Чломма. Глава четвёртая

Целых четыре месяца мы были абсолютно, неприлично, до сахарных соплей счастливы. Долгий срок, по меркам Тананды. Да и по моим, учитывая, что сутки здесь длятся тридцать шесть часов. Наше алогичное, почти запретное на фоне происходящего счастье омрачали только мои тягостные размышления. Об истекающем контракте с Цогмой. О созданных мной изолятах. О том, как мне преподнести эту информацию Цанти.

Наш центр стал прибыльнее, чем кабинет в «Ниббане». У каждого второго кто-то из близких ушёл в пустоши. И хотя меня брала жуть от осознания сего факта, я не мог игнорировать своей выгоды. Моя клиентура росла. Очень быстро мы скопили нужную сумму для покупки лофта в Сонаре. Цанти давно мечтала уехать из шумного Каданса в местечко потише.

Сонар – столица Триагломерации, чудесно подходила под такое определение. Она была выстроена вокруг трёх эхолокаторов Организма. Учёные сравнивали их с ушами людей. Самый тихий город в галактике. Ещё в прошлом столетии в нём законодательно запретили разговаривать громче, чем вполголоса, слушать музыку. Там обосновалось много глухих и слабослышащих. Люди делали всё возможное, чтобы не ранить Чломму громкими звуками и не спровоцировать её отклеивание.

Я пристроил Охэнона на должность своего ассистента. Мне было жаль этого странного дядьку, что годился мне в отцы. По моему настоянию Цогма выделила ему оклад. Его должностная инструкция сводилась к тому, чтобы не бухать на рабочем месте раньше полудня и записывать народ на приём.

Иногда он даже принимал звонки – если был в настроении. Оказалось, у него неплохо работал встроенный фильтр. Охэнон с первой фразы определял, звонит ли потенциальный клиент, злостный завистник, очередная дамочка, жаждущая адюльтера, или робот-рекламщик.

Всё шло своим чередом, пока в одно дивное утро гелевые краны не отключились окончательно. Цанти успокоила меня, что такое случалось и прежде. У неё были запасы в храме как раз для подобных ситуаций. Она умчала туда, даже не позавтракав.

Мне же оставалось только порадоваться за неё и отправиться в «Ниббану» с нарастающим звоном в ушах. С каждой минутой пресс тревоги давил сильнее, будто я лежал под бетонной плитой, грозившей меня расплющить. Ох, не зря ведь предупреждали меня на Земле не пить этих проклятущих гелей...

Не успел я войти в кабинет, как на стене образовалась пугающе бледная рожа Охэнона. Она пробасила:

– Док, на связи его гандонистое величество Лео Варрич.

– Соединяй, – кивнул я, даже не успев удивиться.

Экран замерцал, и я увидел роскошные футуристичные апартаменты. Сам глава Лиги Цогма решил почтить меня своим вниманием. В кресле-панцире сидел маленький человечек с тростью. Набалдашник изображал с некоторых пор хорошо знакомую мне планету. Какая безвкусица, – поразился я, – и какой нарциссизм!

– Мои приветствия! – чуть надтреснутым дребезжащим голосом проговорил он, пыхтя сигарой. Мне подумалось, этот тип больше походит на главу мафиозного клана, нежели на лидера правящей партии. Ему было явно не больше сорока, а признаки старения казались нанесёнными опытным гримёром. Есть такой тип людей, у которых прежние лица проглядывают сквозь слой времени.

После краткого обмена любезностями он перешёл к сути:

– Доктор Жартовский, моё время ограничено, давайте сразу к делу. Мне поступила информация, что вы не используете предоставленную вам пси–аппаратуру. Ваш контракт заканчивается через месяц. Вы желаете разорвать его досрочно?

– Буду честен, господин Варрич, я работаю без аппаратуры. В журнале есть учёт клиентов, вот, ознакомьтесь... – я смахнул рукой по рабочему столу и файл улетел адресату.

– Это я видел, – скривился он, – меня интересует, почему вы не пользуетесь оборудованием Лиги?

– Давайте начистоту. Я самый востребованный специалист за всю историю вашей «Ниббаны». Чем конкретно вас не устраивает мой стиль работы?

Он с хитрецой прищурился:

– О, вижу, вы догадались! Принимайте поздравления!

– По какому поводу? – уточнил я.

– Теперь вы в клубе. Только мы представляем, как в действительности обстоят дела на Тананде. Но тогда мне тем более неясно ваше бойкотирование передовых технологий Лиги! – нахмурился он.

– Я нанялся к вам консультировать креаторов, чем и занимаюсь, Варрич, – резко ответил я, опустив «господина», – о штамповке изолятов в моём контракте речь не шла.

Он словно бы и не заметил моей фамильярности и был исключительно спокоен:

– Верно, но речь шла о работе с нашими гипнокамерами, а их прошивки – коммерческая тайна Лиги. Узнать о них вы могли только нелегальным способом, не так ли?

