Попутчики

Витаминыч, как обычно,  пришел на остановку за час до отправления. Отчасти из-за бессонницы, отчасти из-за постоянного ожидания от жизни разных подлянок, в том числе и такой, что расписание неожиданно изменят и автобус уедет раньше. Расстелил на мокрой траве газету, достал помидоры, сало и «маленькую» и уселся под раскидистым тополем ждать предстоящую поездку в райцентр или какие-нибудь  другие события.
Собственно, в городе Витаминычу делать было абсолютно нечего. Но с тех пор, как два года назад он удостоился почетного звания «ветеран-агроном области» и прилагающемуся к нему права на бесплатный проезд в пределах района, ездить туда стал с каждым рейсом. Ну, не пропадать же добру.
Автобус из села Средние Дуськи  в Красноказачинск ходил дважды в неделю, по средам и субботам. Туда в шесть утра, обратно в шесть вечера. Или в восемнадцать ноль-ноль по-городскому. Пять часов в пути зимой и летом, от семи до «вообще не проедем» весной и осенью, когда дожди и грязь. Да и то шутка ли – триста верст, а килОметров и того больше.
Витаминыч успел выпить стопочку, когда подошла бабка Анжела с козой Ириной и двумя огромными корзинами яблок. Козу бабка Анжела возила для прикрытия криминальной деятельности, так как цена двум корзинам яблок была меньше стоимости проезда до райцентра, что могло вызвать подозрения.  Под яблоками были спрятаны бутыли с самогоном, настоянным на яблоках и козьем помете. Его-то бабка и продавала, о чем в Средних Дуськах и Красноказаченске знали все, а в других районах области – очень многие. Но старательно делали вид, что ни о чем не догадываются и верят, что бабка третий год подряд пытается продать Ирину. Самогон у бабки покупали оптом дагестанцы, клеили потом на бутылки этикетки «Джони Уолкер блю лейбл» и продавали через сеть магазинов «пятерочка». Дешевле и проще было сообщить покупателям свой адрес и торговать из дома. Но бабка Анжела опасалась, что тогда дагестанцы ночью явятся к ней домой, будут пытать, чтоб выведать секрет самогона, изнасилуют, а потом убьют. Поэтому встречалась с ними только в людном месте, на базаре. А потом вместе с козой по шпионски пробиралась переулками до остановки, заметая следы и отрубая хвосты.
– Здорово, Витаминыч! В город собрался?
– И тебе не хворать. Да. Дела, заботы. Надо вот. А ты все козу продаешь?
– Ну…
Помолчали. Говорить было не о чем. К остановке подошел Николай Андреевич Козлов-Попрыгай. Собственно, изначально он был просто Козлов. Но по окончании Ыйского училища культуры решил, что для успешной карьеры в Голливуде предпочтительней что-нибудь двойное и аристократическое и с помощью интриг и взяток добился вписания в паспорт девичьей фамилии матери. Первый шаг к вершинам мирового кинематографа Козлов-Попрыгай сделал, заняв  должности  заведующего клубом села Средние Дуськи, так как другой работы найти не удалось, а здесь еще и комнату в самом клубе для проживания выделили. Николай Андреевич, тридцатилетний угреватый дрищ, рано облысевший и смешно зачесывавший остатки волос с затылка на макушку, периодически ездил в райцентр устраиваться в гастролировавшие там коллективы. Собственно, на кастинг его никто не приглашал. Узнав из газет, кто в райцентре выступает, Козлов-Порыгай ловил гастролера и предлагал свои услуги в качестве творческо-боевой единицы. Неизменно получал отказ и возвращался домой, в Средние Дуськи. Второй шаг на киноолимп сделать не получалось уже восемь лет. Впрочем, Николай надежду не терял. Опять же – творчеством занимался самозабвенно, кроме административной работы руководя народным театром, ансамблем осетинской песни и пляски и киноклубом «Шедевры мирового экрана». В народном театре, ансамбле и киноклубе занимались исключительно одинокие доярки, птичницы и картофелеводши от сорока и старше.
