Эта долгая, короткая жизнь. 15 глава

     Шли дни, Оля устроилась работать диспетчером на вокзале, Сардора приняли в комсомол. Он тогда очень волновался, правда, перед этим Оля его  наштудировала, зная, какие вопросы будут задавать в комитете комсомола и конечно, пошла с ним, чтобы поболеть за него. Вопросы и правда были разные, но пришли к выводу, что коммунистическое сознание Сардора готово принять комсомольский билет. Он был горд собой. В месяц два раза, он ездил в Москву и непременно увозил для тёщи, тестя и бабушки авоськи с гостинцами. И конечно же, назад возвращался с продуктами, которые Варвара Семёновна и Любовь Андреевна складывали в дерматиновые сумки и те же авоськи, освободив их от лепёшек, каймака, бараньего сала и зелени. И очень сожалели, что Оля ездить с ним не могла, на работе не хватало людей и приходилось работать через сутки.   
     Отработав сутки, вторые она занималась домом, так ей это нравилось. Оля сшила занавески на окна в спальню и кухню и с воланчиками, на маленький балкон, где она поставила столик и два табурета, чтобы вечерами они с Сардором могли смотреть на закат, а со спальни, ранним утром, они вдвоём наблюдали восход. В так называемый зал, они купили стол и четыре стула, правда, пришлось на многом экономить. А в комиссионом магазине, Оля увидела буфет из чёрного дерева, с резным рисунком на дверцах и маковке. Не купить его, она уже не могла, а Сардор не смог ей в этом отказать.
     - Правда бюджет... ну ладно, у ребят перезайму, - махнув рукой, сказал Сардор и в тот же день, с большим трудом, этот буфет перекочевал из магазина к ним в квартиру.
     Комод занял почти половину комнаты, от пола до потолка. Сейчас, наверное, это был бы антиквариат и стоил боснословных денег, хотя и тогда, Сардор и Оля купили его не за дёшево.
     Так прошло полгода, Сардор всё планировал поехать в Маргилан, но отпуск ему не давали. А тут Оля сообщила ему, что она беременна. Они хотели поехать вместе, но теперь поездку пришлось отложить. Тем более, в те годы, в Узбекистане ужесточились законы о труде, принудительно прикрепляли рабочих к производству, а сельское население к колхозам. За малейшее опоздание на работу, было предусмотрено уголовное наказание и другие меры воздействия, что  привело к тяжелейшим последствиям для народа в стране.
     Нэпмены и помещичьи хозяйства были объявлены опасными врагами социалистического строительства. К власти пришёл Сталин, который стал очищать партийные верхушки и убирать неугодных ему людей. Люди стали бояться собственной тени, за малейшее высказывание на производстве, могли арестовать. Было непонятно, кто друг, а кто враг. Доносы стали привычным делом. И об отпуске пришлось на время забыть.
     Арестовали Эргаш акя, а у него была большая семья, престарелая мать. Сначала ребята, конечно, как могли помогали, только многие и этого боялись делать. Сардора перевели на машиностроительный завод и поездки в Москву прекратились. Письма, которые Оля писала домой, доходили с трудом, а то и вовсе пропадали.
     Бабушка, Варвара Семёновна, умерла осенью тысяча девятьсот тридцать пятого года, а письмо с вестью, пришло только весной тридцать шестого года. А ещё через год, арестовали Павла Матвеевича, ведь он был партийным работником. Получалось, Любовь Андреевна осталась совсем одна и о муже вестей никаких не получала. Оля была безутешна, лишь малыш радовал её, она написала матери, чтобы та приехала в Ташкент, не оставалась одна в Москве, тем более, в ближайшие годы, сама она не сможет поехать к ней в Москву.
     Любовь Андреевна приехала, когда её внуку, Бакиру, которого Сардор назвал в честь отца, исполнилось два года. Это был тридцать пятый год. Сардор написал заявление на отпуск и директор завода, наконец уступил и подписал его заявление.
     - Даю отпуск только на две недели и то потому, что много лет ты его не брал. Сам понимаешь, какое сейчас тяжёлое время. Меня тоже за это по головке не погладят, - сказал директор.
