День Второй. 13

Когда мы с Диной обрели жилье, оно выглядело так, словно его покинули в панике перед приходом врага. Слава привел «лучших на земле» маляров, плотников, строителей, сантехников. Они жестами показывали: «отойдите, не мешайте», и мы послушно затихали в стороне, наблюдая, как умельцы создавали для нас «семейное гнездо».
Алиса переезжает к нам. Чтобы я делал без нее на земле? Из какого зазеркалья пришла ко мне эта худющая егоза? Вдруг я сам родился лишь для того, чтобы произвести на свет это звонкое чудо? Мы с ней связаны особенно, больше, чем обычной связкой: отец-дочь. Не знаю, не могу объяснить. Но я всегда чувствую ее, на больших и малых расстояниях. Она моя самая крепкая «зацепка за жизнь. Катя отдалилась. Теперь я ясно понимаю, что принес ее в жертву своему счастью. Звучит страшновато. Но такова была воля судьбы, она редко что-то дает безвозмездно. Отказался ли бы я от Дины, знай заранее об условиях сделки? Есть вопросы, на которые не хочется отвечать….
Мне казалось, что ее обида целиком состоит из упрямства. Много раз я пытался начать разговор, объяснить, но натыкался на ледяное молчание.
– Дай ей еще время, – уговаривал Слава. Хотя, я думаю, что твоя бывшая основательно сбивает ее с толку. Ей трудно: она не знает, кому из вас верить, каждый предлагает ей свою правду.
Слава уверял, что упрямство пройдет, как ветрянка. Но я иной раз думал, что это недостаточное объяснение.
– Видимо, из какой-то подсознательной женской солидарности она на стороне Анжелы, – рассуждал Слава.
– А у Алисы ее нет?
– Алиса – твоя дочь.
– А Катя – чья? – удивлялся я.
– Алиса – дочь Анжелы, – разъяснял Слава, это психология, друг мой.
– Ты сам говорил, что я им обеим был «папой» и «мамой», а теперь разделяешь – уличил я его.
– Это – в прошлом, а сейчас – настоящее. А вообще, есть вечер, будет и утро.
– Какое утро? – не понял я.
– Светлое и доброе. Слава неповторимо улыбнулся. Как поводырь, он вел меня за собой, и доказывал, что мир лучше, чем о нем принято думать.
– Даже когда он смотрит на тебя исподлобья, сквозь тучи, он все равно таит в себе солнце, помни об этом.
И я помнил. Пока Слава был около меня, это было не так уж трудно.
Теперь я лишен такого понимания, чуткости. Теперь мне никто не скажет ничего подобного.
Я мечтал, что у нас с Диной будет ребенок, и обязательно сын. После двух дочек мне хотелось этого особенно. Но это так и осталось мечтой. Слава лил бальзам на мою грусть:
– Старик, я знаю, будь у тебя такая возможность, ты бы сам его родил. И стал ему и «мамой» и «папой» точь в точь, как с дочками. Погрузился в домашние заботы, пеленки, соски, словом, опять пошел по кругу. Пойми, дурачок, тебе и любовь эта была дана, чтобы вернуть тебя к жизни!
– Ты хочешь сказать, что я не жил?
– Не жил. Ты был белкой в колесе. Или лошадью, которую как впрягли, так она и везет. Двадцать часов каждый день в течение двадцати лет – это твой график. Любая лошадь сдохнет. Профессия у тебя творческая, а ты думал о том,  сколько осталось супа в холодильнике.
Все было так. И в самом деле, если бы не появление Дины, я бы бегал по кругу, как пони из детской песенки: «день за днем, за кругом круг».
Любавин был ко мне необыкновенно добр. Словно все наши разногласия ушли в прошлое. Но мы оба знали, что это временное затишье, все вернется.
Моя актерская планка поднялась, и теперь каждый день я должен был демонстрировать мастерство. Любавин умножил требовательность. Но теперь я купался в ипостаси черного мага. Распятие не привлекало меня, и потому Иешуа отошел в тень. С неизъяснимым наслаждением я чувствовал себя властелином  зрительного зала.
Мои собственные переживания и утраты  сложились, как вещи на антресолях, для вечного хранения. Катя по-прежнему делала вид, что отца у нее нет.  И я должен был научиться жить с этим. Половиной моего мира стала Дина, а другой, как всегда, оставался Слава. И это добавляло мне мужества.
Зато в один из дней к Дине пришла Анжела. Меня она не застала, а скорее всего, специально выбрала момент.