Я легко соврал:

– Почему же, я просто побеседовал с другими терапевтами. И осознал, что вместо помощи креаторам я всё это время помогал изолятам.

Лео Варрич поднял руки в дипломатичном жесте сдачи:

– Вы правы, Жартовский. Мы не объяснили вам подоплёки труда психотерапевта на Тананде. Но поймите правильно – разве солдатам объясняют тонкости внешней политики, прежде чем дать мегабластер и отправить в бой? Это бы только тормозило процесс, плодило страхи, сомнения и дезертирство.

Я с трудом сдерживал гнев:

– При всём уважении! Чего ради вы скрыли от меня цель моей же работы? Разрушение цивилизации не входит в круг моих обязанностей и уж точно не покрывается моим окладом!

– Скажи мы сразу о помощи изолятам, вы бы не поняли нас, доктор. Людей пугают перемены. Даже если это очевидное благо. Финансовый вопрос я готов обсуждать…

– Так значит, Лига хочет отделить Чломму и считает это очевидным благом? А я должен помочь запустить процесс, который уничтожит целые города? Унесёт жизни? На то должна быть очень веская причина…

Он воодушевился, словно разговор принял долгожданный оборот:

– Она есть, поверьте мне, доктор! Вы заняты благородным делом – спасаете планету от чломмозависимости. Трудитесь на благо будущих поколений!

Эти пресловутые будущие поколения, очевидно, были расхожим мемом, смысла которого не понимал лишь я один.

– А как насчёт людей, уже сейчас страдающих от недостатка гелей? Данное поколение никого не интересует?

Варрич снисходительно улыбнулся:

– Знаете, я немного изучал земной фольклор. Кажется, у вас есть такое выражение: «Нельзя разбить лес, не сломав деревьев...» Нет, не то! Омлет рубят – яйца летят? Что-то в этом духе. Одним словом, жертвы неизбежны. Думаете, мне самому не больно смотреть на мучения людей по обе стороны кордона?

Страдают все, и только избавление от Чломмы принесёт планете облегчение, мой друг. Да, нам всем придётся туго какое-то время, но что такое эти пятьдесят лет по сравнению с миллиардами лет жизненного цикла планеты? А именно столько проживёт Тананда, если мы её освободим. В противном же случае планета усохнет и станет непригодна для жизни в самые ближайшие годы!

– Почему же вы держите людей в неведении?! – ужаснулся я.

– Люди верят в то, что им удобно, Жартовский! – Лео сплёл пальцы рук, словно умоляя меня внять гласу рассудка в его лице. – Информация о необходимости отделить Чломму есть в школьном курсе экологии. Мы талдычим об этом в телеэфирах и с трибун лекториев. Как видите, безрезультатно. Не так просто убедить человека отрезать себе внешне здоровую ногу, убедив, что скоро её поразит гангрена.

Он на секунду умолк и потянулся к стакану воды. Я лихорадочно сопоставлял факты. Неужели Цогмой двигало бескорыстное желание спасти планету? Танандцы как один маниакально патриотичны, но Варрич не походил на местного. А значит, его мотивы могли быть совсем иными.

– Вы толкуете о заоблачном будущем грядущих поколений, когда ваши люди страдают прямо сейчас! Вы точно с Тананды? – спросил я.

– С Марса, мой друг. И потому могу объективно оценивать ситуацию в перспективе. Не прятать голову в песок, как страус, утешаясь благополучием настоящего момента.

Варрич прокашлялся и продолжил, не дав мне вставить и слова:

– Послушайте. Через вас за пять месяцев прошло больше креаторов, чем многие терапевты обрабатывают за год. Вы очень ценный специалист. Будь иначе, я бы не тратил столько времени на ваше просвещение. А просто депортировал бы, как любого другого несогласного с политикой Лиги. Продолжайте использовать аппаратуру в штатном режиме. Делайте свою работу. Ради спасения планеты! Или хотя бы ради увеличения вашего оклада в полтора раза. Вы в деле?

– Я должен подумать.

– Думайте-думайте! – с напускной благодушностью улыбнулся Варрич. – Поймите, вы же психотерапевт. Представьте, что у Чломмы и Тананды сложный брак, созависимые отношения. Вы помогаете им разойтись с минимальными потерями. Вы же не станете сохранять заведомо разрушительный союз? Скажем, где один партнёр по кусочкам пожирает другого?

К этому моменту любовь Варрича к сравнениям-иллюстрациям меня уже изрядно выбешивала.

– Я понял, о чём вы. Но есть некоторые факторы, которые влияют на моё решение, – уклончиво ответил я. – К примеру, работать без геля я не могу в принципе.

– Касаемо гелей: разумеется, у нас есть госрезерв. Мы обеспечим необходимым количеством наших сотрудников даже после отделения Чломмы. Примите верное решение, доктор!

– С этого стоило начать разговор.

