Любовь и верность

(посвящено Авроре Н.)

    Стояла тёплая, солнечная осень. Точнее, то благословенное время, когда листья и солнце окрашивают мир в золотой цвет. Уже не молодое благоухающее лето, когда всё самое вкусное – впереди. Но ещё и не серая, старческая осень с бесконечно тоскливыми дождями. Стояло золотое время года, ещё полное жизни, тепла и красоты, но уже богатое овощами и фруктами. Время пожинания плодов.
    В один из таких радующих душу дней 2007 года из Риги в Москву приехала уже не юная, но ещё совсем не старая поэтесса Анжелика Вишневская. Стуча по каменным тротуарам аккуратными каблучками, она шла в сопровождении своей давней подруги и её взрослого сына, везущего чемодан гостьи. Женщина с изумлением оглядывалась по сторонам, рассматривая российскую столицу, и почти ничего не узнавала. Как же всё изменилось с того момента, когда Анжелика в последний раз здесь была! Муравьиная суета людей, лавина нескончаемых машин, уходящие в небо современные здания. Всё пестрит вывесками, шумит, гудит.
    Квартиру подруги тоже было не узнать. Вместо советской стенки и ковров теперь стояла современная мебель, блестел натяжной поток. Стильные шторы скрывали пластиковые окна. И не было тех старых деревянных рам, которые они с подругой когда-то вместе мыли и заклеивали. Квартира дышала обновлением.
    – Это всё сын. Бизнес ведёт. Себе квартиру в центре купил, и мне ремонт сделал, всю мебель и технику заменил. Моя гордость! Вот какого замечательного сына я вырастила! – прострекотала Наталья, довольно похлопав Олега по плечу, и расхохоталась, – Сама себя не похвалишь, так и день зря прошёл.
    Сын особой разговорчивостью не обладал, что-то фыркнул на прощание и скрылся по делам. Наталья начала накрывать на стол, выставляя из холодильника разные закуски.
    – Вижу, в Москве изменилось всё, кроме твоего гостеприимства, – улыбнулась Анжелика. – Ты уверена, что мы это всё вдвоем съедим? По-моему, тут еды на месяц.
    – Не каждый день ко мне Анжелика Вишневская приезжает. А всего лишь раз в пятнадцать лет. Откуда мне знать, какими ты там деликатесами питаешься?
    – Да брось ты. Какие деликатесы? Да, кстати, я привезла бутылочку нашего ликёра. Вкусный. Но крепкий. Но сладкий, – Анжелика достала из сумки бутылку и начала открывать.
    – Насколько крепкий? – Наталья достала стопочки.
    – 45 градусов, – подруга налила ликёр.
    – Да ты что! – рассмеялась Наталья, – я и водку-то не пью, 40 градусов – крепко для меня. А тут 45!
    – А ты попробуй, он легко пьётся. Ну, за встречу!
    – Давай.
    Женщины стукнулись стопками, Наталья с опаской сделала маленький глоток. Сладкий ликёр бархатисто обволок горло и жаркой, приятной струёй согрел грудь.
    – А вкусно… – Задумчиво сказала она. – И пьяно. Мне сразу в голову дало.
    – Закусывай, – ответила ей заграничная подруга, накладывая в тарелку салат с кальмарами. – Мне кажется, мы с тобой из-за стола неделю не выйдем.
    – Ничего, я сына с невесткой и внуком позову. Вмиг всё сметут. А завтра муж из командировки вернётся, так что не переживай, испортиться не успеет. Кстати, поэтесса. Почитай хоть свои стихи мне.
    – О, я ж тебе свою новую книгу привезла, – Анжелика с юной лёгкостью выпорхнула из-за стола и исчезла в комнате. Через мгновение на кухне она уже держала в руках увесистый томик страниц на 250 в твёрдой обложке. – Держи, подруга. И вслух почитать можно. Вот, например, это. – Поэтесса открыла свой сборник на первой попавшейся странице и начала вдохновенно читать.

