Часть четвёртая. В канун перемен

      Ноябрь 1982 года и всё, что за ним следовало, было весьма тревожным временем.
      Десятого числа умирает Генеральный секретарь ЦК КПСС, Леонид Ильич Брежнев. Началась пятилетка пышных похорон, как потом назовут этот период. А ещё, шутники назвали то время «гонкой на лафетах».
      Смешно?
      Да не очень, не над чем было смеяться. Впрочем, и задумываться над житейскими проблемами того времени тоже было некогда. Они, командиры и политработники восьмидесятых, просто правили службу и всё оценивали с позиций стоящих задач. А задачи очень просты: обеспечить высокий уровень боевой готовности и крепкую дисциплину. Над этим и трудились.
      Конечно, не всё им нравилось, может, и понимали они не всё, но сомнений в том, что КПСС идёт правильной дорогой, у них не было. Радио, телевидение, газеты рассказывали о человеке труда, о его ценности, о наших победах, успехах. Какие могли быть сомнения в правильности выбранного пути? Никаких. А как было не верить словам Брежнева, сказанным в семидесятых годах, о том, что на каждый год мирного созидательного труда приходится полтора года войн и восстановления разрушенного хозяйства страны. Они, рождённые в сороковых, всё сами видели. Видели разрушенные города, сёла, видели нищету и голод. Им отцы и матери рассказывали о войне, о Великой Победе.
      Они видели покорение космоса, героический БАМ. Рост страны чувствовался по мировому авторитету отечественной науки, нашему искусству и даже по товарам в магазинах. Да, тогда еще всё было, не так уж много в ассортименте, но было. Всё это они видели своими глазами.
      Но как они могли распознать стагнацию промышленности, застой в экономическом развитии, смертельную вредность нефтяной иглы, идеологический тупик? Как? Что они знали о золоте партии, о бриллиантах Галины Брежневой? Откуда было всё это им знать! Они вкалывали, понимая, что надо трудиться, дальше будет лучше. Вот и всё.
      Февраль 1984 года, умирает Генсек Андропов. Избирается партийным вождём престарелый Черненко. И что? Они что, бунтовать должны были, что ли? Раз избирают товарища, значит, заслужил. В армии не рекомендовали много думать. Вы трудитесь, за вас Родина думать будет, вот ответ.
      Да, что-то они видели. Негатив ощущали и на своём «шестке». РВСН перевооружаются, а им, трудягам комплексов, вооружённых ракетами 8К63, свою изношенную технику поддерживать в исправном состоянии приходится через силу.  Нужны кадровые офицеры, а им «двухгодичников» шлют. Они ждут солдат из военкоматов и надеются на толковых парней, а им опять, по остаточному принципу шлют, кого попало. Первые наркоманы пошли. Пачками полки стали получать призывников из неблагополучных семей, молодых людей, не владеющих русским языком, крайне слабых физически. Отсюда получила своё закрепление и развитие неуставщина. Как ещё воспитать неумеху? Естественно, пинком в зад или по шее надёжнее, чем кропотливо учить и воспитывать бойца. Первые синяки у молодых солдат старослужащие и сержанты объясняли только благим стремлением заставить подтянуться отстающих. К большому сожалению, некоторые молодые офицеры предпочитали закрывать на это глаза. Так удобнее, причём для всех. Выучка не снижается и послушание молодых на уровне.
       Начались проблемы на национальной почве. Всеми правдами и неправдами призывники-выходцы с востока и юга страны прорывались на тёплые, насиженные места: в хлеборезки, на кухню поварами, в каптёрки, на склады кладовщиками. Открыто стали группироваться кавказцы, всё чаще их можно было видеть среди зачинщиков драк и потасовок. И вновь, не все представляли опасность этого явления, да и всё это делалось, порой, с молчаливого согласия офицеров.
И опять, во всём этом они не видели, да и не могли видеть гниение политической системы. Их настраивали на то, что это временные трудности, надо больше и лучше работать, и они вкалывали.
      Сейчас, вспоминая, просто всё это анализировать, прошли десятилетия. Задним умом рецепт можно выписать прекрасный, но толку от этого?
Они тогда все негативные тенденции и изменения только начинали ощущать на собственной шкуре, и конечно, пытались их осмыслить, может как-то повлиять на них. Однако снежный ком проблем лишь нарастал и нарастал. Обвал должен был произойти. Не через год, но через десяток лет уж точно.
      Но пока, в 1981 году, было ещё относительно спокойно, пока они несли свою нелёгкую службу спокойно и уверенно.

      1.
      Позади три года учёбы в академии имени В. И. Ленина. Её итоговый результат — золотая медаль и диплом с отличием. И ещё распределение по выбору.
      Майор Марьин едет в Калининградскую область замполитом полка, в город Гусев. На вооружении полка знакомый ему по прежней службе ракетный комплекс 8К63.
      Глаза горят, сердце бьётся, руки чешутся: скорей в бой.
      И правда, прямо в бой попал, точнее, прибыл прямо на подведение итогов проверки дивизии комиссией командующего армией. Здесь же состоялось и представление командиру дивизии, начальнику политического отдела и руководящему составу частей дивизии.
      Полк на проверке «отстрелялся» на оценку «хорошо», как и остальные полки, но по некоторым показателям, и в первую очередь оценкам батарей, вышел на лидирующие позиции. Конечно, это радовало Александра. Приятно было и то, что командир полка опытный, зрелый офицер, Власов Виктор Константинович. Заместителем по политчасти здесь трудился знакомый Марьина по академии, Батанов Геннадий Николаевич. У него Марьин и принимал должность.
      Гусев (Гумбиннен, до 1946года) был небольшим, довольно компактным и уютным городком европейской застройки, которая досталась городу от прежних, ещё прусских времён. Правда,  цивилизации здесь было маловато. Старые, ещё от немцев, здания, обшарпаны, дороги в выбоинах, поля вокруг города частично заболочены. Дороги здесь, как и во всей Калининградской области, сделаны немцами как будто специально для войн: узкие, на две полосы, с обязательными крутыми поворотами перед реками и после их пересечения. С самолёта транспортные средства на этих трассах не рассмотреть: они закрыты густыми кронами деревьев, что посажены вдоль дорог. Умели немцы готовиться к войне.
      Население города в те времена, было чуть более двадцати тысяч человек. Поскольку область заселена сразу после войны, национальный состав был весьма разношёрстным. Населения, что жило здесь с довоенных пор, не было. Местные органы власти формировались из числа военных уволенных в запас после войны, а также командированных Советской властью специалистов и функционеров.
      Полковой гарнизон был довольно велик: включал он два ракетных дивизиона, ПДРЦ (передающий радиоцентр) и «зимние квартиры», где находилось офицерское общежитие, автопарк и склады. Офицерский состав жил в нескольких многоэтажных домах, компактно размещённых у вокзала. К полковому гарнизону относился и детский садик.
      С командиром Марьин нашёл общий язык сразу. Делить им было нечего. Командуя полком к этому времени уже почти семь лет, Виктор Константинович чётко понимал свой функционал и знал, чем должны заниматься его заместители, а потому разговор с новым замполитом был конкретен  и понятен обоим.
      Знакомство с подчинённым партполитаппаратом, дивизионами и подразделениями обеспечения и обслуживания много времени не заняло. Дней пятнадцать потребовалось Марьину для подготовки и сдачи на допуск к несению боевого дежурства.
      Семью он перевёз однокомнатную квартиру. Та, что ему предназначалась, пока была занята родными прежнего замполита: тот пока без семьи трудился в Поставской ракетной дивизии.
      Началась рутинная армейская служба.
      Полковые заботы Александру были известны ещё по прежнему месту службы. Техника та же, задачи, смысл и принципы работы ракетчиков ему хорошо знакомы, да и люди также похожи на тех, с кем ему доводилось трудиться. Но вот сама жизнь в 1981 году отличалась от прежних времён: народу жилось явно хуже.
      Ощущалось всё это и в военных гарнизонах. Серьёзен был дефицит буквально всего, от продуктов питания, до промышленных товаров. Даже офицерская и солдатская «пайки» были несравненно менее разнообразны и калорийны, нежели десятилетие назад. Конечно, начальники столовых как-то изворачивались: на праздники и в  выходные, столы всегда были хлебосольны — огороды выручали. И комиссии неплохо встречались: и сало, и квашеная капуста, и зеленушка всегда были в запасе.
      Магазины «военторга», собственно как и магазины города, в обилии предлагали лишь армейскую фурнитуру да трёхлитровые банки с берёзовым соком, предвестники «перестройки». В дефиците было всё, что нужно обычному потребителю: бытовая техника, хорошие лезвия, ткани и прочее. В дивизионах заводились списки заказов на товары. Мебель офицеры порой делали своими руками, благо рядом была Литва, где на мебельных предприятиях в эти годы начали подрабатывать группы солдат от полка. Мебельные плиты завозились в полк и частично оседали дома у офицеров и прапорщиков. Механизм был простой: предприятию нужны люди, а полку — облагороженная ДСП (древесно-стружечная плита) для отделки казарм и помещений в них. Договаривались с мебельными предприятиями командиры и политработники, и в определённые дни организованно завозили людей на работу. Иногда оставляли группы на несколько дней. Рискованное занятие, а что поделаешь. Материалы для ремонта и отделки помещений были в дефиците, точнее, их просто централизованно не выдавали. Но спрос на красоту был. Командование и дивизии и полка с удовольствием посещало красивые Ленинские комнаты, оборудованные бытовки, кладовые и прочие места. И людям приятно было проживать в помещениях, где птички поют, чисто, красиво и уютно. Понятно, что любое разрешение на поездку в Литву сопровождалось требованием — «только не в ущерб боевой подготовке», но все верили: войны завтра не будет, а к проверкам комиссий всё подтянем.
