Звездное лето или 18 часов из жизни авиатехника

Ровно в шесть часов утра 27 февраля 1981 года  в комнате № 208 общежития N-ского авиапредприятия  как всегда громко, противно  и, казалось бы, совершенно некстати зазвенел старенький механический  будильник с маленькой кнопочкой-выключателем звонка, приютившейся на самом верху его круглого металлического корпуса.

Разбуженные этим дребезжащим сигналом молодые и нисколько не женатые обитатели комнаты  дружно зашевелились под якобы верблюжьими одеялами на своих кроватях с пружинистыми панцирными сетками и почти что синхронно поменяли  положение  абсолютно не выспавшихся тел.

Тел этих было всего три, и одно из них принадлежало владельцу бабушкиного ретро-будильника молодому авиатехнику бригады вертолетов Ка-26 Ростиславу Кузнецову или, как его для краткости именовали родители, друзья и молодые коллеги – Ростику.  Именно ему и предназначался этот способный разбудить медведя в берлоге звонок.

Естественно, что всех остальных постояльцев комнаты будильник также слегка пробуждал, но полностью из состояния утренней безмятежной комы не выводил. И только через час наступал их черед просыпаться и под дружный аккомпанемент двух других будильников  покидать сладкое владычество бога сна Морфея.

А Ростику вставать надо было по первому звонку, и,  проявив все свои самые лучшие морально-волевые качества, протянув руку к тумбочке, заглушить яростно надрывающийся будильник.

После этого опять-таки с большим волевым усилием ему нужно было,    несмотря на притягательное тепло уютной постельки, вставать и, включив настольную лампу, готовиться к обычному трудовому дню: одеваться, мыться, бриться, завтракать.
А потом, презрев заставляющую содрогаться тридцатитиградусную морозность раннего северного утра, ковылять к остановке общественного транспорта, чтобы в числе таких же, как он, ранних пташек влиться в число пассажиров промерзшего до последней гайки автобуса с почти что авиационным венгерским названием «Икарус».

Данный автобус сорок четвертого маршрута, ни шатко - ни валко курсировал до  отдаленного микрорайона города, проезжая по пути небольшой   провинциальный аэропорт местных воздушных линий под  поэтическим названием «Озерки». Свое романтическое наименование этот авиационный объект местного значения получил из-за того, что находился около  красивейшего большого озера,  с огромными вековыми соснами на берегу и прекрасным песчаным пляжем, который, впрочем, никогда местными властями официально пляжем не признавался. 

В течение последнего месяца Ростик работал в этом аэропорту посменно, по графику - два дня работы через два дня отдыха. Рабочий день у молодого авиатехника по планеру и двигателю участка оперативного обслуживания вертолетов  начинался ровно в семь утра и заканчивался, как правило, в восемь-девять часов вечера. С учетом дороги  молодой специалист раньше девяти – десяти вечера в «аэрофлотовскую» общагу не возвращался. В таком жестком рабочем графике были свои плюсы и минусы.

Так, за длительный период  работы «на линейке» - а именно так именовалась работа по оперативному обслуживанию вертолетов, то есть их подготовке и выпуску в полет с последующим послеполетным обслуживанием, постепенно накапливалась существенная переработка, за которую руководство вертолетного участка предоставляло отгулы.

В то же время платили за работу «на линейке» меньше, нежели на УТРе - участке трудоемких регламентных работ, где производились замены двигателей, редукторов, элементов несущей системы, а также выполнялись работы по периодическому обслуживанию техники, то есть установленные соответствующими техническими документами операции, которые в обязательном порядке необходимо было произвести через определенное количество налета часов. 

Так вот, ровно в семь часов утра, несмотря ни на какие личные, региональные и  мировые катаклизмы, авиатехник по планеру и двигателю, работающий «на линейке» и  обеспечивающий поддержание в течение дня в режиме постоянной готовности к вылету санитарного вертолета, должен был «как штык» появиться в производственно-диспетчерском  отделе авиационно-технической базы предприятия.