– Мы сквозь пальцы смотрим на ваши детские игры с этим центром сопротивления. На биант, зализывающих каждую царапину Организма. Поймите, это капля в море и Чломму не колышет. Ей нужна коммуникация. Её волнует только количество креаторов внутри неё. Чем раньше оно устремится к нулю, тем скорее она покинет планету. Нам нужна ваша помощь.

– А если я откажусь?

Варрич чередовал кнуты и пряники с ловкостью престидижитатора.

– Тогда мы будем вынуждены распрощаться с вами! – он задавил в позолоченной пепельнице окурок сигары. – Лиге придётся закрыть частный центр, который вы держите с одной из биант. Поставить под вопрос уместность занимаемой ей позиции в Кшатре. Ну и, конечно, депортировать вас на Землю.

– Не спешите меня шантажировать! Разве ваши бывшие сотрудники не составляют половину населения планеты? Что, если я захочу остаться?

– Жартовский, вы либо идиот, либо очень хотите домой! – не выдержал Лео. – Вы могли бы доработать месяц своей вахты и остаться, но после нашей беседы… Я сомневаюсь в вашей благонадёжности! Или вы продолжаете действовать в интересах Лиги, пока она видит ценность в вашей компетенции, или летите на Землю. Выбирайте! Жду ваш ответ максимум через сутки.

Экран погас.

Я схватился за голову, проклиная свою тупость. Может, надо было сделать вид, что я согласен? Или притвориться, будто не понимаю, о чём речь? Нет, осознал я, он бы не поверил, у него таких разговоров уже были сотни…

Ворочать мысли было тяжело, каждая весила как мешок с гирями. А в каждой гире сидело ещё несколько, по принципу матрёшки.

А может, надо было продолжать пользоваться гипнокамерой? Но я не мог! Я понял, о какой перемене характера говорили мне в центре подготовки. Я действительно изменился за время на Тананде. Раньше мне и в голову бы не пришло тревожиться за судьбу планеты, медленное умирание которой было мне так финансово выгодно.

Это была западня. Не мог я продолжать работать на Цогму, не мог и подставить под удар Цанти прямым отказом. Что мне оставалось делать?

Я решил рассказать ей всё, как есть. Одно из немногих взрослых решений за весь мой танандский период.

Сочинил речь, выделил маркером важные аргументы. Я должен был уговорить её отправиться со мной на Землю. Теперь, когда стало ясно, что отделение Чломмы не туманная перспектива, а план правящей Лиги, это было вопросом выживания. Если же она не поверит, запись разговора с главой Цогмы точно её убедит.

Час за часом я расхаживал по квартире и репетировал свои тезисы. Ждал, когда она вернётся с кшатровских священнодействий.

Но она так и не пришла домой. Прислала голограмму. Сказала, что должна остаться в храме. Ночью они с биантами сядут в круг и будут камлать и петь мантры, пока Чломма не скажет им, чего хочет и почему больше не кормит своих детей. Утром они поедут на свежую, только вчера пробурённую Цогмой станцию. Общаться с новыми креаторами с Марса.

Отговаривать её было бесполезно. Подкралась глупая, почти детская обида на то, что она и не подумала принести мне геля из храмовых запасов.

Ближе к ночи я обнаружил себя за проверкой информации Варрича. Сеть пестрила контентом, сделанным по заказу Лиги. Они ловко балансировали на грани мифа об отделении Организма. Цогма информировала людей о том, что эта катастрофа может произойти. Одновременно показывая, с каким скепсисом нужно воспринимать такие разговоры, чтобы быть в тренде.

Лео притащил с другой планеты двух – трех добытчиков, которые не сделают погоды и раздул из этого сенсацию. Объявил в СМИ, что ситуация входит в прежнее русло, когда руслом этим и не пахло. Наверно, таким образом он гасил массовое недовольство. Отклеится Чломма или нет, а если Лига будет бездействовать, её свергнут ожесточённые гелевым голодом.

Долгие часы я пытался уснуть. Виски пульсировали, дыхание застревало на уровне диафрагмы. Нескоро я провалился в тягостную муть полуосознанного кошмара. Во сне я шёл по улице и трогал прохожих. Все, к кому я прикасался, покрывались кровоточащими язвами. Со слезами на глазах я посыпал их хлорной известью и шёл дальше – искать Цанти. Хотел найти её и боялся, что найду.

Проснулся я от чудовищного грохота. Кровать подо мной тряслась и плавно съезжала в сторону. Мне почудилось, какой-то великанский ребёнок взял кубик нашего здания в руки, чтобы поиграть.

Комната дала крен, и с полок звонко посыпались тарелки и шаманские статуэтки Цанти. Керамическая фигурка Первоматери прилетела мне прямо в ухо и расквасила его в кровь.

Семиэтажно матеря это недобожество, я со скоростью метеора оделся и выбежал на террасу. То, что я увидел снаружи, уверило меня – я всё ещё сплю.