      Серьёзными стали проблемы жилого фонда. Инфраструктура военных городков была изношена до крайности. Котельные, теплотрассы накануне зимы были главными объектами контроля командира и замполита.
      Что интересно, именно в эти годы командующий армией, проводя сборы руководящего состава, нередко в план включал специальные занятия в котельных и при посещении частей лично приходил в котельные посмотреть, а как там…
А что — как там? А там закопчённые какие ни-будь Абдураимов или Багамов шуруют лопатами.
      И началось:
      — А где у людей респиратор? А почему уголь мелкий? Почему эта печь стоит?   Где этот помощник по ИТС?
      Помощники — армейский и дивизийны спрячутся за полкового майора. А тот, что скажет? Только «Так точно» и «Никак нет».
      Такая же беда была и с автотехникой. Запчастей нет, машины изношены до предела. Техникой, предназначенной для выполнения боевых задач, в полку занимались, не дай Бог, неисправен какой-либо автотягач или «нейтралка», командир со службы не отпустит, пока неисправность не будет устранена. Но опять же — всё это за счёт перенапряжения и ругани. Что поделаешь, техника есть техника.
      Качественно офицерский состав изменился. Комбатами были молодые старшие лейтенанты и капитаны. Майоров нет. На отделениях большей частью двухгодичники. Глаза теперь редко у кого горели, разве что на КЗ, когда офицер чувствует, что выполняет боевую задачу, что он ответственен за подготовку людей. А что его ждёт в будничной жизни? Очередь на жильё зашкаливает. Жена ругает, что он не может из магазина мяса привезти. Двухгодичники, так те вообще в своём большинстве два года службы считали просто потерянным для жизни временем.
Не подарком стали военнослужащие срочной службы. При работе с пополнением складывалось впечатление, что подбора людей в военкоматах для ракетных войск просто не стало. Да, по-прежнему полк командирует офицеров в военные комиссариаты. А кого они привезут?
      — Бери! Бери, капитан, других нет…
      Эти поездки большей частью заканчивались тем, что прибывший офицер начальнику штаба выкладывал список десятка людей, из которых можно сделать писаря или музыканта. Прибывшая молодёжь направлялась в карантин, и туда для работы с пополнением шли лучшие офицеры. Прошёл солдат курс молодого бойца, пришёл в батарею или роту, и тотчас же начались проблемы. Одному сходу по шее надают, другому по заднице. Разбираться начнет командир, а сержант ему: «Делать не хочет», «Не подчиняется, не умеет» и так далее.
      Расцветало «дедовство». В семидесятых говорили о его «элементах», а спустя десяток лет уже о «дедовстве» как о проблеме. Кое-где пытались её исследовать, искали корни в ПТУ, детских домах, мол, оттуда занесена эта зараза. Брошюры о взаимоотношениях в коллективах выпускали, семинары с офицерами проводились и так далее.
      В полку исследовать эти проблемы было некогда, да и некому, если быть честными. Пришла молодёжь, вводи её в строй и занимайся ею. Армейская мудрость гласит: «Занят солдат — некогда ему дурью маяться». Солдат должен быть постоянно занят — вот главный принцип борьбы с неуставщиной. На это в полку и ориентировались.
      Командир полка был образцом буквально во всём. Всегда внешне аккуратен, вежлив в обращении. Марьин за всю долгую службу с командиром ни единого матерного слова от него не слышал. Занимался боевой подготовкой Власов серьёзно и обстоятельно. Нередко ночью без предупреждения заезжал за офицерами инструкторских групп, привозил в полк, объявлял дивизиону или отдельной батарее команду «К бою!» и понеслось. А поутру «разбор полётов», не всегда приятный для командиров, но строгий и предметный.
      Марьин было обижался, мол, почему меня не предупреждаете о проверке? Власов только отшучивался. Позднее Александр понял: действительно, когда много людей знает о проверке, элемент внезапности исчезает. К такому стилю работы командира в дивизионах привыкли, а потому все проверки, в том числе и внезапные, имели не ниже хорошей оценки, редкостью были трояки.
      Присматриваясь к работе командира, Марьин просто удивлялся некоторым вещам. К примеру, приехал командир домой, тут же звонит на командный пункт: «Я дома». Идут с супругой в кино: «Я в таком-то кинотеатре, сеанс с такого, по такое время». Командир дежурных сил всегда знал, где командир полка.  Командиры рангом ниже действовали также. Такое отношение к службе дисциплинировало людей и подтягивало.
      С таким командиром Марьину было работать просто и интересно.

      2.
      Друг Марьина Володя Блинов перешёл на штабную работу. Не получилось в академию поступить, а расти надо, и вот он назначается в отдел боевой подготовки. Работа новая и для него вполне перспективная, армейские кадровики обещали карьерный рост. Назначение состоялось в Коломыйскую ракетную дивизию.
Коломыя была действительно городом, не городком, а именно городом, со своей сложившейся историей, своими красотами. Город называли «Ворота Гуцульщины». История его сложна и довольно противоречива. Пересечение важных торговых путей делало город центром конфликтов и войн. Была Коломыя во владении Галицко-Волынского государства, была и под Польшей, Молдавским государем. В пятнадцатом веке рушили город турки и валахи, в восемнадцатом город отошёл под власть Габсбургов. После Польско-Украинской войны город включён в состав Польши. А в 1939 году отошёл к Советской Украине.
Природа здесь уникальна, именно поэтому здесь, в городе и районе множество мест для лечения и отдыха людей.
      В таком городе жить и работать многие считали за счастье. И Володя понимал, что ему и его семье повезло. Конечно, это не Таллинн и не Рига, но всё же место было чудесным.
      Штаб находился в центре города. Недалеко от центра Блинов получил квартиру.
      Штабная работа была знакома Владимиру, правда в объёме полка, а здесь дивизия, так что снова пришлось учиться. Но в тягость всё новое ему не было.   Ему приятно было здесь работать и вполне комфортно. Коллектив неплохой, его непосредственный начальник полковник Княгинин Владимир Александрович, человек обстоятельный, грамотный, системный, с таким вполне можно было трудиться. Уже через полгода фотография Блинова висела на Доске почёта.
      Занимался Владимир планированием боевой подготовки, а уже через год его привлекли к оперативной работе по подготовке к боевым действиям. Интересной, хотя и довольно сложной, была работа по исполнению документов к подведению итогов боевой учёбы дивизии. Материал этот он готовил командиру.
      Разрабатывал и готовил Владимир документы для проведения учений с подчинёнными командиру дивизии частями. Это работа не была стандартной, она не могла основываться на неких штабных штампах. Это был творческий труд, базирующийся на знании современных доктрин вероятного противника, его вооружений, технических возможностей, глубокого знания оперативной обстановки на театрах военных действий. Условия, создаваемые оперативниками отдела для учений, всегда были сложны и разнообразны, а вводные обязательно исходили из реальных задач подготовки войск. Владимиру Давыдовичу, вместе с офицерами удалось предложить командиру дивизии много нового и интересного для отработки в  ходе учений. В дивизии знали: «посредники» Блинова, вручив в частях вводные, обязательно усложнят обстановку, а то и подведут её к критическому состоянию. Так было, когда в одной из частей условно выведена из строя ракета, и для выполнения боевой задачи предстояло провести реальную транспортировку изделия 8К63 из соседнего полка. Таких задач в РВСН ещё не решали.
      Их дивизия неоднократно подвергалась проверкам комиссий и командующего армией и Главнокомандующего войсками. В ходе учений Блинов неоднократно возглавлял работу Центра оценки и выработки решений командира соединения.  Учения всегда проводились с высоким напряжением сил и внутренней энергии. На одной из проверок он не спал трое суток. Заменить его было некому. Так уж получилось. Но ничего справился, и управление получило высокую оценку вышестоящего командования.

      3.
      Нередко приходилось Блинову работать в частях соединения: это были и плановые проверки, и обучение офицеров штабов, пунктов управления полков, и участие в общественно-политических мероприятиях. В полках он работал с удовольствием. Здесь он знал буквально всё. Опыт огромный, знания добротные.  Подполковник прекрасно знал ракетный комплекс. Если надо он и батарею проверить мог и дивизион, и тыл прошерстить, и с ИТС разобраться.
Его в полках знали. Много было офицеров знакомых по прежней службе. С уважением относились к нему и командиры полков.
      В ходе одной из проверок, а проверялся полк его сослуживца, уже после подведения итогов, рассказал ему командир полка одну поучительную историю. Похожа она была на ту, что когда-то у него в дивизионе произошла. Нет, речь шла не о проступке офицера, случай с солдатом был связан. Но он весьма поучителен.    Эту историю Владимир потом и Марьину рассказывал, только фамилии командиров не называл, незачем, ребята в рост пошли.
      Дело было так.
      Понедельник. Утро.
      Прибыв на службу, комбат понял: что-то случилось. Нюх у него на неприятности был особый. Внешне вроде всё в обычном режиме. Построение, развод на занятия, совещание офицеров, учебный корпус, подготовка к регламенту, ну и так далее. Но что-то не так. Вон начальник отделения шушукается с оператором, увидел, что комбат смотрит в его сторону, засуетился. Сержанты уж больно подтянутые сегодня, непривычно шарахаются в сторону при его приближении.  Старшина в каптёрку быстрее обычного умчался. Что-то не так.
      Комбат двинулся к начальнику второго отделения.
      — Иванцов, что глаза прячешь? Что-то не так?
      — Да нет, товарищ капитан, всё в порядке, всё в норме.
      — Ты мне пыль в глаза не пускай. Что случилось? Я же вижу, что-то случилось. Докладывай.
      — Да так. Может, всё ещё и обойдётся, сам придёт…
      — Кто придёт? Откуда придёт?! Кончай Ваньку валять! Что произошло?