Там он брал ключи, бортжурнал вертолета, запланированного для несения санитарного и аварийно-спасательного дежурства, не забывая при этом прихватить еще и карты-наряды на техническое обслуживание борта. В этих невзрачных формализированных документах он после выполнения того или иного вида обслуживания вертолета   должен был педантично расписаться в соответствующей графе за  каждое свое телодвижение  по техобслуживанию летательного аппарата.

Как правило, примерно с февраля месяца вертолеты Ка-26 начинали сезон активной работы по заявкам самых разных заказчиков: геологов, электриков, охотоведов и других организаций, щедро оплачивающих авиационные услуги.  В это время в ежедневном плане на полеты стояло иногда по 5-6 вертолетов, планируемых к вылету в самые разные уголки региона. А для экстренных вылетов по заявкам санитарной авиации и для проведения аварийно-спасательных работ планировались  в каждый день один самолет Ан-2 и один вертолет Ка-26. Зимой в ночное время их обычно подстраховывал вертолет Ми-8. В общем, система выполнения работ по применению авиации в народном хозяйстве была хорошо отлажена и практически никогда не допускала сбоев, за исключением, конечно, каких-то непредвиденных форс-мажорных обстоятельств технического порядка.

В этот морозный февральский денек именно в период смены Ростислава как раз и приключился на одном из вертолетов конструкции Николая Камова такой небольшой, но весьма неприятный «форсмажорчик».

Переодевшись в раздевалке технического помещения  вертолетного участка в зимнюю амуницию, включающую в себя ряд обязательных атрибутов: унты, ватная куртка-радикулитка, меховые рукавицы и прочие утепляющие прибамбасы, позволяющие рабочему человеку не замерзнуть на пронизывающем ветру вертолетных стоянок, к восьми  утра Ростик благополучно подготовил к возможному экстренному полету санитарный вертолет.

В эти четыре слова «подготовил к полету санитарный вертолет» входил самый разнообразный перечень различных действий, начиная  с подогрева двигателей при помощи «МП-эшки», то есть моторного подогревателя марки МП-85, заканчивая запуском и газовкой, – прогревом двигателей на малом газу до соответствующих температурных параметров, и оформлением карты-наряда на предполетное обслуживание.

В карте этой расписаться надо было за все, что «натворил» с летательным аппаратом при его обслуживании, раз десять-двенадцать. Это, чтобы, не дай  бог, было бы над чем поработать транспортной милиции и прокуратуре. Как учил молодежь  один  старый мудрый авиатехник, пропитанный авиамаслом МС-20 и кашляющий шплинтами:  «Прежде чем расписаться в карте-наряде – обязательно выполни то, за что расписываешься – иначе с этой бумажки на тебя  укоряющее будет смотреть строгий взгляд  транспортного прокурора».   

К восьми утра потихоньку  подтянулись в «техническую» авиатехники бригад вертолетов  Ка-26 и Ми-8, и также переодевшись в рабочую теплую одежду, направились готовить к полетам стоящие в плане винтокрылые машины. Не задействованные в этих утренних процедурах техники сразу же направились в боксы и ангары, предназначенные для проведения периодических видов техобслуживания. О том, в чем состояла сермяжная суть этих работ, говорилось чуть выше. 
Как было принято, Ростик подготовил к полету еще один вертолет, который благополучно вылетел на обслуживание геологов, а его коллеги выпустили в северное небо еще четыре винтокрыла.

Дальнейшая работа «линейщика» заключалась в поддержании в готовности к вылету санитарного борта, для чего необходимо было периодически его прогазовывать, что бы поршневые двигатели не остыли до неприемлемых величин. Плюс к этому - все работы по обслуживанию прилетающих на заправку вертолетов и проведению так называемых КВС,– работ при кратковременных стоянках, теперь также ложились на плечи Ростика.  Ну и, конечно же, после окончания полетов послеполетное обслуживание санитарного борта, если он куда-то улетал, и еще пары-тройки вертолетов, если они прилетали после окончания рабочего дня основной массы авиатехников, также было возложено на авиатехника линейки.