                Молчание

           Идем с тобой до перекрёстка…
           День хмурится, а мне светло,
           И зябнет мир, а мне тепло –
           В моей руке мгновений горстка.
           Идём мы, листьями шурша.
           Не нужно слов, моя душа.
           Слова не золото – лишь блёстки.
           Мой дух молчанием согрет.
           Я б шла с тобой десятки лет…
           И колкость ветра мне, как шёрстка,
           Не бьёт, а ластится к лицу.
           Ловлю мгновения пыльцу –
           Тепло растаявшего воска
           От догорающей свечи…
           Пора… Не медли, не молчи!..
           Уже дошли до перекрёстка.
           Твой сникший взгляд таит печаль.
           Пора расстаться нам. А жаль…

    – Вот… – Наталья задумчиво рассматривала в окне голубя, сидящего на берёзе. – Сначала молчим, не решаемся. А потом вся жизнь крахом. Помнишь, как у поэта… Глеба… как его? Ворожилова! Ты, вроде, с ним знакома. «Сколько главного скрыто, сколько сказано зря…». Как там дальше, помнишь?
    – Да, конечно, он присылал мне эти стихи, – на лице Анжелики скользнула тёплая, задумчивая улыбка. Будто она вспомнила что-то безмерно дорогое и беспощадно далёкое. – Так… А стихотворение называется «Раскаяние». Я его наизусть помню.

           На висках серебрится
           Пепел прожитых лет.
           Память рвётся, как птица,
           И кричит, и стучится…
           Но дороги назад больше нет.

           Сколько главного скрыто,
           Сколько сказано зря…
           От мечты – лишь корыто
           Опостылого быта.
           Бросить всё не дают якоря.

           Вот бы в прошлое где-то
           Отыскать мне билет –
           Окунуться в то лето,
           Позабыв про запреты…
           Но дороги назад больше нет.

    На какое-то время в кухне воцарилась тишина. Женщины смотрели на пожелтевшую ветку, покачивающуюся из-за спорхнувшей с неё птицы.
    – Это ведь он учил меня стихи писать. Мы с ним много лет переписывались. Я ему присылала своё сырьё, он помогал его дорабатывать и превращать в стихотворения. Как он поживает? – Анжелика взглянула на свою подругу. – Дети уж, наверно, совсем взрослые. Стихи пишет?
    – Кто? – Очнулась Наталья.
    – Глеб.
    – Какой?
    – Ворожилов.
    – Так он в Америку уехал, – сказала Наталья и вернулась к поеданию оливье.
    – Как? – Вилка Анжелики, забыв дорогу ко рту, вернулась обратно в тарелку. – В Америку? А я надеялась его увидеть…
    – Давно уж. Лет десять как.
    – Да ты что?.. – Анжелика на глазах помрачнела. – Нет, конечно, Америка – это здорово…
    – Ты живёшь в другой стране или на другой планете? Вы же общались, сама говоришь.
    – Триста лет тому назад… – Настроение Анжелики опускалось ниже цокольного этажа. Она очень надеялась на встречу. – Я… Мы познакомились на одном поэтическом фестивале, подружились. Несколько лет переписывались. Иногда виделись, когда я приезжала в Россию. Я жила в Риге, он в Москве. Мы обменивались стихами, он помогал мне их дорабатывать. Но потом я вышла замуж. Семья, дом, дети… А муж меня всю жизнь к каждому столбу ревнует. Допросы устраивает, откуда я этот столб знаю, – раз я на него взглянула, значит, у меня с ним что-то было. А уж из-за письма от мужчины! Даже если мой брат двоюродный Андрюшка мне напишет – скандал. За двоюродных, мол, и замуж раньше выдавали. Вот так переписка и угасла. Потом у меня погибла старшая дочь, машина сбила. Я тогда сама готова была к ней через окно отправиться. И стихи писать несколько лет не могла. Мы с мужем и с Ванечкой переехали. Подальше от воспоминаний. Я Глебу писала разок после всего этого, но он не ответил. Я обиделась. Так связь и потеряли. Уже лет одиннадцать не общались. Может, он и писал, да только на мой старый адрес… Ой, а у тебя есть его адрес? – В лице Анжелики появилась надежда.
    – Нет.
    – А… А кто может знать?
    – Понятия не имею.
    Анжелика сникла. Она сплела пальцы в замок и уткнулась в них лицом. Под закрытыми глазами скопились крупные бусины слёз. Чтобы их прогнать, она поморгала длинными ресницами и подняла голову. Глядя в окно невидящими глазами, поэтесса стала читать своё стихотворение.