– Здравствуйте, Анжела Севостьяновна. Здравствуйте Леонид Вениаминович, – Козлов-Попрыгай единственный в селе Средние Дуськи мог правильно произнести отчество Витаминыча, включая самого Витаминыча.
– Че, Коля, в город?
– Да. Там известный престидижитатор работает. К себе зовет. Вот, съежу, поговорю… Может, что интересное.
– Да ты че, Николай! Ты же не из этих. Не из пресдижидоров…
– Престидижитатор, Леонид Вениаминович, это фокусник такой, – пояснил зав.клубом, размышляя будут ли симпатичные попутчицы в поездке или нет. Николай Андреевич имел в селе славу ловеласа, так как вечно ходил с расцарапанной спиной, намазанной зеленкой, что летом было прекрасно видно сквозь тонкую рубашку. Спину ему расцарапывали участницы ансамбля осетинской песни и пляски и актрисы театра. Впрочем, не из-за огненной страсти. Секс с Козловым-Попрыгаем был для доярок и картофелеводш лишь малоприятной, очень скучной, но по счастью быстрой платой за общение с культурным интеллихентом, не  то, что тутошние, которым лишь бы водку хлебать стаканами. Николай Андреевич, конечно, тоже хлебал водку стаканами, но при этом красиво оттопыривал мизинец. Так что грязными ногтями женщины его калечили исключительно, чтоб сделать  человеку приятное, городское. Ибо так вели себя героини шедевров мирового экрана.
– Фокусы, значит, показывает, – под нос себе пробормотал Витаминыч, – знаем мы ихние фокусы…
К остановке подошли, переругиваясь, братья-близнецы Змеищевы, Василий и Владимир, трактористы. В детстве братья были вообще неотличимы один от другого. Что было неудобно. Поэтому вселенная вмешалась и исправила неудобство.   К сорока годам пьяного Василия облила кипятком жена, пьяный же Владимир упал с трактора так, что остался шрам через все лицо. К тому же зубы у братьев сгнили по-разному. Так что отличить их теперь было легко.
– Че, в город, мужики? – поинтересовался Витаминыч, съевший уже маленькую, оттого особо разговорчивый.
– Ага, – хором, ответили братья. – Рессору к трактору нужно новую купить.
–  А че вдвоем?
– Так этот мудак фуфло какое-нибудь купит, – вновь в унисон отозвались Змеищевы.
Подтянулся майор Еремеев. Еремеева в селе своим не считали, несмотря на то, что жил он в Средних Дуськах с начала 90-х и никуда уезжать не собирался. Вот Козлов-Попрыгай был свой, хотя все восемь лет проживания только и твердил о том, что со дня на день смотается наконец отсюда. Дело в том, что майор Еремеев, защищавший Родину от ее многочисленных врагов где-то в Африке, имел офигенную просто пенсию и целых две квартиры в областном центре, которые сдавал. Оттого возглавлял Среднедусевский список «Форбс» и пользовался всеобщей нелюбовью. В самом деле, как можно с симпатией относиться к человеку, который за почти тридцать лет соседства ни у кого не пытался занять денег на опохмел? Еремеев вежливо поздоровался, остальные лишь кивнули в ответ.
С опозданием на двадцать минут подъехал автобус. Автобус всегда опаздывал, что не мешало Витаминычу ждать досрочного его отбытия. Общими усилиями затолкали в салон козу Ирину, расселись. Поехали.
– Подождиииите!!! Подождиииите!!! – по улице, истошно вопя, неслась фельдшер Чертополохова с огромными сумками. По обочине бежал пес Лаврентий Павлович и матерно лаял на хозяйку. Водитель заметил Чертополохову, остановился и открыл дверь. Фельдшер сразу перешла с бега на прогулочный шаг, неспешно загрузилась и ответно обматерив Лаврентия Павловича, приказав тому возвращаться домой. Удивительно, но Чертополохова всегда опаздывала на всегда опаздывающий автобус. Но, тем не менее, всегда успевала в последний момент.