Чломма шевелилась. Её монструозная голова отклеилась от земли, под ней образовался просвет. Город дрожал и покачивался на волнах прежде неподвижных щупалец. Организм разминал конечности после двухсотлетней спячки. Подтягивал к себе отростки. Начинался шторм.

Городское полотно бугрилось складками. Точно скатерть, которую схватили, чтобы сдёрнуть со стола. Теперь голова Организма зависла, не в силах подняться выше под гнётом выросшей на теле цивилизации.

Башня Репатриации вдалеке замерцала красными огнями, покачнулась, заискрила и погасла. Шприцеобразное здание стало медленно падать.

Лет десять назад я застал нехилое землетрясение в Австразии. Но оно не сошло бы и за демо-версию происходящего теперь в Кадансе.

Тут и там уже горели пожары. На сороковом ярусе я едва слышал доносившиеся с улицы крики ужаса.

Я подбежал к кранам с гелями, замахал треморными руками перед сенсором. Ничего. Изнутри подкатывали растущие симптомы отмены. Я вдруг вспомнил, что всегда до одури боялся боли.

В два счёта я набил рюкзак тем, что подвернулось под руку. Вылетел на лестницу, пока электричество ещё работало. Свет погас, когда я, задыхаясь, шпарил вниз по бесконечным ступеням. Как раз вовремя – ещё пара минут, и меня бы замуровало в апартаментах с автоматическими дверьми. Что-то грохнуло, на голову посыпалась побелка, ступени под ногами поплыли. Я рванул во всю прыть.

Стеклянная проходная была разбита в крошево. Сквозь дыру с окровавленными краями в панике лез полураздетый, босой, ничего не соображающий народ. Некоторые пёрли на себе пожитки или орущих детей. Снаружи воняло палёным мясом. Моё здание покосилось и едва сохраняло вертикальное положение. Обломки фасада падали, придавливая людей. Повсюду лежали тела. Топча их, жителя Каданса с воплями бежали не разбирая дороги.

У меня на глазах толстенный щуп, на котором громоздилась пирамида торгового центра, освободился. Он выполз из-под горы стекла и металла, устремился к голове. В памяти мелькнуло, что внутри был марсианский зоопарк. Конус рассыпался, балки вперемешку с животными полетели с высоты. Лязг, писк, вой. Подхваченный общим потоком, я побежал. Земля улепётывала из-под ног, словно я нёсся по беговой дорожке.

Прямо по курсу возникла запруженная людьми арка. Человек двадцать удерживали прыткий отросток Чломмы стальными тросами. Тщетно пытались закрепить их на земле. Щуп дёргался, извивался и никак не желал оставаться в путах.

Люди орали, пихались и едва ли понимали, что творят.

– Давай, держи её! Крепче!

– Затяни потуже! Тянем на счёт три!

– Куда прёшь, тварь!

Как видно, рассудок помутился не у меня одного. Неужто они думали, какие-то тросы удержат древнее существо в миллионы тонн?

Организм поступил мудро. Как ящерица сбрасывает хвост, он отсоединил пленённый щуп от длинного уходящего к голове мясистого рукава. Кончик его дохлой рыбой шлёпнулся на землю, брызжа голубым и оранжевым.

Толпа издала коллективный неистовый рык. Они побросали инструменты. Накинулись на лужу, распихивая друг друга. Стали лакать с брусчатки. Ребёнок лет семи ловко шмыгнул между ног взрослых. Какой-то мужик толкнул его так, что тот отлетел на пять метров и разбил голову о торчащую дышлом в небо трубу.

Изголодавшиеся за время дефицита и отключки гелей они совершенно озверели. Пацан дёргался в предсмертной судороге. Народ жадно вылизывал тротуар.

Рвота подкатила к горлу. Позыв соперничал с диким желанием к ним присоединиться. Я протиснулся сквозь беснующуюся давку из тех, кому ничего не досталось, и побежал.

Занимался рассвет. Город агонизировал.

Я тонул в фарше из брусчатки, грязи и слизи, бегущей ручьями. Дорога под ногами собралась в гармошку. Я карабкался, срывая ногти, на всё новые возвышения, чтобы через секунду кубарем скатиться вниз. И уткнуться носом в мусорную кучу, лужу крови или обугленный труп.

Вдруг шевеление прекратилось. Утих скрежет и грохот. Блеснула здравая мысль – челнок. В воздухе сейчас безопасней. Я найду челнок и вывезу Цанти из города. Бурю можно переждать в долине. Там нет обезумевших от гелевого голода и падающих зданий.

Я вынырнул на чудом уцелевшую площадь искусств. Та озарялась багряными вспышками. Народ кромсал лазерными пилами живой фундамент консерватории. Ороговевшая плоть поддавалась туго. Кто-то добрался до мягкого мяса, брызнула флегма. Раздался восторженный вой.