           В моей душе есть след глубокий,
           Печать прожитых светлых дней –
           Чужой, нечаянный, далекий,
           Застывший в памяти моей.

           Я всё ещё твой помню голос,
           И снится до сих пор твой взгляд,
           И волосы, как спелый колос,
           Знакомый, лёгкий аромат.

           Ты где сейчас? Как жизнь сложилась?
           Ты счастлив? Больно ли тебе?
           Я за тебя всегда молилась
           И Приснодеве, и судьбе.

           Не важно, кто в твоих объятьях
           Нашел блаженство сладких нег.
           Тебе желаю только счастья,
           Моим не ставший человек…

    – Это ему посвящено? – Спросила Наталья, погладив Анжелику по плечу. – Ты любила его?
    – С чего ты взяла… прошедшее время?

           Беседуем мы с Вами о стихах,
           Грехах истории и взбалмошной погоде,
           О свежести росистой на восходе,
           О суете в столичных городах…

           Мы насыщаем речи пустяком,
           По-светски равнодушно улыбаясь.
           И только взгляды неотрывные, сливаясь,
           Безмолвно шепчут вовсе о другом…

    – Опять только молчание и взгляд…
    – А ты знаешь, как он на меня смотрел?.. – Анжелика с мечтательной улыбкой всматриваясь в стену так, будто на ней, как диафильмы, проплывали кадры из её жизни. – Никто так не смотрел. Мне казалось иногда, что он читает мои мысли. Стоило мне о чём-то подумать, как он начинал говорить о том же. И каждый раз, стоило мне не пообедать, он спрашивал, не голодна ли я. А когда обедала, не спрашивал. Такая удивительная  чувствительность… Это ведь ему посвящено стихотворение «Порою фразы не нужны...».
    – Это какое?
    Анжелика снова начала читать стихотворение.

           Порою фразы не нужны.
           В сердечном взгляде, нежном жесте
           Гораздо больше глубины,
           Чем в трёх томах вербальной лести.

           Порой в молчанье нет тоски –
           Без призмы слов душа понятна.
           Тепло коснувшейся руки
           Тревожно сердцу и приятно.

           Порой не нужно личных тем –
           Они звучат в старинных книгах,
           В росе садовых хризантем
           И в поэтических интригах.

           За взгляд ответственности нет,
           Прикосновения – случайны.
           Двух душ нечаянный дуэт
           Окутан светом нежной тайны.

    – Так у вас это было взаимно… А я ничего не знала. Вот ведь партизанка – и не рассказывала же никогда.
    – Я вообще человек скрытный.
    – Я в курсе. Никогда не понимала скрытных людей.
    – Знаешь... Есть некоторые люди, которые ядом исходят, когда у тебя всё хорошо. И обязательно ужалят туда, где плохо. Так что меньше знают – крепче спишь.
    – И что, вы так и не объяснились за всё это время?
    – Почему? Объяснились.
    – Но почему вы не остались вместе? Почему не решились? – Наталья положила голову на сплетённые в замок руки и внимательно слушала подругу.
    – На то были причины.
    – Но ты ведь ещё была не замужем, когда вы познакомились.
    – Я – нет.
    – А он?
    – А он… А он. – Анжелика многозначительно сделала акцент на слове «он» и посмотрела в глаза подруге.

