну, чтоб наблюдать за мимикой освещенного светом из окна очередного гостя.  Сзади меня шипит зажженная  горелка  газовой плиты.
Мутные тучи то уплотнённым слоем, как задвижка, прикрывают синь неба, от чего становится смурно в помещении, то проходили широкой сизой расщелиной, от чего становится светло от холодных лучей солнца.

Чтоб не рассусоливаться о подробностях, скажу,  выражение лица гостя было оживлённое, как у человека, который чему-то радуется, но умалчивает о чём.
Не молодой. Но точно возраст, кроме как за пятьдесят лет, не определишь. Морщин нет, ни у глаз, ни на щеках. Слабая седина густых черных волос.
Ни прогибается в пояснице дугой.
Глаза блестят живостью.
Практически постоянно смотрел на Первократа с улыбкой, от чего я понимал, он рад встречи с ним, и как говориться, не нарадуется этому.
- Кто из вас знает о государстве под названием Бизония? Би-зон-и-я?
Замечу, бизоны животные к названию этой страны отношение не имеют.
А о государстве с названием Тризония?
Три-рр-и-зония? – вопрос прозвучал отчётливо и негромко.

Я молчал с неприятным ощущением интеллектуальной ущербности. Меня неприятно задевает  вопрос от знатока, и такой, о чём я слыхивать не слыхивал.  Хуже, когда наблюдаю злорадность при этом.
У Первократа заискрился взгляд. Оживился, от того, что выпало ему узнать то, о чём он в первый раз услышит.
Гость, часто моргая глазами, пристально засмотрелся на Первократа, лишь мельком взглянув на меня.
Ему доставляло удовольствие видеть проявление интереса к его интриге со стороны Первократа.
- Могу только одно предположить, - медленно проговорил Первократ, сдавливая слегка в раздумье язык, сдвинутый к правой щеке, зубами: - Тут фигурируют латинские Би, означающие два, и Три – понятно что тройка.
- Хвалю! - весомо произнёс вопрошающий: - Это название территории, которая вскорости  стала именоваться ФРГ, Федеративная Республика Германии. Бизония – две зоны влияния: Америки и Англии, а когда выделилась зона влияния Франции, то и обозначилась как Тризония, три зоны.
А советская зона влияния стала называться ГДР: Германская Демократическая Республика.
Канцлер ФРГ, фрау Меркель, Анжелика, как известно, родом из ГДР.
И так.
Я принёс мои записки о моём коротком. Около двух лет, пребывании в ГДР, а ты, - Гость кивнул головой в сторону Первократа, вытянув подбородок с небольшой бородкой             клином: - обещал их подкорректировать и опубликовать в Интернете.
Так ли?
          - Обещал. Да!
            Но, не я это проделаю, -  при этом Первократ, то ли подражая гостю, то ли посчитал так убедительнее, кивнул в мою сторону, так же вытянув гладко выбритым с выемкой по середине подбородком.
Гость с некоторым заметным неудовольствием посмотрел на меня.
Однако, неторопливо  извлёк из синей кожаной барсетки  пачку, отпечатанных  на печатной машинке, пожелтевших, около 50 страниц текста.
Задумался, прищурив глаза, и наморщил лоб.
Наверное, он размышлял так: коль рекомендует Первократ, то игнорировать возможность  не следует.
Я ж недоброжелательно подумал: "Подсуропил же ты мне, коллега, не спросив о моём желании."
Гость аккуратно положил машинопись на столешницу и медленно передвинул  к моим рукам, которые я держал на краю столешницы.
- А на флэшке нет ли? – специально, придавая голосу весомость специалиста, поинтересовался я.
- Этой машинописи лет двадцать пять. Тогда о Ворде и понятия не имелось. О "флешке-пешке" и подавно!
Но, если не в моготу провести компьютерный набор, то…-
Гость капризно пробубнил, но не потянулся к своему экземпляру.
- Оставь-оставь! Мой друг печатает вслепую. Владеет корректурой превосходно.
На своих публикациях опробовал.
Сейчас он с виду смурной, а как проникнется содержанием, то без устали начнет щёлкать по клавиатуре, даже не глядя на клавиши. Его способность меня восхищает.
Сработает на отлично!
- Да-уж! – пикнул я смущённо, понимая, что Первократ нарочито восхваляет меня, чтоб я не отказывался от поручения.
Гость, я заметил,  заулыбался, уверившись в положительную оценку меня Первократом.
- Это мемуары? – хладнокровно поинтересовался.
- И - да, и – нет. Путевые заметки. Точнее некоторые воспоминания  о моём пребывании в немецкой "слободке".  И не дневниковые заметки. Решил всё, о чём припомнится,  то и зафиксировать. Медленно получалось. Два года потратил.  К концу более или менее наблатыкался щёлкать на печатной машинке "Консул". Портативная.  Двумя пальцами тыкал. С ошибками. Осознал с недоумением, будто из  720 дней, всего-то памятных чуток. Оказалось, не всякий день жизненный, примечательный. Такое впечатление, что его и не было вовсе. Преобладают пустодни, проходные.  Малозначащие. Ничтожные. 
Потому-то есть мнение, что жизнь коротка. А это ведь получается, когда при огляде назад на дни собственного бытия, выкидываются  пустопорожние, без событийные. В сухом остатке – мизер. Возникает ощущение, что жизнь быстротечна.  Но в сутках как было 24 часа, так и есть.
Согласенны?   –
- Мудро мыслишь,- заметил я хладнокровно, так как особо не ощущал быстротечности своей жизни, вернее, не задумывался на этот счёт.
 
