В паутине слов

Лифтовое табло высветило цифру один, кабина замерла, пиликнув о конце спуска, двери с грохотом разъехались и молодая рыжеволосая девушка шустро процокала каблуками к выходу. Она выскочила из подъезда дома, жмурясь от яркого утреннего солнца, прошла мимо широкоплечего с толстыми скулами дворника-таджика, что усердно сметал мусор, и, несмотря на летнее тепло, обхватила себя за плечи, скрестив руки на груди, словно мерзла. К груди прижимала что-то обернутое газетой. Около придомовой урны задержалась, постояла, держа двумя руками перед собой свою ношу, затем сделал два быстрых шага вперед, но встала, вернулась, как будто внутри ее души перетягивали канат, и все же бросила сверток в урну.
***
«Каждое начало – конец, но не каждый конец – начало…», - прочитал он первые строки книги вынутой из урны. Алехон, для россиян Алеша, вспомнил девицу, из-под ног которой еле-еле успел убрать метлу – так бежала, особенно ее серые глаза, что светились, словно внутри полыхало пламя. «Что за муть читают русские?! - думал, сидя на раскладушке  в своей подсобке два на три метра, где из обстановки, кроме горбатого телевизора и электроплитки, больше ничего не было,  - то ли дело газетка со сладко-кислыми сплетнями  или журнальчик с полуголыми девчухами».
  Книга лишилась газетной обложки и легла на телек. Алехон потер широкий лоб, затем толстый нос, и пока пальцы чесали голову с темно-русыми волосами, глаза вчитывались в рецепт солянки из снятой газеты. Все ингредиенты: колбаски, сосиски, хрустящие соленые огурчики, золотистый лук, обжаренный с томатной пастой, ароматная петрушка; живо предстали ему, отчего живот забурчал, слюнки потекли, но свинина в супе погасила весь аппетитный мираж. Отпил полбутылки кефира, закусил сдобой и ушел в полуденную дрему.
Из нее выскочил в поту, сердце трепетало, а глотку и желудок терзала тошнота. Перед глазами - видение сна: он за столом, напротив рыжеволосая девица с серыми глазами читает вслух, звенящим голосом: «…но не каждый конец – начало, и если слово - нить арахниды, то…», его рука, как чужая, черпает ложкой солянку с жирными кусками свинины, а рот без противления принимает нечистую для мусульманина пищу».
Когда успокоился, нажал кнопку пульта, включая телик, но взгляд зацепил книгу, и страх ошпарил холодом. Он кожей ощутил, что из страниц к нему щупальцами тянется опасность, и что-то еще… еще более сильное.
***
Прозвенел звонок и урок закончился. Учительница поправила очки, оглядела учеников, которые торопливо убирали учебники и тетради, и сказала звонким голосом:
- До свидания. И не забудьте, на следующем уроке сочинение «Мой любимый герой в романе Война и мир».
Когда все вышли, она заполнила журнал, и, откинувшись на спинку стула, встретилась глазами с великими русскими писателями, чьи портреты украшали стены кабинета русского языка и литературы. Уже прошел месяц, как она избавилась от той книги, что написала в порыве отчаяния и злобы на мир после измены мужа, но теперь, когда стыд прошел, она осмеливалась смотреть в лицо титанам слова, чьи тексты пробирали умы и души читателей. Ведь писала книгу в миг слабости, повинуясь желанию ударить, отомстить, владеть…, да вовремя одумалась.
- Елена Сергеевна, вас директор просил зайти, -  сказала завуч, приоткрыв дверь в кабинет и сунув внутрь голову в белокурых завитках.
Через десять минут Елена Сергеевна, хотя вне школы все звали Лена, потому что была еще юна и только окончила вуз, сидела в кабинете директора школы и внимала нравоучениям. К ним она уже привыкла и выслушивала, не отрывая глаз от красной щели на грубо отштукатуренном лице, что колола замечаниями и била критикой.
- И все-таки, Елена Сергеевна, когда от вас ждать научной работы для публикации? Вы у нас уже год, а еще ничего.
Лена увела взгляд в сторону, тяжело вздохнула, а беспокойство дрожащей мышкой забилось под сердцем. Она, как могла, избегала словотворчества – случались беды.