А послеполетное техобслуживание вертолета Ка-26 в тридцатиградусный мороз, да в темноте, да с зачехлением при помощи рогатой пятиметровой палки узкими, как штанины у стиляги, чехлами трех лопастей верхнего несущего винта, да с открытием всех многочисленных внешних капотов, капотиков и внутренних обтекателей, да с привязыванием всех лопастей к неподвижным частям вертолета  длинными веревочными швартовками, да с проведением вдобавок к обычным операциям еще каких-либо дополнительных, предписанных конструкторами работ, вроде осмотра масляного фильтра двигателей, – это был не просто геморрой, а геморрой с осложнениями и обострениями.

В такие забойные зимне-весенние  рабочие дни, когда еще не были открыты оперативные точки, на которых за точно такую же работу как на базовом аэродроме, но обслуживая только один вертолет, авиатехник зарабатывал денежек в два, а то и в три раза больше, чем на базе, многим технарям вспоминался анекдот про дальнобойщика, меняющего пробитое колесо при сильном морозе.

Вот за   эту и подобную ей  ломовую работу на других типах техники   авиатехнарей по планеру и двигателю в гражданской авиации СССР стали ласково именовать «слонами». Но на это никто не обижался, работая по принципу «хоть горшком назови, но только в печь не ставь».

Где-то в районе обеда санитарный вертолет улетел по санзаданию на самую северную оконечность региона. А это означало, что раньше шести-семи часов вечера он на базу не вернется, и вечер для Ростика явно томным не будет. Это предположение проистекало из того, что  на следующий день инженерами вертолетного участка данный вертолет опять был поставлен в план на дежурство, и его послеполетное обслуживание нужно было обязательно выполнить в этот же вечер.

Предвидя такую весьма  не радужную перспективу, после плотного  обеда  в буфете аэропорта Ростик со своим однокашником по авиатехучилищу  Андреем собирался выкурить  традиционную послеобеденную сигаретку, но увидев стремительно направляющегося к нему старшего инженера вертолетного участка Алексея Яковлевича, остановился на полпути к курилке.

- Ростислав, давай быстро собирайся, бери нужный инструмент и на перрон. Сейчас на заправку прилетит 394-й, заправишь его и полетишь на нем к месту посадки 354-го, он в тридцати минутах от базы сел на болото из-за повышения температуры головок цилиндров правого движка. Пилот сообщил, что заслонки вентилятора двигателя почему-то самопроизвольно  закрылись.   Возьми с собой все необходимое и посмотри, что там стряслось, потом через диспетчера пусть командир  передаст – может ли борт долететь до базы или будем решать вопрос другими путями, - озадачил молодого техника  начальник и также быстро как появился, засеменил в здание АТБ – авиатехбазы,  где размещалось все руководство данного подразделения.

Ростик быстренько сбегал в каптерку к опытному авиатехнику-дефектовщику Степанычу и к уже имеющимся  у него отвертке и пассатижам присовокупил на всякий случай пачку новых свечей и моток контровочной проволоки. Все остальные инструменты должны были быть в инструментальном ящике на борту вертолета.

Примерно через полчаса он уже сидел в роскошной с прекрасным обзором кабине вертолета,  которым управлял опытнейший пилот летного отряда  - командир звена Петр Федорович Шахов. Внизу  проплывали завораживающие зимние пейзажи: заснеженные деревья, искрящиеся под  ярким солнцем снежные поляны, медленно и осторожно ползущие по скользким автодорогам  автомобильчики, небольшие пригородные деревеньки и дачные поселки.

Но помимо созерцания с высоты птичьего полета зимних красот, Ростик пытался мысленно проработать примерный план действий на месте посадки аварийного борта. Информации по неисправности было явно маловато, да и имеющаяся могла быть искажена при передаче через различные каналы, поэтому авиатехник решил не ускорять события и решение по своим конкретным действиям принять на месте после осмотра и проверки системы воздушного охлаждения двигателя.