Первократ  одобрительно, поднял брови и качнул лбом, поддакнул то ли мне, то ли гостю.   

На следующий день по телефону  поинтересовался у Первократа о его знакомом. Приготовился к долгому повествованию. Тем более, что с точки зрения финансовых телефонных издержек мне безболезненно, на моём мобильном смартфоне суточный тариф не ограниченный.
- Это давнишняя история,- С охотой начал приятель: - Когда-то, по молодости, я, учась на третьем курсе своего Энергетического института, любил летом подрабатывать, точнее, шабашить. Честно - любил!
Ждал лета. Новых впечатлений. Новые люди. Новые места. Причем, не всякая шабашка, а чтоб деньги были крупные. То, что сейчас большие зарплаты в некоторых фирмах, этому я не завидую. Испытал в своё время обретение весомой мошны. Знаком с пачками деньжищ по тем временам, Советским. Испытал ощущение наличия денег, которые имеются сверх нужного прожиточного. Избыточные деньги. Не скрою, приятное ощущение. Помнишь, у меня и Нива была внедорожная. Не богачом был. Но с достатком. За счёт летних приработков.
Так вот, некий Лёня из Бауманки, пригласил меня перестилать полы в коровниках под Лопасней.
Конечно, работа грязная, навозная.
Под настилом досок красные черви, крысы с белыми детёнышами.
Но, председатель совхоза не жмотничал деньгами, а может Лёня их умело у него вытребовал. Фамилия у него, Лёни, специфическая – Дунаевский. Не поинтересовался, имеет ли он отношение к известным музыкантам.
"Напой нам ветер про синие горы
Та-та-та…  про наши разговоры,
Про смелых и больших людей … "
Знаешь же этот бравурный марш?
Там и был этот Холодов…  Этот гэдээрошник. Старше нас. Лет тридцать назад. Симпатичный красивый стройный. Работоспособный. Смекалистый. Он рационализаторское предложение выдвинул, чтоб мы доски-пятидесятки настила, скользкие от навоза, не по штучно отдёргивали от поперечных лежней вручную, их штук шестьсот, предложил крайние цеплять крюками с канатами и тянуть трактором через входные ворота.
По заданию - две недели, мы в три дня старые доски расчихвостили.    
Мне и в голову не приходило, что есть вариант иной по отдеранию досок. Лёня приказал отдирать, так и думал, что по штучно.
Гвоздодёром шляпку сотки-гвоздя зацепишь, вытащишь, другой. Потом гвоздодёром  зацепишь домку пятидесятку полуторометрову.  А прогон сто метров.
Именно с того момента у меня в голове началась перестройка. Всякому традиционному действию, принялся выискивать альтернативу.
Такая искра вспыхнула в мышлении.
А потом пошло-пошло от приметивного бвтового до космогонии. Окунулся в научные книги. Их у меня видел сколько.
Сейчас – интернет, викепедии…
Вдруг заметил, что стал отличаться от традиционников, что делают всё, как приписано и правдоподобно.
Тогда я сожалел о Холодове, что он с коровьем говном возиться.
Ему б подрабатывать на киносъёмках,  в массовках на переднем плане.
Потом Лёнька исчез на несколько лет, лет на пять, из моего поля зрения.
Вдруг явился.
С подарком. Подарил большой, как кошель, как акушерский саквояж, новый черный из кожзаменителя портфель с желтой полированной застёжкой с замком с двумя ключиками к нему, гэдээровский.
Ужасно модный в ту пору среди интеллигенции аксессуар.
Это потом пошли дипломаты-кейсы. Сумки на плечо. Барсетки.

