Говорящий с травами. Глава 20

...Растянутый в беззвучном крике рот...такой близкий и такой недостижимый тонкий лед....снизу он очень красивый, просвечивается насквозь, и по нему гуляют тени...

От нехватки воздуха легкие горят огнем, тяжеленные валенки тянут вниз, на дно....Матвей резко взмахивает руками, пытается всплыть, но мокрая одежда не пускает, сковывает движения...и ледяная вода уже просочилась под одежду, гладит холодными пальцами, сжимает горло и грудь...не дает вдохнуть. Рывок и....Матвей проснулся, сел на лавке. Дышит тяжело, часто, лоб покрыла испарина... Уффф. Это снова сон. Это снова воспоминание...

...В ту осень первые морозы сковали реку первым льдом необычайно рано. Уже в середине октября закраины прихватили воду у самых берегов, и не собирались оттаивать. Снег тонким пока еще покрывалом накрыл все вокруг, и мальчишки играли в догоняшки. Матвейка убегал от от Игнашки - обоим было по семь лет в тот год. Он всегда бегал быстрее вихрастого Игнашки, и не сомневался, что и в этот раз тот его не догонит. Он мчался так, словно за спиной его были крылья, вниз по улице, под горку. Игнашка кричал что-то, но Матвейка и не думал останавливаться - ему нравилось бежать вот так, вдыхая морозный вкусный воздух и не чуя ног под собой. Увидев впереди реку, он попытался остановиться, и не мог - ноги все так же несли его вперед, к обрыву. Он понимал, что сейчас сорвется в ледяной омут, а остановиться не мог, как ни старался. Какая-то необоримая сила несла его вперед, к реке. Прозрачный темный лед, а под ним вода... Чуть ниже по течению льда не было - там был перекат, который перемерзал только в самые лютые морозы. А тут, под обрывом, на спокойном омуте, уже завязался тонкий ледок. Все это Матвейка успел увидеть как-то разом, отчетливо и ярко. Перед самым обрывом он все же умудрился почти остановиться, но...земля вдруг ушла из-под ног, короткий полет...

Удара о лед Матвей даже не ощутил. Тот будто разошелся, раздался под ним в стороны, принимая в свои холодные объятья. Все звуки вдруг стали какими-то странными, словно приглушенными. Течение властно потянуло его дальше, валенки камнем тянули на дно. Матвейка все пытался дотянуться до льда... Странно, он совершенно не испугался. Он видел красивый лед, по которому бегут какие-то тени. А сквозь лед виднелось ярко-синее небо... Дышать было совсем нечем, легкие стянуло огненным обручем. Вот и дно. Коснувшись его ногами, Матвейка оттолкнулся изо всех сил и рванулся вверх, туда, к спасительному воздуху...и увидел вдруг метнувшуюся в воду тень. А потом морду Серко, который нырнул с открытыми глазами, схватил его за ворот тулупчика и рванул вверх...

Выплыли они на перекате, там, где не было льда. Серко, упираясь всеми лапами, тянул тяжеленного Матвейку на берег, но его собачьих сил не хваталао. Одежда, валенки - все набрало воды. И тут откуда-то из-за головы Серко протянулись крепкие руки - отец подхватил его на руки и бегом понес к дому...

Уже в бане, лежа на полке под вениками, Матвейка расплакался - ему вдруг стало страшно. Отец погладил его по голове, а потом сказал:

-Друзей благодари, сынок. Хорошие у тебя друзья - Игнашка да Серко.

И больше ничего не сказал. В тот раз Матвейка даже не кашлял после ледяного купания...

Сейчас у Матвея было ощущение, что все вокруг вот так же летит куда-то, не чуя ног, и не может остановиться. Со всех сторон ползли страшные слухи о запытанных крестьянах и сожженных деревнях, о бесчинствах красных и белых. Староста уже не собирал сходы - ему нечего было сказать людям. Никто не знал, на чью сторону вставать, когда придет пора. А в том, что выбирать придется, никто не сомневался...