           По ту сторону кольца
           Слышу стук сердец пленённых –
           Двух сердец, благословлённых
           Светлым знаменьем венца.

           По ту сторону кольца
           Вижу пару глаз влюблённых,
           Мне навстречу устремлённых
           С неподвижного лица.

           Со смиреньем мудреца
           Прячу даже от Творца
           Сердца ком, дотла сожжённый,
           Не тревожа освящённый
           Мир за гранями кольца…

    Анжелика немного помолчала и продолжила:
    –  А ты читала стихотворение Глеба «Иван-Царевич»?

           Поток часов назад не повернуть.
           И стрелки вспять бежать не согласятся.
           Лишь горьким ядом время льётся в грудь,
           Где все надежды, все мечты хранятся.

           Иван-Царевич, как ты поспешил!
           Не подождал всего три дня, три ночи.
           Вид лягушачий был тебе не мил.
           Теперь его уж не находят очи...

           А пепел шкурки всё ещё в печи,
           След Василисы не смела позёмка.
           Но поздно... Вой, рыдай, беги, кричи,
           Зови её до исступленья громко –

           Тебя не слышат. В Тридесятом царстве,
           Печалью или радостью полна,
           Живёт она в уюте и богатстве.
           Она теперь Кощеева жена.

    Так получилось, что мы познакомились буквально через месяц после его свадьбы. – Анжелика налила себе в рюмку ликёра и залпом выпила. Напиток резко обжёг ей горло. Откашлявшись и не закусывая, она продолжила. – Забавно. Он говорил, что долго за своей будущей женой ухаживал, звал замуж, а она не соглашалась. Года полтора хвостом вертела. Согласилась. Назначили свадьбу – за неделю до неё эта мадам ногу сломала, пришлось отложить. А за несколько дней до новой даты его отец с инфарктом в больницу попадает. Глеб хотел снова отложить регистрацию, но папа запротестовал, сказал, что свадьба сына важнее, на денёк и отпроситься из больницы можно. И вот только они поженились, а через месяц на фестивале поэзии мы с ним познакомились.
    – Вот не зря говорят: "не стучитесь в закрытые двери – там от вас самих спрятано ваше разочарование"! Не помню, кто автор. Сколько раз у меня так было: рыпаюсь, скребусь, надрываюсь, ничего не получается – но всё же вымучиваю результат. А потом понимаю: сидела бы лучше и не высовывалась. Ведь там, – Наталья показала пальцем на потолок, – там, лучше знают, что нам нужно. Раз упорно, целенаправленно не пускают, значит, нам туда не надо.
    – Что делать? Значит, не судьба… – В глазах Анжелики на мгновение блеснули и исчезли слёзы.

           Я б с тобою поделилась счастьем,
           Чтобы на двоих – одна стезя.
           Мне б слегка дотронуться запястьем…
           Но нельзя, о, Господи, нельзя!

           Я не стану рыбкой золотою
           И мечты твои не воплощу,
           От беды бесстрашно не прикрою.
           Но и образ твой не отпущу.

           Мне б сказать о многом… Не посмею.
           Пить твой взгляд – другого счастья нет.
           Вот идёшь ты. Не со мною – с нею!
           И нельзя мне грустно глянуть вслед…

           Буду я подругой, не мешая.
           Лишь надеждой греются сердца –
           У меня ж надежда небольшая:
           Рядом быть. До самого конца.

    – Но подожди. –  Наталья взволнованно налила себе ликёра и отпила. Закусив фаршированным шампиньоном, она снова обратилась в подруге. – Хорошо, поженились. Но ведь они могли развестись! Тем более, всего месяц. Ещё ведь даже детей не было.
    Анжелика грустно улыбнулась:
    – Пожалуй, я отвечу стихотворением Глеба «Только Друзья».

