Люблю грозу в начале мая...

   Каждый год рано утром девятого мая – в день освобождения Севастополя, на берег бухты приходит седовласая женщина и нежно спускает на волны памятный венок. Она долго смотрит, как лёгкий ветерок относит далеко в море её дар, она тиха и одинока. Затем достаёт смятый, вчетверо сложенный листок с бурыми пятнами, похожими на застаревшую кровь, разглаживает и внятно произносит:

- Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром…

   Дальше она читать не в состоянии. Светлые слёзы текут по её доброму, состарившемуся лицу, падая на листок.
   Это – старая учительница литературы в одной из школ Севастополя, бывшая трёхлетняя девочка, спасённая Николаем Петровичем Чистяковым, сержантом, в мае сорок четвёртого. Затем она идёт к памятнику на Сапун-горе, находит его фамилию в длинном списке погибших, отдавших свои жизни за свободу и счастье севастопольцев, и кладёт две гвоздики. Она просто называет его «Папа» и гладит гранитный постамент. Единственный родной человек, не считая семьи…
   А рядом радуются празднику дети, то поколение, которое родилось в конце двадцатого века, породившем самую страшную в памяти человечества, свирепую, отнявшую миллионы светлых жизней простых парней, таких, как сержант Николай из далёких белорусских Вылычанок… 

                1      

   На фронт Николай попал в середине войны, после Орловско-Курской битвы, когда Советская армия, сломав хребет фашистскому зверю, уверенно продвигалась на запад. С боями, в чине сержанта дошёл до южных границ страны и, наконец, очутился в Крыму. Яркое солнце ослепило Николая, черноволосые девушки встречали солдат со свежими букетиками ранних цветов, старики, приветствуя нашу армию, угощали вином и хлопали бравых парней по плечам.
   Хата на подступах к Севастополю, в которой разместился взвод Николая на ночлег, ничем не отличалась от остальных, чистота и уют царили в ней. Самотканные коврики, кружева напомнили солдату о доме в Белоруссии, матери, отце, ушедшем на фронт в начале войны и пропавшем без вести. Хозяйка отдала дом на постой солдатам и ушла с кареглазой дочкой ночевать в сарай во дворе.
   Солдаты достали тушёнку «второй фронт», сухой паёк, повечеряли, да улеглись кто где. Их полк оторвался от линии фронта, выдвинувшись глубоко клином на территорию противника. Утром их ожидала обычная фронтовая работа – бить фрицев, изгонять их с родной земли.
   Ночь вызвездила глубокое небо яркими блёстками. Воздух пропах цветущей сиренью, жасмином. Тишина покрыла землю, казалось, что война по мановению чьей-то волшебной палочки переместилась в другой мир. Николай вышел на воздух и присел на крыльцо. Волнующее чувство радости, ясности опустилось на душу. Соловьиные трели рассыпались по селу. Серебристый месяц светлыми рожками упёрся в небосвод, высматривая крылатых певцов, высвечивая ровную дорожку в саду.
Николай вспомнил Марусю – первую красавицу из их Вылычанок, и сердце обжёг её взгляд, чистый, доверчивый. Маруся любила стихи, и, когда читала их, её голос то дрожал и замирал от волнения, то звучал твёрдо и уверенно, и в душе Николая нарастало и радостное чувство любви ко всему живому, и появлялась тягостная горечь сожаления о непонятом. Стихов Маруся знала великое множество, и самое любимое и дорогое стихотворение девушка переписала и отдала при расставании своему другу.  И сейчас он бережно достал из кармана гимнастёрки вчетверо сложенный листок и, хоть и знал стихотворение наизусть, вслух прочитал первые строчки:

