Главы из книги Кит. Глава 9

9

Проснулся Соломон, как и в предыдущий раз, в полной темноте, с совершенно пересохшим горлом. Он пошел на кухню выпить воды – кухонные часы показывали два часа ночи. Соломон ни секунды не сомневался, что Иссахар Дов-Бер сказал ему правду, и Реувен в беде. Как узнать хоть что-нибудь наверняка? Писать в Палестину, жене Реувена Ольге он теперь уже никак не мог. Обращаться к Грачеву? Этого делать совсем не хотелось, и, кстати, Грачев куда-то пропал, уже больше месяца от него ни слуху, ни духу.

В полдень Соломон все же позвонил Борису Григорьевичу на служебный номер.
- Кто спрашивает? – раздался в трубке неприятный голос.
- Говорит Ледерман из Службы связи.
- Вам перезвонят.
Перезвонили немедленно.
- Здравствуйте Соломон Ефремович, это Зоренко. Борис Григорьевич в командировке, но я могу помочь по оргвопросам. Если нужна другая помощь, то ее может оказать наш сотрудник, я его вызову, если хотите.
- Спасибо, Анатолий Иванович, ничего не надо, дождусь товарища Грачева.

Вечером Соломон рассказал Дине про свой сон, она сразу поверила, что все это правда, и очень перепугалась.
- Что же делать? Не только Исаак, но и Рувка! – Дина металась по комнате.

Реувен был самым младшим ребенком в семье. Он был моложе Дины на восемь лет, она нянчилась с ним маленьким, и он навсегда остался для нее ребенком. Реувен приехал в Палестину одновременно с Соломоном, жил недалеко от Хайфы, в кибуце Ягур. Но почему он в тюрьме?

- Я сейчас свяжусь с Марковым, он сам предлагал обращаться за помощью, – сказал Соломон сестре.
Тут же, из дома, он позвонил Илье Петровичу и попросил о встрече.
Марков предложил Соломону приехать ещё раз на уже знакомую тому станцию Желдыбино.
- Вы застали меня в Москве чудом. Видите ли, я теперь почти здесь не бываю. На Северной железной дороге я…скажем… командую неким… там и живу, в пяти минутах от станции. Есть поезд в восемь вечера на Кинешму, приезжайте после работы, я вас встречу в Желдыбино на перроне. Переночуете, а утром вернетесь.

Соломон так и сделал. На перроне его ждал Марков – подтянутый, ладный, в темной шинели с тремя «шпалами» и молоточками в петлицах.
- Здесь идти меньше десяти минут – сказал Марков, переходя вместе с Соломоном через пути, и направляясь к поселку у кирпичного завода. Миновав всего несколько домов поселка, они подошли к избе с верандой и палисадником. У крыльца росли две рябины и еще какое-то раскидистое дерево. «Это черемуха», – пояснил Илья Петрович, заметив внимательный взгляд своего гостя. В комнате их встретила пожилая, одетая по-деревенски женщина.

- Знакомьтесь, Соломон Ефремович, это Евдокия Семеновна – домоправительница. Дом мне временно выделили от МВО(1). Евдокия Семеновна следит за порядком в доме – сама живет по-соседству. Телефона здесь нет, но можно мне телеграфировать на станцию. Можно даже молнии посылать – мальчишка со станции добежит за минуту.

-  Я самовар поставила, сейчас скипит, чайку попьете с дороги, – сказала Евдокия Семеновна. Постелила я гостю-то, в сельнике постелила, – громким свистящим шепотом сообщила она Маркову и вышла.

- Скажу вам сразу, можете умолчать о содержании ваших видений, я не обижусь, но все же постарайтесь описывать ситуацию как можно точнее, чтобы у меня была возможность вам помочь.
 
Из сеней донесся шум.
- Это пришла моя жена, мы продолжим наш разговор при ней, – сказал Марков.
Соломон удивленно поднял брови.
В комнату вошла высокая красивая женщина и улыбнулась с порога. Она подошла к столу и протянула Соломону руку.
- Приятно познакомиться, Лиза!

*

Соломон сразу понял, что именно она была той соседкой- переводчицей, о которой рассказывала Дина.

- Не подумайте, я не шпионила ни за вами, – ни за вашей сестрой, - оправдывалась Лиза, – все настоящее: и служба в Наркомпросе, и испанские дети.