           Семье верны, мы лишь друзья.
           Любовь – запрет. Любить нельзя.
           На стену лезь и вой от горя,
           Проклятья небу тараторя, –
           Честь не отменит свой бойкот.
           И не предаст. И не уйдёт.
           Живём свой век в ладу с моралью.
           Мечта – под тёмною вуалью.
           И нет тепла любимых губ…
           Не покрывает рану струп –
           Душа больна гемофилией,
           Кровавой мечется стихией.
           А впереди – лишь пустота.
           Всегда не тот. Всю жизнь не та.

    – Печально… – Задумчиво сказала Наталья. – Печально, когда встречаются два благородных идиота. «Живём свой век в ладу с моралью»… А в ладу с сердцем жить не хотите? – Глаза подруги горели от возмущения.
    – Стоп. Что ты говоришь? – оскорбилась Анжелика. – Я всегда жила по принципу: «Чужого мне не надо, но своё не отдам». Чужой мужчина для меня не мужчина. Он звал, он много раз звал… Но я не могу позволить себе разрушить чью-то семью. Вот если бы они как-нибудь там сами… Это бы другой разговор. – Она на мгновение замолчала и взглянула на жёлтые листья за окном. – Да и время было другое. Он в партии состоял, занимал приличную должность – дядя ему помог устроиться. Если бы он развёлся, его бы выгнали из партии – тогда к таким вещам строго относились. А это крест на карьере. Я не могла допустить, чтобы он жертвовал всем ради меня – и семьёй, и работой… А чем дальше в лес, тем гуще ёлки. Потом дети родились – они должны расти в полноценной семье, с родными родителями.
    – И в итоге есть семья, есть работа. Но «всю жизнь не та», – укоризненно глядела Наталья.
    – Я тебе поражаюсь, – Анжелика, негодуя, отодвинула свой стул от стола. – Измена, развод – это аморально. Это безнравственно! А ты… Ты ругаешь меня за то, что я поступила правильно, по совести. Ты думаешь, мне легко было?

           Я распята душой и рассудком –
           Каждый тянет к себе на износ.
           Тело рвётся в мучении жутком,
           И никто не подаст мне наркоз…

           Для души нет границ и законов,
           Ей желание – вечный мотор.
           Но до боли, до адовых стонов
           Разум рубит мне путь, как топор.

           Нет, неправда, что все мы свободны,
           Что мы сами вольны выбирать.
           Что отвергла душа, то негодно –
           Здравым смыслом ее не унять.

           В вечной схватке души и рассудка
           Ум ни разу не выиграл спор.
           Все запреты – наивная шутка:
           Дольше терпишь – безумней костёр.

    – Я сама себя не понимала – что я хочу, что мне надо? – Анжелика отпила ликёра и проглотила кусочек рулета с сыром. – Кажется, с одной стороны, – хочу быть с ним, жить без него не могу. Писем ждала, как манны небесной, – это ничего не сказать. Мне их, как воздуха, не хватало. Они мне нужны были, как вода в пустыне, как… как тарелка борща блокаднику. Хоть и получала оплеухи от мужа за каждое письмо… В них не было и слова о любви, только стихи и рассказы о жизни, о делах. А я жила от письма до письма. Мне выходные и праздники были не в радость, а в гадость. Потому что в эти дни письма не носили, а значит, ждать их не было смысла. Но, когда я приезжала в Москву, когда мы виделись, я не могла себе позволить ничего лишнего. В мечтах – я вся его. Но наяву… Вот держит что-то внутри, не пускает. Чужой. И ласкает другую. Как? Как подпустить? От одной мысли противно… Не хочу никого ни с кем делить. Сексуальный партнёр должен быть индивидуальным, как зубная щётка, а не общественным, как туалет. Но и вторгаться в чужую жизнь, отнимать чужое я права не имею. У меня и стихи есть об этом. Вот, например:

           Мне ворованного – не надо.
           Пить из чаши чужой – не хочу.
           Пусть бушует огонь жарче ада,
           Удержать мне его – по плечу.