   - Люблю грозу в начале мая…

   И, как будто в подтверждение его словам, вдали раздались рокочущие звуки.
Николай прислушался. То были не приближающиеся раскаты грозы. Этот нарастающий рёв нельзя перепутать ни с чем. Завыла сирена, заработали зенитки, пытаясь сбить летящие вражеские бомбардировщики. Соловьи умолкли, уступив снова место войне. Солдаты спешно покидали хаты, занимая оборонительные позиции, готовясь к жёсткой схватке с фрицами. А «юнкерсы» уже заходили в пике, яростно плюясь смертью, утюжа сады бомбами. Полураздетая, с дочкой на руках выбежала хозяйка и, обезумев, метнулась к огороду. Николай догнал их и, накрыв собой, невзирая на крики перепуганного ребёнка, крепко прижал к земле. Пулемётная очередь прошила благодатную житницу рядом. На короткий миг женщина приподняла голову, и сержант увидел её взгляд – молящий, беспомощный…
   Самолёты уходили, на смену им шли новые, готовясь к атаке. Вокруг стонали раненные, лежали на искорёженной земле убитые. Неподалёку догорали сбитые вражеские крейсеры. Жители села, спешно выскочившие из домов, уходили в чернеющий за огородами лесок, спасаясь от армады самолётов. За ними потянулась и хозяйка с напуганной малышкой на руках, покидая разбитую хату.
Прибежал политрук и, построив бойцов, поставил задачу:
   - Держаться до последнего!
   Немцы пошли в наступление на их участке фронта, собрав мощь в один кулак, стараясь удержать Крым любой ценой. Зенитки снова хрипло залаяли, пытаясь «достать» страшную эскадрилью, выстроив плотный заградительный огонь дерзкому налёту. И вновь, перекрывая рёв батарей, «юнкерсы» в пике шли над горящей землёй, жадно выискивая цели для поражения, расстреливая в упор то живое, что не уничтожилось взрывами, не погибло, не полегло на тёплую, цветущую землю. И вой летящей эскадрильи, и крики не успевшего добежать до леса местного населения, гибнущего под щедрыми пулями стервятников, и чёткие слова команд военных, и страх, и боль, и натиск, и воля – всё перемешалось в страшных минутах казавшегося вечным наглого налёта.
   Внезапно ревущий ужас, раскалывающий человека пополам, прекратился, и вражеские самолёты, словно подчиняясь чьей-то воле, исчезли в тёмном небе.
Николай, наполовину засыпанный тёплой землёй, и вконец оглушённый, поднялся, отряхиваясь, готовый к дальнейшим событиям. Он знал, что за вражеским налётом последует наступление немцев и, судя по плотности огня, отпущенного на маленький клочок земли, не просто будет отбить предстоящую атаку. Он добежал до ближайших берёзок, где залёг его батальон, и приготовился к схватке.
   А по полю, искорёженному взрывами, ползли вражеские танки, направив грозные орудия в сторону села, подминая под себя свежие пласты вырванной земли.
   - «Орёл, орёл», - надрывно кричал в трубку связист, - «Орёл», ответьте!
   Связь отсутствовала, перебитая налётом авиации.
   - Обеспечить связь с центром! – взревел полковник, - Мне нужна связь!
   И юный связист растворился в темноте южной ночи, на ощупь сворачивая провод. На его место примостился другой, непрерывно вызывая далёкий центр. 
Педантичные немцы, предпочитавшие ночью мирно спать, изменили своему расписанию и были вынуждены начать бой согласно полученного приказа, отсекая прорвавшуюся советскую дивизию мощным ударом внезапного наступления.
   Так и не дождавшийся связи с центром полковник приказал не пропустить ни одной вражеской машины, молниеносно выстроив план отпора и ответного контрнаступления. А часть танков тем временем, развернувшись, охотилась за мирным населением, не успевшим смешаться с растительностью, безжалостно давя гусеницами женщин, стариков, детей.