      — ЧП у нас. Ефрейтора Михалика в батарее нет, и никто не знает где он.
      — И как это случилось? Когда он исчез? Почему?
      — Так ещё в субботу пропал. В наряд в столовую заступил и исчез.
      — Как! Нет бойца уже третий день, а я ничего не знаю?!
      — Так вы отдыхали, с семьёй были, я не рискнул вам звонить…
      Лицо комбата пошло пятнами. Иванцов попятился.
      — Товарищ капитан, это ещё не всё.
      Начальник второго отделения видимо решил всё, что гвоздём торчало у него в голове вот уже два дня, в секунду вывалить на комбата. Думал, что так будет легче. Всё одно — семь бед, один ответ. А что он, «двухгодичник» теряет, ничего ровным счётом, через полгода домой.
      — Товарищ капитан, Михалик в составе дежурной боевой смены пуска был.
      — Что???
      Вывалил, так вывалил.
      — Спасибо, дорогой, обрадовал. Третий день солдат, находящийся на боевом дежурстве, отсутствует в батарее. Это же не просто самоволка, это же не просто нарушение. Это нарушение правил несения боевого дежурства, это пре-сту-пле-ние!!! Ты меня слышишь, Иванцов?! Преступление!!!
      — Кто в дивизионе знает, кому доложил?
      — Да никому и не докладывал, думал сам придёт, обойдётся всё как-нибудь.
      — Искали?
      — Конечно, искали. Но солдаты или не знают где ефрейтор, или не хотят говорить.
      Комбат пошёл к казарме. Зашёл в канцелярию, присел к столу: «Как всё хорошо складывалось. Впервые в этом году два дня дома побыл. Мама приехала, с дочкой в парке погуляли. Женькин день рождения в кругу семьи отметили, три годика пацану исполнилось, умницей растёт. Так спокойно, комфортно на сердце было. И на тебе… В парке встретил кадровика дивизийного. Тот намекнул, что кандидатуру командира батареи рассматривают на должность заместителя командира дивизиона в соседний полк. С этим ЧП не то, что о повышении думать. Как бы с должности не слететь».
      — Дежурный! Офицеров ко мне!
      Через пять минут комбат вытряхивал душу из подчинённых.
      — Как это произошло?! Почему мне не доложили?! В чём дело… До каких пор…    Да я вас…
      Полютовав, он определил круг задач по поиску ефрейтора:
      — К семнадцати часам мы должны иметь полную ясность по происшедшему. Куда мог уйти ефрейтор. Почему. С какой целью. Один ли. Пересмотреть его личные вещи. Земляки, друзья, со всеми переговорить. С активом, сержантами особенно…
      В пять вечера была обозначена общая картина происшедшего. Оказалось, что в субботу у Михалика был день рождения, и он просил Иванцова отпустить в город позвонить матери домой. А поскольку заступить на боевое дежурство было некому, начальник второго отделения, пообещав ефрейтору увольнение, но только через неделю, подал его в список дежурной смены. А чтобы в день своего рождения солдат мог сытно поесть, не придумал ничего лучшего, как поставить его в наряд на кухню. Видимо солдат и решил уйти в самоволку.
      Комбат в ярости готов был набить физиономию Иванцову, этому «очкастому индюку», как он его иногда про себя называл. На языке вертелись самые грязные матерные слова. И лишь присутствие офицеров сдерживало комбата от площадной брани.
      — Боже мой! С кем приходится работать… Это же надо быть таким тупым! Иванцов, вы понимаете, что своим бездушием толкнули солдата в самоволку?!
Трое суток прошло. Бойца в батарее нет. Надо докладывать командиру дивизиона. На себя больше брать нельзя. Сожрёт комбата командир, сожрёт с потрохами. Но делать нечего. Своими силами бойца не найти. Надо идти в штаб.
      В кабинете командира дивизиона были замполит и начальник штаба.
       — А, комбат, заходи. А мы тут спорим, на какой день лучше спортивный праздник назначить. Ты что думаешь, на сей счёт, а?
       — Да не до праздников мне, ЧП у меня, товарищ подполковник. Разрешите доложить?
       — Что случилось? Докладывайте. Начальник штаба, идите на построение.
       Комбат обстоятельно доложил командиру дивизиона суть происшедшего в батарее.
       — Ну и что вы думаете предпринимать, командир батареи, ваши предположения, где нам искать этого чёртового ефрейтора. Три дня ведь прошло.  Ума не хватило раньше доложить? Где теперь искать его будем?
      — Да я…
      — Что, да я? Якать раньше надо было. Ты сейчас объявил мне новость и стоишь, ждёшь, что я его тебе сам отыщу? Я могу сейчас только прокурору позвонить, чтобы он дал юридическую квалификацию произошедшему с указанием сроков отсидки бойцу в дисциплинарном батальоне. Ну, а уж по тебе-то выводы, понятно какие будут. Ты это понимаешь, комбат? Это же не просто самоволка. Это самовольное оставление части, да ещё военнослужащим, находящимся на боевом дежурстве! Ты это понимаешь?! Ты представляешь, замполит, что они там вытворяют? Тут пашешь, пашешь, с утра до позднего вечера, а то и сутками. Семью не видишь. Всё для них, всё буквально. Растите в званиях, дорогие. Будьте здоровы, родные. Вот тебе карьера, вот тебе санаторий, вот тебе отпуск. А они, родные эти, не знают, когда у солдата день рождения, поздравить его ничем, кроме наряда на службу не могут. Да ты представляешь, если я всё это командиру полка доложу, что будет?
      Командир дивизиона нервно, как маятник, ходил по кабинету.
      Зашёл начальник штаба:
      — Товарищ подполковник, дивизион построен, какие будут указания?
      — Проведите развод, отправляйте офицеров домой. Офицеры третьей батареи и мои заместители в кабинет. Всё. Выйдите все. Совещание через пятнадцать минут.
      Оставшись один, командир дивизиона нервно закурил. «Боже мой! С кем приходится работать! Это же надо, день рождения у бойца, а его в наряд. Так ещё и объяснили: дескать, пусть сытнее поест именинник там, в столовке. Совсем сдвинулись люди. Что, война идёт, острая необходимость в людях, некого ставить в наряд? Что, нельзя просто так вот перед строем поздравить солдата с днём рождения, да и в увольнение отпустить? Непонятно. Как можно так работать? Непонятно. Да, дела… Если всё это выплывет за полк, карьере конец. Какой там перевод в приёмку, могут и с должности снять. Комдив на меня давно уже зуб точит, на каждом совещании пилит почём зря. Да… Дела!»
Прибыли офицеры. Суть разговора была та же что и два часа назад у комбата в канцелярии, разве что уровнем повыше и угрозами серьёзнее.
      А что вы хотели? Заслужил, получи!
      Разнос командир дивизиона завершил обещанием всех поснимать с должностей и из армии выгнать, не забыв при этом сказать, что его, командира дивизиона, снимут первым.
      Начальник штаба убыл инструктировать старших патрулей в ближайшие деревни, замполит с секретарями партийного и комсомольского бюро пошли беседовать с людьми в батарею.
      — Комбат, свободен. Ночь ещё впереди, не придёт солдат, в девять утра идём к командиру полка. Понятно? Свободен пока.
      Боже мой! С кем приходится работать!
      Утро следующего дня пришло, как показалось командиру дивизиона, да видимо и комбату, очень уж быстро.
      Чуда не произошло. Михалика так и не было в батарее. Шли четвёртые сутки.  Как и предполагал командир дивизиона, доклад командиру полка оказался «ударом под дых».
      — Да, сразил ты меня, а я-то уж хотел напроситься к тебе, обмыть твоё новое назначение. Да не судьба, видать. Не быть тебе генералом, поверь, с такими проблемами, сидеть здесь командиром дивизиона будешь ещё ох, как долго. Дежурный! Замполита и начальника штаба ко мне!
      Минут через десяток в кабинет командира полка прибыли начштаба и замполит.
      — Послушай, Михаил Иванович, — это командир замполиту, — у командира оказывается, боец уже четвёртый день где-то свои именины справляет, а он не знает. Четвёртый день человека в дивизионе нет, а он лишь сегодня соизволил ко мне зайти. Ну и что я тебе командир  отвечу? Что ты хочешь? Чтобы я командиру дивизии позвонил? Мол, солдатика нет у нас уже какой день, да мы и не знаем где он. Ты этого хочешь?  А ты, командир дивизиона, не в курсе, что доклад об отсутствии военнослужащего должен быть представлен в течение пятнадцати минут с момента установления факта его отсутствия? Тьфу, чёрт, совсем с вами язык сломал. По линии командных пунктов информация не ушла?
      — Нет, товарищ полковник, я к вам сразу как получил информацию о ЧП, прибыл.
      — Тихо, ты! ЧП, ЧП! Может он в санчасти, животом хворает, или в учебном корпусе отсыпается. Всё проверяли? Точно? И четвёртый ли день? А вообще он входит в состав дежурной смены? А? Начальник штаба, проверьте журналы, приказ. Не может быть, чтобы солдат находясь в самоволке, был в составе дежурной смены. Вы меня поняли?
      Командир полка выразительно глянул на начальника штаба полка.
      — Товарищ полковник, сейчас разберёмся. Разрешите идти?
      — Идите, пожалуйста, через час доложите. Командир дивизиона, подготовь три группы патрулей в город, начальник штаба проинструктирует. Направьте сегодня же в командировку офицера домой к этому ефрейтору. Откуда он? Так это рядом. Убыть сегодня же. Только толковее человека, и чтобы мамашу не напугал. Не ровен час ещё и с матерью этого засранца проблемы будут. Всё, командир, идите, докладывайте об обстановке каждый час.