Наконец поехали. В начале седьмого утра все, включая водителя Серегу, хотели спать. Все, кроме Витаминыча, который хотел поговорить. Известно, что на Руси один жаждущий разговоров всегда возьмет верх над десятью желающими отдохнуть, традиция у нас такая. Витаминыч же обычно высыпался на Красноказачьем автовокзале в ожидании обратного рейса, пока остальные разбредались по своим делам. Агроном оглядел попутчиков и решил докопаться до Еремеева, как самого перспективного собеседника:
– А вот скажи мне военный, когда война с Америкой начнется мы их разфигачим или они нас?
– Сложно сказать, – Еремеев за почти тридцать лет проживания в деревне так и не сумел избавиться от идиотской городской привычки аргументировано отвечать на поставленный вопрос. – По обычным вооружениям у нас сейчас перевес, по ракетно-ядерным – паритет, но у американцев армия лучше подготовлена.
– А, допустим, если туда прямо сейчас диверсантов заслать, чтоб им все поломали – расфигачим мы тогда Америку?
– Не знаю… Но война с ними вряд ли возможна.
– Вот ты хоть и военный, а дурак дураком. – обрадовался Витаминыч, – как же мы тогда защищаться-то будем?
– А мы разве уже защищаться должны? – встрепенулась бабка Анжела, в грядущей войне усмотревшая возможности для расширения бизнеса.
– Само собой, –  солидно ответил Витаминыч. – Вот президент наш, дай Бог ему здоровья и жену хорошую, недавно прямо сказал. Мы, – говорит, – любыми средствами будем защищать наши духовные ценности, сука*****.
– Вот прямо так «сука*****» и сказал? – хором поинтересовались братья Змеищевы.
– Так и сказал. Потому как русский человек и патриот, – подтвердил Витаминыч. – Басурмане эти с телевидения заглушили, но я по губам прочитал.
– Духовные ценности надо не военными средствами отстаивать, а пропагандировать, – вступил в разговор Козлов-Попрыгай.
– Это вы не правы. Без армии – никуда, – отозвался майор Еремеев. – Вот мы в Африке черножопых и стреляли, и взрывали, и резали – лишь бы нашу страну защитить.
– Это правильно. От черножопых один СПИД и бездуховность, – согласился Витаминыч.
– А какие такие у нас особенные духовные ценности-то, ась? – спросила бабка Анжела, сообразившая, что в ближайшее время войны, а значит и расширения торговли, не предвидится, оттого злая и настроенная поскандалить.
– Во-первых и главное – это борьба за мир, – сразу ответил майор. – Мы всегда за мир боролись и почти победили в этой борьбе. Но тут Горбачев со своей перестройкой…
– И чтоб престижидоры всякие по улицам просто так не ходили, – добавил Витаминыч.
– Перестаньте, товарищи. Главная наша духовная ценность, испокон веков наш народ связующая – это когда один за всех, а все за одного! – торжественно провозгласил Козлов-Попрыгай. – Мы же, русские люди все вот так!
Завклубом сжал маленький кулачок и грозно потряс им в воздухе:
– Мы ж своих не бросаем никогда, мы ж за своих последнюю каплю крови отдадим. Нигде больше такого нет, только у нас.
– Так точно, – согласился Еремеев. – Вон в Африке по черножопым из пушки долбанешь – они сразу разбегаются кто куда. Или разлетаются. А мы всегда вместе – и в самоволку, и по бабам.
– Правильно вы все говорите, – поддержала фельдшер Чертополохова. – Вот на прошлой неделе у коровы Пантелеевых ящур случился, так сосед их Валерка Михлюдов кровь пришел сдавать. Добровольно, чтоб помочь. А казалось бы чужой человек и алкаш к тому же.
– Бесплатно сдавал? – поинтересовался Витаминыч.
– Нет, у нас платят, конечно. Но он же не из-за деньг, а по состраданию, сам сказал.
– Вместе мы сила, – сообщили братья Змеищевы.