Размышлять о том, как быстро они начали пожирать богиню, на которую ещё недавно молились, не было времени. Сверху спикировал помятый аэрочелнок. Из него выскочила женщина, спотыкаясь, нырнула в толпу. Стала пробиваться к флегмовому гейзеру. Это шанс, понял я, и с разбега запрыгнул в брошенный транспорт. Задал координаты храма Цанти и устремился к ней.

С высоты казалось, город вывернуло наизнанку. За одну лишь ночь сотни зданий превратились в руины. Улицы заполнились крошевом, мусором и телами. Деревья лежали корнями к звёздам. Я пролетел над Стеклянной аллеей. Вооружённые молотками подростки остервенело долбили бронированный аквариум. Внутри дразняще блестела рыжая гелевая артерия.

Противостояние цивилов и изолятов обострилось донельзя. Она отклеивается! Катастрофа сорвала все рамки. Доселе сдерживающие людей условности лопнули. Особо стойкие и выдержанные объединялись в группы, пытались удержать щупы от шевеления. Какой-то безумец оккупировал подъёмный кран и придавливал отростки бетонными плитами. А вместе с ними и случайных людей.

Те, кто раньше тайно вредил Организму, выползли из своих нор. Городские изоляты рубили щупальца. С железными прутьями в руках месили цивилов.

Из динамиков приборной панели голосило радио, ведущая была на грани истерики:

– ...аллергики захватили космопорт Каданс-сити. Городской кордон временно обесточен в целях эвакуации. Глава Лиги Цогма убедительно просит граждан сохранять спокойствие, спасательные капсулы уже в пути! Они эвакуируют население на орбитальную станцию Тананды в кратчайшие сроки. В городе работает более пятисот отрядов спасателей. Ищите зелёные челноки. Если их нет в зоне видимости, используйте любой аэротранспорт, чтобы покинуть опасную территорию...

Я дико хохотнул и испугался собственного голоса. Много ли народу слушало трансляцию в такой час? А те, кто слушал, уже и так были в аэротранспорте.

Мой коммутатор остался в квартире и наверняка был погребён под обломками. Я мог лишь надеяться, что Цанти не покинула свой храм и не была раздавлена его же потолком. О том, что её могли и растерзать в пылу драки за гель, я старался не думать.

Жуткое предчувствие настигло меня уже на подлёте. Храмы издревле строили в местах силы. А в этом мире такие места были неразрывно связаны с ростками Чломмы. Шестнадцать цитаделей Каданса возвели на холмах, которые были буграми под кожей Организма.

Из-за облаков пыли, гари и копоти видимости была совсем хреновой. Минут через пять моё предчувствие подтвердилось. На месте храма Цанти зияла глубочайшая борозда, уходящая за горизонт. Такие борозды, только в тысячу раз меньше, остаются в земле, если вытащить оттуда червя. Щуп выкорчевал себя из грунта, а вместе с ним и храмовый комплекс. Я завис над изрытой площадкой. Повсюду валялись осколки плитки, раскуроченные алтари и обрывки священных полотен.

Меня парализовало. Не может быть! Я бы почувствовал, случись с ней что-нибудь. С трудом заставил себя дышать и ещё раз посмотрел вниз. Трупов видно не было. Может, она почувствовала, что происходит, и вместе с другими биантами вовремя ушла в безопасное место? Но где сейчас может быть безопасно?

Нет, понял я. Моя Цанти не стала бы отсиживаться в убежище. Она скорее взяла бы арматуру и пошла крошить всех, кто посмеет навредить Чломме. Хотя с её ручонками… Думайте, варёные мозги! Сквозь пелену подступающей мигрени я пытался мысленно почувствовать её и понять, куда она могла направиться.

Вдруг я ощутил тёплый толчок в спину. Не знаю, удалось ли мне её почувствовать или я себя убедил. Следуя наитию, я задал координаты нулевого километра Каданса. Места, где сейчас зависла голова Организма. И на ультразвуковой скорости полетел туда.

Очень скоро впереди вырос чудовищный парящий пузырь. Он походил на воздушный шар, накрепко пришвартованный к земле канатами своих щупов. Я подлетел почти вплотную.

Внизу, вместо погасшего силового поля, охранявшего голову от посягательств, стоял хоровод. Тысячи людей держались за руки, окружая своего бога. Я стал медленно снижаться, высматривая лицо Цанти, умоляя все известные мне силы мироздания, чтобы она оказалась здесь.

Я летел уже совсем низко и мог рассмотреть, как люди с закрытыми глазами шевелят губами. Опустил стекло, и в челнок проник гул голосов.

Гулко, певуче отовсюду звучало «Haum anаdava... Chlomma ha omnidavass».

Тысячи танандцев повторяли ту мантру, что я столько раз слышал. Смысл которой постиг только теперь. В глубоком трансе, не замечая ни парящего над ними челнока, ни потоков слизи, лившихся с небес, люди заклинали Чломму остаться. Просили истово и слёзно.