Когда по принуждению, то с неохотой дело делается.
Но у меня черта, если кто о чём меня что попросит исполнить и я на то согласился, то даже в ущерб своему досугу, тружусь ради обещанного.

Пачка машинописного текста.
Открыл на обум по середине.
Заголовок "Конфирмация".
Интересуюсь в Интернете.
"У протестантов (лютеран) конфирмация состоит в исповедании веры"
Не понял!
"В этот день конфирмации облачаются в праздничные одежды.
Конфирмация нравоучительная речь пастора к кому и молитва о нем.
К конфирмации привлекают не ранее достижения сознательного возраста 13-14 лет."
Понял, что перепечатка в компьютерный вариант мне не будет в тягость.

=================================
=================================

КОНФИРМАЦИЯ   

Душа всякий раз пополнялась чем-то взлётным, благонасыщенным, когда я в одиночестве прогуливаюсь по живописным природным или урбаническим достопримечательным местам.
Легко дышится, мысленно чего-то хочется сделать существенного. Даже не обязательна конкретика. Достаточно того, что просто очень хочется сотворить или для себя, или для семьи, или для людей полезное и неожиданное.
Всяческий мысленный мусор, постепенно непроизвольно накапливающийся, выдувается.
Так было и тогда, когда я прогуливался по набережной.
А вот тут я не помню. То ли это городской пруд или набережная  Балтийского моря?
Название набережной, "Набережная им. Э. Тельмана". Набережная бетонная серая. Парапет тоже бетонный серый. Над дорожкой, выложенной  серыми бетонными плитками нависали майские тонкие ветки ив, качающиеся на слабом прохладном ветру от воды, со свежими зелёными листьями.
Бронзовый памятник коммунистическому лидеру антифашисту с высоко поднятой головой в кепке смотрел мне в спину с серого бетонного постамента.
Я памятники не люблю, потому что они не весёлые и надо обязательно знать в честь кого и по какому случаю выставлено изваяние. Почти все и обо всех!
Не оглянулся на блестящий от влаги металл, изображавший человека.
Солнце светило ярко. Ласково припекало. В бетоне поблёскивали вкраплены кварцита.
Мимо меня прошла деловито группа молодых пятнадцати летних девочек немочек.
В платьицах, не ошибусь предположить, что одеяния только что с иголочки. Ноги в белых гетрах. Туфли новенькие, убеждён, одеты впервые.
Примечательно  то, что на головах, вплетённые в волосы, были белые большие банты, шевелящиеся, как крылья бабочки, при ходьбе. 
Когда группа молча серьёзна прошагали мне обратно мне на встречу, только одна из девочек засмотрелась на меня, блеснув серыми глазками. И, шагая мимо, поворачивала голову, глядя на меня, пока не упёрлась подбородком в своё плечо, заходя за мою спину.
Кожа их мордашек такой привлекательной гладкости, которая бывает только единожды в переходный возрастной период от детства к взрослости.
Это я потом узнал, что это возраст, когда у женских индивидуумов бедра мальчикового размера начинаю расширятся  на двенадцать-двадцать сантиметров, переходя к их женской величине.
А ведь это была когда-то славянская территория.
А остров Рюген, что две мили по воде от Штральзунда, есть, упомянутый Пушкиным в сказке о царе Салтане, – славянский остров Буян.
"На острове Буяне, в царстве славного Салтана…" 
 Скажу, что подсознательно, я тут не ощущал, что нахожусь на территории неметчины, что горожане чистокровные алеманы, вандалы, тевтонцы, прусаки.
Это ощущение не изымалось, хотя слышал: Ауфвидерзей, загензи мир биттэ, ви филь костэт…
Синий колокольчик, краса русских заливных полей,  что вырос в расщелине бордюра и повис над слабо плескавшейся водой, только усиливал мою интуитивную аборигенность.       

Вдруг я ощутил спиной какое-то воздействие, как будто кто-то дохнул теплым и мягким на неё.
Странно, под коротко рукавной с чередующимися горизонтальными коричневыми и бежевыми полосками моей рубашкой, по торсу пробежала слабая вибрация. 
Оглядываюсь.
Ко мне приближается, то из девочек, которая до того пристально и с интересом смотрела на меня.
Опять я обратил внимание не на её синее с белым кружевным воротничком платьице, а на белый накрахмаленный большой бунт.