      В кабинете остались командир и замполит полка.
      — Михаил Иванович, — это уже к замполиту, — что вы думаете по этому вопросу?
      — Худо дело. Если это всё действительно так, как описал командир, всё весьма плохо. Солдат, конечно, найдётся, тем более что ничего плохого по нему мы не имеем. Но его нет уже четвёртые сутки. Он на боевом дежурстве. И если всё это станет известно в дивизии, а не дай Бог, в армии… Нам с вами, командир, головы не сносить.
      Замполит налил из графина стакан воды и большими глотками выпил.
      — Мне кажется, сейчас главное всё замкнуть в полку и бойца найти, во что бы то ни стало. Не мог он вот так просто пропасть. Через пару часов зайду. Я со своими ребятами, пожалуй, в дивизионе поработаю, может, что узнаем дополнительно.
      Командир полка остался один. Встал, подошёл к окну. Закурил. Полгода уже курить бросает. Да как тут бросишь, если гадости то один, то другой подкидывают? Каждый день на нервах. Каждый день, по сути как последний бой. Пять лет он командует полком, пять лет на грани фола. Почти две тысячи людей, пусковые установки, изделия,  куча техники. Дома, детсад, огороды, теплицы, собаки, коты, свиньи. Да чего только нет у него в хозяйстве! Наверно есть всё, кроме спокойствия. За эту пятилетку он это понял. Пару первых лет рвал и метал, всё во имя карьеры и будущего. Семью не видел, жену только на собраниях женсоветов замечал. Детей поштучно считал поздними вечерами уже в кроватках. Разве это жизнь? Появился просвет в этом году. Москва, управление Министерства обороны, чистый, уютный кабинет, сейф с бумагами, говорят, они в самоволку не ходят, и на тебе подарок: самовольное оставление части лицом, входящим в состав дежурных сил полка. Как-то звучит страшновато. Да пусть бы сам солдат взял и убежал водки попить, с девками безобразничать. Так нет. Люди с высшим образованием, отцы-командиры, по сути, своим безразличием направили его в самоволку. Боже мой! С кем приходится работать!
      — Разрешите?
      В кабинет зашёл полковой особист. Командир полка недовольно поморщился.   Ну вот, этот уж конечно всё знает, сейчас начнёт нервы мотать… Однако, будучи классным тактиком и неплохим психологом, кстати, и опыт за плечами у командира полка о-го-го какой, решил он действовать на опережение. Проблему надо сейчас замотать, а это главное.
      — Сергеич, приветствую тебя, как здоровье, как дела? Дома как?
      — Спасибо, всё в порядке. Я хотел бы поговорить…
      — Да погоди ты, «поговорить». Мы когда планировали квартиру трёхкомнатную тебе дать? Если мне память не изменяет, в следующем году? Так, вроде бы?
      — Ну да, как в академию Тишин уедет.
      — Уехать-то, уедет, а поступит ли? Вопрос!
      Майор насторожился. Что-то темнит командир.
      — Вот я и думаю: может, какой другой вариант рассмотрим? Вчера я в горисполкоме отвоевал две квартиры в новом доме, одну мы многодетной семье отдаём, решение комиссии уже есть, а вторая — это мой личный стратегический запас, всё же уважает город нас, ракетчиков. Третий этаж, три комнаты, семьдесят шесть метров, кухня — восемь. И местечко разбитное, центр, как-никак. Кстати, заместитель председателя исполкома в соседях будет. Как предложение? Правда, через комиссию надо провести, народ убедить. Ну да ладно, это не такая уж проблема, тем более что в полку молодняк, больше двушек и однокомнатных квартир надо, так что, думаю, не проблема, в цепочку включим, и ладно.
Пауза.
       Особист явно не ожидал такого оборота. Заманчивое предложение, однако.
       — Спасибо, я думаю, семья возражать не будет. Спасибо. Я знаю этот дом, очень приличное место. А заселение когда?
       — На днях, сам председатель ленточку резать будет.
       — Спасибо за заботу. Спасибо. Пожалуй, я пойду, дела.
       — Ну, давай.
       — А заходил-то что?
       — Да так, посоветоваться хотел по одному вопросу. Ладно, потом. Всего доброго.
       Дверь закрылась. Да! Говоря шахматным языком, пришлось «конём пожертвовать». Но на денёк здесь тыл прикрыт. Этот своему шефу точно сегодня ничего докладывать не будет.
       — Товарищ полковник, — зашёл начальник штаба, — всё нормально, по документам ефрейтор не был в составе дежурной смены, лично проверил.
       — Добро.
       Полегчало.
       Так, где искать, мать его за ногу? Куда этот «отличник учёбы» мог запропаститься?
       — Я начальнику милиции позвонил, а вдруг… Наши патрули докладывают, что пока нет ничего нового. Разрешите идти?
       В кабинет зашёл замполит полка.
       — Мои ребята через земляков ефрейтора телефон матери и подруги ефрейтора нашли. Позвонили. Действительно, разговаривал он с матерью в субботу, где-то часов в девять вечера, настроение было хорошее, хвастал, что уволится весной одним из первых.
       — Мать-то как среагировала на ваш звонок. Кто звонил?
       — Секретарь парткома. Вы же знаете, он мудрый мужик. Мамаше сказал что проверяет, часто ли боец звонит домой, может, что ей рассказывает, о чём мы не знаем, ну и вообще, успокоил мать. Дескать, хорошо солдат служит, в полку им довольны.
      — Ну, это немного успокаивает. Однако, что с ним и где его искать?! Вопрос.
      Кабинет командира полка к вечеру превратился в настоящий оперативный штаб по поиску самовольщика. За эти последние часы розыска, о солдате удалось узнать так много нового, что командиры удивлялись: а почему мы об этом прежде не знали? И что любит он котлеты, да чтобы обязательно с чесночком. И немецкий язык знает весьма прилично: на гражданке не раз приглашался переводчиком, когда приезжали и посещали их школу делегации города-побратима из ГДР. В волейбол по второму разряду играет. Любит боевики. «Машина времени», его любимая музыкальная группа. И так далее и тому подобное…
       Вот только где искать ефрейтора, узнать так и не удавалось.
Восемнадцать тридцать. Кабинет командира полка.
       — Итак, товарищи. Резюмирую. Поиски результатов не дают. Больницы, морги, вокзалы, гостиницы, рестораны в городе. Все эти точки изучены. Все объекты полка не единожды пересмотрены. Правильно я понял? Бойца нет уже почти четверо суток. Что будем делать?
       Присутствующие в кабинете комбат, командир дивизиона, заместители командира полка, молчали. Молчал и командир. Все хорошо понимали, что через часок, максимум два, придётся каждому держать ответ. Где солдат? Да, это, конечно, первый вопрос, который будет задан вышестоящим руководством. Но он отнюдь не самый главный. Нет!
       Главный вопрос: почему не доложили вовремя? А дальше, почему не знаете обстановки, куда смотрели, и так далее, и так далее. Поедут различные комиссии, проверки. И всё с тем же вопросом: почему не доложили вовремя, почему скрываете? Кто будет крайним, одному Богу известно. Кто главный виновник — старлей. Ну, на губу его, или «служебное несоответствие» объявят. Ему это всё по барабану, всё одно весной в родную Самару, к своим любимым железкам, к компьютерам поедет. А вот остальным… Вопрос!
       Резко задребезжал телефонный звонок. Город на проводе.
       — Да, слушаю.
       Звонил начальник милиции города.
       — Вечер добрый. Как дела, настроение? Что нового? Давно не виделись.
       — Не томи душу, Сергей Сергеевич, ты по делу?
       — Конечно по делу. У вас не служит такой боец, Махалик?
       — Михалик, может?
       Командир  полка насторожился.
       — Ну, он, наверно. Так есть такой?
       — Есть, а что, у тебя он, что ли?
       — Так точно. В изоляторе с бомжами, отсыпается. Правда, уже в себя пришёл. Насмешил наших. Послушай. Он ходил на почту, мамаше звонил, домой. Да, это так, мы проверяли. Вышел на улицу, а тут два алкаша местных, наши постоянные клиенты, чтоб им пусто было. «Солдатик, а солдатик, поговори с бывшими защитниками Родины», — ну и поговорил. Как узнали что ещё и день рождения у солдатика… Всё. Амба. «Обмыть надо, обмыть обязательно». Вот обмывали в бомжатнике два дня. А что молодому, много ли надо, он после первого стакана и отключился. Проснётся, ему опять стакан, он в отключку. И так, пока у ефрейтора деньги не кончились. А дальше пошли сдаваться в комендатуру, по пути мой патруль их и забрал. Солдат уже без погон был, в драном ватнике. В вытрезвитель прямиком и привезли. А как от тебя звонок прошёл, я и поручил разобраться по людям. Так твой Михалик и обнаружился. Слушай, а голос у него, голос! Он, когда подшофе был, спел нам «Соловьи», так начальник вытрезвителя расплакался. Задушевно, ох задушевно спел. Так что береги, талант.
     Начальник милиции рассмеялся. Да так, что и присутствующие в кабинете через трубку услыхали. Не всё так плохо, видимо.
     — Спасибо, с меня причитается. Сейчас от меня подъедут, ты распорядись там. Хорошо? До встречи! Слышишь, комбат, нашёлся твой Михалик, в медвытрезвителе городском отсыпается. День рождения с ребятами отметил, хорошо отметил. Кстати, а ты знаешь, что он петь неплохо умеет? Нет? А в милиции знают. И плакали, когда он им песни пел. А вы на смотр полковой трёх инвалидов заявили. Полтора года боец у вас служит, а вы его толком и не знаете.