   - Огонь! – скомандовал майор, и батарея взвыла, отправляя смертельные снаряды в подставленные бока развернувшихся боевых машин. Четыре танка застыли, густой, чёрный дым повалил из недр раскуроченных танков, фрицы шустро спрыгивали с башен, объятые пламенем, катаясь по земле, и тут же расстреливаемые трассирующими пулями автоматчиков. Вслед за первыми стальными жертвами запылали ещё два танка, освещая поле битвы ярким заревом пожарищ. Остальные яростно начали обстрел русских позиций, стараясь вчистую истребить ненавистное войско славян. Дважды переходил город-крепость из рук в руки, двести пятьдесят дней немцы бились за важный стратегический объект, не допуская и мысли о сдаче вожделённого райского уголка и, стараясь перехватить инициативу в операции, жестоко шли в наступление.
   - Связь! – доложил выплывший из предрассветной тьмы взмокший боец.
Полковник схватил трубку.
   - «Орёл!» Докладывает полковник Дёмин. Немцы пошли в наступление в квадрате двадцать пять. Пытаются отбросить нас от города. Прошу поддержать огнём с корабельных батарей. Диктую координаты…
   Сквозь треск автоматных очередей и гул ревущих орудий командир чётко произнёс намеченные координаты обстрела. Через пять минут шквальный огонь далёких батарей смешивал с землёй чудом уцелевшие фашистские танки, крошил в щебень гористую местность. Николай вжался в землю, ощущая на спине тяжёлые комья земли, падавшие с высоты, слышал стоны раненных товарищей, непрерывный вой вонзающихся в землю снарядов. На высокой горе били в ответ вражеские пулемёты – умело замаскированные огневые точки, достать которые не представлялось возможным.
   Внезапно визг падающих снарядов, свирепых пуль прекратился.
Николай осторожно поднял голову и сквозь  пелену предрассветного зарева смутно различил разлитые очертания искорёженных машин противника, объятых удушливым дымом, распластанные тела убитых. И…плач. Ему явственно послышался плач то ли ребёнка, то ли раненной птицы… Он, то приближался, то переносился свежим ветерком в сторону, то вновь звучал горько и проникновенно.
   Николай оглянулся. Рядом стонал раненный политрук, и неизвестно как оказавшаяся здесь девушка-санитарка делала ему перевязку, неподалёку лежали убитые бойцы-товарищи его батальона. Откуда-то сбоку подполз капитан.
   - Жив? Молодец! Найди-ка сержант, пару-тройку молодцов, надо заткнуть пасть этому зверю, - и он показал на притаившийся в горе ДЗОТ.
   - Полковник и майор погибли, я принял командование на себя. Обойдёте с тыла, забросаете гранатами. Вот-вот начнётся операция по взятию города, на подступах подкрепление, а здесь – такой непорядок! Выполняйте приказ!
   Козырнув, Николай умчался отыскивать не задетых пулями бойцов. Их оказалось ровно трое, как и предполагал капитан. Передав приказ командира уничтожить пулемётную точку, они, вооружившись гранатами, поползли к выступающей на фоне розовеющего неба отвесной горе.
   Ветер вновь порывами подул в их сторону, и Николаю снова почудился плач, тихий, жалобный, обречённый. Стряхнув наваждение, он стремительно продвигался к цели, поглощённый заданием, трое бойцов неотступно следовали за ним. Вот и ствол пулемёта еле различим в тёмной дыре амбразуры, и чуть слышный отрывистый, лающий тихий говорок фрицев, и…
   Прямо, неподалёку от ДЗОТа, лежала знакомая девочка – дочь хозяйки, трёхлетнее создание, и теребила за платье убитую мать. Тихий, усталый плач ребёнка полоснул сердца бойцов. Увидев танки, женщина, скорее всего, побежала в горы, где и нашла смерть от пули палача…

