Часть вторая. Растут молодые офицеры

      1972-1975 г.г.
      1.
      Конец 1972 года был полон событий, заметно изменивших жизнь лейтенанта Марьина. В декабре ему было предложено перейти на выборную комсомольскую работу. Предложение нешуточное. Учился он на военного инженера, а вот теперь предлагают перейти на комсомол. С одной стороны, желание у него такое было, а с другой…
      А вдруг не получится, а если он не сможет, если он не справится с этой работой… Что тогда? Опять в батарею?
Сомнений было много, а решать надо. Это вопрос его дальнейшей службы и перспективы.
      Конечно, предпосылки для такого предложения были. В дивизионе Александра загрузили общественной работой, как говорят, «под завязку». С лета он трудился спорторгом дивизиона. В ходе армейской отчётно-выборной кампании в партии и комсомоле его избрали в состав партбюро и бюро комсомола дивизиона. Гор после этих назначений он не свернул, времени было маловато, но поручения выполнял аккуратно и своевременно, был инициативен. А армии как водится, проявил инициативу, флаг тебе руки, трудись. Как-то на бюро комсомола он предложил сделать в дивизионе радиогазету, и тут же получил задачу: выпуск радиогазеты подготовить к итогам учебного года. Справился. Предложил первенство подразделений по волейболу организовать. На, получай следующее поручение и организовывай. Организовал. Правда, пришлось полковому «пану спортсмену» доказывать, что две верёвки, висящие на накренившихся столбах  у стадиона, это не сетка, а круглый пузырь с грыжами, отдалённо напоминающий мяч, вовсе не мяч.  Одолел всё же начальника физподготовки. Тот лично всё необходимое привёз в дивизион. А уж площадку сделать, разметить её, дело плёвое. Первенство дивизиона по волейболу, по всем правилам, с грамотами за участие и призом за победу  лейтенант организовал замечательно. Уже тогда, присутствовавший на соревнованиях секретарь комитета комсомола полка Коля Андрущенко забросил удочку насчёт комсомольской работы, сначала просто в составе комитета. Саня пожал плечами: «Доверят комсомольцы, пойду».
      И ещё одна деталь. Отец Марьина был политработником. Саня видел отца в работе: в военных городках этот труд был как на ладони. Он видел, как отец общается с людьми, как он работает над собой, как выступает перед народом. Видел, с каким уважением к отцу относились люди. И, наконец, отец не раз, беседуя с сыном, говорил о важности политработы и жалел, что не было ещё в 1966 году высших политических училищ. При этом он не отрицал возможность перехода сына на самостоятельную политработу.
      И вот замполит полка уже официально предложил Марьину возглавить комитет комсомола.
      Лейтенант попросил два дня подумать.
      Замполит сказал: «Дня хватит, послезавтра собрание». И через минутку добавил: «Откажешься, уволю в запас… Шутка…»
Что же, ему можно пошутить, а Марьину не до шуток: решать надо. Эти два дня   Саня просил, чтобы посоветоваться с отцом. Можно было и с другом Володькой пошептаться, парень умный. А ещё для того, чтобы подружке своей заявить о новой перспективе службы. Да, именно заявить: посоветовать что-либо, она вряд ли могла.
      В мучительных размышлениях прошли сутки.
      Лейтенант соглашается с предложением. Дальше всё шло установленным порядком: собрание полка, заседание комитета комсомола и он избирается секретарём комитета ВЛКСМ ракетного полка.
      И ещё день размышлений: что же надо делать, как организовывать комсомольскую работу в полку? В кабинете их было четверо: секретарь парткома, пропагандист, начальник клуба и он, новый секретарь комитета комсомола.   Замполит приболел, дома лечился, и секретарь парткома на правах старейшего поздравил Марьина, а вместо подарка вручил ему кучу инструкций и брошюр.
      — Давай «комсомол», изучай теорию, о практике после поговорим.
      До вечера Саня шуршал листами умной литературы, но ничего кроме «усилить», «улучшить», «добиться» и «обеспечить» там не нашёл. В расстроенных чувствах приехал домой, и началось самобичевание: «А может я не прав, не надо было идти на эту должность. В батарее всё просто. Построил людей, отвёл в учебный корпус на занятия, сам почитал инструкции и прочее, прочее.  Вечером подвёл итоги, получил от начальника отделения задачу и уехал домой. И всё. А здесь как начать и что делать?»
       Утром следующего дня к учёбе молодого «комсомольца» приступил пропагандист.
      — Марьин, ты знаешь, что гласит статья первая устава?
      — Не понял, какого устава, вы о чём?
      — Не понял он! Всё ты понял. Статья первая устава гласит: «Начальник всегда прав», а статья вторая того же устава утверждает: «Если сомневаешься, в том, что начальник прав, снова читай статью первую».
      — К чему это вы?
      — А к тому, дорогой: не мучайся, лучше подсчитай учётные карточки, с этим хоть разберись, а завтра придёт замполит, он тебе расскажет, что делать, как делать, и в этом он будет прав. А кстати, ты хоть знаешь, сколько комсомольцев в полку?
      Саня что-то слышал в отчётном докладе на полковом собрании, но точную цифру вспомнить не смог.
      — Вот видишь. А начальник клуба знает. Да? Неумывакин, сколько комсомольцев у нас?
      Начальник клуба широко улыбнулся и отрапортовал: «Девятьсот восемьдесят пять, товарищ майор, ППП».
Девятьсот восемьдесят пять это понятно. А ППП, что это такое?
      — Пол, потолок, палец. Учись, комсомол…

      2.
      Весной 1973 года в полку произошло обновление руководящего состава. Командиром был назначен подполковник Билык Виктор Данилович, замполитом Зверьков Александр Фёдорович. Билык был заместителем командира полка, офицеры его знали, и  он знал, кто и как работает, так что жизнь в полку завертелась.  Командир чётко понимал: главная его забота это боевая подготовка и ленивцев, обросших дачными участками в областном центре, надо как-то раскачать. Трудился командир как заводная машинка: никому покоя не было в полку. Проверки, КЗ, тренировки, нагоняи нерадивым, всё было включено работу. Но будучи человеком системным, командир понимал, что рычагов в его арсенале предостаточно. И один из них, полковой комсомол.
      Он пригласил лейтенанта в кабинет.
      — Марьин, видишь мою руку?
      Конечно, как было не заметить растопыренные пальцы правой руки и до желтизны обкуренный указательный палец руки командира?
      — Вижу, товарищ подполковник.
      — Так ты у меня вот!
      И он потряс этим жёлтым пальцем у Саниного носа.
      — Ты у меня указательный палец. Понятно? Ты должен быть постоянно в подразделениях, трудиться с бойцами, знать их настроение, работать с ними. И молодые офицеры на тебе. Видишь их за год, сколько прибыло, почти все комсомольцы. А вы всё в кабинетах сидите да бумагами там шелестите. В войска! В окопы…
      Командир был прав. Партполитаппарат полка сидел в кабинете. А кто его погоняет? Замполиту было некогда: болел он и часто и подолгу.
Секретарь парткома вообще был кабинетным человеком, всё больше о пенсии думал. А их, молодых и Саню, и второго Саню, клубного начальника, просто нужно толкнуть в правильном направлении и озадачить. Марьин и сам уж расстроен был тем, что на комсомол пошёл. Его соседи по комнате уже на отделениях трудились, и друг Володя Блинов писал, что возможно скоро комбатом станет.
      Вот это карьера…
      Новый замполит вовремя подоспел. Погонял он подчинённых, занялся молодыми, и дела пошли. Александр Фёдорович толковый был человек, и себя не щадил, но и подчинённых задёргал. Не прошло и месяца, повеселел Марьин. В батареях его уже узнавали, и он стал понимать, чем полк живёт. С людьми стал общаться, а значит, начал вникать в их жизнь. И после каждой встречи те, с кем он общался, говорили ему, где и что надо делать. У лейтенанта появилось и ощущение того, что он нужен людям, что его работа важна для них. Это было абсолютно новое чувство.
      Работа спорилась. Командир полка растолкал спящего начальника физподготовки, тот очнувшись, бросился на стадионы и спортплощадки, а рядом с ним с вымпелами и грамотами — «комсомол». Заработали «Комсомольский патруль», «Прожектор». В дивизионах появились ВИА , заработали КВН, художественная самодеятельность. Много ещё чем задышал полк.
      Наконец-то и личная жизнь лейтенанта изменилась. Ещё в августе 1972 года он познакомился на танцах с замечательной девчушкой.
      Дело так было. Как-то в выходной зашёл он с коллегами по комнате на танцы в парке. Стояли они в сторонке, судачили о своём, о каких-то делах, и тут на фуражку Александру камешек упал. Повернулся и понял: всё! Он пропал. Вот она!!!  За барьером танцевальной площадки, буквально в метре от них, стояли три подружки. Познакомились парни с девушками, Саня сходу к белокурой, стройненькой, поближе подался. Звали её Татьяна. Проводил девушку домой, обменялись телефонами и договорились встретиться.
      Так началась эта дружба. Боролся он за дивчину, за любовь свою, здорово боролся. Был у Тани парень, так отбил. Не раз дело и к дракам подходило, но Татьяна выручала, а порой его товарищи встречать после свиданий подходили, а не то молодому комсомольскому вожаку, бока намяли бы.
      В апреле свадьбу сыграли. Володя Блинов свидетелем был. Приехал, братишка, несмотря на свои заботы и проблемы, всё же приехал. А в мае квартиру молодой семье выделили, в июне в первый отпуск отправили.
      С молодой женой, куда можно было поехать? Путёвку в санаторий, да ещё семейную, пока не заслужил. Молод, да и здоровье прекрасное. Дома отдыхать, так квартиру ещё обжить надо, к тому же ремонт там, тесть ремонтом занимался. Решили в Гомель съездить и в Ригу. У Саниных родителей погостили недельку, а затем поехали в столицу Латвии.