     О том, чтобы ехать в Маргилан с Олей и сыном, не могло быть и речи. Да и дорога была не из лёгких. Наконец приехала Любовь Андреевна, Сардор заметил, как изменилась женщина за те годы, что они не виделись. Смерть свекрови, с которой они жили столько лет в мире и согласии, арест мужа, от которого не было вестей и Любовь Андреевна даже не знала, жив ли он, сказались на ней. Она очень похудела и постарела, даже взгляд был другой, отчуждённый, что ли. Такая живая и красивая женщина, за два-три года превратилась в старушку. Оля и сама была поражена, увидев мать. Но говорить ей ничего не стала, чтобы не было ещё больнее. При встрече и Оля, и Любовь Андреевна долго плакали, Сардор, держа на руках маленького Бакира, им не мешал. Наконец, Любовь Андреевна протянула руки к внуку.
     - Боже ж ты мой, как сказала бы покойная Варвара Семёновна. Какой же он хорошенький. Иди к бабе Любе, малыш, - говорила сквозь слёзы Любовь Андреевна.
     Бакир с любопытством смотрел на неё и тут же протянул к ней ручонки. Обняв малыша, Любовь Андреевна громко его расцеловала в пухлые щёчки. С тёмными, как у Сардора волосами, большими серыми глазками, лицом он был похож на мать. Малыш уже ходил и говорил.
     - Как же хорошо, что ты приехала, мамочка. Он такой непоседа, ничего делать не даёт, - обняв мать за плечи, говорила Оля.
     Теперь Сардор мог спокойно уехать в Маргилан, оставив жену и сына на попечении тёщи.
     - Две недели меня не будет, деньги на продукты я вам оставляю, очень прошу, меньше выходите на улицу. Время очень неспокойное, - сказал Сардор перед своим отъездом, обняв на прощанье маленького Бакира и Олю.
     - Береги и ты себя, сынок. И возвращайся скорее, - сказала Любовь Андреевна, почему-то перекрестив Сардора, чем очень его смутила.
     Сардор взял вещевой мешок и вышел на улицу. На железной дороге он договорился, что с товарным составом доедет до Ленинобада, а там, как повезёт. Сев поздней ночью в поезд, в четыре утра Сардор был на маленьком вокзале Ленинобада. Пришлось дожидаться утра, хотя утро в Узбекистане наступало очень рано и в шесть часов, Сардор договорился с арбакешем, который обещал довезти его до Ферганы, куда тот ехал к родственникам.
     - Двоюродный брат отца умер, не поехать нельзя. Это на свадьбу можно не поехать, а на похороны обязательно ехать надо, - говорил словоохотливый мужчина, возраст которого и определить было трудно, в старой тюбетейке, перевязанной белым платком и в чапане, надетом на яхтак, несмотря на жару.
     - Сочувствую, старый был, наверное? - спросил Сардор, чтобы поддержать разговор.
     В арбе сидел ещё и его сын, парень лет двадцати, молчаливый и серьёзный, не похожий на своего отца.
     - Ну... как старый? Мужчина он был крепкий, вот жена вечно болела, думали, она умерла, когда вести пришли, а оказалось дядя. Ему наверное... хм... лет семьдесят было... а может чуть больше... или... чуть меньше... Да ладно, это не столь важно. А ты зачем в Маргилан едешь? - почёсывая лысую голову под тюбетейкой, сдвинув её на бок, говорил мужчина.
     - К брату еду, давно у него не был, - ответил Сардор, умолчав о сыне.
     - Может неправильно понять... - подумал он.
     - А живёшь, значит, в Ленинобаде? На таджика вроде не похож... или похож? - спросил мужчина.
     - Да нет, из Ташкента я, - ответил Сардор.
     - Ааа, из Ташкента? Большой город, - похлёстывая лошадь, ответил мужчина.
     Ехали несколько часов, сделав лишь получасовой отдых в пути, чтобы поесть и попить воды из протекающего арыка. Наконец, почти к вечеру, доехали до Ферганы. Теперь надо было думать, как добраться до Маргилана, а оттуда и до своего села. Попрощавшись, Сардор пошёл по дороге, куда ему указал арабакеш, сказав, что Маргилан лежит в той стороне.
     В общем, пересаживаясь из одной арбы в другую, поглядывая вдаль, на виноградники, сады, хлопковые и кукурузные поля, Сардор в полдень доехал до своего села.
     Тут ничего не изменилось. Те же глиняные дома, с плоской крышей из той же глины, поросшей травой и маком, низкими дувалами и протекающими мимо арыками. Возле дома своего брата, Сардор увидел мальчишек, сидевших прямо на земле, в одних трусах до колен. У кого-то на голове была цветная тюбетейка, иные грели головы на солнце, правда, сидели они в тени старого, ветвистого тутовника. Ребятня играли в камешки, ловко играя руками, то ладонью, то тыльной стороной руки, подбрасывая камешки вверх.