                2


   Гельмут  Шнитке в полку славился выдумками, да остроумием. Белобрысый немец с выцветшими глазками, с правильным строением костей арийского черепа, ненавидел и еврейскую, и славянскую расу. По его мнению, этим выродкам не стоило бы и появляться на свет. Ну, а если уж те появились по недосмотру Бога, то по воле Гитлера пусть исполняют выпавшую им роль вечных слуг и мишеней для тренировки в пулевой стрельбе верных подданных фюрера.
   В любом русском селе, занятом немцами, Гельмут на потеху сослуживцев, устаивал соревнования по изуверству, выводя для этого на площадь перед сельсоветом отобранных им самим молодых парней-подростков и девчушек. Привязывал их на сколоченном кресте, сначала целился в ногу жертве, затем – в руку, затем – в голову.  Фокус заключался в том, кто больше заставит мучиться свою жертву. Гельмут намеренно делал больше «дырок» в разных частях тела жестоко убиваемых детей, чтобы выиграть пари.
   Истекаемые кровью жертвы медленно умирали в страшных мучениях, приближаться к ним родным было строго заказано. Проигравший ( а это, конечно, был не Гельмут) бегал за самогоном по дворам села, и фрицы дружно пили за отправку на тот свет очередного отпрыска ненавистного врага.
   - Молодое поколение славян станет мстить нам, а, потому, уничтожать его надо с особой беспощадностью, - учил молодых сослуживцев Гельмут.
   Причитавшимся же матерям повторял:
   - Ещё народите! Плодитесь, как свиньи…
   И отшвыривал обезумевших женщин с дороги.
   А совсем недавно, покидая украинское село, устроил «Гопак» по-немецки.
Выстроил на широкой улице мальчиков-подростков и поочерёдно стал стрелять им в ноги, целясь с каждым выстрелом всё выше. Мальчишки старались повыше подпрыгнуть, чтобы не попасть под пули, фрицы же ухохатывались, глядя на этот «перепляс». В конце концов все семеро юных сельчан полегли под пулями неистощимого на выдумки арийца. Они пролежали до темноты, стоная, обливаясь кровью и теряя сознание, и только после ухода немцев, ночью, к ним, затихшим, тайно подползли родные. В живых чудом остался один подросток.
   Гельмут нежно любил свою жену, трёх сыновей – истинных арийцев, без малейшей примеси выродившейся крови, постоянно носил их фотографию в правом кармане френча, с любовью разглядывая на ночь. Старшему исполнилось тринадцать…
И сегодня Гельмут был несказанно рад оказанному ему доверию уничтожать ненавистное славянское отродье с высоты, и, когда он, как на ладони, увидел бежавшую в горы женщину с ребёнком, решил преподнести ей «очаровательный сюрприз». Никогда ещё так тщательно не прицеливался истинный ариец в жертву, выбрав мать, щадя дитя. Женщина осела без единого крика рядом с точкой, а девочку он оставил в живых. За время войны он успел изучить ненормальных русских, готовых биться до последнего, спасая своих недоделанных отпрысков.
Полезут спасать малышку и нарвутся на беспощадный огонь пулемёта. Напарник уважительно поглядывал на Гельмута, удивляясь его сообразительности, а высокородного немца распирало и бросало в жар от гордости за себя…

                3

   Николай понял, что пулемётную точку не взорвать, не уничтожив ребёнка.
   - Гады! – свистящим полушёпотом вырвалось из его пересохших губ, - обезопасили себя!
   До наступления на город оставались считанные минуты, рассвет вставал над искорёженной взрывами местностью, высвечивая ломаные лини окоп, чернеющие далеко вдали орудия батарей. Сейчас наши войска пойдут на приступ цитадели, да и попадут непременно под яростный обстрел вражеских пулемётчиков. Три пары глаз настороженно смотрели на сержанта. Бойцы подползли, обойдя недосягаемый ДЗОТ, ожидая приказа. Тихо плакала девочка, склонив сонную головку на выступающий камень. Она  засыпала, всхлипывая от пережитых волнений. Николай разгадал коварный замысел врага, понял, для чего нужна была малышка. Верная мысль её спасения и одновременно уничтожения фрицев пришла неожиданно и молниеносно. Николая даже бросило в жар от ярко увиденных дальнейших событий.  Он приказал бойцам залечь возле дзота и ждать.  Только бы не ошибиться, только бы не поторопиться!..
                4