      3.
      Блинов также этим летом был в Риге, но толком отдохнуть не удалось. В полк пришлось возвращаться, и к родителям надо было съездить. Так за беготнёй, проблемами, отпуск незаметно и проскочил.
      В полку его ждали хорошие новости. Он представлен к назначению на должность заместителя командира стартовой батареи с перспективой командования этой же батареей. Предложение, конечно, было лестным. Ему двадцать четыре, а уже батарея становится реальностью. На собеседовании у командира дивизии его спросили, сможет ли он командовать батареей. Естественно ему хотелось быть честным, прежде всего с самим собой, и он с долей сомнения сказал, что ещё не дежурил начальником дежурной боевой смены пуска (ДБСП) стартовой батареи. А это было вполне естественно: начальник четвёртого отделения не мог заступать на боевое дежурство начальником ДБСП, у него в составе дежурных сил дивизиона были другие задачи и обязанности. Сказал всё это Блинов честно. Да, вполне честно и откровенно, но тут же и переживать стал: а не воспримут ли руководители его сомнение как отказ от должности? И тут начальник политического отдела, а в то время руководил партийно-политической работой в дивизии Куринный Игорь Иванович, и говорит: «Товарищ Блинов, мы знаем вас и ценим, прежде всего, за умение работать с людьми, техника — это уже второе». Слова начальника политотдела легли как бальзам на сердце. Володя успокоился и уверенностью сказал: «Доверите батарею, справлюсь».
Это уже было совсем другое дело.
     В кадрах дивизии разговор шёл уже несколько в другом ключе: а потянет ли он батарею, где недавно было тяжелейшее ЧП, где расформировали весь личный состав, включая офицеров. Была такая батарея в их дивизии. Блинов после разговора у комдива, уже абсолютно без тени сомнения дал своё согласие на должность: он был уверен, что в этой трудной, обновлённой батарее он со всеми задачами справится.
      Жену, естественно, он не обрадовал: всякий переезд и ремонт равносильны пожару, это давно известно. Однако жена офицера, есть жена офицера, а это означает: «Раз надо, значит, едем».
      Он ждал назначения. И оно состоялось. Правда, ту «трудную» батарею, где было ЧП, поменяли на «отличную». Из дивизии передали приказ о назначении его комбатом в Высокую Печь, в полк, где командиром был Баранов Владимир Лукич. Володя ещё переспросил в кадрах и у командира своего полка поинтересовался, верно ли это. «Да. Всё, верно, можете выезжать и принимать должность».
      Ну что, старлей, сбывается твоя мечта. Вот ты уже и на майорской должности. В двадцать четыре года старшим лейтенантом назначен на должность, где по штату командир — майор. Вот это рост! Правда, ещё в училище он знал: комбат, это «расстрельная» должность. Их, комбатов, в полку трёхдивизионного состава на двухтысячный коллектив всего двенадцать. Двенадцать командиров, непосредственно обеспечивающих в случае войны пуски стратегических ракет. Ответственность сумасшедшая, других терминов он не находил.
      Утром следующего дня старший лейтенант Блинов представлялся командиру полка. Это его второе в жизни представление командиру значительно отличалось от первого приёма в Коростене. Подполковник Баранов оказался на редкость приятным человеком, он подробно расспросил о жизни, семье, о работе на предыдущей должности. Толково рассказал про полк, о дивизионах и его батарее, о полковых задачах, проблемах и путях их решения.
      Полк Баранова имел прекрасную репутацию в ракетных войсках. С1972 года «отличный», передовой в РВСН. За высокие показатели в соцсоревновании и в ознаменование 50-летия образования Советского Союза полк был награждён Юбилейным почётным знаком ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС, и переходящим Знаменем Военного совета Ракетных войск.
      Батарея, где предстояло служить Блинову, по итогам года оценивалась хорошо. Вот, пожалуй, и всё, больше никакой особой информации по батарее Баранов и не дал. Однако молодой комбат уже знал, с чем встретится: возрастные капитаны, ровесники солдаты и сержанты и море командирских забот и проблем. Они всегда и везде есть, жизнь без этого — вовсе и не жизнь.
     Село, где предстояло жить ему с семьёй, немного было похоже на Белокоровичи, только чуть веселее. Та же пара тысяч населения. Речка Тетерев. До Житомира сорок километров и до Коростыня почти полторы сотни. На окраине села их гарнизон, шесть четырёхэтажных жилых домов, дом офицеров, школа, детский садик и всё. Переезжал сюда лейтенант без комфорта: ехали на грузовике ЗИЛ-130, под брезентом в кузове. На улице мороз, снег, холодина, а они с женой в обнимку в кузове. В кабине не положено было никому ехать, только водитель и старший машины. Володя укутал дочь, малышке только полгодика исполнилось, и передал на руки в кабину прапорщику. Так полторы сотни километров они и ехали.   Экзотика, память на всю жизнь.

      4.
      Что такое стартовая батарея ракетного комплекса, на вооружении которой находилась ракета 8К63? Шестьдесят восемь человек личного состава, в том числе 9 офицеров, 5 прапорщиков. Более тридцати единиц техники, агрегатов и оборудования. Две боевых, одна учебная ракета.
      В батарее начальники отделений были сорокалетними капитанами. А ему двадцать четыре года.
      Конечно, батарея, где он трудился до назначения комбатом, мало чем отличалась от нынешней. Однако в том коллективе Блинов был просто винтиком сложного механизма, а сейчас ему предстояло самому эти винтики подкручивать или ослаблять. Он командир.
      Владимир понимал: главное — выстроить систему взаимоотношений в коллективе. Каким бы типовым он ни был, но коллектив это люди со своими проблемами, психологией, как говорят, со своими «тараканами в голове». Конечно, базовые знания управления подразделениями в армейских условиях он имел: в училище этому неплохо учили, да и кое-какой опыт на отделении получил, но всё же заглянуть в умные книжки стоило.
      Так он и трудился: днями командовал батареей, а по вечерам дома осваивал теорию управления. Одной из первых его книг стала брошюра «Педагогика командирской требовательности». Он буквально до дыр её зачитал. Нового, чего бы он ни знал, не было в ней, однако Владимира заинтересовала систематизация подхода к управлению коллективом, а это было весьма важным для него.
      «Делай как я». Этот принцип известен со времён средневековых ремесленников, и в армейских условиях он чрезвычайно важен. Значит, начинаем с себя.
      Ближайшей задачей Блинова было сдать на допуск к самостоятельному несению боевого дежурства начальником дежурной боевой смены пуска. Никаких нормативных сроков он не признавал, просто знал: эту задачу надо решить срочно. И вот через неделю он заступает на боевое дежурство. Естественно, люди видели стремление командира быть впереди и поддерживали его.
Ему двадцать четыре; хоть и молод, но он командир. И здесь стоило все точки над «i» поставить.
      В первый же день командования батареей Блинов собрал офицеров.
      — Товарищи офицеры. Не я к вам напрашивался, и не вы меня выбирали. Я поставлен командовать батареей армейским руководством, а потому первое, что прошу и требую: в служебной обстановке никаких «ты», обращение только по уставу. Во внеслужебных условиях я для вас Владимир Давыдович.
      Конечно, сплотить офицерский коллектив одними распоряжениями или приказами невозможно, а потому он попытался с первых дней понять каждого офицера, он знал, так легче будет работать с подчинёнными. И, надо сказать, особых проблем во взаимоотношениях с офицерами он не встречал, все вопросы решались нормально, по-рабочему.
      Серьёзно занялся комбат сержантами. Внешне в батарее с младшими командирами проблем не было, однако, как только копнул глубже, в глаза бросилось расслоение коллектива сержантов: здесь чётко просматривались и «старики», и «молодые». Выкорчевать заразу «дедовства» в момент, естественно, невозможно, но понимать, что эта проблема существует, и решать её, надо было немедля. Комбат включил в решение этой задачи офицеров батареи, сам активно занялся сержантами. Закрепил за молодыми командирами старших. Каждый был в ответе за становление молодых сержантов. Волей-неволей готовившиеся к увольнению сержанты учили младших товарищей, тем самым они и себе готовили замену, и авторитет младших поднимали. Не исключил комбат стимулирование сержантского труда. Он гарантировал отпуск на родину всем. Но, при условии отсутствия замечаний в личном поведении командиров и порядка в подчинённых им отделениях и расчётах.
      А ещё комбат искал в батарее лидеров. Он ещё по школе, да и по училищу знал: на лидеров равняются, к ним тянутся. Блинов понимал: других подчинённых ему не дадут, а значит, надо своих лидеров высматривать, потом уже их учить и воспитывать. Одним из первых в поле его зрения попал паренёк, призванный из Кубани, Сергей Коцупатрий. Долго к нему присматривался комбат. Паренёк откровенно нравился: был грамотным, толковым буквально во всём, к тому же физически крепким и волевым. Солдат вполне подходил на должность младшего командира. Блинов организовал его подготовку в рамках полковых курсов и поставил на сержантскую должность. В последующем оказалось: выбор был сделан правильно, Коцупатрий к концу службы старшиной батареи стал, а уволился старшим сержантом. И этот парень не один такой был в батарее. Если младшими командирами заниматься, заниматься предметно и постоянно, все они служить будут с хорошей отдачей.
      Комбат и комсомол батарейный поднял. Ефрейтор Петровский, секретарь комсомольской организации батареи, избранный, по всей видимости, по принципу «только не меня», дело было ещё до прихода комбата, в общем-то, оказался неплохим парнем. Его авторитет в коллективе Блинов поддержал, точнее, не поддержал, а поднял. Правой рукой стал парнишка у комбата, и солдаты, если какие проблемы и возникали, к нему подходить стали. А у солдат проблем много, люди разные. У кого мама заболела, помощь от сельсовета нужна, значит, письмо из части надо написать. Невеста кому-то не пишет долго, тоже вопрос. Да мало ли какие беды у бойцов могут быть, все они люди.
      И, чем больше командир вникал в этот, казалось бы, бесконечный клубок человеческих проблем и болячек, тем интереснее ему было работать, тем понятнее было, что делать надо.
      Но не всё шло гладко, как желал комбат. В осеннем наборе прибыли четыре человека, практически не владеющих русским языком. Как уж они сито отбора прошли, почему их в отличный полк отобрали, было непонятно. Но прибыли, так прибыли, значит, надо ими заниматься. Учить русскому языку? Профессиональных учителей в батарее нет, так что обходились своими силами. В должности солдат поставили номерами, не требующими серьёзного владения русским языком. Трое бойцов вроде бы прилежными учениками были, они понимали, что в армии служат. Но вот один выбивался из общей позитивной картины: учиться не хотел, так мало того, мыться ещё не желал. И не то, что в баню не желал ходить, это хоть понять можно: ну не был в бане, никогда и шайку  не видел, ладно, со временем привыкнет. Но этот Бубякин, не просто не мылся, он как огня боялся умывальника.  Что делать? Комбат приказывает: «Учите, товарищ сержант, заставляйте…» Комбат забыл только сказать: «Не бейте бойца».
      Утром, дело в понедельник было, на построение Бубякин вышел с фингалом под глазом.
      — Старшина, в чём дело?
      — Товарищ старший лейтенант, помылся рядовой, честное слово, сам помылся.
      И смех, и грех. Комбату смеяться хочется, он всё понял, как только увидел синяк. Но это избиение, это неуставные взаимоотношения.
      — Кто бил?
      Из строя вышел сержант Потёмкин:
      — Я, товарищ старший лейтенант.
      Комбат не стал шуметь перед строем. Надо было во всём разобраться. А уж потом, после разговора, как он сержанта только не модулировал: и к совести взывал, и раз сотню повторил, что полк «отличный» и здесь недопустимо рукоприкладство.
      — Понял, Потёмкин?
      — Товарищ старший лейтенант, да вы за неделю работы с таким вот балбесом, ему сами бы не один, а два фонаря навесили.
      — Что, Потёмкин, повторить, что я говорил?
      — Никак нет. Я всё понял, больше такое не повторится.
      Досталось от Блинова и командирам Бубякина, начальнику и технику заправочного отделения. Но синяк помог: действительно боец стал по утрам мыться и с русским языком у него дела сдвинулись. Вот и говори потом, что увещеванием всё можно решить, ан нет, не всё, а вот дали человеку разок в глаз, и дела пошли.
      Интересный вывод…
      Командиру дивизиона о произошедшем он не доложил. А вот с замполитом переговорил, вроде как посоветоваться пришёл, всё же скрывать нарушения было не в его характере. И представил дело так, что в батарее попытка драки была.   Однако Виктора Ивановича не проведёшь. Выслушал он комбата и спрашивает:
      — И что делать собираетесь?
      Блинов докладывает: так, мол, и так, спланировал систему мероприятий. Думаю, разберёмся, и по комсомольской линии поговорим, и мыться солдата научим, и постель менять. Всё сделаем.
     — Комбат, ты лучше расскажи: сильно молодого побили?
     Что тут было ответить… Рассказал Блинов, как дело было.
     — Ладно, то, что парню глаз подбили, не здорово. Но, думаю, разберётесь. Я вот сейчас о другом мыслю. Ты посмотри, какие призывники приходить нынче стали. Школа, семья, комсомол молодёжь воспитывают, наши представители на отбор призывников в военкоматы ездят, а приходят люди, вроде, как и не в стране советской жили. Год-два назад такого точно не было. Надо что-то делать. Видимо тенденция эта сохранится, надо думать, как с этими людьми работать, да и ПТУшное издевательство в моду входит, и здесь есть вопрос. Надо думать. И ты думай, комбат. Тебе ещё расти и расти.