   
Встала передо мной. Я остановился.
Часто моргая, с улыбкой она что-то мне непонятное принялась громко говорить, а я в ответ с умилённой улыбкой в такт её фразам кивал головой.
- Гуттен Таг!
Ком-ком, битте! – она указала рукой в сторону виднеющейся высокой кирхи и взяла мою ладонь своей теплой ладошкой. Я напрочь не тянул немецкий язык, но нахватался уже простетских выражений.
- Ком! –
Я понял, Она приглашает меня; "Идем-идем, пожалуйста".
Я не сопротивлялся милому поводырю.      
Хочу заметить, что получив зарплату в марках, я в непривычных тех лет изобильных промтоварных гэдеэровских универмагах, изыскано приоделся начиная с нижнего белья до костюма из дэдэрона, серой с серебряным отливом красивой синтетической ткани, до замшевых зелёных ботинок.
Белоснежная рубашка, оливковый галстук на мне само-собой.
Новая одежда не прежняя много лет ношенная придавала привилегированное ощущение перед до зангран командировочной жизни.
Что к чему я не понимал, но покорно шёл, как-то понимая, что я принят девочкой за представительную личность, и я для чего-то ей нужен. 
Я
Мощёная черным булыжником улочка. Двух-трех этажные красного кирпича домики с палисадниками перед входными дверями. И черные бревенчатые перекрестья в стенах, арматура стен. Окна с белыми занавесками и вверху черный рулон, не пропускающий свет наружу ткани.
На ночь жители отгораживаются от внешнего мира этими заглушками.
С войны осталась привычка к светомаскировке.
Или это результат реакции на продолжающеюся для них оккупацию нашими солдатами их территорию.
А может у них это исстари, не позволять из вне наблюдать то, что делается в помещении?
Помню у крыльца в кадках жилистые розодондрены с огромными листьями. Но без цветов.

Короче!

Девочка ввела меня недоумевающего в комнату через небольшой холл.
Попросила разобуться. Подала тряпочные тапочки в виде лохматых львят.
Убранство комнаты не похоже на российскую.
У нас что-нибудь, да лишнее, не к месту. Пыльно.
А тут как в недорогой гостинице. Одна бутоньерка с цветами в горшочках на каждой полочке по одному. На стенах не фотографии семейства, а какие-то грамоты.
О!
Это меня поразило. Потолок не белый, меловой побелки, как в наших квартирах, а обойный голубой с красными шашечками по диагоналям из углов.

Диван у стены напротив окна, разложен. Покрыт белой пристанью с кружевами по краям. Подушки не было. На стуле с прямой спинкой розовые полотенца.

Короче!

Что потом было. Все на автомате, по мужски безотчетно. Меня могут понять холостяки. Я ведь уже пол года в одиночестве, без жены.

Пригодились обтереться специально приготовленные узкие белые полотенца, что на спинке стула.
Крови мало. Пятно с кофейное блюдце на простыне. 

Если честно, потом когда очухался, когда понял, что сотворил, ожидал, а что, если это провокация,  меня как  иностранца осудят…


Если честно, потом когда очухался, когда понял, что сотворил, ожидал, а что если это провокация, что меня осудят…
Боялся появляться на набережной имени Тельмана. Купил другой костюм, темно коричневый. Шляпу террольку с желтым перышком.
Бывал всё же на набережной. Но ходил в кожаных баварских шортах, на ногах красные гетры.
Она не повстречалась. В отличие от нас, любящих фланировать по набережным, тут почти всегда было малолюдно.

Она вышла в соседнюю комнату.
Вдруг вышла обнажённая.
Ослепила меня белизной тела и смутила черным треугольником на узком торсе.
Как вошли в дом она не улыбалась.
Её движения были угловатыми. Будто она внутренне дрожала, естественно, не от прохлады, а от волнения за предстоящее событие, ею инициированного.

Она меня обстоятельно раздела, пиджак брюки рубашку заложила на вешалку, и всё это положила на полированный стол, стоявший у окна.
Она легла на спину на диване отвернувшись от меня. Почти все её лицо закрывал её белый бант.
Повторяю. Далее у меня как в угаре.
Пригодились мне и розовые полотенца, что заранее были приготовлены  для этой уникальной интимной процедуры. 

Она лежащая на белых простынях с красным пятном под её ягодицами, с замлевшей улыбкой, глядя в потолок.
Я не спеша облачался в свой серо-стального цвета дэдээловский костюм.
Она, будто о чём-то вспомнив, резко поднялась и, улыбаясь блаженно, она повернулась ко мне спиной, подставив к подбородку  своё накрахмаленный бант.
Я развязал его и подал его ей в руку. Её каштановые волосы рассыпались вокруг её плеч.
- Ауф  Виедерзеен, - ласково произнесла она, не оборачиваясь ко мне.
- Ауфвидерзейн, - ответил я дрожащим от волнения пережитого голосом.
Видно акцент тотчас выдал меня.
Она резко обернулась, и удивленно и огорошено посмотрела на моё лицо.

