Разговор со смертью

      Граф Петр Аркадьевич Головнин встретил войну 1914 года в чине
генерал-майора.
      Уже в первых боях удача сопутствовала ему. За успешные
рейды по тылам противника он был награжден орденом Святого Георгия.
Уважая за простоту обхождения и справедливость,   образовавшиеся
солдатские комитеты не трогали его. После подписания Брестского
договора, он сам подал в отставку, однако все же военной службы
избежать не удалось. Комиссия при РВК, занимавшаяся набором
военных специалистов, вскоре направила его во вновь формировавшийся
корпус. Там он прослужил еще советской власти верой и правдой двадцать лет,
получив за это орден Красного Знамени. Попросили его уйти лишь в
начале тридцатых.

                *

      Вернувшись в родную усадьбу, граф поселился во флигеле бывшего
своего особняка (само здание было занято под военное училище), где
и проживал безвыездно с престарелым слугой, Степаном.
      Днями в особняке проходили занятия, а по вечерам ярко светились
окна, играла музыка, слышался мужской и женский смех. Около полуночи
захмелевшие курсанты вываливали на темный двор; крича, заглядывали
в замерзшие окна флигеля; стучали ногами в дверь и, натешившись, уходили
в ночь.
      Граф со Степаном молча пили настоянный на травах чай, задували
свечу и укладывались каждый на своей лежанке и со своими думами.
      Последнее время думы о смерти преследовали графа.
На фронте он не боялся ее. Там жила вера в благополучный исход..Теперь же
неизбежность поселяла отчаяние.- "Когда-то, однажды, мы решили,что мир
вращается вокруг нас и мы являемся центром мироздания.- думал граф,
,- Сначала услаждают мамки и няньки;
потом гремят балы, рукоплещут дамы; затем положение в свете и семье.
А когда это все проходит, мы предъявляем кому-то свои претензии: "А почему?..
И восторг исключительности своего "Я" сменяется мучительной болью
неотвратимого исчезновения. Поворачивая голову туда, где, похрапывая,
спал Степан, граф перебирал  край одеяла ,-
У них все идет своим чередом. За летом следует осень, за осенью - зима.
С ними естество и Бог..."Даже на похоронах жены он не уронил слезы..."

                *
      Утром, по старой привычке, граф вставал рано. Умывался на улице
из старого рукомойника. Брился при керосиновой лампе, всматриваясь в
темные, налитые безысходной тоской, глаза.
      В погожие дни, кутаясь в толстый халат, выходил из дома;
спускался к затянутой дымкой реке...
      Беда подкралась незаметно. Еще утром он, распилив бревно, колол возле сарая чурки,а после обеда кто-то невидимый заплескал изнутри на грудь кипятком.
      Несколько дней пролежав в постели, и лечась приготовленными Степаном
настоями трав, граф разрешил дать известие живущему в соседнем городе старшему сыну, Павлу.
      Тот приехал поздно вечером. Не откладывая на завтра ( видя, что графу с каждым часом становится все хуже, и несмотря на сильный мороз), велел закладывать пару троек.
       Графу, помогли дойти до повозки; укрыли тулупом,
 накинули сверху еще одеяло, и, оставив в одежде лишь небольшую щелку - в которую он мог наблюдать за ускользающим от него миром - покатили, меняя упряжки, среди бесконечных серебристых полей, в Петроград.
      На одной из станций им долго не подавали лошадей. Павел прохаживался
вдоль повозок, поскрипывая снегом, торопил:
      - Скоро ли, милейший!?
      - Сейчас, дорогой товарищ, сейчас.
      Проходя мимо повозки отца, он наклонился, поправил одеяло:
      - Нынче морозно, папА... Уж не припомню когда такое случалось,-
проговорил он и закрыл полой тулупа последнюю щель, связывающую графа
с существующим по эту сторону тулупа миром.
      "Вот и все. Из темноты народились в темноту и уйдем," - проговорил про себя граф.
      - Эх, родимые,- крикнул кто-то совсем рядом.
      - Карета дернулась, наклонилась и заскользила по снегу.
       Кто-то пробежал мимо, крича:
      - Правь! Не видишь...

                *

      Тройки повозок подъехали к воротам двухэтажного дома, когда
в Петрограде уже зажигали фонари. Несмотря на поздний час, собрали
консилиум. Врачи по одному осматривали больного, проходили в столовую.
      - Дело времени, уважаемый Павел Петрович,- хмурясь, и помешивая
ложечкой чай, высказал общее мнение профессор Крафт,-... помилуйте,
организм изношен.
       От прописанных врачами лекарств графу стало лучше. Он с аппетитом
 стал есть, интересовался новостями политики и экономики.
      Поколебавшись Павел решил отпраздновать юбилей жены.  Зайдя к отцу, притворил за собой дверь:
      - Ты же знаешь папА. У Лизы юбилей. Мы посидим немного.
      - О чем ты, сын? На мне белый свет не заканчивается, - проговорил граф.
      В назначенный час прихожая стала наполнятся гостями; звонко переплетались
женские голоса, басовито гудели мужские. Шум затих на некоторое
время, когда гостей пригласили в столовую но потом вновь вернулся
веселым говором, женским смехом, звуками патефона.
      В это время в комнате у старого графа, горела ночная лампа. Он
недавно проснулся и смотрел за темный угол шкафа, туда, где
видел бегущих по полю вооруженных солдат, всполохи разрывов, искаженные
страхом лица... На мгновение что-то промелькнуло перед глазами графа и он,
подхваченный холодящим потоком, полетел вниз.