- Эту квартиру я приметил, когда мы занимались пропиской Дины Ефремовны, – квартира числилась за Коминтерном, и её жилец как раз внезапно «убыл», как они говорят. А испанцев надо было срочно размещать, и через Коминтерн тоже – да там и не возражали, – объяснил Марков. – Теперь о другом… я не просто так хотел, чтобы мы разговаривали втроем. Лиза… прошла со мной через тяжелые бои в Испании, через очень жестокую, кровавую войну. И она была не только переводчиком, она готовила группы партизан – подрывников, сама водила их на задания. Мы брались за очень рискованные вещи, и они нам удавались, мы уцелели, были словно заговоренные. Конечно, я рассказал Инес, то есть Лизе, о своем даре, он и ее спасал много раз. У нас нет секретов – там мы были боевыми товарищами, а мужем и женой стали позже, уже здесь. Инес умеет слушать, умеет выделить главное, она очень наблюдательна, и она одна… один из самых умных людей, которых я встречал в своей жизни.
Лиза даже покраснела от смущения.

- Ну, Эрнесто, скажешь тоже… я обычная.
«Они до сих пор друг друга называют Инес, Эрнесто – как на войне», – Соломон чувствовал, что прикоснулся к вещам, о которых не имеет никакого представления.
Лиза и Марков внимательно выслушали рассказ Соломона о последних двух месяцах его жизни, и о недавнем предупреждении, касательно младшего брата.

- Начну с конца, – сказал Марков, – я думаю, что тот, кто рассказал вам о вашем младшем брате, очень скоро объяснит вам что делать, и лучше, чем кто-нибудь другой. И про вашего старшего брата тоже объяснит. А вот вызов на Лубянку… не исключаю, что это Грачев подстроил, хочет вас подвесить на крючок НКВД, иметь над вами больше власти. Но, я так понял, что Наркому вы понравились. Только не забывайте, вы – простой рабочий, высококвалифицированный рабочий и только. Это ваше главное оружие в общении с ними – они-то как раз не рабочие, в основном. И еще… это – ваша маска.

- Эрнесто, можно я… – начала Лиза, – Илья Петрович кивнул.
- Вы рассказывали, что теперь проверяете новые документы органолептически, то есть – основываясь на чувствах, на первом впечатлении. Это очень верно – отличная идея! Мы так смотрим на нашу маскировку фугасов. Только говорите проще, без таких сложных слов.

Давая совет, Лиза жестикулировала, и Соломон вдруг припомнил, что раньше она все время прятала руки. Ее руки были вполне обычными, но большими по-мужски, крупнее, чем у Маркова, хотя тот был хорошего роста и спортивного сложения.

Засиделись до середины ночи – несколько раз грели баташевский, с медалями, самовар. Пили чай и ели вкусное варенье из крыжовника. В полумраке комнаты нежным увядшим цветком светился абажур; окрашивая теплым, персиковым светом людей, стол с посудой, гнутые спинки стульев. Было очень тихо.

- Сейчас создаётся учебный центр железнодорожных войск, здесь, в треугольнике: Киржач – Бельково – Желдыбино. Я назначен его начальником. Это уникальные места, они полны природных загадок. Что-то необъяснимое происходит здесь с радиоволнами, например. На всей территории нашего учебного центра идеальная, потрясающая радиосвязь, но она буквально кончается на этом самом месте, без таких сложных слов Марков постучал указательным пальцем по столу. – Я не шучу, мои владения простираются чуть дальше, до следующей станции: «156-й километр». Так вот, отсюда до той станции радиоприема нет вообще. Компас там постоянно сходит с ума, вероятно, магнитная аномалия. Я вам говорил: «большие рыбы» ищут сверхъестественное, феномены, и находят – кто-то знающий обратил их взгляды на эту неприметную часть России.

- Хотел вас спросить, Илья Петрович, но стеснялся… вы, как я понимаю, человек простого происхождения?
- Да, мой отец был путевым обходчиком на железной дороге.
- Однако, говорите вы очень хорошо, даже слишком хорошо для советского военного, вы говорите, как университетский лектор.
- Вы хотите знать, откуда это взялось?
- Да.
- Моими устами говорит Даль, – Марков улыбнулся, – почти. То, что я не получил от Даля, получил потом, когда учился в Военно-Транспортной академии, от одного дорогого и важного для меня человека.

«Это он о Прянишникове. Наверняка», – совершенно неожиданно промелькнула в голове Соломона чужая мысль – он понятия не имел, о ком речь.
 – Да вы и сами говорите, как Даль, очень похоже, даже интонации узнаваемы.
Соломон смутился: «Просто – не в бровь, а в глаз. Он меня насквозь видит»?