      5.
      А Марьин между тем готовился к своему первому отчётно-выборному комсомольскому собранию. Что сказать комсомольцам? Что получается, где промахи, что надо изменить в работе комитета комсомола? Чем ближе к собранию, тем больше вопросов возникало. Александр видел: многое в полку меняется. В боевой подготовке есть позитивные изменения, год полк без ЧП  прожил, в казармах уютнее стало, вообще всё как-то оживилось. Но то заслуга нового командира, замполита, именно они своим каждодневным трудом полк поднимали. А его труд? Виден ли он, достаточен ли?
      С этими сомнениями Марьин пошёл к замполиту полка. Был уже вечер, машины у КПП ждали народ и готовились к убытию в город.
      — Жена, наверно ждёт, а ты шекспировские вопросы задаёшь. Ладно, если не спешишь, пошли, вместе поразмышляем над сомнениями, что тебя гложут.
      Удобно устроившись в кресле, Александр Фёдорович рассуждал:
      — Я с тобой согласен, командир у нас хорош, многое делает для того чтобы полк достойно выглядел. Но командир, каким бы прекрасным ни был, не один в этом «поле» воюет. А мы с тобой? Вот ты в прошлом месяце на скольких комплексных занятиях был? Да, понятно, в трёх батареях был. Хорошо, но ты же не наблюдателем, не инструктором там был. Ты ведь с комсомолятами батарейными встречался? Встречался. О чём говорили? Конечно, о КЗ, их готовности к занятию, о мерах безопасности. Верно? И так вот по крупицам, по фрагментам и идёт подготовка полка. Каждый на своём месте трудится, и если этот труд хорош, общий результат тоже хороший. Или дисциплину возьмём. Вот молодёжь в полк пришла, ты и сам в «карантине» работал, а я результаты нашей работы всем доводил. Помнишь, о чём я говорил, какая картинка вырисовывается с молодняком?
      Замполит взял докладную записку о качественной характеристике молодого пополнения.
      — Вот она: «Более половины солдат не имеют среднего образования, на вопрос: «почему» ответы типовые: «…зачем учиться, работать надо». Сорок процентов беспартийные, а из членов ВЛКСМ чуть ли не половина получили комсомольские билеты накануне призыва. Много сирот, воспитывавшихся без отцов. Со спиртным знакомы практически все, наркоманов не было, но были те, кто уже понимал, что такое наркотики и пробовал курить травку или клеем в пакете дышал. С приводами в милицию были не менее двух десятков человек». Вот так. А теперь давай на всю эту картинку со стороны глянем. Внешне вроде парни как парни, но за душой у подавляющего большинства, серьёзные житейские проблемы. Не мы их создали, жизнь такова. У каждого она по-разному складывалась. Вот этот «человеческий материал» мы в итоге получили. И что дальше? А дальше включается армейская система. Если она отлажена, если она работоспособна, всё будет в порядке. В этой системе и мы с тобой, и у нас есть, и задачи, и ответственность. Теперь давай рассуждать о месте комсомольской организации в укреплении дисциплины, в работе с молодёжью…
      Долго беседовали замполит и секретарь комитета комсомола полка. По сути, тот разговор и был подготовкой доклада Марьина на собрание. Домой Саню замполит подбросил на своей машине, дело было уже за полночь.
      Жена не спала.
      — И где ты гулял?
      — К собранию комсомольскому готовился, а замполит помогал, он и на машине своей меня подвёз. Ты же знаешь, собрание скоро.
      — А замполит тебе не напомнил, что завтра у меня день рождения и мы планировали друзей пригласить?
      Саня смутился. Действительно, завтра жене двадцать два.
      — Александр Фёдорович завтра разрешил раньше домой уехать. Так что не забыл я, не забыл. А кто у нас будет?
     Они обсудили завтрашний день и легли спать. Уже засыпая, Саня вспомнил, что не купил Татьяне подарок. Не забыть бы. В военторговском магазине в полку можно что-то подобрать. Главное, не забыть. Да! И цветы, цветы не забыть бы…

     6.
     На полковое отчётно-выборное собрание неожиданно приехали гости. Заместитель командующего по боевой подготовке и помощник начальника политотдела армии по комсомольской работе Некрашевич Николай Николаевич.
     Саня мандражировал. Но это был боевой мандраж, не от неготовности к собранию, а именно боевой. Он знал, что нужно на собрании сказать. Каждое написанное им слово замполит поддержал, это было и мнение комитета комсомола.  Он лично готовил своих активистов к выступлению, они вместе формулировали проблемы, вместе думали, что и как нужно делать, чтобы активизировать комсомольскую работу.
      Доклад комитета комсомола был достаточно жёстким и предметным. Александр постарался уйти от стереотипных рамок демонстрации комсомольской жизни в полку.    И замполит советовал: «Меньше цифр и терминов   — «улучшить», «добиться», «углубить» и прочего, ты лучше эмоции дай в выступлении, примеры как можно более яркие и весомые, достижения, фамилии комсомольцев назови».
     Саня так и старался делать. Хвалил комсомольцев за инициативу, назвал лучшие организации по итогам года. Но многих в выступлении он и критиковал. Досталось отстающим коллективам и их секретарям, некоторых комсомольцев-офицеров раскритиковал за пассивность.
     Улыбку у делегатов собрания вызвал его пассаж по вопросу партийного руководства комсомолом.
     — Вот старшие товарищи говорят о помощи комсомолу, о руководстве его работой. Что-то не заметил я, побывав в трёх батарейных парторганизациях на отчётно-выборных собраниях, этой помощи и руководства, здесь даже и разговора о комсомоле нет. А во втором дивизионе секретарь только и сказал: «А теперь пару слов о комсомоле…», и всё, время, отведённое на доклад, кончилось. Спасибо, товарищ секретарь за заботу о нас, о комсомольцах.
     Овации сорвал Марьин на этой саркастической фразе, а ещё был награждён недоумённым взглядом секретаря парткома полка.
Собрание закончилось приятными для комсомольцев сюрпризами. Накануне Марьин отвёз списки лучших в Обком комсомола и получил обкомовские грамоты. Командир полка подписал приказ о награждении передовиков социалистического соревнования.   Казалось бы, внешний антураж, нужен ли он? А по глазам парней, которым вручались награды, он понял: конечно, это благое дело. Вон у ребят глаза горят.  Улыбаются, рады. Саша был уверен: и домой напишут, так, мол, и так, комсомол наградил за успехи.
Всё это было нужно.
      Заместитель командующего от имени Военного Совета армии поблагодарил коллектив полка за успехи и боевой учёбе и дисциплине. Конечно, не обошлось и без любимой фразы начальства: «Но вместе с тем…» Да, конечно, есть вопросы и немало их, жизнь на месте не стоит, всё течёт и меняется и задачи в новом году труднее будут, это понятно. Но это потом. А сейчас Саня был доволен итогами разговора на собрании.
      Перед избранием нового состава комитета комсомола полка Николай Николаевич отозвал Александра в сторонку. Оценку собранию он не давал, просто сказал, что разговор был конкретным и правильным, и, как бы между делом спросил:
      — А замену себе в составе комитета ты предусмотрел?
      К этому вопросу Марьин готов не был. Он вопросительно посмотрел на Некрашевича.
      — Ладно, с замполитом переговорю, пошли в клуб.

      7.
      Прошёл год, как Блинов принял батарею. Заматерел, на ногах стоял крепко. Батарея по-прежнему лидировала практически по всем показателям. В дивизионе авторитет комбата рос, коммунисты его избрали в состав партийного бюро.
Заместителя ему так и не дали. На месяц прислали капитана из соседнего полка, да и забрали в дивизию, наверно куда-то на повышение. Блинов понимал: кадровый голод нынче вполне нормальное явление. В дивизиях ракетных войск активно шёл процесс ввода новых ракетных комплексов, там выпускники нужны. Единственное, на кого вполне могли рассчитывать командиры полков Р-12, это на «двухгодичников». Их время от времени поставляли МАИ, МВТУ имени Баумана, Ленинградский военмех, прочие ВУЗы. Специалистов военные кафедры готовили, в общем-то, неплохих. С одним из таких ребят Блинов сдружился. Это был Пётр Жуков, один из создателей и музыкантов питерской рок-группы «Аргонавты». У офицеров было много общего, но главным, безусловно, была любовь к музыке. Пётр стал вхож в семью Володи. Общение с этим замечательным парнем стало настоящей отдушиной для комбата. И дружбу, зародившуюся здесь, в Высокой Печи, ребята пронесли через всю свою жизнь. Кстати, в этой же группе с 1972 года по май 1973-го выступал солистом и гитаристом Александр Розенбаум.
      Итак, продолжим. Не было у комбата заместителя. Но он понимал: раз год не присылают к нему офицера, значит, доверяют командиру. Правда доверие это тяжело даётся. В батарее вместо пяти офицеров четверо несут боевое дежурство начальниками дежурных боевых смен пуска. Один заболел и всё, заступать на боевое дежурство приходится через неделю — две. Это тяжёлая нагрузка. А отпуска, командировки, их тоже не отменить. Месяц, два, ну от силы три, протянуть в таком режиме можно, но не более того. А тут год без заместителя.
     Офицеры батареи к службе относились в целом добросовестно. Им делить было нечего. Он командир, они подчинённые.
     Поначалу кое с кем возникали элементы недопонимания, но Блинов пресёк их вовремя и решительно. И серьёзные проблемы случались. Как-то, находясь в наряде дежурным по дивизиону, начальник второго отделения его батареи пришёл к комбату в гостиницу выяснять отношения. Блинов был на боевом дежурстве. Разговор сразу пошёл на повышенных тонах, Владимир пытался приструнить капитана, однако не получилось. Тот был пьян, да ещё, видимо, для пущей уверенности или из желания пугнуть комбата, достал пистолет и постоянно крутил его на пальце. Всё же угомонил подчинённого Владимир, а наутро подал рапорт по команде. Через две недели капитан через суд чести был уволен. И это был тот случай, когда люди, перекрестившись, говорят: «А если бы…»
Но обошлось.
      Начальники отделений батареи были в капитанских чинах, а по возрасту, сорок лет и более. Для ракетных войск это серьёзно, в таком возрасте, да ещё без высшего образования, офицер максимум мог рассчитывать на перемещение внутри дивизиона или полка на равнозначную должность. В крайнем случае, мог выслужить майорскую, типа помощник по снабжению в дивизионе. Вариантов было немного. Так что карьеристских устремлений ни у кого из подчинённых Блинова не было, все знали свой потолок. Но то речь о военной службе. А вот за перспективу завершить её в городе, пусть и небольшом, но городе. Получить квартиру и спокойно растить детей и внуков, копать грядки на огороде. Накопить и купить хотя бы подержанную машину. Вот за эту перспективу стоило бороться. А здесь уж и дисциплина и порядок в отделении, и личное поведение, всё важно. Так что стимулы, на которые Владимир Давыдович мог опереться в работе с подчинёнными, были. Впрочем, всегда можно довериться чести офицера, его личной ответственности за дела. Он и доверял, и пока офицеры, как бы тяжело ни было, трудились, и трудились неплохо, комбат гордился тем, что за этот год ему удалось сплотить, объединить офицерский коллектив батареи.
      Итак, ровно год прошёл.
      Ему двадцать пять. Он служит в полку с прекрасными традициями, в полку, который известен во всех ракетных войсках. Только скажи: «Я служу у Баранова», или «Служу в Высокой Печи» любой ракетчик поймёт: речь идёт о лучшем в ракетных войсках полку. И вот здесь он, двадцатипятилетний офицер, командует «отличной» стартовой батареей, причём год как командует.