Мучительно долго я носился над кругом поющих, стонущих и молящих Высший Организм не покидать планету. Увидел её, когда уже потерял всякую надежду. Мокрая, растрёпанная, она стояла, держа за руки других. Я приземлился. Выбежал из челнока, стал её трясти. Никакой реакции. Цанти была в полнейшем отрешении.

Я разжал её сведённые судорогой белые пальцы. Выдернул её из круга. Подхватил и потащил в челнок. Стоящие по бокам тут же сцепили ладони, замкнув кольцо.

Она продолжала истово, экстатически твердить молитву. Стала медленно приходить в себя, когда мы уже вылетели за пределы города.

– Нет-нет-нет, – заплакала она, когда осознала, где находится,– верни меня в Круг, немедленно!

– Цанти, послушай меня, мы должны улететь отсюда. Я говорил с главой Цогмы, он сказал, что Организм будет отклеен. Цогма годами программировала креаторов на аллергию к гелям! Превращала добытчиков в изолятов! – я запнулся. – С помощью гипнокамер.

– Я должна быть там, я должна быть с Ней, – по лицу её текли слёзы, волосы и одежду покрывала слизь. Не замечая ничего, она хватала меня за руки и умоляла её вернуть. Она меня не слышала.

– Цанти, очнись! – я не сдавался. – Понимаю, тебе сейчас ужасно тяжело...

Она зажмурилась и замахала руками.

– Мне объяснил лично Лео Варрич. Цогма хочет её отделить. Чтобы спасти планету от усыхания. На них работают гипнологи по всей Тананде! Безопаснее всего нам будет на Земле...

Не такой должна была быть моя ультра-убедительная речь. Но в текущих обстоятельствах Цанти пришлось довольствоваться урезанной версией. Внизу замерцали огни космопорта. Как странно, подумал я, здесь электричество работает. Видимо, коммуникации уцелели.

– Ты…? Цогма? – осознание проступало красными пятнами бешенства на её лице. Ненавидящий взгляд опалил меня напалмом.

– Ты! – выдохнула она. – Ты отправил моего мужа в пустоши! Всё это время создавал вражескую армию! Она калечила Высшее Существо! Которому! Я! Поклоняюсь! А теперь вырвал меня из Круга!

– Послушай, я отключил гипнокамеру сразу же, как только узнал, клянусь! Я не хотел этого!

– Думаешь, я хотела?! – она уже полностью отошла от транса и страшно кричала. – По-твоему, я хотела, чтобы изолятка забрала моего сына! Изоляты отняли у меня всё! Ты с ними заодно! Заодно с Цогмой!

– Давай приземлимся в долине и поговорим хотя бы пять минут, я объясню!

С воем она стала колотить меня кулачками, я же не выпускал штурвал.

– На хер твои объяснения! Хочешь лететь на Землю?! Лети! Лети туда, пока я тебя не убила!

Вспышка справа. Челнок покачнулся, удар! Кто-то открыл по нам огонь со стороны космопорта. Он ведь захвачен, понял я краешком сознания. Рефлекторно дёрнул штурвал, чтобы сделать пике. Уйти от нового выстрела.

Но эта посудина уже была неуправляемой. Челнок забарахтался в воздухе. Нас закрутило, как носки в барабане старинной стиральной машинки.

Не помню, насколько жёсткой была посадка. Знаю только, что я вырубился. А когда очнулся – изломанный, окровавленный, терзаемый гелевой ломкой, – уже вечерело. Я оглядел голую каменистую степь с редкой порослью сухостоя. Размозжённый нос челнока. Узорную паутину на лобовом стекле. И распахнутую пассажирскую дверь. Цанти нигде не было».

 

***

 

Костёр чадил. Девчонка потянулась за палкой биосои, изогнутой в форме кочерги, разворошила угли в пепелище. В воздух подлетел рой светлячков, поднялся столб серой пыли. Вместо того, чтобы раскочегарить еле тлеющее пламя, она его погасила. Ильс подметил, что остальные изоляты обращались с огнём более умело.

Три дня он урывками читал ей свою рукопись. Выкраивал час – другой между пахотой на котлованах и утомительными переездами от одного рта Чломмы к другому. И вот добрался до последних страниц. Их он записывал огрызком карандаша, полученным в одной из самых несбалансированных сделок в своей жизни. Пришлось отдать надсмотрщику раритетные наручные часы.

– Не верю тебе! – воскликнула изолятка. – Если бы ты хотел увезти её на Землю, то мог бы и поторопиться! А не ждать отклейки.

Ильс хмуро уставился вдаль, почёсывая затылок. Сидевшее там прошлое клубилось теперь призраками подле огня.

Рыжеватое закатное зарево почти растаяло, съеденное хмурой синью. Температура катастрофически быстро падала. На горизонте виднелся холм головы Организма. Просыпаясь, Жартовский каждый раз с тревогой искал глазами знакомую розовую гору. Та до сих пор висела над планетой. Лишь иногда он ощущал небольшую тряску и поползновение кожных покровов.

