Промывка. Книга 4. Гл 5. Кошкин крик

    Предыдущая глава здесь: http://www.proza.ru/2018/05/24/640

                Маша

    Когда Славик ушел, я сходила в ванную, а затем пошла спать. Папа с мамой тоже пошли в свою спальню. И вскоре оттуда стали доноситься мамины ойки и смешки. Думают, я маленькая и глупая, ничего не понимаю. Могли бы и потише себя вести.

    Наконец в доме воцарилась тишина.

    Разбудила меня Буська. Она вела себя странно, бросалась на дверь спальни родителей. А затем села на задние лапы, а передними начала барабанить в дверь спальни. Мама не открывала. Тогда Бусяндра стала творить безобразия в моей спальне. Такого с ней никогда ещё не было. Она сбросила картину, которая висела над изголовьем моей кровати. Картина упала мне на сгиб локтя углом и там сразу появился кровоподтёк. Ну вот, теперь будет синяк и мне придется в такую жару надевать блузку с длинным рукавом.

    Я вышвырнула расходившуюся котейку из спальни, но не успела закрыть дверь, как она прошмыгнула у меня под ногами обратно. Вспрыгнула на ночной столик и сбросила оттуда мою любимую лампу в виде древнегреческой вазы с абажуром из стеклянной мозаики. Абажур разбился и мне пришлось лазить и собирать осколки. Тем временем кошка вообще сошла с ума. Стала сбрасывать на пол всё до чего могла достать - мою косметику, куклу монстер хай, блокнот, авторучку... Когда она добралась до планшета iPad, я поймала её и окончательно вышвырнула из спальни и закрыла дверь.

    Тогда вредная кошь стала орать каким-то длинным мявом. Она выла прямо как волк на луну. Что-то было не так, но я не понимала что. Мне стало страшно. И тогда я позвонила Славику и попросила его прийти.

    Честно говоря, Славик и раньше несколько раз ночевал у меня. Но даже если бы его или мои родители узнали бы об этом, они бы не очень встревожились. Мы были близки с детства, а они на сто процентов были в нас уверены. Хотя, на их месте я бы тревожился за меня. Потому что мне очень нужен был какой-то новый уровень отношений со Славиком. Однако, у нас со Славиком дальше поцелуев дело не шло. Даже когда я намеренно прижималась к нему всем телом, или даже брала руки Славика и засовывала себе под блузку и даже под окантовку бюстгальтера - Славик отталкивал меня. Это было для него табу.
    Вот и сейчас я представила себе, как Славик будет стараться успокоить меня, представила его сладкие губы и робкие руки.

    Но всё пошло совершенно не так, как я себе представляла. Я встретила его в одной ночной сорочке, под которой ничего больше не было, и мы долго целовались рядом со входной дверью. Проймы моей сорочки были очень широкими и через них Славику наверняка была видна моя грудь. Моё бедро, находящееся меж бёдрами моего парня, явственно ощущало это. Я знала, что его крепость вот-вот падёт. И тут раздался крик мамы, затем что-то грохнуло и послышался звон стёкол. Затем раздался полный боли, хриплый крик Буси.

    Обычно в неожиданных ситуациях у Славика случается либо ступор, либо наоборот - необычная двигательная активность. Он начинает размахивать руками, бить себя по лицу или по голове и выкрикивать какое-нибудь одно и то же слово или короткое предложение. Но сейчас на него каким-то странным образом подействовал крик кошки. Славик твёрдо отодвинул меня и бросился по лестнице на второй этаж. Я, покрывшись от страха гусиной кожей, бросилась за ним.

                Славик

    Случилось что-то ужасное. Кричала Буська. Она звала на помощь. Я понимал её крик так же, как, к примеру, родители понимают крик своего ребёнка.

    И ещё что-то тревожило меня. Я настороженно застыл и сосредоточился.  По дому распространялась волна, и эта волна приказывала убить. Там где мы стояли с Машей, она была не настолько сильной, чтобы кто-то подчинился ей. Я постарался ощутить направление волны и побежал навстречу ему. Пробежал мимо открытой двери спальни Абигайль Соломоновны, по коридору мимо ванной комнаты. В конце коридора находился кабинет Михаила Александровича. Там горел свет и волна шла именно из кабинета. Мне стало страшно. Очень страшно. Я сконцентрировал свою мысль на волновой защите своего мозга и шагнул в кабинет.