     8.
     В этот же 1974 года, в марте Марьин отметил свой первый солидный юбилей. Ему исполнилось двадцать пять лет. Как бы кто ни относился к этому возрасту, но четверть века бывает у человека один раз в жизни. Впрочем, как и любое другое значимое событие. Однако Саня именно так оценивал эту дату — четверть века жизни.
     День этот совпал ещё с одним очень важным торжеством. Год назад родилась их семья. Первый год совместной жизни. Тоже замечательно, тоже следует отметить. И, наконец, смело можно было праздновать новоселье. Ровно месяц назад ему были вручены ключи от его первой собственной квартиры. Ремонт сделан, с тестем старались, особенно тесть, руки у него золотые. Уже пять дней, как они с молодой женой живут в уютном однокомнатном гнёздышке.
Вот так вот всё в один момент и подошло.
     Конечно, если по уму, то все эти события, очень самостоятельные по значимости, объединять было бы нежелательно. Но следовало учесть, что лейтенант Александр Марьин, человек служивый, весьма занятой по службе. Семейных друзей у них с женой пока не было. Так что гости, если были бы приглашены, то малым числом.
      Споры по поводу того как и с кем праздновать, всё же в семье были.
      Тёща считала, наверно, по-своему она была права, что праздновать нужно у них дома.
      — Места у нас много, соседей позовём, товарищей Василия Филипповича по работе, тётю Розу, Ольгу Андреевну, бабу Люсю. Стол накроем, лучше, чем на свадьбу. Будете довольны.
      Тесть поддержал это предложение.
      Жена предложила по скромному в ресторан сходить, пригласить своих подружек, однокурсницу по институту Свету.
     — А ты, Саша, своих ребят позовёшь. Сашку и Юру.
     Что же — есть мнение, можно его рассмотреть. Однако Саня всё  больше был настроен пригласить своих старших товарищей по службе.
     Решали они и так и эдак и, наконец, согласились на доводах Александра.   Пригласим полковых коллег. Всё, решено. Тесть и тёща надулись, но спорить не стали.
     — Только сразу, как гости уйдут, к нам, и без разговоров!
     — Какой вопрос, конечно, будем, обязательно придём.
     Итак, один вопрос решён. Приглашаем замполита полка, секретаря парткома, пропагандиста и начальника клуба. Палец загибаем.
     Где праздновать тоже решили достаточно быстро. Не так велика зарплата лейтенанта, чтобы в ресторане отдыхать, это, во-первых. Во-вторых, дома уютнее, тем более что и за это гнёздышко предстоит чокнуться. Загибаем второй пальчик.
Меню. Здесь перед авторитетом тёщи, Нины Ивановны, устоять просто было невозможно. Если начать всё перечислять, что она предложила, можно и слюной подавиться. Здесь Сашу и его жену радовало то обстоятельство, что большую часть блюд рвалась готовить сама тёща.
     — Да мы только счастливы будем!
     Есть третий пальчик.
     Итак, дело за малым. Четвёртое. Назначаем дату, готовимся и празднуем. По дате и времени проведения мероприятия надо посоветоваться с начальством, и   Александр пошел к замполиту полка.
     — Виктор Иванович, позвольте пригласить вас на день рождения. Мы с женой будем рады видеть вас в следующую субботу, в шестнадцать часов.
     Саша обстоятельно рассказал замполиту обо всех радостных событиях и жизненных праздниках.
     Как и следовало ожидать, замполит уважительно и с интересом отнёсся к приглашению, поблагодарил, но ответ пока не дал.
      — Надо с семьёй согласовать.
      — Конечно, конечно, я подожду.
      Естественно, Виктор Иванович пообещал не задействовать в этот период на службе других предполагаемых Сашиных гостей.
      Коллег по службе уговаривать не пришлось.
      — Саня, мы готовы хоть сейчас поехать, приглашай, — с улыбкой сказал секретарь парткома Михаил Илларионович. Пропагандист полка, Александр Иванович Коцюба, согласно закивал, согласен был и Санька, начальник клуба.
      Что же, надо готовиться.
      Вся неделя прошла в приятных хлопотах. Тёща постоянно корректировала меню. Добавились икра чёрная и красная, по случаю соседи принесли. Из ресторана пообещали к субботе доставить заливного судака, очень аппетитное блюдо. Для салатов всё уже было закуплено. Тесть где-то достал дефицитную в те годы «Горилку с перцем», водку «Столичная» и армянский коньяк. Жена до идеального состояния выдраила и так практически новую квартиру.
И вот настал он, час «Х». К трём часам тридцати минутам всё было готово. Саша последний раз осмотрел стол: всё чудесно, стол, как в лучших домах. Он с гордостью и благодарностью глянул на жену.
      — Спасибо, дорогая, всё прекрасно.
      Ждём гостей.
      Ровно без четверти четыре птичкой запел звоночек.
      — Кто бы это мог быть? Наши обещались точно прийти, может это соседка?
      В открытую дверь заглянул Саня.
      — А, вот они где, притаились, гостей не ждут. А?
      — Заходите товарищи, заходите, рады вас видеть. А Виктор Иванович где?
Михаил Илларионович сообщил, что в последний момент замполиту пришлось остаться в полку, комиссия какая-то приехала, он просил извиниться и им поручил поздравить хозяев с праздником.
     — Так что вот так. Служба, сам понимаешь, служба.
     Александр Иванович первым взял слово, правда, за столом ещё никто не сидел. Саня мыл руки, Илларионович выглянул на балкон.
     — Дорогие товарищи! Позвольте от себя лично и от присутствующих здесь сослуживцев горячо и сердечно поздравить Александра, жену его, прежде всего с годовщиной свадьбы.
     — Горько, понимаете ли, горько! Горько!!!
     Такого напора от пропагандиста Саша не ожидал. Не дождавшись от молодых поцелуя, Александр Иванович опрокинул стопку. Крякнул, закусил, налил вторую.
     Саша растерянно стоял в дверях, жена шуршала на кухне. Михаил Илларионович сел за стол, положил закуску в тарелку, налил в рюмку горилку и встал.
     — Наливайте, наливайте, Танечка, и вы тоже давайте к столу.
     — Ну что я скажу, Саша. Двадцать пять лет, хороший возраст! Эх, мне бы сбросить сейчас лет двадцать, тоже молодым бы был. За тебя, дорогой мой, за тебя!
     Заметно окосевший пропагандист налил очередную стопку, обнял начальника клуба:
     — Саня, спой нашу, полковую.
     Саня замахал руками:
     — Стоп, стоп, погоди, рано ещё петь. За жён не пили. За наш тыл, за наших верных подруг, за их здоровье, за детишек. Ура!
     Третью выпили мгновенно.
     Марьин пока ещё не пил, он к такому развитию событий не был готов. Шла десятая минута торжества, а выпиты уже две пол литровых бутылки спиртного. Ну и скорость!
     А скорость действительно росла.
     — За родителей! За наших родителей, и за твоих Саша, тоже.
     Хлоп, ещё рюмочка опрокинута.
     — За тех, кто на боевом дежурстве, на службе. За их здоровье!
     Саня, расстроенный, молчал, только кивал и наблюдал, как коллеги рюмку за рюмкой поглощают спиртное. Он уже понял, что произошло, начальник клуба шепнул:
     — Старик, ты не обижайся, мы в кафе заглянули, ну вот малость и расслабились.
     Ещё десять минут, всё было кончено. Водка проглочена, закуска осталась почти нетронутой, правда, икра разлетелась в момент. Да и пиво, с таким трудом добытое тёщей в фирменном магазине и выставленное на всякий случай, также закончилось.
     — Ну что, дорогие мои, — Михаил Илларионович встал, — примите наши пожелания счастливой семейной жизни, будьте здоровы.
     — Так Саня, забирай Иваныча, что-то он мне не нравится, опьянел, наверное. Так, так, под мышки бери его, веди в коридор. Ну, мы пошли. Пока, Александр.
     В коридоре «клубный шеф» взял принесённый с собой пакет.
     — Слушай, мы тут по случаю подарок собрали, вот возьми, за столом забыли вручить, извини. Мы пошли. Пока!
     Компания скрылась за дверьми.
     Время на часах было двадцать минут пятого. Это всё за полчаса? Вот это да!
     Марьин развернул подарок. Перед ним лежала стопка книг. Первой была книга Островского «Как закалялась сталь», далее «Остров сокровищ», Куприна «Поединок» и ещё штуки три книги. На некоторых была потёртость явно не магазинного происхождения. Он догадался посмотреть на семнадцатую страницу. Так и есть — штамп воинской части.
      — Так это книги из вашей полковой библиотеки, — догадалась Татьяна. Резко развернулась и скрылась на кухне.
      Настроение у юбиляра было испорчено напрочь. Жена на кухне плакала в полотенце. Предстоял ещё неприятный разговор с тёщей. Та тоже всплакнула.
      Тесть, его немногословный тесть, по этому поводу целой тирадой разразился:
      — Эх! Разучились мы людей уважать. Мне под Сталинградом двадцать пять стукнуло, так замполит роты в окоп приполз и подарил флягу для воды, моя прохудилась. Вот как было. А годовщину свадьбы? Да мы с матерью над кроваткой трёхмесячной Танюшки всю ночь просидели: болела сильно. Вот те и праздник. Праздник был, когда выздоровела. Новоселье, так это целая песня. Помню, в Германии через полчаса после нашего приезда в новую квартиру, соседи набились: кто кастрюлю, кто манку, спички, свечки несёт. И всё от души, всё нараспашку.
Зажрались вы все тут, зажрались.
И обиженно отвернулся к окну.
     Через день, в понедельник, книги Саня вернул в библиотеку. Коллеги по работе принесли ему извинения, как выразился секретарь парткома, «за не совсем корректное поведение на юбилее».
     Всё вроде бы наладилось…
     Но вот обида, какой-то неприятный осадок в душе Сани остался. Для себя он решил: со своими коллегами по работе никогда, ни при каких обстоятельствах за один стол не сядет, разве что за обеденный, в части. Решение это выполнить было непросто, всё же жизнь заставляла иногда чокаться с ними, но рядом сидеть… Ни, ни…
     И ещё. Этот неудавшийся юбилей многому научил Марьина. Уважать надо людей. Обиды люди если и прощают, то не забывают. А это плохо.