     Командир полка начал заводиться:
     — Вот погодите, доберусь до вас. Я вам души всем повытряхиваю. Командир дивизиона, заберите его на своей машине, и в санчасть, с начмедом переговорите, пусть подлечат как следует. Желудок помойте там, и так далее. Не ровен час, отравили паренька, четыре дня на водке сидел. Вперёд. Слыхал, замполит, какие у нас с тобой в полку люди талантливые: и поют, и по-немецки талдычат, одни таланты. А чтобы их узнать, экстрим обязательно нужен. Не можем мы без адреналина, без шума, без скандала, никак не можем. Боже мой! Что же за жизнь!  С кем приходится работать! Значит так. Солдат с субботы в санчасти, понятно я выразился? Оргвыводы сделаю завтра. Всё, все свободны.
     Прошло полгода. Ефрейтор Михалик уволился в запас, конечно, не в первых рядах, как маме обещал, позднее, значительно позднее, уже по первому снегу, но уволился. Старший лейтенант Иванцов также убыл в запас. Рад был бесконечно. Говорят, уволившись, четыре дня обмывал дембель, до вытрезвителя дело не дошло, но в поезд друзья его посадили почти бесчувственным. Однако, это уж не ракетчиков территория.
     Комбат через месяц после злосчастной самоволки был назначен в соседний полк заместителем командира дивизиона. В академию нацелился. Хвалят его в полку. Парень толковый, хваткий, да выводы для себя по службе умеет делать. Командир дивизиона пока на месте, что-то там не срослось у него, место в военном представительстве было занято, или что-то ещё случилось. Так что трудится командир дивизиона пока там же. Но в дивизии на него виды есть. Командир полка получил новое назначение, и семью уже перевёз. Начальник штаба полка и замполит пока на месте, служат, стараются. Замполит орден получил, «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» третьей степени. Как-никак полк в передовиках ходит. Так что и его карьера вполне предсказуема. Ну а особист? Что, особист. Работа у него незаметная, тихая. В полку он уважаем. Пашет себе потихоньку, пашет. Врагов Родины в полку как не было, так и нет, а это главный результат уполномоченного КГБ. Новую квартиру обжил, жена вроде как третьим беременна.
      Одним словом всё путем, всё нормально. Но вот вопрос: «А что, если бы…   Если бы ефрейтор не нашёлся?»
      К сожалению, в те времена одна такая вот ситуация могла стоить по цепочке карьеры и комбату, и  командиру дивизиона, и командиру полка. И ведь ничем не оправдаешься.

      4.
      Но вернёмся к Марьину.
      С полком он только знакомился и, как говорится, «врастал в обстановку», а тут и первая проблемная ситуация нарисовалась. Из ничего выросла.
Предыдущий замполит, Геннадий Николаевич Батанов был депутатом городского Совета народных депутатов. Вакансию местные власти предложили занять Марьину. Всё происходило через неделю после прибытия майора в полк.
      Мандат просто так не передаётся, а значит, следует провести выборы. Всё было сделано, как положено, горисполком подготовил документы. На месте, в полку были избраны комиссии по выборам, назначена дата и вперёд.
      Марьин серьёзно отнёсся к избранию депутатом, и к организации в полку собственного избрания. Альтернативы, как в те времена велось, не было. Голосование прошло на ура. «За» сто процентов голосующих, против — «нет».
Дело было в воскресенье. В этот день жена пообещала ему сделать картофельные блинчики со сметаной и обжаренным луком. На обед Александр ехал домой с предвкушением пиршества. Горка блинов и запотевшая в холодильнике водочка.  Только сели за стол, в дверь звонок.
       На пороге его подчинённые: начальник клуба и замполит подразделения.
       — Товарищ майор, Александр Владимирович, примите наши самые искренние поздравления с избранием народным депутатом. Мы, простые граждане города…
       — Хорош, хорош, вы ещё гимн напойте.
       Жена подошла к двери:
       — У нас гости? Проходите, сейчас стол накроем.
       Марьин поморщился было: не вовремя посетители. Но это была минутная слабость.
       — Проходите товарищи.
       Комнатка маленькая, стол метр на метр, но уселись все.
       Первый тост за депутата.
       И тут Марьин понял: ребятки уже подшофе, на грудь по стаканчику приняли, это точно. Однако виду не подал. То, что офицеры, выпивши, поняла и жена.
       Второй тост, и Марьин стал выпроваживать «почитателей» депутата:
       — Товарищи, по домам, поработали сегодня хорошо, молодцы, спасибо. Но надо выспаться, завтра на службу.
       Кто же ослушается начальника? Ребята ещё по паре блинчиков в рот и, с благодарностью за стол, к двери.
       Замполит прилёг отдохнуть.
       Не прошло и часа звонок в дверь, да такой требовательный, что Александр, быстро вскочив, побежал открывать: «А вдруг в полку что…»
       На пороге стояла дама. Под левым глазом синяк, тушь по щекам размазана.
       — Это вы, что ли тот новый замполит?
       Сзади жена Марьина выглядывает.
       — А в чём, собственно говоря, дело, гражданочка?
       — Он ещё и не знает… Кто напоил моего мужа? Муж домой пришёл пьяным и избил меня.
       — Позвольте, вы это о чём?
       Перепалку передать невозможно, это был разговор с пьяной женщиной, что всегда опасно. Марьин уже догадался — перед ним жена одного из недавних его посетителей.
       Вместе с дамой он отправился домой к подчинённому. Второй этаж жилого дома. Музыка, дым коромыслом. На звонок вышел хозяин. В майке, тапочках на босу ногу, с улыбкой на лице. В зубах сигарета.
       Улыбка мгновенно исчезла, когда он увидал перед собой замполита полка.
       — Товарищ майор, проходите, мы вот тут отмечаем успешное проведение выборов и вашу победу, прошу за стол. Хорошо, что Наталья вас пригласила…
«Он что, совсем никакой, или просто дурак?», — подумал Марьин.
       За стол, конечно, он не сел. Много говорить не стал: люди пьяны, нельзя с ними сейчас разбираться.
       — Вы, товарищи, пьянку эту завершайте, даю вам десять минут и по домам. Я немедля позвоню в комендатуру, попрошу подъехать дежурного через полчаса. Если этот бардак не прекратится, отдыхать продолжите в комендатуре. А утром, к одиннадцати часам, прошу ко мне в кабинет. Всего доброго.
Он развернулся и пошёл домой.
       А поутру замполит в кабинете у командира рассказывал о произошедшем. Виктор Константинович, поскольку знал, и неплохо знал всех офицеров, только улыбнулся:
      — Вы с ними сейчас переговорите, правильно решили, а вечерком я вам о каждом расскажу подробно. Здесь ещё и жён надо иметь в виду, есть у некоторых проблемы. А сейчас пойдёмте на построение. Дела ждут.
       Так что изучение офицеров полка и работу с ними Марьин начал с неприятной беседы с собственными подчинёнными.

       5.
       С происшествиями и преступлениями в своей прежней службе Марьин не сталкивался. Читал приказы о ЧП, лично в ликвидации последствий аварии на ракете участвовал, но так чтобы в его подчинённом коллективе что-либо серьёзное произошло, такого не было. Бог миловал. Но вот здесь, в полку, случилась неприятность, последствия которой могли быть далеко не лучшими для его дальнейшей службы.
       Это был случай, когда говорят: «А что, если бы…»
       В тот день состоялось собрание женсовета полка. Для его проведения арендовалось помещение в городе. Везти жён военнослужащих в полк было делом хлопотным.
       Собрание началось в девятнадцать часов. Отчитывалась председатель, планировались выступления командира, замполита, начальника тыла, по традиции организовывалось поощрение актива, а на закуску, как здесь и велось: ответы на вопросы.
       В самый разгар собрания к президиуму на цыпочках пробрался начальник штаба. Наклонившись, он что-то стал нашёптывать командиру полка на ухо. Марьин почувствовал, как по спине прошёл холодок: «Не к добру всё это».
       Командир встал, приложив ладонь правой руки к груди, чуть качнулся вперёд, дескать, вы уж простите, дела, направился к выходу. Уже у выхода повернулся, нашёл взглядом глаза Марьина и чуть качнул головой. Понятно, вызывает.
       Собрание вёл секретарь парткома, здесь же, в президиуме, сидел и заместитель по снабжению.
       В фойе начальник штаба доложил командиру:
       — Виктор Константинович, ЧП у нас, четыре прапорщика погибли.
       Подробности никто, естественно не знал, информация пришла от ГАИ города.
       Начальник штаба предлагает:
       — Докладывать надо, товарищ командир.
       — Кому, о чём? Вы хоть знаете, кто там погиб? Нет. А раз нет, о чём докладывать?
       Командир пошёл к ближайшему телефону, позвонил начальнику милиции города. Тот уже был в курсе происшедшего, однако и он фамилий не знал, но место, где всё произошло, указал.
       — Александр Владимирович, вы доведите собрание до конца, главное, чтобы народ ничего не знал, паника сейчас ни к чему. Начальник штаба, вы в полк отправляетесь, свяжитесь с ГАИ и уточните фамилии. По фамилиям и принадлежность прапорщиков установите. Без моего решения никаких докладов наверх не представлять. Ясно?
        Собрание завершилось. Всё было: вопросы от дам, аплодисменты активисткам, и обещания улучшить обеспечение семей, и в садике порядок навести, много чего было сказано. А у Марьина как будто шило в одном месте, усидеть не может, скорей бы всё закончилось.
        Наконец дамы начали расходиться. С вопросами, которых всегда в таких случаях и после собрания масса, Марьин отправил справляться секретаря парткома.    А сам к телефону, звонит начальнику штаба:
        — Что там у нас, Виктор Михайлович?
        — Александр Владимирович, командир только что звонил, он в морге, просил вас туда подъехать.
        Марьин на машину и к  моргу.