Лагерь уже затих до утра, только суховеи еле слышно гудели в карровых желобках и кратерах. Давным-давно, когда котлованы были маленькими колодцами, в этой части пустошей было море. Его выпила Чломма. Теперь воды не осталось, а каменистый грунт был испещрён лунками и лабиринтами борозд. По крайней мере, так утверждали наивные изолятские легенды….

Она не выносила его молчания:

– Выходит, ты не хотел улетать?

Ильс поморщился, распознав надежду в её вопросе:

– Хотел. Но ты права. Я сам выбрал быть тем, кто застрял здесь с тобой. Знать бы только, для чего мне оно понадобилось… – задумчиво протянул он. Накинул капюшон и плотнее запахнул жилет.

«Видел бы меня в этих шмотках Охэнон, – вдруг пришла ему дурацкая мысль. – Ну и кто теперь самый настоящий изолят?!»

Девчонка подобралась ближе. Сумрак заложил ей под глаза глубокие тени.

– Ты говоришь, эта ваша Цогма сделала нас теми, кто мы есть. А вот и неправда! Я всегда ненавидела Эту. И не помню, чтобы хоть раз ложилась в гипнокамеру.

– А ты вообще многое помнишь о своей жизни до пустошей?

– Не особо. Всё как в тумане, – пробормотала она. – Мало ярких картинок. Наши говорят, дэфра нехило плавит мозги. Но без дэфры… сам знаешь!

– Именно так внушение и работает, – вздохнул Жаровский. – Оно зашивается настолько глубоко, что ты и помыслить не можешь, будто когда-то было иначе.

Она ковыряла струп на локте. Он потянулся к поленнице и закинул в совсем затухший костёр свежий кусок биосои. Изоляты собирали этот сорт древесины на границе зелёной зоны. Тепла биосоя давала немного, пахла бензином, зато горела медленно и освещала шатёр долгими часами.

В тщетных попытках согреться Ильс целыми ночами медитировал над пламенем, чуть ли не макаясь в него носом. Иногда от этих потуг его спасала девчонка. Под вечер, когда становилось холодно, после чтения рукописи она залезала к нему в спальник и обнимала со спины. Прижималась грудью к его лопаткам. Становилось теплее.

Жартовский даже успел в какой-то мере к ней привязаться. Посмеивался над собой и этой гаденькой симпатией с налётом стокгольмского синдрома. Наверно, дело было в эффекте переноса. Он слишком много рассказал ей о Цанти.

Она сновала вокруг костра, взбудораженная рассказом:

– И бианту не спас, и сам не улетел! Видать, тебя смерть не пустила. Ты умрёшь здесь, потому что вы все умираете.

– Ты тоже умрёшь, – отмахнулся он. – И не факт, что позже меня.

Изолятка нахмурилась:

– Почему?

– Ты участвуешь в боевых вылазках, сражаешься с цивилами, питаешься чем попало и сидишь на дэфре.

– А чем дэфра хуже воды? Вы, земляне, все до единого сидите на наркотике под названием вода и жутко страдаете, когда её нет!

Ильс кутался в спальник и сооружал из его края подобие подушки. Ответил, зевая:

– Может, оттого и умираем...

Она забралась к нему под покрывало и уже привычно обняла со спины. Но сегодня всё было иначе. Её рука против обыкновения не легла ему на живот, а скользнула ниже.

Ильс засопел, но пытаться делать вид, что ничего не происходит, было бесполезно. Она злорадно зашептала:

– Я не умру. Моя жизнь будет в новом существе, которое я приведу в наш мир.

– Уж точно не с моей помощью!

– Да ну? – хихикнула она, двигая рукой под толщей спального мешка. – Мне нравится слушать про твою бывшую жизнь. Расскажи мне, что было потом! Когда ты очнулся? Вы упали, а дальше?

– Отвяжись.

– И не делай вид, будто тебе не нравится. Рассказывай давай.

– Или что?

– Или будет как в прошлый раз, помнишь?

– Думаешь, меня возбудит, если ты шарахнешь меня электричеством?

– Ты и так возбуждён, Землянский.

– А ты и так уже знаешь, что было дальше. Мой челнок подбили. Возможно, твои люди, захватившие космопорт. Ммм… Мы спикировали прямиком в пустоши. При посадке я разбил голову и сломал пару рёбер. Оххх, девочка, что же ты делаешь...

– Не отвлекайся, что было потом?

– Пару дней я питался витаминными капсулами из аптечки. Идти не было сил. Лежал в челноке и ждал смерти. Пока на меня не наткнулся ваш патруль. Угодил к вам в плен. От голода и потери крови почти ничего не соображал. Меня притащили в ваш лагерь. Надели электроошейник… Ммммм, давай не так сильно, ага?