     9.
     Марьину предстояло догонять Володьку Блинова. Комбат, друг его, молод ещё, а уж на майорской должности. Однако и Александра ждала неплохая карьера. Стоял вопрос о назначении на комсомольскую работу в политотдел армии. Должность капитанская, но возможности дальнейшего роста были колоссальные, и всё или почти всё в реализации этих возможностей зависело теперь от него.
     На беседу его пригласили к старейшине политотдела армии, первому заместителю начальника Пшеничному Ивану Васильевичу. Глянув в личное дело Марьина, он задал первый вопрос:
     — А отец твой где в Германии служил?
     — В Ратенове и Потсдаме.
     — Интересно судьба складывается: мы вместе с твоим отцом в Потсдаме трудились. И где сейчас отец?
     — В Гомеле служит.
     — Что же, привет передавай, а будет в Виннице, пусть в гости заходит. Так и передай. И по поводу твоего назначения. По мнению Некрашевича, ты заслуживаешь повышения, так что будешь здесь у нас служить. Через годок-другой в академию, ну а дальше, дальше расти «комсомол», всё от тебя зависит.
     Вот такая беседа состоялась, и вопрос об отце, который первым был, оказался первыми и последним.
     Уже через день Александр осваивал свой новый стул в небольшом кабинете.    Штаб армии и политотдел расположены были в городе, так что ездить на КУНГах не нужно было: он теперь, как и тысячи трудящихся людей ездил на трамвае и часть пути пешком проходил. Режим работы был вполне щадящий, по ночам здесь не работали, но вот что было новым, это командировки. В смысл поездок в части Марьин пока не вникал, ему бы разобраться со своим направлением в работе. А разбираться было с чем.
     Отделение комсомольской работы в течение месяца поменялось наполовину. На повышение ушёл Николай Николаевич, на его место назначили инструктора, а вместо него прибыл ещё офицер, Гена Петрушин.
     Внутренняя кухня функционирования отделения была проста: есть задания, направления на войска, вот и трудись. Но ты не самостоятелен. Все твои действия на контроле, и все знают, что и как ты делаешь. К такому привыкнуть было тяжело, тем более после относительной вольницы в полку, на комитете комсомола.
     В свою первую командировку Александр полетел в составе группы политотдела в Орджоникидзевскую дивизию, в Майкоп. Здесь его работа сводилась пока к элементарному — сходи туда-то, сделай то-то. Наверно это правильно, старшие товарищи это понимали. И он осознавал, что начальственные щёки надувать рановато, да и щёк этих у него пока не было. Был он худ, строен и симпатичен.
Вечером, в день приезда в полк он спросил у старшего группы разрешения пройтись вечером по казармам, побеседовать с солдатами о службе, житье-бытье. Возражений у полковника не было. Марьин не имел определённой цели в этом своём путешествии. Что он мог? Расспросить о дисциплине, о нарушениях в подразделениях? Так кто же ему что расскажет? Бойцы и своим не говорят, а он чужой, «из комиссии». Воспитывать кого-либо, или учить, чтобы этим заниматься, надо знать людей, с которыми ты собираешься разговаривать. Вот и получается, желание поработать в полку у него есть, а вот как это делать в чужом полку, он не знал. Грамотёшки было маловато, а уж опыта, так и совсем, кот наплакал. Но вот что мог старлей, так это спеть под гитару, что он и сделал в одной из батарейных курилок. Солдат, игравший на гитаре, уважительно передал ему инструмент — ну, сейчас старлей «сбацает». И он «сбацал». Пел Высоцкого, Визбора, Окуджаву и ещё чьи-то песни, одним словом, развлекал бойцов Саня, пока не объявили построение. К одиннадцати часам вечера он пришёл в гостиницу.
      — Где был, комсомол?
      — В подразделениях.
      — И что ты там делал?
      — Беседовал с людьми.
      — И много недостатков вскрыл?
      — …
      Каким-то образом слух о певучем старшем лейтенанте донесли до ушей кадровика политотдела, и началось. Досталось ему уже здесь, в командировке: «Да как ты мог…», «Да так нельзя…»
      А что нельзя? Он что же, вражьи песни пел, гимн чужестранный? Что он такого неразрешённого делал?
      Досталось и после командировки, уже в отделе и  от нового начальника, и вновь от кадровиков. Долго дулся Александр. На весь свет был обижен: «За что?», «Почему?». Благо не стал он задавать эти вопросы вышесидящим начальникам: не поняли бы. Через пару месяцев он забыл эту свою первую командировку, немного подучился практике аналитической работы, а этот труд был главной составляющей деятельности инструкторов политотдела. Много читал нормативных документов по работе с комсомолом. Чтобы общаться с активом, надо многое знать. И пошли дела у молодого человека. И удовлетворение от труда появилось, хотя и не о такой работе он мечтал: проверки — это не его, он это знал.
      К осени 1975 года, в период, когда шла подготовка к отчётно-выборным комсомольским собраниям подразделений и частей, когда готовились конференции в дивизиях, интенсивность командировок значительно возросла. Вот здесь он почувствовал подлинный вкус к работе с активом, в целом к комсомольской работе. Всё было интересно: как готовят собрание, о чём говорит на нём молодёжь, как комсомольцы воспринимают это событие. Всё было для него значимым и интересным.   Ездить и летать пришлось много, он побывал практически во всех соединениях армии. И еще, что было замечательным: в этих командировках он встречал сокурсников, парней, с кем пять лет учился в училище.
Побывал и в Высокой Печи, был у друга Володьки. Четыре года они не встречались; казалось бы, срок всего ничего, совсем мал, однако как изменился его друг и товарищ. Нет, внешне это был тот же Блинов, может только шаг стал более твёрдым, уверенным, да взгляд строже. Похудел Володя, как он сказал: «Стройным стал». Но в остальном это был тот же Блинов. А изменился он в суждениях, своих оценках различных событий. Говорил с большей уверенностью, без присущих ему некогда в училище эмоций. Саня чувствовал: перед ним состоявшийся командир, рассудительный, волевой человек. Глядя на Володю и разговаривая с ним, нельзя было этого не заметить.
      Марьин был рад за товарища. И ещё удивила Саню Ольга. В Риге он знал нежную, очень симпатичную и весёлую подружку своего друга, немножко капризную, порой своенравную. Что же, для женщины это неплохие качества. Но сейчас Оля предстала перед ним в ином свете: она стала берегиней домашнего очага, заботливой матерью и любящей женой.
      Друзья сытно поужинали, а затем, уединившись, вспомнили прошедшие годы, товарищей, коллег по военному училищу. Саня, поскольку побывал практически во всех гарнизонах армии, рассказал о встрече с сокурсниками.
      «В первой поездке был у Володи Раизина. В горах служит, в Майкопе. Гарнизон очень компактный, чистенький, на местные аулы совершенно не похож. Как они в горы эти забрались? Я не представляю, как можно было для пусковых установок шахты там делать. Такой труд. У них там слушок прошёл, что переводят дивизию в Алтайский край. В армии об этом молчат, но вполне возможно.  Настроение у парня нормальное. Посидели, вспомнили друзей, Володя коллег по «рок-группе» своей вспомнил, Мишу Шамина и  Савкина. Савкин, как и ты, где-то на Украине служит.
      В Первомайске много моих товарищей. Витя Болгарчук, Сеня Ануфриев, Миша Шамин. Всё старлеи. Семён растет, уже группой командует. Никогда бы не подумал, что так вот рванёт по службе. А впрочем, мужик он толковый, будет расти. Здесь же Петя Соколовский, начал в полку 65-х ракет, затем перевёлся в ОСовский полк, инженером группы. Всё такой же, как и в училище, улыбается, громогласный такой, чувствуется командная жилка, хотя и инженером трудится.
      В Луцкой дивизии был. Там из наших Коля Парохонько и Шаминин Коля. Парохонько на комсомол, как я перешёл, трудится нормально, поддержка у него в полку от командования есть, а значит, тоже расти будет. А Коля Шаминин всё в училище рвётся, тянет его в Ригу. Говорит, что в следующем году обещали перевод сделать. Здесь же в дивизии и Витя Лисневич, правда я ним не встречался, но, говорят, и у него служба идёт нормально.
Юра Губин в Роменской дивизии служит. Я  туда выезжаю на конференции. Через неделю, может и увидимся.
      Да, в Житковичах был, у Витьки Астапкина, на проверку в составе армейской группы ездил. Так вот, Витя, как и ты, комбатом трудится, нисколько не изменился, даже фуражку, как пилотку в училище, набекрень носит. Я в батарее у него был. Чуть шумнёт комбат, народ на цыпочках ходит, замуштровал бойцов совсем, достаётся и офицерам. Но Витя знает, что делает. Говорит, на главного инженера в дивизион сватают. Может и перейдёт. А там и академия не за горами.
      Кстати, здесь в вашей дивизии где-то Костя Белов, Жора Заневский. Может, и увижу ребят».

      10.
      Наверно то, что происходило с Блиновым можно назвать просто везением.
Наверно можно.
      Однако «везёт тому, кто везёт», а вёз молодой комбат огромную и тяжёлую повозку задач и проблем. И не просто вёз, он решал эти проблемы и задачи, успешно решал.
      Дивизией, начиная с 1971 года, командовал генерал-майор Лобанов. Рижанин, кстати, в 1964 году училище закончил. В те годы училище набирало слушателей из числа офицеров, не имеющих высшего образования, и давало им высшую, уже академическую подготовку. Так вот, работу с молодыми комбатами, Борис Иванович для себя считал делом чести. Он понимал: их растить надо и бережно к ним относиться. Командир дивизии знал всех перспективных командиров полков, дивизионов и батарей. И с  Блиновым встречался, причём неоднократно, на КЗ, совещаниях, собраниях. А уж перед перемещением командного состава обязательно присутствовал на комиссиях по рассмотрению дел на выдвижение. Он не только отслеживал судьбу своих выдвиженцев, он поощрял их, как шахматист, на несколько ходов вперёд смотрел, предвидя судьбу командира. Были ли эти люди его любимчиками? Конечно, он их выделял из общей массы, но выделяя, и требовал от них большей отдачи. Если человек успешно трудится, почему бы его и не назвать любимчиком?
      После Лобанова дивизию принял Иванушкин Василий Матвеевич. Он всё лучшее, что накоплено в соединении закреплял и развивал, конечно, это касалось и работы с кадрами. Неудивительно, что дивизия была в те годы ведущей в РВСН.
     А Куринный Игорь Иванович. Начальник политотдела соединения понимал: комбат это ключевая фигура в войсках, а потому много занимался командирами. Именно он был первым, кто пристально присматривался к Блинову, по сути, ещё мальчишке по возрасту. Он оценил командирские качества старшего лейтенанта.
     Учил комбатов командир полка подполковник Баранов Владимир Лукич. Приезжая в дивизион он обязательно общался с комбатами и не просто общался, он учил офицеров.
     И это был разговор не «давай-давай, шуруй-шуруй», а спокойный и предметный разговор с командиром: «Тебе приходится работать с  людьми. К примеру, ты получил распоряжение или приказ, естественно ты организуешь его исполнение. По-разному можно это делать. Можно просто приказ отдать, люди его выполнят: приказ есть приказ. Но ты можешь, приказывая подчинённым, подвести их самих к пониманию необходимости выполнения стоящей задачи. В этом есть твоя командирская мудрость. Люди, понимая приказ, подчёркиваю, понимая, станут соучастниками принятия решения командиром, а значит и безусловного его выполнения. И знаешь что здесь главное? Думать».
      Естественно, откровением сказанное для комбата не было. Он такое и в умных книгах читал. Но то в книгах, а здесь командир говорит, а если говорит, то это действительно очень важно.
      С такими учителями можно было расти. Можно и нужно.
Служебное рвение комбата Блинова, отдача службе, личная подготовка и, главное, результаты батареи, всё это  было оценено. В ноябре 1974 года, приказом Министра Обороны СССР старшему лейтенанту Владимиру Блинову досрочно присваивается воинское звание «капитан».
      Вручил погоны ему лично командир полка. И обстановку Баранов выбрал для этого самую что ни на есть боевую. Дивизион стоит в строю на боевой стартовой позиции, готовится к ритуалу заступления очередной смены на боевое дежурство. Это особенный ритуал для РВСН. Он годами отработан, и исключительно значим для ракетчиков. Здесь проверяется готовность личного состава и техники к несению боевого дежурства и именно здесь дежурные силы получают Приказ «Для защиты нашей Родины, Союза Советских Социалистических Республик, на боевое дежурство заступить». Исполняется Гимн и поднимается Государственный флаг.
И вот к этому торжественному моменту в дивизион прибывает командир полка.    Командир дивизиона докладывает ему о готовности к несению боевого дежурства.
      Подполковник Баранов, приняв доклад, поворачивается к строю.
      — Старший лейтенант Блинов, выйти из строя.
      Владимир с немалой долей волнения выходит из строя.
      — Приказом Министра обороны СССР, старшему лейтенанту Блинову Владимиру Давыдовичу присвоено внеочередное воинское звание «капитан». Поздравляю вас, товарищ капитан, вы заслужили это звание. Желаю вам успехов.
      — Служу Советскому Союзу!
      Командир полка вручает Блинову капитанские погоны.
      Итак, Владимир досрочно, на год и восемь месяцев раньше установленного срока службы в предыдущем звании, получает воинское звание «капитан».
      Сказать, что новоиспечённый капитан был рад, это значит, вообще ничего не сказать. Он был на седьмом небе, готов был плясать, прыгать и смеяться от радости. Но по должности ему не положено было проявлять щенячьего восторга, всё же он теперь капитан.
      А так хотелось…
      Три года назад, ещё в училище он мечтал о генеральских погонах, а  что, может так и будет.
      Растёт офицер.
      Радостью было и то, что его рапорт о поступлении в Академию имени Ф.Дзержинского был подписан. В 1975 году он планировал убыть Москву.