Еще минут пятнадцать в автобусе поговорили про то, что главные наши духовные ценности это единство и взаимопомощь. Так как с идей этой были согласны абсолютно все, дискуссии не вышло, и разговор затух сам собой. Потихоньку все пассажиры погрузились в сон, даже ветеран-агроном.

– Аааааа! Ааааааааа! – путешественники разом пробудились от громкого стона. Витаминыч сполз с сиденья на пол. Правой рукой держался за левую сторону груди и тяжело дышал. На лбу у почетного агронома блестели крупные капли пота. На каждом ухабе – а ухабов было огромное количество – лицо искажала гримаса боли. – Помогите, помираю…
Водитель Серега резко нажал на тормоз, автобус рывком остановился, отчего физиономия Витаминыча приобрела серо-землистый цвет.
– Инфаркт видно, – сказала бабка Анжела. – На воздух его надо, положить аккуратно и не шебутить.
Василий Змеищев схватил Витаминыча подмышки, Владимир за ноги, и потащили к выходу из автобуса. Уже в дверях сообразили, что Владимиру идти первым не стоит, начали меняться местами, из-за чего сложили Витаминыча вдвое. Тот застонал. Наконец больного вытащили наружу и уложили на траву в кювете.
– Не, на инфаркт не похоже… – задумчиво проговорил майор Еремеев. – Мы когда черножопых ипритом травили – они так же корчились. Отравление походу.
– Точняк, отравление, – хором проговорили братья Змеищевы, –  у меня от морилки такая херня была. Только пятна еще были, как у гепарды какой. А этот вроде без пятен.
– На мой взгляд больше похоже на перелом ребер, – вынес свой диагноз Козлов-Попрыгай, – может уснул да ударился о переднее сиденье. А что медицина молчит, а?
Все уставились на фельдшера Чертополохову.
– А чего вы на меня смотрите? Я медучилище очень давно закончила… Заочно… Без отрыва от производства… И троих детей еще воспитывала, одна… Я, если честно, только ушные пробки лечить умею и понос соленой водой. Ну, гонорею еще, – Чертополохова густо покраснела, – со всем остальным я в город отправляла. «Скорую» надо вызывать, а этого не трогать до их приезда. Даже переворачивать нельзя, хуже сделаем.
– Я «скорую» вызвал. Только они не раньше чем через три часа приедут. Мы же за двести верст от Красноказаченска, – сообщил водитель Серега.
– Это значит мы в городе к двум будем, не раньше? – спросила бабка Анжела.
– К трем в лучшем случае, там пробки будут, – отозвался Серега. – Скорее уж в четыре или даже в пять. Скорая тоже быстро не ездит.
– Не согласная я! Деньги за билеты плочены? И че теперь? В четыре я точно козу не продам, нечего и мечтать. Все покупатели разойдутся.
Ирина в знак согласия заблеяла в автобусе.
– Ну а как…  Трогать его нельзя, наука сказала. Не бросать же? – вопросительно предложил Еремеев.
– Ой помираю… Ой худо мне… – застонал Витаминыч, но всем было не до него.
– Зачем бросать? Надо одному человеку остаться, подождать «скорую». А на обратном пути мы его подберем, – предложил Козлов-Попрагай.
– Ну и кому остаться?
– Тому, у кого в городе дел важных нет. Так справедливо будет.
– Мне срочно в город надо! – отрубила бабка Анжела. – Мне козу продавать. Вон пускай один из Змеищевых остается. Их все равно двое.
– Хрена там. Нам рессору покупать надо, – хором отозвались братья Змеищевы. – А этот мудак ежели один, то какое-нибудь фуфло купит.
– Я к сыну еду, на свидание. Мне и опаздывать нельзя, – сообщила Чертополохова. Все трое ее сыновей, имевших не только разные отчества, но и разные национальности, с малолетства, то поочередно, то вместе отбывали срока в Красноказаченской тюрьме. Так что фельдшер в райцентре бывала чаще, чем на работе. На закрытых дверях медпункта несколько лет уже висела бумажка с номером телефона Чертополоховой и припиской «че надо будет – звоните». Сельчанам, знавшим квалификацию фельдшера, ничего было не надо.