Короче.
Я потом узнал. Что у евангелистов-протестантов существует обряд: кто-либо из родственников лишает невинность девочку, достигшую конфирмационного возраста.
Бант снятый с головы девочки, указывает на то, что обряд совершился.
У нас такого и в помине не имеется.
Не знаю, какое её имя. Мысленно именую её, по сей день, Гудрудхен.
К нам была представлена симпатичная немка переводчица по имени Гудруда. Имя, как мне казалось, грубоватое для женщины.
Приставка "хен", что у нас ласкательная "ечка или очка": Леночка, Полиночка.
В моём случае почему-то та, незабвенная моя инкогнито, наименовалось мной Гудрудхен.

Вероятно, моя Гудрудхен, Гудрунечка, была круглая сирота? Может, не имелись ни дяди, ни близкие друзья семьи для исполнения конфирмационного обряда?
Может они умудрились перебраться легально или конспиративно каким-то образом в ФРГ из ГДР?

Спроси меня сейчас о подробностях того произошедшего события, не назову.
Тогда, точно помню, мне вдруг, после всего произошедшего, ощутилось что-то святящееся и томное в душе. Может сакраментальное.
Нынче, когда напомнится мне тот эмоциональный день в ГДР, вновь,  на короткое время, пополняется душа знакомым особым тем чем-то светлым и томным.
Наверно, не изгладимым.
Оно и ладно!

Если жена ненароком поинтересовалась бы, изменял ли я ей когда-либо? То, естественно, ответил, не задумываясь, что ни разу… 
 
 
Продолжение следует.
См Стихи.ру Автор: Владимир МОРОЗОВ (фам. загла. буквами)


************************************************
****************************************************

БРОНЯ КРЕПКА И ТАНКИ НАШИ БЫСТРЫ

Гость моего приятеля Первократа вёл своё повествование в спокойной манере, как бы наслаждаясь не тем, что его с интересом слушают, а тем, что ему выпала возможность прилюдно высказываться о своём отдалённом прожитом. 
Не молодой. Судя по тусклому цвету кожи и резким морщинам на лбу лет под семьдесят. Сухощавый, седоволосый. Со стабильным душевного состояния, о чём можно было определить по его замедленным жестикуляциям и задумчивым карим глазам.
Я смекнул, для чего был приглашён моим приятелем к нему на квартиру. А именно для того, чтобы зафиксировать беседу.
Первократ, как обычно сидел за своём большим письменным столом, на столешнице которого кроме книг и затворённого ноутбука стояла пол литровая банка с прозрачной водой, из которой возвышались ароматные бутоны красных пионов.
Говорящий, расположившись на стуле типа шезлонга спиной к торцевому окну, что слева от Первократа, не двигая головой поводил глазами направо, дольше на Первократа, коротко в лево, на меня.
Я, как обычно, расположился на мягком табурете у выхода на балкон.
Зная, что моя цепкая короткая память действует от силы три дня, а потом тушуется, придя к себе домой, тотчас набрал на NB Acer, в Майкрасофт-Ворд, нижеследующее.
Казалось, что я текст набирал, быстро щелкая кнопками клавиатуры, под диктовку сиплого тихого голоса рассказчика.
Текст заполнялся с опечатками с орфографическими и синтаксическими ошибками, о чём сигнализировалось красным подчеркиванием под словами. Не обращал внимание, так как от погрешностей, как обычно, избавляюсь позже. 

"Впрочем, даже не помню этого места, то есть не могу привязаться к конкретному населенному пункту, то ли небольшой немецкий город Людвигшлуз, то ли Хагенов. Это в в 250 км от Берлина, ГДР. Бывшей Германской Демократической Республике. DDR.
Обычно в классических рассказах точно, даже вымышленных, указываются  названия населенных пунктов, где происходит то или иное событие. 
Главное, врезался в памяти жизненный эпизод.
Геофизическая партия. Сейсморазведочная. Элитная среди прочих полевых геофизических способов разведки.
Входили в полевую партию бурильщики, сверлившие шнеками на автомобильных вышках скважины для зарядов из аммонита; взрывников, опускавших в скважину заряд; оператора на автомобильной сейсмостанции, дающего команду взрыва с записью сейсмоволн, проникающих вглубь и отражённых от твердых слоёв недр.
И нас, интерпретаторов. На основании записи на магнитную пленку эффекта взрыва делающих построение глубинного разреза.
Цель нашей работы в ГДР, поиск нефтяных залежей.
Геофизическая партия, это человек пятьдесят, включая шоферов из наших, рабочих из наших и немцев, само собой разумеется начальство из наших, и инженеров интерпретаторов из наших и немцев, которые используя наши магнитные записи отдельно от нас строили по своей методики глубинные разрезы.
Но, я не о структуре сейсморазведке.
На десять дней, как бы можно сказать, вахтовым методом, сотрудники партии выезжали в, так называемое, поле, в разные места ГДР по ходу изысканий, а это и Хагенов и Людвигшлуз и …
Затем отправлялись, по немецкому гедеэровскому правилу, на хаемфарт, на отдых, возвращались в город Штральзунд на берегу Балтийского моря, где каждый проводил пять дней в кругу семьи, жён, детей, если женатые. Всем выделялись отдельные квартиры в новых панельных многоэтажных домах.
Между прочем, в Штральзунде, это я много позже, к сожалению, узнал, скрывался Карл после Полтавской битвы. С иным эмоциональным ощущением я бы экскурсировал и этот город. О Штральзунде я потом, в другой раз.