      11.
      На комсомоле Марьин пробыл ещё полгода и взмолился: «Отпустите. Хочу на самостоятельную работу…»
      Однако он явно лукавил. Саня просто не встраивался в те рамки, которые ему были обрисованы в отделении. Ему нужен был простор, где можно было бы проявить инициативу в творчество, он стремился туда, где люди. А здесь не получалось. Скучно и нудно. Он понимал: аппаратная работа требует концентрации, внимания, трудолюбия. И эти качества у него были, но всё одно не его это — работа в кабинете.
      В его бывшем полку открылась вакансия замполита дивизиона. На повышение уходил его предшественник по полковому комсомолу Николай Андрющенко. Александр съездил в полк, поговорил с замполитом, здесь трудился уже подполковник Валерий Артёмович Сеймов,  попросил походатайствовать о назначении на дивизион. Замполит обещал подумать. И ещё, Марьин достаточно откровенно рассказал своему непосредственному начальнику о желании уйти из отделения. Тот согласился, видимо, на должность инструктора у майора Васильева были свои кандидаты. Он даже сам пошёл в отдел кадров и попросил о назначении Марьина на должность замполита дивизиона в местный полк.
      Всё состоялось, как и желал старший лейтенант. Он назначен замполитом третьего шахтного дивизиона в местный полк. Мало этого, в отделе кадров ему гарантировалась вакансия для поступления в Военно-политическую академию имени Ленина в 1977 году.
      Это был апрель 1976 года. Ему только исполнилось двадцать семь лет. Как он мечтал, карьерный рост шёл вполне благополучно. Всё было просто замечательно.
Третий ракетный дивизион 60-го ракетного полка стоял в восьми километрах от Винницы, рядом с селом Якушенцы. Восемь, это не пятьдесят три, как до второго, и даже не тридцать, как до первого дивизиона. Восемь километров, это совсем рядом с его домом.
     Дивизион на протяжении последних трёх лет носил звание «отличного», служить здесь было престижно. Офицерский состав, командиры были люди в возрасте, асы в боевой подготовке. Командовал дивизионом подполковник Захаров Илья Романович, человек опытный, по-житейски мудрый, настоящий профессионал своего дела. Боевая подготовка — это главное, чем занимался командир. А если есть хорошая учёба, люди заняты постоянно, значит и  дисциплина на высоте. Вот здесь и предстояло служить Марьину, по крайней мере, чуть более года, если его поступление в  академию состоится.
     С чего начинать для Марьина это был главный вопрос. Командир подполковник, начальник штаба, главный инженер, тыловик, три заместителя командира по боевому управлению, командир первой группы, помощник по инженерно-технической службе, то есть восемь заместителей командира, майоры, и все в годах, а он замполит, старший лейтенант и ему двадцать семь. Вот и трудись тут. Чапаю, тому просто было картошку на столе расставлять и спрашивать раненого командира: «Где должен быть командир?...» То времена другие были. А сейчас, скомандует командир построение и где встать старшему лейтенанту среди коллег-майоров? По ранжиру? Так он будет впереди, ростом выше всех удался. По званию? Так позади всех, старлей всего. Но по статусу, как до него было, замполит вообще в строй не становился, он рядом с командиром стоял. Марьин так и делал. На первом же построении встал чуть сзади и левее командира. Майоры косились, командир в усы усмехался. Впрочем, где и как стоять — это не самое главное. Как учили в ВВУЗе и рассказывал друг Володя Блинов, дела главное, и во всём остальном — личный пример. Это означало, что ему надо как можно скорее сдать на допуск к несению боевого дежурства командиром дежурных сил. Это первый и, пожалуй, главный экзамен. А уж текучка и прочее подождут.
      На боевое дежурство он заступил уже через двадцать дней. Никто из дивизионных старожилов больше на него не косился и командир не усмехался. Теперь он был с ними на равных.

      12.
      В апреле 1975 года полк проверялся комиссией командующего ракетной армией. По всем проверяемым дисциплинам батарея капитана Блинова, как говорят, «отстрелялась» прекрасно. Оставалась проверка боевой готовности. И здесь личный состав не подвёл своего командира. Батарея подтверждает звание «отличной».
      На той проверке среди проверяющих был и подполковник из отдела кадров армии, направленец на их соединение. Уже после того, как батарея заняла исходное состояние боевой готовности, офицер пригласил Владимира в курилку:
      — Что, комбат, покурим?
      — Не курю я, товарищ подполковник.
      — Вот это правильно, командир. А я смолю вот уже лет двадцать, бросить никак не могу. Ладно, пошли, разговор есть.
      В небольшой курилке, за домиком командира батареи они и разместились. Подполковник расспросил Блинова о службе, о проблемах в дивизионе, о семье. Володя чувствовал: о серьёзном затевает разговор кадровик. Так и оказалось.
      — Владимир Давыдович, а как вы посмотрите, если руководство армии предложит вам должность командира ракетного дивизиона?
      К такому повороту событий он не был готов. Ясно, если такое предложение исходит от представителя отдела кадров, это не шутка. Значит, подполковник имеет задачу сделать такое предложение. Надо думать. В тот момент Владимира не очень заботило, куда возможно назначение, когда вопрос будет рассматриваться.   Пока для Блинова это было не столь важно, для него важен был сам факт того, что его рассматривают на повышение. В двадцать шесть лет на подполковничью должность? Было ли в истории войск подобное? Он не знал. На раздумья времени было у капитана не более суток. Что делать?
      С одной стороны очень заманчиво, а с другой, вот-вот из Академии вызов придёт, рапорт о его поступлении ещё в прошлом году подписан. Академия — это ступень, и очень солидная в карьерном росте. Кто тут что посоветует. Жена? Так она, естественно ему доверяет принятие решения. Друзья? Те не советчики. Решать надо самому.
      И он решается отказаться от должности. Он принял решение идти в Академию, лично для него это было важнее.
      Но получилось не так, как он замышлял.
      На учёбу его не пустили. Конечно, большой трагедии в этом не было: в кадрах было обещано в ближайшей перспективе назначить его на штаб дивизиона.  Так и случилось: в мае он приказом командующего армии назначен начальником штаба дивизиона.
      Буквально через месяц в дивизион назначается новый командир, капитан Зайков Геннадий Дмитриевич. По прибытию он, кстати, досрочно майора получил. Так что теперь молодых ключевых руководителей их в дивизионе двое. Казалось бы и флаг им в руки. Но опыта работы не было ни у одного, ни у другого. И если у начальника штаба хоть два года командования батареей за плечами, то у Зайкова такого опыта не было. Прохождение службы у него, как и у друга Володи Сани Марьина, комитет комсомола, помощник по комсомолу в дивизии. Правда, после комсомола он некоторое время был заместителем командира дивизиона, вот и всё. Зайков не имел опыта несения боевого дежурства, технику знал поверхностно, в училище им комплекс 8К63 не преподавали, а лишь знакомили с ним. Правда, чего у  Геннадия было с лихвой, так это желания получить знания и стать хорошим командиром. И учителя рядом прекрасные: мудрый комдив, грамотные командир и начальник штаба полка.
      Должность начальника штаба дивизиона очень серьёзна и ответственна. Штаб   — мозговой центр. Он планирует, анализирует, организует всю деятельность ракетного дивизиона. Начальник штаба должен многое знать и уметь, он сам должен нести боевое дежурство командиром дежурных сил.
      С задачей сдачи на допуск к несению боевого дежурства Блинов справился довольно быстро. Но вот овладевать штабной премудростью приходилось за счёт перенапряжения. Недели две он жил в дивизионе, за этот период сумел пересмотреть все документы, состыковать планирование и выработать уже свою систему работы штаба дивизиона. Помощники у него были деятельные, особенно штатные офицеры командного пункта: их он под завязку загружал работой, у них многому и учился. Особенно большую помощь ему оказывал начальник КП  дивизиона капитан Заря Вадим Иванович. Это был настоящий ас в знании документов по боевому управлению, хорошо разбирался в планировании. Так что помощь такого человека была для молодого начальника штаба хорошей поддержкой.
      Несмотря на возникающие задачи и вопросы на новой для него должности и прежние не становились менее актуальными. Он трудился в том же коллективе где и комбатом был, командиры подразделений — его товарищи, сослуживцы. Но он стал их начальником, а значит, вновь пришлось напомнить офицерам о взаимоотношениях командира и подчинённых. Офицеры уважали Блинова, так что вопрос «тыканья» был решён.
      Много пришлось заниматься подразделениями подчинёнными ему по службе.
Надо было подтянуть РЭЗМ . По стрельбе здесь были сплошные трояки и двойки. Стоило начальнику штаба один раз съездить с подразделением на стрельбы, стало абсолютно понятно, в чём причины невыполнения нормативов военнослужащими. Командир роты просто давал возможность людям пострелять, как в тире, к тому же не все и стреляли: кто-то желал второй раз стрелять, пожалуйста, а кто не умел, тот и не желал стрелять, дескать, всё одно будет двойка. Вот и получается: ездит рота на стрельбы, тренируется, а результата нет.
      Два месяца каждую неделю Блинов лично сопровождал роту на стрельбы.  Вместе с командирами взводов анализировал результаты каждого солдата. Повторяли упражнения с двоечниками вновь и вновь. Включили в стрельбы элемент состязательности. И пошло дело, рота вышла на отличные результаты к концу года.
      Предметно надо было заняться обучением людей в ОПД  дивизиона. И здесь удалось достичь неплохих результатов. По-новому следовало оценить службу суточного наряда. Да и чисто хозяйственных дел хватало — кабинет отремонтировать, оружейные комнаты в батареях обновить и так далее. Дел хватало, а вот времени не хватало, это да.