Открыв дверь, Дина сразу поняла, кто перед ней. Анжела оглядела ее внимательно, без вызова, и представилась:
– Анжела. Я….
– Знаю. Проходите.
Она прошла в комнату, и села, как положено гостье, на краешек кресла.
– Сама не знаю, как решилась прийти.
– Естественное любопытство, я бы тоже, наверное, пришла посмотреть: к кому ушел муж.
– Любимый – вставила она. – Любимый муж.
Дина ничего не сказала.
– Мне стало интересно, что за женщина пробудила в Жене такие сильные чувства…. А вы – обыкновенная…. – Подождала реакции Дины, и когда ее не последовало, спросила: – Вы обиделись?
– Отнюдь. Во мне и в самом деле нет ничего особенного, но ведь тайна любви не разгадана. Мы не знаем, почему влюбляемся в человека.
Анжела чуть нахмурилась, видимо слова Дины чем-то не понравились ей.
– Все это слова, красивые и пустые. Все было хорошо, у нас была счастливая семья, пока не появились вы….
– Но я… – начала Дина…
– Не утруждайтесь. Я знаю, что вы ничего не делали нарочно. Я ревную, понимаете? – в ее тоне прорезалась обида. – И ничего не могу с собой поделать! Я все еще люблю его….
– Я хотела его удержать. А разве вы на моем месте поступили бы иначе?! Мы плохо расстались, понимаете? И Катя…. Он думает, что это я ее настроила: все бывшие мужья думают про бывших жен. Будто дети ничего сами не понимают. Я не настраивала ее! Катя сама так решила!
– Успокойтесь, Анжела, Женя вас не винит. – Дина подала ей стакан воды, чуть помедлив, Анжела стремительно осушила его.
Дина призналась, что в ней боролись противоречивые чувства. С одной стороны, она знала, как Анжела цеплялась за меня, звонила друзьям с гневными и жалобными рассказами о моем предательстве; выдвигала условия, плакала, скандалила, угрожала.
На мое недоумение таким поведением, Дина говорила: «Ты просто закрывал глаза, затыкал уши. А она пользовалась удобным мужем, вот и все. С другой стороны, я понимаю ее. Двадцать лет жить в тепле любимого человека, и в одночасье оказаться на морозе. Любови не ведома жалость, она требует расплаты за подаренное счастье….»
«Откуда ты все это знаешь? Тебе рано быть такой мудрой, – поражался я.»
«Любовь к тому же хороший учитель, милый»
Анжела спросила Дину, не боится ли она, что с ней  ты поступишь так же?
Дина улыбнулась, и сказала, что не боится, потому что желает мне счастья. И если даже такое произойдет, она опустит меня с миром.
– А, хочешь быть благородной, – с неожиданной грубостью откликнулась Анжела. Думаешь, твоя любовь лучше моей?
– Ничего я не думаю, ответила Дина, – любовь не бывает «лучше» или «хуже». Любовь, – процитировала она Славу, если есть, то все остальное ерунда, а если нет – тем более.
Когда Анжела ушла, ее вопрос некоторое время кружился в Дининой голове.
– Мы всегда боимся потерять тех, кого любим. А случись такое несчастье, я бы утешалась воспоминаньем о том, что ты любил меня…
– Перестань. Мы уже договорились на этот счет.
– Но я хочу, чтобы ты знал….
– Хорошо, теперь я знаю. Но и ты знай, что я не собираюсь тебя оставлять. Ты – на всю жизнь, до конца.
Дина с улыбкой погладила меня по лицу.
Вечером Алиса, и едва войдя в комнату, спросила:
– Здесь была мама?
– Откуда ты узнала?
– Это запах ее духов.
– Чего она хотела?
– Посмотреть на меня, – сказала Дина.
– Понятно. Не переживайте, теть Дин, откроем форточку.
– Алиса, – вмешался я, – она все-таки твоя мама! Не забывай об этом, пожалуйста.
– Ты хочешь сказать, папа, что я говорю о ней непозволительно?
– Вот именно, родная.
–Вы с мамой не слишком хорошо расстались, мама вела себя… неправильно.
– А как правильно?
– Отпустить и все.
– А если любишь?
– Тем более!
– Ты удивительно умная девочка, но, тем не менее, это наши с ней отношения. А твоей матерью она остается все равно.
– Да, я понимаю. Но ты не смог объяснить это Кате.
Запретный прием. Я умолк.
– Прости, папа, я не хотела…
– Ничего, детка. Тем более что ты права.
– Ну-ну, не надо о грустном, – сказала Дина. 
Мы обнялись все втроем, рассмеялись, и открыли форточку.