На прощанье Илья Петрович пригласил Соломона и Дину с девочками приезжать на лето в деревню, в четырех километрах от станции, где у него тоже имелся служебный дом. Там бескрайние леса, грибы, ягоды, раздолье – видно было, что и сам он вспоминает с удовольствием. Прощаясь с Лизой, Соломон спросил о ее отчестве: было неудобно, что он его не знает. «Елизавета Ермиловна Маркова», – сказала она, прощаясь с Соломоном за руку, и не сразу отпустив ее. Соломон улыбнулся про себя – рука Лизы в руке Соломона казалась маленькой.

*

С раннего утра в Оренбурге звонили колокола, был праздничный день – Иоанн Богослов.

«26 сентября 1917. Собрать листья для гербария», – было записано в дневнике Маши. Она не имела привычки собирать гербарии, но что-то подсказывало ей, что уже никогда не будет больше такой осени, такого сонного бабьего лета с колокольным звоном. Не будет старого родного дома и сада – привычная жизнь заканчивается. Виктор и Саша поехали на прогулку, а она осталась дома – ходила по саду и собирала листья. Утром она первый раз без боли вспомнила Алешу, у Маши было ощущение, что ее держит за руку невидимая сестра, мудрая, много пережившая, и помогает ей. Маша думала, что это alter ego побуждает её к прощанию и прощению.

Был январь 1912 года, когда она впервые увидела Алешу. Это произошло в Петербурге, на углу Невского проспекта и Екатерининского канала. Она приехала, чтобы провести неделю с братом и Анечкой, его женой, которую нежно любила. Витя и Аня жили постоянно в Москве, но так получилось, что Виктор должен был пробыть в столице целый месяц, и он пригласил в Петербург отца и Машу – повидаться. Вся семья жила теперь в «Европейской». В этот день, брат и сестра договорились встретиться в три часа, на углу канала и Невского проспекта. Виктор возвращался в это время из Императорского Географического общества, со стороны Гороховой. Когда Маша пришла в назначенное место, то увидела брата, живо беседующего с высоким, стройным морским офицером.
- Это моя замечательная сестра Маша, – сказал Виктор, – Маша, позволь тебе представить, – Виктор указал на флотского офицера, – Алексей Иванович, исследователь. Он только что представил потрясающий доклад, построенный, в основном, на фотографической съемке с аэроплана, которую сам же Алексей Иванович и делал. Он фотографировал на севере Финляндии жилища лопарей и движение оленьих стад. День за днем. И составил карту сезонных миграций! Ты представляешь, как далеко ушла техника, наш разум за ней не поспевает! Вот, уговариваю его отправиться со мной на Командорские и Алеутские острова, фотографировать аборигенов с аэроплана.
- С гидроплана: аппарата конструкции Кертисса – тихо поправил Алексей Иванович.
- Whatever(2), как угодно.
- Вы авиатор? – спросила Маша.
- Авиатор: сейчас преподаю в Морском кадетском корпусе, одновременно обучаю офицеров в Школе воздухоплавания в Гатчине.

Алексей Иванович глядел на Машу веселым и очень добрым взглядом серых, с лукавыми лучиками глаз. Ей казалось, что они знакомы сто лет, и ей очень не хотелось, чтобы он вдруг сейчас взял и ушел.
- Пойдемте с нами, Алексей Иванович, прогуляемся не спеша по Невскому, погода хорошая, – сказала Маша.
- А потом мы зайдем в ресторан в гостинице, и выпьем немного коньяку, – продолжил Виктор, – и я расскажу вам про алеутов, про их удивительные костюмы и деревянные шляпы, которые я готов зарисовывать всю жизнь.
 
Виктор был очень оживлен и, казалось, счастлив.

«Зачем отец заставил его стать офицером, – он испортил брату жизнь», – подумала Маша.

Потом они долго сидели в ресторане. Маша опьянела от очень маленькой рюмочки шерри. Она не отрываясь смотрела на Алексея, сидящего к ней в профиль, на его худое лицо с острыми чертами, впалыми щеками, и ей казалось, что человеческое лицо должно быть именно таким, что это – идеальное лицо, самое красивое. Алексей был очень своим, каким-то родным. Маша не понимала, как это может быть – они знакомы всего лишь два или три часа.

- Маша имеет степень бакалавра, училась в Берне: будьте поосторожнее с рассказами, Алексей, она физик и химик, легко вас уличит в невежестве.
- Куда уж нам, – развел руками Алексей, и глаза его вновь смеялись.
- Как ваша фамилия, Алексей Иванович? – спросила Маша.
- О, фамилия самая простая, как, впрочем, и имя – Кузнецов.
- А по-моему – прекрасная фамилия! – Маша вдруг очень ясно поняла, что безоглядно, без памяти, с первого взгляда, влюбилась в этого человека.


***** 

  1)Московский Военный Округ.
  2)Без разницы (англ.).