        Командир сидит в кабинете врача. Перед ним три удостоверения личности.
        — Что, командир?
        — Да вот, трое лежат готовенькие. Четвёртый в больнице, переломами отделался. От тех, кто на вскрытии, сивухой за километр разит. Двое наших, один из РТБ. Но один наш откомандирован на подготовку техники к отправке на целину. Так что он числится в командировке. И третий, холостяк, полгода как из учебки. Такой вот расклад. Теперь думать надо.
        О чём думать, понятно.
        Прежде всего, надо доклад отработать и по времени и по содержанию.
        Командир продолжает:
        — Начальник милиции пообещал над схемой ЧП подумать, предположительно гололедица, водитель в сложных дорожных условиях не справился с управлением. Тот, что жив, говорит, со свадьбы ехали. А потом передумал, говорил за продуктами в Литву ехали: у нас, говорит, тяжело с мясом, а тут ноябрьские на носу. Вторая версия наиболее вероятная. Врачи засомневались, вроде не пьяны прапорщики. Врачам можно верить. Правда, полчаса назад уверяли, что пьяны прапора. Попросили пару банок спирта на обработку помещения, пришлось пойти навстречу. Вон несут, быстро Геннадий Николаевич сработал. Конечно, может, они и пьяны были, кто уж сейчас в этом разберётся. Но семьи, семьи, почему страдать должны? У двоих детишки остались. Не носить же им вечно ярмо «детей пьяниц».   Смотришь, пенсию по случаю потери кормильцев назначат.
      Доклад по линии КП был передан той же ночью. Доложили, что произошёл несчастный случай: в автомобильной аварии, в сложных дорожных условиях погиб прапорщик. Об откомандированном военнослужащем, также погибшем в аварии, речь не шла. О прапорщике из РТБ отчитывался его командир. Раненый в докладе не упоминался.
      Утром, уже в полку, занимаясь текущими делами, Марьин подумал: что, если бы в ночь на КП дивизии, а оттуда в армии, и Главкому вывалили первичную информацию, что, так, мол, и так, четверо прапоров напились и на тот свет загремели? Не по себе от этой мысли стало.
      Кто бы стал разбираться? Примчался бы такой вот «разбирало», как и к Володе Блинову в дивизион, потряс бы кулаками, организовал, не разбираясь, как минимум «служебное несоответствие». Это в лучшем случае, а так за подобное ЧП и снять могли.
      Так что думать надо. А командир молодец: всё взвесил, обдумал, прежде чем докладывать. И вновь на ум приходит шальная мысль: «А что, если бы…»

      6.
      Так уж получилось, что в 1982–1983 годах неприятности начали сыпаться на полк с завидной регулярностью. Что-то объяснялось неумением построить воспитательную работу офицеров с подчинёнными, где-то плохо организована служба войск, а были случаи, когда уж и не понимаешь, что ещё надо сделать, чтобы солдат достойно служил, а не бегал в поисках наркотиков, или самовольно оставлял часть.
      Во втором дивизионе полка случилось ЧП. Командир дивизиона докладывает: «На КПП прибыла милиция, следователь прокуратуры, прошли на территорию, вызвали двух солдат, допросили и увезли в город».
      Вот тебе и режимный объект. А вы, командир дивизиона, где были, почему посторонние прошли на территорию?
      — Так у них документ…
      Вот и всё объяснение. Документ у них.
      Ладно. Едем разбираться. А там целый клубок нарушений, да такой махровый. Два солдата хозяйственного взвода, Алиев и Гулиев, вечером ушли в самоволку, а дело было в субботу. Потанцевали в деревенском клубе. Познакомились с местными девахами, и с ними в сарай. Покувыркались на сене, расцеловались, пообещали ещё на танцы заскочить и в часть. Дома мать одной из девчонок заметила на трусах пятна. Дальше шёл разбор, что, да как. Выяснилось, что ещё и вторая подруга есть. Позор! Что делать? Но кто же в такой ситуации скажет, что полюбовно всё было? Изнасилование, и всё. Дальше милиция, прокурор, и в  часть. А там, на КПП контролёр, увидев документ с гербом, в штаны чуть не наложил и калитку настежь. То же и в казарме: молодой прапорщик, испугавшись милиции, построил взвод, девушки солдат, конечно, опознали и делу конец. Увезли бойцов. И часа не прошло.
      Со своими нарушителями в дивизионе командир и Марьин, конечно разобрались. А солдатами прокуратура и родители солдат занимались. Из глухого азербайджанского села огромная делегация приехала, тут тебе и фрукты и деньги.     Но это уж другой разговор.
      Через неделю ещё ЧП. Сержант погибает. Тоже в субботу дело было. После дождя с сильным ветром упавшее дерево оборвало провода наружного освещения. Упало оно рядом с казармой подразделения. Это была ББО (батарея боевого обеспечения) полка. Недолго думая, сержант вскрывает кладовую, достаёт бензопилу и к дереву. А провода не обесточены, электрики только свою работу начали. Сержант берёт провод рукой, отводя его в сторону, чтобы не мешал пилить поваленное дерево, и всё. Гибель от поражения электрическим током.
      Весенний призыв. Приехала в полк молодёжь из Ростовской области. Человек пятьдесят их было. Ещё в карантине оказалось, что почти все из них употребляли наркотики. Как они в ракетчики попали? Этот вопрос был риторическим. Не было на него ответа. А вот нагоняи от руководства дивизии, политотдела и командир, и Марьин получили. Это было после того, как солдат из города Шахты, что в Ростовской области, Прокушев его фамилия, в течение месяца четырежды убегал из полка. Трижды имитировал побег, в полку по складам и чердакам прятался, а потом уж на несколько месяцев вовсе исчез. В тюрьму всё же он загремел. Вся жизнь этого человека к тюрьме готовила. Родителей нет. Никогда не работал. Образование шесть классов. Наркоман со стажем.
      Немало ещё неприятностей было. Однако ко всему этому вороху проблем в полку относились очень серьёзно. Командир много работал с подчинёнными. Марьин трудился со своими политработниками. И вовсе не пожарниками они были. Трудились системно, много и предметно.
      По итогам 1983–1984 учебного года полк по боевой подготовке в дивизии стал лучшим. Дисциплину также удалось подтянуть.

      7.
      Очередной отпуск Марьин провёл в Крыму в санатории «Фрунзенское». Отдыхать ехали вместе с женой, дочерей оставили на попечение родителей. Это был июнь 1984 года. В этот же период в санаторий приехал и Блинов с супругой. Так что друзья встретились после долгих лет разлуки.
      Время проводили на отдыхе весело. Много гуляли, общались, и натанцевались за все прошедшие времена от души. Побывали всюду: в кино, в ресторанах, на концертах. Несколько раз ездили на экскурсии. И конечно, ежедневно, с пяти часов вечера Саня и Владимир до изнеможения рубились на спортплощадке в волейбол. С волейболом оба дружили давно, ещё со школьных времён, и в частях находили время поиграть, так что навык в игре был достаточно устойчив.
      Удалось им и Аю-Даг, Медведь-гору покорить. Жёны категорически воспротивились путешествию: дескать, высоко и далеко. Что же, как пожелаете, а нам, офицерам, все преграды нипочём. И вот поутру они двинулись в поход. Поначалу подъём показался им довольно крутым. Но это, видимо, с непривычки. Метров через двести дела пошли веселее. Вскоре тропа вывела их к обрыву, с которого открывался потрясающий вид на море. Час был ранний, но, тем не менее, на маршруте было много групп. Это и отдыхающие и организованные команды. Первую остановку они сделали именно здесь, сфотографировались и снова в путь. И вот опять  площадка, а на ней столик с лавочками. Рядом со столиком руины какой-то крепости. Туристы, проходящие мимо сказали, что некогда здесь стоял русский гарнизон, а руины, это остатки казарм.
      То, что надо.
      — Ну что, Александр Владимирович, перекусим?
      Это был намёк на то, что можно не только перекусить, но и выпить. Саша знал: у друга в рюкзачке что-то есть.
      — Как прикажете, товарищ подполковник.
      За столик они не садились, отошли чуть в сторонку и разместились на камнях. Володя открыл бутылку сухого вина.
      — За отдых. Хороший, состоявшийся отдых!
      — Не против…
      Перекусили, помолчали, вновь по чашечке опрокинули. Ноги с непривычки гудят. Но настроение бодрое.
      — Володя, как вы там себя на Гуцульщине чувствуете. Не обижают?     Поговаривают, не любят в тех краях нашего брата.
     — Да нет, не замечал вроде. Соседи по дому большинство — местные. Кое с кем даже дружим. Семьями встречаемся. В тех краях смешение народа, как и в России, великое. К примеру, были мы в одной семье на свадьбе. Свадьба там — мощное мероприятие, народу море. Друзья, родня, соседи, кого только нет. Так вот, местная девушка выходит замуж за москвича. Рядом с Олей женщина сидит и причитает: «Такая красивая дивчина, такой красивый хлопец, жаль, что «москаль». А рядом дама говорит: «Что ты причитаешь? Вот моя дочь в Минске художественную школу кончила, поехала рисовать красоты Севера, да и влюбилась в парня и он её полюбил. Приехал на смотрины. Вот тут мы запричитали: он же ненец, глазки узкие, носик маленький…» А ей в ответ: «Так тот хоть немец, а здесь москаль». «Да какой немец, он ненец, есть такая национальность в России».
      Парни рассмеялись. А Володя продолжил рассказ:
      — Так вот, обрати внимание: глухая деревушка Закарпатья, Москва, Минск и Ненецкий национальный округ. Ты представляешь? И это всё наши соседи за столом рассуждают. Смешение наций повсеместно, и это закономерно. А насколько всё всем доступно — учись, пожалуйста: хочешь — в Минске, хочешь — во Владивостоке. Работай, учись, твори, все возможности людям даны. И это здорово! Наш Союз открыт всем буквально и во всём.