   Девочка, наконец, заснула в наступившей тишине, и Гельмут, перестав слышать плач ребёнка, осторожно показался в амбразуре, разглядывая местность внизу. Этого ещё не доставало! Девчонка мирно спала, не стеная, не взывая к помощи! Такой расклад не понравился вояке. Девчонка должна своим криком и барахтаньем привлекать внимание противника, а не лежать дохлым товаром! Гельмут пристально всмотрелся в расстилающуюся местность. Русские затихли, вероятно, поверженные мощным огнём авиации. Ни шевеления вблизи дзота, ни стрельбы. Надо пошевелить девчонку… Он осторожно выбрался из укрытия и… тут же оказался под прицелом двух автоматов, упёршихся ему в грудь. У истинного представителя древнего рода ком застрял в горле.
   - Нихт! Нихт! – закричал изверг, отдавая приказ напарнику не стрелять, испуганно всматриваясь в глаза неизвестно как появившихся русских. Третий боец, дал короткую очередь и ворвался внутрь, увидев оседавшего напарника пулемётчика. 
Николай подхватил лёгкое тельце девочки, приказал через плечо:
   - Расстрелять, негодяев!
   - Один – уже капут! – доложил стрелявший.
   - Нихт! – опять запричитал изувер, падая в ноги.
   - Картен! Картен! –  залопотал взмокший немец, хлопая себя по груди.
   - Сидорчук, что там у него?
   Подскочивший третий боец деловито прошёлся по карманам и выудил на свет божий маленький клочок бумаги, испещренный замысловатыми значками с надписями, удостоверение, а также снимок улыбающихся мальчишек. Николай, удобно устроил спящую малышку, подстелив под голову свою пилотку, и всмотрелся в снимок.
   - Надо полагать – твои? Киндер?
   - Я, я! – с готовностью закивал палач.
   - «Папочка!» Своих, поди, жалеешь, что ж ты, пёсий чёрт, над малышкой-то глумишься? – заскрипел зубами сержант.
   - В распыл его! – глухо проскрипел усатый Фомич, оставивший двух дочерей в Смоленской области.
   Николай смял фото и бросил Гельмуту. Затем отдал документы рыжеватому приземистому бойцу:
   - Самохин! Это – по твоей части, посмотри!
   В документ был вложен любительский снимок расстрела украинского «перепляса», падающие подростки, замысловато закидывающие ноги, гогочущие немцы, выстроившиеся вдоль улицы, стрелявшие в беззащитных детей. И он – бравый Гельмут, командующий этим кровавым беспределом.
   Фомич бросился на немца, откидывая Николая и Самохина, и только силач Сидорчук еле сумел скрутить разъярённого солдата, судорожно удерживая в медвежьих объятьях.
   - Порешу, гадину! Раздавлю собственными руками! – скрипел зубами Фомич.
   - Прости, сержант, не должна земля носить таких тварей! – сокрушался боец.
   - Не должна, - согласился Николай, положив руку на плечо неутешного солдата.
   - Гельмут Йозеф Шнитке – командир отдельного огнемётного батальона, унтер-лейтенант, - провозгласил Самохин, разглядывая документ.
   - Имеет особые полномочия по списку «Д» фюрера, награждён Железным крестом II степени, гора заслуг и поощрений, совершил массу преступлений в отношении мирного населения. В общем, сержант, что тут размусоливать, ясно без разбора, что это за птица! – разгневанно прорычал Самохин.
Шнитке заискивающе смотрел на сержанта, пытаясь виновато, глупо улыбнуться.
   - А это что? Говорит, вроде, карта, - спросил Николай.
   Самохин поднёс к глазам листок, и тут же вскрикнул:
   - Схема! Сержант, здесь схема расположения ДЗОТов на скалистом побережье! Ей цены нет!
   - Самохин, бегом, ползком, как угодно доставить эту карту капитану, срочно, Самохин!
   Откозырнув, солдат тут же исчез.
   - Фомич, ты головой отвечаешь за ребёнка. Бери малышку и дуй отсюда! Да, доложишь там, что поддержим огнём наше наступление, заставим работать немецкий пулемёт на нас.
   Фомич упрямо потупил глаза:
   - Оставить вас здесь, с этим извергом, и не просите!
   - Товарищ Фомич, то есть рядовой Манкин, исполняйте приказ!
   Фомич нехотя поднял так и не проснувшуюся девочку и бочком, прячась за пологими горами, мягко растворился на тропе.
   - Сидорчук! Немец представляет немалый интерес, не мне тебе объяснять. Любимцем фюфера становится не каждый. Потому – связать, скрутить, обездвижить и, по возможности, представить перед очи начальства в целости, сохранности, полной вменяемости. Отвечаешь за немца головой. Скоро – бой, посему скрути его сейчас. Пулемёт-то знаешь?
   - Да чи его знати? Машина – як машина, тоже мне закарюка.
   Крепко связав обалдевшего и постоянно повторяющего «Гитлер – капут» немца, положили на землю, для надёжности набросав на него ящики под патроны. Сидорчук  приступил к осмотру «машины».
   Через пару минут изучение пулемёта закончилось, и боец доложил:
   - Усё в порядке! Машина – зверь, сгодится.
   Николай только хмыкнул, глядя на ловкие движения солдата: в полку Сидорчук известен был своим неравнодушием  к механизмам и всяческим железякам.
Взмыла ракета, осветив разбитый город, забили орудия с моря, предвещая о начале наступления, об освобождении нашей армией героической крепости. Батарея била по законспирированным пулемётным точкам, разбивая вдребезги тщательно выстроенные боевые гнёзда.
   Наконец, поднялась пехота – гроза полей, и понеслась стремительным потоком по пересечённой местности, яростно продвигаясь к намеченной цели, стреляя и уничтожая ненавистного врага, мстя за поруганные, благодатные, цветущие земли. Сидорчук припал к пулемёту, расстреливая не ждавших с этого места огня фрицев в упор, Николай еле успевал подавать ленту смелому бойцу….