    В дальнем конце кабинета у разбитого окна, в раме которого торчали куски стекла, позади большого письменного стола, с пистолетом у виска стояла Машина мама. У её головы в зеленоватом свечении волны плавал энергетический сгусток из которого исходил приказ: "стреляй!". До Абигайль Соломоновны мне было не допрыгнуть и я с ужасом ждал выстрела. И тут откуда-то с книжной полки, вытянувшись черной молнией, метнулось тело Буськи. Всей своей массой она ударилась в руку с пистолетом. Раздался выстрел, но от удара рука сдвинулась с места и пуля лишь чиркнула по надбровью.  Кровь залила лицо  Абигайль Соломоновны, ноги её подогнулись и она опустилась на пол. Я подбежал к ней. Тем временем зелёное свечение поблекло, сгусток рассосался в воздухе.

    В кабинет влетела Маша. Она бросилась к матери:

    - Мамочка! Что случилось? Кто стрелял? Почему ты в крови? Где папа?

    Абигайль Соломоновна разрыдалась. Сквозь рыдания я разобрал только слово "окно". Я оставил её в объятиях Маши, а сам подошёл к окну и выглянул наружу со второго этажа. Под окном лежал Михаил Александрович, а вокруг него уже собирался народ. Почти одновременно подъехали скорая и полиция. Врач скорой опустилась на корточки рядом с телом и я отчетливо услышал как она сказала полицейскому: "Он мёртв. Огнестрел".

    Я окликнул их:

    - Славик зовёт вас сюда. Славику нужна помощь. 

    Двое полицейских стали натягивать ленту вокруг места происшествия, а другие двое и врач с фельдшером поднялись к нам. Медики с трудом оторвали Машу от матери и занялись раной на лбу у Абигайль Соломоновны. Маша подошла к окну и тоже выглянула. Раздался страшный крик: "па-а-а-па!" и она потеряла сознание.

    Маше дали понюхать едкий нашатырь, от запаха которого я чуть не сошел с ума, и сделали успокаивающий укол. Абигайль Соломоновне тоже сделали укол, а затем нас стали допрашивать.

    Я рассказал всё, что видел. Про волну и энергетический сгусток, а также про поведение Буськи, естественно, умолчал. Начни я об этом рассказывать и меня признали бы сумасшедшим. Зато о поведении кошки много рассказывала Маша. Но на её слова никто не обратил внимания. Видимо посчитали, что у неё временное помутнение разума. И вообще, кому интересно поведение кошки? Полиции было важно лишь то, что Маша не присутствовала в кабинете и вошла туда только тогда, когда уже всё окончилось.

    Пистолет Михаила Александровича (его признала Абигайль Соломоновна) упаковали в полиэтиленовый мешок, сфотографировали с разных ракурсов разбитое окно и капли крови на полу и на раме окна, сняли отпечатки с письменного стола и оконной рамы, входной двери в кабинет. Взяли отпечатки пальцев у нас всех, а затем... Затем Абигайль Соломоновне предъявили подозрение в совершении убийства, разрешили переодеться и взять с собой вещи. На неё надели наручники и вывели из дома.

    Я набросил на Машеньку куртку, и мы вышли за ними.  Абигайль Соломоновну усадили в полицейскую машину.  Включились фары, взвизгнули колеса и полиция увезла Машину маму. 

    Вскоре подъехала труповозка и Михаила Александровича тоже увезли.

    Кто-то тронул меня за плечо. Оказалось, что мои мама и папа уже давно здесь. Папа спросил меня:
    - Ты в порядке?
    Я лишь кивнул в ответ. Мама подошла к Машеньке, обняла её:
    - Идём, девочка моя. Тебе лучше несколько дней побыть у нас.

     Мы пошли к дому и папа тихонько сказал маме странную фразу: "Мишу убила любовь к Родине.".

    Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/05/26/556