           Недостойно, противно и низко
           Отдаваться за мелкий размен.
           Я в мурашках, мне жарко – ты близко.
           Но не сдамся в твой сладостный плен.

           Ты целуешь мне руку – довольно!
           Но отнять я её не могу…
           Вся душа стала вдруг треугольна:
           Основание стынет в снегу,

           А вершина горит, обжигая!
           Ты сегодня Её целовал,
           Ей шептал: «Ты моя, дорогая…».
           И меня нынче к сердцу прижал.

           Я тарелку с остатками пищи
           Ни за кем не смогу облизать.
           Пусть истлеет душа в пепелище,
           Но не лечь мне в чужую кровать.

           Ни обнять, ни ответить на ласку,
           Ни толкнуть, ни прогнать, ни уйти…
           Только сердце устроило пляску,
           Только вьются в глазах конфетти…

    – Так у вас даже ничего не было? – Наталья недоверчиво посмотрела на подругу.
    – Нет...
    – Что за люди... – Наталья разочарованно выдохнула.
    – Любовь в душе, а не ниже пояса. Можно и чисто любить, не пачкая тело изменой.
    – А можно и не пачкаться. Можно просто решиться и быть счастливыми законно. За разводы не расстреливают.
    – Ну, да. Жене третьего мужа лучше знать.
    – И заметь – каждый раз по любви. И без трагедий! – Наталья довольно откинулась на спинку стула и закинула вишенку в рот.
    – Ну, попробовали бы… Ну, и бросили бы всё и сошлись… Не оказалось бы всё это лишь миражом? Не оказалось бы, что мы любили лишь образ, который сами себе придумали? Может, пожили бы месяц вместе и поняли бы, что нет, всё иллюзия, галлюцинация больного поэтического воображения. А назад пути нет! Семьи разрушены, из партии выгнали. Карьера загублена. Потеряли всё и не обрели ничего, кроме разочарования и боли.

               Любовь и страсть

           В огне отчаянных желаний,
           На грани правды и мечты
           Так просто в бегстве от страданий
           Кого-то сбросить с высоты.

           Легко шептать: «Люблю навеки!» –
           Стремясь насытить жгучий пыл.
           Но только лёд подёрнет реки –
           Не скажешь ли, что разлюбил?

           Как часто страсть зовут любовью,
           Страдая, трепеща, томясь.
           Но, не моргнув, не двинув бровью,
           Жестоко мучают, глумясь.

           Любви знакомы испытанья,
           Но неизвестно слово «Дай».
           Любовь – основа мирозданья:
           Легка, как ангелов дыханье,
           Сильна, как мощь небесных свай.

           Кто любит, тот губить не станет,
           Тот от печалей бережёт.
           Тот сам взойдёт на эшафот
           И без сомнений в бездну канет,
           Закрыв любимых от невзгод.