– Ты тоскуешь по своей бианточке? Хочешь снова её увидеть? Отвечай!

– Полегче, а не то ты ускоришь развязку моей истории...

– Отвечай!

– Да, чёрт тебя подери! Тоскую! Мне не хватает её, ясно! Какого хера ты ко мне привязалась?

– О, да… Это я и хотела услышать. Ляг на спину и помоги мне. Только медленно. И говори.

– Я постоянно о ней думаю. Жива ли она? Даёт ли Цогма им гели из резерва? Или она прозябает без помощи, пока я здесь… Твою мать!

– Продолжай!

– Пока я здесь торчу с вами, проклятыми изолятами! Ммм! Ты совсем охренела?!

– Мне прекратить? А может вот та-а-ак?

– Не будь у меня этого ошейника, я бы тебе врезал!

– Врёшь! Ты бы не стал так делать! Тебе же нравится!

– Хочешь проверить?!

– А знаешь что, давай проверим! Я отстегну эту штуку! Ну как, скинешь меня теперь или продолжим?

– Ну щас ты у меня получишь! Выгни спину!

– А ты заставь меня!

– Так ты хочешь?!

– Да! Ещё!

– ...

– Она красивая? Красивее, чем я? Отвечай!

– Да, она ангел, она совершенство…

– И кого ты хочешь больше!?

– Ммм!

– Ну же!

– Тебя!

– Тогда давай сильнее!

– Давай потише… Я сейчас…

– Хочу детёныша от парня с большой земли!

Ночь прорезал вопль. Она вцепилась в него клещом, и он не смог бы отстраниться, даже если бы хотел.

– Как твоё имя, чудовище? – спросил он, лёжа лицом к небу и обнимая её.

– Анчисс…– прошипела она ему на ухо жарко и удовлетворённо.

Он отвернулся, стараясь не вдыхать её запах.

Она натянула на них покрывало и через несколько минут засопела. Её имя мучительно звенело у него в голове, он уже слышал его прежде. Ильс выждал не менее получаса, пока не удостоверился, что она глубоко спит. Шею больше не сдавливал ошейник, и дышалось непривычно легко и сладостно.

Он очень аккуратно высвободился из липких объятий. Тихо и спокойно сложил в рюкзак свои пожитки. Собрал разбросанные по земле флакончики дэфры, выпавшие из поясной сумки Анчисс. Бесшумно выскользнул из-под тента, защищавшего от дождя.

И тут его пронзило воспоминание. Имя изолятки красной нитью вплеталось в засорённое сознание того злополучного креатора. Имя обрамляла кайма ненависти и жажды мести. Тогда в своём кабинете на семидесятом ярусе «Ниббаны» Ильс долго копался в его голове. После сеанса Финн простил даже своих родителей, но только не её. Ильса передёрнуло. Образ ребёнка с безъязыкой чёрной дырой рта встал в картинку недостающим паззлом.

В отдалении раскатисто запел какой-то упившийся дэфрой надсмотрщик. Никем не задержанный Жартовский пробрался к шатру Анчисс.

У приоткрытого полога босиком в одной рубашонке стоял мальчик. Ветер спутал его светлые волосы в один большой колтун. Колени поблёскивали свежими кровоподтёками.

– Рэйми? – тихо позвал Ильс.

– Ты не мой папка, – раздался строгий голосок в его голове. Нутро онемело. Прежде он не общался с телепатами. Он присел на корточки. Осторожно потрепал ребёнка по худому плечу:

– Нет, парень. Конечно, нет.

Глаза ребёнка постоянно меняли цвет, куда быстрее, чем у матери.

– Но ты отведёшь меня, – голосок всхлипнул, – к Цанти?

– Мы постараемся её найти.

– Она там! Я чувствую! – Рэйми указал пальчиком на запад. – Пойдём скорее!

– Не вопрос. Давай только раздобудем какую-нибудь одёжку. Путь неблизкий.

– А я не чувствую холода, – жутковато улыбнулся беззубым ротиком Рэйми, и Жартовский на секунду усомнился, не придумывает ли реплики немого ребёнка его воспалённый ум.

Он поёжился от ветра:

– Хотел бы я похвастаться тем же!

Ильс обчистил шатёр. Присвоил маленькую аптечку, набор выживатора с батончиками протеина, баллон с водой. Порадовался, найдя тёплую камуфляжную куртку с вшитым бронежилетом. Ему она налезала только на одну руку, и в неё был закутан Рэйми. Уже на выходе из палатки не удержался от издёвки и пяткой начертил на земляном полу сердце.

Его вдруг окутало уютное спокойствие. Он посадил ребёнка на плечи и двинулся на запад.

Он не боялся нарваться на патруль изолятов. Не боялся заплутать и умереть от истощения. Жартовского страшило лишь то, что чутьё маленького мутанта приведёт их к очередному котловану.


Глава пятая: http://www.proza.ru/2018/05/27/1821