В поле рабочие часы составляли десять часов, а потом отдыхали.
Я, лично, любил вечерами бродить по улицам тевтонского вида городка, пытаясь заглянуть в окна жителей, чтоб углядеть быт аборигенов. Хотя ни разу не удавалось. Разглядывал типы строений домов. По способу построения однотипные. Арматура крест накрест из квадратных деревянных брусков, выкрашенных обычно черной краской, и красный кирпич, заполнявший пространство между брусками.
Окна наглухо занавешены. Маскировочными непроницаемыми для света шторами. Верояно, закрепилась, спустя вот уже около двадцати пяти лет, привычка со времен войны. Или это связано с присутствием наших войск в ГДР. Или то и другое.
Штримхольц?
Знаете что это такое?
По-русски – спички.
Киоск.
"Штримхольц, битте!" на расстоянии слышу слова немца покупателя.
Сам подхожу и повторяю услышанное, желая узнать, что за покупка.
Выдается коробок спичек.   
Брожу по улице вдоль строений с единственными не занавешеваемыми окнами госштететов, по-русски пивнушек, но, конечно, с более цивилизованной формой продаже пива и спиртного. Обязательно пивные стаканы на пол литра преподносятся на картонных кружках или прямоугольниках с изображением герба городка или самого госштета.
Вечерами, после работы, горожане и сельхозработники окрестных хуторов кучкуются в эти госштетах.
Иной раз зайду в какой-либо экзотический, вроде как трюм галеры с пиратскими мулежами, закажу стакан «айн бир унд допель вайнбранд». Без закуски. Немцы практически не закусывают при питии. Экономят, в прямом смысле, не еде.
Так вот.
Так вот, возвращаюсь с городского променада. С очередной экскурсии.
Наша полевая база раполагалась на окраине городка то ли Хагенова, то ли Людвигшлуза.
Мы жили в балках на колёсах, По два человека  в каждой из половин. Умывальник при входе между двумя отсеками. Приёмник радио на немецком. А в клубном сборном строении - телевизор  на немецком и наша библиотека.
Используя досуг, впервые тогда прочёл Данте, Блока и Соколова-Микитова.
Так вот…
В который раз говорю «так вот».