    – Да… Верно говорят: счастья достойны только смелые люди, – безапелляционно ответила ей подруга. – Те, которые рискуют всем ради цели. И достигают её. Кто хочет, тот может. Кто ищет оправдания, тот не хочет.  К чему искать причины в семьях, в политическом строе, в моральных принципах? Дьявола и адское пламя хоть не приплела, и на том спасибо. А всё гораздо проще! Ты не хотела э-то-го. Если бы он был тебе нужен, ты бы за ним – хоть на каторгу, как декабристка! А ты – ой, женат месяц, ой, партийный работник. Тьфу. Это не благородство. Это нежелание. Переписываться было интересно, общаться, чувствовать себя нужной и любимой, удовлетворять свои интеллектуальные, эмоциональные потребности, общаться с единомышленником. Это да. Стишки писать – да, здорово, какое удовольствие! Особенно, поди, когда их все хвалят, щекотят твоё тщеславие. Ой, какое буйство чувств передала. Да только буйство вымышленных чувств. Ты его не любила. Потому что любовь – это поступки.
    – А ещё любовь – это жертва, – пыталась парировать Анжелика.
    – Жертва ради любви! А не жертва любовью. Всё, мне это надоело. Пойдём, мне сын недавно интернет провёл. Давай поищем твоего Глеба Ворожилова. Вдруг он есть где-нибудь в соцсетях? Я теперь на них подсела... И хватит ныть. Написала – не ответил – обиделась… Глупость какая. Хочешь быть счастливой – действуй!
    – Подожди. Ты планируешь?..
    – План для слабаков. Сила – в импровизации! Пойдём, пока я не передумала. – Наталья встала, пошла в гостиную и включила компьютер. Анжелика, затаив дыхание, подсела к подруге.
    Поисковик очень быстро нашёл поэта Глеба Ворожилова. На литературном портале на его странице было несколько сотен произведений. С трепетом и замиранием сердца, будто прикасается к чему-то святому, Анжелика прочитала вслух несколько свежих стихотворений.

                ***
           Ты ни разу, ангел мой, не оступилась,
           В пропасть грешную меня не увела.
           Лишь ночами много лет мне жарко снилась
           И сегодня вновь во сне ко мне пришла.

           Так хочу я с этих губ испить блаженство,
           Но нельзя мне прикоснуться и к руке.
           Ты прекрасна, ты мой ангел совершенства.
           Но всегда в недостижимом далеке.

           Я давно избрал себе судьбу другую,
           И тобою строго выбран путь иной.
           Но по-прежнему жену, когда целую,
           Чтоб тобою не назвать, зову родной.


                Безвкусная жизнь

                Как пресная пища без соли,
                Так жизнь без влекущей мечты.
                Всё гладко. Нет даже мозоли.
                Но душу терзает до боли
                Промозглая тьма пустоты…

                Нет сил есть безвкусную пищу –
                Нет сил без любви целовать.
                Душа не становится чище –
                Лишь зябнет, дрожит в пепелище.
                Не греет родная кровать…

                Пусть тело не чувствует голод,
                Душа – в безысходном плену.
                И сердце, стуча, словно молот,
                По жилам пускает лишь холод,
                Терпения точит струну…

                Так ждал я с тоскою страдальца,
                Что время настанет светлей.
                А время – уходит сквозь пальцы
                Песком несвершенных идей…

                ***

                Опять заря на западе лилова.
                Опять взошла далекая звезда.
                И птичий хор за речкой слышен снова.
                Но этот день не повторится никогда…

                Опять луна над рощею сурова
                И перед миром, как всегда, горда.
                Всё было раньше, как и будет снова.
                И только шанс не повторится никогда…

                Как больно жжёт несказанное слово,
                Когда душа земле уже чужда.
                Всё возвратится. Всё возникнет снова.
                И только жизнь не повторится никогда…

    – «И только жизнь не повторится никогда»… – пропела Наталья. – Так и хочется это стихотворение превратить в песню. Жаль, я не композитор.
    – С сединой уже. Но всё равно что-то такое родное, дорогое в лице… – Анжелика благоговейно вглядывалась в фотографию на странице.
    – Регистрируйся и пиши ему личное сообщение, дурёха. А то нашли друг друга два нерешительных нытика – ничего сами без меня не могут.
    – Подожди, может, не надо? Вдруг это просто влюбленность...
    – Влюбленность не инвалидность - быстро проходит. А у вас тут хронический диагноз.
    – Неудобно как-то…
    – Неудобно! Если б я своего сына-молчуна не тормошила, ему бы тоже заниматься любимым делом, хорошо зарабатывать, иметь квартиру в центре Москвы было б – неудобно. Отставить комплексы! Сорок пять – жизнь только начинается! Партия больше не в моде, дети выросли – пора подумать о себе. Если он тебе действительно нужен, конечно.