Осень промчалась в привычных заботах. По первому снегу собрали клюкву - непростое дело. Клюква растет на рямах - болотистых участках, и к первому снегу как раз набирает цвет и вкус. Отец привычно запряг лошадь, они погрузили в телегу туеса и поехали. Ехать было далеко - рямы были в стороне от зимовья, и ночевать им нужно будет в тайге. Мама набрала теплых вещей, отец ей не мешал. Он знал, что и так не даст семье замерзнуть, но ведь спорить с женщиной.... Он и не спорил.

До места добрались, когда солнце уже клонилось к закату, поливая тайгу тусклыми розовыми лучами. Глубокие синие тени пролегли по снегу, придавая тайге совсем уж сказочный облик. В тайге снега было больше, чем в деревне, как всегда. Местами на снегу лежала шелуха от шишек - белки с бурундуками шелушили кедры, собирая зимний припас. Да и клесты с их удивительными клювами ловко выбирали орехи из еловых шишек. Елки стояли вокруг, облепленные снегом, будто кутаясь в белые шубки. Красота...

Матвей восхищенно глазел по сторонам. Как же красива тайга под снегом! Торжественна и молчалива. Он глянул на маму - та соскочила с телеги и стояла на опушке, глядя на солнце, и глаза ее сияли. Отец тоже посмотрел на нее и... не стал окликать. Стан они и сами с сыном поставят, пусть любуется.

Матвей привычно пошел за дровами - нужно было пару бревнышек для нодьи, да и лапник для шалаша нужен. Когда он вернулся к телеге, волоча по снегу отяжелевшие к зиме бревешки, мама уже вовсю суетилась, помогая отцу. Снег они уже расчистили, отец принес первую порцию лапника и сооружал шалаш. Они шутили, и мама звонко, по-девчоночьи смеялась, белозубо улыбаясь. Матвей улыбнулся и пошел назад - еще пару ходок за дровами и лапником сделать нужно.

Потом они готовили ужин, и мама тихонько напевала что-то под нос. Отец же зарядил винтовку и поставил ее к дереву. По первому снегу еще могут выйти медведи - не все из них залегли в берлоги. Да и волков в округе очень много. Волк, конечно, не пойдет к костру - слишком осторожен. Но в тайге отец привык быть настороже.

Спали на большой медвежьей шкуре, укрывшись тулупами, Серко улегся рядом с Матвеем. Маму они уложили между собой - так она точно не замерзнет.

Утром Матвея разбудил громки цокот белки над головой. А потом на лицо ему посыпался снег, заставив проснуться окончательно. Он открыл глаза и улыбнулся - белка сидела на ветке прямо над ним и любопытнозгнлядывала ему в лицо, забавно крутя головой и блестя черными бусинками глаз. Серко встрепенулся, поднял голову и тоже уставился на белку - уже переодевшаяся в серую зимнюю шубку, она была такой красивой, что он даже забыл зарычать.

Белка еще поглядела на них, потом ловко побежала вверх по стволу. Пробежала по ветке и перескочила на соседнюю елку, уронив на спящих родителей целый пласт снега!

Мама заполошно вскинулась, а отец рассмеялся и сказал ей:

-Вот такая в тайге побудка. Проснулись белки и тебя будят - вставай, лежебока!

Затем посмотрел в небо и сказал Матвею:

-Вёдро сегодня. Сгонит снежок солнышком, ягоду легче будет брать. Эх, хорошо! - он потянулся и вдруг громко, звонко гаркнул:

-Эге-ге-ге-гей!!!!

Эхо разнеслось далеко по тайге, спугивая мелких птах. Мама прыснула и сыпанула ему в лицо рассыпчатым снегом. Отец обнял ее, прижал к себе и крепко чмокнул в щеку...

Позавтракали быстро, затушили нодью и отправились к ряму.

Клюква обсыпала кочкарник на болоте, и ярко алела из-под снега.