      Вот другой вопрос как у них там воспринимают нашу историю, взять хотя бы годы борьбы с кулачеством. Тут дело интереснее. К ним Советская власть пришла в тридцать девятом. У нас борьба с кулачеством уже ушла в историю, а у них раскулачивание ещё у некоторых на глазах было, да и в памяти осталось — всего чуть более сорока лет прошло, срок невелик.
      Сосед у меня, местный товарищ, главный кардиолог районной поликлиники. Я дружен с ним. Иногда мальчишники устраиваем. Так вот, как-то он у меня спрашивает: «А справедливо ли отнимать у трудящегося народа земли и нажитое трудом?» Говорю: конечно, несправедливо. А он: «Так почему же тогда «босяки», — это по-ихнему «бедняки», — что бездельничали, вдруг власть получили и с пистолетом к рачительному хозяину: «Отдай всё в колхоз»?
       Видимо методы с двадцатых в раскулачивании были кое-где бездумно перенесены на тридцать девятый. Вот врагов и нажили. Но вопрос-то мужик правильно ставит. Почему? А я что ему скажу?
       Однако по большому счёту отношения у нас с ними вполне нормальные, дружеские. В моём присутствии они только на русском разговаривают. Всё же языки похожи, хотя от украинского в Киеве отличие большое. И мы стараемся их язык понять. Ольга моя так вообще местный диалект знает и как родная с ними общается. Вот такие вот дела.
       Товарищи долго ещё общались, наговориться всё не могли. Понятно, они и вчетвером, с женами много и откровенно разговаривали, но тут другое дело: здесь они мужики, у них есть о чём поговорить.
       Дело к вечеру. Пора в обратный путь.
       — Володя, а давай подарок жёнам сделаем: шампанского, икру, сыр, колбаску    купим, на ужин не пойдём, в номерах посидим, ещё поговорим.
       — Да я и не против, но где ты такой магазин найдёшь, чтобы всё перечисленное продавалось?
       Саня взгрустнул:
       — А вино у тебя откуда?
       — Так это я из дому привёз: сосед, доктор, о котором я рассказывал, презентовал на отпуск.
       — Ладно, у меня немного спиртику есть, Татьяна его в коньяк превратила. Плавленые сырки купим, и в номера.
       На том и порешили.
       Обратно, уже подзарядившись космической энергией и не только, друзья спустились довольно быстро.

       7.
       В полку Марьина ждала новость. Виктор Константинович назначен на новую должность в Москву. Девять лет в должности командира полка, это очень серьёзно. Для Власова Гусевский полк стал родным домом, а потому расставался командир с коллективом тяжело. Марьин это чувствовал. Боевая служба, полковая жизнь много командирской крови попила. Но всё это не зря: командир оставил преемнику полк-лидер ракетной дивизии в боевой подготовке, крепкий, сплочённый офицерский коллектив. Это было главным достижением Власова. А что касается седины, нервов, что же, это жизнь.
       Проводили командира тепло. Прощаясь с Виктором Константиновичем, Марьин сердечно поблагодарил его за учёбу, за доброе отношение и к нему и политработникам полка.
       В командование полком вступил подполковник Голуб Виктор Иванович. Да, это был сокурсник Александра по Рижскому военному училищу.
       Военная служба, карьера Виктора с первых дней складывались благополучно. В училище Голуб был отличником учёбы, старшиной курса, лидером коллектива, а потому вполне резонно получил хорошее назначение. Хорошее, это очень условно: в принципе, все они и Марьин, и Блинов и вообще вся их замечательная «сотня» выпускников назначались в обжитые гарнизоны в хорошие офицерские коллективы. Правда европейская часть Советского Союза для ракетчиков была более привлекательной при распределении, так уж сложилось.
      Итак, после выпуска назначен был Голуб в ракетный полк, дислоцирующийся рядом с небольшим городком на западе Эстонии Хаапсалу. Уже через два месяца он принимает должность начальника электроогневого отделения батареи. Два года он работает начальником отделения. Конечно, два года это много, но эта должность как ничто, важна офицеру-ракетчику: без прохождения должности «начальник отделения», никогда не стать хорошим комбатом. А Виктор хотел быть не просто хорошим комбатом, он стремился стать лучшим.
       Далее.  Год он служит заместителем командира батареи и в 1975 году становится комбатом. В 1977-м Виктор назначается начальником штаба дивизиона. Все перемещения на новые должности были в одной дивизии.
       И вот новое назначение, теперь уже в соседнюю дивизию, что дислоцировалась в Валге. Он становится командиром дивизиона, по терминологии ракетчиков «в местном полку в «придворном» дивизионе». В переводе на понятный язык это означает, что его дивизион по расстоянию был ближним к управлению и полка, и дивизии. На такого рода подразделения ложится, как правило, большая нагрузка. Не секрет, что подавляющее большинство проверяющих начальников, особенно это касается служб дивизии и полка ездили порой не туда, куда нужно, а туда, куда ближе. Так что командиру пришлось трудиться весьма энергично. Но нет худа без добра. Высокая интенсивность проверок держала дивизион в хорошем напряжении. Это первое. И второе. Виктор — умный командир, коммуникабельный человек, а потому он сразу сумел найти общий язык с начальниками отделов, служб, инструкторами, инспекторами и прочими товарищами. А это многое значит. Начальник автослужбы мог помочь с дефицитом запасных частей, главный инженер с ЗИПом  — на регламенты, даже начальник физподготовки футбольным мячом всегда поделится. А уж помощь от инструкторских групп, это самое желанное событие. Нет, двоечных операций они на комплексном занятии не прощали, а вот подсказать номеру, где его ошибки, чём они, инструктора всегда могли и делали это в дивизионе Голуба с охотой. Они знали: здесь к любому замечанию отнесутся внимательно.
      В 1979 году Виктор назначен в Алуксненский полк. Это уже Латвия. Далее командный факультет Академии имени Ф. Э. Дзержинского. Распределение в Калининградскую область в Советский полк. Через три года его назначили в Гусевский полк командиром.
      В первой же беседе с глазу на глаз командир и замполит договорились трудиться вместе и дружно, общаться уважительно, сохранив все те добрые отношения, которые были у них с училища.
      Молодой, энергичный, грамотный офицер, Голуб мгновенно влез в гущу полковой жизни. Кардинально в боевой учёбе в полку менять ничего не надо было, только поддерживать всё доброе, что оставил Власов, поддерживать и наращивать. При этом у командира полка появился ещё один рычаг: на дивизионы были назначены новые командиры, и суть не только в их молодости и энергии, командиры дивизионов были выпускниками Рижского ракетного училища. Первым дивизионом командовал майор Андрюшкин, вторым майор Андросенко. Виктор Иванович говорил замполиту: «Нас теперь, рижан, на ключевых должностях в полку четверо, мы с вами и командиры дивизионов, а значит, горы свернуть можем».
      Горы не горы, но армейскую проверку боевой готовности полк выдержал достойно. Проверка не была внезапной, к ней готовились, готовились очень серьёзно. Командир буквально дни и ночи проводил в полку, не меньше трудился и Марьин. Они понимали: любая проверка при таком командующем как генерал-лейтенант Козлов, могла превратиться в серьёзнейшее испытание. Командующий был непредсказуем и если он лично находится в позиционном районе дивизии, командиры всех полков дивизии спокойно спать не могли, и соседи чувствовали себя весьма напряжённо в этот период.
      Примером может служить такая ситуация.
      На базе полка проводились сборы и полевая поездка руководства армии, дивизий и полков, вооружённых ракетами 8К63. Голуб, командиры дивизионов, в целом офицерский состав хорошо отработали свои задачи. Учебные точки для демонстрации руководящему составу подготовлены блестяще, командующий был доволен. Дело к завершению занятий. Виктор Иванович докладывает командующему:
      — Товарищ командующий, обед готов. Автобус подан. Разрешите вас проводить?
      — Хорошо, давайте команду.
      Генералы и офицеры садятся в автобус. Поехали. Командующего на проверках всегда сопровождал начальник отдела кадров армии, Шевцов Станислав Иванович. Естественно рядом с командующим всегда и рация. Шевцов приказывает радисту выключить рацию. Командующий обращается к командиру Советского полка:
      — Товарищ Попов, садитесь старшим, автобус едет в позиционный район вашего полка.
      Михаил Евгеньевич ни жив, ни мёртв, пересаживается на место старшего машины и, побледнев, безнадёжно оглядываясь на коллег, командует: «Вперёд».    Автобус часа через полтора подъезжает к КПП полка.
      А командующий меняет решение:
      — Товарищ Леонов, едем в ваш полк. Пересаживайтесь.
      Коля Леонов тоже рижанин, в должности чуть более года.
      — Есть, товарищ командующий.
      По лицу Николая не было видно волнения, но в душе он видимо понимал: разгрома не миновать.
      Время пролетело мгновенно и вот автобус у КПП. Автобус как автобус, кто же знает, что там командующий находится? Контролёр КПП поднимается на ступеньки, а в автобусе несколько генералов и  полковники. Струхнул парень. Он в своей жизни генералов только в кино и журналах видел.
      — Солдат, в отпуске был?
      — Никак нет, товарищ генерал…
      — Поедешь в отпуск на пятнадцать суток, если никому не доложишь о моём прибытии в полк.
      — Есть!
      Автобус движется к командному пункту. Командующий распределяет генералов и офицеров инструкторами при батареях и отделениях.
На командном пункте, а дело было в субботу, как и в обычной жизни, лёгкая расслабленность, идёт ПХД, в дивизионах всё в порядке. Командир дежурных сил (КДС) в тапочках, без галстука, сидит на боевом посту. Он знает: Маргарет Тэтчер где-то там, в Англии, сегодня тоже отдыхает, и наверно в пабе пивко потягивает с лордами.