Подлетев к аварийному борту, управляемая Петром Федоровичем «стрекоза» сделала контрольный круг и, разогнав винтами клубы свежего снега, мягко приземлилась невдалеке от  места посадки вертолета Ка-26 с бортовым номером 19354. Спокойно и уверенно производить посадки и в глубокий снег, и на топкую, зыбкую поверхность болот помогали данному типу вертолетов специальные закрепленные на стойках колес лыжи, которыми  оснащались эти воздушные  трудяги при полетах в северных широтах.

Утопая в глубоком снегу, Ростик с трудом  пробрался к аварийному вертолету, и его командир Николай Тетерин подробно рассказал о неисправности, о том сколько времени ему пришлось лететь при максимальных значениях температуры головок цилиндров, как быстро удалось  подобрать подходящую для посадки площадку и «плюхнуться» на нее.

Авиатехник быстро вскрыл капоты, произвел внешний осмотр  двигателя,  трубопроводов, тяг управления, электрожгутов и не увидел каких-либо признаков  перегрева и повреждений  двигателя и других находящихся на нем агрегатов. Это уже было неплохо.  Теперь настал черед проверки электромеханизма  открытия заслонок. Проведя ряд тестов и манипуляций, которые могли бы выявить неисправность механизма управления заслонками, Ростик понял, что с электроприводом заслонок произошло что-то серьезное, не позволяющее его отремонтировать в  полевых условиях.

Таким образом, выход был один – вручную при помощи грубой физической силы повернуть заслонки в полностью открытое положение  и зафиксировать их там при помощи универсального подручного материала - контровочной проволоки. Что и было быстро и  качественно с двойным запасом прочности выполнено Ростиславом при посильном содействии физически мощного и атлетичного   Николая.
Где-то минут через сорок после этого оба вертолета благополучно прибыли на базовый аэродром, и Ростик доложил начальству об успешном решении поставленной задачи.

Сдержанно поблагодарив авиатехника за  профессионально  выполненную работу, светила инженерной мысли АТБ облепили вертолет и стали искать причину неадекватной работы механизма управления заслонками вентилятора двигателя. Как выяснилось позже, ею стал конструктивно-производственный недостаток данного узла, который был оперативно устранен конструкторским бюро с выпуском соответствующего бюллютеня – документа, предписывающего проведение небольшой доработки конструкции агрегата или выполнение каких-либо дополнительных работ при техническом обслуживании авиатехники. 

Все-таки выкурив запоздалую послеобеденную  сигарету, Ростислав  приступил к послеполетному  обслуживанию  прилетевших бортов.

Рабочее время у основной массы инженерно-технического состава уже закончилось, и отпахавшие свое инженеры, авиатехники, авиамеханики постепенно покидали вертолетный участок. Ростик оставался один на один с прилетевшими на базу бортами и терпеливо ожидал прилета последнего – санитарного.  Вернее сказать, один на один оставался он  со своей частью работы, так как «на линейке» до окончания полетов находился еще и авиатехник по АиРЭО – авиационному и радиоэлектронному оборудованию, но он, как правило, при отсутствии замечаний со стороны пилотов по части электрики и радиооборудования, сразу же после посадки вертолета покидал  стоянку и спокойно дефилировал по направлению к остановке автобуса.

Быстро стемнело. Ростислав без особых сложностей обслужил два вертолета и ждал прилета  санитарного борта.    

Когда санитарный вертолет, сверкая проблесковым маяком и бортовыми аэронавигационными огнями,  подсвечивая взлетно-посадочную полосу фарой, зашел на посадку, а потом переместился на стоянку,  было уже около семи часов вечера.
Пока врачи подъехавшей кареты «скорой помощи» перегрузили больного, пока Ростик заправлял вертолет топливом, радиодинамик,  находящийся на территории соседней с аэродромом войсковой части, сообщил, что в Москве уже пробило девятнадцать часов вечера, и что после краткого выпуска новостей будет транслироваться концерт по заявкам радиослушателей.