Взяли туеса и принялись за сбор... Через пару часов Матвейка перестал чувствовать свои пальцы, а туесок наполнил едва на четверть. Отец же с мамой набрали гораздо больше. Матвей решил посмотреть, как же они берут ягоду. Оказалось, отец просто продирал кустики всей ладонью, расставив пальцы наподобие грабель, собирая ягоду с листвой. Увидев удивленный взгляд Матвея, сказал:

-Дома отвеем, сын. А так проще ее собирать.

Матвей опустил глаза - он-то по ягодке обрывал. Неудивительно, что уже и спина болит, и руки отмерзают, а результата мало. С другой стороны, у него зато в туесе ягодка к ягодке...

Домой ехали, весело распевая песни. Настроение у всех было прекрасное - так замечательно прошел их день в тайге. И когда прямо перед мордой лошади с дороги на ветку вспорхнул тетерев, мама как раз тянула припев. Матвей резко вскинул винтовку и сбил черную птицу с ветки, попав в голову. Отец не зря уже пару месяцев учит его стрелять и навскидку, и в угон.

Мама замолчала на полуслове, а потом с гордостью глянула на сына - настоящим охотником вырос. Матвей же поднял увесистого косача, забросил в телегу и сам запрыгнул следом. Ох, и вкусный завтра будет обед!

По пути на снегу они видели сотни разных следов - и заячью стежку, и лисьи суетливые шажки, и собольи строчки. Зверя в их тайге всегда было много, и поздней осенью каждый житель тайги старался запастись едой на долгую снежную зиму. А зимы в их краях были суровые. Порой такие морозы подступали, что по ночам из тайги доносились целые кононады - это с громким треском рвались стволы деревьев.

В ворота вошли уже по темноте. Дом за сутки не успел остыть, и Матвей с наслаждением улегся в теплую постель. В тайге хорошо, но дома все же лучше...

И вот он подхватился посреди ночи - снова этот сон про тонкий лед. Матвей утер испарину,

выпил воды и вышел на двор. Небо было затянуто низкими клубящимися тучами, быстро несущимися под резким северным ветром. Матвей поежился и вернулся в дом, досыпать.

Утром они с мамой перебирали ягоду, рассыпав ее на большом полотнище во дворе. Мама собиралась квасить капусту, и клюква в этом деле была как нельзя кстати. Да и пироги с клюквой у мамы получались чудные. За мамины пироги Матвей был готов на каторгу пойти.

Вот и старался, помогая ей отвеивать листву и мелкие веточки, благо с мерзлой ягодой это получалось легко - сор не лип к сладким спелым бокам клюквин. Но не очень-то ему это нравилось - уж слишком кропотливая работа. Мама кинула на него смешливый взгляд и сказала:

-Сходил бы к Анютке, позвал ее на подмогу. А сам вон капусту потом рубить. Тут от тебя толку все равно никакого. Не терпит ягода мужские руки.

Матвей вскинулся радостно, кивнул и побежал к Анютке. Та согласилась сразу:

-Конечно, Матвейка, обожди только, соберусь.

И умчалась в дом, одеваться. А уже через пять минут они входили в ворота Матвеева дома. Отец с утра уехал на участок, готовить избушку к промыслу, а на обратном пути заедет на зимовье - проверить.

Только зашли во двор,Анютка сразу бросилась помогать. Матвей поглядел на маму и Анютку. Две чернявые головы почти касались друг друга, склонясь над ягодой. Вздохнул и пошел на огород, рубить капусту.

А потом, уже в доме, он резал кочаны на мелкую-мелкую соломку, Анютка чистила и резала морковку. И перед ними росли две горки. Анютка сопела и старалась догнать Матвея, но у нее ничего не получалось, и она, закусив губу, старалась еще пуще. Матвей же только посмеивался и крошил, крошил капусту.

Мама глядела на них и улыбалась - очень они напомнили ей их с Матвеевым отцом в юности. Точно так она пыталась за ним угнаться, и не могла.