      А тут командующий…
      Шевцов вручает пакет. Дрожащими руками КДС вскрывает его. А там распоряжение о выводе ракетного дивизион в полевой район полка. Дальше, понятное дело, суета, прибытие офицеров с зимних квартир затянуто, масса ошибок. В полевой район дивизион выведен, но огрехов масса.
      Через два дня разбор. Батареи получают неудовлетворительные оценки. Командир предупреждён о неполном служебном соответствии. Командующий убывает. На устранение недостатков командиру даётся неделя. В эту неделю надо было ещё и с  местными властями договориться: в лесах, замечательных литовских лесах, тяжёлая техника полка прилично попортила деревьев и мелколесья.
      Вот такой был командующий.
      В ту осеннюю проверку полка комиссией командующего подобных экспериментов не было. Боевую задачу с выходом первого дивизиона в учебный полевой район полк выполнил достойно. В этой работе главным была обученность личного состава.  Учебные полевые позиции находились примерно в трёх десятках километров от стационарной БСП дивизиона, на границе с Польшей. Расстояние приличное, надо ещё учесть, что движение шло через город и по узким дорогам Калининградской области, так что порой на таких занятиях, если дивизион вошёл в район в установленное время и без потерь, это успех. А уж сработать на старте при подготовке к пуску и совершить учебно-боевой пуск ракет личный состав был готов, случайностей здесь не было.

      8.
      Прослужив в полку чуть долее трёх лет, Марьин переводится к новому месту службы. Это было в декабре 1984 года. Должность — заместитель начальника политического отдела Шяуляйской ракетной дивизии. Александр знал: дивизия в перспективе должна быть передислоцирована в Иркутск, но его это не смущало.   Здесь, в Европейской части Союза стояли ракетные комплексы, которые через какой-то период будут сняты с боевого дежурства и всё одно придётся уезжать с насиженных мест, так лучше это сделать раньше. Возраст уже не тот: ещё один год на должности в полку и всё, перспективы нет.
И вот он в Шяуляе. Пробыв здесь чуть более года, он направляется с оперативной группой политотдела дивизии в Иркутск.
      Оперативная группа — это громко сказано. Первое время их было четверо: три офицера и инструктор по комсомольской работе, прапорщик. В тот период на окраине Иркутска, в микрорайоне, ласково названном «Зелёный», строились здания и сооружения под штаб, командный пункт и подразделения обеспечения и обслуживания, а также строителями осваивалась жилая зона для офицеров и членов их семей. Первые шесть коробок многоэтажек уже стояли. Временно штаб, точнее оперативная группа управления дивизии, трудилась в сборно-щитовых строениях.  Офицеры проживали в вагончиках. Обстановка для молодого подполковника была не просто новая, а абсолютно новая. В вагончиках он никогда не жил, тем более зимой, в тридцати, а то и сорокаградусный мороз. Туалетом был большой сарай, где как куры на насесте вперемешку сидели и бойцы, и их начальники. Сначала всё это было непривычным. Но куда денешься, естественные надобности отправлять нужно. Привык и он.
       Строился клуб, казармы. В 1986 году планировалась сдача временного здания школы. Забот было много. Никто за строительной суетой не позволял забросить учёбу людей, в том числе и политическую. Функционировали общественные организации. Хватало проблем с семьями. Люди были нужны, офицеры подъезжали, надо было осваивать позиционный район дивизии, а жить негде. Семьи селили по две, а то и три в квартире. Но, тем не менее, работалось весело. Когда видишь, что такая махина, как ракетная дивизия, строится, становится в строй, и в этом есть и частичка твоего труда, это здорово.
       Много наезжало проверяющих, и с ними надо было работать. Однако такого гонора как у «европейских проверяющих», у местных вышестоящих руководителей не было. Отношения с комиссиями всех уровней были вполне рабочие, без нервных окриков типа «Почему?» или «Накажу!».
      У Марьина сложились добрые отношения с комдивом. Тогда дивизией командовал генерал-майор Тонких Вячеслав Константинович. Это был действительно толковый и всё понимающий комдив. С таким служить было приятно.
      По итогам 1986 года в дивизии, с учётом своевременного ввода в строй и постановки на боевое дежурство одного ракетного полка, было много поощрений.  Награждён был и Марьин. Ему вручили орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» третьей степени.

      9.
      В 1985 году поменял место службы и подполковник Блинов. Его бывший руководитель, Фомин Валерий Михайлович убыл на должность начальника учебного центра РВСН, подчинённого Смоленской армии. Центр находился в Белоруссии, в Гомельской области. Работал он в интересах ракетных войск и готовил прапорщиков военнослужащих срочной службы, энергетиков, специалистов ракетного вооружения и инженерно-технических служб. Новая должность Владимира называлась — «начальник цикла». В подчинении двадцать четыре офицера, несколько прапорщиков.
      Служба в центре коренным образом отличалась от службы в войсках. Здесь всё было более спокойно и регламентировано. По ночам никто не трудился, да и боевого дежурства не было. К этому тяжело было привыкнуть, и Владимир откровенно заскучал, вспоминая динамичность службы в войсках и управлении ракетной дивизии. Однако всё это касалось первых дней. В центре важен был отлаженный учебный процесс, вот здесь пригодились знания и навыки, полученные Блиновым в войсках. Он и трудился. В распорядок дня офицерского состава он привнёс некоторые новшества. Ввёл, к примеру, обязательный контроль прибытия офицеров на службу и их готовности к занятиям. Не все приняли и поняли это правило. Кое-кто опаздывал, или вообще игнорировал под различными предлогами это мероприятие. Пришли офицеры, одного не, что же, ждём. Пара тройка недель прошла, всё успокоилось. Совещания подполковник по часу не проводил. Две-три минуты и все свободны, трудимся. Уже потом стало понятно, что такая система начальника устраивает, и офицеров не утруждает.
       Вскоре его подразделение заняло в учебном центре ведущие позиции и несколько лет их не уступало. Труд подполковника Блинова был оценён по достоинству, и он награждается медалью «За боевые заслуги».
      26 апреля 1986 года. Блинов эту дату не забудет никогда. Это был субботний день. С утра он был на службе, занимался учебными классами. Не за горами подведение итогов полугодия. День был жаркий, и не просто жаркий, солнце палило нещадно. Но от того настроение нисколько не ухудшалось. К обеду он был дома. Передохнув, они всей семьёй, вместе с соседями, планировали поездку на пикник. Но поездка не удалась. В восемнадцать часов его внезапно вызвали на работу. В последние годы такое редко случалось: всё-таки учебный центр не войска. Учения и тренировки, конечно, проводились, но все они были плановыми, внезапных вызовов практически не было.
      Что случилось?
      Совещание началось довольно буднично, начальник центра пошутил насчёт хорошей весенней погоды, пару минут рассказал  о предстоящих экзаменах, что-то ещё говорил, но по его виду было понятно: случилось что-то серьёзное.
      — Товарищи. Оперативный дежурный ЦКП РВ сообщил, что сегодня утром на атомной электростанции в городе Чернобыле взорвался реактор четвёртого энергоблока. В воздух выброшено огромное количество смертельно опасных радиоактивных веществ. Больше информации никакой нет. Посмотрите на карту. Нас разделяет сотня километров, ситуация тревожная. Дальнейшие распоряжения и более подробная информация поступят, я думаю. А вас я прошу, прежде всего, не допустить паники. Население пока не знает, что в Чернобыле произошло, но слухи дойдут быстро, и в средствах массовой информации, уверен, в ближайшее время сообщение будет. Обеспечьте, чтобы подчинённые были на местах, никаких поездок в зону Чернобыля, это особенно местных касается. Кстати, представьте мне списки тех, кто родом из тех мест, наверно, такие есть. Всё дальнейшие распоряжения поступят позднее. Начальник штаба, организуйте оперативную группу центра, список представьте мне через тридцать минут. По мере поступления информации о последствиях аварии доклад мне немедленно.
      Тогда говорили просто об аварии. О том, что произошла ужасная техногенная катастрофа, которая повлечёт за собой тысячи смертей, массу болезней, заражение огромных площадей леса, отравление воды и почвы, мутацию растений и животных, они не говорили, и им не говорили об этом. Да они и не могли всего этого знать. Специалисты и те тогда только гадать могли. Впервые такое в мировой практике произошло.
      Конечно, речи об отдыхе в тот день и быть не могло. Владимир и Ольга немедля связались с родителями, надо было увезти дочь подальше от этих мест. Старики выразили готовность принять внучку.
      Однако уже на следующий день в городке было объявлено о досрочном завершении в школе учебного года и отправке централизованно детей в пионерский лагерь «Маяк». Лагерь был подведомственен ракетным войскам и находился в городе Евпатория. Одновременно на станцию выгрузки поступил эшелон для возможной эвакуации семей офицерского состава.
      Учебный процесс не прерывался. Но общее напряжение чувствовалось повсюду. Хорошо работал оперативный штаб центра. Специалисты радиационной и химической разведки, по данным вышестоящих оперативных штабов, ежечасно оценивали обстановку, своими силами пытались определить ареал загрязнения и степень опасности для людей выброса в окружающую среду смертельно опасных радиоактивных веществ. Предположительно это могли быть изотопы плутония, урана, йода и цезия, стронция и сама радиоактивная пыль.
      Всё это делалось своими силами. Конечно, этого было недостаточно. Но большего ни они не могли, ни им не было предложено. А между тем шлейф радиации накрыл не только огромную часть СССР, но и Восточную Европу, и Скандинавские страны, а больше всего трагедия затронула Украину и Беларусь.