      13.
      Марьин вписался в дивизионную жизнь быстро. В революции дивизион не нуждался, всё здесь было достаточно стабильно. Боевая учёба отлажена, политическая подготовка шла без срывов. Дисциплина на уровне. Вроде фразы дежурные, как из доклада на партсобрании, но это было действительно так, по-другому и не скажешь.
      Замполит полка в первые дни частенько наезжал в дивизион, видимо переживал, как бы «молодой дров не наломал» но убедившись, что у Марьина всё в порядке, ограничился указаниями по телефону, вызовами и разборами на полковых совещаниях.
      Естественно Александр и не думал «дрова ломать», незачем это было, но показать своё лицо, лицо нового здесь человека, всё же нужно. И он понял, что надо делать.
      В те времена в ракетных гарнизонах занялись наглядной агитацией, Саня это видел, бывая ещё комсомольцем в полках армии. В их гарнизоне стояли несколько скудных плакатов, пожалуй, ещё из той прошлой, чуть ли не фронтовой жизни. Поговорил с командиром, нашёл умельцев и сделали. Сделали добротную уличную наглядную агитацию, лицо дивизиона оживили. Командир полка похвалил. В первые месяцы работы растолкал он свою «могучую» общественность. Активистов на бумаге в дивизионе чуть ли не две трети личного состава, а по выходным главными мероприятиями были просмотр фильмов и послеобеденный сон. У бойцов энергию девать некуда, а тут «просмотр кинофильмов и телепередач». Так не годится.
Исправил он это дело: и ансамбль в дивизионе запел, и спортивные игры пошли, и КВН и прочее. Тут уж и командир дивизиона удивился. Но удивившись, порадовался за замполита. Не первым он у него был. За двенадцать лет командования дивизионом через его руки пять замполитов прошли, и все на повышение. Он и Марьину как-то сказал: «Выращиваю замполитов. Как грибы растут: к одному присмотришься, а его уже на полк забирают, следующий на подходе…» То был намёк на желание старшего лейтенанта через год в академию уйти.
      — Ну что же, состоится всё, учиться пойду, а не пустите, работать здесь буду. Бездельничать не буду, не привык.
      — Ладно, комиссар, не обижайся.
      Комиссаром командир называл его в шутку и под хорошее настроение.
Присмотревшись к Захарову, Марьин понял: с таким человеком работать только в радость. Толковый мужик был Илья Романович. Глядеть на него, когда он управляет дежурными силами на учениях, или проводит проверку боеготовности дивизиона — истинное удовольствие. С первых минут видно, человек на месте. При нём и седые капитаны, и пожилые майоры крутятся и вертятся как молодые, и откуда прыть только берётся. А его, Марьина, Илья Романович щадил, только в усы усмехался и глаза прищуривал, всё присматривался.
      Люди в дивизионе хорошие были. Седовласые офицеры, зная свой «шесток», не перетруждали себя, но дела на подчинённых участках знали и вели добротно. Командиры групп майорскими званиями не кичились, слава Богу, по пять-десять лет погоны носили. К замполиту в служебной обстановке они относились по-уставному, а за пределами гарнизона он стал Александром Владимировичем. Обращение не очень привычное для молодого человека, но что же, привыкнет. В дивизионе среди офицеров была молодёжь, его ровесники, может чуть постарше, с десятка полтора таких ребят было, в том числе рижский выпускник лейтенант Брянцев, из Серпухова старший лейтенант Гриша Авербух, лейтенант Шапошник. Человек десять прапорщиков-ровесников было. В общем-то, молодёжь поддавливала, чувствовалось, обновление грядёт.
      Были в дивизионе два прапорщика-фронтовика и бывший узник концентрационного лагеря Дахау. На майские этих заслуженных людей поздравили, организовали их выступление в подразделениях и даже стол в офицерской столовой по-фронтовому накрывали, с флягами, где булькало содержимое с характерным запашком, и салом с краюхой хлеба.
      Таких мероприятий немало в дивизионе проводилось: и на Новый год, и в марте женщин поздравляли, да мало ли в календаре красных листочков. Но тот майский день Александр запомнил навсегда. Командир произнёс здравицу в честь фронтовиков и предложил выпить за Победу. Прапорщик Краснокутский расплакался и вышел из зала. Александр за ним. Сидит Николай Архипович на лавочке у столовки, глаза платком вытирает.
      — Что случилось, Архипыч?
      Глянул тот на замполита, платок аккуратно сложил, и в карман положил.
      — Вы уж извините старика, как увидел на стакане горбушку, душа растревожилась. Да вот вспомнилось, не вовремя, может, но вспомнилось и распереживался. Такую же горбушку в сорок третьем в лагере заработал. Капо  заставил одежду стирать. Расстарался я: видимо понравились ублюдку мои труды, и оделил меня он вот таким же куском хлеба. Хлеб чёрствый, залежалый, но всё же хлеб. Принёс в барак, отгрыз кусочек, думаю, на утро оставлю, так и заснул с горбушкой в руке. А проснулся, нет краюхи, спёр ночью кто-то. И так мне горько и обидно стало, просто слов нет. Казалось бы, ну и что случилось? Ну, украли, сам виноват, спрятать надо было. Но такая горечь в душе была, словно что-то родное потерял. Вот ведь как было, до чего изверги довели. Из-за кусочка хлеба такую трагедию пережил. Я-то, почему всё это говорю. Без эмоций жили. Просыпаюсь утром, а сосед мёртв. Ну, вынесли, похоронщикам отдали и всё, забыли. Кто он, что он? Нет человека, нет, и всё тут. Работаешь, а рядом с тобой упал человек, и ты уже знаешь, это кандидат в покойники. Знаешь и всё, только думаешь, как бы самому не упасть, а через пару минут и об этом перестаёшь думать. Думалка вся как мёртвая, мерно гудит и всё. В висках шум и стук. Тук, тук… Это сердечко наигрывает. Значит, вроде как живой. И вновь в мозгах туман. А тут, как ту горбушку вспомню, и слёзы из глаз…
     Тяжёл был тот рассказ и страшен. Страшен своей простотой и правдой.

     14.
     Прав оказался Марьин: в новом году офицерское пополнение пришло в дивизион, а самое главное, нового командира дивизиона представили. Илья Романович, выслужив установленный срок службы, увольнялся в запас. По цепочке изменения пошли и в командовании, и группах подготовки и пуска.
     Командиром дивизиона стал выпускник Академии имени Ф. Э. Дзержинского, ровесник Марьина, капитан Кузовкин, прислали и начальника штаба, им стал выпускник Серпуховского училища 1972 года, старший лейтенант Крамарь.
Живём, порадовался замполит, молодые идут…
     И зря.
     С первых дней командования дивизионом не стало житья молодому командиру, а значит и дивизиону. Чем уж он не угодил командиру полка — неизвестно, но тот ел его поедом и по поводу и без повода.
     Виталий Александрович страдал избыточным весом и был очень впечатлительным человеком, так что каждый звонок командира полка в дивизион обходился Кузовкину чуть ли не гипертоническим кризом. Отношение к командиру сказалось на обстановке в дивизионе. Нет, дивизион по-прежнему был в «отличниках», но офицеры не в безвоздушном пространстве живут, всё они видят и  всё понимают. И сам Кузовкин давал повод к усмешкам в свой адрес. Конечно не в глаза, кто же позволит это делать в глаза командиру?
     И Марьин на земле жил, он всё видел.
     Обладая феноменальной памятью, командир дивизиона уже на третий день пребывания в должности наизусть знал номера всей автомобильной и специальной техники. Но сдавать на допуск к самостоятельному несению боевого дежурства не спешил. На построении имел он привычку беспочвенно и порой беспричинно шуметь. Причём шум это был безадресный, вроде как: «Я вам всем ещё покажу». К чему это, зачем? Не привыкли к такому офицеры. Захаров в отношении к людям был абсолютно конкретен, немногословен и, безусловно, справедлив. В общем, понимали офицеры: грядёт гроза. И понимая, начинали бурчать. На построениях офицерского состава, в курилках, то в одном месте, то в другом слышалось: «Смотри, опять вспоминать начнёт, как ему в ОСовском полку служилось», или: «КУНГ увидел, сейчас память оттачивать будет». И точно, командир тут же, обращаясь к автотехнику дивизиона, спрашивает: «Овсиенко, это 31–30 пошла?» И улыбался, услышав ответ: «Так точно, товарищ капитан».
      Ну, дитё, и всё тут.
      Так хорошо когда дитё малое радуется. А здесь «дитё», облечённое большими полномочиями, правами и огромной ответственностью.
      Видел всё это Марьин, а что делать, толком не знал. Поехал за советом к замполиту полка. Валерий Артёмович в то время сам только вникал в дела.  Выслушал Александра внимательно, что-то подсказал, в чём-то обещал помочь, но и потребовал, чтобы Марьин сам занимался воспитанием «молодого и перспективного».
      — Есть заниматься воспитанием, товарищ подполковник.
Ну что же, едем в дивизион, займёмся…
      А в дивизионе Кузовкина комполка уже воспитывает. Тот в кабинете стоит навытяжку, пот с лица вытирает и повторяет как заведённый: «Есть, товарищ подполковник», «Никак нет, товарищ подполковник».
      А тут Марьин появляется.
      — А вы, товарищ заместитель по политической части, чем в дивизионе занимаетесь, почему у вас беспорядок?
      — Это вы о чём, товарищ подполковник?
      — Молчать! Не знает он, о чём…
      Разбор продолжался долго. Командир полка видимо, душу решил отвести. За дверьми кабинета дежурил дивизионный лекарь, капитан Мельник.
Убыл командир, и Кузовкина увезли. Увезли в окружной госпиталь.
В чём проблема была? Позднее Марьину доложили: у сержанта, дежурного по КПП, воротничок расстёгнутым был.
      И всего-то…
      Шумел командир полка. Шумел, что мол, уволю, с должности сниму, но как в той поговорке говорится: «Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?!» Действительно командир дивизиона — не его номенклатура, и не пожалуешься никуда, ответ по такой щекотливой проблеме один: кадровые органы не ошибаются, воспитывайте и учите человека.
      После этого случая Марьин начал понимать: движение из кабинетного кресла политотдела в дивизион, это отнюдь не лёгкий транзит в академию, это нечто более сложное.
      Да, нелегко ему в дивизионе будет.