Мама брала нарезанную капусту и морковку, густо солила крупной солью и мяла в большой березовой кадушке. Потом добавляла в капусту добрую жменю клюквы. И так раз за разом, пока кадушка не наполнилась.

У них вышло четыре больших кадушки капусты - на зиму хватит. Матвей вынес их в сени, закрыв вырезанными из дуба крышками.

А потом мама с Анюткой затеялись печь большой пирог с клюквой. В печи к тому моменту уже исходил прозрачным соком запеченный косач, и Матвей сглатывал обильную слюну. В чугунке томилась рассыпчатая картошка, а на печи под рушником отдыхал пышный хлеб.

Но вот пирог собран и поставлен в печь. Теперь только ждать...

Отец вернулся затемно - уставший, пропахший тайгой и костром. Он долго обстукивал валенки от снега, затем зашел в сени, повесил на стену винтовку, разделся и вошел в дом.

Сел за стол, положив на него большие натруженные руки. Мама тут же засуетилась, накрывая на стол. Косач истекал тонким жирком на столе, распространяя по дому одуряющий запах. Картошка парила в чугунке, и брошенный внутрь добрый кусок масла таял, стекая тягуче по ее рассыпчатым бокам. Хлеб пах теплом и уютом, а в запотевшей крынке стояло взявшееся толстым слоем сливок молоко...

После ужина они с отцом сидели на крыльце, вдыхая хрусткий морозный воздух и глотая горячий пряный сбитень - мама большая мастерица его варить. Отец сделал большой глоток, выдохнул шумно и сказал, глядя перед собой:

-Через пару недель заеду на промысел. Будешь раз в неделю ко мне приезжать, припас подвозить и добычу домой забирать. Будете с мамой шкурки мездрить. Ну и ты за главного, сын. Если вдруг нагрянет кто, бери мать и в зимовье. Все бросайте и туда. С собой только одежку и оружие. А уж оттуда, когда мать довезешь, и за мной. Будем тогда решать, что дальше.

Матвей помолчал. Его пугало грядущее. Оно давило на него своей неотвратимостью и непонятностью. Но подвести отца он не мог. Спросил только:

-А Анютку можно с собой?

Отец посмотрел на него, глаза его потеплели:

-Можно, сын. Люба она тебе, я же вижу. Можно и даже нужно. И Никодима с женой с собой зови. Завтра пойдем с ними говорить...

...Снежок похрустывал под ногами, солнышко светило по-весеннему, хотя на дворе - самое начало ноября. Матвей с отцом шагали по деревне к Никодиму и Анютке.

Скрипнула калитка, они поднялись на крыльцо, обстучали валенки, зашли в дом. В доме вкусно пахло рыбным пирогом. У Матвея сразу потекли слюнки - он очень любил рыбу во всех видах. А уж рыбные пироги так особенно! Анютка покраснела смущенно, увидев Матвея, потом шагнула навстречу, поздоровалась:

-Здравствуйте, дядь Матвей, привет, Матвейка!

Из комнаты вышел Никодим, пожал им обоим руки. Сели за стол, на который Анютка тут же выставила пыхтящий самовар и пышный рыбник. Никодим отрезал от него по хорошему ломтю и положил на тарелки, придвинул их к обоим Матвеям -старшему и младшему.

Тонкое тесто внизу, слой лука и рыбы, пышная румяная верхняя корочка - Матвей впился зубами в пирог и опомнился только, когда прожевал последний кусочек. Пирог был очень вкусным, с тайменем. Никодим с отцом вовсю обсуждали подробности ухода в зимовье, а Анютка спросила у Матвейки:

-Давай еще положу.

Матвей кивнул согласно и спросил:

-Мама пекла?

-Анютка глянула на него, подбоченилась горделиво:

-Чего это мама? Я сама, - и прыснула, не сдержавшись.

Матвей улыбнулся следом, и принялся за второй кусок, прислушиваясь к разговору отца с Никодимом. Отец говорил:

-Не дело, Никодим, в деревне оставаться, когда придут. Сам-то ты ясно отобьешься. Привози их в зимовье.