В это самое время Ростик, находясь под двигателем вертолета, и, выполняя указание руководства по контролю за состоянием масляных фильтров-сигнализаторов  двигателей, снял один из этих фильтров. Внимательно осмотрев его при свете переносной лампы на предмет наличия металлических частиц и стружки, техник безуспешно пытался деревенеющими от холода руками насадить фильтр на шпильки и присандалить его к картеру двигателя тремя небольшими гаечками.

Мороз поджимал нешуточно. Метео аэропорта опять давало на ночь понижение температуры воздуха до 25-30 градусов. Маленькие гайки с еще более мелкими контровочными шайбами типа «гровер» никак не хотели наворачиваться на шпильки.  Ростику хотелось плюнуть на все и пойти в техпомещение погреться и перекурить, но тут редакция музыкальных программ  вздумала осчастливить своих слушателей популярным хитом Аллы Пугачевой под вполне «соответствующим»  обстановке названием - «Звездное лето».  И когда над аэродромом под мерцающими звездами отнюдь не летнего неба понеслась  бодрая и оптимистическая песенка «Лето,  ах лето, лето звездное будь со мной…», - Ростик, несмотря на всю свою внешнюю интеллигентность и воспитанность,  от всей души, очень непечатно и чрезвычайно нецензурно выругался.       

После этого не в шутку разозленный таким издевательским к себе отношением со стороны коварной фортуны он решительно подкатил к вертолету моторный подогреватель, разжег бензиновую горелку и в потоке  теплого воздуха, выходящего из теплостойких рукавов, успешно завершил все необходимые работы.

В общагу Ростислав вернулся, простояв полчаса на остановке в ожидании заплутавшего где-то сорок четвертого автобуса, только в девять часов вечера.
В маленькой комнатушке размером примерно в двенадцать квадратных метров со скромной табличкой «208»  дым стоял коромыслом.

В запертой изнутри на ключ комнатухе происходило одно из тайных мероприятий, характерных в то время для  мужских аэрофлотовских коллективов, собирающихся вместе в каком-либо закрытом от посторонних взглядов помещений.  Здесь при соблюдении строжайших мер конспирации  осуществлялось  «расписывание пули» или, если говорить литературно, – шла игра в преферанс на определенный материальный интерес.

У Ростислава этого «интереса» в тот период не было, поэтому, приняв горячий душ и перекусив макаронами по-флотски, он отправился на первый этаж общаги в «красный уголок» решать контрольную работу по высшей математике и ваять очередной шедевр по «начерталке».  Заочная учеба на соответствующем его специальности факультете авиационного вуза требовала определенных жертв, и основной ее жертвой было свободное от работы время.

Ровно в двенадцать часов ночи Ростик пришел в свою уже освобожденную  от азартных «парамош»  комнату и, забросив на широкий подоконник огромный лист ватмана с нарисованными в трехмерной проекции изображениями каких-то абстрактных деталей, снова завел старый бабушкин будильник ровно на шесть часов  утра.  Чуть-чуть приклонив голову к подушке, он моментально уснул и уже не слышал, как вернулись с вечерней прогулки по местным ресторанным точкам  общественного питания  его неугомонные  соседи.

Вот так разнообразно и напряженно пролетели какие-то восемнадцать часов из жизни молодого советского авиатехника. Казалось бы, ничего сверхестественного и героического он за это время не совершил, но впоследствии вспоминал об этом насыщенном событиями дне с большой теплотой и воодушевлением. А ретро-шлягер  «Звездное лето» постепенно  стал одним из самых  любимых им советских хитов.

В связи с этим у взыскательных и требовательных читателей могут  возникнуть вполне резонные вопросы: «А почему стал?  А почему постепенно?».  Ответим.  Наверное, потому, что осознание бесценности каждого мига существования человека на планете Земля происходит не сразу, а постепенно и также медленно, как взрослеет и мудреет человек. А потому - только с определенным возрастом к нему приходит понимание того, что каждый миг прошлой жизни уникален, неповторим и бесценен. Как и прозвучавшая при не совсем адекватных условиях песня «Звездное лето».
Как-то все вот так!