- Мария Степановна, мне трудно…
- Всем трудно, - перебила директриса, - постарайтесь… А чтобы избежать бОльших трудностей возьмите меня в соавторы…
Спустя час шла около дома, и хотя летнее небо внезапно покрыли темные тучи, накрапывал мелкий дождь, ветер раскачивал высокие тополя и развевал ее рыжие волосы, не спешила, словно окутанная мысленным коконом. Думы были тяжелы, ведь с детства, как первые слова появились на бумаге из-под ее руки, начались неприятности: прочитала подруге стихи, поссорились, пожелала, чтоб ее змея укусила, так через три дня так и случилось; одноклассник вырвал любовную записку и вслух зачитал, пожелала больше не видеть, на следующий день – ногу сломал.  А все беды то, из-за неправильно расставленных слов… и потому-то ей так трудно что-либо писать.
Внезапно мужская рука оказалась рядом, а сверху навис зонт. Рядом шел толстоскулый таджик со знакомым лицом. Она подумала, что очень похож на Алешу – дворника, только одет прилично: новая серая рубашка в мелкую клетку, голубые джины и модные кроссовки.
- Здрасьте, - он улыбнулся, показав местами обломанные желтоватые зубы, - не помните меня. Я раньше тут дворник был… Теперь ваш книгу читаю – ничо не понятно, но в мозгах ясность светлее самый яркий солнц…
Тут ее сердце забилось, мысль пронзила насквозь, озарив душу, как самый яркий солнц: «Вот ты какой, рыцарь метлы и совка».
Одарила улыбкой, которая сбросила с ее лица хмурость, и, входя в подъезд, сказала:
-  Зайдите ко мне вечером, часов в семь. Сто тринадцатая квартира. С книгой, только с книгой приходите.
 ***
В семь ноль три Алехон позвонил дверь с номером сто тринадцать, держа в одной руке книгу, в другой – бутылку вина, в душе  - робость, а в теле - вожделение. После чтения текстов Елены в голове роились навязчивые идеи: от мелкого воровства до торговли биткоинами, но природная хитрость и терпение брали верх и пока занимался перепродажей овощей, фруктов и сородичей на работы. Некоторые из слов, фраз и предложений из книги оседали в памяти, и всплывали в трудные переговорные минуты, чем выводили победителем в спорах и стычках. 
И такая вера в свои силы поселилась в груди, как будто сам Бобо-Дехкон – прародитель народа вел его, что даже решился юную девицу зонтиком прикрыть, а ведь не зря, видно живет в чреслах мужская сила, что ощутила и пригласила.
В квартире поразили полки с книгами до потолка: в комнате, коридоре, даже на кухне под столом, везде, и не удивился, если бы увидел фолианты в холодильнике. Повсюду витала пыль, словно страницы испускали в воздух частицы текста, обмениваясь познаниями. Как завороженный он проследовал за девушкой на кухню, уселся за стол, книга была у нее, а красное сухое рядом у вазочки с вареньем, ему казалось, что дыхание книг пронизает насквозь, переворачивает мысли, смешивает желания, ощутил себя одиноким малым дитем среди бескрайней степи под ночным звездным небом.   
Как во сне отхлебнул чаю, который поставила перед ним девушка.
- Попьем чаю, а вино вам завтра пригодится. Вы придете ко мне в школу.
Алехон кивнул, не понимая, зачем ему надо в школу.
- Вам, наверное, вот этот отрывок понравился, - открыла книгу, и начала читать звенящим голосом.
На автомате хлебал чай, слова лились из ее уст, а в разуме вспыхивали видения: вывеска на здании «Средняя школа №…;  табличка на двери «Директор школы … М.С.»; лицо с толстым слоем румян и красные губы-щели, пьющие вино.
- Ладно, Алеша, вам пора. Книгу завтра в школе заберете, - звонко рассмеялась, глядя как он хлопает густыми черными ресницами.
Послушно встал, вышел, и очнулся только через полчаса у себя в съемной комнате.
***
Следующим утром Елена Сергеевна заглянула в кабинет директора.
- Доброе утро, Мария Степановна!
- Доброе! Что у вас, Елена Сергеевна? Срочное? А то уезжаю на совещание в облоно, буду через пару часов.
- Я работу принесла, дописала, - протягивая книгу в газетной обложке, - Вы начните сегодня читать, а то вдруг, не то совсем …
-  Хорошо, приеду - начну.
Девушка вышла, широко растянув губы, обнажив молодые белые зубы, ощущая на языке холодный вкус мести, и пожелала директриссе скреститься в порыве страсти с дворником-таджиком.
***
Спустя несколько месяцев главный редактор просмотрел синопсис романа, взял первый лист и прочитал: «Каждое начало – конец, но не каждый конец – начало, и если слово - нить арахнида, то книга поймает ум, душу и волю любого человека в паутину, чтобы завернуть в нужный автору кокон…»