Тот возражал, сжимая кулаки:

-Как можно дом бросать? Пограбят ведь, пожгут. Нешто не слыхал, что творят ироды?

-Слыхал, как не слыхать. Потому и говорю - в тайгу надо уходить. А уж там решать, как с ними бороться. Подумай.

Никодим помолчал, потом остро глянул на Матвея:

-Матвейка, скажи-ка мне - оборонишь ли Анютку и мамку ее? Сдюжишь?

Матвей прямо посмотрел ему в глаза и сказал, краснея от волнения:

-Сдюжу, дядь Никодим. Обороню. Но мыслю, лучше всем вместе оборонять.

Отец поглядел на него, кивнул молча, повернулся к Никодиму:

-Дело он говорит. Вместе сподручней будет оборону-то держать. Да и кто в тайгу за нами пойдет?

Никодим усмехнулся:

-Ну да, нашел кого спрашивать. Твой же сын-то. А как с остальными быть? Их, стало быть, пускай грабят? Так получается?

Отец нахмурился, но сдержался и сказал:

-Я за остальных не ответчик. Я за своих только отвечаю. И защитить их должен. И защитить я их могу, только убрав в тайгу. А потом уже и сюда вернуться можно. У остальных тоже зимовья есть. И многие туда припас по осени вывезли. Но в первую очередь я буду спасать своих. И тебя к тому зову. Думай. Я через пару недель на промысел пойду. Ты ведь не промышляешь? В деревне будешь. И если вдруг что, Матвей точно в тайгу поедет с матерью. За вами тоже заедет. Думай, Никодим, - он говорил короткими рублеными фразами, как будто гвозди забивал.

Никодим выслушал его молча, потом сказал:

-Девчат своих в сани лично усажу. Ну а сам пока не знаю, решу.

Потом повернулся к дочери, сказал:

-Аньк, собирайте с мамкой хабар какой ни есть. Если вдруг ехать, так чтоб все готово было.

Анютка только кивнула, но осталась стоять - жуть как любопытно и страшно ей было слышать это все. Она переводила взгляд с одного на другого, а потом остановилась на Матвее, спросила его:

-Матвей, а чего собирать-то?...

Две недели промчались скоро в текущих домашних делах. Первые метели нанесли большие сугробы, а установившиеся после них морозы сковали реку прочным ледовым панцирем. Матвей с отцом успели сходить на охоту за зайцами - русаков в этих местах было много. Серко выгонял зайца под выстрел, Матвей бил в угон, сшибая зайца с бега.

Однажды он увидел лису-огневку - она мышковала. Кралась аккуратно по снегу, едва ступая и прислушиваясь чутко. Там, под снегом, с места на место перебегали полевки. Услышав шуршание мыши, лиса угадывала место, а потом вдруг подпрыгивала, изгибалась в воздухе и резким ударом передних лап пыталась сквозь снег прижать полевку к земле, проваливаясь до самых лопаток.

И была она так изящна и красива, что Матвей не стал стрелять - ну не мог он губить такую красоту. Смотрел и думал, что не сможет быть промысловиком, как отец. Он вдруг абсолютно четко это осознал, и от этого осознания у него стало так светло на душе, что он заливисто громко свистнул. Лиса без малейшей задержки сорвалась в бег, Серко рванулся за ней, но Матвей отозвал его условным свистом - пусть бежит. А лиса неслась, петляя, и вскоре скрылась в тайге...

Утром отец сел на коня и отправился на промысел. На участке у него тоже стояла небольшая избушка, припас был завезен с осени, и сейчас в арчимаках он вез самое необходимое - соль, патроны, спички, порох, дробь....Винтовка висела за спиной, кисет с табаком на груди.

Матвей закрыл за ним ворота и пошел в дом. Перед отъездом отец еще раз напомнил Матвею про зимовье и больше говорить ничего не стал - все уже было многажды сказано.