      15.
      В августе 1976 года в первом дивизионе полка случилось тяжёлое происшествие. При проведении тактико-специального занятия с заправкой компонентами ракетного топлива произошло разрушение ракеты и воспламенение ракетного топлива. Погиб номер боевого расчёта первого отделения рядовой Калинин.
     В тот день Марьин, это был вторник, шестое число, сменялся с боевого дежурства и готовился убыть в жилую зону, но ещё был на КП .
Из полка поступила команда направить для ликвидации последствий пожара группу военнослужащих с инструментом и средствами защиты, для борьбы с последствиями возгорания компонентов ракетного топлива. Коль такая команда прошла, было ясно: случилось нечто из ряда вон выходящее. Возглавить группу должен был один из заместителей командира дивизиона. Так уж получилось, что «одним из…» стал замполит дивизиона Марьин.
     Уже на месте, получив задачу и облачившись в средства защиты, Александр видел последствия того, что произошло всего несколько часов назад. Зрелище было ужасным. Старт полностью залит пенным раствором вперемешку с грунтом, местами эта чудовищная смесь дымилась. Городские пожарные машины продолжали заливать площадку и сгоревшую технику. Едко пахло окислителем.
     На верхнем мостике поднятой стрелы установщика, там, где находится боевой пост номера расчёта прицеливания, находилось нечто чёрное, похожее на сильно обгоревший резиновый мешок. Страшно было подумать, что это человек. Но так и было. Та картина долго ещё стояла перед глазами молодого офицера.
С происшедшим разобрались. Уже к вечеру на стартовой площадке стояли, Главком РВ Толубко В. Ф. начальник политуправления РВСН Горчаков П. А. Главком принял решение провести осенью на этом старте показное занятие для руководства дивизий ракетных войск. Так бывает: именно место наиболее уязвимое и трудное приводится в порядок, и его используют с целью обучения командиров.
Разобрались с руководством полка и дивизиона. Начальника отделения отдали под суд, признав его непосредственным виновником происшествия, комбата уволили, командира дивизиона сняли с должности и перевели в дивизион Кузовкина заместителем по боевому управлению. Сделаны были выводы и по другим должностным лицам.
      Марьина также наказали.
      А он-то здесь причём? Он, замполит отличного ракетного дивизиона.
      Он-то здесь причём?
      В резолюции первого заместителя начальника политотдела армии на рапорте старшего лейтенанта Марьина о поступлении в академию было написано:
«В поступлении отказать. Пусть в полку наведут порядок» и подпись.
Ну да! «Накажем невиновного, наградим непричастного…»
      И понял замполит: всё же транзитом из дивизиона в академию не получается.    Спасибо что хоть от должности не отстранили.
На следующий после ЧП день, седьмого апреля дома раздался звонок. Звонил Володя Блинов. Как дела, что нового? Что на майские делать будешь? Как семья, как дочь? Всё это были дежурные вопросы, парни привыкли разговаривать на эти темы.   Но вот новым был намёк Блинова на скорую встречу в полку:
      — Готовься, возможно, скоро трудиться вместе будем. Больше говорить не могу. Пока, до встречи.
      А намекал Блинов на возможное своё назначение  в дивизион, где произошло ЧП.

      16.
      В Винницкий полк Володя назначен не был. Судьба уготовила ему другой подарок.
      На Военном Совете армии рассматривался вопрос о назначении его командиром ракетного дивизиона в родной полк, куда он прибыл в 1971 году лейтенантом, в  Коростень. При рассмотрении его кандидатуры на должность главным вопросом стала его молодость. Но не в ключе «молод, мол, рановато», а наоборот: «Молод. Энергичен. Грамотен. Таким и надо давать дорогу». Председательствовавший на том Совете командующий армией Неделин Вадим Серафимович, был удовлетворён характеристиками офицера, его пониманием своих сил и возможностей в руководстве дивизионом, ответами Блинова на заданные в ходе заседания вопросы.
       Просматривая личное дело Владимира, командующий поинтересовался, в каких войсках служил отец капитана. А получив ответ, широко улыбнувшись, заметил:
       — Я в  Гатчине в те времена, что и ваш отец, служил, так что, не исключено, встречались по службе.
       После Военного Совета, прибыв в дивизию, капитан Блинов готовился принять дивизион в Коростеньском полку.
       Но получилось не так, как он планировал.
       Закулисье, недоступное уху и глазу простого смертного, направило его в дивизион, где командира сняли за воровство. В этом подразделении полка был целый букет неприятностей: и  неуставщина  и пьянство, в том числе среди офицеров. Всё здесь было. Уже после приказа Блинов узнал, что его запросил у кадров и руководства соединения командир полка подполковник Семченко. Зная Владимира по совместной службе, он просил командование дивизии направить к нему именно капитана Блинова: в дивизионе нужна была крепкая рука, рука такого командира, как Блинов. Руководство соединения пошло навстречу. И Владимира назначают командиром дивизион в полк Семченко.
      Что же, раз назначили, надо работать.
      Ракетный дивизион наземного базирования состоял из четырёх стартовых батарей по две ракеты на каждую. О мощи этого формирования можно судить по такому примеру. Бомба «Малыш», сброшенная на Хиросиму, имела боевой заряд мощностью 13-18 килотонн, «Толстяк», направленная на Нагасаки, была чуть мощнее —21 килотонна. А его дивизион обладал невероятной мощью. Каждый боезаряд до 2,3 мегатонны. Умножьте на восемь и сравните с американскими «толстыми малышами». Цифры даже вслух произносить боязно. Понятно, что таким потенциалом только первым залпом его дивизион мог в момент снести Европу. И он назначен поддерживать в постоянной готовности к применению этот арсенал, всю эту мощь. Представьте себе уровень ответственности руководителя такого подразделения.
Дивизион Блинова был особенным: кроме штатных подразделений, к нему была прикомандирована ББО (батарея боевого обеспечения), здесь же базировалась и бригада РТБ (ремонтно-технической базы) отдельной части. Так что гарнизон, подчинённый Блинову по людям был велик. Здесь находилось около пятисот человек.
Квартиру для семьи пока ещё только обещали, и Блинов поселился в офицерском общежитии дивизиона, семья оставалась в Высокой Печи.
      С чего начинать для него вопрос не стоял. Всю внутреннюю кухню функционирования ракетного дивизиона он знал и понимал прекрасно. Нескольких дней командиру хватило, чтобы увидеть слабые места и недочёты в боевой подготовке. Их оказалось, на счастье, не так уж и много, так что подправить некоторые элементы учёбы, издержки в организации учебного процесса, службу войск, он смог уже в течение двух-трёх недель. Сложнее было установить понимание и взаимоотношения с заместителями и подчинённым офицерским составом.  Картинка в структуре офицерских кадров здесь была значительно лучше, чем в дни его становления. Комбаты были ровесниками, а значит, опираясь на их молодость и стремление к карьерному росту, можно в дивизионе многое изменить. Заместителями были майоры старше по возрасту, чем командир, но это не столь серьёзная проблема.
      С первых дней установив чёткую грань служебных и внеслужебных отношений, мгновенно сдав на допуск к несению боевого дежурства командиром дежурных сил дивизиона, чётко определив функционал и ответственность заместителей и командиров подразделений, он убрал всяческие возможности домыслов и спекуляций на свой счёт. Народ понял: в дивизион пришёл серьёзный и деятельный командир.
Хорошие отношения у Владимира установились с замполитом, майором Булавиным Игорем Николаевичем. Замполит ожидал такого командира как Володя, Блинов сразу это почувствовал. Почувствовал по тем новациям, которые буквально с первых дней предложил Булавин. Приятно было, что этот думающий человек нашёл в командире опору, а значит, будем работать.
       Главной задачей на первый свой месяц службы в дивизионе Блинов поставил отточить боевую подготовку. Люди заняты, до механизма отрабатывают свой функционал, закаляются физически. Соревнуясь в боевой подготовке, коллективы становятся сплочённее, увереннее. Вот она, в общем-то, несложная цепь задач, решив которую, можно в одночасье и дисциплину подтянуть. Самым сложным здесь было, всё задуманное организовать. И ничего, пока у него всё получалось.

       17.
       Дивизион Блинова стоял отдельно от управления полка, и видимо, поэтому полковые товарищи не очень утруждали себя поездками в отдалённый гарнизон.  Наезды больше носили инспекционный характер. Прискочит помощник командира по ИТС (инженерно-технической службе), пробежится по котельной, зайдёт в подшефное подразделение, в лучшем случае, к командиру зайдя, пожалуется на тяжёлую жизнь и уехал. Начальники продовольственной, химической, медицинской служб полка и прочие ребята, дивизион посещали только по указанию командира полка. С одной стороны, вроде, как и не мешают, а с другой, кто будет износившимися спецкостюмами и порванными перчатками для работы при заправке КРТ заниматься? Старшина, так он списать их, костюмы эти, может, а новые кто доставит?
Машина для подвоза продовольствия сломалась, и нет в дивизионе запчастей. А начальники служб, где они?
       С первых дней Блинов понял: выживать здесь придётся в одиночку, от полка помощи не добьёшься.
       Во всех дивизионах армии у командиров есть служебный автомобиль. Вызвали на совещание, сел на легковой транспорт и поехал. Задержался на службе, а командир всегда последним покидает дивизион, сел на машину и домой. А здесь «козлик» командирский на четырёх кирпичах год стоит, и никому до того дела нет. Пожарная машина год как списана, а это элемент боевой готовности. Опять никому нет дела. Военторговский магазин обеспечивается базой по остаточному принципу. И здесь нет крайнего.
       Пришлось этими вопросами Блинову самому заниматься. ГАЗ-69 восстановил. Пожарную машину не без труда, но «выбил». Правда, тут же начальник автослужбы приехал и со скандалом открутил одну из «мигалок» себе на машину ВАИ (военной автоинспекции).
      — Молчать, так надо!
      Кстати, по инициативе этого же начальника восстановленный ГАЗ-69 вскоре отобрали у командира дивизиона и на целину отправили. Такие вот «помощники» от полка были.
      Но от всех этих покрикиваний: «Молчать!», «Я приказываю!» и прочих, Блинов управленческих начальников отучил, выгнав однажды за территорию дивизиона начальника вещевой службы. За дело, конечно.
      Сложной для молодого командира стала проблема угля. Типовой гарнизон РВСН — это город в миниатюре. Здесь и канализация автономная и водозабор свой, источник тепла свой. Дивизионная котельная с годами выработала свой ресурс, приходилось и колосники доставать, запорную арматуру, вентили, задвижки и прочее, всё это крайне было нужно для котельной и теплотрасс. Своими силами ремонт зданий приходилось делать. Ресурс для этой работы, в общем-то, был. В подразделении ЭРР (эксплуатационно-ремонтной роты) были люди, и не просто солдаты, здесь были специалисты, конечно, не всегда хорошо обученные: опыт эти люди на местах, уже здесь, в дивизионе, получали. Чтобы  «железки» достать, главный инженер дивизиона «загашник» имел — спирт. Этот разменный рубль открывал любые гражданские склады, так что и здесь проблема решалась. Но вот уголь — это был вопрос. Нет, доставать уголь потребности не было, его централизованно завозили на станцию выгрузки, закреплённую за полком. Но этот уголь надо было вывезти. А вот это, как оказалось, и было проблемой.
      В полку практиковался вывоз угля всеми имеющимися средствами одноразово, по всем трём гарнизонам. Теория этого вопроса была отработана. Но то теория, а на практике всё выглядело как на субботнике — главное, митинг провести. Два дня машины вывозили уголь коллегам Блинова, ещё день, ещё… и стоп. Два дивизиона обеспечены углём, а у  Блинова угля нет. Но нет и исправных машин, все, якобы, вышли из строя. Он к командиру.
     — Ничего не знаю, работайте, товарищ капитан, зима не за горами. Не сделаете вовремя, спрошу.
     Что делать? Боевые КРАЗы использовать нельзя. ББО свою технику не даёт, запретили. Единственный грузовой ЗИЛ-130 стоит: двигатель полетел, запчастей нет. Что делать? Надо хоть помалу вывозить. Есть продуктовый «газончик».  Пришлось на нём, невзирая на запрет начальника продовольственной службы, ежедневно по две-три тонны привозить. А как по-иному, по-иному задачу не решить. Вот и решал.