На ровной площадке на берегу озера, что метрах в пяти внизу. У озера плоский берег.
Я говорю о моменте, который врезался в память.
Косогор. Верхняя часть. Столики внизу. Кафе на свежем воздухе. Сюда по вечерам приходят местные жители, молча выпить по допилю вайбранта (настойка типа коньяка) запивая лёгким пивом в высоком пол литровом стакане.
Думаете душевно полюбоваться на синеголубою гладь озера?
Вряд ли.
Глаза замылились этим видом. Сюда нахаживают с детства и по старость. И не то чтобы поболтать друг с другом. Просто занудно посозерцать друг на друга, изредка перебросившись привычными стандартными фразами.   
Ни разу ни в одном госштетте или ином пивном заведении не видел заартачившихся ни горлопанов. Нет, как у нас, голосового гвалта. 
Привыкли приходить сюда, на берег озера, попить пиво. И приходят, автоматически, не задумываясь "Куда бы ещё?". 
Погода, как сейчас помню тёплая. Начало вечерних сумерек. Возвращаюсь из экскурсии по …
Смотрю вниз, за столиком этого прибрежного кафе, шумная компания.
Двое наших бурильщиков и двое крепышей немецких рабочих.
Плечистые, бугаи, как можно сказать.
Вскакивают. Протягивают друг к другу руки. Жмут с жаром кисти. Что-то горланят каждый на своём языке.
Без агрессии, с улыбками.
Только слышу: «Спорим! Спорим!». Немцы аналогичное выкрикивают по своему.
«Оба!» кричат немцы в сторону киоска.
 Мы бы произнесли «Обер!», что означоло – бармен, официант.
Средних  лет обер, в белом френче на подносе приносит и ставит на стол четыре пол-литровых бутылки Корна (пшеничной водки), три стакана на двести миллилитров для наших, пол литровые бокалы, три допеля, по-нашему, двадцати граммовые стопки, стопори, предназначенные для немцев.
Заинтересовался.
Чтоб этакое означает?
Прислонился спиной к колонне ротонды.
Ротонда с пятью колоннами - на этой верхней части рельефа, где я стоял. Внутри купола ротонды изображение какого-то ангела и простреленные дырки от пуль. Когда-то кто-то из наших солдат Красной Армии, Советской Армии, то ли в шутку, то ли по злобе разрешетил эту фреску. Тело пробито, а нежный розовый лик не тронут. Били в сердце.
         Так вот стою наверху, прислонившись к колонне ротонды. Наблюдаю, что делается на нижней террасе.
 Ещё что помню, тучи комаров крупных, но не кусачих.С размахом крыльев величиной с ноготь большого пальца. Мохнаты.У голов черные густые ворсинки, как жабо.  Поминутно надоедливо щекоча касались коже лица.
За столиком бурильщики из нашей буровой бригады и рабочие немцы нашей сейсмопартии.
Столик прямоугольный с голубой скатертью. По одну сторону наши, 3 человека, по другую сторону трое немцев.
Смысл спора был отображён на столе.
Перед каждой стороной стояли по две пол-литровые бутылки водки Корн, то есть по литру на пару.
Вкус этой водки мне не очень нравился. К спиртному сорокаградусному вкусу примешивалась горьковатость.
Хмелеть-то хмелел, естественно, как всякий сорокаградусный алкоголь.
У наших закуска: с собой принесённые бутерброды с колбасой, куски селедки не соленой, немецкого приготовления, маринованной.
Стаканы на кружках с названием этого заведения «Зее», то есть «Озеро» и рисунок вида на озеро с ротондой
Спросил у подымавшегося снизу нашего специалиста, инженера, что тут происходит?
Ответил, что невзначай наши и немцы заспорили о предпочтительном способе выпивки.
По нашему предпочтительнее, чтобы не особо захмелеть, следует пить с стаканами, но с обильной закуской, по немецки - допелями с запиванием пивом.
Вообще не видел, чтобы немцы выпивку чем либо закусывали. Обычно 500 грамм пива и 40 грамм крепкого спиртного. Сидят непринуждённо в своих излюбленных госштетах, пьют спиртное допелями и медленно запивают пивом. Понять немецкий менталитет можно: еду дешевле поиметь и дома, а тут в госштетте следует только выпивать, проводя досуг. Кофе в маленьких чашечках – да.Тоже пьют, но опять же без пироженных или печенья.
Как я понял, спор шел, кто крепче захмелеет или не захмелеет, используя разный способ употребления водки.
Пронаблюдав начало интенсивного спора, я спустился вниз и присел за столиком в стороне, заказав бокал пива.

