Восточная сказка. Продолжение 8

Рассказ пленницы пиратов.

Росла я сиротой, ни отца, ни матери не помню. Мать моя умерла незадолго до моего рождения, хорошо - похоронить не успели. А отец - сразу после него, от страха, когда на столе рядом с покойницей новорожденное дитя нашел. Родня моя не только взять меня, а вообще в дом войти отказалась - боялись. Я ж, выходит, до рождения в загробном мире побывала, а может, и лучше было бы, если б там и осталась. На счастье или на горе зашла тогда в нашу деревню старая колдунья и забрала меня с собой. Только тогда, говорят, трусливые родственники решились родителей моих похоронить, а в награду за смелость растащили из дому всё, что кому захотелось - остались четыре стены и крыша, холодная печь да в подполье мыши...
В дом этот я никогда уж больше не вернулась. У старухи в избе росла, ее и матерью звала, но с самого детства знала, как к ней попала. Приемная мать не считала нужным скрывать от меня обстоятельства моего появления на свет - хотела она мне свое ремесло передать, а из тех, кто мало страдал, настоящие ведьмы не получаются. Люди в моих краях говорят: "Многие знания несут многие горести!" А того не понимают, что этот закон и в обратную сторону действует. В горестях душа мудреет, только не всякая. Слабая лишь черствеет, в панцирь замыкается - и через панцирь тот страдания уже не пробиваются, но и свет мудрости тоже.
Моя ж душа до рождения по ту сторону жизни побывала и назад дорогу нашла, вот и надеялась приемная мать, что и на земные беды у меня сил хватит.
А бед на мою долю припасено было вволю. И шестнадцати лет мне не исполнилось, как второй раз осиротела. Стара уж была колдунья, смерти с часу на час последние лет пятьдесят дожидалась, а та, видать, задержалась или по пути заплутала. Уж не знаю-не ведаю, к добру или к худу для меня это ее ожидание оказалось, потому как принимала она каждый день как последний и старалась мне в голову в этот день столько запихнуть, чтоб назавтра я и одна выжила. А если тебе ежедневно в мозги утрамбовывают запас знаний на целую жизнь, так трудно предположить, чтоб там хоть что-нибудь за шестнадцать лет не задержалось.
Вот и набралось знаний столько, что обычному человеку на пару жизней хватило бы да еще лишнее осталось. Могла бы я без поддержки даже в человеческой толпе выжить, а уж про спокойное одиночество в лесу и говорить не приходится.

- Должен я перед тобой повиниться, о благородный Синдбад, - непроизвольно потер затылок Джабраил, - но в этот момент, как представил я ее одинокую жизнь в лесу, такие мысли меня посетили, что удар незримой сковородкой по голове особо чувствительным оказался и выбил временно поток моего внимания из арыка моего сознания. Потому правда о нескольких годах жизни юной колдуньи прошла мимо меня, как гордая красавица мимо сладострастно истекающего слюной старца на базаре.
Колокольный звон в голове заставил меня всерьез заподозрить отсутствие в ней иных наполнителей, ибо так гулко звенеть полный предмет не может. Посему озаботился я приобретением содержимого и продолжил вникать в повествование моей мудрой собеседницы. Упущенных подробностей не воротить, а новые жаль пропустить. Так что поведу тропу своего рассказа далее с того момента, в который снова смог быть уверен в ее надежности.