                5

   Гельмут был раздавлен. Паршивые пальцы гадкого русского трогали фото его детей, его старшего Ганса, любимчика Фридриха, маленького Карла. Ненависть кипела в нём и давила страшным грузом, заливала глаза яростью. Как мало уничтожил он этих отвратительных тварей, как ничтожно мало служил любимому вождю нацистов – Гитлеру! Надо рвать на куски неполноценных славян, грызть их горло, резать! Резать… Он внезапно успокоился, ухватив мысль за хвост. За отворотом сапога он всегда носил расчёску, ручка которой искусно переделана в острый маленький клинок, вложенную в незаметные ножны. Её сделал в далёком сорок первом один еврей, прося не отправлять его в концлагерь. Гельмут пообещал, а по получении изящной вещицы расстрелял для порядка доверчивого  выродка.
Гельмут осторожно выглянул из-за ящиков. Русские, увлеченные боем, не обращали внимания на связанного пленника. Немного покрутившись и напрягая руки, ему удалось ослабить силу стягивающего ремня, а затем подтянуть левую руку к голенищу сапога. Вот она, спасительная вещица, Гельмут нащупал её в сапоге и улыбнулся. Николай, будто почувствовав что-то, подошёл к пленнику, но тот прикинулся вновь удручённым и сломленным.
   - Патроны, товарищ сержант! – послышался выкрик Сидорчука, и сержант быстро вернулся с прихваченной лентой.
   Гельмут, вымуштрованный по специальной подготовке (не зря он имел спецполномочия по кодированному списку!), начал выкручивать левую руку, освобождаясь от петли. Ему нужна для освобождения только эта рука он – левша, и это высоко ценилось за нестандартность в данном списке. Вскоре вконец затёкшая рука была на свободе.
   Русские неистово истребляли батальоны его соотечественников, страшные русские, неистовые вояки, неполноценное, но такое упрямое племя! Он рывком оказался возле Николая и со всей силой вонзил острое лезвие чуть ниже левой лопатки, он ведь – левша!
   Бросок произошёл мгновенно, но Сидорчук сумел перехватить направленный и на него стилет, и в льдистых глазах немца застыл ужас – клинок пронзил сердце Гельмута. Он так и застыл навеки – страшный неподдельный, всепоглощающий ужас перед русским солдатом, перед неразгаданным, упорно защищающим свою Родину народом, перед ответом за содеянное зло на древней земле славян…
   А по истерзанной взрывами, многострадальной крымской земле катился вал наступающей пехоты, сминая отступающие ряды фашистов, и непрерывным эхом звучал в свежем, утреннем воздухе могучий, древний, всепоглощающий победный клич – мощное, раскатистое «УРА!!!».


          
         


Рецензии
Евгения ! Низкий ПОКЛОН Вам .

Вероника Смехова   05.01.2024 17:12     Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.