Проинтерпретировать можно так, пиво у немцев и есть сама  закуска.
Конечно, такой водочный распив в прилюдном месте людского отдыха у нас в СССР  был бы не возможным.
Спорщики, изучающе поглядывали друг на друга.
С той и другой стороны слышалось русское слово: "Давай, давай!"
 Буровики, посмотрев с улыбкой друг на друга, произнеся "Будем здоровы!", чёкнулись  стаканами, под обрез наполненных спиртным, прильнули губами к краю стаканов и большими глотками приступили опорожнять их, постепенно отгибая голову назад, подымая подбородок,  по мере того как ёмкости пустели.
           При этом качали вбок, вверх-вниз дном стаканов, отгоняя комаров, витавших перед их лицами.
 "Ф-у-у" - протяжно выдохнули оба, вытянув губы трубочкой: "Хорошо пошла стерва!".
С жадностью  запустили в рот ломти селедки руками. Вилок ножей на столе не было. У немцев принято, что столовые приборы приносятся свои или под денежный залог отпускается официантом.
Немцы в опустошённые стаканы налили двести грамм корна каждый из своих бутылок, затем из стаканов отцедили в свой шкалик с их малой толикой.
"Прозит!" одновременно произнесли оппоненты и, не приподымая подбородков, как бы заливая за нижнюю губу, опорожнили свои дозы.
Не спеша преподнесли  пол литровые стаканы с пивом к губам. Отхлебывали небольшими глотками пенное пиво. Замедленно, без азарта. Аккуратно ставили с уменьшающимся количеством пива пол литровые бокалы на круглые картонные подложки.
Допельное питьё с пивом, после короткого перекура, повторялось до опустошения корна из двухсотграммовых стаканов. 
Терпеливо  ожидали своей очереди, о чём-то споря между собой.
С удовольствием пережёвывали свою закуску. 
Бурильщики повторно наполнили свои стаканы, и, не важно, что немцы их не понимали, подключали к своему разговору алкогольных оппонентов, тыча пальцами друг на друга и в сторону озера. Вероятно, заспорили о рыбалке.
"Будем толстенькими!" - пожелали друг другу наши, смеясь, хвастливо похлопывая по своим упитанным животам.   
Второй двухсотграммовой дозы, как не бывало.
На листе замасленной обложке журнала Огонёк закуски оставалось всего ничего.
Минут сорок длилась это состязание.   
Итог процедуры?
И тех, и тех развезло. Видно было, как колыхались фигуры алкогольных оппонентов, как размахивали руками, указывая пальцами друг на друга и на себя, что по-русски надо было понимать: "Хмеля не в одном глазу!".
«Их бин нихт!» - вопили немцы. «Идит ты на х…, трезв как стекло!» отчитывались наши.
Ко мне подсел сослуживец из Ивано-Фраковска Западной Украины.
Я отвлёкся разговаривая с ним.
- Научился? - спросил он меня.
Я, помня о его рассказе, как антисоветские западно украинские вояки выявляли красноармейских агентов, произнёс названия выпечки белого хлеба: - Польяница…-
- Опять не то! Кх-кх! Тебя к стенке! – в коей раз почему-то с радостью воскликнул он. 
И тут слышу
Слышу.
«Крепка броня и танки наши быстры» - наши.
«Кгепкя бгоня и танки наши быстги» - вторят немцы.
Немцы грассируют, произнося букву «г», не произносят в дифтонге букву «р» и букву «л» произносят «ль».
«Первый Маршал в бой нас поведет!»
«И пегвы машаль бой поведьёт».
Секстет задал концерт, как говориться на всю округу, во всю глотку.
Потом в наше бивуачной библиотеке я нашёл Песенник и заучил слова.

Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужества полны:
В строю стоят советские танкисты -
Своей великой Родины сыны.

Припев:

Гремя огнем, сверкая блеском стали
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И Ворошилов в бой нас поведет!

Заводов труд и труд колхозных пашен
Мы защитим, страну свою храня,
Ударной силой орудийных башен
И быстротой, и натиском огня.

Припев.

Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде
Мы начеку, мы за врагом следим.
Чужой земли мы не хотим ни пяди,
Но и своей вершка не отдадим.

Припев.

А если к нам полезет враг матерый,
Он будет бит повсюду и везде!
Тогда нажмут водители стартеры
И по лесам, по сопкам, по воде....

Припев:

Гремя огнем, сверкая блеском стали
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И Ворошилов в бой нас поведет!

Вариант военного времени:

Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужества полны.
Громят врагов советские танкисты,
Своей великой армии сыны.

Припев:

Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Идут машины в яростный поход.
Нас в грозный бой послал товарищ Сталин,
Любимый маршал смело в бой ведет.

Заводов труд и труд колхозных пашен
Мы защитим, страну свою храня.
Ударной силой орудийных башен
И быстротой и натиском огня.

Припев.

Пусть знает враг итог борьбы великой:
Народ — герой никем непобедим!
Мы смерть несем фашистской банде дикой,
Мы от фашизма мир освободим!

Припев.

Сгорит в огне свободы враг матерый,
Он будет бит повсюду и везде!
На полный газ работают моторы
И по лесам, оврагам и воде.

Припев.
1939 год.

Каков финал?
От столика, что встороне, поодаль подымается пожилой немец в шляпе терольке с синем пером, стучит костяшками пальцев по столу, произносит «Мальцайт!», традиционное застольное приветствие, и, наклоняясь к своим что-то резко проговаривает им. Отрицательно покачивая длинным сухим пальцем.
Молодые немцы смялись сразу.
Сникли.
«Ауфвидерзейн!» - пробубнили не глядя на наших и сильно шатаясь удалились в свои вагончики бытовки.
Наши допили недопитое немцами. И положив головы на руки, сначала пропели «Лютики цветочки», не подымая голов, затем задремали за столом на свежем воздухе.
Утром наши, как свежие огурчики, вышли на тяжёлую работу.
Как оклемались немецкие собутыльники, понятия не имел".

"Я его знаю давно, ещё когда  жил в районе метро Аэропорт, до моего переезда сюда, к жене" – объяснил мне Первократ.


22 декабря 2018 г.
           14 января 2019 г.


Рецензии