Мама стояла на крыльце и смотрела как-то беспомощно. Матвей подошел к ней, обнял, сказал:

-Не переживай, мам. Все хорошо будет. Если что в тайгу уйдем. Да не будет ничего, скорее всего.

Мама только посмотрела на него, ничего не ответив. Развернулась и ушла в дом - пора было готовить обед...

...Лошадь под ним шла легко, мерно вышагивая по накатанной дороге. Рядом бежал Серко, верная винтовка висела за плечом. Сыпал легкий снежок, и Матвей немного переживал, каким будет подъем. Тропа к участку была богата на подъемы, это он еще с лета помнил. Но ничего, справится. Пора было везти отцу припас и забирать у него добытые собольи и беличьи шкурки.

Вот и подъем. Конь шел уверенно, лишь иногда оскальзываясь на скрытых под снегом камнях, но тут же выравниваясь. В конце концов Матвей спрыгнул с седла и пошел впереди, ведя коня в поводу. Так было гораздо легче им обоим. К участку Матвей добрался далеко за полдень - и он, и конь устали неимоверно. У Матвея не хватало пока опыта правильно ходить по горам, он умотался сам и коня умотал. Один Серко все так же бежал впереди, пружинисто переставляя лапы и рыская по сторонам, зарываясь временами в глубокий пушистый снег.

Отца в избушке не было, но печка была теплой - внутри теплились угли. Значит, ушел утром. Интересно, когда вернется? Может ведь и в тайге заночевать, если далеко сегодня за соболем пошел...

Избушка почти скрылась под снегом, утопая в сугробах. Дверь заросла куржаком - внутри тепло.

Матвей разгрузил седельные сумки, приготовил похлебку с солониной и жареным луком, накормил Серко. Потом напоил коня (тот уже успел отдышаться после подъема, и можно было поить), уселся на завалинке.

От порога избушки открывался фантастический вид на горы, покрытые тайгой и уходящие вдаль сплошным волнующимся морем.

Солнце понемногу скатывалось за гору, и скоро должна была наступить ночь. Вечера в горах не бывает. После дня сразу наступает ночь, стоит только солнцу спрятаться за горами.

Матвей подумал, что отец сегодня уже не придет. Ну что же, завтра он проверит лабаз - там должны лежать засоленные шкуры - и поедет домой. Припас отцу он привез, а и маму одну оставлять не годится...

Отец так и не пришел. Матвей ворочался на лавке и никак не мог уснуть - это ведь была его первая самостоятельная ночевка в тайге. И не важно, что он в теплом зимовье, и рядом надежный друг Серко и верная винтовка. Все равно было как-то жутковато. Но сон все же пришел, смежил веки..

Проснулся Матвей от холода - печка прогорела и в избушке стало свежо. Вскочил, подбросил дров - за маленьким слепым окошком стояла непроглядная темнота. Он поежился зябко и нырнул под теплую медвежью шкуру...
Утром пришел отец. Матвей растопил печку и умывался, когда отец вышел из-за деревьев. Он шел легко, уверенно шагая на широких охотничьих лыжах. За пояс на веревке были привязаны небольшие салазки, на которых лежали битые соболя и белки. Увидел Матвея, улыбнулся и ускорил шаг.

Обнялись. Матвей помог занести добычу в дом, запарил в закипевшем котелке чай.

Отец посмотрел вопросительно:

-Ну, как дома?

-Нормально, бать. Мама переживает немного, но ничего. Если что, мы уйдем.

-Ладно, забирай добычу и езжай - негоже мать одну оставлять надолго.

Они споро ободрали свежую добычу, отец засыпал каждую шкурку крупной солью и скатал в тугой рулончик. Затем достал добычу первой недели из лабаза, сложил все в один из арчимаков, и Матвей поехал домой....


Друзья, встуайте в официальную группу книги "Говорящий с травами" Вконтакте https://vk.com/tayga_na_ladony
Больше о книге и первые главы второй части !