     - Бахтиёр! Сынок! Ты бы зашёл домой, поел, - услышал Сардор до боли родной голос своей кеное Наимы, которая, выглянув за старую, покосившуюся калитку, звала его сына.
     Сардор тут же взглянул на ребят, чтобы увидеть, к кому обратилась Наима, которая, казалась, была в том же платье и в том же платке, как и в тот день, когда он уезжал из отчего дома.
     Один из пацанов оглянулся.
     - Сейчас, аяжон, я уже выигрываю, - крикнул он в ответ.
     - Сардор? Ты? Но... откуда... о, Аллах... Столько лет тебя не было, Сардор. Сабира, Бахтиёр, ваш дядя приехал, - крикнула вдруг Наима, взгляд который случайно упал на него.
     Сабиру Наима называла не иначе, как дочерью, Бахтиёра сыном, поэтому Сардора она назвала их дядей.
     - Где же ты был столько лет, Сардор? Гулом акя искал тебя, ездил в Фергану и Коканд, но найти не смог. Мы уже не знали, что и думать, жив ты или нет. Слава Аллаху, как я рада, что ты вернулся. Заходи скорее, скоро с поля и брат твой придёт. Есть наверное хочешь? У меня и обед скоро поспеет, - говорила Наима, приглашая Сардора в дом.
     - Не мог я раньше приехать, кеное, как Вы? Выросли дети, совсем взрослые стали. А Нигора где, что-то её не видно, - спросил Сардор.
     - Так мы её замуж выдали в прошлом году, в соседнее село, недавно родила она, ещё и чилля (сорок дней) малышу не прошла, - сказала Наима.
     - Замуж? Она же ещё совсем юная. И уже мама... надо же, - удивился Сардор.
     - Девятнадцать лет ей уже, двадцатый пошёл. Хороший парень посватался, тоже на поле с отцом работает. Садись, вот и Бахтиёр, Сабира, дочка, где ты там? Неси сладости, готовь дастархан для дорогого гостя, - щебетала Наима.
     - Ну какой же я гость, кеное? Я ведь за сыном приехал. Работаю в Ташкенте, женился, сын у меня родился, Бакиром назвал, в честь нашего отца, - ответил Сардор.
     У Наимы ноги подкосились от его слов, так она этого боялась.
     - Как за сыном, Сардор? Он же... мы же... мы не сможем жить без него, - побледнев и тяжело сев на топчан, произнесла женщина.
     - Ему учиться надо, профессию приобрести. Что он тут делать будет, кетменём всю жизнь махать? - ответил Сардор.
     - Всю жизнь наши отцы и братья, да и ты сам, в поле работали. Что здесь постыдного? Земля кормит нас и не только нас, - почему-то заплакав, ответила Наима.
     - Поговорим об этом позже, скоро и брат придёт, - ответил Сардор, сев на топчан и подобрав под себя ноги.
     Больше Наима не стала об этом говорить, думала, может брат его сможет отговорить забирать Бахтиёра. Она налила Сардору в большую косушку маставы, заправила кислым молоком и мелко нарезанным райхоном (базилик) и поставила перед ним, поломав лепёшки. Потом налила себе и Сабире с Бахтиёром. Сардор смотрел на Сабиру и видел в ней свою покойную сестру, жестоко убиенную много лет назад.
     - Сестрёнка на нашу сестру стала похожа. Ей бы тоже учиться не помешало. В Ташкенте сейчас много разных школ, для девочек отдельные, там учат их шить, читать и писать, - сказал Сардор, посматривая на Сабиру.
     Поев, Сардор пошёл на поле, чтобы увидеться с братом, он по нему очень тосковал. Он увидел его издалека и сразу узнал. Гулом оглянулся на зов и с удивлением поднял свои красивые густые брови. Бросив кетмень, Гулом побежал навстречу брату и они крепко обнялись.
     - Сардор... брат... как же долго я тебя ждал... - бормотал Гулом, не отпуская Сардора из крепких объятий.
     - Да, почти тринадцать лет прошло, Гулом акя. Как же я соскучился по Вам, - тихонько хлопая по крепким плечам брата, отвечал Сардор.
     Наконец, разжав объятия, они сели на землю возле арыка.
     - Где же ты столько лет пропадал? Чем занимался? Насовсем приехал или опять уедешь? - спросил Гулом, испытующе посмотрев на Сардора.
     Сардор понимал, что наверное, причинит брату боль, сказав ему, что приехал для того, чтобы забрать сына. Он долго собирался с мыслями, чтобы ответить на все его вопросы.