– Вообще, не вариант кому нужнее выяснять, – подал мысль Козлов-Попрыгай, – давайте лучше жребий бросим.
– Ой худо… Помираю…– подал голос Витаминыч.
– Молчи дед, не до тебя. Не мешай.
Зав.клубом полез ломать ветку с осины, чтоб сделать жребий. Наступил в свежую коровью лепеху, забыл, что он культурный человек и вслух высказал все, что он думает и о крупном рогатом скоте, и о своих попутчиках. Затем стал очищать подошву.
 Майор Еремеев приготовил палочки. Короткую вытянул водитель Серега. Минут пятнадцать все ругались, Василий Змеищев дал в морду Владимиру Змеищеву, коза Ирина напрудила лужу прямо в автобусе. Наконец решили, что водитель тянуть жребий не должен. Разыграли еще раз. Короткую палочку вытащил майор Еремеев, который сразу послал всех к африканским шаманам и заявил, что едет в райцентр по государственному, военному делу, оттого в глупых розыгрышах участия принимать не должен. В морду Еремееву никто дать не решился, поэтому Василий Змеищев дал в морду Владимиру Змеищеву еще раз.
Майор, чувствовавший вину, наконец, озвучил предложение, о котором втайне думали все:
– Товарищи, а зачем кому-то оставаться? Уложим деда аккуратно, «скорая» приедет – подберет.
– Так помрет если?
–  Ну, рано или поздно мы все помрем… И сделать с этим что-то невозможно. Но если сейчас помрет, то того, кто с ним останется по милициям затаскают. А так – просто несчастный случай.
– Так он, падла, нас в ментовку сдать хотел? – хором возмутились братья Змеищевы.
– Да, все правильно говорите. Ну, останется кто – все равно ничем не поможет, – с энтузиазмом поддержала Еремеева фельдшер Чертополохова, – а врачи приедут – заберут и вылечат.
– Ты ж, сука, клятву Гиппократу давала, – слабо подал голос Витаминыч.
– Ничего я Гиппократу не давала, – покраснела фельдшер Чертополохова. Затем, что-то вспомнив, улыбнулась. – А, это которая на выпуске из училища? Так я на выпуске не была. В больнице лежала, лечилась…
И вновь что-то вспомнив, покраснела еще сильнее.
– Точно! Вот лопухом его накроем, чтоб солнце не напекло, – Козлов-Порыгай сорвал огромный грязный лопух и положил на лицо Витаминычу.
– Держись дед, – ободрил Витаминыча майор Еремеев. – Сам же говорил «один за всех, все за одного». Вот ты один за нас всех поболеешь малость, а мы все за тебя в город съездим.
– Надо знак какой поставить, чтоб «скорая» мимо не проехала, – предложила Чертополохова. Водитель Серега пожертвовал картонку, на которой обычно лежал, ремонтируя автобус. Фельдшер написала на ней губной помадой «ТУТ» и нарисовала жирную стрелку. Плакат привязали проволокой к палке и воткнули в землю над головой агронома.
– Слышь, Леонид Вениаминович, ты это, нам позвони, как «скорая» приедет, – напутствовал больного Козлов-Попрыгай. – Мобильный то есть?
– Нееее… – чуть слышно простонал тот.
– Ну тогда… Напиши. Да, напиши. Вон палочку какую подбери и прямо на земле напиши: «так, мол, и так, поехал в больницу». Обратно поедем - прочитаем. Обязательно напиши, а то мы волноваться будем.
Заблеяла коза Ирина. Толкаясь, сельчане влезли в автобус. Выпустив черное облако, ПАЗик тронулся в сторону Красноказачинска.
Витаминыч смотрел сквозь дырки в лопухе на голубое летнее небо и физически чувствовал, как рвутся духовные скрепы, соединявшие его со Средними Дуськами.